Валентин Петрович Катаев

 

Домик

 

Комедия в трех действиях

 

 

-----------------------------------------------------------------------------------------

В.Катаев. Собрание сочинений в девяти томах. Том 7. Пьесы.

М.: Худ.лит., 1971. Примечания Л.Скорино.

OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru, http://zmiy.da.ru), 06.11.2004

-----------------------------------------------------------------------------------------

 

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

 

Е с а у л о в а — председатель городского исполнительного комитета.

Н е у х о д и м о в — заведующий городским коммунальным хозяйством.

В а т к и н — заведующий городским финансовым отделом.

П е р е д ы ш к и н — управляющий делами горсовета. Красивый мужчина, который произносит слово средства с ударением на последнем слоге.

Ш у р а — машинистка в Конском горсовете, равнодушная к Передышкину.

П е р с ю к о в — молодой энтузиаст, директор Конского парка культуры и отдыха.

С а р ы г и н а — старуха за семьдесят.

С а м о х и н — редактор газеты «Конская заря».

Д е в у ш к а-п о ч т а л ь о н.

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о.

З а в е д у ю щ а я  аптекой.

П р о в и з о р.

К о т я — мальчик.

П а в л и к о в а — областной прокурор.

Г о л о с  д и к т о р а.

Л е й т е н а н т.

С т о р о ж  при воздушном шаре.

П о с е т и т е л и  выставки  и  н е с к о л ь к о  п е р с о н а ж е й  без слов.

 

Действие происходит в 30-х годах, весной, летом и осенью, в городе Конске.

 

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

 

Бывший дворянский особняк. Небольшая приемная перед кабинетом председателя городского исполнительного комитета Есауловой в городе Конске. За окнами — май. На сцене за двумя столиками — управляющий делами горсовета Передышкин и машинистка Шура. Быстро входит Персюков.

 

П е р с ю к о в. Товарищи, произошло нечто совершенно исключительное!

Ш у р а. Между прочим, принято здороваться.

П е р с ю к о в. Прошу прощенья. Здравствуй, Шурочка, здравствуй, душенька. (Нежно ее обнимает.) Девушка нечеловеческой красоты. Чтобы ее не полюбить с первого взгляда — надо иметь железные нервы. Передышкин, у тебя каменное сердце. Здравствуй, работяга.

П е р е д ы ш к и н. Здравствуй, бродяга.

П е р с ю к о в. Хозяйка дома?

П е р е д ы ш к и н. Дома, у нее совещание.

П е р с ю к о в. Не имеет значения. (Берется за ручку двери.)

П е р е д ы ш к и н. Но-но!

П е р с ю к о в. Милый человек, да ведь я же тебе объясняю русским языком: у нас в городе произошло событие всесоюзного значения... Даже, очень может быть, — мирового. А ты меня не пускаешь.

П е р е д ы ш к и н. Подождешь.

П е р с ю к о в. Мирового. Понятно?

П е р е д ы ш к и н. Подождешь. Идет совещание по местному бюджету.

П е р с ю к о в (прислушивается к шуму голосов за дверьми, подмигивает на дверь). Жуткое зрелище. Сидят три неутомимых труженика на ниве коммунального хозяйства. Не так ли, Шурочка? (Присаживается на край стола и обнимает девушку.) И увязывают водопровод с городским транспортом и городской транспорт с канализацией, а тем временем против городского театра каждый божий день тонет от четырех до пяти свинок. Верно, девочка?

П е р е д ы ш к и н. У тебя в Парке культуры и отдыха тоже, знаешь, не Рио-де-Жанейро.

П е р с ю к о в. Моему парку полтора года. Он еще младенец. Подрастет — ахнешь.

П е р е д ы ш к и н. Да уж мы на все ахали-ахали.

П е р с ю к о в. Ну, пусти, дорогой. Ну, я тебя умоляю!

П е р е д ы ш к и н. Не сгоришь.

П е р с ю к о в. Ладно, черствая твоя душа. (Подходит к двери и кричит в нее.) Ползите сюда, бабушка. На второй этаж по лестнице. Топайте смелее. Погодите, я вам сейчас пособлю. (Уходит.)

 

Шура и Передышкин.

 

П е р е д ы ш к и н. Ну, жук! Напрасно ты ему позволяешь лишнее.

Ш у р а. Что лишнее?

П е р е д ы ш к и н. Различные объятия и все такое. Не эстетично.

Ш у р а. Если он мне нравится.

П е р е д ы ш к и н. Нравится? Так я тебя должен предупредить как старший товарищ: он жулик.

Ш у р а. Как жулик?

П е р е д ы ш к и н. Очень просто. Жулик. Авантюрист. Я в это не ввожу личных мотивов, но искренне советую тебе — брось Персюкова. Брось. Погибнешь.

Ш у р а. Что я слышу, Передышкин! Да ты просто ревнуешь!

П е р е д ы ш к и н. Хотя бы.

 

Звонок.

 

(Передышкин срывается с места.) Виноват. (Уходит в кабинет Есауловой.)

Ш у р а. Сам ты жук.

 

Входят Персюков и старуха Сарыгина с узлом.

 

П е р с ю к о в. Сюда, бабушка, сюда. Устали малость? Это ничего. Вот вам стульчик. Присядьте. Отдохните. Вот вам газетка. Почитайте. (Шуре.) Видела старушку? Так вот заметь себе: через эту старушку наш город прошумит на весь Советский Союз. А то, скорей всего, на весь мир. (Обнимает девушку.) Можешь не сомневаться. За это я тебе отвечаю. Эта старушка историческая. Именно то, что я искал всю жизнь.

Ш у р а. Между прочим, ты меня все время обнимаешь. Даже неудобно.

П е р с ю к о в. Чисто по-товарищески.

Ш у р а. Тогда это уж и вовсе ни к чему. Что-нибудь одно.

П е р с ю к о в. Понимаю. Конечно. Можешь не сомневаться. На днях оформимся.

Ш у р а. Пожалуйста, Алеша. А то Передышкин мне дышать не дает.

П е р е г о н о в. Сказано — сделано. Как только провернем старушку, так сейчас же и оформимся.

 

Входят Есаулова, Ваткин, Неуходимов и Передышкин.

 

Е с а у л о в а (Передышкину). Дай-ка нам проектные наметки... (Хрипит.) Фу, даже голос осел... устала... Дай-ка нам проектные наметки по строительству канализации, водопровода и трамвая. Ничего не поделаешь. Будем резать. (Персюкову.) Ну? Ко мне? Чего тебе от моей души надобно?

П е р с ю к о в. Товарищ Есаулова! Ух, братцы! Вы даже себе не можете представить, что произошло!

П е р е д ы ш к и н. Почему же это вы можете представить, а мы не можем?

П е р с ю к о в. Потому, что у вас мало воображения.

П е р е д ы ш к и н. Зато у тебя чересчур много.

Е с а у л о в а. Ну, ладно, ладно. Потом. Я очень занята. В чем дело? Только коротенько.

П е р с ю к о в. У нас нет своей физиономии.

Е с а у л о в а. Чего, чего?

П е р с ю к о в. Только ты меня не перебивай. Лично у нас, может быть, физиономия и есть, но у нашего города абсолютно нет. Вполне серьезно. Ну, что мы из себя представляем? Как гениально выразился Чехов: «Один из городов, расположенных по сю сторону Уральского хребта». Вас это устраивает? Меня это не устраивает!

Е с а у л о в а. И что же из этого следует?

П е р с ю к о в. Только ты меня не перебивай. Рязань — яблоки. Орел — рысаки. Полтава — победа над шведами. Тула — пряники. Ну, положим, пряников уже нет; а винтовки? Лев Толстой? А Ясная Поляна? Наконец, самовары, черт их дери! Клин... Боже мой, ну уж, кажется, что такое Клин? Такая дыра — еще хуже нашего Конска! А вот — будьте любезны: Чайковский жил. Домик есть. В Вичуге Дуся Виноградова мировой рекорд поставила. В Одессе Буся Гольдштейн родился. А где Бальзак венчался? Вы думаете, может быть, в Париже, в Лондоне, в Венеции? Ничего подобного, в Бердичеве. В Бер-ди-че-ве! Вдумайтесь в это. А мы что? Ничего. Пустое место. От вокзала десять километров, поезд стоит пять минут, пассажиры смотрят в замурзанное окно и видят на горизонте что-то такое. А что оно такое — хрен его знает. Какой-то Конск. Вас это устраивает? Меня это абсолютно не устраивает!

Е с а у л о в а. Ты что, пришел сюда скандалить?

П е р с ю к о в. Не перебивай.

Е с а у л о в а (вспылив). Это не я тебя перебиваю, а ты не даешь мне ни одного слова сказать, черт бы тебя подрал с твоей глоткой. Дашь ты мне наконец говорить или не дашь?

П е р с ю к о в. Вот теперь дам, когда ты заговорила по-человечески, а то кричишь-кричишь, перебиваешь-перебиваешь.

Е с а у л о в а. Так вот, дорогой мой. Ты совершенно прав. Я с тобой абсолютно согласна. Но что же делать, если у нас в городе никто из великих людей не родился, не венчался, не жил, не изобретал, не ставил мировых рекордов? Не могу же я тебе родить Бусю Гольдштейна или женить Онорэ де Бальзака, а тем более дать квартиру Чайковскому. И кончим этот бесполезный спор. Я занята и устала. Нету у нас ничего этого. Нету.

П е р с ю к о в. А если бы было?

Е с а у л о в а. Ну, если бы да кабы...

П е р с ю к о в. Но все-таки. Что бы ты тогда делала?

Е с а у л о в а. Была бы очень рада. (Берет папки.) Нуте-с, товарищи, вернемся к водопроводу.

П е р с ю к о в. И ты это можешь подтвердить перед своими избирателями?

Е с а у л о в а. Что подтвердить?

П е р с ю к о в. То, что ты была бы тогда очень рада!

Е с а у л о в а. Ты видишь — я занята. Ты сегодня какой-то, честное слово, невменяемый.

П е р с ю к о в. Нет, вменяемый. Говори прямо: можешь ты это подтвердить или не можешь?

Е с а у л о в а. Подтверждаю. Была бы очень рада.

П е р с ю к о в. Товарищи, будьте свидетелями. И ты, Шурочка, будь свидетелем. Она сказала, что была бы тогда очень рада.

Е с а у л о в а. Была бы очень рада, но, к сожалению, у нас ничего этого нет.

П е р с ю к о в. Есть.

Е с а у л о в а. Что есть?

П е р с ю к о в. Великий человек, который жил в нашем городе.

Е с а у л о в а. Не может быть!

П е р с ю к о в. Не может быть? (Сарыгиной.) Бабушка, прошу вас. Подойдите, не робейте.

Е с а у л о в а. Кто это?

П е р с ю к о в. Внучка.

Е с а у л о в а. Ты что — пьян?

П е р с ю к о в. Терпенье. (Сарыгиной.) Давайте сюда узелок. Кладите его на стол. Осторожненько. Вот так. Одну минуточку.

 

Сарыгина и Персюков бережно развязывают узел.

 

Е с а у л о в а. Что это?

П е р с ю к о в. Реликвии. (Сарыгиной.) Объясните, бабушка.

С а р ы г и н а (вынимает из узла плед). Это плед моего покойного дедушки Ивана Николаевича.

П е р с ю к о в. Видите, это плед.

С а р ы г и н а. Во время своего кратковременного пребывания в городе Конске, по свидетельству моей покойной матушки Ларисы Константиновны, урожденной Извозчиковой, выходя из дому в сырую или же холодную погоду и желая таким образом предохранить себя от возможной простуды, мой покойный дедушка имел обыкновение набрасывать на плечи этот плед.

П е р с ю к о в. Этот самый плед. Не трогайте руками.

Е с а у л о в а. Позвольте... Я что-то ничего не соображаю...

П е р с ю к о в. Давайте, бабушка, давайте.

С а р ы г и н а (вынимает флейту). Это его же флейта.

П е р с ю к о в. Видите, флейта.

С а р ы г и н а. По свидетельству моей покойной матушки Ларисы Константиновны, урожденной Извозчиковой, и многих других лиц, близко знавших моего покойного деда, последний, обладая большим музыкальным вкусом, иногда в минуты отдыха исполнял на этой флейте различные небольшие музыкальные пьесы.

П е р с ю к о в. На этой самой флейте. Подлинная вещь.

Е с а у л о в а. Да, но я все-таки...

П е р с ю к о в. Только не перебивай.

