Г. Горин, А. Арканов

Пой, ласточка, пой!

(комедия с хором или жилищно-бытовая

оратория для ЖЭКа с фортепьяно)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Николай Степанович Шубин – начальник ЖЭКа

Печников – дирижёр хора

Жильцы дома:

Кира Платоновна – аккомпаниатор

Егор Баронович – химик

Федя

Зять

Галина Михайловна

Бронислава

Наталья

Мария

Михаил – муж Марии

Толя – милиционер-меломан

Юрик

Во дворе дома.

Жильцы (фальшиво поют).

Пой, ласточка, пой.

Дай сердцу покой!

Песню свою о блаженстве любви.

Ты повтори!

Печников. Это – не пение.

А что же это?

Печников. Какой-то скрип немазаной телеги. Николай Степанович, давайте отменять репетицию. Когда из тридцати человек приходит семь, это – не работа.

Шубин. Петр Евгеньевич, даже не знаю, что подумать. Понимаете ли. Лично с каждого взял расписку, что обещали быть.

Печников. Но когда? Через час? Через год? Несерьезно. Живем все в одном доме, не можем собраться. Сегодня – один, завтра – другие. Я ничего не могу закрепить. Мы только неделю топчемся на «Ласточке». В конце концов никто насильно не тянул. Записались в хор, так давайте петь!

Печников. Додик…

Шубин. Где Додик?

Печников. Какой Додик?

Шубин. С одиннадцатой квартиры.

Печников. Я имею ввиду Ойстраха.

Шубин. А.

Печников. Ойстрах по двенадцать часов в день не расстается со скрипкой. Ой, страх Николай Степанович.

Шубин. Додик?

Печников. А у нас – хор. Это вершина песнопения. Это коллективное прикосновение к божеству. Это не я сказал. Это сказал. Это сказал Бах Николай Степанович.

Шубин (хору). Товарищи, до каких пор будем обижать Петра Евгеньевича?

Жильцы галдят, не слушая, что говорит в это время Печников.

Печников. Да причем здесь обижать? Я сюда лечу к вам из консерватории по улице Герцена на крыльях, чтобы приобщить вас к лучшим образцам мировой хоровой литературы, чтобы ваши сердца бились в такт с лучшими образцами музыки, чтобы головы были светлыми.

Печников. Хуже детей! Я спрашиваю вас, вы хотите петь?

Шубин. Хотим!

Печников. Тогда давайте!

Хор начинает петь.

Печников (останавливает их). Ну что вы крадётесь, как мышь? Я же всё равно вас вижу.

На сцене появляется Зять.

Шубин. С 17 квартиры, Петр Евгеньевич.

Зять (жуёт и говорит). Извините, пожалуйста. Тёща совершенно неожиданно приехала из Харькова.

Печников. Слушайте, дорогой мой, зачем мне знать, приехала ваша тёща из Харькова или не приехала ваша тёща. А с чем у вас бутерброд?

Зять. С ливером.

Печников. Куда я попал? Что же это такое? Я поесть не успеваю, я сюда лечу из консерватории. Соберитесь и споем.

Хор начинает петь.

Печников. Стоп. (подходит к одному из хористов). Ну что вы поёте?

Егор Баронович. Ласточку.

Печников. Чего?

Егор Баронович. Ласточку.

Печников. Спойте мне один. Аккомпанемент!

Егор Баронович. Цумбапа-Цумбапа.

Печников. Николай Степанович, я слышу фальшь. (Егору Бароновичу) .Дорогой мой, пора уже запомнить. Не цумбапа, а пумбапа.

Шубин. Егор Баронович, запиши на бумажке. Так все делают.

Шубин все остальные суют Егору Бароновичу бумажки и ручки.

Печников. Оставьте его в покое. Он всё может запомнить прекрасно. Соберитесь, поехали!

Хор начинает петь. Звонит телефон. Хор продолжает петь.

Шубин (поднимает трубку, продолжая петь.) Алло. Начальник жэка Шубин слушает. Через полчасика позвонить? Ладно.

Шубин кладет трубку, продолжает петь вместе со всеми. Снова звонит телефон. Шубин поднимает трубку.

Шубин. Алло. Начальник жэка слушает. Через час позвонить. Хорошо.

