Мойра Баффини
Театральная игра в десяти сценах
Перевод с английского и сценическая
редакция
Сергея Таска
©2001,
Сергей Таск, перевод и редакция
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Маркус
– римский солдат
Доркас
– торговка
Херик,
Эрик, Дерик – саксонцы
Гильда
– новая послушница
Хильда,
Матильда – монашки
Тревéлин
– актер
Ллевéллин
– драматург и режиссер
Хелен
– его жена, актриса
Роксана
– ученая госпожа
Марианна
– служанка
Мужчина
– ремесленник
Мисс
Тилли – гувернантка
Мистер
Квилли – домовладелец
Милли
– его жена
ДеВир
– художник
Баттермир
– викарий
Бой
– подросток
Квинн
– экспериментатор
Флинн
– его подружка
Гвин,
Линн – приглаше
нная
пара
Бригитта
– незамужняя женщина
Рита
– секретарша
Дитер
– холостяк, лечащийся алкоголик
Питер
– холостяк, врач
Действие
происходит в Англии, на одном и том же участке земли, каждая сцена
сопровождается переменой декорации.
Пьеса
может быть разыграна шестью актерами.
79
год нашей эры. Пустырь. Незаконченное строение из камня и досок. Вбегает
Доркас. Она задирает юбки, дразня своего преследователя, и со смехом убегает.
Через сцену пробегает Маркус, римский солдат, и скрывается в кулисе. Раздается
женское повизгивание. Солдат вытаскивает на сцену упирающуюся торговку.
МАРКУС. Вот. Ты. Это. Здесь.
ДОРКАС. Погоди. Что это вы тут строите?
МАРКУС. Сортир.
ДОРКАС. Что такое сортир?
МАРКУС. Место, где срут.
ДОРКАС. Для этого вы строите дом?
МАРКУС. У нас так принято.
ДОРКАС. Нельзя срать в доме.
МАРКУС. Почему?
ДОРКАС. Дикари. Вы что, не можете присесть под кустом,
как нормальные люди?
МАРКУС. Ты слышала такое слово – культура? Послушай,
может, после поговорим?
ДОРКАС. Можно вообще без разговоров.
МАРКУС. Вот это по мне. (Готов ее облапить.)
ДОРКАС. Погоди. Тебе не кажется, что ты кое-что забыл?
МАРКУС. Ну да. (Протягивает монету.) Вот.
ДОРКАС (уставилась). Что это?
МАРКУС.
Монета.
ДОРКАС. Какая такая монета?
МАРКУС. Деньги. Можешь на них купить, что захочешь.
ДОРКАС. Как это?
МАРКУС. Обменяешь на товар. Придешь на рынок и обменяешь.
ДОРКАС. Я должна тащиться на рынок за тем, что я
заработала здесь?
МАРКУС. Ты не поняла. Я с тобой расплатился. На рынке ты
просто эти деньги потратишь.
ДОРКАС.
И это все?
МАРКУС (приступая к делу). Это много. Даже
слишком.
ДОРКАС (отбиваясь). Курицу давай.
МАРКУС. Чего?
ДОРКАС. За это мне дают целую курицу.
МАРКУС. Сравнила римскую монету с дохлой курицей!
ДОРКАС. С живой!
МАРКУС. За эту монету ты получишь жирного каплуна и
кое-что в при-дачу! Может, целого поросенка. Ну, давай...
ДОРКАС. Хочу курицу!
МАРКУС. Нет у меня курицы. У меня только деньги.
ДОРКАС. Не надо мне твоих денег.
Она
швыряет монету на землю и отворачивается. Пауза.
МАРКУС. Хорошо. Считай, что курица за мной.
ДОРКАС. Ага. Нашел дурочку.
МАРКУС. Монета это та же курица. Любой мясник на рынке
тебе скажет: «У тебя деньги? Давай их сюда, вот тебе самая лучшая курица».
ДОРКАС. Надо быть идиотом, чтобы так махнуться.
МАРКУС. Не махнуться! Это купля-продажа. Теперь так
принято. Послушай, я два месяца в походе. Хочу – сил нет. Сейчас лопну.
ДОРКАС. Лопнешь?
МАРКУС. А то не видно.
ДОРКАС (сочувственно). Бедненький. (Щупает его
плащ.) Хорошая штука.
МАРКУС.
Ты о чем?
ДОРКАС. Так и быть, вместо курицы.
МАРКУС. Только не плащ.
ДОРКАС. Почему?
МАРКУС. Другого мне не выдадут, а без плаща тут у вас
дуба дашь.
ДОРКАС. Цвет красивый.
МАРКУС. Да, ничего.
ДОРКАС. Что за ткань?
МАРКУС. Шерсть.
ДОРКАС. Иди ты!
МАРКУС. Ну.
ДОРКАС. Выделка что надо. Как это у них получается?
МАРКУС. Не знаю. Послушай…
ДОРКАС. У вас там, что, разные овцы водятся?
МАРКУС. Плащ я не отдам.
ДОРКАС. Ладно жмотиться.
МАРКУС. К тому же он стоит больше, чем мы договаривались.
ДОРКАС. Больше, чем курица?
МАРКУС. А ты думала!
ДОРКАС. Ты еще скажи, больше, чем я.
МАРКУС. Я тоже не дурак, чтобы отдать шерстяной плащ за
один перепих.
ДОРКАС. Два. Один сейчас, второй потом.
МАРКУС. Нет!
ДОРКАС. Ладно. (Сбрасывает его с себя.) Тогда иди,
откуда пришел.
МАРКУС.
Слушай, ты. Скажи спасибо, что я вообще тебе плачу. Я могу взять тебя силой.
ДОРКАС. Даже так?
МАРКУС
(зверея). Сейчас увидишь!
ДОРКАС.
Укушу! Возьмешь меня силой, знаешь, что будет с твоим концом? Съежится как
стручок перца над огнем. Отсохнет как бородавка от белладонны. Захочешь, не сможешь! Знаешь, что у наших баб
внутри? Ядовитая слюна! Как начнешь гнить с конца, так и не остановишься!
МАРКУС
(вставая с земли). Связался на свою голову.
ДОРКАС.
Расстроился, солдатик? А кто постоит за славную Римскую империю? Ладно, так и
быть, дам я тебе… но курица вперед!
Солдат
плюет ей в лицо. Она хохочет.
Что,
солдатик, со страху в штаны наложил?
МАРКУС.
Кого мне бояться? Англов с саксами? Мы вас уничтожим. Мы построим город на
ваших костях. От таких, как ты, даже плевка не останется. (Уходит.)
ДОРКАС.
Ага. Размечтался! (Поднимает с земли монету, разглядывает ее.) Денежка.
(Подбрасывает и ловит монету.) В хозяйстве пригодится.
СЦЕНА 2: СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
544
год. На пустыре вырос лес. Из полуразрушенного римского сортира доносится
учащенное пыхтенье. У костра сидят два немытых, заросших сакса, Эрик и Херик.
ЭРИК.
Чё это раньше было?
ХЕРИК (посмотрел на сортир). Чё! Каменный
фундамент. Приступочка с дырками. Алтарь! Дерево прогнило, он и провалился. Я
ее прямо на полу и…
ЭРИК.
В храме? Ты чё!
ХЕРИК.
А чё? Тут от храма одно название.
ЭРИК.
С их богами связываться…
ХЕРИК. Их боги давно в ящик сыграли вместе с ними. Тут
лет триста никто не живет.
ЭРИК. С чего ты взял, что их боги умерли?
ХЕРИК. Им триста лет никто не поклоняется, ну?
ЭРИК. Боги бессмертны. Про них все забыли, а они себе
живут.
ХЕРИК. Не знаю…
ЭРИК. Короче, там я не буду.
ХЕРИК. А чё?
ЭРИК.
Нашлют порчу, очень надо.
ХЕРИК. На меня не наслали.
ЭРИК. Почем ты знаешь?
ХЕРИК. Ничего не отвалилось.
ЭРИК. Пока.
ХЕРИК. Не хочешь там, иди в лес.
ЭРИК. Я лучше здесь.
ХЕРИК. А чё?
ЭРИК. В лесу духи.
ХЕРИК. Ну, ты даешь!
ЭРИК. Они шли рядом всю дорогу, пока мы по очереди тащили
эту дуреху! Я чувствовал на себе их взгляды!
Пыхтенье
в сортире набирает обороты.
ХЕРИК. Духи, ведьмы... Кому ты, на хрен, нужен?
ЭРИК. Зенки, как у мертвяков.
ХЕРИК (насмешливо). Ага!
ЭРИК. Они хотят нас отсюда выгнать.
ЭРИК. А чё я сплевываю? Я же чувствую. Зазевался, и
песец. Враз из тебя кровушку выпили!
Оба поеживаются. Из сортира доносится торжествующий
мужской вопль.
ХЕРИК. Эрик, чё я тебе скажу.
ЭРИК. Ну?
ХЕРИК. Мертвяк – он и есть мертвяк. Лес – он и есть лес.
Чё говорить! Это как два пальца.
ЭРИК. Лес это тебе не просто лес. Всякое место это
перекресток, где сходятся время, события, желания… прошлое, будущее… и все это
на тебя давит!
ХЕРИК. Не нравится – уйдем.
ЭРИК. А облегчиться?
ХЕРИК. В смысле?
ЭРИК. Мне надо облегчиться, иначе душа не успокоится.
ХЕРИК. Кинешь палку, и душа успокоится?
ЭРИК. А чё? Ты, что ли, покоя не ищешь?
ХЕРИК. Ничего я не ищу. Отстрелялся – и свободен.
Из
сортира выходит Дерик.
ДЕРИК (Эрику). Вперед с копьем наперевес!
ЭРИК.
Неси ее сюда.
ДЕРИК. Чё это?
ЭРИК. Ничё.
ДЕРИК. Она там.
ХЕРИК. Там он не хочет.
ДЕРИК. Чё это?
ЭРИК.
Неси сюда!
ДЕРИК. Во дает! (Уходит.)
ХЕРИК. Эрик, ладно тебе. Духи, боги… чё переживать? Или
вот: «выс-ший смысл». Чи-во? Хочу есть – ем, хочу срать – сру. Хочу бабу – беру
бабу. Вот тебе и «высший смысл». Что было, то было. Плюнуть и забыть. А что
будет… всякие там знаки, фуяки… это, блин, вообще.
ЭРИК.
Херик. Вот когда дуба дашь, тогда меня вспомнишь.
Дерик
несет на плече Женщину.
ДЕРИК. Куда ее, в лес?
ЭРИК. Вали сюда.
ДЕРИК. Чё?
ЭРИК. К костру.
ДЕРИК. Ты чё, чтобы мы смотрели, как ты будешь ее…
ЭРИК. Не хочешь – не смотри.
ДЕРИК. И не буду!
ХЕРИК (Дерику). Тебе-то чё! Только присядешь, как
уж все кончено.
ДЕРИК. Ну вы даете.
Он сваливает Женщину у ног Эрика, а сам отходит подальше.
Херик тоже. Эрик молится про себя.
Одно дело, когда ты сам, другое – когда смотришь.
ХЕРИК. Ну.
ДЕРИК. Когда сам, лучше глаза не открывать. Я чё
так долго? Уставилась на меня своими гнилушками. Ну, я ей пару раз двинул, для
порядка. А сам глаза закрыл и больше ни о чем не думаю. И вдруг… вот оно!
Херик хмыкает со знанием дела.
Да я не про это … я про то, что в башке делается. Или не
в башке, а еще где-то… в… как сказать?
ХЕРИК. В нутре?
ДЕРИК. Во! Когда я ее пилю, я человек…
ХЕРИК. Ага?
ДЕРИК. …я расту...
ХЕРИК. Ну?
ДЕРИК. Внутри самого себя.
