Действие первое

Комната в квартире Лесиковых. По обстановке видно, что квартира получена недавно. Она двухкомнатная, а раньше Лесико-вы жили в одной комнате. Здесь-то — в двух комнатах, кухне и коридоре — они и разместили свое однокомнатное имущество. Его мало. П влаге я Филатовна — женщина в годах, но крепкая, только сутулая, прилаживает на стену какую-то бумагу в раме. Как позднее выяснится, это авторское свидетельство, или, как раньше говорили, патент на изобретение, сделанное ее сыном Виктором. Виктор тоже в комнате. Он сидит у стола, о чем-то думает.

Пелагея Филатовна. Ты что, Витек?

Виктор. Что?

Пелагея Филатовна. Задумался...

Виктор. Что у тебя за манера, мать, все время спрашивать — что, как, чего? Почешусь, так ты и то: чего чешешься?

Пелагея Филатовна. Ну и что? Чешешься, значит, может, мыться пора.

Виктор. Вчера душ принимал.

Пелагея Филатовна. Так чего же чешешься?

Пауза.

Жалко мне тебя, вот что! Виктор. А ты не жалей. Пелагея Филатовна. Так я вижу. Виктор. А ты не гляди. (Подошел к окну,

смотрит на улицу.)

Пауза.

Пелагея Филатовна. Вот — что в окно

посмотрел? Виктор. Ну, посмотрел и посмотрел! На вот,

еще раз посмотрю! Народ идет. Дождь пе-

рестал. В ларьке чего-то дают, хвост выстроился. Панелевоз едет.

Пелагея Филатовна. А ее не видно.

Виктор. А ее не видно!

Пелагея Филатовна. Так и говори: Тамарку выглядываешь.

Виктор. Ну, выглядываю. Ее выглядываю. Жду не дождусь!

Пелагея Филатовна. Если про четыре тысячи узнает, прибежит.

Виктор. Не прибежит.

Пелагея Филатовна. Еще как примчится!

Виктор. Не примчится.

Пелагея Филатовна. Не примчится и не прибежит, а прилетит без пропеллера.

Виктор. Жди!

Пелагея Филатовна. Жду я ее, ненаглядную, жду не дождусь. Уж так соскучилась. Как же — целых три дня не вижу, четвертый пошел... Неужели пустишь?

Виктор молчит.

Дрянь ведь она.

Виктор. Оценочки у тебя... Когда со мной была, краше Тамарочки и жены ни у кого не было, всем уши про Тамарочку прогудела: вот она у нас какая, вот она сякая! А теперь гаже и не отыскать.

Пелагея Филатовна. Так как же не дрянь, если ушла! Была около тебя — была хорошая, ушла — значит, дрянь. Это обыкновенно.

Виктор. А я тебе заявляю: если вернется, рад буду, имей в виду.

Пелагея Филатовна. Пустишь?!

Виктор. Еще прощения попрошу.

Пелагея Филатовна. Ты у нее?!

Виктор. Яу нее.

Пелагея Филатовна. Интересно! За что же это?

Виктор. За то, что обидел.

Пелагея Филатовна. Ты — ее?

Виктор. Я — ее.

Пелагея Филатовна. Чем же ты ее обидел, не напомнишь?

Виктор. Раз ушла, значит, обидел.

Пелагея Филатовна. Она у тебя жиру объелась, вот и сбежала. Как сыр в масле мы ее катали.

Виктор. Вот, значит, и закатали.

Пелагея Филатовна. Уж, может, и я виновата?

Виктор. Может, и ты.

Пелагея Филатовна. Так... Уж и совесть она твою с собой прихватила... Да я перед ней как бес вертелась. Уж и сама-то вечером в постель лягу, думаю: да что это я перед ней ужом плаваю... Все улыбалась. У меня от этой улыбки до сих пор уши болят. Скажешь, не улыбалась?

Виктор. Ну, улыбалась...

Пелагея Филатовна. А когда она на стол вместо котлет угли черные подавала, думаешь, не хотелось мне ей сказать: гонять бы твои котлеты в хоккей вместо шайбы! А я терпела. Давилась, а кушала. Словечка не проронила. И молчала бы до конца дней. Разве уж только из гроба бы крикнула: свистулька, вот ты кто!.. И то, может быть, не крикнула бы, смолчала, потому что я-то уж в могилу, а тебе с ней жить... Ничего, ничего, только бы теперь в газете напечатали! Пусть бы ее там этой газетой и припекло. Забегала бы как ошпаренная.

Виктор отошел к столу, рассматривает какие-то чертежи.

Мягкий ты, Витя! Дед у тебя по отцовской-то линии лютый был. Уж Алена, жена его, мать Семена нашего покойного, ангел была, я помню, а он на нее — с топором. А за что? На кого-то посмотрела, кому-то ласковое слово сказала.

Виктор. Ну, хорошо, мать, купи топор и положи там на комоде, придет Тамара — голову оттяпаю.

Пелагея Филатовна. Странный ты, Витя, цены ты себе не чувствуешь, вот что.

Виктор. Какой еще цены?

Пелагея Филатовна. Человек свою цену обязательно должен чувствовать и поведение свое согласно этому иметь.

Виктор. Что-то новенькое у тебя появилось. Поясни.

Пелагея Филатовна. Чего пояснять... Тут умом не поймешь, тут организмом надо.

Виктор. Какая же цена тебе?

Пелагея Филатовна. Какая-никакая, а есть. Большего не запрошу, но уж и на меньшее не согласна.

Виктор. В общем, давай, мать, договоримся. Если Тамара вернется... не вернется, конечно, не бойся... но если придет... словом, приладься.

Пелагея Филатовна (после паузы). А я и так, Витя, всю жизнь только и знаю что прилаживаюсь. Ко всему. И к тебе в том числе.

Виктор. Чего тебе купить, когда деньги получу?

Пелагея Филатовна. Ничего мне не надо... В дом надо. Когда в одной-то комнате жили, вроде всего хватало, а в две переехали — чего-то пусто.

Виктор. Подарки надо сделать.

Пелагея Филатовна. Кому?

Виктор. Всем, кто помогал.

Пелагея Филатовна. Это непременно. Уж, поди, ползавода гудит... Не идут что-то.

Виктор. Придут еще.

Пелагея Филатовна. И девицы сейчас на тебя кидаться будут. Увидят, что теперь одинокий. Смотри...

Виктор. Нужны мне твои девицы!

Пелагея Филатовна. Знаю я тебя: не глядишь, не глядишь ни на кого, а как глянешь, так куда твои умные мозги денутсяГ Как с Тамаркой.

Виктор. Тамара — особо.

Пелагея Филатовна. А в семнадцать лет не я тебя из петли вытаскивала из-за какой-то дохлой Нинки?

Виктор. Ну, будет, мать. То семнадцать, а то двадцать семь.

Пелагея Филатовна. Натура-то — она на всю жизнь одна. Думаешь, переделал себя, оформил, как требуется, а поднеси спичку — пых! Тут как тут, все на месте.

Виктор. М|ать, не гуди, дай позаниматься.

Пелагея Филатовна. Ты чего там опять решаешь?

Виктор. На больших скоростях втулки у новых станков горят.

Пелагея Филатовна. Пустили бы меньше скоростя.

Вик тор. Зачем же тогда новые станки ставили? Не гуди...

Пелагея Филатовна прошлась по комнате, подошла к комодику, переставляет на нем вещички.

Оставь, чего ты там трогаешь!

Пелагея Филатовна. Убери ты ее вещи. Не трави себя.

Виктор. Мать, я сказал — не трогай.

Пелагея Филатовна. Ладно. Пыль только оботру. (Взяла тряпку, вытирает пыль.) И без нее хорошо. Плюнь, Витя, плюнь и перекрестись. Мало их бегает! Только согни палец в суставе вот так (сгибает палец, будто манит кого-то), десяток прибежит. И квартира теперь какая... Я вот все хожу и себе не верю.

Виктор. Ну радуйся, радуйся.

Пелагея Филатовна. Тебе, Витенька, не понять. Пожил бы всю жизнь в общественных квартирах, с керосинками да дровами, с ведрами погаными да скандалами...

Виктор. Интересно, а я где жил?

Пелагея Филатовна. Ты молодой. М£>лодо-му везде ладно да весело. А я как подумаю— и эта комната наша и та!.. (Распахнула дверь в другую комнату. Там виден празднично накрытый стол, над столом портреты в овальных рамах.) А за ней стена. И нет соседей, и никто носом в кастрюлю не лезет... Всю жизнь на чужих глазах жить — мука, Витенька. Ведь во все норовят влезть. Советуют, перемигиваются. Семен выпивши придет — охают, соболезнуют. А чего им! Мой Семен, не их, какое их собачье дело!.. Витя... ты ей все-то деньги сразу не давай, она бесшабашная, пустит по ветру.

Виктор молчит.

Чего молчишь?

Виктор. М|ать, ты мой характер знаешь — советы слушаю, а решение принимаю сам.

Пелагея Филатовна. Да уж вырос, вырос, известно...

Входят Антон Копалин и его жена Нонн а, нарядные, веселые. Здороваются.

Нон на. Витя, поздравляю! Полное признание!

Виктор. Спасибо.

Антон (Виктору). Насчет втулок не осенило?

Виктор. Не идет... Может, тебе светит?

Антон. Откуда!.. Мой ум — исполнительного характера.

В и к т о р. В цилиндре, конечно, дело.

Антон. Видимо.

Пелагея Филатовна. Что Мишутку не прихватили?

Нон на. В канцелярский магазин пошел школьные принадлежности покупать, ему в школу нынче. Семь лет одиннадцатого будет, приходите отметить.

Пелагея Филатовна. Счастливые вы...

Антон. Вроде бы. (Виктору.) В мотомагазин сейчас гонял, роллер присматривал. Пелагея Филатовна, куплю — первый пассажир вы.

Пелагея Филатовна. Нет уж, милый, катал бы меня, когда я в общественной квартире мыкалась. А сейчас пожить охота... Вот, Витя, не умел ты жену взять, у Антона бы поучился. Глазам светло — что он, что она. Погляди, как ухожен. А твоя — хоть бы раз рубашку тебе выгладила.

Виктор. Теперь синтетика, гладить нечего. Повесь на плечики, высохнет, и всего дела.

Пелагея Филатовна. А какие носовые платки по карманам таскаешь — срам. Вот покажи.

Виктор. Хватит тебе!

Пелагея Филатовна. Нет, ты покажи, покажи!

Виктор. Мать, будет, говорю, на сегодня — на завтра не останется.

Пелагея Филатовна. У меня для нее на всю жизнь репертуару хватит.

Виктор вышел.

Антон. Ну как?

Пелагея Филатовна. Видишь!

Антон. Теть Поль, не трогайте его.

Пелагея Филатовна (взорвавшись, со слезами и горечью). Да не могу я его таким видеть, не могу, сердце изорвалось! И срам-то какой: «От Вити Лесикова жена сбежала!» За что?!

Н о н н а. Не надо было такую молоденькую брать. Девчонка глупая!

Пелагея Филатовна. А зачем ему потрепанная-то? Не брать! Он от нее вот тут до потолка прыгал... Не брал — схватил! Вначале-то и мне она живулькой показалась — веселая... Уж какой Витя умный в деле, а тут как будто на другого его меняют... Ведь праздник-то какой! Патент я вон повесила, значит, на весь Союз признали.

Антон. Может, какая другая страна купит, тогда и на весь мир.

Пелагея Филатовна. Да что ты!

Антон. Запросто.

Пелагея Филатовна. И деньжищи какие страшенные. А он как в воду опущенный. Никакой радости. (Плачет.)

Антон. Теть Поль, был я у нее утром.

Пелагея Филатовна. Ты? Зачем?

Антон (тихо). От Вити записку носил.

Пелагея Филатовна. Так я и знала! Что ж там написано?

Антон. Я не читал.

Пелагея Филатовна. Эх ты!.. Зовет, зовет! Однолюб он у меня, однолюб. Беда. Где она?

Антон. У родителей, дома.

Пелагея Филатовна. У родителей? Что ж к тому-то не перебежала?

Антон. Не знаю. Решает, видимо.

Пелагея Филатовна. А кто тот-то?

Антон. Понятия не имею.

Пелагея Филатовна. Хитрая... Про четыре тысячи не говорил?

Антон. Сказал.

Пелагея Филатовна. Зачем, зачем!

Антон. Хотел посмотреть, как реагирует.

Пелагея Филатовна. Ну?

Антон. Уже знала откуда-то.

Пелагея Филатовна. Знала?

Антон. Знала. Слыхала, говорит.

Пелагея Филатовна. И что?

Антон. Даже не вздрогнула.

Пелагея Филатовна. Они, выдержанные-то, самые страшные. Боюсь я таких. Вот и директора прежнего боялась — выдержанный был, лютый.

Н о н н а. Антон тоже выдержанный.

