Атол Фугард (ЮАР)

“Учиться у алоэ”

Посвящается Элизабет Магдалене Потхитер

Действующие лица

ПИТ БЕЗУИДЕНХАУТ, африканер, сорока с лишним лет.

ГЛЭДИС БЕЗУИДЕНХАУТ, его жена, в том же возрасте.

СТИВ ДЭНИЕЛС, друг Пита, “цветной”, ровесник Безуиденхаутов.

Действие пьесы происходит поочерёдно на двух площадках сцены, соответственно представляющих задний дворик и спальню небольшого дома в районе Алгоа-Парк, Порт-Элизабет,

Южная Африка.

Сцена первая.

Задний дворик, заставленный целой коллекцией алоэ в разнокалиберных жестянках. На калитке - дощечка с названием “Занаду”, взятым из поэмы Сэмюэла Кольриджа “Кубла Хан”. Вторая половина дня.

ПИТ (читает вслух). “... маленькие, покрытые тусклым налётом листья, изогнутые либо прямые... по обеим сторонам туберкулы...” Туберкулы... “шишковатые либо бугорчатые выросты”. Нет, не то!

ГЛЭДИС. Я не сплю.

ПИТ. Итак, дорогая, к нам пожаловал Алоэ Анонимус! Как ещё прикажешь его называть, пока не удастся установить истинное название! Впрочем, я не утверждаю, что мною открыта новая разновидность. А вообще-то было бы славно. Назвал бы его в твою честь, дорогая. Да здравствует Алоэ Глэдисенсис! Звучит совсем недурно. Привет и тебе, Ферокс! И Аристате... Цилиарис... И вот Глэдисенсис! Члены благороднейшего Ордена Алоэ Восточной Капландии. Одни названия чего стоят! Мне крайне важно все их знать. Становится как-то уютней жить на свете. А впрочем, малютка Джульетта верно заметила: “Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет”. Увы, всё не так просто, не правда ли?

ГЛЭДИС. Ты разговариваешь со мной?

ПИТ. А с кем же ещё?

ГЛЭДИС. Откуда мне знать... с алоэ... или сам с собой. В последнее врем с тобой это бывает.

ПИТ. Название - это нечто большее, чем ярлычок. Петрус Якобус Безуиденхаут. Петрус “под любым названьем был бы тем верхом совершенства, какой он есть”?

ГЛЭДИС. О чём ты?

ПИТ. Сцена на балконе. А как звучит моё собственное имя для чужого уха?

ГЛЭДИС. И что?

ПИТ. Ничего... только когда кто-то произносит “Пит Безуиденхаут”, оказывается, что говорят обо мне! Моё лицо, моя жизнь - всё в нём. “Отринь отца, да имя измени...” Чёрт возьми! Нет уж, будь что будет, а я останусь верен своему определению: Петрус Якобус Безуиденхаут; вид - африканер; произрастает - в районе Алгоа-Парк, Порт-Элизабет, Южная Африка.

ГЛЭДИС. Который теперь час?

ПИТ. Ровно четыре. Принести что-нибудь почитать?

ГЛЭДИС. Перестань суетиться, Питер. Я научилась сидеть и ждать. Когда они придут?

ПИТ. К ужину. Полседьмого - в семь. Не позже - из-за детей. В пять начнём приготовления - как раз успеем. Так что ни о чём не беспокойся, дорогая. Наслаждайся солнышком.

ГЛЭДИС. Я решительно ни о чём не беспокоюсь.

ПИТ. Вот и прекрасно.

ГЛЭДИС. Это ты как на иголках.

ПИТ. Надо тут прибрать.

ГЛЭДИС. Как бы мне не перегреться.

ПИТ. Под вечер осеннее солнце не опасно. Осень, Глэдис, вступает в свои права.

ГЛЭДИС. С моей кожей шутки плохи. Я усвоила этот урок ещё в детстве.

ПИТ. Что, обгорела?

ГЛЭДИС. Родители взяли меня с собой к морю. В первый же день я пересидела на пляже. Испортила им отпуск. Мать обмазала меня цинковой мазью, но боль не утихала. Вид у меня был... маленькое страшилище! Мать пуще всего боялась, что я после этого потемнею. Кожа вся облезла, но я осталась такой, как прежде.

ПИТ. У жён первых переселенцев были те же неприятности.

ГЛЭДИС. Кажется, это был Кейптаун... Впрочем, какая разница! Надо же всё же хоть соломенную шляпку одеть.

ПИТ. Я схожу. Где она?

ГЛЭДИС. В спальне.

Пит входит в дом, находит шляпку и спустя несколько секунд возвращается с нею.

ПИТ. Вот она, дорогая.

Глэдис пристально смотрит на мужа.

Что-нибудь не так?

ГЛЭДИС. Я спрятала мой дневник?

ПИТ. Я не видел.

После недолгого колебания Глэдис резко встаёт и убегает в дом. Мы видим её в спальне. Она отпирает закрытый на ключ ящик туалетного столика, достаёт сой дневник, затем обшаривает взглядом комнату и прячет его под матрас. Потом, успокоившись, возвращается во дворик.

ГЛЭДИС. Цел и невредим.

ПИТ. Дорогая, я ведь к нему бы и не прикоснулся.

ГЛЭДИС. Я в этом не сомневаюсь.

ПИТ. Так о чём мы говорили? Ах да, наш безымянный друг. Придётся дождаться его цветения. А зацветёт он непременно! В конце концов, у него нет выбора. Я посадил его в жестянку, и ему без меня не обойтись. Больше всего я беспокоюсь за корни. Что бы я ни делал, они всё равно спутаются; им необходим простор - они не созданы для тесных жестянок.

ГЛЭДИС. Они и впрямь приведут детей?

ПИТ. Именно! Я недвусмысленно пригласил всю семью. Сколько лет мы же не видели своего крестника! И Люсиль, наверное, уже невеста.

ГЛЭДИС. Сколько же их будет всего?

ПИТ. Стив и Мэвис, три дочки, маленький Питерки - мой тёзка, ну и нас двое. Итого восемь. Прямо-таки званный ужин. Хватит еды на такую ораву?

ГЛЭДИС. Всего более, чем достаточно. Дело не этом.

ПИТ. А в чём же?

Глэдис не отвечает.

Они же нам не чужие, Глэдис...

ГЛЭДИС. Чересчур их много.

ПИТ. Когда они бывали у нас раньше, ты превосходно справлялась.

ГЛЭДИС. С тех пор немало воды утекло. Не забывай, у меня долго не было практики, я отвыкла. Я даже не могу запомнить имена!..

ПИТ. Мэвис, Люсиль, Шармейн...

ГЛЭДИС. И ещё этот малыш!..

ПИТ. Не беспокойся, дорогая: Стивен сумеет его утихомирить. Зато, согласись, девочки очень воспитаны: “спасибо”, “пожалуйста”, - и говорят только тогда, когда к ним обращаются. Так что, дорогая, твои страхи беспочвенны. Всё будет как нельзя лучше.

ГЛЭДИС. Ну... не станешь же ты отрицать, что у нас тесно для такого нашествия гостей!

ПИТ. Ещё как стану! Вот, смотри! (Придвигает два столика к садовой скамейке. Затем притаскивает стулья.) Пиршественный стол! Хозяин и хозяйка сего дома... два наших достопочтимых гостя... и далее в нисходящем возрастном порядке... Люсиль, Шармейн, Берил, мальчонка Питерки. Ну, разве тесно?

ГЛЭДИС. Нет.

ПИТ. И всё-таки что-то тебя тревожит.

ГЛЭДИС. Ты посадил малыша рядом со мной.

ПИТ. Хорошо, хорошо! Сейчас всё устроим. В восходящем возрастном порядке. Питерки, Берил, Шармейн и Люсиль. Ну, как теперь?

ГЛЭДИС. Спасибо. Видишь ли, дело не в том, что я не люблю детей...

ПИТ. Не надо ничего объяснять, дорогая. Я понимаю... Не забыть бы твои бронзовые подсвечники. Это прямо-таки вдохновенная идея: пир под открытым небом при свечах. Красота, Европа!..

ГЛЭДИС. Какой уж там пир! Меня едва хватило на салаты и холодные закуски.

ПИТ. Пудинга не осталось?

ГЛЭДИС. Есть немного. Питер, я сделала всё, что в моих силах.

ПИТ. Не сомневаюсь, дорогая. Просто, я подумал, что дети...

ГЛЭДИС. Если хочешь знать меню, пожалуйста: мясное ассорти... ветчина, кровяная колбаса, салями... салаты трёх сортов... картофель под майонезом...

ПИТ. Отлично! Я всё это обожаю! Горячее не нужно, вечером и так будет жарко. Не забыть бы охладить вино.

ГЛЭДИС. Что, уже пора?

ПИТ. Нет, нет ещё.

ГЛЭДИС. Сколько ещё осталось?

ПИТ. Постарайся отвлечься, дорогая. Стоит ли портить такой приятный день!

ГЛЭДИС. С тех пор, как я вернулась, это наши первые гости. Ты и сам об этом думаешь, не так ли?

ПИТ. Верно. Ты сейчас сказала, и я поймал себя на этой же мысли. Тем больше причин для хорошего настроения.

ГЛЭДИС. Вечером, когда всё уже будет позади, мне не придётся ломать голову над тем, что записать в дневник: “Наконец-то! Живые люди! Когда уже начинало казаться, будто мы с Питером - два последних обитателя планеты, Стивен привёл к нам на ужин всё своё семейство”.