С а р ы г и н а (вынимая цилиндр). Это чилиндр, который покойник на всякий случай всегда брал с собой в дорогу и возил в специальной круглой коробке. Однако, будучи демократом и яростным противником крепостного права, покойный Иван Николаевич избегал надевать этот чилиндр. Подлинный экземпляр чилиндра, к сожалению, утрачен, а этот дубликат приобретен значительно позже моим дядей уже с отцовской стороны Аполлоном Васильевичем Сарыгиным и сохраняется в семейном архиве среди прочих вещей покойного деда, как-то: перчаток, визитных карточек и так далее. Между прочим, об этом чилиндре сохранился любопытный анекдот, ярко характеризующий нравы и обычаи той отдаленной эпохи. (Неожиданно довольно визгливо хихикает.) Во время кратковременного пребывания своего в городе Конске покойный Иван Николаевич занимал скромную комнатку в доме моего дедушки Константина Сидоровича Извозчикова, мужа младшей сестры покойного, Людмилы Николаевны, моей бабки уже с материнской стороны. Домик этот сохранился и посейчас. Моей матушке тогда как раз шел пятый год, и она была очень шаловливым ребенком. Однажды, воспользовавшись отсутствием покойного Ивана Николаевича, моя матушка похитила из заветной коробки чилиндр, посадила в него маленьких котят (хихикает), маленьких котят и стала возить их в чилиндре по всем комнатам. Легко представить изумление моего покойного дедушки, когда он, вернувшись домой с прогулки, вдруг видит в своем чилиндре (хихикает), вдруг видит в своем чилиндре — кого же? О, ужас! — маленьких котят. (Хихикает, вытирает слезы.)

Е с а у л о в а. Каких котят? В чём дело?

С а р ы г и н а. Маленьких котят... Вот таких малюсеньких котят... (Хихикает до слез.)

Е с а у л о в а. Товарищи, вам что-нибудь понятно?

 

Все стараются заглянуть в цилиндр, как бы надеясь увидеть в нем котят.

 

С а р ы г и н а (вынимая большой деревянный циркуль). А это чиркуль. Вещь подлинная. С помощью этого чиркуля покойный Иван Николаевич в часы досуга чертил различные, иногда довольно сложные геометрические фигуры.

Е с а у л о в а. Но кто, кто?

С а р ы г и н а. Мой покойный дедушка Иван Николаевич.

Е с а у л о в а. Я слышу, что покойный дедушка. Слава богу, не глухая. Да кто этот покойный дедушка? Кто?

П е р с ю к о в. Лобачевский.

Е с а у л о в а. Как?

П е р с ю к о в. Ло-ба-чев-ский.

Е с а у л о в а. Какой Лобачевский? Тот самый?

П е р с ю к о в. Тот самый.

П е р е д ы ш к и н. Что это за Лобачевский?

Е с а у л о в а. Передышкин, Передышкин! Хоть бы ты людей постеснялся. Это же каждый советский школьник знает. Великий русский математик Лобачевский.

П е р с ю к о в. Он самый.

Е с а у л о в а. У нас в Конске? Невозможно!

П е р с ю к о в. Представь себе.

Е с а у л о в а. Ты шутишь?

П е р с ю к о в. А что же такого. Служил человек в Казани. Приезжал погостить к родственникам в Конск. Очень обыкновенно. Жил в маленьком домике. Домик сохранился. Внучка налицо.

Е с а у л о в а. Боже мой! Значит, вы родная внучка Лобачевского?

С а р ы г и н а. Родная внучка, родная внучка.

Е с а у л о в а. Голубушка! Позвольте же вас приветствовать от имени Конского горсовета. Вот уж никак не предполагала, что у нас в Конске живет внучка Лобачевского.

С а р ы г и н а. Живет, живет, как же.

П е р с ю к о в. Имей в виду — это я все сделал. Я открыл внучку. И главное, с каких пустяков началось! Прямо невероятно. Живем на одной улице. Так — ее домик, а так — наш. Только я ничего и не подозревал... Вдруг в один прекрасный день у нее в домике начинает протекать крыша. Верно, бабушка? Протекала крыша?

С а р ы г и н а. Верно, батюшка, верно, протекала.

П е р с ю к о в. Конечно, она туда-сюда, в отдел коммунального хозяйства, и прочее; понятно, нигде ничего не добилась и, наконец, кинулась ко мне по соседству, как к ответственному товарищу. Ну, тут все и выяснилось. Верно, бабушка?

С а р ы г и н а. Верно, верно. Владение разрушается. С крыши течет в комнаты, и от постоянного действия дождевой воды окончательно гибнут вещи покойного Ивана Николаевича. Гибнет превосходный турецкий диван, на котором имел обыкновение отдыхать покойник, гибнет библиотека, прохудился забор, и мальчишки лазают в палисадник и беззастенчиво ломают персидскую сирень.

Е с а у л о в а. Какое безобразие!

П е р с ю к о в. Мало сказать, безобразие. На глазах у городского Совета разваливается дом Лобачевского, и никто палец о палец. Беспримерное головотяпство. Государственное преступление.

Е с а у л о в а. Хорошо, что мы вовремя хватились.

П е р с ю к о в. Вы хватились! Это я хватился. Не я — имели бы все красивый вид.

Е с а у л о в а. Спасибо, Персюков. Ты молодец. Однако, товарищи, надо что-то делать. Прежде всего, я думаю, надо поставить в известность область и запросить Москву.

П е р с ю к о в. Ни в коем случае! Ты с ума сошла! Не дай бог, дойдет до Казани, что их Лобачевский жил у нас в домике, — и кончено. Такой шум поднимут, такую демагогию разведут, что не обрадуешься. Глазом не моргнешь, как они все себе захватят: и домик, и Лобачевского, да еще юбилей сделают. А нам — шиш. Я их хорошо знаю. Их, брат, надо поставить перед совершившимся фактом. А то они все себе отхватят.

Е с а у л о в а. Что все?

П е р с ю к о в. Абсолютно все. Но ты не беспокойся. Я уже кое-что предпринял.

Е с а у л о в а (не без тревоги). Что ты уже предпринял?

П е р с ю к о в. Да так, всякие необходимые мелочи. Между прочим, заказал временную мемориальную доску: «Здесь жил и работал великий русский математик Лобачевский». Правильно поступил?

Е с а у л о в а. Правильно. (Мечтательно.) Мемориальная доска на доме великого человека — это просто, но благородно.

П е р с ю к о в. Пока что гипсовая. Стоит пустяки. Тридцать восемь рублей с копейками. Я их пока провел по смете Парка культуры и отдыха, а когда горсовет утвердит специальную смету по домику Лобачевского, тогда рассчитаемся.

Е с а у л о в а (тревожно). Ты думаешь, необходима специальная смета?

П е р с ю к о в. Обязательно. А как же без сметы? Крышу и забор починить нужно? Нужно. Участок привести в приличный вид нужно? Нужно. Ну и всякие другие мелочи: письменные принадлежности, марки, телеграммы. Может быть, придется установить перед домиком небольшой бюст, это было бы очень хорошо.

Е с а у л о в а (мечтательно). Да, бюст.

П е р с ю к о в. Правда? Я очень рад, что ты меня поддерживаешь в вопросе бюста.

Е с а у л о в а. А не будет дорого?

П е р с ю к о в. Вся смета по домику выйдет не больше, чем рублей в пять-шесть тысяч. Самое большое — семь тысяч, это уже вместе с бюстом. Во всяком случае, не больше восьми.

Е с а у л о в а. Восемь тысяч. Однако деньги порядочные. Может быть, обойдется без бюста?

П е р с ю к о в. Ай-ай-ай! Берешь свои слова обратно? Жалеешь на бюст такого человека! Нехорошо. Не принципиально.

Е с а у л о в а. Я не против. Да дело в том, что денег у нас нету. Зашились. На вторую очередь водопровода не хватает.

П е р с ю к о в. И ты сравниваешь Лобачевского со второй очередью водопровода? Я от тебя этого не ожидал. Такие слова. Скажи спасибо, что внучка не слышит. (Показывает глазами на старуху Сарыгину, которая спит на стуле в уголке.)

 

Входит возбужденный Самохин.

 

С а м о х и н. Товарищ Есаулова, это феерическое безобразие. Горсовет открывает музей Лобачевского, об этом кричит весь Советский Союз; а местную прессу никто не информирует, и мы узнаем последними.

Е с а у л о в а. Что ты, что ты!

С а м о х и н. Сегодня же я со всей категоричностью ставлю перед районным комитетом партии вопрос об освобождении меня от должности ответственного редактора газеты «Конская заря», довольно из меня ваньку строить.

Е с а у л о в а. Какой музей? Какой Советский Союз? Потри себе уши, приди в себя. Ничего этого нет. Мы сами только что узнали, что имеется домик, в котором жил Лобачевский.

С а м о х и н. Только что узнали... Да что ты мне врешь в глаза!

Е с а у л о в а. Но-но, Самохин, полегче.

С а м о х и н. Сделала по отношению к местной прессе хамство, а теперь замазываешь. Не выйдет.

Е с а у л о в а. Уверяю тебя...

С а м о х и н (грозно). Не выйдет! (Протягивает бумаги.) Что это такое?

Е с а у л о в а. А что?

С а м о х и н. Телеграфная сводка ТАССа. Три восковки.

П е р с ю к о в. Ну? Что ты говоришь? Дай! Дай скорее. (Вырывает сводку.) Где? (Читает.) «Конск, пятнадцатое мая. В сентябре этого года исполняется ровно сто лет со времени пребывания в Конске великого русского математика Лобачевского, создателя новой геометрии, основанной, между прочим, на том, что сумма углов треугольника есть переменная величина, но всегда меньше двух прямых углов». Понятно тебе, Передышкин?

П е р е д ы ш к и н. А чего ж тут непонятного. Понятно.

П е р с ю к о в. Я так и думал. (Читает дальше.) «В ознаменование исторической даты Конский горсовет решил превратить домик, в котором жил гениальный математик, в Домик-музей имени Лобачевского...»

Е с а у л о в а. Позволь!

П е р с ю к о в. Только не перебивай. (Продолжает читать.) «Прикрепить к фасаду мемориальную доску и установить перед домиком бюст Лобачевского...»

Е с а у л о в а. Мы еще не решили.

П е р е г о н о в. Тут написано. Значит, надо делать бюст, а то неловко. (Продолжает читать.) «Колхозники, рабочие и советская интеллигенция собираются отметить знаменательную дату новыми производственными победами и всеобщим трудовым подъемом. ТАСС». Ну? Что вы на это скажете? Товарищи, вы понимаете, что произошло? Первый раз за все время существования про город Конск напечатано во всех газетах, как местных, так и центральных, и даже, может быть, заграничных! Попрошу встать. «Конск, пятнадцатое мая, ТАСС».

С а м о х и н (хрипло). Кто это сделал?

П е р е г о н о в. Кто сделал, кто сделал. Понятно, я сделал. Я еще вчера утром телеграфировал. По смете Парка культуры и отдыха. Потом сочтемся. Мне скажите спасибо. А то бы дошло до Казани — и кончено! А теперь факт налицо: «Конск, пятнадцатое мая, ТАСС». Лобачевский — наш.

Е с а у л о в а. О Персюков, что-то ты меня начинаешь беспокоить.

П е р с ю к о в. В порядочке, в порядочке. Положись на меня. Все будет, как у людей. За это я тебе отвечаю.

Е с а у л о в а. Смотри, Персюков, чтоб не получилось, как в прошлом году, когда ты установил у себя в Парке культуры и отдыха какую-то идиотскую машину для автоматической пришивки пуговиц гуляющим.

П е р с ю к о в. А что, плохое было изобретение?

Е с а у л о в а. Великолепное. Пришивало пуговицы прямо к коже человека. Ты помнишь — гуляющие тебя чуть не убили.

П е р с ю к о в. Это не важно. Машина была отличная. Только ее плохо смонтировали.

С а м о х и н. Все-таки это феерическое безобразие.

П е р с ю к о в. Что безобразие?

С а м о х и н. Да с этим домиком. Ты сорвал работу нашей газеты.

П е р с ю к о в. Милый человек, что ты говоришь! Для газеты настоящая работа только начинается. Сейчас мы пойдем — я тебя поведу, — покажу домик Лобачевского. Там как раз, наверное, принесли мемориальную доску. Крышу будут починять. Материала для газеты — пропасть. (Сарыгиной, которая продолжает спать.) Бабушка! Бабушка!

С а р ы г и н а (с испугом). А? Что такое? Батюшки!

П е р с ю к о в. Самохин, иди сюда, познакомься с внучкой.

С а м о х и н. Ответственный редактор «Конской зари».

П е р с ю к о в. Она тебе может рассказать массу интересного из жизни Лобачевского. Товарищ внучка, расскажите ему случай про котят. Сейчас мы пойдем, она тебе по дороге расскажет про котят. Готовая статья. Пойдем, бабушка. Все сделано. Крышу починят, забор поправят, можете не волноваться.

С а р ы г и н а. Спасибо вам. Добрый вы человек. Спасибо.

П е р с ю к о в. Это вам спасибо, бабушка.

С а р ы г и н а. До свиданья.

Е с а у л о в а. До свиданья, Софья Матвеевна. Очень, очень рада была с вами познакомиться.

С а р ы г и н а. И я тоже. Спасибо. Извините старуху.

Е с а у л о в а. Напротив. Это вы нас извините.

П е р с ю к о в. До свиданья, Шурочка! До скорого.

Ш у р а (шепотом). До скорого.

П е р с ю к о в. Вперед, орлы!

 

Сарыгина, Персюков, Самохин уходят.

 

Е с а у л о в а (Ваткину). Слушай, Ваткин, мы никак не можем выкроить из местного бюджета тысяч семь-восемь на домик Лобачевского?

В а т к и н. Откуда же?

Е с а у л о в а. В том-то и дело, что откуда? Думай. И ты, Неуходимов, не делай вид, будто это тебя не касается. Думай.