Пелагея Филатовна. Ты, Антон, не выдержанный, ты — воспитанный. Это другое. А у тех... Что в их страшных мозгах варится, никак не угадаешь, но уж обязательно что-нибудь такое, от чего тебе плохо будет.

Антон. Показалось мне — может, и придет.

Пелагея Филатовна. Да зачем, зачем! Опять мучить. Ведь он, дурачок, ждет. С утра рубашку ее любимую надел.

Антон. Да как же не ждать, если любит.

Пелагея Филатовна. Одним-то бы махом лучше. Больно, зато враз.

Нонна. Не уверена. Иным постепенно требуется, а то лопнуть могут. А постепенно стихать будет. Стихнет и отвалится.

Пелагея Филатовна. Сама не знаю...

Антон. У Вити характера нет.

Пелагея Филатовы а. В отца, в отца... Тому, бывало, скажут: «Семен, я видел, у тебя из кармана трояк торчал, пойдем, куда полагается». Семену и неудобно: жадный, скажут. Сема и тащится. Водка, говорят, его сгубила. А я знаю — не водка, а доброта. От доброты и помер.

Нонна. Вон Ванька Сухотин загулял, так Раиса его, в чем он был — на улицу выбросила. На всех его фотографиях глаза ему повы-ковыряла.

Антон. Тьфу, ненормальная!

Пелагея Филатовна. Витя — воск, как помнешь, такой и вылепится... Наша-то сама ничего не взяла, в одном платье выскочила.

Нонна. Я сейчас к девушкам в общежитие забегала, они тоже за Витю переживают. Мы вот что придумали, Пелагея Филатовна: хотим одну новенькую ему на глаза привести.

Пелагея Филатовна. Это еще кого?

Нонна. Молоденькая, тихая, недавно из деревни.

Пелагея Филатовна. Зачем же ему деревенскую?

Антон. Теть Поль, разве теперь определишь — которая городская, которая от сохи?

Пелагея Филатовна. Ты ее видела?

Нонна. Лидию-то? Видела.

Пелагея Филатовна. Ее Лидией зовут?

Нонна. Лидией.

Антон. Ничего, такая... ромашечка.

Пелагея Филатовна. А характер?

Нонна. Этого не знаю. На вид тихая.

Пелагея Филатовна. Все они тихие, когда из деревни-то в город приезжают, а потом такими наглыми делаются! Через мои руки сколько прошло учениц да помощниц! Собственничество из них выбиваешь, выбиваешь, пролетарскому духу учишь, а они, знай, под себя гребут. Они и истинных-то рабочих заразили. Сколько теперь развелось — которым только рубль икона!

Антон. Что это вы так?

Пелагея Филатовна. А вот этак! Не успеют оклематься, им уж и квартиру подай, и зарплату высокую, и садово-огородный. Я вон квартиру на старости лет получила, а москвичка. И уж в начальничках у них везде свои понасажены, своих-то и тянут. Города-то и нет — большая деревня во всей ее психике.

Антон. Такие обобщения заключать, теть Поль, дело рискованное.

Пелагея Филатовна. Не обобщаю, про симптом говорю. Настоящих-то деревенских получше твоего знаю и уважаю. Из моих учениц и помощниц сколько мастериц вышло.

Антон. Ничего не поделаешь, теть Поль, идет общий процесс.

Пелагея Филатовна. Да знаю я! Не темней тебя. Знаю, что процесс. Только за процессом-то этим следить надо, чтоб чего с места не сдвинулось.

Нонна. Важно, чтоб Витя хоть на какую-нибудь повнимательнее посмотрел. Тогда все на поправку пойдет. А там видно будет.

Пелагея Филатовна. Да, он уж если заметит, тут все, тут он и приварится.

Нонна. Придут поздравить.

Пелагея Филатовна. Ждем уж. (Открыла дверь в другую комнату.) Вот у нас как! (С приятностью.) А на заводе-то шумят?

Антон. Шумят.

Пелагея Филатовна. Это хорошо. Пусть знают! Вот им Филатовна какого подарила.

Виктор (входит). Хватит меня честить! (Антону.) Давай на бумаге распишем, кому что подарить. Садись. Пиши.

Антон садится к столу.

Пелагея Филатовна. Никого не пропускайте, обиды будут. Нонна, помоги мне хозяйничать...

и Нонна ухо-

Пелагея Филатовна дят.

Виктор. Был у нее?

Антон. Был. Отдал.

Виктор. Ничего не сказала?

Антон. Ничего.

Виктор. Ну, пиши... Первому — Игнату Васильевичу.

Антон. Что?

Виктор. Продумал. Он, когда последний раз к матери заходил, этот мой японский транзистор увидел, явно облизывался. Ахал, охал. Мы ему и приподнесем.

Антон. Ого, натура ты, Витек! А достанем?

Виктор. Ездил по магазинам, пока не нашел. В случае — отдадим этот. Себе потом куплю.

Антон. Не чересчур?

Виктор. Если б не он, кто его знает, может быть, лежала бы наша идея в ящике.

Антон. Ну давай, ему стоит — пробивной мужик.

Виктор. Начальнику техотдела. Помнишь, сколько времени тратил, когда заключение давал?

Антон. Не возражаю. (Смеется.) Начальнику надо, начальник всегда сгодится. Что ему?

Виктор. Я узнал, он зажигалки собирает. В одном комиссионном приглядел, такая смешная — в виде кукиша. Из-за границы какой-нибудь тип привез.

Антон. Сколько стоит?

Виктор. Тридцатку.

Антон. Ну ладно, осилим.

Виктор. Главному технологу.

Антон. С этим ты поосторожней. Он интелли-

рентный, еще обидится. Скажет — что это еще за подарки. За подхалимаж сочтет, не дай бог — за взятку.

Виктор. Какая взятка, ты что?! Он человек не грязный. Такое и в голову не придет. Мы хитро сделаем. У него сынишке лет двенадцать. Купим ниппельный футбольный мяч, а сверху для смеха распишемся: изобретатели Антон Копалин и Виктор Лесиков.

Антон. Ты погоди. Давай сначала составим список — кому дарить.

Виктор. Да всем.

Антон. Кому — всем? Всему заводу, что ли?

Виктор. Нет, заводу зачем. Цеху.

Антон. А у нас народу-то!

Виктор. Ну и что! Мужчинам — по пачке хороших сигарет, дамам — конфеты.

Антон. Бухгалтеру надо, он смету составлял. Бывало, уж темно, а он сидит, не уходит, на счетах щелкает — из-за нас.

Виктор. Пиши: бухгалтеру. На проходной — Кузьме и тете Симе.

Антон (смеется). Тете Симе косыночку подбросим — рада будет.

Виктор. Я вот все не могу решить, как с высшим начальством поступить. Главный инженер, директор...

Антон. Им нельзя. Ты еще секретарю парторганизации предложи...

Виктор. А нашему комсомольскому можно? Ему, я знаю, электрогитару охота.

Антон. Ну, на гитару пусть сам что-нибудь изобретает. Галстук в зубы, и хватит.

В дверь стучат.

Пелагея Филатовна (она то входила в комнату, то выходила). Не заперто, входите!

Входят Галина, Лидия, Зинаида и ее муж Филипп. Все здороваются.

Зинаида. Витя, поздравляю! (Дарит ему большой букет.) От всех от трех. Антон, и тебя!

Антон. Я что, я сбоку.

Пелагея Филатовна приняла от сына цветы, ставит их в воду.

Виктор (девушкам). Спасибо!

Зинаида. Знакомься, Лидия, это тетя Поля, Пелагея Филатовна, мать Вити. Теть Поль, наша новенькая — Лидия Мещерякова, подсобная пока. Мы ее показать вашему Вите привели.

Лидия. Здравствуйте.

Пелагея Филатовна. Слыхала, слыхала. Здравствуй, гусятница!

Зинаида. Она там не гусей пасла, библиотекой заведовала.

Пелагея Филатовна. Ишь ты, ученая, значит!

Лидия. Какая там ученая! Здесь поступать буду.

Пелагея Филатовна. С книгами все-таки.

Лидия (улыбаясь). Это в школе учат — книга главный друг, читай, читай. А я теперь знаю, кто много читает: кому делать нечего. У нас больше всех пастух читал. Ходит, через день меняет, а поговори с ним, ни одной своей мысли, все вычитанные. Ну до того дочитался, так цитатами и сыплет. Спросишь его: Дарья с поля не приходила? А он: «А Дарья стояла и стыла в своем заколдованном сне». Или: слыхал, у Ковригиных, говорят, телка сдохла? А он тебе: «Все счастливые семьи похожи одна на другую, каждая несчастна по-своему». Дурачок!

Пелагея Филатовна. Витя тоже много читает.

Лидия. Так я видела, — кто по делу книгу берет, а кто вместо семечек.

Филипп. К столу бы надо — поздравить...

Зинаида. Сиди!

Галина. Ты, Витя, поздоровайся с Лидией, познакомься.

Все наблю-

Лидия и Виктор здороваются, дают.

Пелагея Филатовна (сыну). Надень пиджак-то, гости пришли.

Вышла вместе с Виктором.

Лидия. Не узнал меня.

Зинаида. Ты разве знакома с ним?

Лидия. В комсомольской комнате третьего дня встретились. Я полы мыла, убиралась, а он взносы платить пришел. У меня со стены щит с какими-то показателями сорвался, гвоздь вывалился. Он подошел, щит поднял, гвоздик нашел, приколотил.

Галина. А потом?

Лидия. Потом я пыль с бюста обтирать стала. Когда посмотрела, он уж вышел.

Галина. Третьего дня?

Лидия. Третьего.

Галина. Это как раз Тамарка от него ушла. Он тот день ничего не видел. Со мной встретился, вместо «здравствуй» «здравствуйте» сказал. Я со страха ему в пояс поклонилась. Ты, Лидия, расшевели его немножечко. Я бы сама флиртовать с ним стала, да он меня сто лет знает, подумает — не сошла ли с ума.

Лидия. Не умею я.

Зинаида. Ты влюбленная-то хоть раз была?

Лидия. А как же, любила.

Галина. Разошлись?

Лидия. Расстались.

Галина. Почему?

Лидия. Он после школы сразу на север уехал, завербовался.

Галина. Вернется.

Лидия. Нет. Уж женился там.

Галина. Быстро у него любовь испарилась.

Лидия. Так это я его любила, не он меня.

Филипп. Выпить Вите надо, и все.

Зинаида. Филипп!

Входит Виктор.

Галина. Ну, Витя, как жизнь?

Виктор. Все отлично.

Галина. Ох, Витя, Витя, всегда ты как на ладошке, за что и любим. «Отлично!» А у самого один глаз радуется, а другой плачет.

Виктор. Ничего, высохнет со временем.

Филипп. Осушить бы и надо... за столом.

Зинаида. Филипп!

Филипп. Ну что — Филипп, Филипп! Чего вы Витьку травите! Праздновать пришли, а вы ему болячку ковыряете. Одним глазом радуется, а вы хотите, чтобы и из него слеза текла. Будет! На потом перенесите.

Пауза.

Ты, Витя, лучше скажи, как тебе в голову идеи твои приходят?

Галина. Он о заводе день и ночь думает.

Виктор. У меня просто мысль если зашевелится, вопрос поставит, вот я этот вопрос и хочу решить. Он, вопрос этот, как кость в горле, — пока не вытащу, мешает. Решать интересно...

Пелагея Филатовна (входит). Идите кушать, готово все.

Все идут в другую комнату.

Нон на (Пелагее Филатовне). И не посмотрел на Лидию.

Пелагея Филатовна. Тамарка у него в глазах, Тамарка. Как пелена! Пока не сорвал, ничего не увидит. Посади их рядом, авось разглядит.

Все уселись за стол.

Антон. Друзья! Радость наша общая. Но заметим себе: вот сидит меж нами наш товарищ Витя Лесиков. Окончит Витя институт, пройдет лет пять или десять, уйдет Витя от нас, и будем мы только меж собой вспоминать: а помните, как мы с Витей Лесико-вым в его новенькой квартире запросто сидели.

Виктор. Будет тебе! Я скажу. За всех, кто рядом!

Все скандируют: «Ви-тя! Ви-тя! Ви-тя! Шай-бу! Шай-бу! Шай-бу!»

Пелагея Филатовна (вытирая слезы). Семен не видит... Не видит мой Семен... Виктор. Мать!..

Пелагея Филатовна вышла в переднюю комнату, взяла платок. Входит Тамара.

Пелагея Филатовна (опешив). Ты? Тамара. Я. Здравствуйте. Пелагея Филатовна. Здравствуй, Томочка. Вернулась?

Пауза.

Тамара. Зашла.

Пелагея Филатовна. Вернулась или зашла?

Тамара. Еще не знаю.

Пелагея Филатовна. Как это — не знаю?

Тамара. Вот так.