ПИТ (возвращаясь к алоэ). Вот что я сделаю: схожу в библиотеку, спрошу монографию “Алоэ Южной Африки”. Этакий кирпич! Труд всей жизни, предпринятый автором ради того, чтобы невежды вроде меня могли ткнуть пальцем в любое алоэ, назвать его. О, я сгораю от нетерпения. А ну-ка... попробуем сделать с него набросок... Как они много для меня значат...

ГЛЭДИС. Алоэ?

ПИТ. Их названия. И вообще имена. Твоё, моё... любое имя! В них сокрыта огромная тайна, верно?

ГЛЭДИС. Питер и Глэдис Безуиденхаут, дом двадцать семь, Крааибос-стрит, Алгоа-парк, Порт-Элизабет, Южная Африка. По-моему, звучит довольно ординарно.

ПИТ. Потому что оно твоё, ты к нему привыкла. Привычка рождает пренебрежение. А я как сейчас слышу: ты назвала себя при первой нашей встрече... Глэдис Адамс... Это прозвучало загадочно и маняще!

ГЛЭДИС. Питер, перестань нести чепуху!

ПИТ. Нет, правда, дорогая. А как тебе показалось моё?

ГЛЭДИС. Оно мне понравилось, особенно фамилия! Такая длиннющая... В ней есть что-то прочное, от земли...

ПИТ. Так оно и есть. Первый Безуиденхаут прибыл сюда из Голландии в тысяча шестьсот девяносто пятом году.

ГЛЭДИС. Но я сомневалась будет ли моё имя сочетаться с такой фамилией.

ПИТ. Отчего бы и нет? Глэдис Безуиденхаут! По-моему, звучит превосходно.

ГЛЭДИС. Привычка рождает пренебрежение, Питер.

ПИТ. Сдаюсь! Однако всё это гораздо глубже. Нет, не успокоюсь, пока не разберусь с этим алоэ.

ГЛЭДИС. Можно на него взглянуть?

Пит передаёт ей жестянку с алоэ.

По мне они все одинаковы. Колючки да мясистые листья.

ПИТ. Совершенно верно. Ты назвала характерные черты семейства лилейных. Колючки служат защитой от травоядных животных, а в листьях накапливается влага на случай засухи. Но что это за разновидность? “Вот в чём вопрос!”

ГЛЭДИС. А запах у них есть?

ПИТ. Нет, алоэ не пахнут. Но в старину, как сказано в Библии, из их горького сока изготовляли слабительное.

ГЛЭДИС. Слабительное и Библия! Моя неприязнь к ним только возрастает.

ПИТ. У розы тоже есть шипы.

ГЛЭДИС. Сравнил! У роз чудесный аромат, на них смотреть одно удовольствие - и какие краски! Не то что эти... Нет уж, спасибо!..

ПИТ. Ты несправедлива к ним. Алоэ кажутся невзрачными в жестянке из-под джема на заднем дворике. Им нужен простор, широкая степь с лиловыми горами на горизонте. Вот это Алоэ Древовидное... пожалуй, моё самое любимое... у нас на ферме росло такое же, в два человеческих роста, с такими густыми листьями... А когда оно цвело, глаз нельзя было оторвать! Целый лес алых кисточек... Даже простой Ферокс, весь в колючках, на что уж неказист, но ты бы посмотрела на холмы, когда он цветёт.

“Зерно земля легко родит,

Где щедро дождь её поит,

Пустыни же сухой песок

Рождает редкостный цветок...

Рой Кемпбелл. Он знал в алоэ толк.

Обязан красотой своей

Он скудости родных камней”.

Своим терпением они словно бросают вызов суровой природе... Только они и акации ещё были живы, когда я уложил вещи и навсегда уехал с фермы. Засуха четвёртый год подряд, но алоэ снова зацвели! Стыдно сознаться, меня это даже злило: они выжили, а сдался!

ГЛЭДИС. Такова, видно, плата: чтобы в этой стране выжить, надо зарасти колючками и пропитаться горечью.

ПИТ. Для алоэ это так. Возможно, и нам есть чему у них поучиться.

ГЛЭДИС. Говори только за себя, Питер! Я человек... а не... какая-нибудь опунция!.. Что ты на меня уставился?

ПИТ. Глэдис, алоэ не имеет ничего общего с опунцией.

ГЛЭДИС. Питер, знаешь что...

ПИТ. Опунция даже...

ГЛЭДИС. Питер, ты действуешь мне на нервы. Переменим тему.

ПИТ. Извини, дорогая, я только...

Глэдис быстро уходит в дом. Через несколько секунд она возвращается со скатертью, но из-за волнения никак не может её постелить на “пиршественный стол”.

Извини, дорогая, но что я такого сказал?

ГЛЭДИС. Я сыта по горло засухами, опунциями... вся эта безысходность... Любой наш разговор ты умудряешься свести к перечислению южноафриканских бед и несчастий. Тебя не остановишь, ты одержим манией говорить обо всём жестоком и уродливом, что есть в этой стране. Неужто в твоём мире не осталось ничего светлого?

ПИТ. Я и самом деле произвожу впечатление маньяка?

ГЛЭДИС. Представь себе! И не пытайся вызвать у меня угрызения совести за то, что сказала тебе правду. (Указывает на алоэ.) Ты хочешь уподобиться им? Знаешь, это далеко не единственная альтернатива. Однако, если это так, то тебе же хуже! Но меня господь не сажал в жестянку из-под джема. Я хочу жить, а не выжить, жить, а не существовать! Да, я, как и они, томлюсь пока на заднем дворике, но я не собираюсь разделять их участь!

ПИТ. Я... Что можно ещё сказать? Мне жаль, что они тебе не нравятся.

ГЛЭДИС. Не нравятся? Слишком мягко сказано, Питер. (Пауза.) Буду с тобой откровенна до конца. Они внушают мне ужас. Колючки и горечь?.. Но это не всё. Из них сочится, так и прёт наружу насилие - оно повсюду в этой стране. Я боюсь заразиться от них...

ПИТ. О чём ты, дорогая?

ГЛЭДИС. Не волнуйся. Я этого не допущу. Не допущу! (Умолкает.)

ПИТ. Ну... Пора браться за дело, скоро гости пожалуют.

ГЛЭДИС. Кто?

ПИТ. Стив с семьёй.

Оба умолкают, глядя на друг друга.

ГЛЭДИС. Ах да, конечно.

ПИТ. Я буду накрывать.

ГЛЭДИС. Всё-таки перегрелась, лицо горит. Интересно, есть ли у нас цинковая мазь? (Уходит в дом.)

Пит поправляет скатерть и идёт вслед за Глэдис.

Сцена вторая.

Спальня. Глэдис сидит за туалетным столиком. Стук в дверь. Она вздрагивает, настораживается.

ПИТ. Можно? Глэдис!

Пауза.

ГЛЭДИС. Что?

ПИТ. Можно войти?

ГЛЭДИС. Минутку. (Быстро под матрасом находит дневник. Ищет новое место для тайника, но, не найдя ничего подходящего, вновь садится за туалетный столик, сжимая дневник в руке.) Теперь можно.

Входит Пит с полотенцем вокруг бёдер, после ванны.

ПИТ. Я думал, ты переодеваешься.

ГЛЭДИС. Сейчас начну.

ПИТ. Этак я, пожалуй, тебя опережу. Мне недолго. (Надевает летний костюм.) Ничего, что я буду в шортах? Предоставим вам, дамам, блистать туалетами. (Глэдис сидит неподвижно.) Взялась за дневник?

ГЛЭДИС. В каком смысле?

ПИТ. Делала очередную запись?

ГЛЭДИС. Нет, ещё рано. Возрождала в памяти события столь бурной недели. (Открывает дневник так, чтобы Пит его не видел.) Поглядим... старуха, искавшая работу... контролёр, снявший показания со счётчика... мальчишки, со своими корзинами и вениками... кто ещё? Ах, да! На прошлой неделе в дверь постучал джентльмен из “Общества Сторожевой башни”. И мы с ним долго беседовали. Представляешь, они точно вычислили, когда настанет конец света. Кстати, не так уж долго ждать. Я едва не брякнула, что порой мне кажется, будто он уже настал.

Пит улыбается.

Я не шучу. Когда ты на работе, а я одна в доме, только радио и редкая машина на улице напоминают, что за стенами - огромный мир и в нём полно всяких людей. А так - только ты и я, больше никого не осталось. Улицы пусты, и мне чудится, ты бродишь по ним, ища, не уцелел ли кто-нибудь, кроме нас. Питер, если найдёшь кого-то, обязательно приведи сюда.

ПИТ. У меня для тебя хорошая новость. Я нашёл сразу шестерых, и они будут здесь с минуты на минуту. Я знаю, в последнее мы жили несколько замкнуто, но, согласись, при сложившихся обстоятельствах это лишь пошло нам на пользу.

ГЛЭДИС. Несколько замкнуто! Ты непревзойдённый мастер по части недомолвок и преувеличений. Никогда не знаешь, чего от тебя ждать. Сколько времени прошло, как я вернулась?

ПИТ. Почти семь месяцев.

ГЛЭДИС. И тебе не кажется странным, что за всё это время никто из знакомых нас не навестил и не позвал к себе! А прежде друзей было хоть отбавляй...

ПИТ. Да нет, не кажется.

ГЛЭДИС. Тогда скажи в чём дело! Всякий раз, когда я заговариваю об этом, ты либо делаешь вид будто не слышишь, либо меняешь тему.

ПИТ. Дорогая, ну не стоит так волноваться по пустякам.

ГЛЭДИС. Господи! Перестань без конца твердить одно и то же!

ПИТ. Глэдис никакой тайны тут нет. Полицейские налёты, арест Стива, Конгресс объявлен вне закона... Вот все и попрятались по своим раковинам. Видишь, как просто.

ГЛЭДИС. Питер...