Н е у х о д и м о в. Я думаю.

Е с а у л о в а. Это всех нас касается. Всего города. Это имеет громадное политическое значение.

В а т к и н. Ну? Может быть, в таком случае тысячи четыре мы отрежем от второй очереди канализации, тысячи две с половиной передвинем из третьего квартала во второй по культмассовому сектору, а те тысяча четыреста рублей, которые до сих пор висят на счету у гортопа... у гортопа...

Е с а у л о в а. Думай, думай. Напрягись.

В а т к и н. Я напрягаюсь.

 

Входит девушка-почтальон.

 

Д е в у ш к а. Доброго здоровьечка. Примите две телеграммочки. Распишитесь туточки и вот туточки. До свиданьечка.

 

Шура расписывается. Девушка уходит.

 

Ш у р а. Пожалуйста, Ольга Федоровна. (Дает Есауловой телеграммы.)

Е с а у л о в а (читает первую). «Поименованные статуи и скульптурные украшения как то Диана колчаном пограничник собакой девушка веслом фарнезийский Геракл палицей шкурой немейского льва натуральную величину также восемнадцать этрусских ваз Пифагор Архимед Эвклид...» Это, наверно, не нам... «Персей убивающий медузу общим количеством четыре вагона отправлены почтовым пятьдесят два бис накладная семьдесят шесть тысяч шестьсот девяносто пять Капитолийский лев Афина борьбе с Титанами...»

П е р е д ы ш к и н. С «титанами»? С кипятильниками, что ли?

Е с а у л о в а. Какие там кипятильники?

П е р е д ы ш к и н. «Титаны». Стало быть, кипятильники. Это, наверное, не нам, а в метизовый комбинат.

Е с а у л о в а. Темный человек. «Дорические колонны находятся производстве вышлем немедленно срочно переведите пятьдесят. Огурцевич». Чего пятьдесят? Кому пятьдесят? Кто это Огурцевич? Обязательно она у себя на телеграфе напутает. Отошлите обратно.

Ш у р а (кричит в окно). Девочка! Девочка! Ушла уже.

Е с а у л о в а (читает другую телеграмму). «Благодарим любезное приглашение присутствовать торжественном открытии домика Лобачевского. Выделена делегация, которой поручено выехать Конск на сентябрьские торжества...» Ой, ой, ой! Это Персюков наделал...

П е р е д ы ш к и н. Он, он. Его работа. И кипятильники его работа. «Титаны» эти самые.

Е с а у л о в а (читает дальше). «Обеспечьте транспорт питание жилище для приема выдающихся ученых академиков профессуры аспирантуры и научных сотрудников академии общим количеством тридцать два человека». (В отчаянии.) На какие средства?

В а т к и н. Будем даже считать по сто рублей с носа. И то три тысячи двести.

Е с а у л о в а. Мы пропали. Академиков мы не поднимем. Боже мой... Что же это делается!

П е р е д ы ш к и н. Это Перегонов.

Е с а у л о в а. Ну, Персюков! Ну, спасибо тебе, Персюков. Большое спасибо.

П е р е д ы ш к и н. Я предупреждал, что Персюков нас всех когда-нибудь погубит. Таких людей, как Персюков, надо давить.

Ш у р а. Ты не смеешь так говорить про Персюкова.

П е р е д ы ш к и н. Давить! Давить в корне!

Е с а у л о в а. Тридцать два академика в Конске. Боже мой! Это что-то... Это что-то такое...

 

Входит девушка-почтальон.

 

Д е в у ш к а. Еще раз доброго здоровьечка. Примите еще четыре телеграммочки. Распишитесь туточки, туточки и туточки.

 

Шура принимает телеграммы.

 

Только живехонько и не задерживайте, а то у нас на телеграфе для вас еще обрабатывается восемь телеграфных корреспонденций. Закатили вы мне сегодня, знаете, нагрузочку. Мое вам спасибо. Еще раз до свиданьечка. (Уходит.)

Ш у р а. Пожалуйста, Ольга Федоровна.

Е с а у л о в а. Дай Передышкину. Пусть Передышкин читает. Я не в состоянии.

П е р е д ы ш к и н (быстро распечатывает телеграммы одну за другой и пробегает). Так.

Е с а у л о в а. От кого?

П е р е д ы ш к и н. От Степанина.

Е с а у л о в а. От кого, кого?

П е р е д ы ш к и н. От Степанина.

Е с а у л о в а. От знаменитого Степанина?

П е р е д ы ш к и н. От знаменитого Степанина!

Е с а у л о в а. И что?

П е р е д ы ш к и н. Горячо приветствует. Приедет.

Е с а у л о в а. Приедет Степашин?

П е р е д ы ш к и н. Приедет. (Читает другую телеграмму.) Так. Ленинград.

Е с а у л о в а. Что?

П е р е д ы ш к и н. Группа студентов физико-математического факультета. Двадцать пять человек. Горячо приветствуют. Приедут.

Е с а у л о в а. Ты сошел с ума!

В а т к и н. Еще две с половиной тысячи, а всего с академиками пять тысяч семьсот.

Н е у х о д и м о в. По самым скромным расчетам.

П е р е д ы ш к и н. Киев. Академик Запорощенко. Горячо приветствует.

Е с а у л о в а. Приедет?

П е р е д ы ш к и н. К сожалению, не может. Уезжает в длительную командировку.

Е с а у л о в а. Ух!.. Пронесло!

П е р е д ы ш к и н. А это я что-то совсем не разбираю. Как будто не совсем по-русски. Что-то такое У-ЭС-А, что-то такое непонятное.

Ш у р а. Может быть, по-немецки. Дай-ка сюда. Я по-немецки понимаю. (Берет телеграмму.) У-С-А, Нов-Иочк. Нет, это не по-немецки.

В а т к и н. Дай сюда. Может быть, по-французски. (Читает.) У-С-А. Совершенно верно, какой-то Нов-Иочк. Что за Нов-Иочк?

Е с а у л о в а. Дай. (Читает.) «У-С-А. Унион Стэт Америк, Нью-Йорк». Из Нью-Йорка!

П е р е д ы ш к и н. Вы слышите: из Нью-Йорка. Ну, Персюков. Ну гад!

Е с а у л о в а (медленно разбирая телеграмму). Сенк го вери матч фор юр инвитейшен ай гоп ту би ин де сити оф Конск...

П е р е д ы ш к и н. Конск — это понятно. По-американски так же само, как по-русски.

Е с а у л о в а. Оф Конск... Господи боже мой!.. За ферстен септембер...

Ш у р а. Первого сентября, что ли?

Е с а у л о в а. Плиз фор ми аппартамент оф ферст класс...

П е р е д ы ш к и н. Класс — это понятно. Так же само, как по-русски.

Е с а у л о в а. Фор ми май вайф дотер энд секретэр френдли... Что? (Пошатнулась.) Альберт Эйнштейн!

П е р е д ы ш к и н. Горячо приветствует? Приедет?

Е с а у л о в а. Приедет. Первого сентября. С женой, дочерью и секретарем. Просит приготовить аппартаменты в одном из наших первоклассных отелей.

П е р е д ы ш к и н. Что это еще за «отелей»? «Апартаменты»! Что это значит — «апартаменты»?

В а т к и н. Это когда несколько комнат сразу, вроде целая квартира.

П е р е д ы ш к и н. Понятно, понятно. Значит, под целую квартиру подкатывается. Видать, экземплярчик!

Н е у х о д и м о в. В одном из наших первоклассных отелей? Откуда же, когда в городе всего одна гостиница «Волга» на двенадцать номеров, да и то постоянно занятая нашей головкой. Мы же в ней все и живем.

П е р е д ы ш к и н. Он, наверное, привык там у себя в Америке ко всяким разносолам. Экземплярчик, экземплярчик.

Е с а у л о в а. Альберт Эйнштейн! В Конске! Я захвораю. (Яростно.) Ну, Персюков... Ну, дорогой друг мой Персюков... Ну, не знаю прямо, что я теперь с тобой сделаю!..

 

Входит Персюков.

 

П е р с ю к о в (оживленно). Только что установили временную мемориальную доску. Хоть она и гипсовая, но, представьте себе, имеет очень культурный вид.

 

Ледяное молчание.

 

А что касается бюста, то вы даже не можете себе и представить, что произошло. Сказка! Бюст будет мраморный!

 

Молчание.

 

Что вы на меня так смотрите? Мраморный, мраморный! Оказывается, в двух километрах от Конска находится месторождение превосходного мрамора. Оказывается, один местный чудак-краевед уже два года ходит по учреждениям и кричит, что обнаружил богатейшие залежи желтого мрамора. Но его, понятное дело, никто не слушает. А теперь... (Замечает молчание окружающих.) А теперь... Что такое? Почему вы все молчите? Шурочка, почему они все молчат? В чем дело? Что-нибудь случилось?

Ш у р а. Алеша, беда!

П е р с ю к о в. Какая беда?

Е с а у л о в а. Что это значит? (Протягивает Персюкову первую телеграмму.) «Фарнезийский Геракл Диана с колчаном Персей убивающий медузу восемнадцать этрусских ваз натуральную величину почтовым пятьдесят два бис и переведите пятьдесят Огурцевич». Чего пятьдесят? Кому пятьдесят? Кто это Огурцевич?

П е р с ю к о в (возбужденно). Ах, от Огурцевича есть телеграмма? Что ж ты молчишь! Можешь себе представить, я заказал скульптуру на разные мифологические и советские темы для установки на бульваре против домика Лобачевского.

Н е у х о д и м о в. На каком бульваре? У нас нету никакого бульвара.

П е р с ю к о в. Так придется сделать. Неудобно, чтобы домик Лобачевского находился где-то на задворках и выходил на пустырь. Тем более что скульптура стоит сравнительно недорого, всего пятьдесят тысяч, а бульвар сразу заиграет. Там, правда, весь вид портит старая аптека, но ее можно передвинуть. Передвигают же в крупных центрах дома. Не так ли?

Е с а у л о в а. Персюков!!! Да у тебя голова на плечах есть? Стой! Не смей меня перебивать. Довольно. Ну, Персюков... Ну, друг мой Персюков...

П е р с ю к о в. Тетя Оля...

Е с а у л о в а. Молчание! Говори: ты приглашения кому-нибудь посылал?

П е р с ю к о в. Не посылал. То есть две-три телеграммы я действительно посылал. Но имей в виду, — за счет Парка культуры и отдыха.

Е с а у л о в а. Две-три телеграммы?

П е р с ю к о в. Ну, может быть, четыре. Во всяком случае, не больше пяти-шести. От силы восемь.

Е с а у л о в а. Да как же ты смел!

П е р с ю к о в. Господи, так всегда делают. Иначе никто не пришлет приветствий. А это было бы очень больно. Да ты не волнуйся. Все поприветствуют и откажутся. Никто не приедет. За это я тебе отвечаю.

Е с а у л о в а. А это что? (Потрясает телеграммами.) Тридцать два академика едут? Степанин едет? Двадцать пять ленинградских студентов едут?

П е р с ю к о в. Едут? Что ты говоришь? Не может быть! Честное слово, я этого не хотел.

Е с а у л о в а. Ты этого не хотел? А Эйнштейна ты хотел?

П е р с ю к о в. Эйнштейна? А что Эйнштейн?

Е с а у л о в а. Едет!

П е р с ю к о в. Не может быть! На Эйнштейна я не надеялся... Клянусь матерью!

Е с а у л о в а. Читай.

П е р е г о н о в. Мы пропали!

 

Входит девушка-почтальон.

 

Д е в у ш к а. Опять доброго здоровьечка. Примите еще одиннадцать телеграммочек. Распишитесь туточки.

Е с а у л о в а. Пошла вон!

Д е в у ш к а. Ой, родненькие. (Бросает телеграммы, убегает.)

 

Входит человек в пальто, с чемоданом.

 

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о. Мы только что прилетели на самолете «Эр пять». Стартовали из Москвы в шесть сорок семь. У вас в Конске бредовая посадочная площадка. Здравствуйте. Мы все чуть не угробились. Это юбилейный комитет? Хорошо, мы его тоже снимем. А где домик? Мы его должны заснять! Кто внучка? Вы внучка? Мы вас сейчас заснимем. (Подходит к двери и кричит.) Товарищи, идите сюда. Это здесь.

 

За сценой металлический лязг и шум.

 

Е с а у л о в а. Ну, Персюков, ты нам положишь на стол свой партийный билет.

 

Вваливается группа Союзкинохроники и Радиоцентра с соответствующей съемочной и осветительной аппаратурой, чемоданами и коробками, что производит на всех подавляющее впечатление.

 

П е р е д ы ш к и н. Вот теперь я буду на него сигнализировать в областную прокуратуру.

Е с а у л о в а. Отрубили голову. Отрубили.

 

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

 

Большой кабинет Есауловой. Хороший радиоприемник. На отдельном столике макет надстройки гостиницы «Волга». Дверь на балкон. За окнами пыльная зелень провинциального августа. Чувствуется зной, пыль, строительство. Слышатся удары копра. Звон рельсов. Крики возчиков. Скрип телег. Телефон. Есаулова, Ваткин, Неуходимов.