Пелагея Филатовна. Уж тогда не мучь его, не мучь, пожалуйста. Если ушла, так ушла. Он и так не спит, не ест, куда сесть, где встать — не знает.

Из другой комнаты доносится дружный хохот.

Тамара. Как раз это я сейчас слышу и чувствую.

Пелагея Филатовна. Так ведь праздник большой. Вон патент-то, посмотри. (Показала на стену.) Тамара. Это наше дело, мама, мы и решим.

Позовите Витю.

Пелагея Филатовна. Погоди. Я ведь тоже не дура набитая, кой-что промеж вами видела и понимаю. Сядь... Ну, сядь. Что от тебя — отвалится, если со мной поговоришь?

Тамара (села). Ну что?

Пелагея Филатовна. Я никогда между вами не вставала. Вставала я между вами, а?

Тамара. Я не знаю, что вы ему говорили, когда меня дома не было.

Пелагея Филатовна. Пока не ушла, ни словечка худого не сказала. Тамара. А ушла?

Пелагея Филатовна. А ушла, так уж и не взыскивай... Ну погоди, ругаться я с тобой не хочу, не буду, я не об этом. Любит он тебя до одури. В наше-то время не каждый так любить умеет, больше играют, а ты хороший билет вытянула. Не пьет. Уж за одно это держаться надо. Получку в дом. Восемь месяцев вы в законном браке. Восемь! Только. Разве это срок? Это все проба идет, притир. Самое трудное время. Обтираетесь. Тамара. Аяне хочу этого. Пелагея Филатовна. Хочешь — не хочешь... Об этом тебя закон жизни не спрашивает. У каждого человека свои углы да зазубрины. Когда человек один, они ему и не мешают, а женился или замуж вышла, чужие-то углы тебя колют, больно. Тут как

угол за угол задел, так и вспышка. Ссора, значит. Это вначале. Друг об друга постукаются, углы-то пообобьются, зазубрины попритупятся, — лучше и пары нет до самого гроба!

Тамара. Не о том вы.

Пелагея Филатовы а. О том!.. Ты не перебивай... А есть такие черты, которые сломать невозможно. Все равно как нос или ноги — уже если кривые ноги, кривыми и останутся.

Тамара. Ноги у него прямые.

Пелагея Филатовна. Я не об ногах, не сворачивай. Тут уж изъяны эти любить надо, чтить даже, потому как они даже, может, не изъяны, а черты, может быть, даже важные. Он себя и так для тебя-то ломал, ломал.

Тамара. Чем это ломал?

Пелагея Филатовна. Да хотя бы в мелочах. Танцевать учился. В кино всякую ерунду ходил с тобой смотреть. Для тебя. Котлеты не любил? А ты ему каждый день котлеты. Ел, слова не вымолвил. Даже лук жареный. Помню, давала ты ему эту приправу-— луковую. Ну, думаю, мягок Витя, мягок, а скажет: не ем. Гляжу — глотает. Это тебе что?!

Тамара. Вы только мои недостатки видите. А он проснется ночью: «Томочка, Томочка!» Я обрадуюсь: что, говорю, милый ты мой? А он: «Знаешь, какая мне идея относительно шестеренок пришла...»

Пелагея Филатовна (смущенная). Я ж не говорю, что он ангел... мыться тоже не любит...

Пауза.

Тот-то лучше, что ли?

Тамара. Какой тот, какой! Это я дурака вашего дразнила, думала — в чувство придет, больше на меня внимания обращать будет.

Пелагея Филатовна (образованно). Да что ты! Так ведь у него, Томочка, с этим-то открытием самый разгар был. Работа, институт, изобретение.

Тамара. Ну и пусть осваивает все это, жена-то ему зачем! Пусть на заводе женится или хоть на этом самом своем патенте!

Пелагея Филатовна (зовет). Витя! Витя! Тамарочка вернулась, красавица наша пришла!

Тамара. Не вернулась я, нет, не вернулась!

Вбегает Виктор. Широко распахнув дверь, остановился.

Гости за столом замерли с рюмками в руках.

Поздравляю тебя. Виктор (не подходя). Томочка!..

12 Театр № 5

Антон. Черт, в новых домах нигде черного хода нет, один парадный.

Все издали робко здороваются с Тамарой.

Пелагея Филатовна. К столу идем, Томочка, к столу.

Тамара. Спасибо, я только поздравить зашла.

Пелагея Филатовна. Ну, поздравь, поздравь. Ты, Витя, не беспокойся, я гостей займу. Гости вы мои милые, мы сейчас двойной праздник устроим! (Ушла, прикрыв за собой дверь.)

Тамара. Доволен?

Виктор. Видишь, все вышло.

Тамара. Вижу. Холостому-то без меня весело.

Виктор. Что ты... (Подошел к Тамаре.)

Тамара. Не подходи!

Виктор. Томочка...

Тамара. Рада за тебя. Ты умный, я всегда знала,

Виктор. Томочка, прости меня.

Тамара. Не в прощении дело, Витя.

Виктор. Записку мою получила?

Тамара. Словам твоим не верю, знай заранее.

Виктор. Клянусь!

Тамара. А то, что ты мне про деньги пишешь, просто даже не пойму — зачем.

Виктор. Так твои это деньги, совсем твои. Все, все до копеечки, да, да. У меня у самого такое чувство, будто я у тебя их отнял. Они твои, понимаешь? И приятно мне хоть что-нибудь для тебя сделать. Ты не уйдешь, Томочка?

Тамара. Уйду.

Виктор. Я тебе обещаю...

Тамара. Не надо, Витя. Я знаю, у меня тысяча недостатков.

Виктор. Каких, каких! Что ты выдумываешь!

Тамара. Не в этом дело, Витя. Мне кажется, я просто тебе не нужна.

Виктор. Ты? Мне? Это я виноват, я. Но я же тебе написал, я все понял. Я холодный человек...

Тамара. Нет, ты очень горячий, когда тебя что интересует. Очень... Кстати, кто это там сидит?

Виктор. Кто?

Тамара. Такая беленькая, противная.

Виктор. Это подсобница, новенькая, недавно из деревни.

Тамара. Как зовут?

Виктор. Кажется, Лидия... Ты не подумай.

Тамара. Я ничего не думаю. Надеюсь, вкус у тебя все-таки сохранился.

Виктор. Да как ты можешь так говорить, Тома! Ты права, я эгоист, я делаю только то, что мне хочется.

Тамара. Да.

Виктор. Теперь — все! Теперь — что ты ска-

жешь, то и будет. Все! Хочешь, с этого завода на другой уйду?

Тамара. Ты и на другом таким же останешься. Тебе себя надо менять, не работу.

Виктор. Да, да, это верно, верно! Я сломаю себя, сделаю!

Тамара. Ведь ты пойми. Я тебя спрашиваю: «Витя, который час?» Ты смотришь на меня, а потом говоришь Антону: «Я думаю, ее следует поставить справа, а не в центре...» Я же не предмет неодушевленный! Ты даже не заметил, когда я ушла.

Виктор. А когда ты ушла?

Тамара. Вот видишь... (Заплакала.) Я ушла, а вы с Антоном здесь кричали...

Виктор. Так мы кричали, я и не слышал. А ты разве что-нибудь сказала?

Тамара. Витя!

Виктор. Нет, нет, я совсем не то хотел сказать.

Тамара. Я сказала: я ухожу!

Виктор. Да я же помню, помню! Только я думал, ты в магазин или в кино.

Тамара. Ничего ты не помнишь, ничего ты не видишь, ничего ты не чувствуешь. У тебя в голове — заводской план, институт, изобретение. Вон опять уж на столе что-то разложил. Это что еще там за гадость?

Виктор (подбегая к столу). Это? Это втулки. Вот они, вот, вот! (Рвет чертежи.) Я клянусь тебе! Да разве я могу променять тебя на что-либо, на кого-либо! Да черт с ним совсем, да гори оно синим пламенем!

Тамара. Витя, я же не какая-нибудь темнота допотопная. Институт — хорошо, работа — хорошо. Но я-то у тебя где, а? Я ведь не втулка, не заводской план, я молодая женщина. Мы с тобой только восемь месяцев женаты. Пелагея Филатовна говорит: углы у каждого, пообобьются, пообтешутся. Да я восемь месяцев об углы твои бьюсь-бьюсь, у меня уже вся душа оббита, я же люблю тебя!

Виктор. Любишь! Томочка, Томочка!.. (Бросился к жене, зацеловывает ее.) Томочка!

Тамара (смеясь). Не верю тебе, не верю... Да тише ты, тише... нельзя, войдут... перестань... Золотой ты мой!.. Тише, войдут...

Виктор. Да ну их всех, ну! Томочка, милая моя! Никогда мне больше никаких тысяч не надо, ничего! Ой!

Тамара. Ну, тихо, тихо! Не хотела я идти, не хотела. Не выдержала. Радоваться-то, думаешь, мне не хочется? (Целует мужа.) Поздравляю тебя, дурачка! Ты, Витька, конечно, самый умный в мире!

Виктор. Купи себе что-нибудь такое... умопомрачительное! Цветной телевизор хорошо бы, а?

Тамара. Что ж ты меня не спрашиваешь, где я была это время, с кем?

Виктор. Не хочу. Ничего знать не хочу. Раз вернулась, ничего не хочу знать.

Тамара. Да ни с кем, ни с кем не была, знай? Господи, чего я только с собой ни делала, чтобы тебя разлюбить. В Сокольники на танцы поехала. Только в толкучку вошла, парень из-под земли — во! (Показала рост парня.) Из пасти перегар. И сразу меня за руку — хап. Я вырвалась и бежать, он за мной.

Виктор. Да я бы его! Томочка! (Целует ее.)

Тамара. Догоняет меня. Чувствую — хватает.

Виктор. Я бы его! Томочка! (Целует ее.)

Тамара. Да погоди! Он бы тебя одним пальцем— как муху... Погоди, дай рассказать!

Виктор. Да зачем, зачем?

Тамара. Из-за тебя, проклятого, из-за тебя! Имей в виду, будешь еще так со мной обращаться, вырву, из самого сердца вырву,, навсегда!

Виктор. Пойдем к столу, ко всем. Мать точно сказала: два праздника. Нет, один, один: ты вернулась! Это праздник, а остальное — тьфу!

Тамара. Начнут сейчас про меня...

Виктор. Пусть попробуют! (Открывает дверь.) Вот и мы с Томочкой.

Антон. И замечательно!

Н о н н а. В центр давайте, в центр!

Лидия (Виктору). Видишь, как хорошо вышло,

Виктор на нее и внимания не обратил.

Пелагея Филатовна. Лидия, ты уйди с этого места, тут всегда Тамарочка сидит. Пересядь!

Лидия пересела к краю стола.

Зинаида (тихо). Не везет тебе, Лидия. Лидия. А мне чужого счастья не надо. Я своего дождусь.

Галина (тихо). Нет у Вити гордости.

Филипп. Зато любовь есть.

Галина. Я гордость выше любви ставлю.

Филипп. Ставь, ставь, когда другого поставить нечего.

Антон (Пелагее Филатовне). Ну, завертит его теперь эта чертова девчонка...

Пелагея Филатовна. Будет тебе... Красавица-то какая, поди поищи у других-то!

Антон. Моя Нонна...

Пелагея Филатовна. Не надо, Антон, не смеши, и так весело!

Звонок. Пелагея Филатовна проходит в переднюю комнату, прикрывая за собой дверь. Открывает Игнату Васильевичу.

Чего звонишь, не заперто.

Игнат Васильевич. Я не торкался. Здравствуй, старуха!

Пелагея Филатовна. Здравствуй, Игнат. Игнат Васильевич (достал шоколадку).

На, кусай.

Пелагея Филатовна. Спасибо. Игнат Васильевич. Как на пенсии-то? Пелагея Филатовна. Хорошо. Знаешь,

будто каждая косточка на свое место ло-

жится. Игнат Васильевич. И точно: замечательно

выглядишь. Пелагея Филатовна. Погоди, меня еще

путевкой на прощанье премировали. Съез-

жу в дом отдыха. Тогда погляди. Без меня-

то там живы?

Игнат Васильевич. Вертимся. Пелагея Филатовна. Да, когда ворочаешь, думается, уйдешь — без тебя завод

остановится. А ушла — будто и не было. Игнат Васильевич. Грусть понимаю. Ми-

лая, такие ли уходят, а жизнь дальше ка-

тится... Витька-то твой, а? Пелагея Филатовна. Да уж! Семена-то

нет, не видит. Игнат Васильевич. Прогадала ты в свое

время, Пелагея.

ПелагеяФилатовна. В чем это? Игнат Васильевич. Помер твой Семен. А я

жив.

Пелагея Филатовна. Ну и что? Игнат Васильевич. Какой-никакой, а жи-

вой лучше покойника.