ПИТ. Что, дорогая?

ГЛЭДИС. Мне не всё известно?

ПИТ. Во всяком случае столько же, сколько и мне.

ГЛЭДИС. Ты легко с этим смирился.

ПИТ. Вовсе не легко, но ведь сделать ничего нельзя

ГЛЭДИС. Хотя бы посетовал на всеобщую трусость и малодушие, на отсутствие веры. Ведь это же конец “Дела всей жизни”.

ПИТ. Я не в праве судить других.

ГЛЭДИС. А ты сам, Питер?

ПИТ. Я ничем не отличаюсь от остальных. В нынешней ситуации вполне естественно испытывать тревогу и опасения.

ГЛЭДИС. Точнее - страх.

Пауза.

Так или не так?

ПИТ. Так. Мне страшно.

ГЛЭДИС. В это очень трудно поверить. Я всё слежу за тобой: ты так возишься со своими алоэ, цитируешь стихи... словно бы ничего не случилось. Твой мирок уцелел, даже не дал трещины, и тебе очень спокойно в нём.

ПИТ. Глэдис, алоэ приносят мне радость, но они не являются целью, смыслом жизни.

Она усмехается.

Что в этом смешного?

ГЛЭДИС (закрывая глаза). Помолчи! Я вспомню! Только не подсказывай! (Декламирует по памяти.) “Жизнь человеческая имеет цель, и о нас будут судить по тому, в какой мере мы подчиняем себя её достижению”. Цитата из Торо.

ПИТ. Всё верно.

ГЛЭДИС. Слово в слово?

ПИТ. Да, слово в слово.

ГЛЭДИС. Значит, ты ставишь мне “отлично”! Это вселяет в меня веру в собственные силы. Ведь времени прошло с тех пор порядочно. Помнишь, когда это было?

ПИТ. Нет.

ГЛЭДИС. Питер! Как это грустно! Наше первое свидание... концерт... и вот, когда ты провожал меня...

ПИТ. Ну да, конечно. А я и забыл.

ГЛЭДИС. Правда, я немного сжульничала. Я так хорошо запомнила потому, что в тот же вечер записала её, а потом часто перечитывала. С того времени и веду дневник. Это - самая первая запись. На меня произвели сильное впечатление и сами слова, и твоя вера в них. “Жизнь человеческая имеет цель...”

ПИТ. Незачем ворошить прошлое, дорогая. Это всё уже быльём поросло. Нынешняя тетрадь, наверное, уже кончается.

ГЛЭДИС. Откуда ты знаешь?

ПИТ. Страничка в день, а я подарил тебе её год назад.

ГЛЭДИС. Уж не отмечать ли нам это событие наравне с днём рождения или годовщиной свадьбы?

ПИТ. Не горячись. Я забуду про это, если хочешь.

ГЛЭДИС. Возьмёшь и забудешь? Если бы я так могла!

ПИТ. Я постараюсь.

ГЛЭДИС. Не надо. Я сохранила карточку с дарственной надписью, пользуюсь ей как закладкой.

“Непрошеным гостям пришлось уйти ни с чем.

Жизнь продолжается, она так хороша.

Начнём всё снова, добрая душа!”

Как к месту эта цитата. Откуда это?

ПИТ. Лонгфелло.

ГЛЭДИС. Я бы пропала без него. Тут я храню все свои маленькие тайны. Женщине без них никак нельзя, а их у меня тогда отняли. Помнишь, тебе ещё вручили за них расписку. Клочок бумаги, выдранный из засаленного блокнота.

ПИТ. Помню, хотя, Глэдис, нам обоим необходимо всё это забыть.

ГЛЭДИС. Знаю-знаю, но иногда не могу собой совладать. Всё вокруг об этом напоминает... Ведь это случилось здесь, в этой комнате. Сел вот тут, открыл и принялся читать...

ПИТ. Я всё прекрасно помню, моя любовь! Я же был тут! Рядом с тобой!.. Может, сделать перестановку?

ГЛЭДИС. Попробуй, если хочешь.

ПИТ. И ещё. Здесь необходимо больше света. Как только у нас заведутся деньжата, приглашу рабочих - пусть пробьют ещё одно окно, вот в этой стене. Свет! Вот что нам необходимо. И мебель сменим. Как это раньше в голову не приходило!

ГЛЭДИС. Да-да... ты провёл их сюда, а сам остался на пороге. И, собственно, я больше не помню ничего... Никак не могла надеть халат... Потом их главный заметил тетради... здесь, на туалетном столике... спросил, что это... ты ответил... Он вежливо передо мной извинился и стал читать... страницу за страницей. Я не могла поверить, что это всё происходит наяву. Надела я в конце концов халат или нет?..

ГЛЭДИС. Ответь мне на простой вопрос. Какой у меня был вид?

ПИТ. Тебя только что разбудили, ты не совсем проснулась, не сразу поняла, что происходит...

ПИТ. Глэдис, прошу тебя...

ГЛЭДИС. Это чрезвычайно серьёзный вопрос, Питер! Надела я халат или нет?

ПИТ. Нет.

ГЛЭДИС. Значит так и стояла... Какой же у меня был вид?

ПИТ. Глэдис, ради всего святого!..

ГЛЭДИС(глядя в зеркало). Я... (Пауза.)

ПИТ. Больше они к нам не явятся, Глэдис.

ГЛЭДИС. Откуда такая уверенность?

ПИТ. Потому что здесь нет того, чего они ищут, и им это известно. Они искали... одному богу известно что!.. запрещённую литературу, политические документы, которых н существовало.

ГЛЭДИС. И вместо них нашли мои дневники, забрали их и не вернули по сей день.

ПИТ. Я добиваюсь их возвращения. Для того и храню расписку.

ГЛЭДИС. Что-что? Где она, Питер? (Питер достаёт бумагу.) Порви её! На мелкие кусочки!

Пит послушно рвёт расписку. Она протягивает руку за клочками и аккуратно складывает их на туалетном столике.

Вот и всё. Я перечеркнула те годы. Забуду про них, будто и не жила тогда. Ведь там было и то, сугубо личное, в чём женщина может признаться только себе. Мне пришлось собрать всё своё мужество, чтобы довериться бумаге. но я себя заставила. Ты был так убедителен в роли наставника, Питер! “Доверься, Глэдис, себе самой, поверь в жизнь”. И вот что из этого вышло... Сказать, чем я занималась весь день? Прятала его. Туда, где его никто не найдёт, в том числе и ты! А знаешь, чего мне по-настоящему хочется? Заставить тебя его съесть, переварить в дерьмо... тогда , наверно, уж никто не станет интересоваться им. Да-да, ты не ослышался. В дерьмо! Я научилась площадной брани. И очень кстати; в этой стране такой язык незаменим. Пожалуй, на случай, если они снова явятся, стоит исписать страницу отборной руганью. Им этого и надо было. Они надеялись найти в моих дневниках грязь. Грязь!

ПИТ. Что тут можно сказать. Не знаю...

ГЛЭДИС. И слава богу! Но ты, Питер, судя по всему, ещё не понял: если с женщиной случается такое, то хватит и одного раза, чтобы лишить её веры во всё и вся. Они надо мной надругались, Питер. Это всё равно, что лечь с каждым из них в постель, по очереди... Я тебя шокировала? Прекрасно. Теперь, может, ты наконец поймёшь. Да я вижу - ты боишься.

ПИТ. Боюсь.

ГЛЭДИС. Меня?

ПИТ. За тебя. Пожалуйста, будь осторожна.

ГЛЭДИС. Ты опоздал со своими предостережениями. Посоветовал бы той Глэдис Адамс быть осторожной, а не внушал бы ей веру в жизнь. Ты чувствуешь себя виноватым?

ПИТ. Да, я знаю: всего, что тебе пришлось вынести, не случилось бы, если бы ты не вышла за меня.

ГЛЭДИС. Совершенно верно. Следовательно, ты в равной степени с ними повинен в моём теперешнем состоянии. (Заставляет себя замолчать.) Нет... Нет!.. Почему ты меня не остановишь?!

ПИТ. Не могу. Не получается.

ГЛЭДИС. Я не то имела в виду. Извини. (Пауза.) Что же нам теперь делать, Питер?

ПИТ, Сейчас?

ГЛЭДИС. И сейчас... и завтра... и послезавтра...

ПИТ. понимаю, во-первых... тебе надо принять горячую ванну... Я сейчас всё приготовлю. А я тем временем съезжу на автобусе в Гелвандейл и предупрежу Стива и Мэвис...

ГЛЭДИС. Нет! Мы и без того по горло во лжи! Пусть приходят. Я возьму себя в руки. (Кладёт дневник на туалетный столик.) Вот, больше его прятать не буду... и ничего другого тоже... Ты мне не веришь?

ПИТ. Конечно, верю. Но ты в самом деле хочешь, чтобы они пришли?

ГЛЭДИС. Да. И в доказательство начну сейчас одеваться. Так что выйди, пожалуйста.

ПИТ. А я пока начну накрывать на стол.

ГЛЭДИС. Питер! Я стараюсь.

ПИТ. Знаю, дорогая.

Пит выходит из спальни. Глэдис остается одна, сидит все в той же позе за туалетным столиком.

Сцена третья.

Задний дворик. ПИТ накрывает на стол. Выходит ГЛЭДИС. Она спокойна, уравновешена.

ГЛЭДИС. Мэвис ты посадишь сюда?

ПИТ. Да.

Глэдис кладёт возле прибора свёрточек.

Что это, дорогая?

ГЛЭДИС. Маленький знак внимания - вышитый платочек. Мать никогда не отпускала гостей без какого-нибудь сувенира.

