Франсуаза Дорен

 

 

 

СЧЕТ К ОПЛАТЕ

 

                       Комедия в четырех актах

 

 

 

 

 

                              Действующие лица

 

АЛИСА

ФРАНК

НОЭЛЬ

АНДРЕ

НИНУШ

ЖО

БЕРНАР

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                          Париж, 1968

 

 

 

 

                             ПЕРВЫЙ АКТ

 

 

Когда поднимается занавес, Мадам Алиса сидит в кресле и читает рекомендательное письмо. Рядом с нею стоит Франк с другим рекомендательным письмом в руках. Он несколько не в своей тарелке и внимательно следит за ее реакцией на письмо.

 

 

АЛИСА  (читает)   …Честный…Хорошо… добросовестный…так…скромный…отлично…без перепадов в настроении …ну, это неважно…Ладно! Всё это выглядит вполне пристойно, мой мальчик. (Встает, чтобы отдать ему письмо, но меняет решение и начинает изучать бумагу.)  Высокое качество бумаги вне подозрений. А в остальном… (Проводит пальцем по шапке бланка, чтобы понять, набрана она типографским способом или просто отпечатана на машинке. Оказалось, что набрана.) Так-то лучше!  (Но  и теперь не возвращает письма Франку, откладывает его в сторону и протягивает руку за вторым.) Посмотрим дальше. (Франк передает ей следующее письмо, которое она изучает так же, как и предыдущее)… преданный…Хорошо…пунктуальный!…без перепадов в настроении: это уж само собой!

ФРАНК.  Одно из главных моих достоинств.

АЛИСА  (не отрывая глаз от рекомендательного письма.)  Моих тоже. В настроении никаких перепадов: всегда скверное.

ФРАНК.  Вот как!

АЛИСА  (пытаясь прочесть неразборчивое слово.)  Чего не делает перед работой? Это что за слово?

ФРАНК.  Никогда не пасует перед работой.

АЛИСА  (удивлена) Не пасует кому?

ФРАНК.  Глагол «пасовать» - в смысле «отступать». Мол, не отступает перед работой.

АЛИСА.  Никогда такого не встречала.

ФРАНК.  Так в толковом словаре написано.

АЛИСА.  В словаре может и написано, но  не в рекомендательном  же письме такое писать. Какой-то разухабистый, вульгарный стиль!

ФРАНК.  Говорил же я ей! (Спохватившись).  Я даже позволил себе заметить моей Госпоже, что в подобного рода справке было бы предпочтительней придерживаться норм старого доброго классицизма. Увы, при всем моем к ней уважении Мадам всегда отличалась прямо-таки ослиным упрямством.

АЛИСА  (презрительно)  И подобные особы живут на Елисейских полях!

ФРАНК  (не без задней мысли)  Подобные особы оттуда только что переехали.

АЛИСА.  А раньше где они проживали?

ФРАНК.  Всё больше путешествовали.

АЛИСА  (протягивая руку к Франку)  Передайте мне остальные.

ФРАНК.  Это была последней.

АЛИСА.  Как, всего две рекомендации?

ФРАНК.  Я служил только в двух домах…за  четыре года трудовой деятельности. Разве это не говорит само за себя?

АЛИСА  ( снимает телефонную трубку)  Говорит. Да и проверить будет быстрее и легче.

ФРАНК.  Да, но…

АЛИСА.  В чем дело? Хотите сказать, что обычно информацию о вас получают за вашей спиной? Но я не фарисейка и сделаю это прямо при вас. Сразу всё и узнаем. Чтобы времени не терять.

ФРАНК.  Я тоже не хочу терять времени. Мне не терпится приняться за работу.

АЛИСА.  Желание обоюдное. Приступим?

ФРАНК.  Приступить-то можно, но боюсь, как бы проверка не затянулась чересчур надолго.

АЛИСА.  С чего бы это?

ФРАНК.  С того, что первая моя хозяйка (Алиса берет в руки второе рекомендательное письмо) нет, не эта, а та, что поизысканней, так вот она покончила с собой вскоре после моего ухода… но не из-за этого…  Нет, она была бесконечно одинока в мире, без семьи…без друга.

АЛИСА.  Короче, у нее не было никого, кто бы мог меня информировать. А другая?

ФРАНК.  Ее срочно вызвали за границу по деловым причинам, и  она съехала с бульвара Монпарнас, не оставив адреса.

АЛИСА.  Какое досадное совпадение, согласитесь: всего лишь две хозяйки, и обе, по разным причинам, отбывают в неизвестном направлении.

ФРАНК.  Надеюсь, Мадам не станет возлагать на меня ответственность за мимолетности человеческого бытия.

АЛИСА.  Но на бульваре Монпарнас консьержка-то осталась?

ФРАНК  (с глубокой печалью).  Нет, это был особняк.

АЛИСА.  И вы были там единственным слугой?

ФРАНК.  А Мадам единственной хозяйкой.

АЛИСА.  Ну что же, друг мой, в таком случае… (Звонит телефон. Она снимает трубку и делает Франку знак - подождать.) Алло! Да, это здесь. Кто спрашивает?… А…одну минуту, я ее позову. (Кладет трубку и звонит в колокольчик).

ФРАНК.  Так Мадам здесь не одна?

АЛИСА.  О, нет!

НОЭЛЬ.  (Входит. Она в белой блузе и в домашних тапочках. В руках держит миску, содержимое которой растирает ступкой. Можно подумать, что это кухарка, занятая приготовлением соуса.)  Я же просила меня не беспокоить.

АЛИСА.  Это Элизабет Тейлор.

НОЭЛЬ.  Ну, ладно!  (Садится на диван.)  Подержите-ка мне телефон, я должна растереть это до конца. (В трубку)  Hello Lisa…How are you? Fine!  Тем лучше! Where are you? San Francisco – No, no: I cannot come – I am too occuped – occuped – я занята. Она не понимает. Как сказать: я занята?

ФРАНК.  Busy.

НОЭЛЬ  (поблагодарив его улыбкой). Too busy. Yes, yes…And what about my new cream of beauty for the…(Показывает Франку на подбородок).

ФРАНК.  Chin.

НОЭЛЬ  (та же игра, что и раньше). For the double-chin. Ah! Wonderful… Well, well, and my electric roller for the… (делает Франку, который пребывает всё в большем  изумлении, жест, который он на сей раз истолковывает неверно.)

ФРАНК. Целлюлит.

НОЭЛЬ  (в ужасе от этого слова, она делает ему знак, что не то, и пытается жестом изобразить нечто, чего он по-прежнему не понимает.)

ФРАНК. Омоложение?

НОЭЛЬ  (еще в большем ужасе, чем прежде, решает самостоятельно выйти из положения и произносит в трубку:) Ther electric roller for se plate stomach, hein? What? Wait, a minute. ( знаком предлагает Франку взять трубку.) I dont understand. (Франку) Что она говорит?

ФРАНК. Yes… Два кило за неделю.

НОЭЛЬ (в трубку). Oh! Two kilos in a week Marvellous! I am glad – very, very  glad – yes dear; see you later – good bay… Oh! Dear! Don’t forget, a kiss to Richard – bay! Поцелуй Бартона. (Вешает трубку). Ах уж эта Лиза! Кто совсем не меняется, так это она!

ФРАНК. Это действительно Элизабет Тэйлор?

НОЭЛЬ.  Само собой, но вы-то кто такой?

АЛИСА.  Он только что попросил места камердинера.

НОЭЛЬ.  Тем лучше! Он отлично выглядит. Как ваше имя?

ФРАНК.  Франк.

НОЭЛЬ.  Как Синатра! Обожаю!

ФРАНК.  Я тоже.

НОЭЛЬ.  Надо взять его немедленно.

АЛИСА.  Боюсь, он несколько молод.

НОЭЛЬ.  Ну и что! С каких пор молодость – недостаток?

АЛИСА.  Опыта маловато.

НОЭЛЬ.  Какая удача! Наконец-то камердинер, перед которым я не буду комплексовать.

АЛИСА.  (Франку) Ладно, оставьте нам адрес, мы подумаем.

НОЭЛЬ.  Но я уже подумала. Он остается здесь.

АЛИСА.  Мы ничего о нем не знаем. Дайте мне время…

НОЭЛЬ.  Как это не знаем? Знаем, что он молодой, крепкий, ухоженный, что глаза у него (подходит, чтобы рассмотреть вблизи) черные, что он силен в английском, и любит Синатру, этого вполне достаточно, чтобы чистить обувь и пылесосить.

АЛИСА.  Мы даже не обговорили условий.

НОЭЛЬ.  И плюс ко всему он бескорыстен! Просто подарок. Не дайте ему уйти, а то будете иметь дело со мной. (Направляется к выходу, но передумывает и снова рассматривает Франка). И он действительно молодой!

                                           Уходит.

ФРАНК.  Подумать только, какая решительная особа!

АЛИСА.  Что вы сказали?

ФРАНК.  Она, должно быть, тоже не пасует (спохватившись). Наверное, она отличный работник, если Мадам позволяет ей так с собой разговаривать!

АЛИСА.  Она здесь хозяйка.

ФРАНК.  Вот я и вижу: Мадам чрезвычайно снисходительна.

АЛИСА.  Говорят вам, хозяйка дома – она.

ФРАНК.  А! Так значит, она не…

АЛИСА.  Нет.

ФРАНК.  Я тоже удивился, что ей звонит Элизабет Тэйлор, тем более из Сан-Франциско. Но тогда кто же вы?

АЛИСА.  Я гувернантка.

ФРАНК.  Есть еще и дети?

АЛИСА.  Нет, я гувернантка мадемуазель Альбан. Ее экономка, если хотите.

ФРАНК (Его тон внезапно становится фамильярным). Это всё меняет. А она занимается готовкой?

АЛИСА.  С чего вы взяли? Она в жизни не притронулась к кастрюле!

ФРАНК.  А что же тогда…

АЛИСА.  Она готовила не соус, а маску.

ФРАНК.  Маску?

АЛИСА.  Косметическую маску для одной из своих подруг, которую  в виде исключения принимает  на дому.

ФРАНК.  То есть, она занимается…

АЛИСА.  Вы что, никогда не слыхали о Предприятии Ноэль-Альбан?  «Идеальная грудь вам доступна».

ФРАНК.  Что-то  припоминаю!

АЛИСА.  Продукция Ноэль-Альбан, например: «Вечная Ноэль», «Роса от Ноэль» – лосьоны Ноэль до и после – «Тайна Ноэль».

ФРАНК.  Ну да! Теперь я вспомнил рекламу: «Ступайте к Ноэль, и праздник никогда для вас не закончится».

АЛИСА.  Вот именно! Косметика для женщин с головы до ног.

ФРАНК.  Но тогда?

АЛИСА.  Что тогда?

ФРАНК.  Кто же занимается кухней?

АЛИСА.  Я занимаюсь. Только я умею приготовить  то, к чему она привыкла с детства.

ФРАНК.  Понял, наконец! Вы выступаете  в жанре старой семейной нянюшки. Плохой характер – нежное сердце и преданность по гроб жизни любимой хозяйке, которой в детстве припудривала тальком попку и давала соску.

АЛИСА.  Вы слишком впадаете в сказку. Нет, сударь, я познакомилась с мадемуазель Альбан, когда ей было восемь лет, а я имела честь быть любовницей ее отца.

ФРАНК.  Потрясающе! Отец был вдовцом?

АЛИСА.  Вовсе нет, – он был мужем моей лучшей подруги.

ФРАНК.  И где же теперь родители?

АЛИСА.  Пропали.

ФРАНК.  Несчастный случай?

АЛИСА.  Да нет, просто уехали жить в Аргентину к своему старшему сыну! Несчастный случай!  С людьми, которых любит  мадемуазель Альбан несчастий не случается.

ФРАНК.  Вот как!

АЛИСА.  Вам лучше это сразу узнать: с мадемуазель Альбан никогда не происходит ничего, что бы могло причинить ей малейшую неприятность.

ФРАНК.  Как же такое возможно?

АЛИСА.  Тайна! Необъяснимая! Уж и не знаю, какая фея склонилась над ее колыбелью при рождении и сопровождает ее в течение всей жизни, но факт налицо: ни разу в жизни не испытала она  ни беды, ни несчастья, ни даже просто  затруднения.

ФРАНК.  Наверное, у нее замечательный характер?

АЛИСА.  Должен быть замечательным, раз ей всё  удается (Звонит телефон). Проверим, вы сейчас убедитесь: это обязательно какая-нибудь хорошая новость. Ибо сегодня мы еще не получили нашего обычного рациона удач (говорит в трубку) Алло! Слушаю. О! Добрый день, принцесса. Нет, она здесь, но в данный момент занята с Мадам Денуазё. Да, разумеется, я в курсе. – Нет, нет! О, это чересчур! Да, да, замечательно. Она будет в восторге. Не беспокойтесь. Я ей немедленно передам. Завтра она вам перезвонит. Я поняла, до свидания, Принцесса. (Кладет  трубку. Франку) Ну, что я вам говорила?

НОЭЛЬ  (Входит, она в элегантной пижаме или домашнем туалете). Кто это был?

АЛИСА.  Принцесса Люзиньи Фонтанж.

НОЭЛЬ.   А! Еще не легче! И чего она хотела?

АЛИСА  (Мрачно). Сообщить, что вы выиграли первую премию в лотерее, которую она организовала по случаю побратимства вокзала Аустерлиц со станцией Ватерлоо.

НОЭЛЬ.  Вот как! Недурно! И что же я выиграла?

АЛИСА.  Норковое манто.

НОЭЛЬ.  Шикарно!  Какого  цвета?

АЛИСА. Цвет можете выбрать…  У Андре Шастеля.

НОЭЛЬ.   У Андре? Это забавно (Обращаясь к Франку). А вам так не кажется?

ФРАНК.   Ну…

НОЭЛЬ.   Впрочем, что я говорю! Вы ведь не можете оценить! Какая жалость! Для этого вам надо было бы справиться у Алисы о привычках и завсегдатаях этого дома. Потому что иначе вы не сможете за всем уследить, а я буду раздражаться. Мне бы хотелось, чтобы в моем окружении всё понималось с полуслова.

ФРАНК.  Вообще-то я быстро адаптируюсь.

НОЭЛЬ.  Должно быть вы – рыба?

ФРАНК.  Скорее, Хамелеон.

НОЭЛЬ.  Но такого знака нет.

ФРАНК.  Есть, если говорить об адаптации.

НОЭЛЬ.   Согласна! Алиса, быстренько покажите ему квартиру, мои шкафчики, этажерочки, коробочки, наклеички и весь этот жуткий беспорядок. Осмотр начинайте отсюда. Потому что в другой стороне – моя спальня, а в спальне – Мадам Денуазё, жена Судьи Денуазё из трибунала. Знаете его? Нет? Нестрашно. Не очень-то он и забавен, да и здесь бывает нечасто. Для друзей его жена – Николь,  а я одна зову ее Нинуш. Сразу должна вас предупредить:  когда бы она ни позвонила, для нее я всегда дома. Так вот, поскольку в настоящий момент Нинуш в моей спальне и плавится в парафиновой ванне, а почему, вы скоро и сами поймете (жестом показывает, что речь идет о толстушке), предпочтительней было бы познакомить ее с вами в более выгодных для нее условиях, например, за обеденным столом. Там ей нет равных  (Голос Нинуш из-за кулис):  Ноэль, я задыхаюсь!

НОЭЛЬ   (Откликается через приоткрытую дверь). Думай о грядущем рагу с гусем, это придаст тебе силы.

 

                           Закрывает дверь. Звонит телефон.

 

АЛИСА   (Снимает трубку). Слушаю. Одну минуту, передаю ей трубку (Ноэль). Это Кора Лев.