Пелагея Филатовна. Это еще проблема. Игнат Васильевич. Уж так!.. А я с Клав-

дией устал. Колготная... Если бы не услов-

ности общества, бросил бы ее. Тебе бы

руку предложил. Пелагея Филатовна (не без удовольст-

вия). Чего мелешь-то, чего! Игнат Васильевич. Хорошо у тебя. И сын

замечательный, и друзья шумят. А у меня

в доме один ее голос. С досады я тогда на

ней женился, не за красоту. Пелагея Филатовна. Да уж как-никак я

поинтересней была. Игривость в ней отсут-

ствовала. Сидит, бывало, будто пуф какой.

И еще воображает. Игнат Васильевич. Ох, и мутила ты мне

голову! Клавку-то, бывало, обнимаю, це-

лую, а сам думаю — это ты, тебя целовал. ПелагеяФилатовна. Постыдись! Игнат Васильевич. Да ладно, чего там:

таись, стыдись... Теперь-то чего стыдиться?

Нечего. Ладно, проплыло... Позови Витю,

поздравить хочу. Пелагея Филатовна. К столу иди, мы уж

отмечаем. (Открыла дверь в другую комна-

Все дружно приветствуют появление Игната Васильевича.

Виктор. Сюда, Игнат Васильевич, сюда, в

центр! Вот главный наш руководитель, помощник, без которого ничего бы и не соорудили.

Игнат Васильевич. Не преувеличивай. Твоя, брат, голова на основном участке работала, не моя. Я больше ногами работаю— по чужим делам бегаю. (Взял рюмку, которую ему налили.) Ну, молодежь, первую за мать, за родительницу. Вот ты мне скажи, Пелагея, откуда такие, как твой Витька, берутся? Ты женщина хорошая, работящая, стопроцентная, в войну за трех лошадей ворочала. Через твои руки столько металлу прошло — в Москве все площади и улицы залить можно было бы вместо асфальта. Но, не в обиду будь сказано, выдающаяся в смысле ума ты не особенно. Верно ведь говорю, да? И Семен твой — нехорошо о покойнике, — но мужик был так себе, больше по банке ударял, она его и сожгла. А Витька откуда? Голова откуда такая появилась, спрашиваю! Талант! Вон у нас сейчас на практике сынишка главного инженера Светловидова — обалдуй обал-дуевич. И поговорить не о чем: футбол, хоккей и у какой девки юбка короче. Алексей Владимирович, конечно, его за уши в инженеры вытянет, а все равно пустяк-парень. И ведь главного инженера сын, и мать, говорят, ученая, чуть ли не астроном. Уж было из чего состряпать... А ваш Витька, можно сказать, из ничего получился. Вот она — загадка природы! За тебя, мать, за чудо природы!

Пелагея Филатовна. Я уж и понять не могу — похвалил ты меня или облаял.

Игнат Васильевич (смеется). Объективную характеристику выдал. (Заметил Тамару.) Ты тут? А кто-то мне болтал, будто ты от Витюхи деру дала.

Пелагея Филатовна. Кто, кто это тебе на-стрекотал, кто? По тому языку паровым бы молотом шлепнуть.

Игнат Васильевич. Сочинять любят, это верно. С утра сходятся и чешут языки, чешут. Где вранье, где правда, сам черт не разберет. (Тамаре.) Смотри, Витюху ласкай, лелей. Такие на вес золота, наша гордость. А то и хвост наломаем, за нами не залежится. (Смеется.)

Неловкая пауза.

Что

Пить не могу, начальство вызывает... притихли?

Антон. Да нет, ваши умные речи слушаем.

Филипп. До чего вы хорошо про загадку природы и про хвост сказали. Не позабыть бы.

Лидия. Я в общежитие пойду.

Игнат Васильевич. Сидите. Вижу, без старших-то вам сподручней. Я, Витюха, собственно, к тебе на три минуты.

извинить.

Виктор (обрадованно). Идемте. Игнат Васильевич. Просим Я именинника не задержу.

Виктор и Игнат Васильевич вышли в переднюю комнату.

Я, Витюха, так сказать, на ходу, потом поговорим обстоятельнее, подробнее. Во-первых, поздравляю. (Жмет Виктору руку, долго трясет ее.) Виктор. Спасибо.

Игнат Васильевич. Ну, изобретатель, на нас жаловаться не можешь? Как могли — помогли, до победного финиша, так сказать, совместно добрались.

Виктор. Какая может быть обида, что вы!

Игнат Васильевич. Ты извини, что я с таким деликатным вопросом... Словом, людей поблагодарить следовало бы. Люди старались.

Виктор. Конечно, еще бы! На первом же цеховом или общезаводском собрании скажу. О вас особенно говорить буду.

Игнат Васильевич. Спасибо, Витя, это хорошо обо всех доброе слово сказать. Только, понимаешь, людям спасибо, а тебе еще четыре тысячи.

Виктор. Я понимаю. Я всем подарки хочу сделать.

Игнат Васильевич. Это уже к делу ближе, Витя. Это хорошо. Это ты на верный, товарищеский путь встаешь.

Виктор. Мы как раз с Антоном голову ломали — кому что дарить.

Игнат Васильевич. Так я и знал. Ломает, думаю, Витя голову. Замечательный ты парень, душа. Я этот разговор с тобой начал, чтобы ты не мучился. Ведь голову, поди, уже сломал?

Виктор. Да, да.

Игнат Васильевич. И я тебе скажу: не ломай, дай деньгами.

Виктор. Нехорошо как-то... неловко.

Игнат Васильевич. Да почему неловко-то? Вот и сам не знаешь. Например, меня ты отметить хотел?

Виктор. Конечно. Вас в самую первую очередь. Как же без вас.

Игнат Васильевич. Я не обижусь, возьму. Ну, сколько ты наметил мне дать?

Виктор (совсем растерявшись). Я не знаю... Я думал немного по-другому, но если вы... Вы, Игнат Васильевич, скажите, сколько я вам должен дать.

Игнат Васильевич. Да нисколько не должен, сколько хочешь!

Виктор. Ну, к примеру. Я, честное слово, не знаю...

Игнат Васильевич. Витюха, Витюха, экой ты парень... Ну, тысячи не пожалеешь?

Виктор (еле сдерживаясь). Вам — тысячу?

Игнат Васильевич. Тысячу. Я тебе прямо скажу: немного. Другой на половину бы напросился, а я тебя с детства знаю, с Пе-лагеей мы на завод, можно сказать, в одно время пришли.

Виктор. Я, конечно, могу тысячу... Игнат Васильевич. Если жалко, тогда не

надо. Я ведь не хапуга какой. Виктор. Нет-нет, пожалуйста. Игнат Васильевич. Витя, изобрести, конечно, дело нешуточное. Но я тебе откровенно скажу: внедрить — тоже, брат, попотеешь. Так, понимаешь, мир устроен. Ты изобрел, вроде — хорошо. А иным наплевать. Еще найдутся такие — из зависти и тормозить будут, не то что помогать. «Подумаешь, он изобрел! А я что — хуже его?» И так далее. И дело-то общее, не свое, сознательность-то не у всех. Черт, мол, с ним, план и без него даем, а тут — технологию нарушать. И так ведь глупые люди рассуждают. Глядишь, и какой рабочий подумает: может, от его изобретения нормы повысят, надо еще посмотреть. Рабочий теперь умный пошел... Вот и подумай. Всем объяснить надо, растолковать, заинтересовать, так сказать, идеей. Дело-то чистое, а скрипу не оберешься.

Виктор. Да нет-нет, я не возражаю. Игнат Васильевич. А мне, понимаешь, эти деньги вот бы как кстати. Жена прихварывает, ноги болят, в Мацесту свожу ее. На садово-огородном домишко у меня, прямо скажу, липовый, у соседей против моего — особняки прямо графские. Жена и то говорит: ездить совестно. Виктор. Я понимаю, Игнат Васильевич... Игнат Васильевич. Значит, не возражаешь?

Виктор. Нет.

Игнат Васильевич. Спасибо тебе, умный ты парень. Зато уж больше никого и благодарить не надо, я устрою. Только именно на собрании спасибо скажи.

Виктор. Нет, как же другие-то. Мне вот, например, Антон много помогал, он вроде бы даже как соавтор. Я ему половину денег хотел отдать, он не захотел, но тысячу я ему дам, я уже сказал.

Игнат Васильевич. И он согласился? Виктор. Да, на тысячу. Игнат Васильевич. Да что же это такое!

Совесть-то у него где? Виктор. Он помогал.

Игнат Васильевич. Так тебе весь завод помогал. Сто рублей ему в зубы — и за глаза!

Виктор. Нет, нет!

Игнат Васильевич. Да пусть он радуется, что около твоего таланта топтался. Талант— он светит, греет, а кто рядом — особенно.

Виктор. Я всегда с ним... Вы знаете, я его сейчас сюда позову. Я, Игнат Васильевич, не возражаю, чтобы вам и другим, но без Антона я не могу.

Игнат Васильевич. Твой это патент висит или его?

Виктор. Мой.

Игнат Васильевич. Так о чем с ним разговаривать! Он человек сухой, черствый, знаю я его!

Виктор. Нет-нет, я все с ним делал, я его позову. (Приоткрывает дверь, зовет.) Антон!

Входит Антон.

Антон. Вот я. Дело какое?

Виктор. Антон, Игнат Васильевич говорит — всем надо деньгами дать.

Антон. Кому деньгами? За что?

Виктор. За помощь.

Игнат Васильевич. Да не надо всем, не надо, я же тебе объяснил.

Виктор. Я, конечно, не возражаю, — я за. Правда, мы хотели... Но знаешь... может, деньгами проще. Игнат Васильевич говорит— можно деньгами.

Антон. Да кому? Сколько?

Виктор. Игнат Васильевич говорит — ему тысячу хорошо бы.

Антон. Сколько?!

Виктор. Тысячу.

Антон. А почему не две с половиной, Игнат Васильевич? Почему не три, почему?..

Игнат Васильевич. Тихо ты, тихо...

Антон. Да вы что, Игнат Васильевич, ихтиозавр?

Виктор. Не надо, Антон!

Игнат Васильевич (Антону). А ты?

Антон. Что я?

Виктор. Это я ему сказал: одна тысяча твоя.

Лито н. Да я после этого копейки не возьму. Витька, ты же сам мне навязывал... Вот что, Игнат Васильевич, забудь не только мечтать, забудь, что эту фразу про тысячу из зубов выпустил, запамятуй, мой тебе совет.

Игнат Васильевич. Не молод ли советы мне давать?

Антон. Не молод. К тридцати катится.

Игнат Васильевич. К тридцати, а из комсомольского возраста не вылез.

Антон. И не спешу.

Игнат Васильев ич. А пора бы. Зря ты, Витя, Антона себе на помощь позвал. Мы бы с тобой по-доброму поладили, и все бы на этом кончилось.

Антон. Да уж, думаю, и закруглилось.

Игнат Васильевич (не глядя на Антона, будто того тут и нет). Не пачкай себя, Витя, учти. На мой взгляд, полагается всех, кто тебе помощь оказывал, отблагодарить, так сказать, в денежном исчислении. Я хотел

тебя избавить от этой обязанности. Тебе бы прибыльней. Но, вижу, не удалось, не получается. Предполагал я это. (Достает из кармана листок бумаги.) Списочек у меня тут намечен, кому сколько положено.

Антон. Откуда ты такое правило вычитал?

Игнат Васильевич. Может, оно еще и не написано, да крепче писаного, потому что положено.

Антон. Что это еще за список? (Вырвал из рук Игната Васильевича листок, читает.) Витя, ты смотри, он все распределил! Так... Сто пятьдесят. Сто двадцать. Семьдесят. Шестьдесят. Двести... Ну-ка, ну-ка, а где ты? Вот ты! Лесиков Виктор Семенович — четыреста рублей. Это что, ему за все про все четыре сотни?

Виктор. Ты, Антон, погоди, не нервничай, это не мне, конечно.

Антон. Тебе, тебе, на, читай! (Тычет бумажку в нос Виктору, а потом Игнату Васильевичу.) Ему — четыреста?

Игнат Васильевич молчит.

Интересно, а где тут я затерялся, если вообще существую? Смотри, вот я: Антон К/опалин — пятьдесят рублей. Не забыли. А я-то беспокоился — забудут. Не забыли! Спасибо, Игнат Васильевич!

Игнат Васильевич. Дай список. Слышишь, дай список!

Антон. Вот он, твой список, вот! (Рвет бума-

гу.)

Игнат Васильевич. Глупые вы люди, вот и все! (Ушел.)

Антон. Нет, это уму непостижимо, он уже все расписал, уже за нас с тобой распорядился! Я теперь и рубля не возьму, имей в виду. Все твои, все четыре до копеечки.

Виктор. Ты что, с ума сошел? При всех случаях твои деньги — твои. В конце концов я хозяин, не он.

Антон. А ты ему еще свой транзистор в подарочек!