ПИТ. Чудесная мысль, Глэдис. И выглядишь ты изумительно.

ГЛЭДИС. Спасибо. (Окидывает взглядом стол.) Ты был прав, Питер. Стол получился отличный.

ПИТ. “Подобен алтарю сей пышный стол, вокруг себя сбирающий друзей...” Свечи создадут особое настроение, верно? Твой коронный трюк с салфетками?

ГЛЭДИС. Если тебе хочется, конечно. (Складывает особым образом салфетки.) Питер, ты явно нервничаешь. Ради бога, за меня не беспокойся. Обещаю - всё будет в порядке.

ПИТ. Да я и сам вижу. Просто очень хочется, чтобы ужин удался и мы все весело провели время. (Достаёт книжку.)

ГЛЭДИС. Что ты читаешь?

ПИТ. Сборник цитат. Для первого тоста...

ГЛЭДИС. Ну и как, нашёл?

ПИТ (открывает заложенную страницу). Где это... где же... ага... вот! “Услада глаз - наш тесный круг, где друга восхваляет друг!” Или вот: “Любая беда отступает, когда от лучины веселья вспыхивает пламень душевный. Из крыла подлинной дружбы и пёрышко не упадёт”. А может, и это: “Твоя привязанность терзает мою душу. О, стань моим врагом во имя дружбы!”

ГЛЭДИС. Ну-ка, прочти ещё раз вторую...

ПИТ. “Любая беда отступает, когда от лучины веселья...”

ГЛЭДИС. То, что надо! Где лучина, там и свечи - прямо как по заказу!

ПИТ. А мне и в голову не пришло. Решено! Осталось только вызубрить, и всё.

Пит вышагивает взад-вперёд, заучивая цитату.

ГЛЭДИС. Ты очень дорожишь дружбой со Стивеном?

ПИТ. Очень. После тебя на втором месте у меня он. Если бы не Стив, я бы и теперь сидел в какой-нибудь трущобе и проклинал дождь... за то, что не пролился вовремя. Так и было после отъезда с фермы - я ютился в каморке , затыкал ватой уши, чтобы не слышать, как дождь барабанит по стеклу.

ГЛЭДИС. Совсем на тебя не похоже.

ПИТ. Те м не менее так оно и было. (Сервирует стол.) Несправедливо это - вся наша жизнь зависит от случая. Мне повезло, а могло ничего и не быть. Словом, в одно прекрасное утро кто-то из шофёров заболел и меня вместо хьюмвудского поставили на одиннадцатый маршрут... Именно в это утро начался знаменитый бойкот автобусов. Но политика меня тогда не интересовала. И вот я веду пустой автобус сквозь толпу идущих на заводы рабочих. Чёрт возьми, Глэдис, это было зрелище! Все - мужчины, женщины, школьники - шагали бодро, смеялись, всем своим видом бросая вызов. Казалось в душе у меня всё давно зачерствело, но тут что-то в душе снова зашевелилось. Сначала я старался подавить это чувство. Подняли шум из-за несчастного одного пенни! Но они смотрели на это дело иначе.

У Стива пост был на рядом с Кэмптон-сквер. Всякий раз проезжая мимо, я видел как он раздаёт листовки и что-то внушает обступившим его людям. Однажды его арестовали. Произошло это на моих глазах, я подумал: всё достукался!.. Но не тут-то было. Назавтра он снова торчал на своём углу - товарищи внесли за него залог.

И вот тут я решил: к чёрту, будь что будет, но я должен послушать этого парня. Пока переходил через улицу, все на меня таращились, и мне стало не по себе. Я был там единственным белым. Я подошёл к ним и сказал, что хочу просто послушать. И моргнуть не успел, как все вокруг заулыбались, стали меня хлопать по спине, пропустили вперёд. (Помолчав.) Глэдис, это было словно ливень после засухи... Сильнее всего, меня тронула приветливость этих людей. Увядшие было на ферме чувства, представления о настоящей жизни, о достойных отношениях между людьми вновь ожили во мне.

Когда все стали расходиться, я зашагал рядом со Стивом. Он свернул к строительной площадке, где тогда работал, а я отправился в главную контору своей фирмы. Через пару дней я уже стоял на том самом углу и тоже раздавал листовки.

Главный урок, преподанный мне Стивом, таков: против засухи ты бессилен, но несправедливые законы, социальное неравенство - дело рук человеческих, значит, в наших силах их исправить. Вот, оказывается, как всё просто. Мы можем сделать жизнь на земле лучше... Как ты терпеливо слушаешь мою болтовню!

ГЛЭДИС. Передо мной словно снова был тот Питер, в которого я влюбилась в первый же вечер. С тех пор судьба была с тобой не слишком ласкова...

ПИТ. Мне досталось не больше, чем другим. И уж во всяком случае, не так, как Стиву.

ГЛЭДИС. Хорошо, хоть ваша дружба уцелела, вы пронесли её сквозь все невзгоды.

Пит молчит.

Дружба, окрепшая в испытаниях! Отрадно сознавать...

Пит смотрит на неё.

Что с тобой?

ПИТ. Глэдис, он уезжает.

ГЛЭДИС. Что?

ПИТ. Стив и Мэвис с детьми уезжают. В Англию. Насовсем.

ГЛЭДИС. Откуда ты знаешь?

ПИТ. Он мне сам сказал.

ГЛЭДИС. И когда?

ПИТ. На будущей неделе. (Молчит, уходит в дом, приносит ещё что-то на стол.)

ГЛЭДИС. Ты пошутил.

ПИТ. Нет.

ГЛЭДИС. Ну... вот это неожиданность, мягко говоря... Стивен уезжает!.. А я всегда думала, что вы с ним одной породы, из тех кто пьёт свою горькую чашу до дна. Не знаю, что и сказать.

ПИТ. И я не знаю.

ГЛЭДИС. Впрочем, знаю: Стивен - молодчина! Рада за него и за Англию.

ПИТ. Он уезжает без права когда-либо вернуться...

ГЛЭДИС. И что?

ПИТ. Всё-таки это его родная страна, как и наша.

ГЛЭДИС. Нет. Да, я родилась здесь, однако не считаю это своим домом... Почему ты мне раньше не сказал?

ПИТ. Не знаю. Может, потому, что сам с трудом этому верю.

ГЛЭДИС. Чему? Тому, что Стив любит “родную страну” не так пылко, как ты? После твоих трогательных воспоминаний это звучит как анекдот.

ПИТ. Дорогая, ты слишком сурово его судишь.

ГЛЭДИС. Не спорю. Это от зависти. Ведь тебя мне никогда не уговорить...

ПИТ. Мне не пришлось отсидеть три года под домашним арестом и ещё шесть месяцев в тюрьме.

ГЛЭДИС. Невелика плата за то, чтоб обрести наконец здравый смысл.

ПИТ. Как бы то ни было, а он уезжает. Сначала я решил, что они собираются в Грааф Рейнет. Я переспросил даже: в Грааф Рейнет собираетесь? А он стоит на тротуаре и как-то странно улыбается. Даже вспоминать неприятно.

ГЛЭДИС. Всё от меня утаил! Я-то вообразила радостную встречу двух старых друзей...

ПИТ. Нет, это было совсем не так. Мы оба растерялись от неожиданности. Ведь я даже не знал, что Стива выпустили, и вдруг он идёт мне навстречу по Мейн-стрит.

ГЛЭДИС. Продолжай.

ПИТ. Меня охватило такое чувство... словно я заставляю себя поддерживать вежливый разговор с малознакомым человеком, чью фамилию позабыл. Спросил его о Мэвис, о детях, и тут он выпалил: “Пит, мы уезжаем”. Когда я понял, то просто не знал, что ответить, и до сих пор не знаю. Единственное, что пришло в голову, - так это позвать его со всем семейством на прощальный ужин. Он согласился. Вот и всё.

ГЛЭДИС. Значит, и Стивен туда же! У тебя практически никого не остаётся... одна я... впрочем, в соратники я не гожусь. Не хочу посыпать солью твои раны, Питер, но не могу не взглянуть скептически на ту “борьбу”, которой вы все так горячо и страстно себя посвящали. Видишь ли мне всегда казалось, что вы сгущаете краски. Кое-что в ваших разговорах меня даже пугало. Да-да! Но ты ничего не замечал, ведь верно? Слишком уж увлечённо верил, что в жизни должна быть цель, и мне было стыдно признаться в своей робости. “Свергнуть режим” - это звучало жутковато. Теперь, правда, на это немного шансов, раз все... по твоему выражению... попрятались по своим раковинам. Среди божьих тварей улитки - не самые отважные революционеры.

ПИТ. Это были не просто звонкие лозунги. Перефразируя Шекспира, скажу: “Не в наших идеалах слабость, а в нас самих.”.

ГЛЭДИС. Да, конечно. Однако не во всех, наверное? Виноват кто-то один.

ПИТ. О чём ты?

ГЛЭДИС. Ты прекрасно знаешь - о чём. Вернее, о ком. Об осведомителе.

Пит молчит.

Разве это игра больного воображения? Накануне моего отъезда все шептались о том, что в группе должен быть доносчик. От него полиция и узнала...

ПИТ. Да-да, ты права.

ГЛЭДИС (всё-таки заканчивает фразу). ...что Стив собирается ускользнуть из-под домашнего ареста, чтобы отправиться на вечеринку.

ПИТ. Я же сказал, дорогая, что это так.

ГЛЭДИС. Ты до сих пор не выяснил, кто это?

ПИТ. Нет.

ГЛЭДИС. А ты старался?

ПИТ. О да. Только этим и занимался в твоё отсутствие.

ГЛЭДИС. И что же?

ПИТ. В какой-то момент я заставил себя остановиться.