 

Е с а у л о в а. Сегодня мы имеем четырнадцатое августа, третьего сентября мы имеем открытие домика, а второго сентября мы имеем сто сорок шесть почетных гостей. Что мы имеем на сегодняшний день по реконструкции гостиницы «Волга»?

Н е у х о д и м о в. На сегодняшний день мы имеем полтора этажа надстройки, а всего почти четырехэтажный дом — отель на шестьдесят номеров. В двух номерах ванны. (Показывает на макет.)

Е с а у л о в а. Чудно.

Н е у х о д и м о в. Ничего нет чудного.

Е с а у л о в а. Почему паника?

Н е у х о д и м о в. Потому, что средств больше нету.

Е с а у л о в а. Как нету средств, когда мы тебе в прошлом месяце передвинули семьдесят пять тысяч культмассовых? Где они?

Н е у х о д и м о в. Ушли.

Е с а у л о в а. Так быстро? Это катастрофа. Надо изыскивать средства. Ваткин, думай.

В а т к и н. Да чего же думать, когда нету и нету.

Е с а у л о в а. Позволь. Как же так?

 

Без доклада входят заведующая местной аптекой и провизор. Они в халатах. Очень взволнованы.

 

З а в е д у ю щ а я (не здороваясь). Вы слышали что-нибудь подобное по своему цинизму?

Е с а у л о в а. Это еще что такое! Почему вы сюда врываетесь без спросу?

З а в е д у ю щ а я. Вы представляете себе этот дикий бред? Позже будет слишком поздно. Горсовет обязан немедленно вмешаться, иначе город останется без медикаментов.

Е с а у л о в а. Почему?

П р о в и з о р. Потому, что я еще, к сожалению, не научился приготовлять лекарства на развалинах.

Е с а у л о в а. На каких развалинах?

З а в е д у ю щ а я. На наших развалинах! На руинах! Среди мусора и обломков.

Е с а у л о в а. Кто вы такие? Вы что — из сумасшедшего дома?

З а в е д у ю щ а я. Пока — нет, но скоро — да.

Е с а у л о в а. Так говорите спокойней.

З а в е д у ю щ а я. Как! Еще более спокойно?

П р о в и з о р. Вы должны ее извинить. В такую минуту как заведующая она не может быть слишком спокойной. Я вам сейчас расскажу все в двух словах: сегодня утром пришли какие-то люди и положили под нее деревянные катки.

Е с а у л о в а. Под кого?

П р о в и з о р. Под нее. Теперь они собираются ее двигать. Она этого не выдержит. Она старая. Поверьте мне. Я ее знаю больше тридцати лет.

Е с а у л о в а. Кого?

П р о в и з о р. Ее. Он говорит, что она заслоняет ему перспективу и портит вид на домик Лобачевского. Он говорит, что ее надо задвинуть в переулок, а на ее место поставить девушку с веслом и фарнезийского Геракла.

Е с а у л о в а. Кого ее?

П р о в и з о р. Аптеку.

З а в е д у ю щ а я. А что когда аптека упадет, то город останется без медикаментов — этим он не заинтересован.

Е с а у л о в а. Персюков?

З а в е д у ю щ а я. А кто же еще?

Е с а у л о в а (яростно звонит). А вот мы сейчас увидим. Позвать Персюкова. (Звонит. Безрезультатно.) Передышкин! Передышкин!

 

За сценой гул голосов, крики.

Отбиваясь от каких-то людей, в комнату вскакивает растрепанный Передышкин, захлопывает за собой дверь и заставляет ее стулом.

 

П е р е д ы ш к и н. Видите, что делается? Я больше не желаю, чтоб мне отрывали рукава. Еще покалечат.

Е с а у л о в а. Кто?

П е р е д ы ш к и н. Кто? Возчики, грузчики, мраморщики, каменщики, штукатуры, прорабы, инкассаторы и композиторы.

Е с а у л о в а. Что ты, что... Зачем композиторы? Какие композиторы?

П е р е д ы ш к и н. А что: композитор не человек? Написал симфонию — и пожалуйте денежки.

Е с а у л о в а. Какую симфонию?

П е р е д ы ш к и н. «Триумф арифметики». Или, может быть, — геометрии. Не знаю, не заказывал, спроси у Персюкова.

 

За дверью сильный шум возмущения.

 

Видишь, какого рода картина? Все денег требуют. И правильно делают, что требуют. Заработал — плати. А нет — задержка зарплаты. За это, знаешь, не погладят. Надо платить.

Е с а у л о в а. Да много ли? Дай счета.

П е р е д ы ш к и н. Полтораста тысяч.

Е с а у л о в а. Матушки!

П е р е д ы ш к и н. Не считая «Триумфа арифметики».

Е с а у л о в а. Полтораста тысяч. Вы слышите? Поди скажи, чтоб они подождали.

П е р е д ы ш к и н. Э, нет. Я домик Лобачевского не открываю. Я «Триумф арифметики» не заказывал. Я человек маленький, без воображения. Иди сама.

Е с а у л о в а. Хорошо.

З а в е д у ю щ а я. Как же с аптекой?

Е с а у л о в а. А подите вы... Не до аптеки... (Открывает дверь.)

 

Толпа. Слышны голоса: «Хозяйка, зайди в сущность!» — «Ходим третий день!» — «Мне без денег не ворочаться». — «Прокурор велит заплатить!» — «У меня партитура срывается, оркестр стоит!» — и проч.

 

Вы меня знаете? Так я вам говорю: вам будет уплачено все до копейки. Час подождать вы можете? Один только час.

Г о л о с. Час подождем.

Е с а у л о в а. Ну, вот и всех делов. А уж если через час не будет, тогда снимайте с меня голову.

Г о л о с. Это безусловно. Тогда прямо к прокурору пойдем.

Е с а у л о в а. Хорошо, хорошо. Договорились? Договорились. (Закрывает дверь.) Ну, вы слышали? Что же теперь будет?

Н е у х о д и м о в. Надо законсервировать строительство.

Е с а у л о в а. Да ты, друг мой, соображаешь, что говоришь? Едет сто сорок шесть человек стахановцев, Героев Советского Союза, знатных колхозников, выдающихся деятелей науки, искусства, литературы и техники плюс профессор Эйнштейн. Куда я их дену? Положу во дворе на солому? Скандал на весь мир! Нет, я лучше сдохну, чем не будет гостиницы.

П р о в и з о р. Извините за назойливость, но дело в том, что они уже привязали к ней железные веревки.

Е с а у л о в а. К кому?

П р о в и з о р. К аптеке.

Е с а у л о в а. Да провалитесь вы с вашей аптекой! Уходите! Вы видите, я занята. Господи, неужели у нас в городе ни у кого нет денег?

В а т к и н. У местной промышленности миллионы маринуются.

Е с а у л о в а. Да, да. (В телефон.) Кирпичный, номер три. Директора. Выехал? Не скажете, куда выехал? С Персюковым? (Вешает трубку.) Куда-то выехал с Персюковым. (В телефон.) Ликерно-водочный. Директора. Уехал? Куда? С кем, с кем? С Персюковым? (Вешает трубку.) Персюков что-то делает за нашей спиной. (В телефон.) Кустарную артель «Заря». Председателя. Ушел? С Персюковым? (Вешает трубку.) Опять с Персюковым. У меня сердце не на месте. Ох, погубит нас Персюков.

П е р е д ы ш к и н. Между прочим, еще один любопытный штрих: приехал областной прокурор.

Е с а у л о в а. Зачем?

П е р е д ы ш к и н. А зачем областные прокуроры в район приезжают? За тем самым. Кто-нибудь сигнализировал — вот прокурор и тут.

Е с а у л о в а. Сама Павликова?

П е р е д ы ш к и н. Сама Павликова. Лично. У Павликовой, заметь себе, еще ни один ответственный работник не выкручивался. Демон.

Е с а у л о в а. Ну вот мы, слава богу, и на скамье подсудимых.

З а в е д у ю щ а я. Потому что среди белого дня на глазах у всех задвигать единственную аптеку в переулок — это пережитки средневековья.

Е с а у л о в а. Вы еще тут?

П р о в и з о р. Поверьте, если бы она была лично моя — между прочим, она действительно была моя, — я бы не поднимал вопроса. Раз надо — значит, может быть, действительно надо. Но когда дело идет о нашей социалистической аптеке...

Е с а у л о в а. Идите...

З а в е д у ю щ а я. Хорошо. Мы пойдем. Мы останемся на своем посту до последней минуты.

Е с а у л о в а. Денег, денег. (В телефон.) Уксусный завод. Уксусный.

П е р е д ы ш к и н. Придет Павликова — будет нам уксус.

Е с а у л о в а. Директора. Уехал? С Персюковым? Так я и знала.

З а в е д у ю щ а я. Но имейте в виду, если произойдет ужас — ответственность ляжет на вас.

Е с а у л о в а. Идите. (В телефон.) Артель «Победа». Председателя. Уехал? С Персюковым? (Вешает трубку.)

П р о в и з о р. Ай-яй-яй! Пропала аптека.

 

Провизор и заведующая уходят.

 

Е с а у л о в а. С Персюковым... Что б это значило?..

П е р е д ы ш к и н. С Персюковым, без Персюкова. Разница небольшая. Уж Павликова тут. Она, брат, на прошлой пятидневке в Егорьевском районе упекла всю головку за нарушение финансовой дисциплины на три года. Красота!

 

За дверью возобновляется шум.

 

Надо платить.

Е с а у л о в а. Надо.

П е р е д ы ш к и н. А средства? Средства где?

Е с а у л о в а. Что же теперь делать, Передышкин?

П е р е д ы ш к и н. Ага! Я предупреждал, что Персюков авантюрист. Я сигнализировал. А ты — что? «Ах, Передышкин, ты темный человек, ах, Передышкин, ты ничего не понимаешь, у тебя нет воображения». Говорила ты, что у меня нет воображения, или не говорила?

Е с а у л о в а. Ну, говорила.

П е р е д ы ш к и н. А теперь: «Передышкин, что же делать?»

 

Пауза.

 

Не знаю, что делать. И не интересуюсь. У вас воображение? Вот вы и сидите с вашим воображением. А меня не запутывайте. Я человек маленький. Идите кланяйтесь Персюкову. У него воображения — хоть залейся. Девушки прямо так и мрут от удовольствия, когда он треплется. Не понравился ему, видите, город Конск. «По сю, дескать, сторону хребта». А хотя бы! Его это, видимо, не устраивает! Свиньи, говорит, тонут против городского театра, такое безобразие. Скажи спасибо, дурак, что хоть свиньи в городе есть. В других местах этого нет. Домик Лобачевского ему понадобился. А на кой черт нам домик Лобачевского? Что мы, профессора? Геометрия! Скажи пожалуйста! Типичные барские замашки. Все, видите, есть. Одной только геометрии не хватает. Или эта знаменитая гостиница «Волга». Зачем нам гостиница? Что у нас, Америка или Австралия? Надень очки, посмотри в окно, ты видишь? Жуть, что делается. Все перекошено, перековеркано, пыль столбом, — ни пройти, ни проехать. Что такое? В чем дело? Главную улицу, извольте видеть, асфальтируют. Бульвар разбивают. Разные статуи ставят: фарнезийский Геракл, Афина в борьбе с кипятильниками, с «титанами» этими самыми. Аптеку передвигают! Тьфу! Хороший, скромный, советский город превращают черт знает во что! А городской Совет только глазами хлопает. Но ничего. Павликова это безобразие прекратит. Она вам мозги вправит. Ох, товарищи, не завидую я вам. Ох, не завидую. (Уходит.)

Е с а у л о в а. Да, да. Пока не поздно. Отменить. Все отменить.

Н е у х о д и м о в. А сто сорок человек почетных гостей?

Е с а у л о в а. Отменить.

Н е у х о д и м о в. Да ведь срам!

В а т к и н. А в тюрьме томиться не срам? Не слушай его, Ольга Федоровна. Отменяй. Пока не поздно.

Е с а у л о в а. Да. Нет. Да. Отменить. Отменить все. Неуходимов, бери список почетных гостей. Пиши телеграммы. Всем по порядку. Кто там сначала? Степанин? Пиши срочную Степанину. Так, мол, и так. Очень, дескать, извиняемся, но не приезжайте. Ничего не будет. Отменяется. Срам-то какой... (Вытирает глаза платком.) И профессору Эйнштейну, в Соединенные Штаты Северной Америки... (Сквозь слезы.) Дескать, извиняемся за беспокойство, но не выезжайте. (Всхлипывает.) И другим всем. По порядку. Извиняемся, дескать, за беспокойство, но не выезжайте. А я сейчас пойду и скажу людям, что денег нету. И снимите с меня голову.

 

Шум автомобиля.

 

В а т к и н. Слышите? Слышите?

Н е у х о д и м о в (смотрит в окно). Две машины стоят.

В а т к и н. Павликова.

 

Пауза.

 

Ольга Федоровна, что ж это будет? Ведь культмассовые деньги фактически я передвигал. Ведь Павликова с меня спросит.

Е с а у л о в а. Я приказала, я и в ответе.

В а т к и н. Да разве Павликова с этим посчитается! Ольга Федоровна, что ты со мной сделала!