Виктор. Слушай... может, все-таки дать ему деньгами? Он говорит — очень надо.

Антон. Тысячу?

Виктор. Нет, не тысячу, конечно.

Антон. Ты ему вот тот кукиш за тридцать рублей преподнеси. И то много будет.

Виктор. Так ведь, если бы не он...

Антон. Таких учить надо, выводить, как пятна на штанах, чтоб и следа не оставалось!

Виктор. А ты помнишь, как он старался?

Антон. Да обязан, обязан был стараться! Что, вся эта затея была — для собственного удовольствия? Это его работа, он за нее и зарплату имеет, и премиальные, и тринадцатую получку.

Виктор. Ая еще и деньги получил.

Антон. Так изобрел-то ты. Это тебе за твой

светлый ум, который ровно четыреста тысяч в год дохода дает. Уже проверено. Тебе по закону... Ну дай, дай ему тысячу, мою дай, я все равно не возьму.

Виктор. Перестань. Ну не тысячу, ну хоть двести рублей.

Антон. Ты пойди за ним, останови, поторгуйся на тротуаре.

Виктор. Как-то нехорошо получается... Слушай, а он теперь не навредит?

Антон. Кому? Он теперь в тряпочку молчать будет. Мы ему его хищную лапу попридавим! Тут, Витя, ты пойми, не в деньгах дело. Пресекать эту заразу надо, вот что.

Виктор. А другим как?

Антон. Кому другим?

Виктор. Всем. Теперь уж неудобно—-всем дарить, а ему нет. Обида какая. Мне хотелось, чтоб и у всех вроде празднично было.

Антон. Всем и подарим, а ему нет. Такую науку и преподнесем.

Дверь открывается, входят те, кто был в соседней комнате.

Зинаида. Да вы провалились, что ли? Антон. Мы с Витей тут один проект обсуждали. Тамара. Какой проект? Виктор. Нет, нет, что ты, Томочка! Мы просто

заговорились. Антон, ты меня больше по

всяким пустякам не отвлекай, слышишь?

Сердиться буду.

Зинаида. Потанцевали бы на радостях. Н о н н а. Танцевать, танцевать! Витя, включи

магнитофон. Танцевать.

Виктор включает магнитофон. Все танцуют. В комнату вваливается еще множество молодых ребят и девушек. Все поздравляют Виктора.

Действие второе

Та же квартира. Несколько новых вещей, в том числе красивые нарядные шторы на окнах. П е л а г е я Ф и лат о в на накрывает на стол. Входит Виктор.

Пелагея Филатовна. Как?

Виктор. Все прекрасно.

•Пелагея Филатовна. К Антону пойти обещали, не забыл? У Мишутки сегодня рождение.

Виктор. Конечно, помню.

Пелагея Филатовна. Шторы-то новые заметил?

Виктор. Заметил.

Пелагея Филатовна. Она еще чайный сервиз купила. Мне — часы. (Показывает.) Как с цепи сорвалась.

Виктор. Ну и что? Шторы нужны, часы тебе — тоже, и сервиз пригодится.

Пелагея Филатовна. А до получки три дня. У тебя сколько осталось?

Виктор. Десятка. Дотянем.

Пелагея Филатовна. Угомони ты ее.

Виктор. Как?

Пелагея Филатовна. Скажи все откровенно.

Виктор. Не к чему. Антон говорит — все уладится.

Пелагея Филатовна. А время-то идет.

Виктор. Ну и нечего зря волновать.

Пелагея Филатовна. Жена все с мужем сообща терпеть должна. От совместных-то переживаний семья крепнет.

Виктор. Подожду.

Пелагея Филатовна. Жди. Чаю пока выпей. Я пирог испекла, варенье сварила. Вишня.

Виктор. Тамару дождусь. Да и в гости скоро.

Пелагея Филатовна, Игната видел?

Виктор. Куда он денется... Каждый день встречаю.

Пелагея Филатовна. Небось опомнился. Стыдно, поди, в глаза смотреть.

Виктор. Ничего, смотрит. Тебе привет передавал: матери скажи — зайду, как посвободней буду.

Пелагея Филатовна. Пусть сунется! Я его встречу... А чем занят-то?

Виктор. Срочный заказ получили для Индии.

Пелагея Филатовна. Срочный — это известно. В пятьдесят первом мы такой первый срочный получили. Не помню уж, для кого. Огромный заказ. Хорошо сделали. И вы уж не подкачайте.

Входит Тамара.

Тамара. Задержалась. К нашим еще забегала. Папе перчатки замшевые купила, коричневые, в цвет его пальто.

Пелагея Филатовна. А в коробке-то что?

Тамара. Это Мишутке! Смотрите! (Вынула из коробки летящий на оси самолет, завела игрушку. Самолет полетел, кружит.) Такие, говорят, бывают редко. И недорого — двенадцать рублей... Я переоденусь. (Вышла.)

Пелагея Филатовна. Скажи ей.

В и к т о р. Да как я ей скажу, как?

Пелагея Филатовна. Так, мол, и так, денег, мол, может, и не будет. Объясни.

Виктор. Как это — не будет?

Пелагея Филатовна. Ну, задержка, мол.

Виктор. Так она видит, что задержка.

Пелагея Филатовна. Тогда почему не говоришь?

Виктор. Сказал: волновать зря не хочу... Ладно, выдохнется, утихнет. На последние, наверно, гуляет.

Вошла Тамара, вертится перед зеркалом.

Тамара. Мама, я вчера перебирала зимние вещи, вам бы новую шубу надо.

Пелагея Филатовна. Еще чего, и не думай. Я старую люблю, к ней привыкла. Не смей. (Вышла.)

Тамара. Только бы поперек! Какие-то вы с матерью безрадостные. Это «не надо», то «ни к чему»... Ты посмотри, как с этими шторами нарядно. К ним еще люстру какую-нибудь веселенькую куплю.

Виктор. Зачем люстру?

Тамара. Витя, не лезь в домашние дела. Вот вы говорите — я не хозяйка. А я покажу, какая я хозяйка! Дорожку еще купила. (Вытаскивает ее из сумочки, набрасывает на комод.) Хороша?

Виктор. Хорошая...

Тамара. И бюст Герцена. (Достает из сумки.)

Виктор. Почему — Герцена?

Тамара. Других не было. (Любуется покупками.) Теперь я понимаю людей, у которых денег много. Глаза, знаешь, разбегаются:

того хочется, этого. Прямо с ума сойдешь. Себя теряешь. (Вытаскивает из сумки вазу.)

Входит Пелагея Филатовна.

Виктор. Это чья?

Тамара. Наша теперь. Старинная. В комиссионном магазине купила. Точно такая же в нашей парикмахерской стоит, я всегда любуюсь. Витька, какие вещи в комиссионном! Лучше не ходить. Льва видела!

Виктор. Какого льва?

Тамара. Из мрамора. Он какого-то человека ест. Жуть!

Пелагея Филатовна. Хищник, потому и ест... Подождала бы с покупками, пока деньги не получили.

Тамара. У меня закон: увидел нужное, бери. Потом, когда позарез, бегай не бегай — не найдешь.

Звонок. Пелагея Филатовна открывает, возвращается с Н он но и. У Нонны в руках сетка с покупками.

Н о н н а. Приветствую! Устала... (Показала на сетку.) Мишутке к столу. Не забыли?

Пелагея Филатовна. Уже собираться начали. Садись, Нонна. Я пирог испекла, варенье сварила. Перекуси.

Нонна. Спасибо, не буду. Пойду, приготовить надо. Антон не у вас?

Пелагея Филатовна. Нет.

Тамара вышла в другую комнату.

Нонна. Как твоя?

Пелагея Филатовна. Как с цепи сорвалась — покупает и покупает.

Нонна. Ничего не говорил ей?

Виктор. Незачем.

Нонна. Боишься?

Виктор. Ничего я не боюсь. Незачем, и все.

Нонна. А мой в другую сторону помешался. Как угорелый. И злой стал. Мишутку сегодня ударил, мальчик так кричал. И не от боли, он терпеливый, от обиды: за что? Антон сидел, писал что-то, он теперь все какие-то заявления пишет. А Мишутка пролез под стол и английской булавкой ему обе штанины друг к другу пришпилил. Антон, когда встал, чуть не полетел. Ну что особенного! Ребенок смышленый, развивается. Ведь как хитро придумал! Ну, нашалил, конечно. Объясни ему. Он же не со зла, для веселья. А Антон его по спинке хрясь... В день-то рождения. Сделал подарочек!

Пелагея Филатовна. Тьфу, окаянный! Маленького-то такого.

Н о н н а. Он и на меня стал срываться. Спит плохо, ворочается.

Виктор. Я ему говорю: не бегай, не надо.

Н о н н а. Что значит — не бегай? По-твоему, все и оставить? Нет, милый, ты уж сиди и радуйся, что на тебя другие горбачат. Антон добьет, увидишь.

Виктор. Где он сейчас?

Нонна. К Китаеву пошел. Должен помочь... Давно ушел, я думала, он уже сюда завернул.

Звонок. Пелагея Филатовна открыла и вернулась с Антоном.

Антон. Привет, теть Поль.

Пелагея Филатовна. Ты что такой взбаламученный? Чаю хочешь? Я пирог испекла, варенье сварила.

Антон. Не до чая. И так пот прошибает.

Пелагея Филатовна. А что?

Антон. Конца не найду. (Ко всем.) Ну, друзья мои, до чего занятно. Куда ни приду — принимают замечательно. Уходишь, говоришь спасибо, думаешь: все, готово! Глядишь — ничего! Все как было. Точно фокус, иллюзия какая.

Пелагея Филатовна. Раньше, бывало, облают, и все ясно. Или помогут.

Антон. А тут в том-то и беда, что все хорошо, а толку нет. Крутятся они, крутятся, ни хвоста, ни морды не видно, ударить не по чему... Иду, например, сегодня к Ящикову Ивану Ивановичу. Принимает, как сына, к столу ведет: садись, отдохни. Я и рта не успел раскрыть, а уж он мне: знаю, зачем ты, Копалин, пришел, мне утром Назаров звонил. А я, дурак, вчера, когда с Назаровым разговаривал, сказал, что дела так не оставлю, в случае чего — к Ящикову пойду. Он, значит, Назаров-то, Ящикову нарочно и позвонил. Сориентировал... Я и в дураках.

Пелагея Филатовна. Что Ящиков-то ответил?

Антон. Разберемся, сказал, не беспокойся. Но я уж понял — в этой инстанции дело проиграно. Ладно, думаю, молчок, пойду к Китаеву. Иду. А Китаев сразу меня спрашивает: «У Ящикова был?» Ну, не стану же я врать, говорю: «Был». Он, Китаев-то, снимает трубку и прямо набирает по внутреннему Ящикова. «Ваня, говорит,— они, видать, между собой дружки, — ты помоги товарищу Копалину в этом деле разобраться... Да, да... Ага, ага...» И трубку положил. Я сразу понял: опять прогар, фиаска. И Китаева рассердил: зачем к нему полез, когда Ящиков и не отказывал. И Ящикова в глупое положение поставил — вроде бы на него жаловаться бегал.

Нонна. Себя ты в глупое положение поставил.

Антон. Помолчи, милая, пока старшие не спросили... Но теперь-—все! Я эту мелочь разом накрою. Прямо к директору пойдем. (Виктору.) Собирайся, я добился. В восемнадцать тридцать примет. Приготовься, вымой шею.

Виктор. Мне обязательно с тобой? Может, один сходишь?

Антон. Да, тебе лучше дома у печки сидеть. Не зли ты меня.

Виктор. Мы же к тебе в гости сейчас идем.

Антон. Гости отменяются. (Увидев, что Виктор просматривает газету.) А ты положи газету,, положи! Тебе же, юродивый, рассказывают! Что ты там в этой газете нашел, что? Вот скажи мне — что?

Виктор (робко). Это «Кинонеделя». Мы завтра в кино с Тамарой собирались.

Антон (выхватил газету, отшвырнул). Мало, что за тебя бегаю, аж на ногах не ботинки» а будто копыта отросли. Так еще и срам терплю.

Пелагея Филатовна. Какой срам, Антон?'

Антон. Какой? А вот, к примеру, какой. (Виктору.) Тысяча, например, твоя поганая — и нет ее и не будет,— а она как камень у меня на шее висит. Ящиков, например,— и уж кто его уведомил! — Игнат, конечно. Ящиков провожает до двери, похлопал меня по плечу и говорит так по-дружески тепло и ласково: «Не пропадет ваша тысяча, товарищ Копалин, не волнуйтесь». Я прямо обмер. Говорю: «Дело не в тысяче» Иван Иванович, и тысячу я эту ни за какие не возьму, хоть маслом ее смажь и: сверху сахаром присыпь. Разве стал бы я...» А он, Ящиков-то, улыбается: «Ладно, ладно, говорит, все вы у нас бессребреники, знаем...» Меня как током бить начало,, пот выступил... Кой черт ты меня этой тысячей замарал!