ГЛЭДИС. Почему?

ПИТ. Пришёл к выводу, что при желании легко отыскать улики против каждого из нас. И я бы остался совсем без друзей.

ГЛЭДИС. Можно подумать, ты их сохранил! Где они, твои друзья, Питер?

ПИТ. Стив и его пятёрка, например, будут здесь с минуты на минуту. Кстати, не забыл ли я тост. “Любая беда отступает...”

ГЛЭДИС. Теперь это не имеет значения, и всё-таки я довольна, что не пошла тогда на вечеринку. На меня бы первую пало подозрение.

ПИТ. Совсем не обязательно, дорогая.

ГЛЭДИС. Естественно, тебе эта мысль не пришла бы в голову. А у других сразу бы возникли сомнения. Ведь я не делала секрета из того, что не разделяю общего энтузиазма по поводу “дела всей жизни”.

Пит углубился в цитатник.

Всё это без толку, Питер.

ПИТ. Что?

ГЛЭДИС. Извини, но меня так и подмывает спросить: они думают, что это ты?

ПИТ. Я уже говорил, дорогая, что и сам мог бы отыскать основания подозревать каждого...

ГЛЭДИС. Значит, все уверены, что это ты?

ПИТ. Не знаю.

ГЛЭДИС. Ты сейчас лжешь мне или себе?

ПИТ. Да... судя по всему... все они... как будто... подозревают... меня.

ГЛЭДИС. И Стивен тоже?

ПИТ. Нет-нет! Если бы он так думал, то сегодня не пришёл бы к нам.

ГЛЭДИС. Он ещё не пришёл.

ПИТ. Увидев меня на улице, он не кинулся на другую сторону.

ГЛЭДИС. Как другие?! Кто так сделал?

ПИТ. Неважно.

ГЛЭДИС. Господи! Мне хочется закричать, а ещё лучше выругаться. И давно ты знаешь?

ПИТ Я не могу утверждать, что знаю наверняка. Это как засуха. Есть множество признаков, по которым судят о её приближении. Меня перестали звать на собрания, и в какой-то момент я почувствовал, что меня сторонятся. Вывод сделать было нетрудно.

ГЛЭДИС. От меня утаил, боялся за моё здоровье! Неужто тебе было невдомёк, что рано или поздно я сама всё пойму? Не такая уж я дура!

ПИТ. Ну а как сказать об этом? Обсудили бы за ужином новость - меня, мол, считают предателем. Кстати, вот, как это называется. Потом ты бы сделала короткую запись в дневнике... Господи! Хуже беды в моей жизни не было! Мне стыдно за самого себя, стыдно за моих товарищей... стыдно за всё на свете!.. Я даже не подозревал, что человеку может быть так горько.

Глэдис пристально смотрит на него.

Что ты меня разглядываешь?

ГЛЭДИС. Стараюсь увидеть тебя их глазами.

ПИТ. Ну и как?

ГЛЭДИС. Но ведь это неправда?

Пауза.

ПИТ (глядя на часы). Они вот-вот будут здесь. Я... я зажгу свечи.

ГЛЭДИС (подходит к столу). Всё очень красиво. Я пойду в дом. Позовёшь меня... если они придут.

Она уходит в дом. Пит остаётся один.

Сцена четвёртая.

Там же два часа спустя. ПИТ всё ещё ждёт. Он глядит на часы, включает фонарь над дверью, задувает свечи и начинает убирать со стола.

И тут с улицы раздаётся “Марсельеза”, исполняемая на губной гармошке. Пит поспешно ставит всё обратно на стол. Возникает СТИВ.

СТИВ. Прошу извинить меня, сэр! Я из отдела безопасности. Надеюсь, вы не откажетесь мне помочь?

ПИТ. Да, любезный. Чем могу быть полезен?

СТИВ. Я разыскиваю сумасшедшего африканера, который к месту и не к месту шпарит наизусть английские стихи. Он живёт где-то здесь.

ПИТ. Что такое?

СТИВ. Его зовут Пит Безуиденхаут.

ПИТ. Я не ослышался? Африканер с английскими стихами и такой фамилией!

СТИВ. Сэр, я же начал с того, что он чокнутый.

ПИТ. Это ещё мягко сказано, любезный. Отчего, по-вашему, мы проиграли англо-бурскую войну? И почему в последнее время ваши цветные собратья так обнаглели?

СТИВ. Ах, извините, сэр...

ПИТ Этот Безуиденхаут и иже с ним - подрывные элементы. Я бы на вашем месте был более осмотрительным в выборе знакомых.

СТИВ. Так, может, я у вас побуду, если не возражаете?

ПИТ. А бутылка у тебя найдётся?

Стив достаёт из внутреннего кармана пиджака бутылку с вином о поднимает её над головой.

Ну, так входи.

СТИВ. Благодарю вас, сэр.

ПИТ (направляясь в дом). Глэдис, они пришли!

СТИВ. Одну минуту, старина! Я ведь один, Мэвис не смогла: Шармейн прихворнула. Ну, и Мэвис решили, что ей и детям разумней остаться дома.

ПИТ. Ну ничего. Жаль, конечно, однако, если мне не изменяет память, раньше нам и вдвоём бывало весело.

СТИВ. Верно! С чего начнём? Да, знаю. Ты готов?

“В колосьях риса он лежал,

Сжимая серп рукой.

Жесток был зной, в сухой песок

Упал он головой,

И вновь в тенях неясных сна

Пред ним был край родной.

Могучий Нигер протекал,

Сверкая сквозь туман,

В тени от пальм стоял он - царь,

Владыка этих стран.

Звеня бубенчиками, с гор

Спускался караван.

Он видит вновь свою жену.

Глядит в её глаза.

И дети тут - целуют, льнут,

Звенят их голоса...

Скатилась тихо по щеке

Тяжёлая слеза.

Вот он верхом на скакуне

Летит, свободе рад,

Звенит узда, и повода

Все в золоте горят,

Что ни прыжок - бьют ножны в бок

Гремят копытам в лад.

Фламинго промелькнул в кустах,

Как флаг кроваво-ал,

И он за ним, неутомим,

До полночи скакал,

До кафрских сёл, где океан

Шумел у серых скал.

Был грозен рёв полночный льва,

Гиены хохот дик;

В реке тяжёлый бегемот

Ломал, храпя, тростник;

И всё слилось - в виденьях сна -

В победный мощный крик!

К свободе звали тёмный лес,

И водопад, и луг,

Пустынь дыханье разлилось

Так широко вокруг,

Что и во сне он задрожал

И улыбнулся вдруг.

Не видел он, как взвился бич,

Свистя над головой,

Смерть осенила царство сна,

И труп лежал немой,

Как цепь отброшенная прочь

Свободною душой!”

ПИТ. Добро пожаловать, Стив!

СТИВ. Привет-привет, чокнутый африканер!

ПИТ. Я схожу за вином.

СТИВ. Не ходи - откроем эту!

ПИТ. О! Моё-то поплоше будет. Ладно, к ужину и оно сойдёт. Надеюсь, ты не ел?

СТИВ. Не будем с этим спешить.

ПИТ. Чувствуй себя как дома, старина!

СТИВ. Прекрасно! Зови же танцовщиц!

Пит входит в дом... Глэдис сидит за туалетным столиком.

ПИТ. Стив пришёл.

ГЛЭДИС. Я слышала его голос. А остальные?

ПИТ. Он один. Шармейн простудилась. Поэтому Стив задержался, а Мэвис осталась дома ухаживать за ней. Выйди к нам, дорогая, хотя бы на несколько минут. Закончим день на приятной ноте. Он всё такой же, наш прежний Стив. Он бы не пришёл, если бы не было всё в порядке.

ГЛЭДИС. Хорошо. Только дай мне немного побыть одной, собраться с духом.

Пит возвращается к Стиву.

ПИТ (с бутылкой в руке). “Особой крепости напиток, остуженный в глубоких погребах!” Что ты паришься в пиджаке, дружище? Чёрт возьми, обстоятельства требуют тоста!

СТИВ. Только не заставляй меня держать ответную речь.

ПИТ. А я помню случай, когда ты не артачился.

СТИВ. Когда это?

ПИТ. А когда ты пришёл сюда в первый раз, не помнишь? (Поднимает свой бокал.) “За рождение человека!” Что с тобой, Стив? В тот день появился на свет мой крестник!

СТИВ. Ну да! Маленький Питерки родился.

ПИТ. Вспомнил наконец! А мы только сюда переехали, распаковывали вещи. Ты примчался прямо из больницы.

СТИВ. Чёрт, как время-то бежит! Ему уже седьмой год... А какое имя ты тогда советовал ему дать?

ПИТ. Горький!.. Зря ты меня не послушался.

СТИВ. Благодарю покорно! Его бы в школе задразнили!

ПИТ. Ничего. Зато как звучит - Горький Дэниелс!

СТИВ. В тот вечер мы отвели душу.

ПИТ. Да уж, приятно вспомнить. Не обошлось, естественно, без тоста за новорождённого и твоей ответной речи.

СТИВ. Потом был тост за этот дом и твоя ответная речь.

ПИТ. За что мы тогда пили?.. За будущее!

СТИВ. И речи произносили оба.

ПИТ. Верно. А наклюкались из-за того, что решили не пить за всех товарищей скопом - каждый заслуживал отдельного тоста. В те времена народу было порядочно.

СТИВ. Да, теперь, если пить за каждого в отдельности, не успеешь захмелеть. Ну ладно, вот мой тост. За старые добрые времена! Пусть они не увенчались революцией, зато башка трещала с революционной силой!