ФРАНК   (Он потрясен).  Королева?

НОЭЛЬ   (Говорит в трубку).  Алло, Кариссима, как дела?

ФРАНК   (Алисе).  Разве бывают королевы с таким именем?

АЛИСА.  Кора – имя, Лев – фамилия. У нее – картинная галерея.

НОЭЛЬ.   Одна – это Вермеер? Не может быть! Вы уверены? Невероятно! Когда вы мне его вернете? А! Жо сейчас у вас. Так спросите у него, когда он сможет зайти (Алисе и Франку). Картина, которую я на днях купила в Ливри-Гарган, оказалась Вермеером.

АЛИСА   (В отчаянии).   Всё то же самое!

НОЭЛЬ   (В трубку).  Может прийти прямо сейчас. О.К. Жду. Постой, постой, а картина Мадам Денуазё?  (Разочарована). Ну да, понимаю… провинциальный любитель. О! Прекрасно вижу! Ладно. В любом случае спасибо за всё, Кора. До скорого. И скажите Жо, чтобы он поторопился. До свидания (Звонок в дверь). Но не настолько же, чтобы уже явиться!

ФРАНК.   Можно мне пойти открыть?

НОЭЛЬ.   Превосходная идея. В принципе меня ни для кого нет дома.  А там смотрите сами, по обстоятельствам.

ФРАНК.   Не волнуйтесь, я хороший психолог  (Выходит).

НОЭЛЬ.   Малыш мне нравится: и инициативен,  и речь хорошая.

АЛИСА.   А рекомендательные письма – фальшивые, я уверена.

НОЭЛЬ.    Чересчур уж вы недоверчивы!

АЛИСА.    А вы легкомысленны…   слишком уж положились на свою счастливую звезду.

НОЭЛЬ.    И до сей поры, она меня не подводила.

АЛИСА.   До сей поры – да, но не вечно же так будет продолжаться.

НОЭЛЬ.    А почему бы и нет?

АЛИСА.   Потому что рано или поздно, но непременно за удачу придется заплатить… и дорого.

ФРАНК   (Возвращается).  Это господин Шастель, мадемуазель (Отступает в сторону, чтобы дать войти Андре).

НОЭЛЬ.   А, Андре!

АНДРЕ.   Здравствуй, Ноэль.

НОЭЛЬ  (Франку).  Теперь поняли, почему так смешно получилось только что с норковым манто?

ФРАНК.   Нет, не очень.

НОЭЛЬ   (Нежно обнимает Андре за шею и покрывает его лицо поцелуями. Потом обращается к Франку).  А теперь понимаете?

ФРАНК.   Теперь понимаю.

НОЭЛЬ   (Обращается к Андре). Это мой новый камердинер. Правда, прелесть?

АНДРЕ.   Прелесть!  (В сторону). Больно уж молод!

ФРАНК.   Действительно,  очень забавное совпадение.

НОЭЛЬ.    Вы еще не знаете, до какой степени. Алиса вам объяснит. Квартира большая, у нее будет время.

АЛИСА   (Уходя и украдкой показывая на Андре). Не будет ли каких дополнительных распоряжений по поводу ужина?

НОЭЛЬ   (Живо).  Нет, разумеется (Алиса и Франк выходят, в то время как Ноэль продолжает разговор с Андре, от которого не ускользнул предыдущий обмен репликами).  Итак, ты пришел, чтобы продемонстрировать мне модели манто, которое я выиграла?

АНДРЕ.   Нет, ты придешь в магазин и сама выберешь в последней коллекции , что  понравится. Так будет лучше.

НОЭЛЬ.   О, я прекрасно знаю, что мне нужно: нечто вроде пальто с глубокой складкой на спине, высоким хлястиком, впереди четыре пуговицы кабошоном и большой воротник до самых ушей. И как же шикарно мне будет там, внутри!

АНДРЕ.   Тебя послушать,  покажется, что тебе действительно это доставит удовольствие.

НОЭЛЬ.   Разумеется,  доставит.

АНДРЕ.   Послушай, Ноэль, вот уже несколько месяцев я предлагаю тебе такое манто в подарок, а ты вот уже несколько  месяцев отказываешься под предлогом, что оно тебе совершенно ни к чему.

НОЭЛЬ.   Мне совершенно ни к чему, чтобы ты мне его дарил…

АНДРЕ.   Но мне хотелось, мне было бы приятно.

 

 

 

 

 

 

 

НОЭЛЬ.   Как же ты умеешь быть любезным. Так что вполне заслуживаешь свое счастье.

АНДРЕ.   Какое счастье?

НОЭЛЬ.   Что попал на меня. А представляешь, если бы с твоей щедростью ты связался с женщиной, не такой бескорыстной, ведь она бы тебя разорила!

АНДРЕ.   Ты неверно формулируешь проблему: я не заслуживал свое счастье, я попал на ту самую, единственную женщину моей жизни, которую мне так хотелось бы побаловать, и на единственную женщину, которая этого не желает.

НОЭЛЬ.   Да нет же. Любой другой на твоем месте оценил бы мою щепетильность.

АНДРЕ.   Да не из щепетильности вовсе ты так себя ведешь, а по расчету.

НОЭЛЬ.   То есть я бескорыстна по расчету, это уже нонсенс.

АНДРЕ.   Если бы ты принимала мои подарки, тебе казалось бы, что этим ты связываешь себя со мной, чего ни в коем случае допустить нельзя. Ведь твоя независимость стоит куда больше, чем всё, что я могу предложить. Что скажешь на это?

НОЭЛЬ.   Ничего. Я уже поняла, что мы придем к этому разговору, и не смогла ничем запастись, чтобы… (Делает жест ускользающего угря). Обычно мне удается, но теперь я загнана в угол. Даже телефон не позвонит, чтобы меня выручить. О, боже, как я этого не люблю! В самом деле, я всегда предпочитаю оставить последнее слово за собой. Не знаю, замечал ли ты, но в противном случае я чувствую себя ужасно, нервничаю и поэтому вначале беру сигарету, с трудом ее зажигаю (делает всё, о чем говорит), что всегда дает возможность выиграть время, а потом…  а потом пытаюсь сменить тему разговора, но без всяких там ухищрений, а прямо и решительно! Смешно, да? Говорю всё, что приходит в голову. Бог знает что. Например: послушай, а не поехать ли нам за город?

АНДРЕ.    Отличная идея!

НОЭЛЬ   (Сочла, что номер прошел, и успокоилась). Ты, в самом деле, не против?

АНДРЕ.   Ты даже не представляешь, до какой степени. Я ведь и пришел к тебе с этим.

НОЭЛЬ.   Потрясающе! Поедем в девять часов?

АНДРЕ.    Зачем ждать девяти, прямо сейчас и поедем, а поужинаем по дороге.

НОЭЛЬ.   Но мы не должны были сегодня увидеться,  у меня другие планы на вечер.

АНДРЕ.   Будь добра, освободи себя от них.

НОЭЛЬ.   Никак не могу. У меня званый ужин.

АНДРЕ.   С кем?

НОЭЛЬ.   Ты не знаешь.

АНДРЕ.   Это мужчина?

НОЭЛЬ.   Да, высокий  брюнет, атлетически сложен, горящий глаз, бархатная улыбка, а в петлице – василек.

АНДРЕ.   Ты прекрасно знаешь, что подобные шуточки внушают мне ужас.

НОЭЛЬ.   Иногда я задаю себе вопрос, не испытываешь ли ты ко мне серьезного чувства.

АНДРЕ.   Я заслужил это счастье, как ты говоришь.

ГОЛОС НИНУШ (из-за кулис).  Ноэль, ты не забыла про меня?

НОЭЛЬ.   Нет, еще пять минут (Андре) Вот кто со мной ужинает сегодня. Это Нинуш, я обещала ей возместить тот килограмм веса, который она теряет в данный момент.

АНДРЕ.   Если это она, то ей можно объяснить.

НОЭЛЬ.   Нет, у нее неприятности, и я не могу оставить ее наедине с ними.

АНДРЕ.   У меня тоже неприятности.

НОЭЛЬ.   В самом деле?

АНДРЕ.   Масса забот.

НОЭЛЬ.   Деловых?

АНДРЕ.   Да всё эта история с налогами. И я как раз хотел поговорить с тобой…

НОЭЛЬ.   Поговорить со мной о твоих денежных делах? Нет! Уволь!

АНДРЕ.   Не о моих, а о твоих. Налоговики усиливают контроль  и не сегодня - завтра могут сесть тебе на хвост.

НОЭЛЬ.   Как сядут, так и поговорим.

АНДРЕ.   Напрасно ты так легкомысленно к этому относишься.

НОЭЛЬ.   Кто чего боится, то с тем и случится.

АНДРЕ.   Ты рассуждаешь, как человек, с которым никогда ничего не случается. Считаешь себя неуязвимой, потому что до сих пор  жизнь тебя оберегала, но она не будет оберегать тебя вечно.

НОЭЛЬ.   Странно слышать. Почему же не будет?

АНДРЕ.   Потому что такова природа вещей: жизнь состоит из взлетов и падений.

НОЭЛЬ.   Да что ты мне толкуешь! Есть масса людей, везучих, как и я, к которым жизнь поворачивается только хорошей стороной.

АНДРЕ.   Нет!

НОЭЛЬ.   Как это нет? Я знакома с людьми, абсолютно счастливыми.

АНДРЕ.   Те, кого ты считаешь счастливыми, только выглядят так.

НОЭЛЬ.   Да взять хотя бы  мадам Вижье: – богата, обворожительна. Муж ее обожает…

АНДРЕ.   Но стоит ей увидеть детский подгузник, она разражается слезами, потому что не может родить.

НОЭЛЬ.   Это правда. А Картье? Они-то счастливы!

АНДРЕ.    С двумя сыновьями, один из которых – священник, а другой – сумасшедший?  Полагаешь, при таком раскладе бывший легионер продолжает видеть небо над собой безоблачным?

НОЭЛЬ.   А Люси?

АНДРЕ.   Люси?

НОЭЛЬ.   Люси Дольфус, моя американская партнерша.

АНДРЕ.   Ах, американка!

НОЭЛЬ.   Да, я специально привожу ее в пример, потому что у нас много общего: карьера в той же области, столь же стремительный взлет, как у меня. А что касается личной жизни, поверь, ей абсолютно не в чем мне завидовать. Такая же убежденная холостячка – без забот, без проблем и без комплексов. Так же любит жизнь, как и я, и жизнь ей платит тем же. Ну что, нечего возразить?

АНДРЕ.   Пока нечего. Но поживем – увидим.

НОЭЛЬ.   А ты? Разве ты не счастлив вполне?

АНДРЕ.   Помнишь, пять лет назад, когда мы с тобой познакомились, я как раз выходил из очень сложного периода жизни.

НОЭЛЬ.   Ну а с тех пор?

АНДРЕ.   То взлеты, то падения.

НОЭЛЬ.   Но мне казалось…

АНДРЕ.   Я веду себя, как все, скрываю.

НОЭЛЬ.   Стало быть, действительно никто?

АНДРЕ.   Никто… Кроме тебя.

НОЭЛЬ   (Пытается пошутить). А Люси? Ее счастье тоже внушает опасения?

АНДРЕ.   Разумеется, внушает. Разумнее было бы платить за него постепенно, приучать себя к этому. Ты же, когда придет твой черед платить, окажешься безоружной.

НОЭЛЬ.   Но ты-то в этот момент мне поможешь? Утешишь?

АНДРЕ.   Не факт.

НОЭЛЬ.   Как это не факт?

АНДРЕ.   Когда всё начнет рушиться, ибо беда не приходит одна, и я тебе понадоблюсь, вполне может  случиться, что как раз тогда судьба  столкнет меня с  женщиной, приятной и свободной, как ты. Только она на этой свободе настаивать не будет.

НОЭЛЬ.   Ну, вот мы и приехали!

АНДРЕ.    Да, но только не надо хватать сигарету и искать уловку, чтобы сменить тему разговора. Знаю, ты ее обязательно найдешь, и всё устроишь как нельзя лучше, лишь бы не дать ответа, которого я от тебя жду.

НОЭЛЬ.   Как же хорошо ты меня знаешь!

АНДРЕ.   Да. Только себя узнаю все меньше!

                                               

                         Входит Нинуш, красная и блестящая, в толстом купальном халате и с полотенцем на голове.

 

НИНУШ.   Уф, я вылезла. Больше терпеть было невмоготу (Увидев Андре). О, прошу прощения, Андре, я думала, что Ноэль одна здесь.

АНДРЕ.   Так и есть, я ухожу.

НОЭЛЬ   (неуверенно). Я не предлагаю тебе остаться…

АНДРЕ.   Нет, нет, прошу тебя! Оставляю вас наедине с вашими серьезными эстетическими проблемами и вашими дамскими тайнами. До свидания, Николь, и приятного вечера.

НИНУШ.  Благодарю. Ой, забыла вам сказать: если мой муж позвонит насчет манто из пантеры, сбавьте, пожалуйста, цену. Потом я вам верну разницу. Знаете ведь, каково с этими мужчинами.

АНДРЕ.    Само собой. Объясните-ка это Ноэль.

 

                                         Уходит в сопровождении Ноэль

 

НИНУШ  (Одна).  Есть алиби или нет алиби – вот, в чем вопрос. Быть здесь или не быть – вот, в чем вопрос (Звонит по телефону). Контора Берте? (Огорчена). Вот как! Я не знала. Извините, пожалуйста. Это неважно. Я перезвоню в понедельник (Кладет трубку и говорит Ноэль): Берте утром уехал на уик-энд.

НОЭЛЬ.    Ну и что из этого следует?

НИНУШ.   Муж мне сказал, что сегодня вечером поедет к нему изучать дело.

НОЭЛЬ.   И что ты хочешь проверить?

НИНУШ.  Он мне лжет, он меня обманывает, глумится надо мной, а ты его защищаешь? 

НОЭЛЬ.   Ах! Ох! К чему это представление? Мы здесь одни!

НИНУШ.  Хорошо, согласна. Тем не менее, он переходит границы.

НОЭЛЬ.   К слову, небольшая история. Ты помнишь малыша Бертрана?

НИНУШ.  Ну, это давно забытое прошлое.

НОЭЛЬ.   Прошлогоднее, если быть точнее.

НИНУШ.  Я и говорю…

НОЭЛЬ.    Так вот, когда в прошлом году тебе изменял муж,  ты  не только плевать на это  хотела …

НИНУШ.  Не говори так.

НОЭЛЬ.   Но так оно и есть: не только плевать хотела, но странным образом тебя это даже устраивало. Теперь же, в отсутствии везения и новых приключений, устраивать перестало. Банальный вариант. Кстати, поэтому так редко встречаются счастливые пары.

НИНУШ.  Ты о чем?

НОЭЛЬ.     О том, что счастливы не те пары, где супруги друг другу не изменяют, а те, где они это делают синхронно.

НИНУШ.  Ты действительно так думаешь?

НОЭЛЬ.     Разумеется. Адюльтер может иметь место, но только как постоянная составляющая брака, а не как альтернатива ему.

НИНУШ.  И каково твое заключение?

НОЭЛЬ.    Изменяй мужу!

НИНУШ.  Мне не хочется ему изменять. Я слишком несчастна.

НОЭЛЬ.    Тогда разводись!

НИНУШ.  Не хочу начинать от нуля в моем возрасте.

НОЭЛЬ.    К чему такие пугающие формулировки: начинать от нуля. Речь идет не о том, чтобы начинать жизнь с нуля, а о том, чтобы  ее продолжать, но в лучших условиях…

НИНУШ.  Одиночество ты называешь лучшими условиями…

НОЭЛЬ.    Уж, конечно, это лучше, чем помирать от скуки вдвоем.