Виктор (вдруг кричит). Я тебе говорю: не ходи, не ходи, дурак, не ходи!

Антон. Нет, я буду ходить! Я этот орех расколю! Я эти нитки, если не распутаю,— рвать начну! Тут дело не в тебе, не во мне! И ты пойдешь...

Входит нарядная Тамара.

Тамара (весело). Куда это? Опять у вас-

шум. Здравствуй, Антон. Антон. Здравствуй, Тамара. Тамара. Вот, к вам собираюсь. Антон. Именины на позднее переносятся. Мы

сейчас к директору идем. Тамара. Зачем? Антон. По делам. Тамара. Опять у вас дела. По каким это.

делам?

Пелагея Филатовы а. Это важные дела, Тамарочка.

Тамара. Витя, это дела важные?

Виктор. Нет, совсем не важные...

Антон. А я говорю — важные.

Виктор. А я говорю...

Антон. А я тогда Тамаре твоей все скажу, чтоб она ушами не хлопала.

Тамара. Что скажешь?

Виктор. Не смей!

Тамара. Говори!

Антон (показывая на Виктора). Его жалко...

Пелагея Филатовы а. Ладно, Антон, теперь уж из зубов выпустил, с губ само свалится.

Антон. Не буду.

Пелагея Филатовна (тихо, Антону). Говори, говори. Она теперь все равно из Вити вытянет.

Тамара. Что случилось?

Нонна. С деньгами вашими...

Тамара. Что?

Виктор. Все будет хорошо, успокойся, Томочка, все уладится. Верно, Антон?

Антон. Теперь Антон тебе требуется. Уладится, верно. Только сложа лапки сидеть не надо. (Тамаре.) Мастер с твоего Виктора тысячу потребовал.

Тамара. Сколько, сколько?

Антон. Мы ему дулю в нос. Так он хочет, чтоб деньги между всеми поделили.

Тамара. Как это — между всеми?

Антон. Вот так! (Виктору.) Ты сегодня на заводе ничего не приметил?

Виктор. Нет. А что?

Антон. Пойдешь, голубчик, к директору, когда последние новости услышишь. Не хотел тебе говорить, нежную твою душу тревожить, да придется. Знаешь, что еще Игнат выдумал? Увидел, что я на него капканы ставить начал, объявил ребятам: им, дескать, с твоей премии по десятке дадут, они, мол, способствовали, модель делали.

Пелагея Филатовна. Так и мы раньше делали, всем новаторам помогали. А чтоб к чужим деньгам лапу тянуть, да отсохни она и отвались. А если и поощряли, так из премиального фонда.

Антон. Ну, конечно, все обрадовались. Десятка что — чепуха вроде, хотя тоже деньги. Главное — лестно, вроде и все изобретали. А Игнат добавляет: полагается вам, ребята и девочки, да Витя против, не хочет, мол, делиться, все себе забирает.

Виктор. Теперь ясно... все ясно...

Антон. Слава богу, и тебе вдруг посветило.

Виктор. Иду утром через проходную, говорю тете Симе «здравствуйте», а она будто не слышит и не видит, в ящик стола сунулась. А я сразу почувствовал — для вида. Ждет, когда я пройду.

Антон. Ну и что, черта тебе эта морда! От нее

с утра одеколоном разит. Молодая баба, а на проходной торчит, точно инвалид.

Виктор. У нее, говорят, ребенок в огне сгорел,, в пожаре, сын.

Антон. Может, она действительно рылась, искала чего, а тебе и померещилось.

Виктор. Нарочно рылась... И другие, пожалуй.

Антон. Надеюсь, понял теперь: надо идти.

Тамара. Витя, иди, сейчас же иди!

Виктор. А гости?

Тамара. Какие теперь гости!

Антон. Умница! Надо идти, Витя. Без тебя — ничего.

Пелагея Филатовна. Пойди, Витя, пойди.. Слыхано ли, чтоб на нашем заводе!.. У нас и цеха чистые, оборудование... и гостей всяких принимаем, достижения показываем... и чтоб такое... (Сыну.) Когда за правдой идешь, себя не потеряешь.

Нонна. Не будь раззявой, Витя.

Виктор. Что ж я буду говорить?

Тамара. Как что? Поглупел ты разве за последнее время?

Виктор. Да как же я скажу, допустим, начальнику цеха: вам от этих денег ничего-не положено, они мои.

Тамара. Так не твои они, что ли?

Виктор. Во-первых, он тоже помогал. Во-вторых, что он обо мне думать будет?

Тамара. Что?

Виктор. Что я жадный, кулак. Он, конечно,, скажет: «Витя, деньги твои, о чем говорить,, распоряжайся ими как тебе вздумается». А в душе ко мне все отношение переменит.

Нонна. Ну и пусть, велика важность.

Виктор. Да не один он, все так думать будут. Сама же говоришь — Игнат Васильевич всем сказал, что им положено.

Антон. Пусть и все думают, пусть.

Виктор. Так ведь позор!

Тамара. Какой позор, какой, если твоя правда? Мама верно сказала.

Нонна. Странная у тебя постановка вопроса, Витя. Тебе, значит, мнение об твоей собственной персоне важнее всеобщей справедливости?

Виктор. Тогда просто с завода уйти надо...

Тамара. И уйди.

Пелагея Филатовна. Да как это — уйтиГ Завод-то наш: и Семен там всю жизнь., и я... Да и ты тоже.

Нонна. Горят у них втулки, пусть и горят!

Виктор. Относительно втулок мелькает у меня одна мысль...

Антон. Что у тебя там мелькает?! Ты уж сейчас не мелькай, ты о другом думай. Какие там втулки! Во мне сейчас доброты нет. Иду сегодня мимо Караваева, у него барабан заело. Вижу, в чем дело, понимаю, а не сказал, прошел мимо, пусть корячится.

Пелагея Филатовна. Это уж ты зря, Антон.

Антон. Нет, не зря. Он про вашего Витю знаете что выцедил: сквалыга...

Пелагея Филатовы а. Это Витя-то сквалыга!

Антон. Я тебе прямо скажу, Тамара: не пойдет Витя, пусть со своим патентом всухую целуется.

Тамара (расплакавшись). Я уже восемьсот рублей заняла...

Виктор. Какие восемьсот?

Пелагея Филатовна. Опомнись, Тамарочка...

Виктор. У кого заняла? Где?

Тамара. У всех. Под четыре-то тысячи все дают.

Виктор. Отдай, сейчас же отдай!

Тамара. Я истратила.

Пелагея Филатовна. Куда? На что? Льва-то не покупала?

Тамара (плачет). Я цветной телевизор купила, завтра с утра привезут. (Виктору.) Тебе хотелось.

Виктор. Ничего мне не хотелось, ничего мне не надо!

Пелагея Филатовна. Витя, иди, иди к самому директору.

Антон. Директор решит — это точно.

Тамара. Витя!

Виктор. Томочка, я боюсь — я себя потеряю.

Тамара. Это еще что значит? Где? В канаве? В троллейбусе? Не беспокойся, я тебя в столе находок найду. Такую прелесть сдадут.

Виктор. Ну хорошо, хорошо, я пойду.

Антон. Все! Дозрел наконец...

После этой маленькой бури пауза.

Пелагея Филатовы а. Чайку пока попьем, то-то я разволновалась.

Н о н н а. И я есть захотела. Я когда нервничаю, всегда есть хочу.

Пелагея Филатовна. Антон, научи его, как разговаривать, проситель-то он никудышный.

Женщины ушли.

Антон. Потрепыхался, и будет, да?

Виктор. Ну говори, что говорить.

Антон. Начни, допустим, так: «Алексей Дмитриевич, по нашим советским законам...»

Виктор. Не буду я так говорить.

Антон. Почему это?

Виктор. Не нравится.

Антон. Что тебе не нравится?

Виктор. Вот это: «по нашим советским законам...» Я уж сразу демагогом каким-то вылезу.

Антон. А как ты скажешь?

Виктор. Я не знаю.

Антон. Ну хорошо. Начни просто: «Дядя Леша...»

Виктор (даже рассмеялся). Какой он мне дядя!

Антон. Ты помнишь, когда он инженером у нас был, мы его дядя Леша звали? Забыл, что ли?

Виктор. Ничего не забыл. Не звал я его дядя Леша, это его так мелкота звала, которая в школе недоучилась, а я его всегда Алексеем Дмитриевичем звал.

Антон. Ну, черт с тобой! Говори прямо: «Алексей Дмитриевич, мне положено за изобретение четыре тысячи, а эти деньги хотят поделить между собой хищные люди».

Виктор. Какие же это — хищные? Это все наши с тобой товарищи по работе. Хищные... Ничего они не хищные.

Антон. Идиот! Не беси меня, я сейчас тебе в зубы заеду.

Виктор. Попробуй — отлетишь! Да они и не хотят ничего делить. Им предложили взять за помощь, они и соглашаются. Они думают, премия вроде, поощрение...

Антон (перебивая, зовет). Тамара!

Виктор (испуганно). Зачем ты ее?

Тамара (входит). Что?

Антон. Тамарочка, Витю тут один вопрос мучит.

Тамара. Какой вопрос, Витя?

Антон. С какой фразы ему разговор начать.

Тамара. Да никакой фразы и не надо. Ты сразу кричать начинай. Кричи, кричи и не давай, чтоб слово вставили. Это главное — подавляй сразу. Я, когда для лаборатории материалы нужны, иду к завхозу или на базу еду, сразу начинаю кричать. И все получаю. Он говорит: «Черт с тобой! На!» А мне — черт не черт, я же не для себя... Разговаривать, Витя, не надо. Логикой не возьмешь. Логикой теперь все умеют.

Виктор. Что кричать, Томочка?

Тамара. Что попало. «Я рабочий человек!», «Что, из-за вас завод на простое стоять будет!», «Я своим хребтом!..» Да что ты, не знаешь?..

Антон. Спасибо, Тамарочка, мы поняли.

Тамара (пошла). Если что — позовите. (Остановилась.) Лично я в случае чего и реветь начинаю. Тут уж — безотказно. Тебе, конечно, неудобно. (Ушла.)

Антон. Наелся?

Звонок. Пелагея Филатовна идет открывать. Возвращается вместе с 3 асеки-н ы м. Это рослый мужчина средних лет.

Пелагея Филатовна. Проходи, Засекин, проходи. Ордер на квартиру выдал, а жилья моего не видел.

Засекин. Довольна?

Пелагея Филатовна. Уж вот как! Засек и н (всем). Здорово, молодняк!

Все отвечают.

Я к тебе, Пелагея Филатовна, с новой радостью. Путевкой в дом отдыха тебя на прощанье завком премировал?

Пелагея Филатовна. Не забыли.

Засекин. Вот она. (Достает из кармана.) С доставкой на дом, как говорится. Я к директору иду, мимо шел, забежал. Распишись.

Пелагея Филатовна. Витя, дай твою шариковую. (Расписывается.)

Засекин. Восемнадцатого поедешь. Приходи к проходной, в восемь утра автобус будет. Восемнадцатого новый завоз.

Пелагея Филатовна. Приду, спасибо тебе, Засекин. Ты взгляни на квартиру-то. Чаю, может, выпьешь? Я пирог испекла, варенье сварила.

Засекин. Чаю не могу, некогда, а на квартиру гляну. (Прошел с ней в другую комнату.)

Антон. Витя, поговори с ним, он все-таки член завкома, совет подаст.

Виктор. О чем?

Антон. Как действовать.

Тамара. Витя, поговори, обязательно поговори.

Засекин (возвращается). Квартира вполне. Еще шестьдесят пять получили, завтра распределять будем.

Тамара. Эдуард Фомич, у Вити к вам дело есть. Вы не задержитесь на минутку?

Засекин. Давай, Витя, три минуты отпускаю. (Посмотрел на часы.) Не опоздать бы...

Пелагея Филатовна. Чаю-то и выпей. Ведь все гоняешь, гоняешь,

Засекин. И не говори! Жена и то ворчит: «Брось ты это кружение, говорит, Эдик». А как бросишь? Привык. Я уж на этом деле одиннадцать лет, все ходы и выходы знаю. Одних квартир людям, наверно, сотен пять выбил... Знаешь, как хорошо ордера-то выдавать. Глаза у людей сияют. На тебя как на доброго бога смотрят. Приятно. Сам от этого лучше становишься. Ну, Витя, выкладывай.

Пелагея Филатовна подала Засекину чай.

Спасибо, Пелагея Филатовна.

Пелагея Филатовна. Кушай на здоровье.

Тамара. Мы уж мешать не будем.

Все уходят.