ПИТ. “Любая беда отступает...” ( Забыл заготовленный тост, поспешно достаёт очки и цитатник.) “ Любая беда отступает... (находит нужную страницу) когда от лучины веселья вспыхивает пламень душевный. Из крыла подлинной дружбы и пёрышко не упадёт”.

СТИВ. Господи, Безуиденхаут! И как это у тебя получается?

ПИТ. Что?

СТИВ. Да все твои цитаты и стихи. Старина, тебе бы пойти в учителя.

ПИТ. Я хотел стать фермером, Стив, а стихи пришли, когда с этим было покончено. Несколько минут молчания в степи под палящим солнцем...

СТИВ. Ты никогда мне об этом не рассказывал.

ПИТ. Да... мне хотелось об этом забыть... И как будто удалось... но в последнее время ферма снова не выходит у меня из головы.

СТИВ. Что произошло?

ПИТ. В том-то и дело, что... ничего. На последок баасу Безуиденхауту пришлось одеть чёрный костюм и вместе с семьёй африканцев, которые работали ещё на его отца, пойти в степь, где была вырыта маленькая могила. Умер ребёнок. Гастроэнтерит. В Алвейнхлахте - на ферме - многие месяцы не было ни капли чистой воды. И могилу не рыли, а ломами выковыряли в спекшейся земле... Ну да ладно... Когда настал мой черёд сказать несколько слов... Это яма с самодельным гробиком на дне доконала меня... Мне много раз приходилось копать такие ямки... Но для того, чтобы сажать деревья, или поставить изгородь, или устроить прудик... Мной овладело такое чувство, будто я потерпел сокрушительное поражение. Люди ждали, уж не знаю сколько времени, но я только покачал головой и ушёл. После этого я продержался на ферме ещё три месяца, а время коротал так: без конца перечитывал вот эту книжку со стихами и изречениями - искал, нет ли в ней того, что я мог бы сказать тогда у могилки в степи.

СТИВ. Ну и нашёл баас Безуиденхаут что-нибудь подходящее?

ПИТ. Нет. Зато, пока искал, я выучил несколько стихов наизусть... Ты видел кого-нибудь из нашей компании?

СТИВ. Одного Солли. Он очень помог нам с билетами на пароход. А больше никого.

ПИТ. Да, в последнее время всё точно замерло.

СТИВ. Солли то же самое говорит. Но в любом случае я не хочу ничего знать, не желаю ничего обсуждать.

ПИТ. Я только подумал...

СТИВ. Да-да, конечно. Но с меня довольно, Пит.

ПИТ. Я понимаю.

Пауза. Появляется Глэдис.

ГЛЭДИС. Стивен, привет!

СТИВ. Глэдис, тысячу лет тебя не видел!

ПИТ. А приятно его видеть в нашем доме, верно?

ГЛЭДИС. О, да. Жаль только, что Мэвис не смогла прийти. Питер мне объяснил... Которая из девочек захворала?

СТИВ. Шармейн.

ГЛЭДИС. Какое красивое имя!

СТИВ. Мэвис тоже очень сожалеет.

ПИТ. Садись, дорогая. Хочешь хересу?

ГЛЭДИС. Да, пожалуй.

Пит уходит в дом.

И захвати поднос с закусками. Он в холодильнике. А мы уже не надеялись тебя дождаться.

СТИВ. Мне очень жаль, что так получилось. Ну, Глэдис, как вы жили всё это время?

ГЛЭДИС. По-прежнему, всё то же бестолковое существование. Я брожу по дому, а Питер уходит далеко в степь искать алоэ.

СТИВ. Да, вижу. Что-то новое.

ГЛЭДИС. Последнее увлечение Питера... Теперь, когда про политику пришлось забыть. Алоэ! Он относится к ним очень серьёзно.

СТИВ. Я предпочитаю садовые цветы.

ГЛЭДИС. Я тоже... Что же мы стоим? Итак, Стивен, вы всей семьёй уезжаете в Англию? Когда Питер мне сказал, я ушам своим не поверила.

СТИВ. Да, на будущей неделе.

ГЛЭДИС. Знаю-знаю. По-моему, ты просто счастливчик.

СТИВ. Ты так считаешь?

ГЛЭДИС. Уехать отсюда! Неужели могут быть какие-то сомнения? Уж у кого, у кого, но только не у тебя!

СТИВ. Ну, дети, во всяком случае, радуются. Но перемена, которая мне предстоит, чересчур резка.

ГЛЭДИС. Но ведь перемена эта к лучшему! И нет никаких оснований для мрачных мыслей.

СТИВ. Что нас там ждёт, Глэдис?

ГЛЭДИС. Где?

СТИВ. В Англии. Судя по фильмам и картинкам в книжках страна красивая. А как на самом деле?

ГЛЭДИС. Почему ты об этом спрашиваешь именно меня?

СТИВ. Но ведь ты англичанка, разве не так?

ГЛЭДИС. Почему ты так решил?

СТИВ. Твои манеры, твой выговор. Ты ведь не то, что мы с Питом...

ГЛЭДИС. В каком-то смысле это так.. я, пожалуй, и впрямь... ею теперь стала. Я много раз там бывала.

СТИВ. Ну так расскажи поподробней.

ГЛЭДИС. Что именно тебя интересует, Стивен?

СТИВ. Всё. Зимой там очень холодно? Маленькая Берил всё мечтает о снежной бабе. Ты когда-нибудь её лепила?

ГЛЭДИС. Нет, снежных баб я что-то не припомню.

СТИВ. Но ведь сейчас там лето?

ГЛЭДИС. Конечно. Оно там круглый год.

Вдруг во дворике гаснет свет.

О господи! Что ещё случилось?

СТИВ. Эй, Пит, свет погас!

ПИТ (из-за сцены). Нет-нет, всё в порядке. (Выходит с зажжёнными свечами и подносом с едой.) “Задую свет. Сперва свечу задую. Когда я погашу светильник и об этом пожалею - не горе - можно вновь его зажечь...”

СТИВ. Надо же - ужин при свечах!

ПИТ. Тебе налить? Где твой бокал?

СТИВ. Налей.

ПИТ. А теперь, дамы и господа, для поддержания традиции ещё один тост. За твои новые пастбища, Стив!

Все поднимают бокалы.

ГЛЭДИС. Новые пастбища...

СТИВ. Глэдис как раз мне о них рассказывала. Может, продолжишь?

ГЛЭДИС. Немного погодя.

ПИТ. Вещи уже все уложены?

СТИВ. Хватит б этом, старина!

ПИТ. Да что ты вдруг?

СТИВ. Ты обещал, что мы будем веселиться.

ПИТ. Конечно, будем.

СТИВ. Тогда не надо таких вопросов: “Всё уложено?” Ты что, смеёшься? Если хочешь понять, каково мне, снеси в гостиную пустые чемоданы и коробки, а Глэдис пусть повытряхивает всё из комодов и шкафов. И ты должен решить, что взять с собой, а что оставить! Мэвис то и дело притаскивает откуда-то ещё что-нибудь... и детки от неё не отстают. “Пожалуйста, папочка, упакуй это, и это, и это...” В доме разгром! Словно грабители побывали. Сколько раз я укладывал и перекладывал эти чемоданы, чтоб им!.. Извини за выражение, Глэдис. Собираясь к вам, я раздавил настольную лампу, выложенную морскими ракушками. Её смастерил мой отец.

ГЛЭДИС. Я уверена, Стив, ты сумеешь её починить.

СТИВ. Может быть... Я даже не взглянул на неё, выскочил на улицу, хлопнул дверью... Ну их всех: жену, детей, чемоданы, разбитую посуду! Ничего смешного, старина. Там, на полу гостиной, валяется вся наша жизнь, словно гора мусора. Вот что я силюсь запихнуть в несколько старых чемоданов. Хуже всего то, что тебя охватывает ненависть. Выкинуть весь этот хлам, сесть на пароход с одной зубной щёткой и пижамой, начать всё с нуля! Но никак не вырвешься. Только настроишь себя, как из шкафа или из комода извлекается что-нибудь заветное; и ты уже сидишь на полу, умиляешься, вспоминаешь, что было. Возьми-ка очки, Пит.

ПИТ. Кто это?

СТИВ. Отец и я.

ПИТ. А что это?

СТИВ. Ну, ты совсем ослеп. Это же рыба, посмотри-ка хорошенько!

ПИТ. Чёрт, Стив, это не рыба, а рыбина!

СТИВ. Ещё бы стали бы мы иначе искать фотографа! Это же было в Фэйрвью. Ну, как её выбросить! Глэдис, хочешь взглянуть на меня и моего отца?

ГЛЭДИС. Просто удивительно, как вы с ним похожи.

СТИВ. Это была лучшая минута в жизни старика. Тридцатифунтовый экземпляр!

ПИТ. Как его полное имя?

СТИВ. Но все звали его дядя Вилли.

ПИТ. А мне Виллем Герхардус больше нравится. Имя уходит корнями в эту землю, точно мои алоэ. Выпьем за Виллема Герхардуса Дэниелса!

СТИВ. Не впадай в излишнюю сентиментальность, Пит.

ПИТ. Я ведь искренне, Стив.

СТИВ. Я не сомневаюсь. Но если бы ты видел его к концу жизни тебе бы не захотелось бы пить за него. Разве он многого хотел? Но для цветного и это было роскошью! Нас, Глэдис, насильно переселили в особый район. Фэйрвью был объявлен “белым”. Для нас это означало конец всему. Прежде чем тронуться в путь, старик достал свою Библию и проклял то место. И знаешь, там по сей день пустырь. Переезд был концом Виллема Герхардуса. Он не просто лишился дома и денег - у него отняли море. Однажды... я тогда уже начинал кое в чём разбираться... рассуждал про наши права и тому подобное. Старик слушал молча, а потом покачал головой и сказал : “Оно геслаг из вергкирд”. Я на это чертовски разозлился и стал ему втолковывать, что мы сами виноваты, если они нас топчут. А он опять покачал головой и повторил: “Оно геслаг из вергкирд”. Извини, Глэдис, Это означает... Пит, как поточнее перевести.