НИНУШ.  Ты сама не понимаешь, что говоришь!

НОЭЛЬ.    Что? Да я всегда жила в одиночестве!

НИНУШ.  Никогда! Ты всегда была свободной, но никогда не жила одна – ни дня, ни часа. Один уходил, на его место другой приходил. И неизвестно, откуда они брались. Какая-то магическая круговерть. Можно подумать, ты их извлекала из воздуха, как фокусник – голубей.

НОЭЛЬ.    Нет никакой магии, просто я всё умею организовать.

НИНУШ.  О чем ты говоришь! Не ты, а удача всё организует за тебя.

НОЭЛЬ.    Легко сказать – удача.

НИНУШ.  Когда я вспоминаю, как на пустынном острове Туа-Моту ты привела нам датского режиссера…

НОЭЛЬ.    О! Фредерика!

НИНУШ.  Да, Фредерика, который как бы сам собой возник из глубин океана как раз в тот момент, когда ты решила омочить в нем свои ступни. Разве это не удача?

НОЭЛЬ.    Фредерик, каким он был сокровищем!

НИНУШ.  Сокровищем, которое довольно быстро стало тебя обременять, и потому накануне вашего отъезда он был настолько любезен, что подхватил какую-то чудовищно нелепую болезнь.

НОЭЛЬ.    Его уколола в задницу Рыба-луна.

НИНУШ.  Поверить невозможно!

НОЭЛЬ.    И тем не менее! Когда он плавал на спине.

НИШУШ.  Короче говоря, благодаря этому уколу, о котором и мечтать было нельзя, ты уехала с острова одна.

НОЭЛЬ    (подпрыгнув от этого неожиданного совпадения) Ты видишь, я всегда была одна.

НИНУШ.  А через пять минут после посадки в самолет место рядом с тобой занял – кто бы мог подумать? – врач, который после пятнадцати лет государственной службы среди молчаливых чернокожих мечтал о разговорчивой блондинке.

НОЭЛЬ.    О, малыш Бруно!

НИНУШ.  Ничего себе малыш, который тебя нежил, лелеял, окружил…

НОЭЛЬ.    Не более, чем все остальные.

НИНУШ.  Но и не менее остальных. И тот же Бруно, в тот самый момент, когда мы с тобой, строили относительно него планы разрыва отношений, придумав великолепную сцену – настоящий театральный шедевр…

НОЭЛЬ.    Да, да, припоминаю, как я пыталась заплакать… Боже, как же мы смеялись!

НИНУШ.  Так вот, Бруно сообщил нам, что, повинуясь своей страсти к приключениям и авантюрам, прямо сегодня отправляется в Гренландию в качестве врача полярной экспедиции.

НОЭЛЬ.    И самое смешное: то была чистая правда.

НИНУШ.  А как мило он прислал с этой вестью одного из своих друзей и бывших пациентов, который как раз выходил из нервной депрессии после тяжелого развода и в отчаянии искал кого-нибудь для поднятия его морального духа. – И, пожалуйста, подано, да еще на фарфоровой тарелочке!

НОЭЛЬ.    То был Андре, изумруд мой яхонтовый!

НИНУШ.  Из всего сказанного следует, что между твоим Малышом, твоим сокровищем и изумрудом яхонтовым ты ни  минуты не находилась в одиночестве.

НОЭЛЬ.    Но ты учитываешь только последние тринадцать лет.

НИНУШ  (агрессивно). А раньше?

НОЭЛЬ    (почти стыдясь). Ох, и раньше то же самое. (Печально).  Моя личная жизнь была долгим рядом счастливых приключений, плавно сменяющих друг  друга в радости и эйфории.

НИНУШ.  Стало быть, моя старушка, где-то для тебя уже приготовлен счет к оплате.

НОЭЛЬ.    Счет?

НИНУШ  (как о само собой разумеющимся). Надеюсь, ты не рассчитываешь на протяжении всей жизни только и делать, что радоваться и наслаждаться, ничем за это не заплатив?

НОЭЛЬ    (в тревоге). Ты тоже!

НИНУШ  (неверно истолковав слова Ноэль).  Я-то плачу, не беспокойся. Сейчас плачу за историю с Бертраном, которую мой муж в данный момент компенсирует. Сначала он платил, теперь – я.

НОЭЛЬ  (возвращаясь к своей мысли).  Стало быть, ты тоже!

НИНУШ.  Очнись, я ведь только что тебе объяснила.

НОЭЛЬ.    Да я не об этом: ты тоже веришь, что… назовем это судьбой для упрощения, что судьба заводит некую бухгалтерскую книгу, где, в конце концов, сводит дебит с кредитом?

НИНУШ.  Конечно, верю, как и ты.

НОЭЛЬ.    Но я-то никогда об этом не думала. Это Андре, совершенно по другому поводу, привел мне сегодня тот же аргумент.

НИНУШ.  Ничего странного. Он – в курсе: свой счет уже оплатил. И меня совсем бы не удивило, если бы именно он заставил тебя оплатить твой.

НОЭЛЬ.    Андре? Он на это не способен!

НИНУШ  (категорически).  Запомни хорошенько то, что я тебе скажу, Ноэль: счет тебе предъявит тот, от кого ты меньше всего будешь этого ожидать, в момент, когда ты меньше всего будешь к этому готова, и таким образом, какой тебе и в голову не придет.

НОЭЛЬ    (реагируя на это тем быстрее, чем больше она в глубине своей задета сказанным). Ладно!  В ожидании того, чего я меньше всего ожидаю, я пойду за тем, чего ты ожидаешь больше всего.

НИНУШ.  За рагу с гусем? Уже готово?

НОЭЛЬ    (направляясь к двери).  Нет, за твоей маской.

 

                                  Уходит, оставив дверь открытой

 

НИНУШ.  Ох, знаешь, мне поднадоело заниматься собой. Все эти процедуры в данный момент кажутся  бессмысленными. Зачем? Для кого?

НОЭЛЬ    (возвращаясь с миской).  Вдруг в один из ближайших дней у тебя появится желание снова наделать долгов (приближается к Нинуш с лопаточкой в руках).

НИНУШ.  Не думаю.

НОЭЛЬ.    Но ты же сама мне сказала: когда этого меньше всего ожидаешь.

НИНУШ.  Конечно   (подает знак, чтобы Ноэль наложила ей маску. Как раз в момент операции раздается звонок в дверь. Нинуш резко вскакивает на звонок, как на  призыв судьбы).

НОЭЛЬ.    Не безумствуй. Это, должно быть, мой брат.

НИНУШ.  Может, мне перейти в соседнюю комнату?

НОЭЛЬ.    Оставь! Он ведь художник-сюрреалист. Не такое видел.

НИНУШ.  Кстати, о наших картинах ничего не известно?

НОЭЛЬ.    Ах, да!  Совсем забыла тебе рассказать.

НИНУШ.  Что?

НОЭЛЬ    (колеблется).  Потом скажу.

НИНУШ  (возмущается). Ну вот!

НОЭЛЬ.    Не шевелись, маску повредишь.

ФРАНК    (входит в сопровождении Жо, брата Ноэль).  Брат Мадам.

ЖО.           Здравствуй, сестренка.

ФРАНК    (отступает, чтобы пропустить Жо, и обращается к нему, указывая на картины, которые тот держит подмышкой).  Вы можете отдать мне это.

НОЭЛЬ    (устремляется навстречу Жо). Да, да, заберите у него и положите в стенной шкаф в передней.

ЖО           (удивлен),  Но ты не хочешь…

НОЭЛЬ    (одновременно делает знак Жо, чтобы он не настаивал, и Франку, чтобы он удалился). Нет, нет, потом (указывает на Николь): Это сюрприз (тянет его за руку).

Жо.          Ты не одна?

НОЭЛЬ.    Нет! Я с этим зелено-розовым чудовищем, которое ты, видимо, не узнаёшь.

Жо          (как о само собой разумеющемся). Узнаю, узнаю, это Нинуш.

НОЭЛЬ.    Было бы любезнее с твоей стороны ее не узнать.

НИНУШ.  В любом случае – здравствуйте!

ЖО.          Здравствуйте и до свидания; не стану вас беспокоить.

НОЭЛЬ.    Нет, ты нас совсем не беспокоишь; ей 20 минут  будет нельзя говорить, и  как раз  приятно послушать, как мы болтаем. Правда, дорогая?

НИНУШ  (стянутая своей маской,  издает неразборчивый звук).

НОЭЛЬ.    Это то, что я называю достойной собеседницей. Ну, какие неприятности?

ЖО.          Откуда ты знаешь, что у меня неприятности?

НОЭЛЬ.    Да в твоей жизни ничего другого и не бывает.

ЖО.          Это расплата за твою, где никогда не бывает ничего плохого.

НОЭЛЬ    (быстро поднимается на ноги). Извини, у меня идея (направляется к Нинуш и обращается к ней). Скажи, как ты считаешь: если счет оплачивает кто-то из твоей семьи, это считается? (Нинуш делает знак, что нет). А вдруг в счетах вышла ошибка из-за совпадения фамилии?!

 

                          Нинуш яростно и отрицательно мотает головой

 

НОЭЛЬ.    Ладно, ладно, не сердись (хлопает Жо по плечу), Хочешь стаканчик виски, пока я снова не села?

ЖО.          Ты прекрасно знаешь, что я не пью спиртного из-за печени.

НОЭЛЬ.    О, совсем капельку!

ЖО.            Чтобы через час иметь приступ, благодарю.

НОЭЛЬ.    А я выпью  (идет к бару и щедро себе наливает).

 

                          Нинуш издает звук, обозначающий: мне тоже

 

НОЭЛЬ.    Нет, ты начнешь нервничать, а тебе сейчас это совсем не к чему. А мне, как ни странно, спиртное помогает и расслабиться, и возбудиться одновременно. Я не шучу. Очень, очень помогает  (плеснула виски себе в стакан). Ну вот. Отлично. За ваше здоровье!

ЖО.          Ты простишь нас, что мы не пьем за твое?

НОЭЛЬ.    Надеюсь, ты не станешь упрекать меня за мое здоровье?

ЖО.          Я не упрекаю, я только констатирую.

НОЭЛЬ.    Констатируешь без всякого удовольствия. А мне кажется, что на твоем месте…

ЖО.          На моем месте! Хотелось бы мне увидеть тебя на моем месте и с моей печенью, из-за которой весь год  не могу себе позволить ни малейшего нарушения…

НОЭЛЬ.    Заметь, что это не так уж и плохо: мешает тебе растолстеть.

ЖО.          А постоянные ревматические боли, которые в адском круговороте терзают  поясницу, плечо и ноги…

НОЭЛЬ.    Это как будто  свидетельство долгой жизни.

ЖО.          А дырявые бронхи, которые прямо притягивают к себе любой грипп.

НОЭЛЬ    (скромно). Мне тоже не однажды случалось болеть гриппом!

ЖО.          Да никогда!

НОЭЛЬ.    А вспомни, когда мне было десять лет.

ЖО           (взрываясь).  Это был насморк!

НОЭЛЬ.    Очень сильный насморк!

ЖО.           Ерундовый! Который и длится-то один день. А именно в этот день другие пишут труднейшее сочинение по истории.

НОЭЛЬ.    Мне кажется, что был и второй случай.

 

                                            Нинуш утвердительно кивает головой

 

НОЭЛЬ   (к Жо)  Ну, видишь? А когда, не помнишь?

 

                                             Нинуш  вытягивает руки горизонтально и воспроизводит голосом шум мотора

 

НОЭЛЬ.    Ну, да, в самолете, когда летела с Таити  (смеется при воспоминании).  Что и позволило мне завязать разговор с Бруно, милым моим доктором. Кстати, он ведь лечил меня… и очень эффективно.

ЖО.          Вот вам – два насморка за всё про всё: один при этом освободил от сочинения, а другой дал ей мужчину ее жизни.

НОЭЛЬ.    О! Мужчина моей жизни! (Незаметно считает по пальцам)… Целых четыре года.

ЖО.          У меня же за это время – все детские болезни, и все – во время школьных каникул, ужасный аппендицит в день открытия моей первой выставки, перелом руки, правой, разумеется, в тот момент, когда Министерство здравоохранения заказало мне фреску, да еще на Канарских островах.

НОЭЛЬ.    Где, где?

ЖО.          На Канарах.

НОЭЛЬ.    А!

ЖО.          Не считая, конечно, повседневных болячек.

НОЭЛЬ.    Ну да, печень, ревматизм, бронхи.

ЖО.          А теперь еще и нервы.

НОЭЛЬ.    У тебя плохо с нервами?

ЖО.          Депрессия одолела! Врач ведет себя формально: мол, если с завтрашнего дня не начну курс лечения, он ни за что не отвечает.

НОЭЛЬ.    Но как это произошло?

ЖО.          Цепная реакция. Сначала  переутомление повлекло за собой трудности со здоровьем, которые, в свою очередь, сказались на работе, потом настала очередь семьи, потом детей. Отсюда переутомление, которое и т.д.

НОЭЛЬ.    Да, следует признать, что счастья нет.

ЖО.           Единственное мое утешение, что хуже уже быть не может, дальше ехать некуда. Засим может последовать только взлет.

 

                             Нинуш издает неразборчивые звуки

 

НОЭЛЬ.    Ты о чем?

НИНУШ  (пытаясь не повредить свою маску). Закон Азаиса.

ЖО.          Именно! Совершенно согласен.

НОЭЛЬ.    С чем ты согласен?

ЖО.          С идеей философа Азаиса, который полагал, что судьбы подчиняются закону компенсации, и что за полосой невезения обязательно последует полоса удачи.

НОЭЛЬ    (потрясена). И наоборот?

ЖО          (думает только о своем случае). Разумеется!

НОЭЛЬ    (в отчаянии, думает только о своем случае).  А этот Азаис. Он настоящий философ?

ЖО.          Понимаю. Ты теперь осознаёшь, сколько прекрасных дней у меня впереди.

НОЭЛЬ.    Осознаю. Сколько же радости тебя ждет!

ЖО.          И она принадлежит мне по праву.

НОЭЛЬ.    Да, она принадлежит тебе по праву.

ЖО.          Зачем ты повторяешь то, то я говорю?

НОЭЛЬ.    Просто так. Извини меня, я думала о Нинуш.

НИНУШ.  Наверное, уже  пора.

НОЭЛЬ.    Ты права, сейчас я тобой займусь.

 

                                   Встает

 

ЖО.          Я удаляюсь. Специально зашел, чтобы предупредить о своем отъезде.

НОЭЛЬ.    Адрес оставишь?

ЖО.          Посещения и переписка запрещены. Но если бы ты могла время от времени позванивать моей жене.

НОЭЛЬ.    Не сомневайся!  (Начинает снимать маску с Нинуш с помощью губки, принесенной вместе с маской).

ЖО.          Привет, Николь. Я вас не целую, но сердцем весь – с вами  (Николь делает ему прощальный знак рукой. Обращаясь к Ноэль): До свидания, сестренка, и не расстраивайся слишком из-за меня. Думай об Азаисе.

НИНУШ.  Ну и как я?

НОЭЛЬ.    Потрясающе: я выгляжу старше на десять лет.

НИНУШ.  Забавно!

НОЭЛЬ.    Ты не знала? Это рекламный слоган Люси Дольфус в Америке: «Ступайте к Люси Дольфус, и вашей лучшей подруге станет на десять лет больше».

НИНУШ.  Бедная Люси…  Как ужасно то, что с нею произошло!

НОЭЛЬ.    А что с ней произошло?

НИНУШ.  Ты что, газет не читала?

НОЭЛЬ.    Нет.

НИНУШ.  На, почитай, вот здесь. Сама я прочла в такси, по дороге к тебе и просто в шоке: такая активная женщина!