ХЕРИК. Ага.
ДЕРИК. Я бог!
ХЕРИК. Ишь ты.
ДЕРИК. Тебе не понять.
ХЕРИК. А я чё, не бог?
ДЕРИК. Я – весь мир! И я – над миром!
ЭРИК. Эй, Дерик?
ДЕРИК. А?
ЭРИК. И чё я с этим должен делать?
Дерик и Херик подходят к лежащей на земле Женщине.
Закопать или сжечь?
ДЕРИК. А чё? (Пробует приподнять Женщину, она обмякла.)
ЭРИК. Отпрыгалась.
ДЕРИК. Счас очнется.
ЭРИК. Как же!
ДЕРИК. Она живая.
ЭРИК. Да?
ДЕРИК. Ее растормошить, и будет как новенькая.
ЭРИК. Ага! Сам дело справил, а я теперь елозь о дерево!
ДЕРИК. Я ее разок только пристукнул. А чё она вылупилась!
ЭРИК. И чё теперь? От таракана и то больше пользы!
ДЕРИК. Ты хочешь сказать, что когда я пристукнул…
ЭРИК. Боги ее забрали! (Обращаясь к сортиру.) Не
осквернял я храма! Я не виноват! Не виноват! (Убегает.)
ДЕРИК. Чё это он? Какие боги?
ХЕРИК. Малость не в себе. (Собирает пожитки.) Ладно,
сваливаем.
ХЕРИК (цитирует). «Высшим силам небезразлично,
кто, где и с кем». Не в себе, ну. (Уходит.)
Темнеет. Дерик молча разглядывает Женщину.
ДЕРИК. Сама виновата. Нечего было на меня таращиться! (Уходит.)
Вдруг Женщина зашевелилась. Она с трудом встает на
колени. Ее мутит. Она начинает выть, как будто оплакивает покойника. Этот
тоскливый и одновременно яростный вой продолжается, пока его не сменяет…
1099 год. Неземное, экстатическое пение. Это Гильда,
новая послушница. Перед нами женский монастырь. Хильда, как зачарованная,
слушает пение. Она приближается к Гильде, та ее не замечает.
ХИЛЬДА. Сестра…
Пение оборвалось. Гильда улыбается монашке. Хильда показывает
пальцем на стену.
Смотри!
ГИЛЬДА. Что? Где?
ХИЛЬДА. Вон там… не видишь?
ГИЛЬДА. Нет…
ХИЛЬДА. Это он!
ГИЛЬДА. Кто? (Хильда падает на колени.) Я ничего
не вижу!
Тихо вошла Матильда, издалека наблюдает за происходящим.
ХИЛЬДА. Стоит неподвижно, протянув вперед руку, как будто
обращается к кому-то.
ГИЛЬДА. К кому?
ХИЛЬДА. Наверно, его привлекло твое пение.
ГИЛЬДА. Ах!
ХИЛЬДА. Ты его не видишь?
ГИЛЬДА. У меня горло перехватило. Кто он?
ХИЛЬДА. Ты меня спрашиваешь?
ГИЛЬДА. Мне являлся во сне дух этой обители.
ХИЛЬДА. Дух…
ГИЛЬДА. Это, должно быть, он.
ХИЛЬДА. Он смотрит на тебя.
ГИЛЬДА. Почему я не вижу?!
ХИЛЬДА. Может, ты должна его увидеть сердцем? Может, если
ты закроешь глаза…
ГИЛЬДА (закрывает). Так?
ХИЛЬДА. …ты его увидишь.
ГИЛЬДА (делает усилие). Вижу…
ХИЛЬДА. Он приближается.
ГИЛЬДА. Босой!
ХИЛЬДА. Да.
ГИЛЬДА. У него такие глаза… он…
ХИЛЬДА. Что?
ГИЛЬДА. …протягивает ко мне руки…
ХИЛЬДА. Он что-то говорит?
ГИЛЬДА. Да…
ХИЛЬДА. Он говорит, что когда ты поешь, он хочет…
ГИЛЬДА. Хочет?
ХИЛЬДА. …поцеловать тебя в губы.
Она целует Гильду в губы. Та открывает глаза и, увидев,
кто перед ней, с гневом отталкивает монашку.
Он сделал это через меня.
Гильда сплевывает нечестивый поцелуй и убегает из кельи.
Хильда уязвлена, она пытается овладеть собой.
МАТИЛЬДА. Что все это значит?
ХИЛЬДА (резко обернувшись). Ничего.
МАТИЛЬДА. Вызываешь бесплотных духов?
ХИЛЬДА. Духи ни при чем.
МАТИЛЬДА. Ты водила ее за нос.
ХИЛЬДА. Нет!
МАТИЛЬДА. Тогда что же?
ХИЛЬДА. Я люблю ее.
МАТИЛЬДА. Лжешь!
ХИЛЬДА. Так же как остальных сестер в обители.
МАТИЛЬДА. Ты ее вожделеешь.
ХИЛЬДА. Я ее люблю.
МАТИЛЬДА. Сказать тебе, что такое вожделение?
ХИЛЬДА. Что ты можешь знать об этом?
МАТИЛЬДА. Грубишь?
ХИЛЬДА. Ты сделаешь все, чтобы меня вышвырнули отсюда.
МАТИЛЬДА. Думаешь?
ХИЛЬДА. Грублю, не грублю, теперь это не имеет значения.
МАТИЛЬДА. Я пытаюсь тебе помочь. Думаешь, я никогда не
вожделела? В первое время желание меня пожирало, как тебя сейчас. Каждая жилка
бунтовала против насилия.
ХИЛЬДА. Это тюрьма!
МАТИЛЬДА. Ты здесь не по своей воле, я знаю. Мне это
знакомо – горечь, гнев. Оторванность от всего, что было дорого. Кажется, что
тебя заковали в кандалы. А потом обретаешь покой. Приходит свобода…
ХИЛЬДА. Свобода?
МАТИЛЬДА. Да.
ХИЛЬДА. В этих стенах?
МАТИЛЬДА. Что такое стены? Я их не замечаю. Мысль легко
преодолевает преграды. Сестра, нет ничего ценнее духа. Что стоит гладкость
плоти в сравнении с духом? Тело – обуза. Когда ты это поймешь, истинная
сущность, твой дух, унесется далеко отсюда. Не один месяц провела я в молитвах,
протирая колени на каменном полу. И пришло просветление. Вот она, предвечная
тайна, только руку протяни! Освободи свой дух, и стены исчезнут, и время
потеряет власть над тобой. Я тебя научу. Отринь земное, греховное, плотское.
ХИЛЬДА. Почему ты следила за нами? Почему не остановила?
МАТИЛЬДА. Я хотела…
ХИЛЬДА. Кого ты желаешь – ее? меня?
МАТИЛЬДА. Я хочу тебе помочь.
ХИЛЬДА. Ты лжешь.
МАТИЛЬДА. Твои муки мне хорошо знакомы. Я тебе помогу!
ХИЛЬДА. Ты пытаешься меня совратить.
МАТИЛЬДА. Как ты смеешь!
ХИЛЬДА. Ты мечтаешь, чтобы мы соединились, бестелесные
любовники, и тогда ты меня поведешь «туда, где покой». Твой «покой» это малодушие!
Твоя «жизнь духа» это смерть!
МАТИЛЬДА. Плоть есть смерть. Она идет червям. Унавоживает
почву.
ХИЛЬДА (трогает ее). Поэтому ты так вздрагиваешь
от моего прикосновения? Ты не преодолела своих желаний. Ты живешь в постоянном
страхе перед ними.
МАТИЛЬДА. Пеняй на себя. Ты проведешь ночь на каменном
полу. Коленями почувствуй твердость духа.
Матильда хочет уйти, но не уходит. Она молча наблюдает.
Хильда стоит, закрыв глаза. Где-то рядом снова запела Гильда.
ХИЛЬДА. Вернись. Спой для меня. Я верну тебя силой моей
мысли.
Входит Хелен (та же актриса, что исполняла роль Гильды).
Она расстилает на полу плащ и становится на колени. Декорация переносит нас в…
СЦЕНА 4: РЕНЕССАНС
1584 год. Развалины женского монастыря. Рядом с Хелен на
колени опускается Тревелин. Он несмело берет ее за руку. Хильда не сводит с них
глаз.
ТРЕВЕЛИН. Мой
ангел.
ХЕЛЕН. Рыцарь мой.
ТРЕВЕЛИН. Уже могу я
Взять
за руку тебя?
ХЕЛЕН. И прежде мог.
Лишь
честь твоя, незримая твердыня,
Была преградой слабой
женской плоти,
Изнемогавшей…
Тревелин целует ей руку.
Как, и это всё?
А
губы, два не сорванных бутона,
Впустую
расточающие запах
Запретных
слов? Нам робость не к лицу.
Едва
заря взомчится легкой серной,
Как
стану я твоей женою верной.
ТРЕВЕЛИН. Но…
ХЕЛЕН. Тише!
Она запечатывает ему губы поцелуем.
Хильда выходит.
Хелен всем телом прижимается к
Тревелину. Он отшатывается, теряясь перед столь бурным проявлением чувств.
ТРЕВЕЛИН. Что ты делаешь?
ХЕЛЕН. Лишь то,
Чего
мы оба так давно желаем.
ТРЕВЕЛИН. Моя
любовь, мой ангел белоснежный,
Бежит
песок в часах нетерпеливых,
Монах
надежный будет здесь с рассветом,
Чтоб
объявить нас мужем и женой.
Дотоле
же не мучай понапрасну…
ХЕЛЕН. Мученье
в радость. Дай мне поцелуй!
ТРЕВЕЛИН. Невинная
голубка, день от ночи
Не
так отличен, как любезный Богу
Сладчайший
поцелуй у алтаря
От
беззаконных, воровских лобзаний.
ХЕЛЕН. Ах,
кто губам припишет ложный стыд?
Они
берут, что им принадлежит!
ТРЕВЕЛИН. Но
это называется разбоем!
Священный
брак – вот пропуск в рай обоим.
ХЕЛЕН. Зачем
все усложнять…
ТРЕВЕЛИН. Жена и муж…
ХЕЛЕН. Скажи,
мой поцелуй тебе противен!
ТРЕВЕЛИН. Он
жажду утолит мою скорее,
Чем
все напитки мира, но пойми:
Тем
лучше, тем бесценнее вино,
Когда
отменной выдержки оно.
Входит Ллевеллин, бастард.
ЛЛЕВЕЛЛИН (в сторону). Безродный пес, хватающий объедки
С
чужих столов, одну я знаю радость –
Вцепиться
в шею и душить, душить!
Любовное
гнездо разворошить –
От
этой мысли черною слюною
Готов
я захлебнуться. Раб судьбы,
Я
весь свой злобный пыл пущу на то,
Чтоб
этот трус с повадкой резонера
И
млеющая кошечка его
Скорей
возненавидели друг друга.
Мне
их венчанье – точно в горле кость,
Их
счастье для меня – глоток цикуты.
Здесь,
средь развалин старого аббатства,
Где
привелось невестам во Христе
Творить
молитвы с блудом пополам,
Жизнь
этих чистых душ да будет адом:
Нет
места для любви, коль дьявол рядом.
ХЕЛЕН (Ллевеллину). Дорогой…
ЛЛЕВЕЛЛИН (выходя из образа, раздраженно). Что
такое?
ХЕЛЕН. Прости, но я не понимаю, что в этой сцене
происходит.
ЛЛЕВЕЛЛИН. Вы ждете священника.
ХЕЛЕН. Но что мы делаем во время твоего монолога?
ЛЛЕВЕЛЛИН. Вы захвачены взаимным чувством.
ХЕЛЕН. Да, но… только что был спор, и нешуточный, и вдруг
мы остановились… ни с того, ни с сего.