Печников (злится). Или вы начальник жэка или хорист! Если у вас нет времени, можете не приходить к нам!

Шубин (по телефону переспрашивает). Кого-кого?

Печников. И не мешать нам репетировать!

Шубин. Это вас, Петр Евгеньевич!

Печников. Меня? ( подходит к телефону). Алло, Галечка? Не кричи на меня. Ну где я, где я. Я в жэке здесь. Ну что я делаю? Я репетирую! Ну не один я здесь! (дает трубку Шубину, который в этот момент делает замечание Феде).

Шубин (Зятю). Женщины кругом, постеснялся бы!

Печников (Шубину). Николай Степанович, Я вас прошу, дорогой. Пройдите всё по порядку. Я через пять минут буду. Там меня Галя очень ждёт.

Печников убегает.

Шубин. Товарищи, значит пока Петра Евгеньевич нет, давайте разика три пройдём, чтобы закрепиться. Но только как договорились, басы ничего не форсируют.

Федя. Не фаршируют!

Шубин. Ну ладно, Федор Алексеевич, давайте без шуточек! Короче, басы не орут. Давайте, пожалуйста.

Аккомпаниатор начинает играть. Никто кроме Шубина не поёт.

Шубин. В чем дело?!

Федя. Это у вас надо спросить, Николай Степанович, в чем дело! Сейчас – октябрь.

Шубин. Ну и что, что октябрь?

Федя. А потолок побелить вы мне обещали в сентябре!

Шубин. Слушайте, товарищи, давайте не будем отвлекаться!

Юрик. Стоп! Почему? Давайте отвлекаться!

Шубин. Давайте будем отвлекаться, пожалуйста.

Юрик. Где батарея, Николай Степанович? Нет, я вас спрашиваю, где батарея? Мне было сказано: запишитесь в хор, поставим новую батарею! Ведь говорили?!

Шубин. Говорил, говорил.

Юрик. И я как полный идиот хожу в этот хор, а батарея до сих пор не заменена! Надо свое слово держать в конце концов.

Галина Михайловна. Ну чего, чего вы на него навалились! Здесь хор, собрание песнопения, а не собрание жэка. Тихо!

Шубин. Галина Михайловна, мы после с вами обо всем об этом поговорим. Только потом.

Галина Михайловна. Коля, ты меня уговаривал…

Шубин. Тихо. Потом.

Галина Михайловна. Ты меня уговаривал: «Нужен женский голос». Уговаривал?

Шубин. Ну уговаривал. Потом поговорим. Можно потом

поговорим?

Галина Михайловна. Я отдала тебе свой голос.

Кто-из хора громко смеётся.

Галина Михайловна. Коля, я отдала тебе свой голос?

Шубин. Ну отдала, отдала. Потом поговорим.

Галина Михайловна. Ну зайди, посмотри. Лоджия как было не облицована, так до сих пор и стоит!

Шубин. Егор Баронович, что вам?

Егор Баронович. Да вот я хочу, чтобы вы твёрдо знали, что я всё-таки химик.

Шубин. Мы знаем, что вы твёрдо химик.

Егор Баронович. Все люди как люди, по субботам сидят дома, отдыхают, а я прихожу сюда и деру глотку.

Шубин. Егор Баронович, в понедельник пришлю обязательно к вам, отремонтируют санузел. Пришлю вам техника. Всё, что я говорил и обещал, все будет сделано. Все будет сделано. Своевременно или несколько позже. Товарищи, только вы…

Мария. Это что же получается? Выходит, вы на всех держите на крючке!

Шубин. Приходится! Раз вы такие малосознательные люди, раз вы не понимаете, что с меня начальство хор требует! Приходится держать на крючке! Приходится применять принцип материальной заинтересованности! Я ведь Додику с одиннадцатой квартиры стёкла вставил?

Федя. Вставил.

Шубин. Вставил! Где Додик? Нету Додика! Что мне теперь ему обратно стёкла вышибать?

Федя. Вот это кажется единственный, кому вы что-то сделали!

Шубин. Не за горами смотры жэковской художественный самодеятельности. Вот выступим там, и всё.

Федя. Всё? А вы уверены, что всё?