НОЭЛЬ.    Да что же с ней случилось?

НИНУШ.  Читай сама, держи, на этой странице. А я пока схожу в твою спальню к зеркалу. Не терпится увидеть результаты проделанной работы.

НОЭЛЬ.    Люси Дольфус, знаменитая американская  визажистка, попала вчера в автомобильную катастрофу, которую все свидетели считают необъяснимой… (Обращаясь к себе): необъяснимой… (Продолжает читать):… врачи надеются ее спасти, но, поскольку затронуты жизненно важные центры, опасаются, что больше никогда… (Снова обращаясь к себе): Люси!

НИНУШ  (из другой комнаты). У меня приступ голода. А как ты?

НОЭЛЬ.    Я не очень.

НИНУШ.  Ты правильно поступила: у тебя виски отбил аппетит.

НОЭЛЬ.    Может, не так уж и правильно…

НИНУШ.  А скажи-ка, Ноэль, что там с  экспертизой наших картин?

НОЭЛЬ.    Наших картин? Ах, да, я ведь собиралась тебе рассказать, когда пришел мой брат.

НИНУШ.  Ну и?

НОЭЛЬ.    Так вот, твоя картина …принадлежит кисти Вермеера!

НИНУШ.  Ой, я разбила зеркало!

НОЭЛЬ.    Ты мое зеркало разбила.

 

 

 

                                    ЗАНАВЕС

 

 

 

 

                       

 

 

 

                     ВТОРОЙ АКТ

 

 

С поднятием занавеса на сцене только Франк. В одной руке у него телефонная трубка, в другой – аппарат, а подмышкой – метелка из перьев. Чувствуется, что он с большим напряжением ждет ответа своего абонента, опасаясь, что кто-то может войти и застать его. После первого акта прошло две недели. Утро. Занавески раздвинуты, и солнце освещает комнату.

 

ФРАНК  (говорит тихо и опасливо).  Пьеро, привет, это Франк. Да, знаю, но, если ты думаешь, что это легко… Старуха всё время у меня на хвосте… Нет, с другой всё нормально, она по-прежнему держит меня за горничную, но вот уже две недели, как нарочно, она не ходит в свою контору, из дома – ни ногой, что делает поиски затруднительными. Тем более, что совершенно немыслимо догадаться, где они прячут сейф. Полез в стенной шкаф в кабинете – а там - банки с вареньем в три ряда. Боюсь, если бы она  сама мне не сказала, мне бы  вовек не найти. Нет, не мне впрямую, а подружке своей, когда они пили чай, а я прислуживал. Чего? Ловушка? Сразу видно, что ты ее не знаешь. Она на это не способна…  Ах, нет! С приветом, но классная. Во всяком случае, я теперь – на верном пути…это лишь вопрос времени, и, думаю, это время стоит потратить.

 

                              За кулисами слышно, как Ноэль поет

                               «Тореадор, смелее в бой!»

 

ФРАНК.   22! Она идет!

 

Поспешно вешает трубку, принимаясь          вытирать пыль с телефона.

 

НОЭЛЬ  (входит, она всё слышала). Добрый день, Франк, не думала, что вы здесь.

ФРАНК.   Добрый день, Мадам. Хорошо ли Мадам спалось сегодня?

НОЭЛЬ    (прозаически). Как обычно.

ФРАНК.   Мадам не выспалась.

НОЭЛЬ.    Да, нет,  прекрасно выспалась, как всегда. Я сплю так крепко, что целый полк сурков в зимней спячке может мне позавидовать. Никогда у меня не бывает ни бессонницы, ни  кошмаров, и снотворного я ни разу не пробовала.

ФРАНК.   Нет никакого сомнения, что именно в этом секрет уравновешенности Мадам.

НОЭЛЬ.    Да, сама знаю, и всё-таки, Франк, вы свидетель, что при этом я не лишаю себя ни сытного обеда, ни кофе, ни виски, то есть, так называемых возбуждающих средств.

ФРАНК.   Не то слово. Мадам ничего себя ни лишает, особенно последнее время.

НОЭЛЬ.    И ничего мне не делается. Стоит мне добраться до подушки, и я сплю 10 часов без просыпу. Естественно, что утром я чувствую себя свежей, отдохнувшей, в прекрасной форме, с ясной головой.

ФРАНК.   Естественно.

НОЭЛЬ.    И как же при этом могу я впасть в нервную депрессию?

ФРАНК.   А Мадам непременно желает в нее впасть?

НОЭЛЬ.    В депрессию или во что-нибудь другое, я же не сектантка какая-нибудь, я – как все. Лишь бы, черт подери, выбраться хоть разок.

ФРАНК.   Мадам желает выбраться из чего?

НОЭЛЬ.    Из моего долга.

ФРАНК  (с беспокойством)  У Мадам имеются долги?

НОЭЛЬ.    Я в долгах, как в шелках.

ФРАНК.   Я не знал.

НОЭЛЬ.    Да нет же, знали. Все, кто сюда приходят, только об этом и говорят.

ФРАНК.   Я слышал другое: что у Мадам, напротив, необычайное везение.

НОЭЛЬ.    Ну да, везение. Поэтому и потребуется однажды за него заплатить. Это и есть мой долг.

ФРАНК  (с облегчением).  А! Мадам рассуждала теоретически.

НОЭЛЬ.   Да, что вовсе не отбирает у этого чертова долга практической возможности отравить мне жизнь. Механизм прост. Я перестала зарабатывать деньги, и, что еще ужасней, я начинаю воспринимать любую хорошую новость как неприятность, полагая, что и она будет включена в счет.

ФРАНК.   Не может быть!

НОЭЛЬ.    Клянусь вам! Да вот, не далее, чем вчера, мой званый вечер из-за этого был испорчен.

ФРАНК.   Что же случилось с Мадам на званом вечере?

НОЭЛЬ.    Я угадала трех  лошадей в трех заездах.

ФРАНК.    8-5-4?

НОЭЛЬ.    Именно в этом порядке.

ФРАНК.    Никто такого не ожидал.  Выигрыш был невероятный.

НОЭЛЬ.    Знаю, самый большой за последние три года.

ФРАНК.    Я не знал, что Мадам интересуется лошадями.

НОЭЛЬ.    Да не интересуюсь я ими. Правда, лет десять назад у меня была шубка из жеребенка, и это единственный мой контакт с лошадиным родом. Нет, я сыграла наобум, с единственной целью – проверить, не отвернулась ли от меня удача.

ФРАНК.    И что показала проверка?

НОЭЛЬ.    Один шанс из 17000! На меня свалилось пять миллионов. Я чуть не заплакала.

ФРАНК.    У Мадам нет никакой необходимости плакать.

НОЭЛЬ.    Ох, как начнет удача к тебе цепляться, так не отвертишься.

ФРАНК.    У Мадам  есть возможность посоветоваться со мной: я всегда проигрываю.

НОЭЛЬ.    Вам бы раньше  об этом сказать!

ФРАНК.    В следующий раз с большим удовольствием  готов служить Мадам советом.

НОЭЛЬ.    Ну, уж нет! Для меня всё кончено, я больше не рискую.

ФРАНК.    В таком случае, может быть, Мадам мною поруководит.

НОЭЛЬ.     О, я пользуюсь всегда только одним приемом: французские короли. К примеру, с этими заездами мне помог Людовик ХУ1. Он  родился в августе 1754. Вот и получается 8-5-4. Еще лучше с шифром моего сейфа: это дата рождения Людовика ХУ: февраль 1710. Получается 2-1-0.  Забавно, правда?

ФРАНК.    Во всяком случае, любопытно, потому что, как правило, люди используют дату собственного рождения.

НОЭЛЬ.    А у меня – короли. Величественный взгляд.

ФРАНК.    И, осмелюсь сказать, и выгодный для Мадам: пять миллионов, подумать только!

НОЭЛЬ.    Ах, не сыпьте соль на рану! Мне и без того не сладко!

ФРАНК.    Если Мадам будет страдать из-за того, что у нее нет никакого повода пострадать, так и в депрессию, пожалуй, удастся впасть!

НОЭЛЬ.    Но как скоро?

ФРАНК.    Мадам еще и спешит!

НОЭЛЬ.    Нельзя сказать, что у меня пассивный характер. Я должна заплатить? Ладно, согласна! Но тогда позвольте это сделать немедленно, чтобы больше уже об этом не думать. Чем раньше я от этого освобожусь, тем скорей смогу снова двигаться в обычном своем направлении. А  постоянное напряжение в ожидании грядущей катастрофы просто невыносимо: оно меня гнетет, я задыхаюсь, мне…

ФРАНК.    Иными словами, какая-нибудь крупная неприятность скорее  принесла бы Мадам удовлетворение?

НОЭЛЬ.    Она бы меня утешила, освободила.

ФРАНК.    Так можно это устроить!

НОЭЛЬ.    Я уже начинаю  сомневаться. Появился было лучик надежды, когда три недели назад Мадам Денуазё разбила мое зеркало, но потом ничего не произошло, ничего!

ФРАНК.    Но мадам Денуазё все же унесла Вермеера, принадлежащего Мадам.

НОЭЛЬ.    Это я так решила, думала, что этим разбужу лихо, поощрю его.

ФРАНК.    И ничто не дрогнуло в душе  Мадам при виде покидающего ее состояния?

НОЭЛЬ.    Ничто!  Ни малейшего сожаления, ни досады, вроде как «гляди-ка» или «ну, это уж…». Ничего! На меня это не произвело ни малейшего впечатления.

ФРАНК.    Мадам – удивительный человек.

НОЭЛЬ.    Да, нет, это нормально. У меня не было времени привязаться к этой картине, я купила ее у старьевщика, даже не разглядев, как следует, вместе со всяким хламом для моего загородного дома. Понимаете, это совсем не так , как если бы у меня … похитили, например, мои драгоценности.

ФРАНК.   Потому что Мадам привязана к своим драгоценностям?

НОЭЛЬ   (почти как рекламу товара). О, да! Во-первых, они стоят уйму денег, и это удачное помещение капитала. Преимущественно это большие камни, имеющие цену сами по себе, а не вследствие ювелирной обработки. В таком виде их гораздо легче перепродать при необходимости. И потом я и душою к ним привязана, к своим драгоценностям. Каждая из них – веха на моем пути к успеху.

ФРАНК.    И много ли таких вех поставила Мадам?

НОЭЛЬ.    О, да! Вначале каждый новый этап я отмечала белым камнем.

ФРАНК,    Лунный камень?

НОЭЛЬ.    Нет, нет, брильянт. В конце концов, самый прочный камень. Само собой, начиналось всё с маленького ручейка, а потом постепенно превращалось в речку, которая течет себе, течет и становится всё полноводней и полноводней…

ФРАНК.    Должно быть, Мадам сильно привязана к этой речке?

НОЭЛЬ.    Так ведь и она тоже привязана ко мне. Если бы вы видели, как она приникает к моей шее всеми своими брильянтами, так славно отшлифованными. Уверена, что у вас… она вызвала бы умиление.

ФРАНК.    Вне всякого сомнения. Я очень чувствителен к красивым вещам.

НОЭЛЬ.    А моя подвеска с большим изумрудом, как же я ее люблю! И как она меня заставила волноваться! Я  чуть было не потеряла ее однажды: из-за неудачно пришитой пуговицы. Представляете, пуговица на пиджаке одного господина, с которым я танцевала,  зацепилась за мою подвеску, и подвеска оборвалась и упала: вы не поверите, куда. За отворот его брюк (тогда носили с отворотами). И ни царапинки! Но все же, пока ее искали, я очень испугалась.

ФРАНК.    Можно понять. Терять драгоценности всегда досадно, даже когда есть другие. Думаю, что у Мадам имеются другие?

НОЭЛЬ.    Конечно, целое семейство жемчужин, например.

ФРАНК.    И велико ли семейство?

НОЭЛЬ.    О, ля, ля!

ФРАНК.    О, ля, ля!

НОЭЛЬ.    Послушайте, у меня их столько, и они такие огромные, что люди думают, будто они фальшивые. Но они – настоящие, и так сияют, так сияют! Я поступила просто: оправила тридцать две жемчужины в виде броши, и, когда  надеваю, никто не осмелится улыбнуться.

ФРАНК.    До такой степени!

НОЭЛЬ.    Клянусь вам. Она так и притягивает завистливые взгляды и, можно сказать, поглощает, гасит их.

ФРАНК.    Действительно.

НОЭЛЬ.    А моя диадема!

ФРАНК.    Из жемчуга?

НОЭЛЬ.    Да. Подарок одной американской миллиардерши. Однажды я ей сделала лифтинг в институте, в результате чего она стала моложе на двадцать лет. И она мне говорит: «Вы – фея» и надевает на голову диадему. Через три месяца она разводится и выходит замуж за друга своего сына, а две недели спустя…

ФРАНК.    Она потребовала назад свою диадему?

НОЭЛЬ.    Нет. Ее бывший муж прислал мне солитер в благодарность за то, что я избавила его от жены. Боже, как дороги мне все эти побрякушки. Плоды моих трудов. Я ношу их с гордо поднятой головой, особенно диадему, она не очень крепко держится. Не то, что пояс…

ФРАНК.    Пояс?

НОЭЛЬ.    Мой платиновый пояс!

ФРАНК.    Из платины?

НОЭЛЬ.    Настоящее чудо. Подарок моего первого воздыхателя. Безумец. Сорок пять лет… на сорок пять лет был старше меня. Где-то прочел, что один поклонник подарил Полер золотой пояс. Вы знаете Полер?

ФРАНК.    Да, звезда варьете.

НОЭЛЬ.    Танцовщица. – Он и вправду совсем молодой! – И ему захотелось сделать то же самое для меня. Но, конечно, мой пояс был побольше и покрепче. Потому что у Полер в талии  сорок восемь сантиметров, а у меня… нет.

ФРАНК.    Должно быть, огромных денег стоило?

НОЭЛЬ.    Огромных – не огромных, но в  кругленькую сумму это обошлось.

ФРАНК.    Теперь я понимаю, какое потрясение испытала бы Мадам, если бы пришлось расстаться с такими сокровищами.

НОЭЛЬ.    О, да, страшное потрясение. То есть, было бы страшное потрясение. Однако, материальное положение мое должно уж слишком сильно пошатнуться, чтобы я решилась их продать. Пока до этого не дошло. Или же… или же… их у меня должны украсть.

ФРАНК.    Само собой.

НОЭЛЬ.    Но к тому нет никаких предпосылок (Смеется, как над удачной остротой). Разве что вы, с вашими пальцами фокусника…

ФРАНК.    О! Как Мадам могла такое подумать!

НОЭЛЬ.    Перестаньте, Франк: если я шучу по этому поводу, так только потому, что испытываю к вам безграничное доверие. И, поверьте, если какому-нибудь невероятному случаю будет угодно, чтобы здесь было совершено ограбление, я не позволю полиции ни малейшего подозрения на ваш счет. Можете быть уверены.

ФРАНК.    Мадам чересчур добра.

НОЭЛЬ.    Дело не в этом: просто я знаю, с кем имею дело. Вы – очень симпатичный молодой человек и обладатель бесспорных достоинств.

ФРАНК.    Не все такого же мнения.

НОЭЛЬ.    Знаю, Мадам Алиса не испытывает энтузиазма по вашему поводу, но не придавайте этому значения: она страшно подозрительна. Особенно в отношении мужчин.

ФРАНК.    Я заметил.

НОЭЛЬ.    Но она ведь ничего плохого вам не сделала?

ФРАНК.    Нет, но я чувствую, что она за мной постоянно следит, за малейшим моим движением, уже давно. Это очень неприятно.