Засекин (пьет чай, ест пирог). Что у тебя, Витя? Светлая ты голова, растешь ты,

Витя, растешь. Ну, выкладывай... Да, уж коли ты мне, так сказать, на пути встретился... Ты теперь богач, грек Онасис... Счетовод наш Олсуфьев в тираж пошел, семьдесят семь ему. Вот до какого возраста не сдавался, любил свое дело. Мы ему сверх положенного узким кругом сбрасываемся по копейке. Он тебе всю твою жизнь зарплату насчитывал. Брось в общий котел, если хочешь.

Виктор. Сколько?

Засекин. Сколько пожелаешь.

Виктор (вытаскивает деньги). У меня только десятка есть.

Засекин (берет деньги). И на том спасибо. (Записывает в список.) Бережливый ты парень, это хорошо. Твердо на ногах стоять будешь. Распишись.

Виктор (расписываясь). Смешно это!

Засекин. Что тебе смешно, Витя?

Виктор. Ну вот мать расписалась — понятно. Получила путевку и подпись поставила, что получила. А тут — я же даю, и я же расписываюсь, что дал. Глупо как-то.

Засекин (складывая список). Не нами, Витя, это придумано, не нам ломать. Верно? Вот так. (С аппетитом ест.) Хороший пирог. Мать у тебя на все руки мастерица... Ну, давай, Витя, давай. Чем могу — помогу. А то время поджимает. Может, тоже путевочку хочешь?

Виктор. Спасибо, не надо, мы туристами опять пойдем. Я, Эдуард Фомич, потом к вам в завком зайду, я еще не продумал.

Засекин. Ну, думай, думай, я тебя всегда рад видеть. Не насчет втулок?

Виктор. Нет.

Засекин. Решил бы ты эту проблему, мы бы по району на первое место одним махом рванули. Знамя на блюдечке бы поднесли... (Встал.) Ох, и достанется мне сейчас...

Виктор. Ругать будут?

Засекин. За дело. Общежитие упустил, другим досталось. Может быть, тем-то более позарез, но... (Хитро.) Ладно, я методу выработал. Знаешь, меня ругают, кричат иногда, а я стою и в это время о чем-нибудь приятном думаю: как рыбу на Селигере ловил, как с младшенькой в зоопарке зверушек смотрели... До чего она на понях кататься любит —каждый раз еле утаскиваю... Вспоминаю, что вечером по телевизору опять хоккей будет. А то, знаешь, и нервов не напасешься... Мать поблагодари от меня. Будь здоров, грек Онасис, пока! (Попрощался с Виктором за руку и стремительно вышел.)

В комнату сразу же вошли Пелагея Филатовна, Н онна, Антон, Т ама-р а.

А н т о н. Ну?

Виктор. Что? Тамара. Говорил? Виктор. Говорил. Н они а. О чем?

Виктор. Представьте, Олсуфьеву, счетоводу нашему, семьдесят семь. И до сих пор работал, только сейчас на пенсию пошел. Эдуард Фомич на подарок собирает. Я дал десять рублей. Десять, конечно, неловко. Скажут: у него четыре тысячи, а он всего десять.

Антон. Какие, какие у тебя тысячи, где они! О деле с ним говорил?

Виктор. Не мог.

Антон. Совесть не позволяет?

Н о н н а. Не смей больше, Антон, по его делам гонять. Черт с ним, если он так. Ты себе нервную систему раскачиваешь, у тебя семья.

Антон. Да не из-за него я, не из-за него!

Н о н н а. Он, видите ли, щепетильный. Кругом хоть все, пускай, воры будут, а я чистенький, мне и хорошо. Нет, милый, ты в гущу-то окунись, попачкайся. А то за тебя Антон и другие драться будут, лучшую жизнь тебе делать, а ты со своей честностью у окошка вот тут сидеть и на солнышке мурлыкать? Выгодная больно позиция...

Пелагея Филатовна. Слабый он. Воск, глина...

Тамара. Да хоть хлебный мякиш!

Антон. Вы, тетя Поля, сами женщина энергичная, твердая. О вас и на заводе слава осталась — кремень вы человек.

Пелагея Филатовна. Так он-то в отца. Семен, бывало, придет выпивши. Я на него: такой ты, сякой. А он хоть бы словечко против, все ласкается, глупый, целует. «Поленька, говорит, ты моя ненаглядная...» (Вдруг заморгала и всхлипнула.)

Нон на. В наше время слабым быть не полагается.

Тамара. . Сильным надо быть, сильным, понял?!

Пелагея Филатовна. Слабым-то уж куда деваться?..

Нонна. А зачем они, слабые-то, кому нужны!

Виктор. А сильные зачем, если слабых не будет? Они на то и существуют, чтобы слабым помогать. А если не помогают, на кой они черт!

Нонна. Вон как!

Антон. Философ выискался...

Нонна. Да уж такой тебе жизнь за общее дело не отдаст.

Виктор. Жизнь я за многое отдать могу. А душу ни за кого, ни за что и ни при каких обстоятельствах. Без души я и не человек буду, а я человеком хочу остаться, мне человеком быть нравится, вот тебе и все!

Антон. Тебе кажется, что ты благородный, да?

Деликатный, добрый, стеснительный? Корова добрая, ее и доят. Молоко, масло выделяют, жрут, жиреют. Ты у нас всегда впереди. «На Витю Лесикова равняйтесь!» У тебя по карманам шарят, а ты лапки вверх — пожалуйста, только чтоб не щекотно было. Ты и не благородный и не добрый. Корова ты, вот ты кто, корова! Пелагея Филатовна. Не надо, Антон, что ты так-то... Тигром ему быть, что ли... Тигров не доят.

Антон. Вы, тетя Поля, квартиру с удобствами, можно сказать, сегодня получили. А Игнат когда? Среди первых. Да и с вашей, извините, разве сравнишь? На садово-огородном у нас с Нонной сарайчик,, например, а у него —- вилла с картинки. Виктор. Завидуешь, что ли? Так ты давай поучись у него, как жить. Что ты со своей порядочностью носишься? Устал от нее? Поезжай на городскую свалку, сбрось. Антон. Что ты мелешь, чего? Виктор. А то! Смотреть на тебя противно. Нонна. Это еще почему? Виктор (Антону). Злеешь. Нонна. За тебя злеет.

Антон. Я, Витя, злею оттого, что не хочу, чтобы такие, как он, с варенья пенки снимали. Понял? Пенки.

Пелагея Филатовна. «Пенки, пенки!» Пенки что? Мусор, который наверх всплывает. Сладко, а все мусор.

Нонна. По-вашему, теть Поль, оставить все? Пелагея Филатовна. Я не говорю... Нонна (Виктору). Антон не ты, он — борец!

А как же ему не злеть, если он... Виктор. Знаю я таких борцов. Они за правду-то бьются, бьются, благородные-то свои,' порывы в пылу, так сказать, битвы, растеряют, из силенок выбьются, и уж когда, не дай бог, верх возьмут, против них самих скорей бороться надо. Антон. Это ты про меня?

Виктор. Про тебя. Ты мимо Караваева прошел, когда у него барабан заело, знал, что к чему, и не сказал.

Антон. Ну, прошел. И что? Он вообще похору-кий. Сколько лет у станка, а ковыряется как какой-нибудь дурачок после десятилетки. Убогий он.

Виктор. Вот, вот! А ты умный, сильный, и дави его, дави! Убогий он? Это ты убогий,. а не он. Нонна. Да что же это такое, товарищи! Он

еще и лается.

Виктор. Ты читал в газете: в какой-то стране парни на аэродроме из автоматов стрелять начали по людям, которые там сидели, лететь куда-то собирались. Антон. Ну, читал. При чем тут эти бандиты? Виктор. Нет, милый, это не бандиты были,, а молодежная организация. Они справед-

ливость хотят побыстрей утвердить. Всеобщую... Непременную... Прекрасную...

Антон. Сволочи они, и весь разговор...

Виктор. Их, видишь ли, зло берет, что нет справедливости. Так они из автоматов — по женщинам, по детям... Со злобы на то, что справедливости нет. А?

Антон. А вот ты тоже сейчас злишься.

Виктор. Не злоба это у меня...

Н о н н а. А что, интересно?

В и к т о р. Негодование.

Нонна. Какая разница?

Виктор. Порядочная... Его, дурака, жалко.

Нонна. Ты прочисть свои мозги, прочисть, Витя. По-твоему получается — со всякими безобразиями и бороться не надо? Да?

Виктор. Да что я, на производстве да на собраниях хуже тебя дерусь, что ли? А тут такая ситуация... За себя-то всякие хлопоты противны, да еще по таким делам щекотливым.

Тамара (мужу). Идешь ты сейчас или нет?

Нонна. Да, хватит разглагольствовать. Идешь?

Антон. Именно.

Тамара. Идешь, я тебя спрашиваю?

Виктор молчит.

Вы, мама, бейтесь об его углы, бейтесь.

Лично я не собираюсь. (Пошла в другую

комнату.)

В и к т о р. Томочка! Пелагея Филатов на. Уйдет она, Витя,

уйдет.

Тамара вернулась с маленьким чемоданчиком, складывает туда свои вещи.

Виктор. Я иду, Тома, иду! Все! Я иду! (Быстро повязывает галстук, набрасывает пиджак.)

Нонна. Ударь, Витя, по столу, да так, чтобы графин со стаканом полчаса на столе прыгали.

Пелагея Филатовна. Ты с весом говори, Витя, с весом. Нервы наружу не выставляй.

Виктор (в горячке). Я знаю, как надо говорить, я все знаю, я все скажу! (Устремляется к выходу.)

Антон. Погоди, а я-то!

Виктор. Один пойду, не ходи. (Выбежал.)

Антон. Ну, добили...

Пелагея Филатовна. Под машину бы сгоряча не угодил.

Все подбежали к окну, смотрят на улицу.

Антон. Вон как вышагивает, наконец-то расшевелился.

Тамара. Это же безобразие, просто безобразие!

Пелагея Филатовна. Рубашку не переодел... Эту уж третий день носит.

Тамара. Второй, мама.

Нонна. Чего это он остановился?

Антон. Газировки попить.

Нонна. Три копейки ищет.

Тамара. Понаставили эти аппараты на ходу...

Пелагея Филатовна. Разгорячился, охладиться хочет.

Тамара. Вот и не надо. Выпьет и остынет.

Антон. Пошел!

Тамара. Что он как плетется...

Нонна. Да, сбавил ходу...

Тамара (ахнув). На лавочку сел!

Пелагея Филатовна. Ну и что? Утомился.

Антон. Теть Поль, винтовки у вас нет?

Нонна. Встал... Пошел...

Тамара. А это еще что?

Пелагея Филатовна. К газете подошел, читает. Он сегодня с утра-то не успел.

Антон. Вычитает он там опять что-нибудь вроде как про тех, что на аэродроме...

Нонна. Спину чешет...

Тамара. Это не газета. Это он объявления читает. Знаю я эти объявления: меняют квартиры, уроки дают, двух попугаев продают.

Антон. Все! Кончился у него завод.

Нонна. Теперь вверх смотрит.

Антон. Что это он там увидел?

Тамара. Смотрит и смотрит.

Все сгрудились у окна, смотрят вверх.

Пелагея Филатовна. Чего там?

Тамара. Ничего там нет. Ничего!

ПелагеяФилатовна. Ничего? Чего-то есть, раз он смотрит.

Нонна. Обратно идет, обратно!

Тамара. Ну и хорошо, ну и прекрасно! (Собирает вещи.)

Пелагея Филатовна. Подожди, Томочка, подожди.

Тамара. Нет уж, я ждать не намерена. Не хочу манной каши, не хочу.

Пелагея Филатовна. Мяса тебе сырого, что ли, подавать!

Тамара. Все, мама, все! Целуйтесь со своим Витенькой!

Нонна. Видела, когда замуж шла?

Тамара. Ничего я не видела. Пришла на завод, только и слышала: «Виктор Лесиков сказал», «Смотри, вон Лесиков идет», «Пошли, у Лесикова спросим». Портрет в многотиражке. Глаза-то мне, дурехе, как кадильным дымом и застило. Думала: вот бы мне...

Нонна (у окна). Бегом сюда бежит.

Пелагея Филатовна. Да знаю я, что с ним, знаю. Это он испугался, вдруг Томочка без него уйдет. Испугался.

Тамара. Я и успею, успею. (Быстро складывает вещи.)

Пелагея Филатовна. Да погоди, что же это такое, погоди! Томочка, не уходи, Тома, не надо. (Вдруг.) Стой! Я сама пойду... к директору... он мне руку жал, когда уходила. Сказал: в случае чего, приходи, Ле-сикова... Я сама все сделаю... Подожди. Зачем его так-то ломать. Разрывается он. Я знаю, что сказать. Никто не имеет права рабочего человека в такое положение ставить. (На этой тираде она переодевается. Сняла домашнее платье, достала из шкафа выходное.) Тамара, подай ордена!