Шубин. Убеждён.

Федя. А вдруг не всё? Не дай бог займем первое место! Ведь начнутся смотры! Городские, республиканские! А я, что же, так и останусь с грязным потолком?! Да? Спрашивается, на кой мне нужна эта самодеятельность?

Шубин. Федя, успокойся ты ради Бога. Ничего мы с таким пением не займём.

Федя. Это мы ещё посмотрим.

Шубин. Посмотрим.

Бронислава. Николай Степанович, а зачем нам тогда так стараться? Нам – чем хуже, тем лучше.

Шубин. Бронислава Михайловна, а эстетика? А гармоническое развитие личности? У нас же это в обязательствах записано. Раз идёт такое движение «каждому жэку хор», значит наш жэк должен быть передовым. Наш жэк должен быть в кильватере.

Федя. В форватере!

Шубин. Вот вы лучше меня знаете, где вам надо быть! А упрямитесь! Не даром Петр Евгеньевич говорил, что хор – это вершина песнопения, что это божество в коллективе. И Петр Евгеньевич тысячу раз прав, когда говорит, что товарищи…

Юрик. Достали со своим Петром Евгеньевичем, черт вас возьми!

Шубин. А вот это вы напрасно! Петр Евгеньевич – святой! Он – доцент консерватории! Ему вообще всё это до лампочки! А он вечерами мучается, чтобы вас же к культуре приобщить, Юрий Алексеевич!

Наталья. Николай Степанович, да какая здесь культура в этом подвале? У меня два института, аспирантура, я торчу здесь в этом вашем подвале!

Шубин. Наташа! Хватит! Хватит! Погарыкались, и хватит!

Наталья. Погарыкались? Культура называется.

Шубин. Я прошу вас, хватит, товарищи! Юрий Алексеевич, извини, прости. Галина Михайловна, Наташа, Федя, Егор Баронович, Кира Платоновна, я вас очень прошу, давайте еще разик пройдем.

Аккомпаниатор играет.

Шубин (поет один). Одиноко сижу во садочке, только тучки плывут в тишине. Стоп, товарищи! В чем дело?!

Зять. Николай Степанович, давай перекур делать!

Все быстро уходят.

Шубин. Через пять минут всем быть здесь! Егор Баронович, быстро перекури и сюда!

Прибегает Петр Евгеньевич Печников.

Печников. Ну куда они все?

Шубин. Петр Евгеньевич, подустал народец. Перерывчик решили.

Печников. Что значит подустал? А я что – не устал?

Шубин. Вы у нас образец.

Печников. Хорошо. Образец-не образец. А где югославская плита?

Шубин. Тцц! Химик сзади, тихо!

Печников (оборачивается, видит Егора Бароновича). Егор Баронович, вы бы лучше шли репетировали, вспомнили словечки ваши. Пожалуйста.

Егор Баронович уходит.

Печников. Я – хормейстер жэка. Сказать об этом Свешнику, не дай бог птицы узнают, они же перестанут со мной здороваться.

Шубин. Петр Евгеньевич, какие птицы? Какие плиты? А то, что народ к культуре приобщается.

Печников. Ну возьмите студента, мальчишку из консерватории. Он с удовольствием будет приходить, заниматься.

Шубин. Мальчишку, студента из консерватории не возьмешь. Зачем ему плита? У него и квартиры, комнаты нет. А тут любовь к искусству нужна.

Печников. Пользуетесь тем, что я живу в вашем доме. Я целиком завишу от вас. Без плитки…

Шубин. Только ни слова при народе об этом. Святые люди.

Хор возвращается после перекура.

Печников. Товарищи святые, встали. Быстро, быстро!

Хор начинает петь. На сцене появляется Миша – муж Марии. Говорит басом.

Шубин. Вы куда, товарищ?

Миша. Я не к вам. Мария, я тебя по-доброму прошу.

Мария. Мишенька, ну не скандаль. Совсем немножко осталось, Миш.

Миша. Я этим «немножко» сыт по горло. Посуда не мыта, я болен, сын болтается неизвестно где, а мать музицирует!

Шубин. Товарищ! Не срывайте нам мероприятие!

Миша. Чхал я на ваше мероприятие!