ЛЛЕВЕЛЛИН. Вы остановились, потому что вошел я.
ХЕЛЕН. Да, но в этот момент я допытываюсь от своего
учителя и возлюбленного, человека, ради которого я всем пожертвовала, чем я хуже
до свадьбы? Почему он не может поцеловать свою невесту? И вдруг мы
останавливаемся, пока ты произносишь свой монолог. Прости, но я не вижу в этом
большого смысла.
ЛЛЕВЕЛЛИН. Это называется апарт. Я произношу монолог в
сторону, и в это время действие пьесы останавливается.
ХЕЛЕН. Да, но…
ЛЛЕВЕЛЛИН. Театральная условность. У нее особый смысл.
ХЕЛЕН. Как, ее удовлетворили смешные отговорки? Ради него
она оставила семью, отказалась от богатства, сейчас ей, как никогда, нужна
поддержка – а он? – не может ее поцеловать!
ЛЛЕВЕЛЛИН. И что из этого следует?
ХЕЛЕН. Многое.
ЛЛЕВЕЛЛИН. Например?
ХЕЛЕН. Что он не тот, каким она его себе представляла.
Ллевеллин потерял дар речи.
ТРЕВЕЛИН. Послушай, дружище, сказать по правде, я тоже в
этом не вижу большого смысла.
ЛЛЕВЕЛЛИН. Да вы спелись!
ТРЕВЕЛИН. Что я несу? Ллевеллин, неужели ты сам не
слышишь? Влюбленные… ночь в заброшенном монастыре… меня всего трясет, а я ей:
«Любимая, не будем торопиться…»
ЛЛЕВЕЛЛИН. Он благороден, чем и отличается от бастарда.
Ему не терпится ее поцеловать, но он берет себя в руки.
ТРЕВЕЛИН. Зачем?
ЛЛЕВЕЛЛИН. Затем что его намерения чисты. Проявляя
благородство, он возвышает их любовь. Отказываясь от блаженства, он словно говорит:
«Ради тебя я готов и не на такие жертвы!»
ТРЕВЕЛИН. Из чего это следует? Что, реально, видят
зрители: слабак и размазня. Не мое амплуа.
ЛЛЕВЕЛЛИН. Ну-ну.
ТРЕВЕЛИН. Мое амплуа – герой. Знаешь, сколько я их переиграл
на своем веку, несмотря на сорванный голос? Так вот, говорю тебе со знанием
дела: герой раздумывать не будет, он так и вопьется в нее губами!
ЛЛЕВЕЛЛИН. Что ж. Бог помощь. (Отворачивается.)
ЛЛЕВЕЛЛИН. Нет, вы абсолютно правы. Это лишено всякого
смысла. Вымарываем.
ТРЕВЕЛИН. Что?
ЛЛЕВЕЛЛИН. Всю сцену. Считайте, что ее не было.
ХЕЛЕН. Мы не говорим, что ее надо…
ЛЛЕВЕЛЛИН. Все правильно: не работает, значит, не нужна.
Разве мы не за этим сюда пришли? Среди настоящих развалин, под настоящей луной,
проверить, как все звучит. Не звучит. Значит, вымарываем. От слов «Как стану я
твоей женою верной» до моего выхода.
ХЕЛЕН. Но… что мы делаем, когда ты входишь?
ЛЛЕВЕЛЛИН. Что вы делаете? Целуетесь!
ХЕЛЕН. Целуемся?
ЛЛЕВЕЛЛИН. Разве вы не этого хотели?
ХЕЛЕН. Что ты имеешь в виду?
ЛЛЕВЕЛЛИН. То, что подсказывает чувство, а с чувством не
поспоришь, верно? В конце концов, это всего лишь слова. Когда я писал, казалось,
в них есть красота и магическая сила… казалось, они откроют людям истину, но
теперь вижу, я ошибался.
ХЕЛЕН. Ты хотел услышать наше мнение.
ЛЛЕВЕЛЛИН. Слова… их место в мусорной корзине! Что может
быть эфемернее слов? (Горько.) Только любовь. (Идет в кулису, останавливается.)
Еще раз, с самого начала. Тревелин, за тобой героический мужской поцелуй. (Выходит.)
Хелен и Тревелин настраиваются.
ТРЕВЕЛИН. Грустно, но факт: сцена не работает.
ХЕЛЕН. Мы причинили ему боль.
ТРЕВЕЛИН. Не следует быть таким чувствительным. Он сам
сказал: «Это всего лишь слова». Между нами, не самые удачные.
ХЕЛЕН. Зато выстраданные.
ТРЕВЕЛИН. То есть?
ХЕЛЕН. Эта сцена про нас. Он был моим домашним учителем.
Древнегреческие философы, латинские поэты. Пока я занималась спряжением
глаголов, он подбрасывал мне свои любовные сонеты. Я была его тайной музой. Он
открыл мне целый мир…
ТРЕВЕЛИН (сбитый с толку). Хелен…
ХЕЛЕН. Чтобы обвенчаться с ним, я убежала из дома. В
первую же ночь мы заблудились и оказались одни среди живописных развалин. Я
прильнула к нему. Мне так хотелось, чтобы он меня поцеловал. А он меня
отстранил. Держал на расстоянии.
ТРЕВЕЛИН. Зачем?
ХЕЛЕН. Благородство?
ТРЕВЕЛИН. Я, ничего не зная, назвал его размазней.
ЛЛЕВЕЛЛИН (за сценой). Вы долго еще там?
ТРЕВЕЛИН. Сейчас! Маленькая загвоздка.
Входит Ллевеллин, не скрывая своего раздражения.
ЛЛЕВЕЛЛИН. Ну, что еще?
ТРЕВЕЛИН. Чтобы все было, как в жизни, ты пригласил сюда
свою красавицу жену… замечательная идея и, в смысле подхода к роли, весьма
оригинально… но завтра мы вернемся в театр, и Хелен снова засядет шить костюмы,
а я выйду на сцену, где мне подставит губы прыщавый подросток, и изо рта у него
будет пахнуть луком.
ЛЛЕВЕЛЛИН. Что ты хочешь сказать?
ТРЕВЕЛИН. Что твой эксперимент - это попытка с негодными
средствами.
ЛЛЕВЕЛЛИН (с трудом сдерживаясь). Что должен
делать актер?
ТРЕВЕЛИН. Играть.
ЛЛЕВЕЛЛИН. Вот и играй! (Выходит.)
Эта отповедь отрезвила Тревелина, он берет Хелен за руку.
ТРЕВЕЛИН. Ты пожертвовала всем… семьей, положением?
ХЕЛЕН (печально). Ради него я была готова и не на
такие жертвы.
ТРЕВЕЛИН. Мой
ангел.
ХЕЛЕН. Рыцарь мой.
ТРЕВЕЛИН. Уже могу я
Взять
за руку тебя?
ХЕЛЕН. И прежде мог.
Лишь
честь твоя, незримая твердыня,
Была
преградой слабой женской плоти,
Изнемогавшей…
Тревелин целует ей руку.
Как, и это всё?
А
губы, два не сорванных бутона,
Впустую
расточающие запах
Запретных
слов? Нам робость не к лицу.
Едва
заря взомчится легкой серной,
Как
стану я твоей женою…
Поцелуй. Кажется, они сами не ожидали, как далеко он их
заведет. Они не замечают, как входит Ллевеллин.
ЛЛЕВЕЛЛИН (в сторону). Безродный пес, хватающий объедки
С
чужих столов, одну я знаю радость –
Вцепиться
в шею и душить, душить!
Любовное
гнездо разворошить –
От
этой мысли черною слюною
Готов
я захлебнуться. Раб судьбы,
Я
весь свой злобный пыл пущу на то,
Чтоб
этот трус с повадкой резонера
И
млеющая кошечка его
Скорей
возненавидели друг друга.
Мне
их венчанье – точно в горле…
Взгляд его
упал на влюбленную парочку, монолог оборвался на полуслове. Поцелуй явно
затянулся. Наконец влюбленные отстраняются.
ТРЕВЕЛИН. Что-то не так? Ты сказал «играй!», мы играем.
ЛЛЕВЕЛЛИН. Странное место, да? Оно населено призраками.
Когда-то здесь шуршали монашеские облачения, звучали песнопения, молитвы. И все
обратилось в прах. А ведь им наверняка казалось, что эта Господня обитель – на
века. Даже вера эфемерна, как любовь шлюхи.
ХЕЛЕН. Что с тобой, супруг мой?
ЛЛЕВЕЛЛИН. Ничего. Просто с глаз спала пелена, и я
увидел…
ХЕЛЕН. Что?
ЛЛЕВЕЛЛИН. Смерть любви.
ХЕЛЕН. Что ты сказал?
ЛЛЕВЕЛЛИН. «Смерть любви», название моей пьесы. Не делай
вид, что ты не понимаешь, шлюха.
ТРЕВЕЛИН. Как ты смеешь ее оскорблять?
ЛЛЕВЕЛЛИН. Поди прочь, пес!
ТРЕВЕЛИН. Что?!
ЛЛЕВЕЛЛИН. Бесталанный, лживый плебей!
ТРЕВЕЛИН. Кто бесталанный? Я бесталанный? Немедленно
возьми свои слова обратно!
ЛЛЕВЕЛЛИН (обнажая кинжал). Изволь.
ТРЕВЕЛИН. Хо хо! Мы играем развязку трагедии? Примитивный
бастард бросается на героя, чтобы потерпеть сокрушительное поражение!
ЛЛЕВЕЛЛИН. Ты ее хочешь?
ТРЕВЕЛИН. Не понял?
ЛЛЕВЕЛЛИН. Мою жену? Ты хочешь ее?
ТРЕВЕЛИН. Что ты такое говоришь…
ЛЛЕВЕЛЛИН. Так бери! Если не сойдешь с ума, то уж взвоешь
точно. Она твоя! (Отворачивается.)
ТРЕВЕЛИН (пауза). Послушай, это всего лишь
поцелуй. Условный поцелуй по ремарке, между прочим, тобой написанной!
ХЕЛЕН. По ремарке. И только?
ТРЕВЕЛИН. Хелен, «только» или «не только», не мне судить.
Я знаю, что увлекся. Когда играешь с чувством… а тут еще красивая женщина… я
ведь тоже не каменный. Но что тут особенного? Я часто целуюсь. Это входит в
профессию! Почему я так ненавижу подростков. Я не знаю, что с ними делать!
ХЕЛЕН (себе). А что делать мне? Потерять мужа
из-за условного поцелуя с надутым индюком? (Ллевеллину.) Господи! За
что? Разве не ты сам толкнул меня на это?
ЛЛЕВЕЛЛИН. Я?
ХЕЛЕН. А кто же?
ЛЛЕВЕЛЛИН. Ты млела в его объятьях!
ХЕЛЕН. У меня закружилась голова, оттого что кто-то
увидел во мне просто женщину! Для тебя я всегда была «запретным плодом», «белоснежным
ангелом»… теперь вот стала «шлюхой». А в промежутке? Для женщины из плоти и
крови у тебя места не нашлось? Ты у нас словесных дел мастер – ну-ка, скажи: а
кто он? как ты назовешь шлюху-мужчину?
ТРЕВЕЛИН. Что?!
ХЕЛЕН. И какое клеймо поставить на тебя, чтобы ты носил
его до конца дней?
ЛЛЕВЕЛЛИН. Послушай…
ХЕЛЕН. Немощный, жалкий слизняк!
ЛЛЕВЕЛЛИН. Хелен!
ХЕЛЕН. Ни на что не годный словоблуд!
ЛЛЕВЕЛЛИН. Ты помешалась!
ХЕЛЕН (спокойнее). Я знаю, кто ты. Ты
антилюбовник.