НОЭЛЬ.    Разумеется, это должно вас стеснять… в вашей работе. Правильно сделали, что  мне сказали. Я попрошу ее впредь предоставить вам больше свободы, больше инициативы. Постойте, я сейчас же ей и скажу.
            ФРАНК.   Но мадам Алисы нет дома.

НОЭЛЬ.    Нет дома? Как такое могло случиться? Она ведь никогда никуда не выходит.

ФРАНК.    Поручила вам сказать, что у нее срочное дело.

 

                                  Звонит телефон. Франк снимает трубку. Слышно, как Нинуш громко говорит в трубку: «Алло, Ноэль!». Франк молча передает трубку Ноэль.

 

ФРАНК.    Мадам Денуазё.

НОЭЛЬ.    Вы отлично усвоили правила этого дома!

ГОЛОС НИНУШ  (она в крайнем  возбуждении).  Ноэль, Ноэль, ты меня слышишь?

НОЭЛЬ  (в трубку)  Подожди минутку  (Франку)  Это надолго, приготовьте мне, пожалуйста, чай.

ФРАНК.    Масло, круассан?

НОЭЛЬ.    Да, но прибавьте еще апельсиновый конфитюр. Он в стенном шкафу в кабинете. Последний ряд.

ФРАНК.    Слушаюсь, Мадам  (уходит).

НОЭЛЬ    (прикрывает трубку рукой).  Больше ни слова. А то он заподозрит неладное. Лишь бы только он вспомнил дату рождения Людовика ХУ!   (в трубку). Ну, что случилось? Нинуш! Будь добра, не говори так громко, а то я ничего не могу разобрать  (Мягко). Да, так лучше, так и продолжай  (Завопила). Что-что? Не может быть! Этот Вермеер?  Украден из музея?   (Нервный смех). Ну, да, я ставлю себя на твое место. Поэтому и нахожусь в подобном состоянии. Они, по крайней мере, не обращались с тобой грубо? Ах, какая неприятность! А если бы…  Но в тюрьму-то они тебя не засадят? И на том спасибо. Опомниться не могу. Послушай, а ты не хочешь подключить меня к этому делу, что-нибудь мне поручить? Нет. Отлично! Мне нечего бояться. Абсолютно. Да, да, спасибо, спасибо, ты очень любезна. Я позвоню. Или ты позвонишь. Созвонимся. До свидания, Нинуш. Да, да. Очень тебе сочувствую (Кладет трубку). Опять я в счастливчиках!

ФРАНК  (входит  подносом).  Вот ваш чай, Мадам.

НОЭЛЬ.    Поставьте, я не голодна.

ФРАНК.    У Мадам снова хорошие новости?

НОЭЛЬ.    И весьма серьезные! Вермеер, которого я отдала Мадам Денуазё, … оказался краденым.

ФРАНК.    Краденым? Значит, ее обвиняют в хранении краденого!

НОЭЛЬ.    Вот именно!

ФРАНК.    Немедленное изъятие предмета, штраф, а, возможно, и тюремное заключение, в случае, если она не сможет назвать продавца или предоставить товарный чек.

НОЭЛЬ.    Что в вас хорошо, так это понимание с полуслова.

ФРАНК.    Но для нее это катастрофа!

НОЭЛЬ.    Да, для нее из-за моего Вермеера. Ибо не следует забывать, что Вермеер-то мой. Я его выбрала, я за него заплатила, я отдала в реставрацию, а неприятности – у нее. Несправедливо! Я бы даже сказала – нарушение моих прав.  Меня, а не ее, должны были сегодня утром вытащить из постели ради встречи с угрюмым полицейским комиссаром, который меня, а не ее должен был замучить своими коварными вопросами и подозрительными взглядами, предназначенными злоумышленнику. То унижение, которое она сегодня пережила, следовало испытать мне. Равно как и показания, которые ей предстоит дать,  шушуканье консьержки с соседями по ее поводу, позорное ожидания в коридорах полицейского участка. И стыд, который ей предстоит ощутить от всего этого. Это мой стыд! А, учитывая, что она, так же, как сделала бы и я на ее месте, уже расхвасталась перед всеми друзьями своей чудесной находкой, своим потрясающим приобретением, кто же должен иметь в результате дурацкий вид, рассказывая продолжение чудесной истории? Снова она, вместо меня! Она, а не я, станет посмешищем.   Наконец, поскольку у нее было время привязаться к моему Вермееру, она не сможет удержаться от слез, видя пустое место на стене, где он только что висел. И мало того, что всё это будет происходить у меня под носом, я должна буду еще ее и утешать, а она еще будет завидовать моему везению. О, нет!

ФРАНК.    Мадам не стоит так  убиваться!

НОЭЛЬ.    Знаю, всё проходит.

ФРАНК.    И хорошую погоду сменяет дождь.

НОЭЛЬ.    Постучим по дереву  (склоняется над подносом, чтобы коснуться дерева, и замечает горшочек с конфитюром).  Ой, на горшочке пыль.

ФРАНК.    А я и не заметил.

НОЭЛЬ.    Да вот же она. Кстати, в том стенном шкафу вообще пыльно, и, если у вас нет более срочных дел, надо бы вытереть там пыль. Но как следует, по всем углам, как Мадам Алиса вас учила.

ФРАНК.    Надо сказать, я многому здесь у вас научился. И в разнообразных областях – хозяйство, история Франции…

НОЭЛЬ.    Да, верно! Вы хоть хорошо выучили урок?

ФРАНК.   О, да! Людовик ХУ1. Тройная комбинация 8-5-4. И Людовик ХУ. Эээ…

НОЭЛЬ.    Ну, это же так легко запомнить: 2-1-0. Ступайте! Хватит на сегодня! А то еще запутаетесь!

ФРАНК.    Мадам совершенно права.

НОЭЛЬ.    И побыстрей, и везде хорошенько, Франк.  Полагаюсь на вас.

ФРАНК.    Мадам может полностью на меня положиться.

НОЭЛЬ  (одна).  Думаю, что в этом направлении надежда имеется. Но правда и то, что со мной всегда следует быть настороже: вдруг код не сработает – чего-нибудь там заест, или Франк внезапно получит апоплексический удар перед сейфом. Ладно, не будем отчаиваться. Предположим худшее: ему не удастся украсть мои драгоценности, но даже и тогда у меня остаются фининспекторы. И  это уж люди, на которых можно положиться, которые уж точно не подведут в последнюю минуту  (менее убежденно).  Точно не подведут. Странно,  однако, что они до сих пор никак не проявились  (смотрит в календарь). Сегодня 12-ое, да, а письмо мое ушло… Когда же я его отправила? Когда же это я на себя донесла? 7-го? Нет, наверное, 8-го. Не помню уже. Если 7-го, они  должны были уже объявиться. Если 8-го, то и тут уже пора бы им поторопиться.

АЛИСА.    Добрый день, Ноэль. У меня для вас хорошая новость.

НОЭЛЬ.    Ладно, хорошо,  но чуть погодя, Алиса. Мне надо срочно позвонить в магазин.

АЛИСА.   Как раз сейчас этого делать не следует!  

НОЭЛЬ.    Почему не следует?

АЛИСА.    Они там сбились с ног.

НОЭЛЬ  (отставляет телефон).  Вот как!   (В сторону). Фининспекторы!

АЛИСА  (продолжая начатый разговор).  Я только что проходила мимо и увидела такую толкотню, что решила вернуться и спросить, что происходит.

НОЭЛЬ.    А, значит, они там?

АЛИСА.    Вы знали, что они должны прийти?

НОЭЛЬ.    Ну да, … слух прошел.

АЛИСА.    Вы должны были предупредить Мадам Берт!

НОЭЛЬ.    Ну, уж нет! В таких случаях лучше никак не вмешиваться.

АЛИСА.    И тем не менее! Бедняжка так перенервничала! Чуть ли не в обмороке.

НОЭЛЬ.    До такой степени?

АЛИСА.    Даже и представить себе не можете: они пришли прямо с утра, к открытию.

НОЭЛЬ.    Много их было?

АЛИСА.    Я не считала, но как будто не меньше тридцати.

НОЭЛЬ.    Надо же, явились полным составом.

АЛИСА.    Трудно себе представить, какое смятение охватило оба этажа магазина.

НОЭЛЬ.    Представляю, представляю. Где бы они ни появлялись, начинается настоящая паника.

АЛИСА.    И до чего же наглые люди!

НОЭЛЬ.    Ну да, ну да! Повсюду совали свой нос, всюду рылись?

АЛИСА.    Даже в сауну!

НОЭЛЬ.    В сауну! Ну, мы действительно попали на дотошных!

АЛИСА.    Не то слово! Ничего не забыли, всё хотели видеть!

НОЭЛЬ.    Стоит попасть к ним в лапы, так и не вырвешься.

АЛИСА.    И хуже всего то, что еще и следовало их поблагодарить.

НОЭЛЬ.    Ну, уж нет, увольте, мы не обязаны.

АЛИСА.    А как же! Если мы хотим, чтобы они вернулись.

НОЭЛЬ.    Это уж слишком, одного раза вполне достаточно.

АЛИСА.    Дело в том, что они понимают всю ответственность, на них возложенную.

НОЭЛЬ    (удивлена).  Потому что знают свое дело?

АЛИСА.      Можно сказать и так! Кстати, они очень удивились, что вы не пришли с ними встретиться.

НОЭЛЬ.    Каковы претензии!

АЛИСА.    Привыкли, что повсюду с ними носятся, заигрывают.

НОЭЛЬ.    Заигрывают с налоговой полицией?

АЛИСА.    При чем здесь налоговая полиция?

НОЭЛЬ.    Но вы же сказали!

АЛИСА.    Я говорила о налоговой полиции?

НОЭЛЬ.    Но эти люди в моем магазине, которые всюду совали свой нос, посеяли там всеобщую панику…

АЛИСА.    Это были фотографы. А вовсе не налоговая полиция.

НОЭЛЬ.    Фотографы?

АЛИСА.    Да! Уж и не знаю, каким образом, но им стало известно, что сегодня утром  в ваш институт должна приехать Жаклин Кеннеди, и они все охотились за своим кадром века.

НОЭЛЬ.    А она, что, тоже была там?

АЛИСА.    Не то слово! И плюс ко всему  вы увидите, какую рекламу, заметьте, бесплатную, она вам сделала!

НОЭЛЬ.    Пожалуй, я теперь смогу заполучить новую клиентуру.

АЛИСА.    Вне всякого сомнения! Но скажите, я вдруг подумала, почему вы решили, что в магазин приходила налоговая полиция?

НОЭЛЬ.    Не знаю, просто пришло в голову, и всё.

АЛИСА.    Потрясающе, невероятно.

НОЭЛЬ.    Но почему? У меня ведь есть интуиция,  иногда, правда, она меня  подводит, как видите.

АЛИСА.    В том-то и дело, что не подводит.

НОЭЛЬ.    То есть?

АЛИСА.    Не хотела с вами об этом говорить, потому что, между нами говоря, предмет довольно деликатный…

НОЭЛЬ.    Что такое?

АЛИСА.    Антуан, мой сын…

НОЭЛЬ.    Ну да, мой брат.

АЛИСА  (смущена).   Сводный…Сводный брат… Короче, вы не знали, но он состоит в оперативной бригаде налоговой полиции. Как раз в той, что занимается торговлей предметами роскоши.

НОЭЛЬ.    Не может быть!

АЛИСА.    Может! Потому-то у вас никогда и не бывали фининспекторы. И представьте себе, что три дня назад он получает подметное письмо против вас.

НОЭЛЬ.    Именно он?

АЛИСА.    В том-то и фокус! Письмо пришло к его коллеге, который в этот день занимался подвеской своего автомобиля. И, чтобы оказать ему услугу, Антуан забрал его почту.

НОЭЛЬ  (на грани нервного срыва).  Стойте, стойте! Давайте успокоимся и проанализируем ситуацию. Если бы какой-то придурок не въехал в машину коллеги Антуана, а Антуан не оказался там, где оказался, у меня бы сегодня была налоговая полиция.

АЛИСА.    Само собой! Было бы слишком очевидно, и он не смог бы помешать.

НОЭЛЬ.    Папочка мой, папа! Если бы ты знал!

АЛИСА.    Да знает он!

НОЭЛЬ.    Что же мне теперь делать?

АЛИСА.    Ничего, и, главное, никаких благодарностей!

НОЭЛЬ.    Мне привалило невероятное счастье, а я даже не могу сказать спасибо?

АЛИСА.    Слишком уж вы чувствительны. Не думайте об этом. Лучше примерьте ваше дивное манто, сразу станет веселей.

НОЭЛЬ.    Какое манто?

АЛИСА.    Пальто из норки. Оно здесь. Я только что принесла его от господина Шастеля. Он позвонил сегодня утром и сказал, что оно готово.

НОЭЛЬ.    Не мог послать с доставкой?

АЛИСА.    Нет! Служащий, работающий на доставке, вот уже два дня,  как болен.

НОЭЛЬ.    Совершенно незачем было вас беспокоить. Андре бы и сам принес. Он же сегодня обедает у нас?

АЛИСА.    Да, да, но ему хотелось порадовать вас при пробуждении. Вы же его знаете: заботливый, деликатный.

НОЭЛЬ.    О, да, он очень милый.

АЛИСА.    Больше, чем милый. Лично я никогда в жизни не встречала такого человека, как он, кроме вашего отца, разумеется,  которого, кстати говоря, он мне напоминает.

НОЭЛЬ.    Мне тоже.

АЛИСА.    К сожалению, как это всегда бывает, таких людей оценивают  по заслугам лишь после смерти.

НОЭЛЬ.    Наверное, вы правы.

АЛИСА.    Разумеется, права. Так вы пойдете взглянуть на манто?

НОЭЛЬ.    Я мерила его позавчера, когда оно было почти готово, так что сюрприза не получится.

АЛИСА.    А я, так уверена, что кое-что вас удивит.

НОЭЛЬ.    Наверное, кабошоны, они хороши!!!

АЛИСА.    Изумительно всё вместе. С вашим красным платьем будет потрясающе.

НОЭЛЬ.    Примерю его на кимоно, и вы увидите, что и с ним неплохо.

                                         Уходят

 

ФРАНК.    Черт, черт, черт!   (Идет к телефону и начинает набирать номер). Понять не могу. Или она действительно с приветом, или уж очень сильна. Должно быть, все же чокнутая, Если только не слишком сильна  (говорит в трубку). Алло, Пьеро,  у нас неприятности! Да нет, это Франк, я же говорю – неприятности. Я как раз его открыл: сейф пуст. То есть полно футляров, но все – пустые. Ничего, ничего, ничегошеньки. Должно быть, куда-то переложила, а где это всё – может, и не помнит. Чего? Нас кто-то опередил? О, мне это даже в голову не пришло. Но она же подумает, что это я! Ну, дела, только этого не хватало. Само собой, что я должен остаться. Сбежать – значит признаться. И в любом случае я хочу это выяснить. Да, буду держать тебя в курсе. Чао, а вот и она.

 

                                        Устремляется к подносу, чтобы его убрать

 

НОЭЛЬ  (входит в черном платье, вместе с Алисой).  Ну, что, мой дружок, закончили вы уборку шкафа с конфитюром?

ФРАНК.    Да,  закончил.

НОЭЛЬ.    Быстро. Пойду взгляну.

ФРАНК  (ему неловко).  Но…

НОЭЛЬ.    Пойдите пока приберитесь в моей спальне. Дайте-ка мне поднос. Я отнесу его в кабинет  (принимает поднос из рук Франка).  И берегитесь, если работа сделана некачественно.

 

                                            Выходит

 

ФРАНК.    Нет, все-таки она сумасшедшая!