Н е у х о д и м о в. А я-то за что? Мою жизнь за что рубят? Велели надстраивать гостиницу — я и надстраивал, будь она трижды проклята и все ее шестьдесят номеров с ваннами и без ванн.

 

За дверью голоса, шум, шаги.

 

В а т к и н. Павликова.

Н е у х о д и м о в. Ну, вот мы и дома.

 

Быстро входит Персюков в сопровождении мальчика Коти и еще нескольких человек.

 

П е р с ю к о в. Здорово, орлы! Как дела с надстройкой гостиницы? Ковыряетесь? Не вижу темпов, не замечаю энтузиазма!

Е с а у л о в а. Персюков. Довольно.

П е р с ю к о в. Хорошо. Только сперва я тебя убью. Котя, иди сюда. Обратите внимание: обыкновенный мальчик. Называется Котя. Котя, сколько тебе лет?

К о т я. Двенадцать, тринадцатый.

П е р с ю к о в. Пионер?

К о т я. Пионер.

П е р с ю к о в. Заметьте себе: двенадцать, тринадцатый; пионер.

Е с а у л о в а. Персюков. Довольно.

П е р с ю к о в. Чего ты кирпичишься? У мальчика исключительные способности. Ваткин, дай мальчику какое-нибудь семизначное число. Ну? Ты что — забыл уже, что такое семизначное число? Ну!

В а т к и н. Четыре миллиона восемьсот девяносто пять тысяч шестьсот шестьдесят шесть.

П е р с ю к о в. Запиши себе. Неуходимов, дай мальчику трехзначное число.

Н е у х о д и м о в (угрюмо). Сто сорок три.

П е р с ю к о в. Котя, раздели.

К о т я (мгновенно, наизусть). Тридцать четыре тысячи двести тридцать пять целых и четыреста двадцать пять тысячных...

В а т к и н. Верно.

П е р с ю к о в. Прошу убедиться.

Н е у х о д и м о в. Удивительно... Феноменально...

П е р с ю к о в. Это еще пустяки. Он у меня всю таблицу логарифмов Пржевальского наизусть знает. Верно, Котя? Академики приедут, увидят — ахнут. А вы говорите — Конск? Вот вам и по сю сторону хребта. Хо-хо!

Е с а у л о в а. Персюков, довольно. Что это еще за фокусы?

П е р с ю к о в. Ничего не фокусы. Просто неслыханный подъем интереса к математике в связи с открытием домика Лобачевского. Только и всего. За последнюю декаду мне удалось выявить по нашему району свыше пятнадцати математических точек. Ты не поверишь: приезжаю третьего в колхоз «Первого мая» и прежде всего — бац! — обнаруживаю кружок математиков, восемь человек. Бурный рост математики. Бурный рост. Но я вижу — тебя это не зажигает.

Е с а у л о в а. И так тошно, а ты лезешь с математикой.

П е р с ю к о в. Дорогая, что ты говоришь? Ты только вдумайся в это слово: ма-те-ма-ти-ка. Математика — это же артиллерия, математика — авиация, математика — флот...

Е с а у л о в а. Персюков. Хватит. Отменяется.

П е р с ю к о в. Что отменяется?

Е с а у л о в а. Все отменяется. Ничего не будет.

П е р с ю к о в. Чего ничего?

Е с а у л о в а. Эйнштейна не будет, академиков не будет, Степанина не будет, открытия не будет, домика не будет. Ничего не будет.

П е р с ю к о в. Кто тебе сказал?

Е с а у л о в а. Это я тебе говорю. Понятно? Хватит с нас.

П е р с ю к о в. В чем дело? Что тут без меня случилось?

Е с а у л о в а. Ты еще смеешь спрашивать? Авантюрист!

П е р с ю к о в. Кто?

Е с а у л о в а. Ты.

П е р с ю к о в. Я авантюрист? Вот уж неправда.

Е с а у л о в а. Типичный авантюрист. Спроси кого хочешь.

П е р с ю к о в. Зачем мне спрашивать, когда я же лучше знаю, что я не авантюрист.

Е с а у л о в а. И к тому же очковтиратель. Ты нам втирал очки, что вся смета по домику будет восемь тысяч, а на сегодняшний день одна лишь реконструкция «Волги» влетела нам в сто пятьдесят тысяч, плюс семьдесят пять тысяч культмассовых, плюс двадцать девять тысяч тридцать копеек организационных расходов, плюс пятьдесят тысяч за твою идиотскую скульптуру. Итого...

К о т я (мгновенно). Триста четыре тысячи рублей тридцать копеек.

П е р с ю к о в. Сравнительно немного. Правда, Котя?

Е с а у л о в а. Персюков, имей в виду. Мы тебя стукнем.

П е р с ю к о в. Честное слово, ты меня просто смешишь. Сидит тетка на миллионах и совершенно этого не понимает. Надо иметь воображение.

Е с а у л о в а. Не смей говорить этого слова.

П е р с ю к о в. Ага! Испугалась.

Е с а у л о в а. Ты понимаешь, что ты сделал? Ты нас всех погубил.

П е р с ю к о в. Батюшки, страсти! Чем же это я вас погубил, позвольте узнать? Тем, что раз в кои-то веки вы потратили на реконструкцию гостиницы и на городские благоустройства жалкие триста тысяч?

Е с а у л о в а. Их — нет. Понимаешь русский язык, — нет! Все в долг. В петлю влезли. Висим. Вот.

П е р с ю к о в. Подумаешь, триста тысяч. Большое дело. Тьфу. Да я тебе их дам хоть сейчас, только не плачь.

Е с а у л о в а. Дай.

П е р с ю к о в. Чеком? Авизовкой? Банковским перечислением?

Е с а у л о в а. Ты не шутишь?

П е р с ю к о в. Какие шутки. Вот. (Показывает чековую книжку.)

Е с а у л о в а. У тебя деньги?

П е р с ю к о в. Зачем у меня. У нас. У комитета по проведению чествования Лобачевского.

Е с а у л о в а. Откуда?

П е р с ю к о в. Местная промышленность. Иди сюда. (Показывает в окно.) Видишь — директора. Стоят, дожидаются. Я их везу в Парк культуры и отдыха, у нас там одно небольшое дельце. Забежал по дороге посмотреть, как у тебя обстоит. Оказывается, сидишь на мели. Обрати внимание. Красавцы мужчины. Один в одного. И у каждого непременно имеется пара сот тысяч неиспользованных средств. (В окно.) Вася, сколько у тебя неиспользованных? Только честно. Ага. Хорошо. (Отходит от окна.) У Васи из метизового комбината двести шестьдесят тысяч, у Петра Андреевича сто сорок четыре тысячи, у ликерно-водочного четыреста двадцать три да у Силиката Комбинатовича сто двадцать. Котя, подбей.

К о т я (мгновенно). Девятьсот сорок тысяч.

П е р с ю к о в. Тебя это устраивает?

Е с а у л о в а. Устраивает.

П е р с ю к о в. А меня не устраивает.

 

За сценой возобновляется ропот.

Входит Передышкин.

 

П е р е д ы ш к и н. Ну? Люди ждут. Платить будешь?

Е с а у л о в а. Обязательно.

П е р е д ы ш к и н. Вот как? Интересно посмотреть. Когда же это? Надо сейчас.

Е с а у л о в а. А я сейчас заплачу. Давай ведомости.

П е р е д ы ш к и н. А средства?

Е с а у л о в а. Давай, давай. (Подписывает ведомость.) Ваткин, передвигай обратно культмассовые. Поскорей! Действуй!

 

Ваткин подписывает.

 

(Персюкову.) Чеками на банк.

 

Персюков выписывает чек и вручает его.

 

П е р е д ы ш к и н. Виноват... Я очень извиняюсь...

Е с а у л о в а. Ну уж там извиняйся, не извиняйся, твое дело. (Открывает дверь.) Товарищи, пожалуйте денежки!

 

Веселое оживление.

 

Ваткин, плати.

 

Ваткин уходит с ведомостями.

 

П е р с ю к о в. Иди, Котя, поможешь человеку считать.

 

Котя уходит.

 

Ну, теперь ты против меня, надеюсь, ничего не имеешь?

Е с а у л о в а. Ох, Персюков, бить бы тебя, да рука не поднимается.

 

По радио несколько раз повторяется музыкальная фраза «Выходила на берег Катюша».

 

П е р с ю к о в. Что это — позывные Конска? Едем! Вперед, орлы!

Г о л о с  д и к т о р а. Внимание, внимание. Говорит Конск. Сейчас по городской радиотрансляционной сети и по местной коротковолновой станции Че-Ша-Ща передаем информацию. До открытия домика Лобачевского остались считанные дни. В настоящее время пустырь перед домиком Лобачевского превращен в бульвар, богато украшенный цветами и скульптурой. Это уже и сейчас один из красивейших уголков нашего города.

Е с а у л о в а (замечтавшись перед радио). «...красивейших уголков нашего города...» Хорошо. Это очень хорошо.

П е р с ю к о в. Едем же, едем.

Е с а у л о в а. Подожди, дай послушать.

Г о л о с  д и к т о р а. Сегодня из Сухума прибыло пятнадцать больших пальм и более ста цитрусовых деревьев...

П е р с ю к о в. Грейпфруты, хамеропсы, мандарины.

Г о л о с  д и к т о р а. ...которые будут высажены на бульваре Лобачевского. Передачу вел Льяносов.

Е с а у л о в а. Персюков! Это очень хорошо!

П е р с ю к о в. Теперь ты поняла мою мысль? Открытие домика Лобачевского должно вылиться в грандиозный праздник нашего города.

Е с а у л о в а. Да, да, в грандиозный праздник. Именно вылиться. Ты абсолютно прав. Водопровод, асфальт, хамеропсы — это хорошо. Так и надо. Будем же действовать в этом направлении. (Суетится.) Неуходимов, ты здесь? Ваткин! Где же Ваткин? Едем же... Едем же скорее.

 

Входит бледный Ваткин.

 

В а т к и н (запинаясь от ужаса). Павликова приехала. По лестнице подымается.

Н е у х о д и м о в. Куда?

В а т к и н. С... сюда.

 

Неуходимов идет ко второй двери. Ваткин идет на цыпочках за Неуходимовым.

 

Е с а у л о в а. Куда вы?

В а т к и н. Домой.

Н е у х о д и м о в. Завтракать.

 

Неуходимов и Ваткин уходят во вторую дверь.

Входит Передышкин.

 

П е р е д ы ш к и н. Областной прокурор товарищ Павликова. (В дверь.) Пожалуйста, товарищ Павликова.

 

Входит Павликова. Мужское лицо, пенсне. Она приближается медленно и неотвратимо, как летняя гроза, которая собиралась с утра. За ней следует ее помощник, в военной форме. Пропустив Павликову с низким поклоном, Передышкин задом уходит из комнаты и многозначительно запирает за собой дверь.

 

П а в л и к о в а (после долгой паузы). Нам стало известно, что в Конском районе под крылышком горсовета орудует некто Персюков. Кто этот Персюков?

П е р е г о н о в. Некто Персюков этот как раз я.

П а в л и к о в а. Вот как? Откровенно. Что это у вас здесь происходит за вакханалия?

П е р с ю к о в. Вы имеете в виду домик Лобачевского?

П а в л и к о в а. Мы имеем в виду то, что имеем.

 

Пауза.

 

Я вас слушаю.

П е р с ю к о в. Про что говорить-то?

П а в л и к о в а. Говорите все, что знаете. (Долго совещается с помощником.) Рассказывайте, рассказывайте. Мы вас слушаем.

П е р с ю к о в. Воды можно выпить?

П а в л и к о в а. Пожалуйста.

П е р с ю к о в (пьет воду). Говорить?

П а в л и к о в а (совещаясь с помощником). Да, да, говорите. Я слушаю.

П е р с ю к о в. Второго сентября, значит, открывается домик Лобачевского. Уже собран богатейший иконографический материал, а также большое количество документов, фотокопий, гравюр и картин известных русских художников...

П а в л и к о в а. Постойте. Как вы говорите? Документов и фотокопий?

П е р с ю к о в. Документов и фотокопий.

П а в л и к о в а. Так. Продолжайте. (Делает отметку в блокноте.)

П е р с ю к о в. ...известных русских художников, отображающих эпоху Лобачевского. Среди экспонатов обращают на себя внимание портреты Пушкина, Карамзина, Глинки, Гоголя, Бенкендорфа, Аракчеева и Александра Первого.

П а в л и к о в а. Я не расслышала — кого? Последние три фамилии?

П е р с ю к о в. Бенкендорфа, Аракчеева и Александра Первого.

 

Павликова совещается с помощником, делает заметки в блокноте.

 

А что?

П а в л и к о в а. Ничего. Я вас слушаю. Продолжайте.

П е р с ю к о в (откашливается). Имеются почти все первые издания работ Лобачевского на русском и иностранных языках.

П а в л и к о в а. На русском и — как вы сказали? — иностранных?

П е р с ю к о в. Да.

П а в л и к о в а (оживляясь). И номера «Ученых записок Казанского университета» есть?

П е р е г о н о в. А как же. Полный комплект, товарищ прокурор, с тысяча восемьсот тридцать шестого по тысяча восемьсот восемьдесят восьмой год. С большим трудом, но достали. А сочинение Лобачевского «Новые начала геометрии с полной теорией параллельных» даже с собственноручными пометками самого Лобачевского.