ХЕЛЕН. Есть антихрист, а ты антилюбовник. Я замужем за
человеком, которому не знакомо само понятие – любовь.
ЛЛЕВЕЛЛИН. Мне не знакомо, что такое любовь? Да я о ней
пишу каждый божий день!
ХЕЛЕН. Пишешь, но не чувствуешь. Уже год, как мы вместе,
и ты ни разу не дал мне ее почувствовать.
ЛЛЕВЕЛЛИН. Если я такой дремучий, может, ты меня
просветишь, что такое любовь?
ХЕЛЕН. Откуда мне знать, если я была ее лишена?.. Ее
можно отыскать в лице человека, сидящего напротив. В простых радостях, вроде
грубой деревенской пищи. Она вспыхивает повсюду, как смех, оставаясь чудом, как
птица феникс. Далекая, как журавль в небе, и близкая, как синица в руке: не
успеешь поймать, как она уже улетела. Краткий миг между прошлым и будущим.
ТРЕВЕЛИН (Ллевеллину). А что, недурно! Дурак
будешь, если не используешь.
ЛЛЕВЕЛЛИН (Хелен). Ты мне казалась сотканной из
грез.
Твое дыханье – шепотом эфира.
ТРЕВЕЛИН. Ладно, вы тут целуйтесь-милуйтесь, а я посижу в
повозке.
ХЕЛЕН. Дай мне свой кинжал.
ЛЛЕВЕЛЛИН (выполняя ее просьбу). Пожалуйста, без
глупостей, моя дорогая. Нам здесь только самоубийства не хватало.
ХЕЛЕН. Убийства.
Закалывает Ллевеллина. Он ловит ртом
воздух, оседая на землю. Вторым ударом она закалывает Тревелина, который с
криком хватается за грудь. И тут Хелен решает продемонстрировать им и зрителям
устройство театрального кинжала.
Театр.
Кругом обман. Рука в крови.
Зов
губ. Любовь до гроба.
Закалывает себя.
Смерть
любви.
СЦЕНА 5: ЭПОХА ПРОСВЕЩЕНИЯ
1735
год. Игровое пространство превратилось в городской дом. Роксана, знатная
госпожа, читает газету. Входит Марианна, служанка.
РОКСАНА
(не поднимая головы). Да?
МАРИАННА.
Он здесь, миледи.
Газета
соскальзывает на пол. Госпожа снимает очки.
РОКСАНА.
Почему так рано? Я сказала: когда часы пробьют полдень.
МАРИАННА.
Вот и я ему о том же. (С усмешкой.) Видать, не терпится.
РОКСАНА.
Слуги отпущены?
МАРИАННА.
Да, миледи.
РОКСАНА.
Отец спит?
МАРИАННА.
Да, миледи.
РОКСАНА.
Сядь у него под дверью. Услышишь малейшее движение, сразу беги сюда.
МАРИАННА. Не
беспокойтесь, я ему подсыпала в еду сонного порошка. Так я, миледи, приведу…
Издалека
доносятся возбужденные голоса.
РОКСАНА.
Ш-ш-ш. (Вслушивается.) Вот опять! Слышишь?
Далекий
шум смолкает.
МАРИАННА.
Вроде тихо.
РОКСАНА.
Тихо.
МАРИАННА.
Вы что-то слышали, миледи?
РОКСАНА.
Чем больше вслушиваюсь, тем хуже различаю. Пусть войдет.
МАРИАННА
(на полпути к выходу.) Думаете, здесь обитают привидения?
РОКСАНА.
Привидения, Марианна, это пережиток темных веков.
МАРИАННА.
Иногда мне кажется…
РОКСАНА.
Да?
МАРИАННА.
…что кто-то ходит по дому.
РОКСАНА.
Иногда мне кажется, что быстрее все сделать самой.
МАРИАННА.
Простите, миледи. (Хочет поднять с пола газету.)
РОКСАНА.
Не надо! Это для него. (Служанка идет к двери.) Марианна, спасибо за
помощь в таком деликатном деле.
МАРИАННА
(с усмешкой). Рада стараться, миледи.
РОКСАНА.
Если кто-нибудь об этом проведает, я вышвырну тебя из дома, ты меня поняла?
МАРИАННА.
Да, миледи.
Она
выходит. Госпожа окидывает взглядом комнату.
РОКСАНА.
Я знаю, каков ты… и когда-нибудь тобой займусь.
Заглядывает
служанка.
МАРИАННА.
К вам гость, миледи.
Входит
Мужчина, просто одетый ремесленник. Служанка исчезает. Госпожа запирает дверь.
РОКСАНА
(после паузы). Добрый день.
МУЖЧИНА.
День добрый, мэм.
РОКСАНА.
Вы не станете вон там, на газету?
Мужчина
подходит к указанному месту, но не становится на газету, а устремляет
выжидательный взгляд на госпожу. Та решает не настаивать на своем.
Как
вас зовут?
МУЖЧИНА. Дэниэл Смит.
РОКСАНА.
Вам известно, кто я, Дэниэл Смит?
МУЖЧИНА.
Мне сказали: «это госпожа, которая заплатит».
РОКСАНА.
Вам объяснили, что мне от вас нужно?
МУЖЧИНА.
Да.
РОКСАНА.
И вы готовы это исполнить?
МУЖЧИНА.
Да.
РОКСАНА.
Ну, так исполняйте. (Мужчина медленно раздевается, бросая одежду на пол,
пока не остается в одних бриджах.) Хватит!
(Мужчина замирает. Госпожа, вооружившись очками, изучает его подмышки,
затем снимает очки.) Так я и думала. (Пауза.) Продолжайте.
(Мужчина, раздевшись догола, смотрит на госпожу.) Не надо на меня смотреть.
(Он отводит глаза.) По Божьему образу и подобию? И это вся тайна? (Она
тихо смеется. Мужчина снова переводит на нее взгляд.) Вам
не нравится, что я смеюсь?
МУЖЧИНА.
Вы можете делать все, что пожелаете.
РОКСАНА.
Никогда не видела обнаженного мужчину. Мне тридцать три года, и я ни разу не
видела обнаженного мужчину.
МУЖЧИНА.
Это так смешно? (Она тихо смеется.) В обнаженном женском теле я не вижу
ничего смешного.
РОКСАНА.
Не стоит обижаться. Смех не всегда означает веселье.
(Мужчина
отводит глаза.) Я видела из окна, как вы работаете в доме напротив.
МУЖЧИНА.
Я там с первого дня. Я и ваш дом строил.
РОКСАНА.
Вот как?
МУЖЧИНА.
Здесь были развалины.
РОКСАНА.
Чего?
МУЖЧИНА.
Не знаю. Какой-то церкви. Или тюрьмы. Толстые стены, как раньше строили. Ваш
дом стоит на старом фундаменте.
РОКСАНА.
Всего десять лет назад здесь не было ничего, голое поле, а сейчас улицы,
красивые дома. Не одному поколению работы хватит.
МУЖЧИНА.
Это уж точно.
РОКСАНА.
Город разрастается.
МУЖЧИНА.
Да уж.
Она
хочет его потрогать, но потом отдергивает руку. Отходит.
РОКСАНА.
Дэниэл, у вас есть образование?
МУЖЧИНА.
Нет.
РОКСАНА.
А у меня нет ничего, кроме образования. (Улыбается.) Сейчас я изучаю
механическое устройство мира: небесные сферы, химические элементы, законы
пространства. Вы знаете, что одним из измерений пространства является время?
МУЖЧИНА.
Нет, госпожа.
РОКСАНА.
Оно способно меняться. А вы хотели бы изменить время?
МУЖЧИНА.
Не знаю.
РОКСАНА.
Вам не кажется, что время это своевольный тиран, над которым мы не властны?
МУЖЧИНА.
Вам виднее.
РОКСАНА.
Этот буйвол идет себе вперед, вспахивая борозду из прошлого в будущее, и вся
наша жизнь, от первых всхлипов до старческой немощи, укладывается в несколько
тактов его тяжелого дыхания. Разве не тирания?
МУЖЧИНА.
Я об этом не думал.
РОКСАНА.
А если бы задумались? Вы бы тоже подвергли сомнению справедливость такого
положения? Почему в мире, где все меняется, лишь ход времени остается
неизменным?
МУЖЧИНА.
Я не знаю, что ответить.
РОКСАНА.
Предположим, что время – не прямая на плоскости, а линия, опоясывающая сферу и
движущаяся в любом направлении. Предположим, мы с вами идем по этой линии… и
меняем ее по своему усмотрению.
МУЖЧИНА.
Меняем время?
РОКСАНА.
Да. Мы воспринимаем время как череду нерасчленимых мгновений… а если их
расчленить? Тогда в этих промежутках человек может произвольно перемещаться!
Может оказаться в любой эпохе, в мире безграничных возможностей, не будучи
привязанным к жестким обстоятельствам, то есть… он может быть свободным?
МУЖЧИНА
(помедлив). Бог создал нас свободными. (Госпожу его ответ смутил.) Говорят,
в загробном мире время не существует.
РОКСАНА. Простите?
МУЖЧИНА.
Вечный рай… вы это имели в виду?
РОКСАНА.
Да-да. (Выдавливает из себя улыбку, несколько задетая таким простым
поворотом.) Именно. (Пауза.) Вам не холодно?
МУЖЧИНА.
Ничего.
РОКСАНА.
А вы чистый.
МУЖЧИНА.
Я помылся.
РОКСАНА.
Я пригласила вас не для того, чтобы вы выслушивали мои рассуждения…
МУЖЧИНА.
Ясно.
РОКСАНА.
Вы не повернетесь спиной? (Он поворачивается. Она медленно приближается.)
Я хочу… потрогать вас.
МУЖЧИНА.
Хорошо.
Она
гладит его спину, закрыв глаза и отвернувшись. Потом убирает руку.
РОКСАНА.
Я хочу что-то сделать.
МУЖЧИНА.
Как вам будет угодно.
Она
прижимается к нему сзади. Ее захлестывают чувства. По щекам текут слезы.
Заставив себя отстраниться, она стоит, пытаясь взять себя в руки. Мужчина,
повернувшись, видит ее озабоченное лицо. Глаза ее по-прежнему закрыты. Он
осторожно целует ее.
РОКСАНА
(отшатнувшись). Это что еще за вольности?
МУЖЧИНА.
Вы опечалились.
РОКСАНА.
Кто дал вам право?
МУЖЧИНА.
Никто.
РОКСАНА.
Повернитесь спиной! (Мужчина выполняет приказание. Госпожа овладела собой.)
Одевайтесь.
МУЖЧИНА.
Но…
РОКСАНА.
Я сказала – одевайтесь. Я увидела все, что хотела.
МУЖЧИНА
(одеваясь). Простите. Я думал… вы хотите…
РОКСАНА. А вы не думайте. У вас нет
образования.
МУЖЧИНА.
Я думал, вы хотите любви.
РОКСАНА.
Любви? (Смеется.) Это вы называете любовью?
МУЖЧИНА.
Тогда зачем вы меня пригласили?
РОКСАНА.
Чтобы эмпирически изучить природу мужчины.
МУЖЧИНА.
И что, изучили?
РОКСАНА.
Одевайтесь.
МУЖЧИНА
(помедлив). Вы боитесь, госпожа? Поэтому вы плакали?
РОКСАНА.
Я сказала – одевайтесь!
Он
одевается. Потом подходит к ней.
МУЖЧИНА.
Вы думаете, мы разные. Но если вы разденетесь, мы станем ровней.
РОКСАНА.
Неправда.
МУЖЧИНА.
В одежде мы разные. Но, если смотреть на вещи просто, все люди равны.
РОКСАНА.
Мир устроен сложно! Если бы все было так просто, по-вашему, я стояла бы сейчас
здесь? О каком равенстве вы говорите?