 

                                            Делает шаг по направлению к спальне, потом возвращается,  вроде бы, чтобы подслушать у двери в кухню.

 

АЛИСА  (входит).  Куда это вы крадетесь?

ФРАНК.    Я не крадусь, я шел в спальню.

АЛИСА.    Пятясь задом? Спальня же у вас за спиной.

ФРАНК.    Нет… Я хочу сказать, что я собирался проверить, все ли пепельницы здесь чистые.

АЛИСА.    А, вы действительно не пасуете перед работой.

ФРАНК.    Стараюсь.

АЛИСА.   Ступайте, ступайте! Я сама займусь пепельницами. А также   и цветами, которым вы не поменяли воду,  столовым серебром, которое вы не почистили, бокалами, которые вы не достали, а уж потом и адвокатами.

ФРАНК  (который направляется к спальне, смиренно принимая упреки, внезапно живо реагирует).  Какими адвокатами?

АЛИСА.    Я имею в виду авокадо с креветками на закуску. Вы ведь не способны их приготовить.

ФРАНК.    Ах, вот что!   (Выходит).

АЛИСА.   Всё приходится делать самой. Покупки, уборка, готовка… Черт!.. А пирожные. Начнем, не теряя времени… Где у нас кирш?

НОЭЛЬ.    Да, мальчик отличный. Всё чистенько. Не осталось даже… (замечает Алису). Вон оно что, вы теперь принимаете свой аперитив тайком?

АЛИСА.    Что вы! Я ищу кирш для пирожных.

НОЭЛЬ.    Нет больше ни капли, я вчера его прикончила.

АЛИСА.    Тогда малиновый ликер!

НОЭЛЬ.    С ним покончено позавчера. Мой организм в данное время совершенно обезвожен. Приходится много пить.

АЛИСА.    Ладно. Но что же мне тогда сделать?

НОЭЛЬ.    Ромовую бабу. Ром еще остался.

АЛИСА.    Ну, нет, я обещала господину Шастелю его любимое пирожное, и я его сделаю.

НОЭЛЬ.    Тогда я  вижу только один  выход из создавшегося положения.

АЛИСА.    Я тоже: пойду за киршем в магазин. Но эту бутылку буду запирать  (Уходит).

НОЭЛЬ  (одна).  Бедная Алиса! Вполне могла бы спрятать свою бутылку и в сейфе, чтобы его хоть чем-то заполнить. Он такой теперь пустой, такой пустой. Нет, Алиса определенно права: только когда лишаешься того, что любишь, понимаешь, как сильно  любил.

АНДРЕ  (входит).  Здравствуй, Ноэль.

НОЭЛЬ.    Как ты вошел?

АНДРЕ.    Через дверь.

НОЭЛЬ.    Разве у тебя есть ключ?

АНДРЕ.    Нет, не волнуйся, я не преступил границ твоей личной жизни. Алиса как раз выходила и открыла мне дверь  (показывая на бутылки в его руках). Куда это можно поставить?

НОЭЛЬ.    Ой, извини, пожалуйста  (зовет).  Франк!

АНДРЕ  (передавая ей бутылки).  Осторожно, ему очень много лет!

НОЭЛЬ.    Франку?

АНДРЕ.    Нет, вину.

ФРАНК  (входит). Мадам меня звала?

НОЭЛЬ.     Да, Франк, отнесите это всё в кабинет, пожалуйста.

ФРАНК.    Хорошо, Мадам.

АНДРЕ.    И проследите, чтобы оно приняло комнатную температуру. Это настоящий поммар.

НОЭЛЬ.    Можешь вполне на него положиться. Он хорошо делает всё, за что берется.

АНДРЕ.    Ты любишь поммар?

НОЭЛЬ.    Прекрасная была идея – принести поммар! Он поднимет мне настроение.

АНДРЕ  (ему смешно).  Что я слышу?! Ты нуждаешься в поднятии настроения?! Впервые сталкиваюсь!

НОЭЛЬ.    Впервые это и случается.

АНДРЕ.    Надеюсь, не моя безделушка  расстроила тебя до такой степени?

НОЭЛЬ.    Твоя безделушка?

АНДРЕ.    Пакетик, который я положил в карман твоего манто.

НОЭЛЬ.    Я не видела.

АНДРЕ.    Разве Алиса тебе не сказала?

НОЭЛЬ.    Нет!.. Впрочем. Припоминаю. Что-то она говорила про сюрприз. Наверное, об этом.

АНДРЕ.    А манто тебе понравилось?

НОЭЛЬ  (из-за кулис).  Чудесное! И подкладка – просто чудо. Придется часто снимать манто, чтобы продемонстрировать подкладку.

АНДРЕ.     И пуговицы подходящие?

НОЭЛЬ.    Просто изумительные!   (возвращается).    И шикарные, и строгие одновременно  (показывая на принесенный футляр).  Как и это.

АНДРЕ.    Тебе действительно  нравится?

НОЭЛЬ.    Очень, очень, правда.

АНДРЕ.    Это пустяк. Ты можешь его принять, не принимая при этом никаких обязательств.

НОЭЛЬ.    Ладно. Видишь ли, я думаю, что сегодня я вполне могла бы принять и нечто более значительное.

АНДРЕ.    Сказано - сделано!

НОЭЛЬ.    Я пошутила, но ты и представить себе не можешь, какое огромное удовольствие доставила мне эта безделушка.

АНДРЕ.    По сравнению с твоими драгоценностями она – просто пустяк.

НОЭЛЬ.    Ах, мои драгоценности!

АНДРЕ.    Они превосходны! Я только что снова ими любовался.

НОЭЛЬ.    Как это снова любовался? Когда?

АНДРЕ.    Перед тем, как запереть их в свой сейф. Когда Алиса мне их передала.

НОЭЛЬ.    Не может быть, ты шутишь. Алиса сегодня утром никуда не выходила и не могла передать тебе драгоценности.

АНДРЕ.    Ошибаешься! Она принесла их ко мне в магазин, потому что там сейф снабжен новейшей системой безопасности.

НОЭЛЬ.    Волшебный сон!

АНДРЕ.    Я думал, ты в курсе.

НОЭЛЬ.    Первый раз слышу! Алиса действовала по своей инициативе, ни о чем меня не предупредив.

АНДРЕ.    В любом случае, она поступила правильно. Твой камердинер  не слишком внушает мне доверие. Как и ей. И пока он здесь, твоим драгоценностям лучше находиться в другом месте.

НОЭЛЬ.    Стало быть, их не украли?

АНДРЕ.    А ты думала, что украли?

НОЭЛЬ.    Ну да. Я только что пошла проведать мой сейф, и он оказался пустым.

АНДРЕ.    Ах, бедная моя, как же ты расстроилась!

НОЭЛЬ.    Расстроилась ужасно! Всё было залито слезами – горло, глаза, щеки.

АНДРЕ.    А теперь снова всё в порядке.

НОЭЛЬ.    Вовсе нет!

АНДРЕ.    Как? Ты не рада узнать, что твои драгоценности не украдены?

НОЭЛЬ  (нехотя).  В некотором смысле и рада…

АНДРЕ.    Ты просто не можешь еще оправиться от потрясения, но, поверь, стоит тебе снова увидеть твои украшения, они тебя обрадуют пуще прежнего, именно потому, что считала их потерянными навсегда.

НОЭЛЬ.    О, да! Уверена! Они принесут мне теперь дополнительную радость! Я уже предчувствую…  речка снова ляжет в свое русло… мой изумруд… жемчужная семейка… мой солитер, пояс. Боже, как же я стану их любить. Как же я счастлива!

АНДРЕ.    Ну, видишь!

НОЭЛЬ.    Придется всё начинать сначала.

АНДРЕ.    Ты о чем? Что начинать сначала?

НОЭЛЬ.    Тебе не понять. Никто не может меня понять. Я в полном одиночестве.

АНДРЕ.    Ты сама не знаешь, что говоришь. Я же с тобой, и, пока я здесь, я буду делать всё, чтобы у тебя не было никаких забот.

НОЭЛЬ.    Знаю.

АНДРЕ.    Тогда умоляю, доверься мне, и я  всегда приду тебе на помощь.

НОЭЛЬ.    Ты не в силах мне помочь.

АНДРЕ.    Используй меня без колебаний, я буду только счастлив!

НОЭЛЬ.    Алиса права: нет такого второго, как ты.

АНДРЕ.    Я уже устал тебя в этом убеждать!

НОЭЛЬ.    Ты щедрый, умеешь прощать, неглупый, у тебя есть средства. Это не достоинство, но и не недостаток. Ты представляешь собой тот редчайший и желанный тип мужчины, рядом с которым женщина чувствует себя защищенной. У тебя всегда с собой и мелочь, если надо дать чаевые, и зонтик, если идет дождь, и таблетка, если мучает кашель. Ты умеешь дарить не только розы, но и другие цветы, угощать не только каштанами в сахаре, но и другими сладостями, приносить не только те духи, которые не годятся и не нужны. Ты не видишь  хорошеньких женщин на улице, когда смотришь на них; когда видишь, говоришь, что они тебе не нравятся, а когда так говоришь, говоришь правду. Ты не проверяешь счета в ресторане. Никогда не отказываешься ни куда-нибудь пойти, ни остаться дома. Ты удивительно умеешь слушать. Вот как сейчас! И вместе с тем твои слова весомей молчания. Ты меня любишь. У тебя масса достоинств. Я буду по тебе скучать.

АНДРЕ.    Ты что, уезжаешь?

НОЭЛЬ.    Нет, мы расстаемся.

АНДРЕ.    Клянусь, твой юмор иногда до меня не доходит.

НОЭЛЬ.    Я не шучу. Сегодня мы видимся в последний раз.

АНДРЕ.    Ты с ума сошла!

НОЭЛЬ.    Нет!

АНДРЕ.    Есть только два варианта: либо ты шутишь, либо лишилась рассудка! И поскольку на шутницу ты в данный момент не похожа, стало быть, сошла с ума.

НОЭЛЬ.    Нет, у меня есть причины.

АНДРЕ.    Чрезвычайно любопытно было бы их узнать.

НОЭЛЬ.    Послушай, Андре. Ты только что обещал сделать всё, что угодно, если мне потребуется твоя помощь. Так вот, если ты уйдешь, ты мне поможешь.

АНДРЕ.    Помогу в чем?

НОЭЛЬ.    Поможешь освободиться от идеи, которая становится навязчивой. Не расспрашивай меня, больше я ничего не скажу.

АНДРЕ.    Нет нужды, я понял.

НОЭЛЬ.   А!

АНДРЕ.    Ты боишься, что не дашь мне счастья? Так ведь?

НОЭЛЬ.    То есть…

АНДРЕ.    Нет нужды лгать, я тебя знаю. Тебе прекрасно известно, что у меня врожденное призвание к браку – как у других бывает призвание к авиации или к театру – что я хочу,  страстно желаю обрести очаг, стабильную жизнь, короче,  мечтаю лишь об одном: жениться на тебе. Однако, ты знаешь, всегда знала и то, что никогда не выйдешь за  меня замуж. И моя настойчивость, неловкая и всё более назойливая, тебя тяготит, стесняет, от нее-то тебе и хочется освободиться, не так ли?

НОЭЛЬ.    Думаю, ты прав.

АНДРЕ.    Разумеется! И плюс ко всему, ты боишься испортить мне жизнь, полагаешь, что не имеешь права меня удерживать, лишать меня возможности встретиться с женщиной моей маленькой буржуазной мечты, тебя мучат угрызения совести. И от них ты тоже хочешь освободиться.

НОЭЛЬ.    Ну что ж, не отрицаю! Уф! Я рада, что ты всё понял сам. Боюсь, что я бы не сумела так хорошо всё объяснить.

АНДРЕ.    Так иди же ко мне, чудовище!  Всё это глупости! Важно лишь то, что мне с тобой хорошо. Хочешь моего счастья? Ни с кем другим оно не возможно. Забудь про угрызения совести, а я клянусь, что никогда ничего от тебя не потребую. Ты вовеки от всего освобождена.

НОЭЛЬ  (в большом волнении).  Ох, никогда не думала, что так трудно быть несчастной.

АНДРЕ.    Ну что ты мечешься? Теперь всё в порядке.

НОЭЛЬ.    Нет, не всё.

АНДРЕ  (улыбаясь)  После всего сказанного настаиваешь на разрыве?

НОЭЛЬ.    Да! Больше, чем когда бы то ни было.

АНДРЕ  (серьезно).  Тогда, Ноэль, ты что-то от меня скрываешь.

НОЭЛЬ.    Да, но попытайся понять сам, раз уж ты так хорошо во всем разбираешься.

АНДРЕ.    Ты от меня скрываешь не что-то, а кого-то.

НОЭЛЬ.    Да, это так. Можешь мне это простить?

АНДРЕ.    Нет, никогда.

НОЭЛЬ.    Так это так!

АНДРЕ.    Другой мужчина в твоей жизни?

НОЭЛЬ.   Да, высокий брюнет, атлетически сложен, горящий глаз, бархатная улыбка, а в петлице – василек.

АНДРЕ.    Тот самый, о котором ты мне говорила месяц назад?

НОЭЛЬ.    Ну да, ну да.

АНДРЕ.    Ты тогда не шутила?

НОЭЛЬ.    Конечно, нет.

АНДРЕ.    Я его знаю?

НОЭЛЬ.    Конечно, нет!

АНДРЕ.    Не может быть, чтобы я ничего не замечал! Ты не умеешь врать!

НОЭЛЬ.    Этому можно быстро научиться.

АНДРЕ.    Да где же вы познакомились?

НОЭЛЬ.    На танцевальном вечере у Регины.

АНДРЕ.    Жанр понятен: веселый полуночник, завсегдатай ночных заведений.

НОЭЛЬ.    Да!

АНДРЕ.    Разумеется, плэй-бой?

НОЭЛЬ.    Да!

АНДРЕ.    Прожигатель жизни и донжуан?

НОЭЛЬ.    Да!

АНДРЕ.    Господин с особым призванием к холостяцкой жизни.

НОЭЛЬ.    Да!

АНДРЕ.    Понятно! Это худшее, что могло произойти с тобой, и лучшее, что могло произойти со мной. Могу спать спокойно.

НОЭЛЬ  (довольна).  Правда?

АНДРЕ.    О, уверяю тебя!  Насколько я страдал бы оттого, что ты меня бросаешь ради человека, который мог бы составить твое счастье, настолько мне смешно при мысли о типе, который максимум на что способен, так это  привести тебя в состояние обалдения.

НОЭЛЬ.    Так ты не страдаешь?

АНДРЕ.    Нет! Даже странно и удивительно, до какой степени не страдаю. Впрочем, может, и не странно вовсе. Страдаешь ведь из-за того, кого любишь, и, следовательно, уважаешь. А я вдруг перестал тебя уважать. Ты лишилась своего пьедестала и пополнила жалкие ряды тебе подобных, которые способны бросить настоящего, любящего мужчину ради глянцевой журнальной обложки. Стала, как все эти идиотки, которые начинают рыдать и биться головой о стену, когда их бросят, как наскучившую игрушку.

НОЭЛЬ.    О, Андре!

АНДРЕ.    И сколько потом слышишь признаний от этих раньше времени постаревших, потерянных женщин, одиноких, безнадежно одиноких! Как они потом плачут над своими безумствами и сожалеют о верном спутнике, с которым могли бы провести мирные и счастливые дни.

НОЭЛЬ.    О, да! Я буду о тебе сожалеть.

АНДРЕ.    Только слишком поздно! Будет поздно. Запомни хорошенько: раз покинув этот дом, я никогда, слышишь, никогда в него не вернусь. Сколько бы ты не плакала, не вздыхала, не звала, не раскаивалась, не угрожала и не принимала снотворного, ноги моей здесь не будет!