ПИТ. Наш род. Наша раса - ошибка природы.

СТИВ. Да, что-то в этом духе. И может быть, он был прав. Что-то я сам себя заслушался, а, Глэдис?

ГЛЭДИС. Не извиняйся. Я тоже заслушалась.

СТИВ. Ты чересчур вежлива. Будем надеяться, что в Англии все такие.

ГЛЭДИС У нас сто лет никто не бывал, правда, Питер.

ПИТ. Да, это правда.

ГЛЭДИС. Знаешь, Питер, тебе, пожалуй, ничего не останется, как беседовать со своими алоэ.

ПИТ. Они тебе нравятся, Стив? У меня уже девять разновидностей, встречающихся только в Капской земле. А всего их у меня два десятка. Совсем недурно для шести месяцев, правда?

ГЛЭДИС(Стиву). Сам видишь, его нельзя уговорить уехать. Признаться, я так и не поняла почему. Наверно, дело в том, что он африканер и это его “дом”... А я, как и ты, готова назвать домом любое другое место. Но Питер не таков. Алоэ вот выживают в засуху - выживет и он!

ПИТ. Давай я покажу тебе свою коллекцию. Итак, с чего начнём? Вот две Сапонарии. А вот Ферокс, Древовидное... Цилиарис... вьющееся алоэ, пробивается сквозь густой подлесок к солнцу. (К Глэдис.) Всё в порядке, дорогая? (К Стиву.) Чего бы мне хотелось, Стив, так это создать в этом уголке естественные условия... для карликовых видов.

СТИВ. Значит, ты удивился, когда узнал, что мы уезжаю?

ГЛЭДИС. Удивился? Не то слово, Стивен. Он лишился дара речи. А мне об этом рассказал только сегодня! Будь это кто-нибудь другой, Пит бы так не переживал... Но ты, именно ты...

ПИТ. Позволь мне самому за себя говорить.

ГЛЭДИС. Разве это не правда?

ПИТ (Стиву). Да, я удивился... но ведь, Стив, так ли уж это странно?

СТИВ. Нет, конечно. Я просто... чего ты, собственно, ожидал, Пит? Что, выйдя из тюрьмы, я тихонько пойду домой, досиживать ещё и срок домашнего ареста? А когда и он кончится, мне навесят ещё пять лет, я и дальше покорно буду сидеть сложа руки, рассчитывая на благотворительность товарищей - пусть они кормят мою семью? Ничего себе, весомый вклад в борьбу! Или, может, движение на данном этапе нуждается в парочке мучеников, чтобы выйти из застоя? Так я на эту роль не гожусь, Пит!

ПИТ. Стив, ты тоже говоришь за меня. Не приписывай мне своих слов и мыслей. Мне кажется, я понимаю.

СТИВ. Что именно?

ПИТ. Почему ты решил уехать.

СТИВ. И почему же?

ПИТ. А, Стив!

СТИВ. Нет, я серьёзно, старина! Мне хочется услышать, что ты понимаешь.

ПИТ. Стив, поговорим о чём-нибудь другом.

СТИВ. Нет, Пит, погоди! Для светских бесед у нас времени не осталось. И уж во всяком случае, не нам с тобой их вести. Вот, взгляни-ка!(Достаёт из кармана брюк картонную карточку.) Членский билет Объединённого союза строительных рабочих Южной Африки. Мои руки умеют работать, они способны приносить пользу. Кроме этих рук, у меня ничего нет. Только они могут прокормить мою семью. И вот четыре года, как они без дела. Погляди-ка - они стали мягче, чем руки Мэвис. Зачем они мне, пусть они отсохнут!.. А по-твоему меня должна мучить совесть, потому, что я отсюда бегу!

ПИТ. Стив...

СТИВ. Дай мне договорить! Я расплатился сполна, Пит. Этой проклятой стране я ничего не должен. И вот что: если бы ты хоть раз побываешь у них в лапах, сразу меня поймёшь и тоже уедешь...

ПИТ. Ты сейчас убеждаешь не меня, а себя самого, Стив. Я тебя ни в чём не упрекнул.

СТИВ. Спасибо! Очень великодушно с твоей стороны! Но если тебе вдруг захочется меня упрекнуть, вспомни, насколько тебе легче живётся.

ПИТ. Я знаю.

СТИВ Будь у меня белая кожа, я бы тоже отыскал бы тысячу доводов, чтобы остаться. (Умолкает, опускается на стул.) Ну и ляпнул я! Тот Стив Дэниелс, которого вы знали, так не рассуждал, а? Извините меня... извините, извините. Мэвис говорит, что свои хорошие манеры я позабыл в тюрьме.

ГЛЭДИС. Господи, значит, вечеринка закончилась?

Мужчины молчат. Глэдис встаёт и начинает спокойно собирать посуду.

ПИТ ( с неопознанным алоэ в руках). Я нашёл его сегодня утром, но вот определить никак не могу.

СТИВ. Там остались не только хорошие манеры, Пит. Между допросами заняться было нечем, оставалось одно: думать. Вот я и думал, думал, пожалуй, больше, чем следует. Но какого чёрта! Себя же не остановишь. Всё свелось к одному вопросу. Почему я здесь, за решёткой? И не говори мне про вечеринку у Бетти и про то, что парни из Особого отдела сцапали меня с поличным. Не о том речь! Моя жизнь пошла под откос задолго до того вечера. Почему? Ради чего? Ты понимаешь, о чём я? Назови мне хоть одну нашу победу, ради которой стоило бы оставаться здесь и пустить под откос и жизнь моих детей, а не только мою собственную! Потому что кончится этим. На наших глазах всё стало хуже. И в дальнейшем надеяться не на что. Но теперь я понимаю - почему. Мы были мальчишками-идеалистами, затеявшими игру в политику. Африканеры играют не по правилам. Чтобы их одолеть, нужны люди, которые тоже не будут думать о правилах. Но мы не такие.

ГЛЭДИС. Вино я оставлю.

СТИВ. За мной тост, Глэдис, у тебя налито? Я всегда чувствовал, что тебе до наших игр нет дела. И ты можешь выпить с лёгким сердцем. Как это говорится, Пит? За наше дело, которое потерпело поражение!

Глэдис уносит посуду в дом.

ПИТ. Теперь моя очередь сказать “нет”. За это я пить не буду.

СТИВ. Ты мне всё запутываешь. Со стариной Солли у меня никаких проблем. Он облегчает мой отъезд, я облегчаю его совесть. Так что мне не составит труда расстаться со всеми ними на следующей неделе. Уверен, рано или поздно, все они окажутся там же, едва их маленько припрёт.

Возвращается Глэдис.

Но Глэдис права: Пит Безуиденхаут останется здесь до конца, пусть хоть все сбегут. Ты обманываешь себя, Пит, если надеешься на перемены к лучшему. Последуй моему примеру, старина. Уезжай! Жду тебя в Англии. Отведём душу - будем громко говорить, говорить, говорить... потому и здесь мы ничем другим не занимались.

ГЛЭДИС. Бедный Питер! Всё обернулось совсем иначе! Он так ждал этой встрече с тобой. Все нас избегают, будто мы чумные. Сначала я думала - из-за меня... в последнее время я прихварывала... Но теперь нам известна подлинная причина, хотя от этого не легче. Они все подозревают Питера в том, что он полицейский осведомитель. Ты ведь тоже слышал? Не отпирайся. Все уверены, будто это он сообщил в Особый отдел, что ты придёшь на эту вечеринку.

Глэдис уходит в дом с посудой. Пауза. Глэдис возвращается.

Стивен, а ты как?

ПИТ. Глэдис! Хватит!

ГЛЭДИС (не обращая на него внимания). По-моему, и он думает так же, как все. Во всяком случае, допускает такую возможность... Поэтому и Мэвис не пришла, верно? Я смутила тебя, Стивен? Не смущайся. Мы старые друзья, и лучше говорить прямо. Конечно, ты весь вечер об этом думаешь. Наблюдаешь за Питером и стараешься решить: он или не он?

ПИТ. Глэдис, прошу тебя!

ГЛЭДИС. Нет! Нет! Тебя ещё не тошнит от лжи? (Стиву.) Ну как? Всё ещё сомнения? Так позволь избавить тебя от них. Представь себе, всё это сущая правда! Да, осведомитель - он! Это Питер сходил в полицию и предупредил их, что вопреки своему домашнему аресту ты собираешься отправиться на вечеринку.

ПИТ. Нет...

ГЛЭДИС. Да! Хочешь, я на Библии поклянусь!

ПИТ. Глэдис...

ГЛЭДИС. Не прикасайся ко мне!

СТИВ Чёрт! Вино ударило мне в голову. Весёлая вышла у нас попойка. Да, Глэдис, ты угадала: Мэвис не пришла именно по этой причине. И дети все здоровы. Просто у неё нет никаких сомнений! Она уверена, что это ты, Пит. Я долго с ней спорил перед уходом. Она твердит своё: это, мол, опять ловушка. Я послал её с детьми ко всем чертям... и чуть было не разорвал пароходный билеты. Оттого и опоздал... по дороге несколько раз подкреплялся в барах, для храбрости, иначе духу бы не хватило сюда явиться. (Пауза.) Пит?

ПИТ. Мне нечего сказать.

СТИВ. Нечего? Ты шутишь, Пит!

ПИТ. Мне нечего сказать, Стив!