МУЖЧИНА.
Перед Богом все равны.
РОКСАНА.
Где вы видите Бога! Ваш Бог ничего не знает о том, что произошло между нами.
МУЖЧИНА.
Между нами ничего не произошло.
РОКСАНА
(бросает к его ногам мешочек с деньгами). Произошло.
СЦЕНА 6: ЭПОХА РОМАНТИЗМА
1823
год. Чердак городского дома. Мисс Тилли, гувернантка, и мистер Квилли, домовладелец,
занимаются любовью.
МИСС ТИЛЛИ. Он тщится преодолеть действие наркотика, но
силы его оставили. И тогда гувернантка, одержимая сверхъестественной силой,
втаскивает его на чердак и там привязывает цепями к полу.
МИСТЕР КВИЛЛИ. Да.
МИСС ТИЛЛИ. Она оставляет его на соломенной постели,
поставив кувшин с протухшей водой так, чтобы он не мог до него дотянуться.
МИСТЕР КВИЛЛИ. О!
МИСС ТИЛЛИ. Только сейчас он понял, сколько злобы
скопилось в этом сердце…
МИСТЕР КВИЛЛИ. О да.
МИСС ТИЛЛИ. …злобы, которая сметет, как ураган, все, что
ему было дорого. Он наконец пришел в себя, далеко за полночь, и уже готов позвать
на помощь…
МИСТЕР КВИЛЛИ. Да.
МИСС ТИЛЛИ. …как вдруг на пороге возникает гувернантка с
распущенными волосами, в поплиновой ночной сорочке…
МИСТЕР КВИЛЛИ. У!
МИСС ТИЛЛИ. …отливающей серебром при свете свечи. Она
бьет его по лицу…
МИСТЕР КВИЛЛИ. О!
МИСС ТИЛЛИ. …затыкает рот кляпом…
МИСТЕР КВИЛЛИ. А!
МИСС ТИЛЛИ. …начинает его избивать…
МИСТЕР КВИЛЛИ. Ааа!
МИСС ТИЛЛИ. …прижигать ему бороду пламенем свечи. (Мистер
Квилли достиг оргазма.) «Безумец, – говорит она ему с ледяной улыбкой.
– Я сказала вашей жене, что вы скончались в муках, и болезнь ваша была так
страшна, что даже лицезреть ваш труп значит подвергать себя смертельной
опасности. Она спешно покинула дом, чтобы никогда в него не вернуться, ведь я
подкупила кучера, так что живой из его рук ей уже не вырваться».
МИСТЕР КВИЛЛИ. Мисс Тилли…
МИСС ТИЛЛИ. «После вашей смерти я останусь по завещанию
вашей единственной наследницей…»
МИСТЕР КВИЛЛИ. …я всё…
МИСС ТИЛЛИ. «…а вы еще долго будете жить на этом чердаке,
как пес на цепи, питаясь отбросами, терпя побои и унижения, медленно сходя с
ума от одиночества и тоски». И с этими словами она разражается смехом. Вот так.
(Гувернантка разражается смехом.)
МИСТЕР КВИЛЛИ (высвобождаясь из объятий).
Впечатляющая история.
МИСС ТИЛЛИ. Я много таких написала. На них сейчас большой
спрос.
МИСТЕР КВИЛЛИ. Вот как?
МИСС ТИЛЛИ. Мистер Квилли, вы не могли бы пристроить мою
рукопись в какое-нибудь издательство?
На
пороге появляется Милли, сильно беременная. Любовников, как ветром, относит
друг от друга.
МИЛЛИ. Так вот вы где…
МИСТЕР КВИЛЛИ. Дорогая, ты не должна была подниматься по
лестнице. Это опасно!
МИЛЛИ. Я соскучилась. А потом мне вдруг показалось, что
по дому ходит призрак. Так явственно услышала странный смех.
МИСТЕР КВИЛЛИ. Это мисс Тилли.
МИСС ТИЛЛИ. Мистер Квилли рассказал смешную историю.
МИСТЕР КВИЛЛИ. Мы убирали старые детские игрушки, и я
вспомнил, как однажды наш маленький Билли уделал мой деловой костюм… как раз,
когда я должен был ехать в парламент, чтобы произнести там свою первую речь.
МИЛЛИ. У бедняжки была желудочная колика. Мисс Тилли, вас
спрашивают дети.
МИСС ТИЛЛИ. Спасибо, сэр, что помогли мне с этими
игрушками. (Уходит.)
МИСТЕР
КВИЛЛИ. Ты меня сильно огорчила тем, что поднялась на чердак. Могла упасть с
лестницы!
МИЛЛИ. Ты бы меня поймал, дорогой. (Обнимает его.)
МИСТЕР КВИЛЛИ. Милли…
МИЛЛИ.
Знаешь, я сидела внизу, думая о нас, и ощущение радости вдруг переполнило меня
с такой силой, что я должна была немедленно поделиться этим с тобой. Я так
счастлива, любовь моя.
МИСТЕР КВИЛЛИ. Милли, ты прелесть.
МИЛЛИ. Я живу в прекрасном доме, с самым лучшим из всех
мужчин. От счастья хочется плакать.
Мистер
Квилли еще крепче прижимает к себе жену. Входит Де Вир. Перемена декорация для
следующей сцены…
1898
год. Запущенная богемная мастерская. Вечер. Де Вир, художник, стоит в раздумье
перед подрамником с чистым холстом.
ДЕ
ВИР. Да… ослепительная тьма.
Стук
в дверь. Он впускает гостя – это Баттермир, викарий.
Баттермир!
Я уже отчаялся тебя увидеть.
БАТТЕРМИР.
Я сбился с ног, пока тебя искал.
ДЕ
ВИР. Да, в этот квартал не часто наведываются гости.
БАТТЕРМИР.
Я уже подумал, что ошибся адресом. Ну и сброд! Я не могу тебе передать, Де Вир,
что мне довелось услышать в свой адрес!
ДЕ
ВИР. Забудь о неприятном, мой друг. Лучше выпей вина.
БАТТЕРМИР.
Пожалуй. Нет, ты можешь себе представить? Слово, обозначающее мужской орган, в
устах женщины!
ДЕ
ВИР (с притворным ужасом). Боже правый! (Протягивает бокал.) Твое
здоровье.
БАТТЕРМИР.
Твое. Как приятно – свидеться вновь.
ДЕ
ВИР. Да.
БАТТЕРМИР.
После стольких лет.
ДЕ
ВИР. Не говори!
БАТТЕРМИР.
А ты нисколько не изменился.
ДЕ
ВИР. Напротив. Ничто так не меняет мужчину, как путешествия.
БАТТЕРМИР.
Ну…
ДЕ
ВИР. Какими только красками ни баловал меня рассвет, от Каира до Южного мыса!
Как можно увидеть лотос на берегах Нила, и не вернуться другим человеком?
БАТТЕРМИР.
Тебе виднее. (Пауза.) Интересное место.
ДЕ
ВИР. Моя мастерская. Запущена до безобразия. Крыша протекает. Кругом трущобы.
Но мне нравится. Иногда заработаешься, тащиться домой через весь город неохота.
Но у меня здесь есть все необходимое. Это моя империя, Баттермир, на этих
холстах – весь мир.
БАТТЕРМИР.
Однако…
ДЕ
ВИР. Когда я понял, что художнику для путешествий достаточно воображения, я тут
же вернулся домой. Можно открывать заморские страны, будучи затворником.
БАТТЕРМИР.
Пожалуй.
ДЕ
ВИР. Есть только одна реальность – наша фантазия.
БАТТЕРМИР.
Гм. Меня очень порадовало известие, что ты стал художником. Я всегда знал, что
тебя ждет великолепное будущее. Даже в школе ты… блистал. Да, да, не спорь. Ты
мне покажешь свои работы?
ДЕ
ВИР. Я бы с радостью, но ты видишь, какой свет? Никакого впечатления.
БАТТЕРМИР.
Ну, почему…
ДЕ
ВИР. К тому же я боюсь тебя шокировать.
БАТТЕРМИР.
Чем же это?
ДЕ
ВИР. Своими «ночными мотыльками».
БАТТЕРМИР.
Гм. Мне казалось, тебя интересуют античные сюжеты.
ДЕ
ВИР. Все правильно. Но позируют для них залетные «ночные мотыльки».
БАТТЕРМИР.
Да, это… даже не знаю, что сказать! И что же они из себя представляют?
ДЕ
ВИР. Они мало чем отличаются от дневных бабочек. Просто они охотнее расстаются
со своими женскими секретами. И не только с ними, лишь бы платили. (Расплывается
в улыбке.) Как я мог забыть это выражение лица? Знаешь, иногда я нарочно
тебя поддразнивал, чтобы ты на меня вот так посмотрел. (Его гость опускает
глаза.) Я знал, что ты пойдешь по церковной стезе.
БАТТЕРМИР.
Мог и не пойти.
ДЕ
ВИР. Я почему-то не сомневался.
БАТТЕРМИР.
Не знаю. Это выглядело… логично. Да и чем еще я мог заняться? В отличие от
тебя, я ничем не блистал.
ДЕ
ВИР. Но выбор оказался правильным? Ты счастлив?
БАТТЕРМИР.
О да. Разумеется. У тебя такой взгляд…
ДЕ
ВИР. Какой?
БАТТЕРМИР.
Инфернальный. Словно ждешь от меня признания, что я несчастен.
ДЕ
ВИР. А ты несчастен?
БАТТЕРМИР.
С чего ты взял! У меня благополучный приход, чудесная жена…
ДЕ
ВИР. Ты женат?
БАТТЕРМИР.
Разумеется, да. А ты?
ДЕ
ВИР. Разумеется, нет.
БАТТЕРМИР.
Нет? Так тебе непременно надо жениться!
ДЕ
ВИР. Зачем?
БАТТЕРМИР.
Ну… все женятся. Жена помогает мужчине состояться.
ДЕ
ВИР. По-твоему, я не состоялся?
БАТТЕРМИР.
Не в том дело, просто… если ты обзаведешься семьей, то ты сам увидишь… я хочу
сказать… наши жены могли бы подружи-ться.
ДЕ
ВИР. Ты предлагаешь мне обзавестись семьей для того, чтобы наши жены
подружились?
БАТТЕРМИР.
Лавинии не хватает настоящего друга… такого, каким всегда был для меня ты.
ДЕ
ВИР. Она не считает тебя своим другом?
БАТТЕРМИР.
Нет, почему же, но она со мной совсем не разговаривает. Она вообще не
разговаривает. Сидит в своей комнате с задернутыми шторами и…
ДЕ
ВИР. И?
БАТТЕРМИР.
Я думаю, тебе это неинтересно.
ДЕ
ВИР. Напротив. Когда-то ты мне все рассказывал.
БАТТЕРМИР.
Видишь ли, Лавиния немного тихая, а так все хорошо.
ДЕ
ВИР. Тихая?
БАТТЕРМИР.
Врачи ей прописали опий, а он действует угнетающе. Она у меня очень
чувствительная.
ДЕ
ВИР. Бедная Лавиния!
БАТТЕРМИР.
К тому же она…
ДЕ
ВИР. Да?
БАТТЕРМИР
(со вздохом). Мы с тобой не виделись добрых десять лет, и вот, не прошло
и десяти минут, как я тебе уже рассказываю такие вещи, которые не сказал бы
никому другому.
ДЕ
ВИР. Ты мне еще ничего не рассказал. Дружище, давай-ка мы еще выпьем.
БАТТЕРМИР.
Мне вообще не следовало бы пить.
ДЕ
ВИР. Позволь наполнить твой бокал. (Наливает вина.) Это воды Леты,
несущей свет в царство теней. Выпивший ее забудет боль и возродится к новой
жизни. Такова сила этого напитка: мы снова обретаем невинность. (Подает
бокал.) За нашу дружбу.