НОЭЛЬ.    Никогда, никогда?

АНДРЕ.    Никогда, разве что под руку с какой-нибудь счастливой женщиной, чтобы показать тебе, от какого счастья ты отказалась.

НОЭЛЬ.    Ну, да, это совсем другое дело.

АНДРЕ.    И, прежде чем я уйду навеки, знай, что все эти глупости, вроде «Останемся друзьями – Если тебе понадобится моя жизнь…- Будь счастлива» - не для меня. С этой самой минуту я тебе больше не друг. Если я тебе понадоблюсь, меня рядом не окажется. И главное, главное, я счастья тебе не желаю.

 

                                           Уходит, хлопнув дверью

 

НОЭЛЬ  (одна).  На сей раз, я получила сполна. Дальше некуда. Мой чек оплачен. Я становлюсь покинутой женщиной, которую станут жалеть и над которой станут посмеиваться, женщиной одинокой, безнадежно одинокой, одинокой у себя в доме, одинокой в других домах, одинокой в театре. И вечно у меня не будет мелочи для чаевых билетерше, а в антракте никто не принесет конфет и не раскроет большого зонтика на выходе, и не накроет ласково мою руку своей… Конечно, порою меня это стесняло, да и рука затекала…  И потом я не слишком люблю этих публичных демонстраций… Но в конечном итоге, всё же это было приятно, то есть не было неприятным. И теперь всё кончено! Покончено и с ожиданием его телефонных звонков, без всякого повода, в  любое время суток. Боже, сколько же раз он меня доставал из ванной или не давал посмотреть передачу по телевизору. Покончено с нашими романтическими поездками в Довиль, с долгими, долгими неторопливыми прогулками по пляжу, под дождем и на ветру. Как же я мерзла там! А на следующий день все мышцы болели. Но это было здорово. Теперь же, без него, я себя знаю, ни за что не выберусь на воздух и зачахну, как цветок без воды. А цветы! И цветов больше не пришлет. А посылал целыми садами! Кстати, часто мне и ставить их было некуда. И как нарочно ни одна ваза не подходила по размеру: то слишком большие, то слишком маленькие. Смешно, правда? Нет, что я такое говорю: вовсе не смешно. Голова совсем не варит. Как будто в ней – зияющая пустота… Может, от голода? Да, ведь пора обедать, а его не будет, и никто не отнимет у меня тартинки с маслом. Могу есть сколько влезет… А после обеда и выпить капелюшечку для пищеварения и за здоровье отсутствующих, за его здоровье. Само собой, если бы он был здесь, ни тебе… (поднимает локоть), ни  (делает жест, как будто падает гильотина).  Зато были бы эти «Раз! Два! Раз! Два!» и  (делает глубокие вздохи).  Конечно, не будет цветов, но я и сама могу их купить, так же, как конфеты и зонтик. Не будет мелочи, её никогда у меня не бывает. Вот чего мне не будет хватать  (смеется). Только мелочи и не будет хватать. Ах, ах, не будет ни гроша! Ах, ах, не будет ни гроша!   (Эти «ах» она начинает со смехом, а заканчивает рыданиями).  Ужасно! Я совсем не страдаю. И ничуть не чувствую себя несчастной. Наоборот, чувствую… чувствую себя в форме… Но, черт возьми! Счет-то этот так и будет маячить впереди. Как только подумаешь, сколько всего надо компенсировать… Потому что, кроме всего, о чем они говорили, есть и чего они не знают, удачи, о которых они даже не подозревают.  Штрафы, например. Вы скажете, это ерунда, но всё же ни разу не заплатить штрафа…. Только и слышишь, как вокруг все жалуются: «меня опять в этом   месяце выставили на 15 или 20 или 30 000 франков». Я всегда отвечаю: «Ах, и меня тоже!», чтобы быть, как они, потому что мне стыдно. Но это же неправда. И все-таки я – такая же, как все.  Иногда я въезжаю под запретительные знаки, правда, нечасто, потому что почти всегда нахожу место для стоянки там, где никто найти не может. Стоит мне подъехать, как какая-нибудь машина отъезжает. Но об этом я тоже никогда не рассказываю. Это как банки с крабами. Вечером, перед сном, когда весь дом уже спит, я поднимаюсь и съедаю здоровенную банку крабов. Вы скажете, что я легкомысленна, но… я это обожаю. Нет более тяжелой пищи, особенно в это время. Ну, а мне всё сходит с рук. Сплю, как убитая. Ужасно, знаете ли!  Так, пожалуй, и поверишь, что отмечена печатью с рождения. Кстати, с рождения всё и началось. Родилась я в Рождество, среди всеобщего веселья и семейного ликования, ибо меня ожидали не девять месяцев, как всех младенцев, а целых десять лет. Десять лет неутоленной нежности, десять лет обманутых надежд витали над моей колыбелью. А через двадцать месяцев появился на свет мой брат, 16-го августа, в разгар летних отпусков, в полном смятении: ни одного врача в Париже. Нет, нет, не спорьте, говорят вам, я меченая. Вы же видите, я пытаюсь причинить себе вред,  но никто ведь не хочет мне помочь. Никто! Какое нахальство. Дошло до того, что я вынуждена сожалеть о своем счастье, воспринимать его как порок. И мало им террора, которому они меня подвергли с этим счетом, так еще всякий раз, когда я готова его оплатить, они мне связывают руки. Ну, так у них это не пройдет: или они предоставят мне мои неприятности во всем объеме, или будут иметь их сами.

 

                            Она собирается уйти, в то время как на пороге появляется мужчина, внешность которого в точности совпадает с описаниями, данными ею в разговоре с Андре.

 

БЕРНАР.   Извините, но дверь была открыта.

НОЭЛЬ.    Что вам угодно?

БЕРНАР.    Я пришел по поводу счета!

 

                                У Ноэль есть как раз время для реакции, прежде чем закроется

 

                           ЗАНАВЕС

 

 

 

 

                   

 

 

 

 

 

 

 

                          ТРЕТИЙ АКТ

 

Когда занавес снова открывается, на сцене 6 часов вечера. Ноэль одна, рассматривает эскизы, напевая: «Тореадор, смелей в бой». Слышно, как открывается и  закрывается дверь, и как Бернар за кулисами напевает ту же арию, что и Ноэль. Чуть  погодя он входит и целует Ноэль в шею, справа и слева, а потом целует ей руку. Чувствуется, что это уже сложившийся ритуал. Потом он направляется в спальню и, прежде чем туда войти, посылает Ноэль воздушный поцелуй.

 

НОЭЛЬ  (одна).  Так всё и идет, так и продолжается. Только масштабы принимает… просто невероятные. Что вам сказать, я привыкла быть счастливой, привыкла, что жизнь меня балует, и счастьем, казалось бы, меня не удивишь. Так вот, я в глубоком удивлении и пребываю в нем уже шесть недель. Во-первых,  вы его видели!  (Описывает его жестами).  Вы скажете, что такая внешность на любителя. Так вот, я любитель, подлинный. И потом я не собираюсь входить в подробности, тем более, что выбора нет.

БЕРНАР  (за кулисами).  Любовь моя… любовь моя.

НОЭЛЬ.   У этой музыки и текст имеется!

БЕРНАР  (входя).  Совсем забыл, я ведь хотел принять аспирин. Голова что-то тяжелая. А у тебя?

НОЭЛЬ.     Нет!

БЕРНАР.    Как жалко!

НОЭЛЬ.    Почему это?

БЕРНАР.   Всегда жаль, когда ты не испытываешь то же, что и я, и одновременно со мной  (Уходит).

НОЭЛЬ.    И так все время: внимание, нежности, комплименты. Ни одной фальшивой ноты. Ни одного конфликта. Впрочем, один был, но крошечный. Он хотел попросить моего брата расписать стены в ванной, а я не хотела. Он сказал, что будет красиво, а я сказала, что не очень. Вот и всё. Единственный наш спор  (Грустно). О, ля, ля, как же хорошо мы понимаем друг друга, как же нам хорошо вместе!

БЕРНАР  (возвращается).  Ну, малыш, что случилось: второй раз за шесть недель я вижу тебя серьезной.

НОЭЛЬ.    А первый раз когда?

БЕРНАР.   Помнишь, в самый первый день, когда я явился с поручением от твоей невестки?

НОЭЛЬ.    А!

БЕРНАР.    Ты забыла заплатить твоему бедняге-братцу за какую-то там немыслимую работу, которую ты ему заказала.

НОЭЛЬ.    Ширмы с росписями-обманками для моего массажного салона.

БЕРНАР.    Вот-вот! Когда я представил тебе счет, ты скроила такую физиономию! Я тогда подумал, что тебе нечем платить.

НОЭЛЬ.    Что мне нечем оплатить счет? Забавно!

БЕРНАР.    Кстати, я до сих пор так и не понял, почему ты так взволновалась, увидев  меня.

НОЭЛЬ.    Взволновалась – слишком громко сказано. Самое большее – удивилась.

БЕРНАР.   Удивилась? Значит, ты забыла.

НОЭЛЬ.    Как ты можешь так говорить; малейшие детали нашей первой встречи навеки занесены сюда, и я их перечитываю каждый вечер перед сном. Ты был у этой двери, я – здесь, на  ступеньке. У тебя была эта твоя ироническая улыбка, а у меня… короткое кимоно.

БЕРНАР.   Верно, и я сделал тебе комплимент.

НОЭЛЬ.     Из чего я сделала вывод, что у тебя хороший вкус, во всяком случае, такой же, как у меня, а через десять минут, не больше, что я у тебя попросила?

БЕРНАР.   Поменять дизайн в твоей столовой.

НОЭЛЬ.    Верно, а потом?

БЕРНАР.   Потом – в передней. 

НОЭЛЬ.    А сразу после этого?

БЕРНАР.   В спальной.

НОЭЛЬ.    А теперь в ванной комнате.

БЕРНАР.   Кстати, по поводу твоей ванной комнаты мне сегодня пришла одна идея.

НОЭЛЬ.    Ты отказываешься от стенной росписи?

БЕРНАР.   Нет! Но ты будешь довольна. Мне кажется, я нашел решение.

НОЭЛЬ.    Скажи немедленно.

БЕРНАР.   Нет, сначала надо проверить, получится ли. Я так боюсь тебя разочаровать  (Уходит).

НОЭЛЬ.    И ведь найдет. И все окажется возможным. И мне непременно понравится. А он будет доволен. И упадет ко мне в объятия…  Не может так продолжаться! Чем дальше, тем больше мои долги накапливаются, и тем  расплата будет страшнее. Надо быстро что-нибудь сделать. Чтобы он сделал что-нибудь такое. Должен суметь. Такой большой мальчик! Не все же ему розами женщин забрасывать, должен и пострадать заставить. Может,  и меня удастся обидеть. Но когда? Каким образом? Мне надо знать, надо бы спросить. У меня Дамоклов меч над головой. Имею я право знать, хотя бы как со мною случится беда?

БЕРНАР  (входит).  Представляешь, какая удача, я смогу сделать тебе точно такую же ванную комнату, какую сделал два года назад, и без ложной скромности  скажу, что это был мой шедевр.

НОЭЛЬ.    А нельзя ли на нее взглянуть, чтобы иметь полное представление?

БЕРНАР.   Ну, то есть… это довольно сложно.

НОЭЛЬ.    Почему?

БЕРНАР.   Потому что…потому что…

НОЭЛЬ.    Может быть, потому, что это ванная некой дамы, которую ты хорошо знал?

БЕРНАР.   Да!

НОЭЛЬ.    Кто же это был?

БЕРНАР.   Нани Данкур.

НОЭЛЬ.    Нани Данкур! Поздравляю! Счастлива была бы с ней познакомиться и поболтать.

БЕРНАР.   Боюсь только, что она будет не в восторге при мысли снова встретиться со мной.

НОЭЛЬ.    Вы плохо расстались?

БЕРНАР.   Не слишком хорошо.

НОЭЛЬ.    Наверное, она уже успела забыть… за два года.

БЕРНАР.   Не думаю.

НОЭЛЬ.    Ты самонадеян.

БЕРНАР.   Самоубийство как-никак.

НОЭЛЬ.    Так она покончила с собой!

БЕРНАР.    Не будем преувеличивать.  Сначала позвонила одному своему другу-врачу, а потом вскрыла вены. И как раз в той самой ванной комнате.

НОЭЛЬ.    Которую ты хочешь теперь воссоздать здесь?

БЕРАНР.   Это получилось так удачно!

НОЭЛЬ.    Ее самоубийство?

БЕРНАР.   Нет, ванная комната. А самоубийство, слава богу, не состоялось, как, впрочем, и вся наша история с ней.

НОЭЛЬ.    Вот как! Значит, экстаза в ваших отношениях не было.

БЕРНАР.   Послушай, Ноэль, не хочешь ли сменить тему разговора, мне как-то не очень нравится.

НОЭЛЬ.    А мне нравится. Я же тебе говорила, что совершенно лишена ретроспективной ревности.

БЕРНАР.   Я  заметил. Ты никогда не упускаешь возможности открыть новую главу моих старых приключений.

НОЭЛЬ.    Но это естественно. Если бы ты был, например, героем войны, мне бы нравилось слушать твои рассказы о сражениях. Если бы ты был чемпионом по теннису, мне бы нравилось слушать твои рассказы о спортивных победах. Ты, твои сражения и твои победы… пусть на другой почве, но мне всё равно интересно. Я ими горжусь.

БЕРНАР.   Честно говоря, гордиться особенно нечем.

НОЭЛЬ.    Да, нет же, ты не понимаешь: каждая покинутая тобой женщина – это почести, отдаваемые мне.

БЕРНАР.   У тебя такой взгляд на вещи…

НОЭЛЬ.    Обезоруживающий, я знаю. Мне ни в чем невозможно отказать. Ну, рассказывай.

БЕРНАР.   Что?

НОЭЛЬ.    Про тебя и Нани.

БЕРНАР.   Тут и рассказывать нечего. Банальная история. Вначале я не слишком ей нравился, а она мне – очень. Потом понравился больше, а она мне – несколько меньше, а, в конце концов, я просто видеть ее не мог, и как раз тогда…

НОЭЛЬ.    … Когда она по-настоящему тебя полюбила.

БЕРНАР.   К несчастью, со мной так происходит всегда. Мне нравится  завоевывать, побеждать, а потом интерес пропадает.

НОЭЛЬ.    О, я тебя понимаю, сама такая же…

БЕРНАР.   Неужели?

НОЭЛЬ.    О, да. Как только я выигрываю партию, партнер может катиться колбаской, как говорят у нас.

БЕРНАР.   У вас так говорят?

НОЭЛЬ.    Ну да, у нас в деревне. Всё время так и говорят.

БЕРНАР.   Как ужасно быть такими! Невольно становишься злым и приносишь людям несчастье.

НОЭЛЬ.    Уверена, что ты постоянно устраивал Нани сцены.

БЕРНАР.   Хуже того, я смеялся, когда она мне их устраивала.

НОЭЛЬ.    Это раздражает, но не убивает.

БЕРНАР.   Она бы с твоим мнением не согласилась.

НОЭЛЬ.    Случалось тебе когда-нибудь не прийти на назначенное свидание?

БЕРНАР.   Нет. Но зато, когда нас куда-то приглашали вместе, мне не раз случалось в последний момент отказываться.

НОЭЛЬ.    О! Когда она уже была готова, разодета в пух и прах и при полной косметике.

БЕРНАР.   Да. Это приводило ее в ярость!

НОЭЛЬ.    Могу себе представить.

БЕРНАР.   Особенно, когда на следующий день она узнавала, что я провел вечер с одной из ее подруг.

НОЭЛЬ.    Это должно быть неприятно!