П а в л и к о в а. Это любопытно. Я сама, знаете, до известной степени... окончила математический факультет. Впрочем, это дела не меняет. Дальше.

П е р с ю к о в. Ну, что ж дальше? На открытие домика со всего Советского Союза съезжаются почетные гости.

П а в л и к о в а. Нам это известно.

П е р с ю к о в. Из Америки приезжает профессор Эйнштейн.

П а в л и к о в а (живо). Что вы говорите! Альберт Эйнштейн? Впрочем... нам это известно.

П е р с ю к о в. Словом, грандиозный праздник нашего города.

П а в л и к о в а. Вернее сказать — грандиозное безобразие. Приезжают лучшие люди нашей страны, приезжает мировой ученый Эйнштейн, и что же они увидят? Мостовая ужасающая, всюду грязь, даже ресторана, чтобы прилично пообедать, и гостиницы, чтобы выспаться, — нет. Как это называется? Вакханалия?

П е р с ю к о в. К приезду гостей все будет готово. За это я вам отвечаю.

П а в л и к о в а. А трамвай?

П е р с ю к о в. Будет.

Е с а у л о в а. Персюков, не лги.

П е р с ю к о в. Если я говорю — будет, значит, будет. Мы нашли во дворе метизового комбината рельсы. Шестой год валяются. А вагоны идут из Тулы в обмен на наш мрамор.

Е с а у л о в а. Да, да. Вагоны идут из Тулы.

П а в л и к о в а. Однако вы размахнулись.

П е р с ю к о в. Маленько есть.

П а в л и к о в а. Во сколько же вам все это вскочит?

Е с а у л о в а. Я думаю — тысяч пятьсот.

П е р с ю к о в. Сколько? Тетя Оля, не смеши людей. (Павликовой.) У меня по смете пока что предусмотрено полтора миллиона.

Е с а у л о в а. Сколько?

П е р с ю к о в. Полтора миллиона. Ну, может быть, миллион шестьсот тысяч. Во всяком случае, не больше миллиона семисот.

 

Есаулова хочет что-то сказать, но не может, только глотает воздух.

 

Ну, вот, я так и знал, что она опять расстроится. Не привыкла к масштабам.

П а в л и к о в а. Полтора миллиона. Да. Не меньше. А откуда средства?

Е с а у л о в а (с болезненным стоном). Персюков, отвечай прокурору, откуда средства.

П е р с ю к о в. Вот тут-то и находится главный узел.

П а в л и к о в а. Как вы говорите? Узел?

П е р с ю к о в. Узел.

П а в л и к о в а. Я спрашиваю: откуда средства?

Е с а у л о в а. Товарищ прокурор, моя вина. Я отвечаю.

П е р с ю к о в. Тетя Оля, брось, одну минуточку. (Павликовой.) Сейчас я вам скажу. Только пусть она возьмет себя в руки и не кричит. Выставка.

 

Есаулова вскакивает.

 

Только ты меня не перебивай. Небольшая такая районная выставка местной промышленности и сельского хозяйства на территории Парка культуры и отдыха. (Есауловой.) Ничего, это сейчас пройдет. (Павликовой.) Вы понимаете мою мысль, товарищ прокурор? На открытие домика Лобачевского съезжаются лучшие люди нашей страны. Должны мы им показать наши достижения? Должны?

П а в л и к о в а. А достижения есть?

П е р с ю к о в. Ого! Да вы представляете себе, что такое наш район? Разработки потрясающих гончарных глин, знаменитых на весь Советский Союз, не глина, а золото. Огнеупорный кирпич высшей марки; шамот для доменных печей. Это вам штучки? Валюта! Затем: месторождение желтого мрамора. Показать людям наш мрамор надо? А метизовый комбинат? Мы имеем свои ведра, детские ванночки, миски, сковородки, кастрюли — буквально все для хозяйства, от дверных задвижек до ножей для консервов. Это вам штучки? Двадцать кустарных артелей, — валенки, ларчики, аптекарские весы, вышивки, резьба по дереву...

П а в л и к о в а. Как вы сказали? Аптекарские весы? (Записывает.)

П е р с ю к о в. Ну да. Точнейший инструмент. Произведение искусства. Взвешивают муху с точностью до одной десятитысячной. Но это не все. Недавно завод номер восемь в виде дочернего предприятия открыл производство не больше не меньше как мотоциклов. А? Город Конск, по сю сторону Уральского хребта, выпускает весьма приличные мотоциклы. Это же, черт побери, показать народу нужно! Вот в том-то и дело. Наконец, передовое сельское хозяйство, садоводство, огородничество. Два колхоза-миллионера. Такой яровой пшеницы я даже в Херсонщине и в Днепропетровщине не видел. Это надо обязательно показать. Я уже не говорю о корове Валькирия, которая дает в год три тысячи литров молока, и о симментальском бычке Джентльмен, величиной чуть поменьше автомобиля ЗИС сто один. А что вы скажете, например, о рябиновке экстра нашего ликерно-водочного завода? Неслыханная рябиновка. Я вам советую, товарищ прокурор, непременно попробуйте. Не пожалеете. Да в Америке любой предприниматель на такой рябиновке заработал бы за год десять миллионов долларов! Понятно вам? Одним словом, местная и кустарная промышленность и передовое сельское хозяйство входят к нам как пайщики. Короче говоря — хочешь участвовать в выставке, — помогай привести город, где будет выставка, в приличный вид. Помогай асфальтировать подъездные пути, строй гостиницу для приезжих, налаживай городской транспорт, дерись за общественное питание. Ты улавливаешь?

П а в л и к о в а. Улавливаю, улавливаю.

П е р с ю к о в. Хочется тебе, чтобы перед твоим павильоном на выставке бил фонтан, — пожалуйста. Пусть бьет. Только ты проведи воду.

П а в л и к о в а. То есть?

П е р с ю к о в. То есть строй водопровод.

 

Павликова записывает, совещается с помощником.

 

Все предприятия и учреждения с восторгом идут нам навстречу. А область проводит это по госбюджету.

П а в л и к о в а. Это хорошо.

П е р с ю к о в. Правда? Я очень рад, что ты меня поддерживаешь в вопросе выставки. Мерси. (Есауловой.) Видишь? А ты нервничаешь. Вы представляете себе картину: сто сорок выдающихся людей страны мчатся на машинах по зеркальному асфальту. На территории выставки пальмы. Электричество. Сияет гостиница. Светофоры. Милиционеры в белых перчатках. Что это? Париж, Лондон, Венеция? Нет, это Конск. Красиво?

П а в л и к о в а. Так что же вы сидите? Надо действовать! Может быть, тебе кто-нибудь мешает? Так ты скажи.

П е р с ю к о в. Да вот область опять задержала ассигновочные бланки. Срывает нам финансирование.

П а в л и к о в а. Срывает? А вот я им сейчас покажу. (Бросается к телефону.) Область. Дайте облфинотдел. Васильева. Вы что ж это, батенька, до сих пор не выслали в Конск ассигновочные бланки? Вы знаете, что вы тем самым срываете финансирование строительства выставки? Ах, не знаете? Очень жаль! Надо бы знать. Кто говорит? Я говорю, Павликова. Сейчас высылаете? Ну, то-то. (Вешает трубку.) Сейчас высылают. Ну, доложу я вам, и народец! Едем!

Е с а у л о в а. Да, да. Едем. Где же Неуходимов? Где Ваткин?

 

Ваткин и Неуходимов появляются в дверях.

 

В а т к и н. Мы тут.

Е с а у л о в а. Сейчас едем.

В а т к и н. Уже? Так скоро?

Е с а у л о в а. Да, да. Сначала на строительство гостиницы, потом на выставку. (Павликовой.) Ты с нами?

П а в л и к о в а. Обязательно. Надо посмотреть.

Е с а у л о в а (звонит). Передышкин!

 

Входит Передышкин, за ним милиционер.

 

Зачем милиционер?

П е р е д ы ш к и н. Для Персюкова. А как же?

Е с а у л о в а. Темный человек. Вели, чтобы подавали машину. Мы сейчас едем с прокурором на строительство выставки.

П е р е д ы ш к и н. Товарищ прокурор, как же быть с Персюковым?

П а в л и к о в а. Персюков с нами. (Уходит с помощником.)

П е р е д ы ш к и н. Я извиняюсь... где же правда?

 

За окном вдруг раздается джаз. Издали слышится веселая зажигательная песня. Знамена.

 

П е р с ю к о в. Видите? Видите, что делается? Граждане Конска идут починять шоссе от вокзала до города, чтобы достойно встретить дорогих гостей. Десять километров шоссе. Видите — джаз? Это джаз юных математиков имени Лобачевского. Почти все на треугольниках играют. (Выскакивает на балкон, кричит.) Да здравствуют граждане нашего города!

 

Музыка, крики, песня. Персюков возвращается обратно в комнату.

 

А вы говорите — Конск! Вот вам и по сю сторону хребта.

 

По радио раздаются известные позывные, после чего слышится вкрадчивый, даже несколько кокетливый женский голос, полный задушевного выражения и обворожительных интонаций.

 

Г о л о с  д и к т о р а. Внимание, внимание. Говорит Конск. Сейчас по городской радиотрансляционной сети и по местной коротковолновой станции Че-Ша-Ща будет передаваться передвижка аптеки.

Е с а у л о в а. Чего передвижка?

П е р е г о н о в. Аптеки. Вот видишь, ты опять начинаешь волноваться.

Е с а у л о в а. Персюков, я не позволю!

П е р с ю к о в. Все будет в порядке. За это я тебе отвечаю.

Г о л о с  д и к т о р а. Внимание, внимание. Передаем передвижку аптеки. Товарищи радиослушатели, внимание. В настоящий момент выездной бригадой Всесоюзного радиокомитета в помещении аптеки установлен микрофон. Передача ведется из аптеки. Товарищи, мы находимся в аптеке. Ее сейчас будут передвигать. Но работа в ней не прекратится ни на минуту. Все на местах. Кассирша сидит за кассой. Провизор Борис Абрамович изготовляет лекарства.

 

Легкая музыка.

 

Слово имеет заведующая аптекой товарищ Загородная. Дора Александровна, пожалуйте к микрофону.

 

По мере передачи в кабинет Есауловой набирается народ, жадно слушающий передачу.

 

Г о л о с  з а в е д у ю щ е й. Граждане города Конска. Я говорю из аптеки. Нас сейчас будут передвигать. Тем не менее весь персонал находится на своем посту. Будем видеть. До свидания.

Г о л о с  д и к т о р а. Вы сейчас прослушали выступление заведующей аптеки товарища Загородной.

 

Легкий звон аптекарской посуды.

 

Это началось передвижение аптеки и дребезжит аптекарская посуда. На данный момент аптека передвинулась на десять — двенадцать миллиметров.

 

Звон сильнее.

 

Слышите? Это движется аптека. (Бытовым голосом.) Слушайте, скажите, чтобы они там не слишком дергали, невозможно вести передачу. (Голосом диктора.) Только что в аптеку пришел покупатель. Это стахановец метизового комбината товарищ Александров. У микрофона товарищ Александров.

Г о л о с  А л е к с а н д р о в а. Сегодня на работе я почувствовал головную боль и обратился за советом к нашему сменному инженеру, орденоносцу товарищу Михееву. Товарищ Михеев говорит: «Наверное, у тебя грипп или какая-нибудь другая болезнь. Тебе надо на ночь принять аспирин». Вот я, значит, зашел в аптеку за аспирином, а ее как раз в этот момент передвигают. Дайте мне, пожалуйста, три порошка аспирина.

 

Сотрясение. Сильный звон упавшего стекла.

 

Г о л о с  з а в е д у ю щ е й. Что они там, с ума сошли?

Г о л о с  п р о в и з о р а. Я вас предупреждаю. Она развалится.

Г о л о с  д и к т о р а. Тсс! Тсс! (По радио.) Товарищи, не волнуйтесь. Это упала всего лишь банка с йодоформом.

П е р с ю к о в. Всего лишь банка с йодоформом.

 

Падает несколько банок. Сильный толчок.

 

Г о л о с  А л е к с а н д р о в а. Ух ты, черт возьми! Легче, легче!

Г о л о с  з а в е д у ю щ е й. Перестаньте дергать!

Г о л о с  д и к т о р а. Товарищи радиослушатели, одну минуту...

 

Неслыханный лязг.

 

Г о л о с  з а в е д у ю щ е й. Я предупреждала!

П е р с ю к о в. Кто же так дергает? Разве так дергают?

 

Обвал. Тишина.

 

П е р с ю к о в. Что такое? Наверное, радио испортилось. (Стучит по радио. Подкручивает винтики.) Не работает. Вот это номер.

Е с а у л о в а (бросается к телефону). Аптека! Аптека! Аптека! (Стучит рычагом.) Не отвечает.

П е р е д ы ш к и н (смотрит в окно). Ух ты! Люди куда-то бегут.

 

Все бросаются к окнам.

 

В а т к и н. Там, где была аптека, какая-то туча.

Е с а у л о в а (в телефон). Аптека! Аптека! Аптека! (Персюкову.) Ну, Персюков! Ну, друг мой! (Стучит рычагом.)