БАТТЕРМИР.
За нас.
Они
выпивают.
ДЕ
ВИР. Сказать тебе причину, по которой я предложил нам встретиться здесь, а не в
клубе? Твое лицо.
БАТТЕРМИР.
Мое лицо?
ДЕ
ВИР. Я постоянно вглядываюсь в лица. Привычка художника. Когда я увидел твое
лицо, после стольких лет, этот свет в глазах, эта открытость… я испытал прилив
вдохновения. Я хочу тебя написать.
БАТТЕРМИР.
Написать? Меня?
ДЕ
ВИР. Ты окажешь мне большую честь.
БАТТЕРМИР
(смущенно). Я… я польщен. Ты находишь меня достаточно интересным, чтобы
писать мой портрет?
ДЕ
ВИР. Вне всякого сомнения. Ты обладаешь редкими качествами, мой друг.
БАТТЕРМИР.
Вот уж никогда бы не подумал, что викарий может вдохновить художника.
ДЕ
ВИР. Я не собираюсь изображать викария.
БАТТЕРМИР.
Нет?
ДЕ
ВИР. Это будет необычный портрет. Я вообще не собираюсь изображать тебя.
БАТТЕРМИР.
Ты сделаешь меня героем античности?
ДЕ
ВИР. В каком-то смысле. Постарайся правильно меня понять, дружище. Я хочу
изобразить тебя в образе сатаны.
БАТТЕРМИР.
Что?!
ДЕ
ВИР. Или, лучше сказать, Люцифера. Люцифера перед грехопадением.
БАТТЕРМИР.
Де Вир, это не смешно.
ДЕ
ВИР. В мои планы не входило смеяться над тобой. Когда я тебя увидел, меня
словно озарило. Я подумал: «Сын утренней зари, архангел, первый среди равных,
Люцифер, князь мира!» Я увидел тебя, как ослепительную тьму. (Пауза.)
Ну, что скажешь?
БАТТЕРМИР.
Посмотри на меня внимательно. Я похож на Люцифера?
ДЕ
ВИР. Перед грехопадением. Мой дорогой, ты ангел.
БАТТЕРМИР.
Договорился!
ДЕ
ВИР. В тебе оно есть, это тайное бунтарство, которое жаждет отречься от Бога и
его творений…
БАТТЕРМИР.
Что?!
ДЕ
ВИР. Ради свободы. Я читаю это на твоем лице.
БАТТЕРМИР.
Какой абсурд!
ДЕ
ВИР. Поставь бокал.
БАТТЕРМИР.
Зачем?
ДЕ
ВИР. Я хочу, чтобы ты разделся.
БАТТЕРМИР.
Разделся?!
ДЕ
ВИР. Чтобы ты принял позу невинного, которого благословляет создатель.
БАТТЕРМИР.
Никогда!
ДЕ
ВИР. И в это мгновение тебе открывается истина: не он, не создатель тебя
создал. В этом мире ты так же изначален, как и он. Ты бог желаний, а что такое
человеческая жизнь без желаний?
БАТТЕРМИР.
Но это же богохульство!
ДЕ
ВИР. Я хочу поймать момент, когда ты осознаешь себя, свою силу. Запечатлеть
первую мысль свободного человека. Это не богохульство, это прозрение. (Пауза.)
Картина будет называться «Рождение любви».
БАТТЕРМИР.
Рождение зла…
ДЕ
ВИР. Любовь выше набожности, ее нельзя держать в смирении и невежестве, зато
свобода делает ее божественной. Настоящая любовь невозможна без знания и
свободы воли. И то, и другое нам дал Люцифер. Если ты считаешь это злом, мне
остается только развести руками.
БАТТЕРМИР
(не сразу). Если кто и похож на сатану, то это ты.
ДЕ
ВИР (с кривой усмешкой). Я не сомневаюсь, что на моем лице отпечатана
моя жизнь, так же как на твоем. Если ты согласишься мне позировать, я тебе
расскажу, какими шипами утыкан мой тернистый путь. А после, если захочешь,
позаботишься о моей заблудшей душе.
БАТТЕРМИР
(после паузы). Ты не нальешь мне еще вина?
ДЕ
ВИР. Мы непременно доберемся до истины, ты и я.
БАТТЕРМИР.
Налей мне еще вина! (Де Вир наливает. Баттермир осушает бокал одним глотком.
Он снимает сутану.) Никогда и ни в чем не мог тебе отказать.
ДЕ
ВИР. Я никогда не просил тебя ни о чем таком, чего бы ты не желал сам.
Викарий
берется за белый воротничок, но Де Вир сам расстегивает его и бросает на пол.
БАТТЕРМИР.
Я знаю, о чем ты думаешь. Вот, мои кандалы! (Де Вир обнимает его сзади, это
жест сострадания.) Моя жизнь мне ненавистна. Де Вир, что мне делать?
ДЕ
ВИР. Я не знаю.
Несколько
секунд они стоят неподвижно, затем Баттермир резко поворачивается и заключает
Де Вира в объятья. Он прижимается к нему всем телом. Целует в губы. Затем
отстраняется, занимает место для позирования, расстегивает рубашку.
БАТТЕРМИР.
Запечатлеем первую мысль свободного человека? (Рубашка летит на пол.)
1932
год. Грязная тесная каморка. Посередине стоит Бой в несвежих кальсонах.
Полуголая проститутка, Джой, лежит на кровати поверх покрывала. Бой выглядит
подавленным. Он поднимает с пола рубашку (ранее здесь лежала другая,
Баттермира). Бой одевается под взглядом Джой. Застегнув рубашку, подходит к
окну. Пауза.
ДЖОЙ.
Как там?
БОЙ.
Туман.
ДЖОЙ.
Все такой же?
БОЙ.
Да.
ДЖОЙ.
Когда такой туман, кажется, ничего нет. Ничего, кроме этой комнатушки. (Он
поежился от ее слов. Продолжает одеваться. Джой закуривает. Затянувшись,
протягивает ему сигарету.) Хочешь?
БОЙ.
Нет, спасибо.
ДЖОЙ.
У тебя еще десять минут. (Пауза.) Ты заплатил за полчаса. Так что можешь
не торопиться.
БОЙ
(надевая школьный галстук). Мне надо.
ДЖОЙ.
Смотри, не заблудись в тумане.
БОЙ.
Не заблужусь.
ДЖОЙ
(пауза). Это твой первый раз?
БОЙ.
Нет!
ДЖОЙ.
Ничего, что я спрашиваю?
БОЙ.
Ничего.
ДЖОЙ.
Ты можешь не торопиться. У тебя еще десять минут. Хочешь – попробуй еще раз. С
кем не бывает.
БОЙ
(торопливо натягивая школьный пиджак). Нет.
ДЖОЙ.
Сразу станет легче.
БОЙ.
Я сказал – нет!
ДЖОЙ.
Это из-за меня?... (Он идет к двери. Потянул за ручку – заперто. Его
охватывает паника, он отчаянно дергает дверь. Готов закричать, но берет себя в
руки.) Я заперла на задвижку. Девочки могут войти без стука.
Он
отпирает задвижку. Молча стоит перед дверью. По щекам покатились слезы. Он
рыдает, прижавшись к двери лбом. Джой гасит сигарету, садится на кровати,
сокрушенно трясет головой. Входит Флинн. Она вытаскивает из-под Джой покрывало
и заворачивается в него. Мы переносимся в…
1969
год. Съемная квартира. Грубо размалеванная ширма. Флинн, дрожа от холода,
раздевается под покрывалом.
ФЛИНН.
Ну что, получается?
КВИНН
(из-за ширмы). Думаешь, это так просто?
ФЛИНН.
Обещали же: к вечеру будет тепло!
КВИНН
(из-за ширмы). Ничего, ледышка.
Вот поставлю «жучок», и будет, как в тропиках. Растаешь у меня на глазах.
Проводка здесь, скажу я тебе...
ФЛИНН.
Может, заплатить домовладельцу и не мучиться?
КВИНН
(выходит из-за ширмы). У нас здесь что? Свободная любовь?
ФЛИНН
(запихивает одежду в большую спортивную сумку). Ну?
КВИНН.
Ну! Если это свободная любовь, то на фига оплачивать отопление?
ФЛИНН.
Лучше ходить, как пингвины!
КВИНН.
Флинн. У тебя бабки есть?
ФЛИНН.
Откуда?
КВИНН.
Вот и мне «оттуда» до сих пор несут.
ФЛИНН.
Так, может, ну ее, эту затею? Пойдем ко мне, запеку твою любимую свининку, с
чесночком, с картошечкой…
КВИНН.
Не трави душу. Можно подумать, мне это надо! Время такое. Нельзя быть белыми
воронами. В конце концов, чем мы хуже других? (Она молча вздыхает.) Ну-ка,
«посвети». (Она на секунду раскрывается.) А носки чего не сняла?
ФЛИНН.
Холодно.
КВИНН.
Ты главное настройся. Представь, что ты занимаешься любовью с двумя… или лучше
сразу с тремя.
ФЛИНН.
Бррр!
КВИНН.
Считай, что тебе вкатили ударную дозу барбитала. Жарко, как в аду. А потом
оклемалась – нормально, будто ничего
и не было.
(Скрывается
за ширмой.)
ФЛИНН
(подумав). Квинн?
ФЛИНН.
Тебе это правда не надо? Групповуха эта?
КВИНН
(из-за ширмы). Ты опять?
ФЛИНН.
Нет, ну правда?
КВИНН
(выглянул из-за ширмы). Ты анекдот знаешь? Встретились две кошки. Одна
другую спрашивает: «Как погуляла?» А та ей: «С кем, с рыжим? Три часа в
подворотне и два на помойке. Рассказывал, как его кастрировали». Я бы им тоже
рассказал, как меня кастрировали, лишь бы меня оставили в покое.
ФЛИНН
(немного успокоенная). Хорошо хоть глаза завяжем. С черной повязкой –
это ты здорово придумал, только…
КВИНН.
Только что?
ФЛИНН.
Вдруг повязка сползет? И перед тобой толстый грязный…
КВИНН.
Необязательно.
ФЛИНН.
Необязательно, ну а вдруг? Какой-нибудь мерзкий горбун?
КВИНН.
Мы приглашали горбунов? С тобой, Флинн, не соскучишься. Поговорить – это мы
умеем, а как что, так сразу в кусты.
ФЛИНН.
Кто, я «в кусты»?
КВИНН.
Помнишь, что говорил этот тантрист? Космос! Каждый оргазм – как выброс
солнечной плазмы. Мы согреваем человечество. Не даем нашей планете остыть. Если
бы все шесть с половиной миллиардов, включая детей и стариков, кончили, мощно и
слаженно, как один большой оркестр, растаяли бы льды Антарктиды, и на их месте
выросли цветущие сады и виноградники.
ФЛИНН.
Я знаю, но…
КВИНН.
Свободная любовь свободных людей. Ради этого можно и помучиться.
ФЛИНН.
Разве мы не свободны в любви, ты и я?
КВИНН.
Солнце мое, именно потому, что у нас все тип-топ, мы должны поделиться с
другими. Не будем эгоистами. И вообще, ты не зубная щетка, чтобы принадлежать
только мне.
ФЛИНН.
Делиться с другими? А если у него изо рта пахнет?
КВИНН.
Хорошо. Предположим, сползла повязка, и я вижу жопу с ушами, я же ей этого не
скажу, правильно? Зачем обижать человека? Ну, всё. Ты же знаешь, кроме тебя,
мне никто не нужен. (Чмокнул ее в щечку.) Я тут рядом, в мансарде.
Квартирка, скажу я тебе! Стены рамалеваны, кости валяются… вроде голубиные. (Скрылся.)