Шубин. Голос-то какой, Петр Евгеньевич!

Миша. Выслуживаетесь? Грамоту зарабатываете, да?

Шубин. Бухенвальдский набат потянет, Петр Евгеньевич!

Миша. Каждую субботу загоняете людей в подвал, морите их здесь. Ну погодите, я доберусь до вашего начальства. Кто это вам разрешил такое самоуправство?

Шубин. Ну товарищ, вместо того, чтобы кричать, встали бы в хор! Помогли бы Жене. Голос-то вон какой бас!

Миша. Мария! Домой, домой!

Мария и Миша уходят.

Шубин. С какой он у нас квартиры-то?

Кто-то из хора. С четвертой!

Шубин. С четвертой? Ничего, он у меня зимой подзамерзнет, понимаете ли. Он у меня подохрипнет, ничего.

Печников. Не отвлекайтесь, пожалуйста, соберитесь! Басы там наверху!

Играет аккомпанемент. Появляется металлический звук.

Печников. Стоп!

Наталья. Что опять?

Печников. Какой-то посторонний звук.

Шубин. Может, мыши?

Печников. Нет, какой-то металлический.

Шубин. Тараканы может быть?

Печников. Они у вас что, железные?

Шубин. Сейчас такое время, Петр Евгеньевич…

Печников. Так, давайте соберемся, споём.

Играет аккомпанемент. Снова появляется металлический звук.

Печников (подходит к Зятю). Что у вас там?

Зять. Мясорубку заклинило. Жена просила починить, взял с собой, всё равно…

Печников. Уберите немедленно! Давайте, дорогие, соберемся разочек и споем! (аккомпаниатору) Что мы поём? Ласточку мы поём! Откуда? Оттуда же!

Звучит аккомпанемент. Хор начинает петь. На сцене появляется Миша.

Миша (Печникову). Шантажист!

Печников (указывая на Шубина). Это – вас!

Миша (хору). Товарищи, вас одурачили!

Все. Как?

Миша. Я только что дозвонился до райисполкома, мне официально сказали, что никакой хор никому не нужен.

Юрик. Это точно?

Миша. Абсолютно.

Печников. Какое право вы имеете срывать репетицию?

Миша. Репетиции? А на что они? Я звоню сейчас в райисполком, рассказываю им про это безобразие, а они мне говорят, что никакого смотра нет и не будет, и что хоры при жэках никем не запланированы и никем не предусмотрены!

Мария. Хватит, Миш, ну пойдем.

Шубин сидит молча за столом, опустив голову.

Миша (Шубину). И что насильственное пение противоречит советской демократии! Понял, Шубин?

Мария плачет.

Миша. Не плачь, моя утонька. Ты моя хорошая, моя хорошая.

Миша и Мария уходят.

Зять (Шубину). Шубин, чтобы в понедельник был маляр!

Федя. Николай Степанович, объясните, в чём дело?

Шубин. А чего объяснять?

Егор Баронович. Как чего объяснять? Смотра нет, а вы нас сюда сгоняете всё время!

Печников. Как это, сгоняет?

Егор Баронович. А кто сюда добровольно пойдёт?

Печников. Николай Степанович, выходит дело, вы меня обманывали? Никакой тяги у товарищей к музыке нет?

Бронислава. Да какая тяга? Он нас на крючке держит!

Наталья. Неужели вы не понимаете. Это называется использование служебного положения в корыстных целях.

Федя. Да если бы это хоть можно понять, а то смотра нет, грамота нам не светит. Николай Степанович, что же это, начальство даже не в курсе? Тогда зачем поем?

Шубин. Смотрю я на вас, товарищи, и так мне скучно жить становится. Грамота, начальство, зачем поём? Поем и поем! Для красоты душевной, для себя поём! Ведь вы ж сами, Петр Евгеньевич говорили, что Бах говорил, что хор – это вершина…

Печников. Да мало ли что там Бах наговорил.

Федя. Товарищи! Надо еще разобраться, не собирался ли он запродать нас церковникам?

Шубин. Федя, побойся ты Бога! Кто тебя в церковь пустит?

Печников. Ну в общем я вам скажу так, что это, получается, несерьезно. Я вас благодарю, мои дорогие. Я с этой минуты вас больше не задерживаю. Всего вам доброго!