Пауза. Затем Стив начинает смеяться.

СТИВ. Чёрт! Извини, Пит, но это действительно смешно. Очень смешно... Точь-в-точь мои слова на первом допросе после вечеринке. Там, на пятом этаже, начался настоящий допрос. А Стив Дэниелс твердил: мне нечего сказать. Хочешь узнать, каким образом они всё-таки заставили меня заговорить? На пятом этаже есть кабинет - его называют “зал ожидания”. В нём один стул, и больше ничего. Окно распахнуто настежь. Я стоял на своём: мне нечего сказать!.. Держался, сколько мог... меня отвели в “зал ожидания” и заперли в нём одного. Примерно каждые полчаса двое агентов, приоткрыв дверь, просовывали головы и, поглядывая на меня, смеялись. Только смеялись... И вот после ещё одного такого дня я ночью в камере вдруг понял, что выпрыгну в окно, если меня ещё хоть раз посадят туда. Они унизили моё человеческое достоинство, и прыжок из окна казался выходом.

Когда утром за мной пришли, я расплакался, как маленький ребёнок. Они принялись меня утешать, я вытер глаза и в первый раз им ответил... Рассказал всё во всех подробностях. Но погоди... сейчас начнётся самое смешное. Когда я закончил, они меня похлопали по плечу и сказали: ”Молодчина, Дэниелс! А теперь расскажи-ка что-нибудь, чего мы не знаем”. И они меня не провоцировали - им и в самом деле было всё известно. Кто-то давно им всё докладывал... Так что, Пит, бога ради... солги... всё что угодно... только не говори, что тебе нечего сказать!

ПИТ. Солгать?

СТИВ. Ладно. Сознаюсь: у меня есть сомнения. И я спрашиваю напрямик: то, что говорит Глэдис, правда?

ПИТ. Но почему именно я, Стив?

ГЛЭДИС. А почему бы и нет? Он же выглядит точно так, как они. Говорит он, как они. Он не богат, и вполне мог бы пойти на это ради денег.

СТИВ. Довольно, Глэдис! Успокойся, Пит. Я нашёл выход, удобный для нас обоих. Я хочу верить, что это ты. Да-да, я говорю серьёзно. Буду стараться изо всех сил, потому что... чёрт возьми, так мне будет легче сесть на пароход... если я смогу швырнуть на помойку и нашу дружбу, как старый хлам, что валяется на полу в гостиной!

ГЛЭДИС (Питу). И ты не станешь ни оправдываться, ни отрицать?

ПИТ. Нет.

ГЛЭДИС. Господи, до чего ты неуязвим! Ничем тебя не проймёшь. Я завидую тебе, Питер. А ты, Стивен, ты ему завидуешь?

СТИВ. Глэдис, ты нас разыгрываешь?

ГЛЭДИС. Если бы, Стив, ты был неуязвим, то не усомнился бы в Питере. Я тоже всех подозреваю, кроме него. А подумать, так это очень глупо. Он потерял свою ферму, друзей... тебя.. великую цель всей жизни... и много ещё потеряет... Но его веру невозможно поколебать. Конечно, это был не он. Что с тобой, Стив? Питер не предатель. Значит, это кто-то другой из ваших испытанных товарищей. Возвращайся к Мэвис и начинайте всё с начала, потому что это не Питер.

СТИВ. Так какого же чёрта... ты... сама?!

ГЛЭДИС. Это моё дело. Моё! Почему я выдумала гнусную ложь, которой ты охотно поверил, - это моё дело... Моё. Я мирюсь с тем, Стивен, что для тебя я - всего лишь ещё одно белое лицо где-то на краю твоей страшной жизни. Но я-то в самом центре своей жизни, и ты для меня - лишь ещё одно коричневое лицо где-то с краю. У меня своя жизнь. И я не нуждаюсь в твоей. Я нашла свой собственный ад. Возможно, Стивен, тебе трудно это понять, но ведь пострадал не ты один. В этой стране приходится худо не только тем, у кого тёмная кожа и кто занимается политикой.

СТИВ. Глэдис...

ПИТ. Оставь её в покое, Стив.

ГЛЭДИС. Я не нуждаюсь в тебе и в твоей защите тоже! Да ты меня никогда и не защищал! Когда они забрали мой дневник, ты и пальцем не пошевелил. А когда те, другие, лишили меня возможности двигаться, разнесли вдребезги моё сознание, тебя не было рядом. Я звала тебя, Питер, но тебя там не было.

ПИТ. Тебе лучше уйти, Стив.

ГЛЭДИС. Нет, пусть останется! Пожалуйста... Прошу тебя... Я обещала ему рассказать об Англии. Я привыкла держать слова.

Она очень зелёная. Вдали синеют горы, но их трудно разглядеть из-за мягкой дымки и косых лучей заходящего солнца. Крошечный уютный домик с соломенной кровлей и клумбами в саду. Мимо него вьётся просёлочная дорога, обсаженная высокими деревьями. Старый пастух с собакой гонит по дороге овец. У калитки стоит девочка и смотрит на них... Картина называется “Закат в Сомерсете” и висит на стене в комнате, где надо сидеть и ждать своей очереди. Я всякий раз старалась не думать о том, что будет дальше, и воображала, будто эта девочка - я, и что я живу в этом уютном домике. Только это не помогало, потому что дверь в комнату, где происходит то самое, открывается и закрывается, открывается и закрывается... и твоя очередь всё ближе и ближе... У меня была подруга, Марлен. Её там держали уже долго. Мы садились рядом, и она видела, как мне страшно. “Знаешь какие-нибудь ругательства? - спросила она. - От них легче делается. Давай выругайся и покрепче!” Она меня и научила... Дерьмо... в бога, душу, мать!.. Но и это мне не помогло... потому что... подходит очередь, называют твою фамилию, ты садишься на пол и твердишь “нет, нет, нет!..”, а они подхватывают тебя и вносят внутрь... и делают с тобой, что хотят... Мне подпалили мозг, и он стал коричневым, как ты, Стивен!..

Небольшой сувенир для Мэвис. Передай, что я желаю ей доброго пути. Всего хорошего, Стив.

Уходит в дом. Пауза.

СТИВ. Что случилось?

ПИТ. После твоего ареста начались полицейские налёты. Во время обыска... забрали её дневники... Вскоре она стала вести себя странно... ей что-то чудилось... Боялась выходить на улицу, потому что была убеждена, будто за не следят. Была уверена, что я приставлен к ней Особым отделом.

СТИВ. Мерзавцы!

ПИТ. Вот почему я не был на твоём процессе. Врачи не советовали оставлять её одну. Ей делалось всё хуже, и пришлось отвезти её в клинику “Форт-Ингленд”.

СТИВ. Пит, я не хочу уезжать! Я в этой стране родился. Здесь мой дом. Но они лишат меня возможности жить, и то же самое ждёт моих детей... И ты позволил бы мне уйти, думая, что ты...

ПИТ. Чёрт возьми, Стив, ты же понимаешь! Раз ты мог поверить в это, было бы бессмысленно что-то отрицать...

СТИВ. Да, ну, значит, так... И никакой цитаты в память прежнего?

ПИТ. Нет. Пусть это останется у меня в памяти, как ещё один случай, Когда я не знал, что сказать.

Стивен одевается и уходит. Пит идёт к Глэдис.

ГЛЭДИС. Ушёл?

ПИТ. Да.

ГЛЭДИС. Он сказал что-нибудь ещё?

ПИТ. Попрощался, и только. Что ещё говорить - всё и так уже сказано.

ГЛЭДИС. Я всё испортила...

ПИТ. Нашу со Стивен дружбу? Нет.

ГЛЭДИС. А я так старалась!

ПИТ. Портить было уже нечего!

ГЛЭДИС (держа дневник). Мне бы следовало завернуть его и отдать Стиву, чтобы и он не остался без прощального подарка. Вышло бы весьма уместно. Ему предстоит начинать жизнь заново. Я-то знаю, что это такое. В определённом смысле... самое тяжкое испытание... начать всё снова... Просыпаешься с сознанием абсолютной пустоты... Даже имени твоего больше не существует. И не обходимо начинать всё сначала... Видишь, я не смогла писать! Он пустой - ни единой строчки. И не потому, что я не пыталась. Нет, бралась за него каждый вечер, раскрывала... и ничего. Чернила густели и засыхали на кончике пера, а я всё сидела, уставясь на чистую страницу. У меня не осталось секретов, кроме одного, но он мне не нужен. Я старалась найти в моей жизни другие секреты - и ничего. Только то единственный и он меня страшит... После каждой еды в “Форт-Ингленд” происходит небольшой ритуал. Ты сидишь за столиком и ждёшь, пока не соберут все приборы и сестра-хозяйка не пересчитает ножи. Сегодня все ножи на месте, но... Ты, Питер, хороший человек, и это страшный соблазн - я хочу уничтожить эту твою хорошесть! Какая ирония, верно? По-видимому, я научилась только тому, чего больше всего боюсь и ненавижу в этой стране. Всё же я его сохраню до следующего раза... Мне надо снова ехать туда, Питер.

ПИТ. Ты уверена?

ГЛЭДИС. Да. Ты и сам видишь.

ПИТ. Если ты примешь что-нибудь сейчас, может быть, ночь пройдёт спокойно?

ГЛЭДИС. Да, так и сделаю. Ты спать не будешь?

ПИТ. Нет.

ГЛЭДИС. И упакуешь мой чемодан?

ПИТ. Да.

ГЛЭДИС. На этот раз я уеду без лишнего шума.

ПИТ. Хочешь сейчас лечь?

Глэдис кивает.

Позови меня, если что-нибудь понадобится.

Занавес.