Входят
Линн и Гвинн. Флинн, спрятавшись за ширмой, осторожно из-за нее выглядывает.
ЛИНН.
Здесь, что ли?
ГВИНН.
Непохоже.
ФЛИНН.
Ау!
ГВИНН.
Ни хрена себя… и это называется «танцуют все»?
ЛИНН.
Мы по объявлению. (Поежилась.) Чё-то тут как-то...
ФЛИНН.
Отопление не работает. Квинн… это мой бойфренд, в смысле мы вместе, но
абсолютно свободны… пытается поставить «жучок».
ФЛИНН.
Нет, я просто… да вы раздевайтесь, это вот для одежды…на бирке только имя не
забудьте написать. А это повязки на глаза. Там уже все приготовлено.
ГВИНН.
Мы чё, первые?
ФЛИНН.
А что?
ЛИНН.
А то, что, чувствую, опять нам вдвоем отдуваться.
ГВИНН.
Сколько можно!
ЛИНН.
Вот-вот.
ГВИНН.
А то бы мы сюда пришли!
ЛИНН.
Вообще у нас все нормально, только провода не искрят.
ГВИНН.
Старая история: пилил, пилил, а там труха.
ЛИНН.
Короче, без доктора Сексикуса из города Мексикуса нам наш тонус не поднять.
ФЛИНН.
Может, погуляете пока. Станет теплее.
ГВИНН.
Мне по барабану.
ФЛИНН.
Или начните с Квинном, а там как пойдет.
ЛИНН.
«Трешечка»?
ФЛИНН.
Позвать его?
ГВИНН.
С мужиком? Не-ет. Чё-то не в кайф.
ЛИНН.
Ему всё не в кайф.
ГВИНН.
Чё все-то? Ну, чё?
ЛИНН.
Ничё. Кто под порнуху засыпает?
ГВИНН.
Я тебе о космосе, а ты... (Махнул рукой. Показывая на повязку, Флинн.)
Поиграем в жмурки? А там и твой бойфренд подтянется.
ФЛИНН.
Э… мне сегодня нельзя.
ГВИНН
(осклабился). А мне можно.
ФЛИНН.
И еще у меня эта… крапивница. Такой зуд, я прям не знаю.
ГВИНН.
Я тебе скажу, где у тебя зуд! (Хохочет.)
ФЛИНН.
Пойду сделаю бутербродики. (Скрывается за ширмой.)
ЛИНН.
Ты на нее погляди. Как заяц, припустила.
ГВИНН.
Куда мы, блин, попали? Я думал, тут стремные ребята…
ЛИНН.
Может, почапаем? В баре кого-нибудь подцепим?
ГВИНН.
Кого ты подцепишь? Ты на себя погляди.
ЛИНН
(издевательски). Ой, ой!
ГВИНН.
Вот тебе и «ой». Опять… трахаю тебя, а сам думаю о Бриджит Бардо!
ЛИНН.
Скажи – Бриджит Бревно. С тобой трахаться, как с божьей коровкой. Сразу
отрубаюсь.
ГВИНН.
О! Принцесса грез!
Возвращается
Флинн, на ходу завязывая глаза. Она вот-вот заплачет.
ФЛИНН.
Я смогу. У меня получится. Мы согреем человечество. Мы не дадим нашей планете
остыть. Свободная любовь свободных людей…
ГВИНН
(завязывая себе глаза, Линн). Ты бы прошвырнулась? А то еще расстроишься.
ЛИНН.
А у тебя головка не закружится? (Крутанув Гвинна, она легонько толкает его в
спину, потом сама надевает повязку.)
Три
поклонника «свободной любви», протянув руки, ищут в темноте свое счастье. Со
стороны мансарды раздается взрыв. Сцену заволакивает густой дым. Заметались
тени. Вдруг послышался озабоченный голос.
КВИНН.
Флинн? Ты жива? Солнце мое. Почему ты не отвечаешь? (Налетел на кого-то.)
Флинн? Это ты?
ФЛИНН.
Квинн?
КВИНН.
Скажи что-нибудь!
ФЛИНН.
Почему ты молчишь?
Дым
понемногу рассеивается. Они ощупывают друг друга: лицо, волосы, одежду. Оба
слегка контужены и поэтому ничего не слышат. Руки Квинна сильно кровоточат.
КВИНН.
Ты поранилась?
ФЛИНН.
Ты поранился?
КВИНН.
Испугалась?
ФЛИНН.
Что у тебя с руками?
На
сцене двое. Вторая пара исчезла. Квинн гладит подружку, оставляя кровавые следы
– словно метит заповедную территорию.
Интерьер
офиса, где располагается брачное агентство. Работает видео. Сначала появляется
логотип: «Сердца интернэшнл. Любовь эксклюзив». Затем на экране возникает лицо
Бригитты. Она глухонемая. Ее жестикуляцию неумело, с запинками «переводит»
закадровый женский голос.
БРИГИТТА.
Привет, меня зовут Бригитта… Мне тридцать… э… три года, я не замужем и… я
приличная женщина, вы не пожалеете… в общем, если вы настоящий мужчина… (вздохнула)
то зачем я вам сдалась? (Оцепенела.) Привет, меня зовут Бригитта, мне тридцать
лет, я не замужем, ищу… что подвернется. (Обхватила голову руками.)
Входит
Рита, садится с ногами на стол, берет в руки пульт дистанционного управления.
Что
подвернется. (Бесшабашно.) Нам бы что-нибудь попроще… без слов…
встретились - разбежались… а чего разговаривать?.. (Оцепенела.) Привет,
меня зовут Бригитта, мне… (Сникла.) Не могу.
Рита
проматывает пленку вперед.
…как
будто я стою на льдине, а люди на других льдинах уплывают всё дальше и дальше…
Я сама по себе, и они сами по себе... Мы все дрейфуем в поисках… чего?.. как
назвать то, что заставляет двух лебедей держаться вместе?..
РИТА.
Сказать?
БРИГИТТА.
Один раз увиделись, и всё, до конца жизни… Вы скажете, что это инстинкт?
РИТА
(воображаемой подруге). Анита, тебя спрашивают!
БРИГИТТА.
Я, кажется, отвлеклась. (Приободряясь.) Привет, меня зовут Бригитта, мне
двадцать девять лет, я Близнец, люблю музыку, путешествия, маленькие
ресторанчики… так сказать, простые радости жизни. Если вам от тридцати до
сорока, и рядом нет надежного плеча… (не знает, как закончить)
РИТА.
Да, царевна Лебедь. Твой случай будет покруче моего.
Входит
запыхавшаяся Анита. Рита выключает видео.
АНИТА.
Нет, как тебе это понравится? Какой-то непуганый идиот зажал меня на стоянке, я
уж и так и сяк, не знаю, как вырвалась. Заявки есть?
РИТА.
Тебя не учили, что надо сначала постучать?
АНИТА.
Рита, у нас нет времени на…
РИТА.
Не Рита, а мисс Кларк. В следующий раз не забудь постучать. Я могла тут
заниматься бог знает чем.
АНИТА
(не без сарказма). Да?
РИТА.
Бог знает чем.
АНИТА.
Извините, мисс Кларк, но через пять минут придут клиенты. Мне надо
приготовиться.
РИТА.
А все готово. Сними пиджак.
АНИТА.
Рита…
РИТА.
Пиджак. (Анита расстегивает пиджак.) Брось на пол.
АНИТА
(и хочется, и колется). Не успеем.
РИТА.
Расстегни блузку и иди сюда.
АНИТА.
Малыш, у нас нет…
РИТА.
Я не малыш.
АНИТА.
Ну-ну.
РИТА.
У тебя никогда нет времени. На меня, во всяком случае.
АНИТА.
Давай не сейчас? (Вместо ответа Рита снимает ноги со стола.) Только не
заводись.
РИТА.
Я для тебя пустое место.
АНИТА.
Ну, началось.
РИТА.
Тебе трудно сказать, да?
АНИТА.
Что сказать?
РИТА.
Сама знаешь.
АНИТА.
Не выкручивай мне руки.
РИТА.
Нет, ну надо же. Сваха, которая всем пихает любовь в глотку, боится вслух
произнести это слово!
АНИТА.
Ритуля, если у тебя месячные, поезжай-ка ты домой.
РИТА.
Да, мамочка. Что мне для тебя сделать? Хочешь, я тебе вылижу? Заодно расскажу
про заказы?
АНИТА.
Детский сад!
РИТА
(листает блокнот). После обеда подъедут насчет рекламы. Балаболка
отказалась от наших услуг…
АНИТА. Стоп. То есть как отказалась?
РИТА.
Нашла своего принца на веб-сайте. Его тонкие аристократические пальцы
пробежались по клавиатуре компьютера, и сердце Золушки дрогнуло.
АНИТА.
Кто-то сказал, что все готово!
РИТА.
Готово: тарталетки, шампанское…
АНИТА.
Ты нашла ей замену?
РИТА.
За час до встречи?
АНИТА.
И что нам теперь делать?
РИТА
(равнодушно). Не знаю.
АНИТА.
У меня на двух мужчин одна женщина!
РИТА.
Счастливая.
АНИТА.
Ты понимаешь, в какое положение ты меня ставишь? Устроить клиентам в первую же
встречу свальный грех!
РИТА.
Они тебе спасибо скажут.
Отдаленное
эхо яростного спора.
АНИТА.
Расклад был идеальный: балаболка с алкоголиком… он тоже большой любитель
поговорить… и зануда врач с глухонемой…
РИТА.
Тсс! Слышишь?
АНИТА.
Что я должна слышать?
Эхо
так же внезапно смолкает.
РИТА.
Подозреваю, что на месте этого небоскреба когда-то было
кладбище
домашних животных.
АНИТА.
Угу. И в мой офис вселился дух черной кошки.
РИТА.
Почему нет?
АНИТА.
Черная кошка – цветочки в сравнении с тем, что нас ждет.
РИТА.
По-твоему, я набитая дура, начитавшаяся детских страшилок!
АНИТА
(холодно). А теперь ты читаешь мои мысли? (Гудок селектора.)
Блин!
РИТА.
Ладно, я пошла домой.
АНИТА.
Что?!
РИТА.
Займусь педикюром.
АНИТА.
Рита, постой. (В селектор.) Да? (Рите.) Не уходи. (В селектор.)
Дитер, это вы? Открываю. (Рите.) Ну прости. Я вела себя, как свинья.
Ритулик, я буду паинькой, вот увидишь, но сейчас ты должна выступить в роли
партнерши.
РИТА.
В смысле?
АНИТА.
Ради меня. Я бы сама, но он меня видел.
РИТА.
Ты это серьезно?
АНИТА.
Никаких свиданок, ничего такого. Посидишь и уйдешь под каким-нибудь благовидным
предлогом.
РИТА.
Ты в своем уме?
АНИТА.
Ритуля, умоляю. Я все для тебя сделаю.
РИТА.
Сутенерша!
Входит
Дитер.
ДИТЕР.
Привет-привет! Наши сердца бьются в унисон?
АНИТА.
А, вот и Дитер! Добро пожаловать.
ДИТЕР.
Я, как всегда, первый.
АНИТА.
А вот и нет. Знакомьтесь, это… Лолита. (Рита вытаращилась на нее.) Тоже…
наш новый клиент.
ДИТЕР.
Привет!
РИТА.
Чао!
АНИТА.
Как насчет шампанского?
ДИТЕР.
Лучше минералки.
РИТА.
А я выпью шампанского. Все ваши запасы.
АНИТА.
Прекрасно. Одна нога здесь, другая там. (Выходит.)
РИТА.
Вы не пьете? (Сочувственно.) Токсикоз?
ДИТЕР.
Не угадали. Я лечусь от алкоголизма.
ДИТЕР.
Это с какой стороны бутылки смотреть. А вы?