Печников уходит.

Юрик. Так. А мне что, Николай Степанович, уходить или не уходить?

Шубин. Уходите, уходите.

Бронислава. Николай Степанович, а как же наши просьбы?

Шубин берет телефон в руки, звонит. Жильцы-хористы по одному уходят, как только Шубин выполняет их просьбы.

Шубин. Якименко? В восемнадцатую квартиру маляра, в пятьдесят шестую слесарь должен прийти, там всё уже готово, пускай придут, все сделают. И с двух до трех, потому что там на работу люди уходят.

Наталья. В двадцать третью.

Шубин. В двадцать третью маляр и сантехник.

Юрик. Двенадцатая.

Шубин. В двенадцатую, ты знаешь, три секции, в кухне и в прихожей батареи сменить. Сантехник должен к химику, да, в сто третью. В семьдесят восьмую маляр. В тридцать третью, к Галине Михайловне, я сам зайду.

Галина Михайловна (обнимает Шубина). Коля, не расстраивайся. Там субботник, воскресник, деревья сажать, мы с радостью.

Шубин. После об этом поговорим, после. После, после.

Галина Михайловна. Не расстраивайся.

Все уходят. Не уходит только Кира Платоновна – пожилой концертмейстер. Наигрывает какую-то мелодию.

Шубин. Кира Платоновна, я обещал вам дверь заменить.

Кира Платоновна. Угу.

Шубин. Честное слово, плотник на бюллетени. Как только появится, как тут же обязательно.

Кира Платоновна. Мне не к спеху, Николай Степанович.

Шубин. Всё товарищи, всё, всё, всё. Никого я больше не держу.

Кира Платоновна. А меня сюда никто не загонял.

Шубин. Да разве я кого загонял, Кира Платоновна? Я приглашал, понимаете? Приглашал я. Ведь мы сейчас как жить стали, Кира Платоновна. Носимся, как угорелые, каждый по своим рельсам, а если встретимся, то лоб в лоб, и катастрофы получаются. Понимаете? А тут знали, что есть место, где можно собраться, попеть. Ведь я так понимаю, Кира Платоновна, нельзя одними химиями, кранами, батареями жить. Обязательно для души что-нибудь нужно. А то ведь штамповка получается, а не человек. Я так понимаю, Кира Платоновна. Конечно, может и неправильно людей на крючке держать. Но поскольку есть недоделки в доме, лучше использовать это на общее благо. Я так понимаю, Кира Платоновна. Ну, не поняли. Вначале думал, ну портачатся, начнут потом ходить, потом привыкнут, понравится… Не вышло. Отпелся, понимаете ли, Кира Платоновна. Я вот тут в дом культур поступить в хор хотел. Пришёл. И не приняли. Слуха, говорят, нет. Ну и пусть нет. Что я этим слухом зарабатывать что ли себе хочу, Кира Платоновна? Для души петь хочется! Для красоты душевной петь. Ведь вот у вас в детском садике ну все дети поют. Все. Так хорошо поют. Замечательно поют. Мы едем, едем, едем, в далекие края, веселые соседи… Замечательно. Кира Платоновна. Николай Степанович, подойдите, пожалуйста, к фортепьяно.

Шубин. Зачем?

Кира Платоновна. Я хочу послушать, как вы поёте.

Шубин. Ну что вы, не надо.

Кира Платоновна. Пожалуйста. Я вас очень прошу.

Шубин. Не надо, не надо. Я прошу вас.

Кира Платоновна. Николай Степанович, вы же хотите петь.

Шубин. Мало ли что я хочу. Я вот может хочу участковым быть, а я ещё пока начальник жэка.

Кира Платоновна. Нет, не хотите. Вы хотите петь. Подойдите, пожалуйста.

Шубин. Не хочу я петь.

Кира Платоновна. Я вас покорнейше прошу.

Шубин. Не надо, Кира Платоновна, совсем это ни к чему.

Кира Платоновна. Мы сейчас с вами споем. Мы едем, едем, едем…

Шубин. Не надо. Я прошу вас, Кира Платоновна. Совсем это ни к чему. Совсем это не надо.