Нонна (Тамаре). Подожди беситься: «Уйду, уйду!» С мужиками долго играть опасно. Оборвется у него внутри, тогда уж навеки. Кто-никто, а Витька Лесиков! Поищи такого-то.

Антон. Наказать его надо, наказать. В него силу вдохнуть надо, твердым сделать. Это Тамара правильно говорит.

Тамара. Не хочу слабого! Слабого не хочу.

Пелагея Филатовна (переоделась, поправила перед зеркалом волосы, надела ордена). Фамилию нашу марать не дам,— мы себе цену знаем!

Вбегает запыхавшийся Виктор. Он сияет. Тамара резко поворачивается к нему спиной.

Виктор. Антон! Я со втулками придумал, придумал! Не из металла надо делать. Любой металл на таких скоростях все равно гореть будет. Из пластмассы надо! Из пластмассы надо! Она не горит! Рисок не будет, масло не пройдет, а цилиндр совсем изменять не надо. (Ко всем.) Знаете, как меня осенило? Просто чудеса! Читаю я там на доске объявления — кто что меняет, кто какие уроки дает. И вдруг вижу: продаются два попугая. Я, конечно, удивился. А дальше адрес: город Подольск... Подольск!.. Там завод пластмасс! Помнишь, Антон, запрошлый год нас туда в командировку посылали... Я всегда удивляюсь, как у человека мысль зигзагами скачет... (Радостно.) Из пластмассы!

Тамара. Опять.

Виктор. Я ведь не нарочно, Томочка. Это изобретение твоим именем назову.

Антон (Тамаре). Радуйся! Так и будет: втулка «Тамара».

Пелагея Филатовна. Хватит! Оставьте вы все его. А ты, Томочка, уходи, уходи. Мягок он для тебя, ищи пожестче.

Тамара (плача). Мягок?.. Как бы не так. Это он все придуривается... Мягок... Это мы мягкие, а он — кремень, железо, пластмасса, та самая, которой ни черта не делается!

Антон (Тамаре.) Уйди от него, уйди! (Виктору.) Ты еще снова Игната Васильевича на помощь позови.

Виктор (весело). Его, именно его попросим.

Если уж он возьмется...

Антон вдруг бросается на Виктора и начинает его душить. Все, в том числе и Тамара, с криком стараются оттащить Антона. Кричат все разом.

Тамара. Не смей, не смей! (Колотит Антона кулаками.)

Нонна. Опомнись, Антон, у тебя сын маленький!

Пелагея Филатовна. Обезумел ты, Антон, разум потерял!

Оттащили Антона от Виктора.

Тамара (обхватила Виктора руками, крепко обняла его. Антону). Только подойди! Только тронь!! Не бойся его, Витя. (Целует мужа.)

Виктор (отряхиваясь). Эх ты, боец называется. Приди в себя-то, умойся, в Химки съезди — искупайся.

Нонна (тихо, со стыдом за мужа). Пойдем, Антон. К Мишутке малыши уж, наверно, пришли, стол накрывать надо.

Тамара (взяв коробку с игрушкой, отдает ее Нонне). Это от нас.

Виктор (Антону). Делать-то со мной будешь?

Антон (тихо, мрачно). Нет. (Пошел к выходу.)

Виктор. Погоди!.. Давай все-таки вместе. Как складно было-то. Оставь ты, приди в себя. Им наших радостей не знавать... Они своими живут, ну и шут с ними! Это и не радости у них, а так — мать верно сказала — пенки. Что же мы с тобой опускаться будем... У меня сейчас, конечно, только одна идея. Получится — нет, неизвестно. Но если получится, Антон, ты представляешь, какая общая-то радость будет. У всех. Втулки-то горят, люди-то мучаются.

Антон (глухо). Не буду терпеть безобразия.

Виктор. И я не хочу.

Пелагея Филатовна. Кто хочет-то, кто?

Виктор. Помнишь, я сказал Тамаре: себя могу потерять. Ты когда-нибудь себя терял?

Антон. Нет, слава тебе господи. Думаю, и не потеряю.

Виктор. Потеряешь.

Антон. Иди ты!

Виктор. Да, да! Я себя терял. Я знаю, что это такое. Это еще в десятом классе было, а на всю жизнь запомнилось. Мне одна девчонка тогда нравилась. Ты не сердись, Тамара, это еще до знакомства с тобой было... Ну, гуляли мы с -ней как-то по улицам до утра и, представь себе, часов в пять на Фрунзенской набережной вдруг нашу учительницу по физике встретили. Откуда она шла в такое время, не знаю, и не мое это дело. Нос

' к носу столкнулись. От растерянности поздоровались даже. А днем она вызывает Нинку — ее Ниной звали, — ну, Нинка, конечно, ни в зуб ногой, сами понимаете. А Елена Сидоровна жмет и жмет, нарочно ее дурой при всем классе выставляет. А потом и бухни: «Чем с Лесиковым по ночам по улицам таскаться...» Я думаю, что она была на нас зла за то, что мы ее самою в такое время на улице встретили. Она, конечно, пояснила, что в аптеку срочно за лекарством шла. Может, и в аптеку, могла бы и не оправдываться, кому какое дело, куда человек идет... Нинка в рев. И как уж у нее с языка сорвалось! Обозвала при всех Елену Сидоровну жабой. Ну, дальше, сами понимаете, шум, гам, тарарам... А ведь все из-за меня! Нинку из школы долой. Я хлопотать. А на меня как на какого выродка смотрят, говорить даже не желают... Не в этом дело. Никуда Нинку не выгнали, аттестат получила. Она в Ленинграде Институт имени Герцена окончила, где-то сейчас преподает... Когда я хлопотал, по инстанциям бегал, я вдруг какую-то злобу на людей начал чувствовать. Все для меня в черном-пречерном свете видеться начало, вся жизнь. Мне всем только одного зла хотелось. Даже такая мысль мелькала: хорошо бы на все это, на нас, то есть, атомная бомба упала бы и смела бы все к чертовой матери. Видали?! Я сам тогда этой мысли ужаснулся. Я уже не я был... А в это время как раз отец умер. Тут уж все для меня в другую сторону повернулось. Пришел в себя. И школа кончилась, и Нинка уехала, и на завод я определился. Когда в себя-то пришел, думал: что же это со мной было? Я ведь таким мог и остаться. Такой-то я кому нужен! Такому уж надо самому с собой решать...

Пауза.

Ты прикинь, Антон, уж в какие страшные времена жили — Галилей, допустим, или Архимед.

Нонна. Что ты сравниваешь!

Пелагея Филатовна. Оставь, Нонна, он мысли высказывает.

Антон. Я тебе не Галилей.

Виктор (улыбаясь). Ну не Галилей, так Га-лилейчик, Галилеёнок маленький, не все ли равно. Представь себе, они бы главные свои дела забросили и, как ты, бегали да бегали, высуня язык, — что бы от них осталось? Пшик!.. Они главного не забывали, а боролись, так себя не теряли... Да мир-то не на одних Галилеях вертится. Он и на галилеён-ках держится... И если их много... Маленьких, хорошеньких... А это ерунда, которую Игнат Васильевич заварил, пройдет. И люди, на-

деюсь, в конце концов найдутся, все на место поставят.

Стук в дверь. Т а м а р а. Войдите!

Входит Игнат Васильевич. Общая пауза.

Игнат Васильевич. Приветствую, молодняк!

Все глухо: «Здравствуйте».

Что это у вас — паленым пахнет, что ли?

Пелагея Филатовна. Ничего не пахнет, все выключено.

Игнат Васильевич. Здравствуй, Палаша. (Достал шоколадку.) На, кусай.

Пелагея Филатовна (берет). Порог-то перешагнул, не окочурился?

Игнат Васильевич (молодежи). Вы, молодняк, собрались, вижу, куда-то?

Нонна. У Мишутки нашего день рождения.

Игнат Васильевич. Бона! Поздравляю! Эх, ничего в карманах нет. (Нонне.) На-ко вот хоть рубль железный, положи в копилку на счастье.

Нонна (взяв). Спасибо.

Игнат Васильевич. И идите, коль собрались.

Тамара. Сумочку забыла!

Все идут за Тамарой в другую комнату.

Пелагея Филатовна. Чего ты их гонишь-то?

Игнат Васильевич. Ругать меня сейчас начнешь. Не хочу, чтоб присутствовали. Бояться перестанут.

Пелагея Филатовна. Чего тебя бояться. Велика шишка! Совесть-то есть? Не стыдно? Рабочий человек, называется.

Игнат Васильевич. Ну, стыдно. И что?

Пелагея Филатовна. Ничего. Забыл: руку пачкаешь -— душа чернеет.

Игнат Васильевич. Я, конечно, погорячился. Обидели меня ребята.

Пелагея Филатовна. Кто, кто тебя обидел?

Игнат Васильевич. Антон. Духу его не переношу! Примитив. Вчерашний человек. Ну, оставь. Раз я пришел, значит, должна уж все понимать.

Пелагея Филатовна. Испугался?

Игнат Васильевич (видно, он действительно обеспокоен). Ничего я не испугался.

Пелагея Филатовна. Вижу.

Игнат Васильевич. Витю я из этого дела

выпутать хочу. Только еще не знаю, как выпутать.

Пелагея Филатовна. А чего не знать — поверни все обратно.

Игнат Васильевич. Обратно не могу.

Пелагея Филатовна. Почему это?

Игнат Васильевич. Сама посуди, как я рабочим скажу: ошибся, ребята, не будет вам ничего, все Витьке Лесикову пойдет, вам не положено. Если бы я им не говорил, что положено, все само бы собой образовалось, а теперь они будут думать — обманул. А сама понимаешь, обманывать людей — последнее дело.

Пелагея Филатовна. Так обманул ты их, обманул!

Игнат Васильевич. Экая ты... Тогда я их в их пользу обманул. В это каждый верит, это и не обман, когда в пользу. А теперь я хоть и правду скажу,— она, правда-то эта, поперек их интересов идет. Какая же она правда?

Пелагея Филатовна. Что же делать?

Игнат Васильевич. Голову сломал...

Пелагея Филатовна. Почему у Антона-то ничего не получается? Ведь он бегает.

Игнат Васильевич. Бегает... Бегать и собака умеет. Надо знать, в какую сторону бежать. Вот я, когда по их. новшеству гонял, знал, куда бегал.

Пелагея Филатовна. Зачем ты еще рабочих-то втянул?

Игнат Васильевич. Бороться-то я должен был? А ловко я это придумал? Эх, если бы мне образование...

Пелагея Филатовна. Нет уж, не надо, без образования-то ты лучше.

Игнат Васильевич. Я вот что думаю, Пелагея. Надо все на Антона перевести. Витя, мол, хочет, а Антон ни в какую.

Пелагея Филатовна. А Антону-то что — тонуть?

Игнат Васильевич. Кого-то надо найти, на кого, так сказать, общее негодование переключить. Тогда покричат в ту сторону — и утихнут, забудут.

Пелагея Филатовна. Ох, и пакостные у тебя мозги, Игнат. Нет, Антона не смей. Антон с Витей втулки делать будут.

Игнат Васильевич. Какие втулки?

Пелагея Филатовна. Витя, кажись, решил.

Игнат Васильевич. Да ты что?!

Пелагея Филатовна. Да. Идея, сказал, есть. Скакал тут сейчас от радости.

Игнат Васильевич. Так чего ж ты мне всякой ерундой голову морочишь! Неужели решил?.. (Вскочил. Зовет.) Витя! Витя!

Витя, это правда — решил ты со втулками, а?

Виктор. Не знаю еще, но, кажется, догадался. Теперь пробовать надо... модель делать.

Игнат Васильевич (радостно). Так это уж само собой!.. Так ведь это, Витек, событие!.. Не зря я тебя, маленького, на коленке качал. Пойду, главного технолога сейчас найду, сообщу... А уж по заводу весть сама помчится. Ох, Витька, парень ты!.. Ну, Витька!.. (Идет к двери.)

Виктор. Не надо, рано еще! Одна только мысль, говорю.

Игнат Васильевич. Уж я тебя знаю! За мысль-то эту уцепишься и пойдешь мотать. Пока! (Быстро выходит, почти столкнувшись сМишуткой.)

Пелагея Филатовна. Мишутка!

Н о н н а. Что случилось, Миша?

Миша (почти плача, тихо). Я этого дня ждал-ждал... У меня там все ребята давно сидят, им есть охота. Я им пока щи вчерашние разогрел...

Тамара. У нас дела, Мишенька.

Миша. Да я всю жизнь только от вас и слышу: дела да дела! Идемте, пожалуйста! (Вдруг разревевшись.) Уйдут они там!

Все засуетились, суют в руки Мише игрушки, железный рубль. Бонна подхватила сетку с продуктами.

Виктор (подняв Мишутку высоко вверх). Ми-шуха, не огорчайся! Главное — не отчаивайся! Все хорошо будет! Все будет расчу-десненько, Мишуха!

Все устремляются к двери. Занавес.