РИТА.
Я? Я как раз подумываю, не стать ли мне алкоголичкой. Что порекомендуете?
ДИТЕР. Алкоголь – это страх, а о страхах трудно говорить
в таком тоне.
РИТА.
Простите.
ДИТЕР.
Ничего.
Неловкая
пауза. Входит Анита с шампанским.
АНИТА.
А вот и я! Что это вы загрустили?
РИТА.
Страх? Не понимаю.
ДИТЕР.
Однажды я потянулся к скотчу, и вдруг меня прошила боль, а на теле, где печень,
выступило большое красное пятно.
РИТА.
О господи!
Загудел
селектор. Анита идет ответить.
ДИТЕР.
Я вырубился – со мной такое случалось, – а утром просыпаюсь: пятно такое
лиловое, как слива, и боль адская, не могу пошевелиться.
АНИТА
(в селектор). Да, Питер. Девушка? А, это Бригитта. Ждем.
ДИТЕР.
Лежу и думаю о смерти.
РИТА.
Грустно.
ДИТЕР.
Махнула птичка крылышками, да бултых в канавку.
АНИТА.
Смешно. (Выходит.)
ДИТЕР.
Лежу я так – долго лежу – и тут до меня доходит, что я не боюсь смерти. То есть
жизни я боюсь гораздо больше. И еще я понимаю: страх смерти можно преодолеть,
было бы желание. Короче, попробовал я жить… и вроде как получается.
Рита
тронута его исповедью. Возвращается Анита с напитками и еще двумя бокалами, за
ней Бригитта и Питер.
АНИТА.
Как вы удачно встретились, это знак! Кому пузыриков?
Бригитта
кивает, нервно осматриваясь.
ПИТЕР.
Пожалуй.
ДИТЕР.
Наговорил с три короба, а теперь краснею.
РИТА.
Напрасно. Честный и прямой ответ.
АНИТА
(пускает пробку в потолок). Обожаю этот звук!
РИТА.
Это мне должно быть стыдно.
ДИТЕР.
За что?
РИТА. Я не Лолита.
ДИТЕР.
Не Лолита?
РИТА.
Меня зовут Рита Кларк. И меня больше интересуют женщины.
ПИТЕР
(Бригитте). А что, мило, да? (Она робко улыбается.)
РИТА.
Я сама не знаю, чего хочу.
ДИТЕР.
Думаете, я знаю?
АНИТА
(раздавая бокалы). Бригитта. Питер.
РИТА.
Вообще, какого черта я здесь делаю!
АНИТА
(давая ей бокал). Глупости. И водичка без газа – для Дитера.
ДИТЕР.
Спасибо.
АНИТА.
Друзья! Добро пожаловать в «Сердца интернэшнл». (Все смущенно чокаются.)
Наша задача – «растопить лед». Непринужденный разговор, два-три бокала, и
никаких обязательств. А дальше как бог даст. Я никогда не приглашаю больше
четырех человек, и это лучшие из лучших, в чем вы можете сами убедиться. А
теперь, с вашего позволения, я займусь закусками. (Отходит в сторонку, прислушиваясь
к разговору между Дитером и Ритой.)
ПИТЕР
(Бригитте). Звучит, как реклама пересадки органов. (Она вопросительно
на него смотрит.) «Сердца интернэшнл». Знаете, сомнительные агентства,
торгующие внутренними органами несчастных людей, которым уже нечего терять.
РИТА
(Дитеру). Моя последняя подружка…
ПИТЕР.
Почки, легкие… выбор на любой вкус.
РИТА.
…неважно… я решила от нее уйти. (Дитер слушает вполуха, поглядывая на
Бригитту.) Все время меня шпыняет, как маленькую. А между прочим, кто действительно инфантилен,
так это она.
ПИТЕР.
Я врач.
РИТА.
Вечно играет в какие-то свои игры.
ПИТЕР. Кто – угадаете? С трех раз? (Бригитта не
слышит. Поймав на себе восхищенный взгляд Дитера, она смущенно улыбается в ответ.)
ПИТЕР.
Кардиолог? Нет. Нейрохирург? Опять не угадали.
РИТА.
…ей интересно, выплыву я или нет.
ПИТЕР.
Уролог! Знак Рыбы. Стихия воды.
РИТА.
Она нарочно сдерживает свои чувства, отыгрываясь на мне за свое прошлое.
ПИТЕР.
Фигурально выражаясь. Так сказать, эвфемистически.
РИТА.
Хоть разок скажи, что ты меня любишь!
ПИТЕР.
А почему?
РИТА.
Думаете, мне легко?
ПИТЕР.
Люди стесняются говорить о своем мочеполовом тракте.
РИТА.
С этим пора кончать.
ПИТЕР.
Интересно, что бы мы с вами без него делали?
РИТА.
Она думает, на ней свет клином сошелся!
ПИТЕР.
Во всяком случае не пили бы сейчас шампанское. (Смеется.)
ПИТЕР.
Или ходили бы по гостям с катетером в кармане!
РИТА.
…настоящим мужчиной…
Дитер
и Бригитта одновременно поднимаются, как две сомнамбулы. Застыли посреди
комнаты, не сводя друг с друга глаз. Анита облегченно вздохнула – на Риту не
клюнули.
АНИТА.
А не повторить ли нам? Лолита? (Рита протягивает пустой бокал, Анита
наливает.) Вот это жажда! (Отходит в сторону.)
РИТА.
С чего вы взяли?
ПИТЕР.
Я полагаюсь на свой слух и прочие органы чувств.
РИТА.
Это псевдоним.
АНИТА
(Бригитте). А мы почему не пьем? (Перехватив ее взгляд.) Это
Дитер. Дитер, идите к нам! (Он стоит как столб.) Дитер, ау? (Помахала
рукой, словно желая вывести его из транса.)
АНИТА.
С чего вы взяли?
ПИТЕР.
Тогда зачем вам псевдоним?
РИТА.
А почему вас это так интересует?
ПИТЕР.
Мою кошку зовут Лолита.
АНИТА.
Кошку? (Разражается громким смехом.)
ПИТЕР.
У меня две кошки и водяная черепаха.
АНИТА.
Отличная семейка! (Выходит.)
ПИТЕР.
Вторую кошку звать Лукрецией, а черепаха у нас кавалер, и зовут его Маха.
РИТА.
Маха-черепаха?
ПИТЕР.
Точно.
РИТА.
Не люблю кошек.
Бригитта
спрашивает Дитера жестами: «Не хочешь уйти отсюда?» Он ей так же отвечает: «Вот
так взять и уйти?» – «Ну да, вдвоем». – «А как они на это посмотрят?» – «Какое
нам до них дело!» – «Ты права».
ПИТЕР.
Значит, вы не Лолита? А кто же?
РИТА.
Рита Кларк.
ПИТЕР.
Зачем было лгать, не понимаю.
РИТА.
Я не лгала.
ПИТЕР.
Разве?
РИТА.
Псевдоним это не ложь.
Дитер
подходит к Бригитте: «Почему ты не пьешь?» Ему нравится эта игра. «Я не
пьющая». – «Какое совпадение!» Смеются.
ПИТЕР.
Псевдоним это маска. Зачем скрываться под маской?
РИТА.
Вы, случайно, не испанский инквизитор?
ПИТЕР.
Нет, я обыкновенный клиент, аккуратно заполнивший анкету, а там есть просьба –
отвечать честно.
РИТА.
Гм, не обратила внимания.
ПИТЕР.
Так все-таки, насчет имени вы солгали?
РИТА.
Вся моя анкета сплошное вранье.
Входит
Анита с тарталетками.
АНИТА.
Кто проголодался? Питер? Лолита?
Питер
берет тарталетку. Рита отказывается.
ПИТЕР.
Например?
РИТА.
Я написала, что мой любимый цвет синий, а на самом деле зеленый. Что я работаю
стриптизершей, хотя вообще-то я секретарша.
ПИТЕР.
Я вам не верю.
РИТА.
Что я умею дышать под водой… что у меня на ладонях бывают стигматы…
АНИТА
(обращаясь к другой паре). Соус – пальчики обли... (Осеклась.
Дитер
и Бригитта целуются. Остальные в шоке. Затяжная пауза.)
Вы
что, знакомы?
«Нет»,
- мотает головой Дитер. «Да», - кивает Бригитта. Взявшись за руки, они
направляются к выходу.
ПИТЕР.
Эй, постойте!
Они
уходят.
Почему
он? Почему не я?
РИТА.
Потому что зануда.
АНИТА.
Давайте без оскорблений. У вас не сложилось – бывает. Подыщем вам другие
варианты.
ПИТЕР.
Кто вам позволил так со мной разговаривать?
РИТА.
А как я с вами разговариваю? Мне казалось, у нас полная гармония.
ПИТЕР.
Вы только что назвали меня занудой!
РИТА.
Обожаю зануд. Они вызывают у меня прилив жизненных сил.
ПИТЕР.
Что?!
АНИТА.
Питер, поезжайте-ка домой, а завтра все обсудим.
РИТА.
Я заинтригована. Я хочу все знать про вашего черепаха.
ПИТЕР
(принимая вызов). Я соврал. Это девочка.
РИТА.
И как ее зовут?
ПИТЕР.
Ванда.
РИТА.
Вы ее мучаете?
ПИТЕР.
Как всякого близкого человека. Два раза в день проглаживаю горячим утюгом.
РИТА.
Фу!
АНИТА.
Вы прекратите или нет?
ПИТЕР.
Что еще вам не нравится во мне?
РИТА.
Даже не знаю, с чего начать.
ПИТЕР.
После всей этой лжи и оскорблений самое меньшее, на что я вправе рассчитывать,
это обед в ресторане.
РИТА.
Так и быть, аперитив. Остальное – за ваш счет.
АНИТА.
Рита!
РИТА.
Может, вам повезет, и я вылью стакан вам на брюки.
ПИТЕР.
Это в вашем репертуаре.
АНИТА.
Рита, прекрати!
РИТА.
Я еще не начала.
АНИТА.
Питер, простите. Зря я позвала Лолиту. Знала ведь, что она немного с приветом,
но что настолько!
ПИТЕР.
Заверяю вас как врач: она совершенно здорова.
АНИТА.
А я вас заверяю как опытная сваха: она вам не пара.
ПИТЕР.
Почему? Может, я ищу стриптизершу со стигматами на ладонях?
РИТА.
А я – зануду уролога с черепашкой неопределенного пола?
АНИТА.
Нет, это не в какие ворота не лезет!
РИТА
(Питеру). За обед вы заплатите, никуда не денетесь.
ПИТЕР.
Посмотрим!
Питер
выходит. Рита торопливо надевает плащ.
АНИТА.
Что все это значит?
РИТА.
Одно слово, и я останусь.
АНИТА.
Ты уходишь с ним только для того, чтобы насолить мне?
РИТА.
Одно-единственное словечко.
АНИТА.
Рита, такие вещи не говорят под дулом пистолета.
РИТА.
Тогда счастливо оставаться.
АНИТА.
Он же псих! Придушит тебя в темном углу!
РИТА.
Это останется на твоей совести. (Идет к выходу.)
АНИТА.
Рита! (Она остановилась, в глазах надежда.) Что это было, ты видела? Они
втрескались друг в друга по уши! С первого взгляда! В жизни не видела ничего
подобного.
РИТА
(разочарована). Это быстро пройдет, не так ли? (Уходит.)
Стены
падают. Посреди пустыря двое, Дитер и Бригитта, вдруг обретшая дар речи.
ДИТЕР.
Вот.
БРИГИТТА.
Ты.
ДИТЕР.
Это.
БРИГИТТА.
Здесь.
Темнота.
Москва 127521
Старомарьинское шоссе д.16, кв.58
Тел. 219-4462