Кира Платоновна. Ну давайте, давайте. Вот так.

Шубин медленно подходит к фортепьяно.

Кира Платоновна. Давайте. Мы

Шубин (пытается вытянуть ноту, у него не получается). Мы…Сейчас, сейчас. Мы…

Кира Платоновна. Выше, выше.

Шубин. Мы…

Кира Платоновна. Едем, едем, едем. В далёкие края.

Шубин и Кира Платоновна поют вместе.

Кира Платоновна. Ну вот. А вы говорите слуха нет.

Шубин. Кира Платоновна, я как позанимаюсь с Петром Евгеньевичем, так что-то начинаю чувствовать.

Кира Платоновна. Петр Евгеньевич – это же великолепный педагог.

Шубин. Святой человек!

Кира Платоновна. А сейчас мы с вами Ласточку попробуем. Давайте, соберитесь..

Кира Платоновна и Шубин поют. Шубин поёт очень хорошо. На сцене появляется Толя – милиционер-меломан.

Шубин. Стоп!

Кира Платоновна. Что такое?

Толя. Справочку мне надо донести.

Шубин. Какую справочку?

Толя. Правда хор отменяют?

Шубин. Правда отменяется. А вам какая разница?

Толя. Да мне собственно никакой. Я вообще не из этого дома. Мать у меня здесь живет, в третьей квартире. Ну а я к ней приезжаю, продукты завожу. Иногда она мне звонит, как дела Толя? Иногда я ей, как дела, мама? Вот.

Шубин. Так в чем дело я не понимаю никак.

Толя. Да ни в чем. Я говорю, мать у меня здесь живут, в третьей квартире.

Шубин. Так.

Толя. А я, стало быть, к ней приезжаю.

Шубин. И что у вас, потолок обвалился что ли?

Толя. Да зачем? Я говорю, мать у меня живет в третьей квартире. Ну а я к ней приезжаю. Она над красным уголком живет. Когда хор поет, там все слышно.

Шубин. Так что, мешаем что ли?

Толя. Да зачем? Ей богу, какой непонятливый. Я говорю, мать моя живет в третьей квартире! А я к ней приезжаю. Она над красным уголком живет. Хорошо вы, товарищи, поете.

Шубин. Тебе делать что ли нечего? Разыгрываешь нас тут. Я не понимаю.

Толя. Да почему? Я же из-за вас стал каждую неделю сюда ездить. Сидим, понимаешь, с матерью, слушаем. Хорошо поёте.

Шубин. Ну чего ж тут хорошего? Скрипим как телега немазаная.

Толя. Вам, музыкантам, оно виднее. А я прямо скажу, нам нравится.

Шубин. А ты чего стоишь-то? Ты давай, садись. Нравится?

Толя. Нравится. Особенно эта ваша Ласточка нравится. Мы её с братьями завсегда пели. Нас три брата было. Старший – бас, средний – тенор, а я – маленький был, я им на гармошке аккомпанировал. Вот.

Шубин. Слушай, где братья? Давай к нам в хор их.

Толя. Да братьев нет, они в войну ещё погибли. Я потом тоже замотался, гармошку забросил, а тут вот к матери приезжаю. А из-под пола, понимаешь, Ласточка ваша.

Шубин. Ласточка…

Толя. Ну мы с матерью сели, растрогались, и вдруг соседка прибегает. Хор, говорит, отменяют.

Шубин. Слушай, никто никого не отменял. Каникулы у нас. Понимаешь? Каникулы.

Толя. А. Понятно.

Шубин. Сам поешь? Давай попробуем.

Толя. Не-не-не.

Шубин. Давай, давай.

Толя начинает петь. Поет очень хорошо. Потом поют вместе с Шубиным:

Пой, ласточка, пой,

Пой, не умолкай,

Песней блаженства меня успокой, пой,

Ласточка, пой.

На сцене появляется Печников.

Печников. Ну что орёте, как мартовские коты? С пятого этажа слушать противно. Встаньте, у меня полчаса времени до начала концерта.

Печников начинает дирижировать. На сцене появляются Юрик, Наталья, Бронислава, Егор Баронович с внучкой, зять, Федя, Мария, Михаил, Галина Михайловна. Все поют Ласточку.

Конец.