П е р е д ы ш к и н. Стучи, стучи.

 

Входят заведующая и провизор, покрытые строительным мусором. В руках — весы, две банки и маленькая вывеска с надписью: «Ночной звонок в аптеку № 7».

 

З а в е д у ю щ а я. Город без медикаментов.

П р о в и з о р. Вот все, что осталось от нашей аптеки.

Е с а у л о в а. Ну, Персюков! Ну, теперь ты нам положишь свой партийный билет.

П е р е д ы ш к и н. И вообще у меня есть данные, что никакого Лобачевского в Конске не было.

 

 

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

 

Уголок Парка культуры и отдыха в городе Конске, превращенного в выставку. Стенды, павильоны, скульптура, цитрусовые пальмы. Видны экспонаты самого разнообразного характера, от лоханок и валенок до чудесных тканей и керамики. Фонтан. Сбоку электрическая лебедка, которая подымает и опускает небольшой аэростат для обозрения выставки с высоты птичьего полета. Видна корзинка аэростата и его нижняя часть. Иногда он поднимается и опускается с посетителями выставки. При шаре касса и сторож. Задняя стена деревянного театра с дверцей и надписью: «Вход в президиум». Флаги. Музыка. Посетители. Празднично. Чудесный осенний день. Синее сентябрьское небо, желтые листья, круглые облака. Среди посетителей Шура и лейтенант.

 

Л е й т е н а н т. Вы не скажете, куда поехали почетные гости?

Ш у р а. В бывший машиностроительный техникум.

Л е й т е н а н т. А что там такое?

Ш у р а. Сегодня машиностроительный техникум реорганизуется в машиностроительный вуз имени Лобачевского.

Л е й т е н а н т. Стало быть, Конск уже имеет свое высшее учебное заведение. Здорово шагнул!

Ш у р а. Вы, наверно, приезжий?

Л е й т е н а н т. Нет, я здешний уроженец. Но последнее время служу в армии. Приехал в командировку.

Ш у р а. И очень удачно попали. Как раз на Лобачевские дни. Гостиницу «Волга» видели? Бульвар Лобачевского видели? Новую аптеку видели?

Л е й т е н а н т. Выдающаяся аптека.

Ш у р а. За восемнадцать дней отгрохали. Скоростным методом. Облицована желтым мрамором. Вместо старой. Старая у нас, знаете, завалилась.

Л е й т е н а н т. Слава богу. Такая рухлядь была.

Ш у р а. По новому маршруту на трамвае, конечно, уже катались?

Л е й т е н а н т. Раза три пришлось.

Ш у р а. Вам как орденоносцу полагается бесплатно?

Л е й т е н а н т. Я это по подчеркиваю. А скажите, как долго еще продолжатся торжества?

Ш у р а. Нынче последний день. Сейчас в летнем театре будет торжественное закрытие. Ожидается телеграмма о переименовании Конска в Лобачевск. А то в самом деле: Конск. Даже как-то неудобно. Можно подумать, что здесь главным образом какие-то кони. Правда?

Л е й т е н а н т. Лобачевск крепче. Вы не скажете — профессор Альберт Эйнштейн из Соединенных Штатов Северной Америки приехал?

Ш у р а. К сожалению, не смог. Сообщение через Атлантический океан очень трудное. Всюду мины и подводные лодки.

Л е й т е н а н т. Да, знаете. Военные действия имеют свою неприятную сторону.

Ш у р а. Как находите выставку?

Л е й т е н а н т. Выдающаяся выставка. Оказывается, местная промышленность сильно шагнула. Даже швейные машины и мотоциклы освоили.

 

Музыка. Крики. Пробегает несколько человек с криком: «Едут! Едут!»

 

Ш у р а (вскакивая на скамью). Едут! Едут!

Л е й т е н а н т. Где, где? (Становится на скамью.) Вижу... Ух ты, сколько машин! Четыре автобуса и трамваи. Все в цветах и зелени. Выдающийся денек.

Ш у р а. Смотрите, смотрите. В тюбетейке стоит на первой машине. Это Персюков.

Л е й т е н а н т. Кто это Персюков?

Ш у р а. Один мой близкий знакомый. Персюков — не правда ли, очень красивая фамилия?

Л е й т е н а н т. Да, благозвучная.

Ш у р а. Смотрите. Смотрите. Почетные гости, академики, герои, народные артисты, писатели.

Л е й т е н а н т. Что вы говорите? Прошу прощенья. (Убегает.)

 

Музыка, крики «ура».

Через сцену деловито идет Передышкин. Рот сжат, глаза сужены. Под мышкой толстая книга. Торопится.

 

Ш у р а. Между прочим, принято здороваться. Ух ты, какая толстая книга.

П е р е д ы ш к и н. Энциклопедический словарь. На букву Л.

Ш у р а. На букву Л? Любовь? Интересуешься узнать, что такое любовь?

П е р е д ы ш к и н. Этим пусть другие интересуются.

Ш у р а. Выдающаяся погодка.

П е р е д ы ш к и н. Ничего. Сейчас испортится. Пока. (Уходит.)

 

На заднем плане появляются Есаулова, Ваткин, Неуходимов, старуха Сарыгина, несколько приезжих и Персюков.

Все нарядны и возбуждены. Цветы. Все, кроме Персюкова, поднимаются по лестничке и входят в дверь президиума. Персюков идет к Шуре.

 

П е р с ю к о в. Здравствуй, Шуретта, здравствуй, дорогая.

Ш у р а (прильнув к Персюкову). Алешенька. Дружок. Господи, мокрый как мышь, весь замурзаный! Бродячий кот!

П е р с ю к о в. Вспотел. Устал. Ну, что же ты скажешь? Ты мечтала о чем-нибудь подобном? Этот день мне снился всю жизнь.

Ш у р а. Выдающийся денек.

П е р с ю к о в. Правительственной телеграммы еще не приносили?

Ш у р а. Еще не приносили. Я специально стою — жду.

П е р с ю к о в. Наверное, сейчас принесут. Заметила автобусы, трамвай, автомашины? Зеленое с голубым. А? Это я велел выкрасить весь городской транспорт в юбилейные цвета. Надежда и наука. Зеленое — надежда, а уж голубое — наука. Здорово придумал?

 

Из театра доносятся аплодисменты. Потом голос оратора.

 

Началось заседание. Ольга Федоровна пошла чесать. Доклад на тему — перспективы развития Конска.

Ш у р а. Алеша, когда же мы наконец оформимся? А то, честное слово, неудобно.

П е р с ю к о в. Зашился. Ты же видишь! Вот сегодня проверну гостей, тогда и оформимся.

Ш у р а. Может быть, ты раздумал? Ты теперь стал такой знаменитый.

П е р с ю к о в. Чудачка. У меня — знаешь как? Раз сказал — значит, можешь не сомневаться. Шуретта, давай поднимемся. (Показывает на аэростат.) Взовьемся на четыреста метров над уровнем моря, посмотрим с высоты птичьего полета в последний раз на город Конск и поцелуемся.

Ш у р а. Почему в последний раз?

П е р с ю к о в. Потому, что завтра это уже будет не Конск, а Лобачевск. Ну? Летим? Серьезно.

Ш у р а. Ой, нет-нет! Ни за что, ни за что! Лучше сразу умереть! Боюсь.

П е р с ю к о в. Эх ты, трусиха-зайчиха. Тебе бы за Передышкина идти.

Ш у р а. Передышкин — дурак. Только что прошел мимо — еле поздоровался. И под мышкой энциклопедический словарь. Не знаю, что он вообразил.

П е р с ю к о в. Передышкин с энциклопедическим словарем. Мрачное зрелище. Что ему вздумалось?

Ш у р а. Чего-то ищет на букву Л.

П е р с ю к о в. На букву Л? Гм... Это мне уже подозрительно.

 

Входит девушка-почтальон. Нарядная.

 

Д е в у ш к а. Доброе утречко. Примите правительственную телеграммочку. Распишитесь вот туточки. Исключительная погодочка. До свиданьечка. (Уходит.)

П е р с ю к о в (прочтя телеграмму). Позвольте вас поздравить, гражданка города Лобачевска.

Ш у р а. И вас также. (Жмут друг другу руки.) Алешенька! Это все ты, ты сделал! (Обнимает его.)

П е р с ю к о в. Одну минуточку. Сбегаю в президиум покажу. После доклада Есауловой — огласим. (Идет быстро, останавливается.) Они полюбили друг друга в Конске, а расписались в Лобачевске. (Уходит.)

 

Входит Передышкин.

 

П е р е д ы ш к и н. В домике Лобачевского, конечно, была? Экспонаты, конечно, видела? Визитную карточку Лобачевского заметила?

Ш у р а. Заметила.

П е р е д ы ш к и н (показывает). Она?

Ш у р а. Она, где ты взял?

П е р е д ы ш к и н. Похитил в домике Лобачевского.

Ш у р а. Как же ты посмел? Такую редкость... Такую реликвию?

П е р е д ы ш к и н. Реликвию? Плевал я на эту реликвию. Вот. Тьфу!

Ш у р а. Передышкин, ты не в своем уме!

П е р е д ы ш к и н. Я-то, положим, в своем. А остальные — не знаю. По-печатному разбираешь? Читай.

Ш у р а (читает карточку). Иван Николаевич Лобачевский.

П е р е д ы ш к и н. Иван Николаевич. Так? (Протягивает словарь.) Теперь читай тут.

Ш у р а (читает). «Лобачевский Николай Иванович, великий математик, родился в тысяча семьсот девяносто третьем году».

П е р е д ы ш к и н. Стоп. Николай Иванович.

Ш у р а. Николай Иванович.

П е р е д ы ш к и н. Понятно?

Ш у р а. Что... понятно?

П е р е д ы ш к и н. Иван Николаевич и Николай Иванович. Небольшая разница. Николай Иванович Лобачевский, великий математик (потрясает словарем), и какой-то никому не известный Иван Николаевич Лобачевский (потрясает карточкой). Пес его знает, кто он такой, скорее всего такой же авантюрист и жулик, как твой Персюков.

Ш у р а. Что же это... что же это делается...

П е р е д ы ш к и н. Будьте здоровы. Где здесь телефон?

Ш у р а. Куда ты?

П е р е д ы ш к и н. Сигнализировать в прокуратуру. И сейчас же обратно, прямо на торжественное заседание. Попрошу слова для внеочередного заявления и зачитаю оба документа. Только Персюкова и видели.

Ш у р а. Передышкин... ты этого не сделаешь.

П е р е д ы ш к и н. Ого, еще как! (Уходит.)

 

Входит Персюков.

 

П е р с ю к о в. Через пятнадцать минут кончается доклад, и сейчас же будет оглашаться телеграмма.

Ш у р а. Алеша, что-то невероятное! У нас не тот Лобачевский. Настоящий великий Лобачевский — Николай Иванович, а наш Лобачевский — Иван Николаевич.

П е р с ю к о в. Что ты говоришь? Кто тебе сказал?

Ш у р а. Передышкин. У него на руках документы. Словарь и визитная карточка. В словаре — Николай Иванович, а на визитной карточке — Иван Николаевич. Своими глазами видела. Алеша, мы страшно обмишурились.

П е р с ю к о в. Подлая старуха.

Ш у р а. Передышкин побежал сигнализировать. Он обещал сейчас же вернуться и сделать внеочередное заявление. Что-то немыслимое!

П е р с ю к о в. Через пятнадцать минут будут оглашать указ о переименовании. Надо Передышкина задержать на пятнадцать минут.

Ш у р а. Ой, ты не знаешь Передышкина! Он тебя непременно завалит.

П е р с ю к о в. Не во мне вопрос. Надо задержать. Понимаешь? Чтоб он не испортил людям праздник. А там? Пускай меня рубят. Мне себя не жалко. Мне праздника жалко. Такой день, такое торжество... Задержи!

Ш у р а. Как же я его задержу?

П е р с ю к о в. Не знаю. Как-нибудь. Околдуй. Сведи с ума. Завлеки. Ты же девушка. Сама понимаешь. Замани.

Ш у р а. Куда же я его завлеку?

П е р с ю к о в. Куда-нибудь. Куда хочешь. На воздушный шар. Поднимись с ним. (Идет к кассе шара.) Дайте два билета. (Получает билеты.)

Ш у р а. Ни за что... Ни за что... Только не это...

П е р с ю к о в. Ради меня! Ради такого дня! Держи билеты!

Ш у р а. Боже мой! Я не знаю, он не захочет.

П е р с ю к о в. С тобой захочет. Ты же такая девушка! Не подняться с такой девушкой — это же надо иметь каменное сердце. Шурочка! Ради праздника нашего города!

Ш у р а. Ты меня любишь?

П е р с ю к о в. Клянусь!

Ш у р а. Передышкин идет. Давай билеты. Уходи. Стой. Поцелуй.

П е р с ю к о в (целует). Не бойся. Смотри вверх.

Ш у р а. Иди.

 

Персюков уходит.

 

Буду смотреть вверх.

 

Входит Передышкин.

 

П е р е д ы ш к и н. (Бросается к нему и плачет.)

П е р е д ы ш к и н. Ну? В чем дело?

Ш у р а. Я боюсь.

П е р е д ы ш к и н. Я думаю, «боюсь». (Хочет идти.)

Ш у р а. Не уходи, Передышкин. Постой. Я боюсь. Мне страшно, что я... чуть не связалась с этим... ужасным человеком.

П е р е д ы ш к и н. Ага! Теперь ты его раскусила? Теперь ты поняла, кто такой Персюков и кто такой я?

Ш у р а. Я была дура. Ты мне открыл глаза.

П е р е д ы ш к и н. Ага! Ага!

Ш у р а. Вася, прости меня.

П е р е д ы ш к и н. Лично я против тебя ничего не имею. Я в это не вношу личного мотива. Пускай твоей ошибке даст принципиальную оценку наша профессиональная организация. Но мне до глубины души горько за тебя. Горько и неприятно. Как ты сразу не заметила, Шурочка, что это за личность? Ничего, что я позволяю себе называть тебя Шурочкой?

Ш у р а. Называй, Вася. Ничего. Хуже не будет. Ты мне истрепал все нервы. (Прижимается к нему.) Я тебя нынче во сне видела.

П е р е д ы ш к и н. Ага! Вот видишь. (Хочет ее поцеловать.)

Ш у р а (отскакивая). Только не здесь... (Бежит к шару.)

П е р е д ы ш к и н. Где же?

Ш у р а. Поднимемся.

П е р е д ы ш к и н. Мне на заседание надо.

Ш у р а. Мы будем одни, Вася!

П е р е д ы ш к и н. А билеты? (Хочет ее обнять.)

Ш у р а. Есть. Подожди. (Входит в корзину шара.) Иди ко мне. Иди, Васюк, дай руку.

П е р е д ы ш к и н. Гоп! (Вскакивает в корзину.)

Ш у р а. Вот так.

П е р е д ы ш к и н. А может, в другой раз? Когда ветру поменьше будет?

Ш у р а (сторожу). Дедушка, подымай.

П е р е д ы ш к и н. Небось наверху болтать будет?

Ш у р а. Подымай! Только повыше.

П е р е д ы ш к и н. Зачем же повыше?

 

Сторож включает лебедку. Шар идет наверх. В полете.

 

Полегче, полегче!

С т о р о ж. Если сомлеете — дайте сигнал.

Г о л о с  Ш у р ы. Передышкин, держи меня. Ой, не могу! Ай, мамочка!

 

Лебедка работает, трос раскручивается.

 

С т о р о ж (кричит вверх). Молодой человек, не бойтесь! Только первые сто метров страшно!

 

Входит Персюков.

 

П е р с ю к о в. Сколько предельная высота?

С т о р о ж. Пятьсот метров, товарищ директор.

П е р с ю к о в. Качай на пятьсот метров.

 

Лебедка работает.

 

С т о р о ж. Триста метров. Триста пятьдесят. Четыреста.

Г о л о с  П е р е д ы ш к и н а. Довольно! Хватит!

С т о р о ж. Четыреста пятьдесят.

Г о л о с  П е р е д ы ш к и н а. Хва-а-а-тит!

П е р с ю к о в. Качай.

С т о р о ж. Пятьсот. Стоп.

П е р с ю к о в (вверх). Висишь? Ну, виси, виси.

 

Слышна речь Есауловой. Аплодисменты.

 

Папаша. Где я живу, знаешь?

С т о р о ж. Так точно.

П е р с ю к о в. Сходи и попроси мою маму, чтобы она дала тебе, гм... мое летнее пальто. Принеси его мне. А то что-то становится вроде холодновато.

С т о р о ж. А кто при шаре останется?

П е р с ю к о в. Я.

С т о р о ж. А вы управитесь, товарищ директор?

П е р е г о н о в. Безумно сложно.

С т о р о ж. Как прикажете. На вашу ответственность. (Уходит.)

Г о л о с  П е р е д ы ш к и н а (еле слышен). Персюков! Ты гад!

П е р с ю к о в. Очень может быть.

 

Звонок сигнала.

 

Г о л о с  П е р е д ы ш к и н а. Меня качает!

П е р с ю к о в. Что? Не слышу. Тебя качает? Пускай качает!

Г о л о с  П е р е д ы ш к и н а. Я больше не могу.

П е р с ю к о в. Что? Больше не можешь? Рожденный ползать — летать не может.

Г о л о с  П е р е д ы ш к и н а. Давай вниз! Давай вниз!

П е р с ю к о в. Что? Вниз хочешь? Бросай энциклопедический словарь и визитную карточку. Не слышишь? Словарь и карточку. Понятно? Кидай вниз. Что? Не хочешь? Ну, как хочешь. Тогда виси! Не слышишь? Тогда, я говорю, виси. Ви-си-и!

 

Нервные звонки сигнала. Мигает красная лампочка.

 

Мигай, мигай.

 

Из театра слышатся бурные аплодисменты.

 

Огласили телеграмму!

 

Из театра гремит овация.

 

Кончился Конск. И кончился Персюков.

 

Входят Есаулова, Ваткин, Неуходимов, старуха Сарыгина, некоторые гости и пр. Все возбуждены. В руках цветы. В глазах ликование.

Все направляются к Персюкову.

 

Е с а у л о в а. Куда же ты скрылся? Вот, товарищи, настоящий герой сегодняшнего праздника! Алексей Степанович Персюков.

 

Аплодисменты.

 

Ну, Алеша, прости, если что было между нами. Как говорится: не поцапаешься — не выцарапаешься. Выцарапались.

 

Есаулова обнимает Персюкова. Он стоит убитый.

Входит сторож.

 

С т о р о ж. Пожалуйте пальтишко. (Замечает сигналы.) Батюшки! А эти до сих пор висят! Небось закачались, сердешные. (Включает лебедку.)

Е с а у л о в а. Что с тобой, Персюков? Почему молчишь, как красная девица? На тебя непохоже.

П е р с ю к о в. Я не виноват. (Надевает пальто.) Что-то мне холодновато.

Е с а у л о в а. Уж не заболел ли?

Н е у х о д и м о в (выступая вперед с цветами). Дорогой Алексей Степанович! Прими эти цветы от товарищей по организации чествования великого русского математика Лобачевского.

 

Передышкин и Шура появляются в корзине шара.

 

П е р е д ы ш к и н. Стой! (Выскакивает из корзины.) Стоп! Все это брехня и сплошная липа. Никакого великого математика Лобачевского никогда в Конске не было.

Е с а у л о в а. Как это не было? Да ты спятил?

П е р е д ы ш к и н. Не было. Был какой-то, пес его знает, Иван Николаевич Лобачевский. А настоящий Лобачевский Николай Иванович.

Е с а у л о в а. Что ты говоришь?

 

Возгласы ужаса.

 

П е р е д ы ш к и н. То, что ты слышишь. Вот документы. (Сует Есауловой словарь и карточку.)

 

Все окружают его, читают. Возгласы ужаса.

 

Е с а у л о в а. Что же это такое, товарищи? Ведь мы город переименовали! Персюков, что это значит?

П е р с ю к о в. Произошло недоразумение.

П е р е д ы ш к и н. А-а-а! Вы слышали? Произошло недоразумение. Не тот Лобачевский. Понятно вам это? Не тот!

Е с а у л о в а (машинально). Не тот Лобачевский... Да... Не тот... (Вдруг резко.) Стой! Лобачевский не тот. Хорошо. (Со страстью.) А трамвай — тот? А бульвар — тот? А отель на шестьдесят номеров — тот? А станкостроительный вуз — тот? Весь город не тот. Все не то. Все другое. Все лучше. Лобачевского нет? Отлично! Да здравствует Лобачевск!

П е р е д ы ш к и н. А, вот как? Да тут, оказывается, орудует целая банда! (Обводит всех грозным, испытующим взглядом.) Ну, миленькие!.. (Видит старуху Сарыгину.) А! Внучка! Здравствуй, бабушка. Подойди-ка сюда, подойди. Стой! Чья это визитная карточка? Кто этот Иван Николаевич? Говори, чертова кукла!

С а р ы г и н а (ничего не понимая). Это визитная карточка покойного моего деда Ивана Николаевича.

П е р е д ы ш к и н. Сознаешься?

С а р ы г и н а. По свидетельству моей покойной матушки Ларисы Константиновны, урожденной Извозчиковой...

П е р е д ы ш к и н. К черту покойную матушку, урожденную Извозчикову! (Грозно.) Говори, зачем людей обманывала?

С а р ы г и н а. Я не обманывала.

П е р е д ы ш к и н. Обманывала. Вместе со своим сообщником, прожженным авантюристом Персюковым. Ты нам, старая хрычовка, вкручивала баки, будто твой дедушка Иван Николаевич Лобачевский великий математик, а великий математик как раз Николай Иванович Лобачевский. Что? Засыпалась? (Потрясает словарем.) Ну?

С а р ы г и н а. Я не говорила, что покойный Иван Николаевич математик. Боже меня упаси! Наоборот. По свидетельству моей покойной матушки...

П е р е д ы ш к и н. К черту матушку!

С а р ы г и н а. По ее свидетельству, покойный Иван Николаевич, обладая нежной душой и хорошим музыкальным вкусом, превосходно играл на флейте.

П е р е д ы ш к и н. К черту флейту! Мы понимаем, при чем тут флейта. Грамотные. Говори лучше, как партию и правительство обманывала.

С а р ы г и н а. Покойный Иван Николаевич, говорю я, играл на флейте, а математиком был другой Лобачевский, Николай Иванович Лобачевский, профессор Казанского университета, родной дядя покойного дедушки Ивана Николаевича.

П е р с ю к о в. Родной дядя?

С а р ы г и н а. Родной дядя. Будучи ординарным профессором Казанского университета, покойный Николай Иванович Лобачевский довольно часто приезжал из Казани повидаться со своим племянником, покойным Иваном Николаевичем.

П е р с ю к о в. Приезжал повидаться? Куда приезжал?

С а р ы г и н а. В Конск, батюшка, в Конск.

П е р с ю к о в. Вы слышите? Лобачевский приезжал в Конск. И где же он жил?

С а р ы г и н а. По свидетельству...

П е р с ю к о в. Ради бога, не надо свидетельства, матушка. Где жил? Говорите, где жил?

С а р ы г и н а. В домике, батюшка, в домике. И с большим удовольствием слушал игру покойного Ивана Николаевича на флейте...

П е р с ю к о в. Стоп! Все в порядке. Приезжал великий русский математик Лобачевский в бывший Конск? Приезжал. Жил в домике? Жил. Так все в порядке.

В с е (хором, с облегчением). Жил! Так все в порядке.

 

Музыка, возгласы, триумф.

 

П е р с ю к о в. Товарищи, в чем, собственно, дело? Почему пальба, и клики, и эскадра на реке? Конечно, известные основания для торжества есть. Но разве таким должен быть город Лобачевск? Это вам, дорогие друзья, не Конск! Лобачевск должен быть образцовым городом будущего! Пять гостиниц, четыре очереди водопровода, пятнадцать линий трамвая, хороший аэродром, штук шесть ресторанов, три вуза, сорок колхозов-миллионеров! Мини-мум! А у нас в Лобачевске? Стыдно признаться. На сегодняшний день заасфальтировано какие-то жалкие три километра улиц, отремонтировано всего одно шоссе, надстроена всего одна гостиница, открыт всего один вуз. Всего один ресторан, всего шесть закусочных и всего один несчастный глубоко провинциальный институт северо-западных танцев... Срам! Вас это устраивает? Меня это не устраивает!

 

Музыка. Пауза.

 

(Лукаво в зрительный зал.) Товарищи, вы не знаете, у вас тут случайно профессор Мечников проездом не останавливался?

 

Занавес.

 

1940

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

ДОМИК

 

Комедия написана в 1940 году. Замысел пьесы, как всегда, у В.Катаева возник на основе комических ситуаций, почерпнутых из реальной жизни. «Я ездил в Таганрог на Чеховские торжества, — рассказывает писатель. — Это был очень шумный юбилей. К нему с размахом готовились. В Таганрог приезжал Художественный театр, писатели, деятели культуры. Был там в Таганроге секретарь горкома, местная партийная власть. Носил полотняную блузу, трубка во рту. Основательный такой, серьезный. Но оказался совсем не промах, лихой. Под марку юбилея полностью реконструировал город. Я и написал об этом шуточную пьесу»*.

______________

* Беседа с В.П.Катаевым, 24 июня 1962 г.

 

Первые читки пьесы успешно прошли в марте 1940 года, и комедия была сначала встречена чрезвычайно одобрительно. (См. отклики в прессе: «Домик». На читке новой пьесы В.Катаева». — «Литературная газета», 26 марта 1940 г.; М.Гус, «Смех — великое дело». — «Литературная газета», 26 июня 1940 г., и др.).

Однако весьма скоро, к осени 1940 года, пьеса подверглась суровой критике в газетах и журналах (см., напр., статью А.Гурвича «Поучительные неудачи». — «Театр», 1940, № 11). «Домик» был снят с репертуара и только в 1956 году увидел сцену. Поставлена комедия была Московским театром сатиры и получила другое название — «Дело было в Конске».

Пьеса была полностью напечатана в ленинградском журнале «Литературный современник», 1940, №№ 5 — 6. Отрывки публиковались в журнале «Крокодил», 1940, №№ 6 и 11.