БЕРНАР.   Похоже.

НОЭЛЬ.     А скажи мне,  ты никогда  руки не распускал?

БЕРНАР.   Ты с ума сошла. Никогда. Почему ты об этом спрашиваешь?

НОЭЛЬ.    Даже не знаю…   По твоим выходкам можно  предположить, что ты и на это способен.

БЕРНАР.   Нет, слово даю, но зато…

НОЭЛЬ.    Зато?

БЕРНАР.   Признаю, что иногда я такие слова употреблял в ее адрес, что лучше бы уж пощечина.

НОЭЛЬ.    Ах, все-таки!

БЕРНАР.   Да, но только тогда, когда все ее способы меня спровоцировать были исчерпаны.

НОЭЛЬ.    Мне кажется, она …

БЕРНАР.   Гигантская пиявка! Не ищи другого слова, лучше ее не определить. Это тип женщин, которые тебя заполучают, присасываются к тебе, тобой питаются, живут, могут выпить из тебя всю кровь, а стоит попытаться оторвать ее от себя, она не пускает, держит намертво. Пиявка, говорю тебе!

НОЭЛЬ.    Но если Нани и впрямь была такой пиявкой, как же тебе удалось от нее освободиться.

БЕРНАР.    Я же тебе сказал, понадобились значительные усилия.

НОЭЛЬ.    В чем же они выражались?

БЕРНАР.   Я ушел.

НОЭЛЬ.    Это пошло.

БЕРНАР.   Ушел к ее сестре Элен.

НОЭЛЬ.    К ее сестре  (нервный смех).

БЕРНАР.   Почему ты смеешься?

НОЭЛЬ.    Потому что у меня нет сестры.

БЕРНАР.   А, я думал, что над Элен.

НОЭЛЬ.    Нет, я ее не знаю. Она забавная?

БЕРНАР.  Если воспринимать  ревнивых людей как комиков, то забавнее Элен не сыщешь. Но я лично от этого заболеваю. И жизнь она мне устроила кошмарную.

НОЭЛЬ.    Но, может быть, в ее оправдание следует сказать, что ты давал ей повод к ревности?

БЕРНАР.   Никакого!

НОЭЛЬ.    А мне помнится, что рядом с тобой тогда была блондинка…с глазами и ртом…

БЕРНАР.   А, Сандра.

НОЭЛЬ.    Сандра?

БЕРНАР.   Да, манекенщица. Ее уволили за три  лишних килограмма.

НОЭЛЬ.    И это было одновременно с Элен?

БЕРНАР.   Да, но только Сандра не в счет, она полная идиотка. При всей своей юности и божественных ногах.

НОЭЛЬ.    Значит, к ней ревновать было бы глупо.

БЕРНАР.   Нет, видишь ли, если бы Элен  меня приревновала к  девушке по имени Марика, тут я бы понял.

НОЭЛЬ.    Потому что Марика была умна?

БЕРНАР.   Да, Марика Хельсен,  немочка, которая  вызвала настоящий скандал своей первой книгой «Папочкины дочки».

НОЭЛЬ.    Я видела ее. Поздравляю: у девушки большой опыт.

БЕРНАР.   Да, но в противовес тому, что ты могла бы о ней подумать, эта девушка – анахронизм чистоты. Только и мечтает что о браке.

НОЭЛЬ.    Дорогая малютка.

БЕРНАР.   Плохо то, что ей мало о браке мечтать, она еще и говорит об этом без  умолку.

НОЭЛЬ.     С тобой?

БЕРНАР.   Ну да! Со мной.

НОЭЛЬ.    Бедное дитя.

БЕРНАР.   Она слишком поздно поняла, что слово брак производит на меня тот же эффект, что выстрел - на домашнего кролика.

НОЭЛЬ.    Однако, это так очевидно.

БЕРНАР.   Так жалко!

НОЭЛЬ.     Тебя?

БЕРНАР.    Ее. В момент прощания она страшно переменилась, узнать было невозможно: так отекло лицо.

НОЭЛЬ.    От алкоголя?

БЕРНАР.   От слез. Я видел, как плачут женщины, но чтобы так  заливаться – никогда. Словно два фонтана, вместо глаз.

НОЭЛЬ.    Красиво, должно быть.

БЕРНАР.   Ужасно! Я ушел, чтобы этого не видеть.

НОЭЛЬ.    И вы не сделались друзьями в результате?

БЕРНАР.   Ну, уж нет! Для меня что было – то было, а разрыв окончателен и обжалованию не подлежит.

НОЭЛЬ.    Шикарно!

БЕРНАР.   О чем ты?

НОЭЛЬ.    Пытаюсь представить себя с заплаканным лицом.

БЕРНАР.   Ты всё равно была бы забавной. Уверен, что и сквозь слезы тебе удалось бы меня рассмешить.

НОЭЛЬ.    Возможно… Возможно…   А если бы ты увидел меня со скрюченными от боли руками, с искаженным от плохо сдерживаемых рыданий ртом, со шмыгающим и распухшим красным носом, с потоками черной туши на щеках…

БЕРНАР.   Ты права, я бы не стал смеяться.

НОЭЛЬ.    А, видишь?!

БЕРНАР.    Меня бы это растрогало, огорчило, а ты ведь не хочешь меня огорчать.

НОЭЛЬ.    Нет, только не тебя. Вот уж этого я совсем не хочу.

БЕРНАР.   Я тоже не хочу тебя огорчать, совсем не хочу, совсем. Стало быть, всё отлично.

НОЭЛЬ.    Да! Превосходно!

БЕРНАР.   Чудесно!

НОЭЛЬ.    И так неожиданно!

АЛИСА  (входит).  Прошу прощения, но уже половина седьмого, Ноэль, и пора собираться на коктейль у Картье.

НОЭЛЬ.    Правда! Совершенно забыла!

БЕРНАР.   Ты уходишь?

НОЭЛЬ.     Я должна. Ненадолго. Картье,  с одной стороны, мои соседи по шестому округу, а, с другой, старинные друзья семьи. Я не могу их подвести.

БЕРНАР.   Но ведь должен зайти твой брат, чтобы обсудить проект с ванной комнатой.

 

                                                 Звонок в дверь

 

НОЭЛЬ.    А вот и он! Отлично! Пока  я буду одеваться, вы тут  поговорите, а он мне потом сообщит  о результатах ваших переговоров: мы вместе идем на коктейль.

АЛИСА.    Наденете ваше новое платье?

НОЭЛЬ.    Конечно.

АЛИСА.    Тогда я вам понадоблюсь, там крючки повсюду.

 

                                                   Уходит в спальню

 

НОЭЛЬ.    Иду, иду.

БЕРНАР.   Ноэль.

НОЭЛЬ.    Что?

БЕРНАР.   Я тебя не слишком утомил своими «женскими» историями?

НОЭЛЬ.    Совсем не утомил.

БЕРНАР.   Я тебя не напугал?

НОЭЛЬ.    Совсем не напугал.

 

                                                     Посылает ему воздушный поцелуй и выходит. Почти тотчас же входит Франк в сопровождении Жо.

 

ФРАНК  (объявляет).  Господин Альбан.

ЖО.          Здравствуй, Бернар.

БЕРНАР  (Идет ему навстречу).  А, Жо, рад тебя видеть. Прекрасно выглядишь.

ЖО.          Я в форме. Курс лечения оказал на меня благотворное воздействие.

ФРАНК.    Господа желают аперитив?

БЕРНАР.   Жо, ты как?

ЖО.           Ей богу, я так прилично себя  чувствую…  Думаю, что могу себе позволить порцию виски.

БЕРНАР.   Тогда два виски, Франк, со льдом.

ЖО.           Ну и простой водички, на всякий случай!   (Франк идет в кухню. Бернару).   Ноэль нет дома?

БЕРНАР.   Дома. Переодевается к вашему коктейлю.

ЖО        (озабоченно).  Как она?

БЕРНАР.   Исключительно хорошо! Живая, бодрая, здоровье никогда не подводит. Твоя сестра – образец жизнеспособности!

ЖО.           Да, но при этом весьма  чувствительна.

БЕРНАР.   Хоть и чувствительна, но ни при каких условиях не устает, настроение у нее никогда не портится,  всегда готова развлекаться.  Такие нечасто встречаются.

ЖО.            Очень редко, знаю. Поэтому жалко будет, если такое безупречное равновесие вдруг будет нарушено.

БЕРНАР.   Безусловно. Но ей-то это никак не грозит.

ЖО.           В том-то и дело, что грозит.

БЕРНАР  (обеспокоен).    Откуда же исходит угроза?

ЖО.           От тебя!

БЕРНАР.   От меня?

ЖО.           Послушай, не строй из себя невинность. Твой жизненный пусть мне известен. Он усеян разбитыми сердцами.

БЕРНАР.   И ты опасаешься, что среди них окажется  сердце твоей сестрички?

ЖО.           Да. Не скрою, что я весьма неодобрительно слежу за тем интересом, – чтобы не сказать другого слова,  -  который проявляет к тебе Ноэль.

БЕРНАР.   Она с тобой об этом говорила?

ЖО.           Со мной, с моей женой, с Нинуш, с общими друзьями. Только об этом она со всеми и говорит.

БЕРНАР.   Только не со мной. Потрясающая женщина!

ЖО.           Да, потрясающая. Я знаю ее лучше, чем кто бы то ни было. И не желаю, чтобы она огорчалась. Особенно по моей милости, поскольку, пусть  косвенно, но именно я виноват в вашей встрече и, следовательно, понесу ответственность за горе, которое ты ей причинишь.

 

                                Входит Франк с подносом, на котором стоит ведерко со льдом и вода. Ставит поднос на стол.

 

БЕРНАР.   Так вот, ничего не бойся. Могу дать тебе слово чести, что никогда Ноэль не пострадает из-за меня.

ФРАНК  (ищет в баре бутылку с виски).  Вот тебе и на!

БЕРНАР.    Простите, что вы сказали?

ФРАНК.     Ничего, ничего, сударь, я думал, что виски кончился.

БЕРНАР.   Нет, нет, там, за бутылкой водки.

ФРАНК.    Нашел.

ЖО.           Вижу, что тебе  уже всё  знакомо в доме. 

БЕРНАР.   Я практически из него не выхожу. Мне так хорошо здесь. Хорошо работается, хорошо отдыхается. Хорошо живется. 

ЖО.           Но, Бернар… Ведь тебя всегда видели с такими фантастическими созданиями, и, вовсе не умаляю достоинств Ноэль…

БЕРНАР.   Но для меня именно Ноэль и есть самое фантастическое из созданий. Я всегда мечтал о женщине, с которой не скучно, с которой не возникает никаких проблем, с которой легко жить.

ФРАНК  (он только что подал виски).  Ну, теперь остается только закрыть занавес.

БЕРНАР.   Отличная идея, Франк! Закройте занавески и зажгите лампы.

ЖО.           Признайся, однако, что для тебя это достаточно удивительная смена …ориентации.

 

БЕРНАР.   Она удивила бы тебя гораздо меньше, если бы ты знал, что Ноэль появилась в моей жизни в роковой момент.

ЖО.           То есть?

БЕРНАР.   В тот момент, когда я только что обнаружил у себя все симптомы скрытой болезни под названием угрызения совести.

ЖО.           Угрызения совести?

БЕРНАР.   Да, они охватили меня внезапно. После очередного разрыва. Не то, чтобы он прошел хуже, чем обычно, наоборот: она не кричала, не плакала. Просто сказала: «Мне жаль тебя. Не хотела бы я быть на твоем месте в тот день, когда тебе за всё придется заплатить!». С этим я и ушел, веселый, беззаботный, в восторге оттого, что всё так удачно сложилось. А потом вдруг – хоп, прямо посреди дороги – вспомнил эту фразу: за всё придется заплатить. За достойную, скрытую печаль этой столь достойной женщины и за гораздо более наглядную, зрелищную печаль всех остальных. За их слезы, их самоубийства, их нервные срывы…

ЖО.           И ты испугался?

БЕРНАР.   Нет, я устыдился. Я осознал, какое зло принес, и пообещал себе не только больше его не совершать, но и компенсировать, дав одной женщине всё то счастье, которого лишил остальных.

 

                               Франк в полном отчаянии выходит из комнаты, устремив глаза к небу.

 

ЖО.           И в таком состоянии духа ты повстречался с Ноэль?

БЕРНАР.   Да, клянусь тебе.

ЖО.           В ее случае это и не странно. С таким-то везением!

БЕРНАР.   Мне повезло больше.

НОЭЛЬ  (входит в платье для коктейля, с перчатками и сумочкой в руках).  Не говорите мне ни слова. Я и так  знаю.

БЕРНАР и ЖО.   Что?

НОЭЛЬ.     В этом платье я выгляжу почти божественно.

БЕРНАР.   Верно, но не слишком-то  мило, с твоей стороны,  лишать меня радости тебе это сказать.

НОЭЛЬ  (Жо).   Он очарователен, правда?   (Целует Бернара). Но что я вижу. Ты пьешь виски?

ЖО.           Пью виски.

НОЭЛЬ.    И куришь?

ЖО.           И курю. И жена у меня – ангел, и дети работают, и дела пошли в гору, - в какой-то мере благодаря вам обоим. Видишь, я был прав, что верил в закон компенсации. Ты забыла?

НОЭЛЬ.    О, нет! Не забыла.

ЖО.           Ну что ж, пойдем, посмотрим эту пресловутую ванную комнату.

 

                                     Звонок в дверь, по которому можно угадать, что пришла Нинуш

 

НОЭЛЬ и БЕРНАР.    Нинуш!

НОЭЛЬ.    Нестрашно! Ступайте без меня. Я полностью вам доверяю.

БЕРНАР.   Мы ненадолго  (выходит).   

НОЭЛЬ.    Скажи, Жо?

ЖО.           Что?

НОЭЛЬ.    Кроме шуток, всё хорошо?

ЖО.           Настолько же, насколько раньше было плохо. Можешь успокоиться  (выходит).

НОЭЛЬ  (одна).  В том-то и дело, что меня это не успокаивает ни в коей мере.

НИНУШ  (входит).  О, моя дорогая, я так боялась тебя не застать.

НОЭЛЬ.    Что новенького?

НИНУШ.   Я ужинаю у тебя.

НОЭЛЬ.    Ах, нет, мне очень жаль, но сейчас наши посиделки…

НИНУШ.   Да нет же, я на  самом деле не буду с тобой ужинать, а только мужу сказала, что ужинаю у  тебя.

НОЭЛЬ.    Ну, ладно!

НИНУШ.   Так, если он позвонит…

НОЭЛЬ.    Да, схема обычная: либо ты  только что ушла, либо еще не пришла.

НИНУШ  (достает из сумочки бумажку).  И ты позвонишь по этому номеру, чтобы меня предупредить.

НОЭЛЬ.    О.К. Но вероятность, что твой муж сюда позвонит, невелика.

НИНУШ.   Тем не менее, она существует, потому что его собственная любовная история идет к концу.

НОЭЛЬ.    И он снова начинает ревновать?

НИНУШ.   Да! Как ты мне и говорила: равновесие!

НОЭЛЬ.    Да, знаю.

НИНУШ.   Свидание у меня только через час. Можно я у тебя посижу?

НОЭЛЬ.    Разумеется. Бернар составит тебе компанию. А я должна вместе с Жо появиться на коктейле у Картье в шестом округе. Они в данный момент находятся в ванной комнате.

Н ИНУШ.   Картье?

НОЭЛЬ.    Нет, Жо и Бернар! Всё эта пресловутая стенная роспись!

НИНУШ.   Он все-таки тебя убедил?

НОЭЛЬ.    Да, в конце концов, я уверилась, что будет хорошо.

НИНУШ.   Хочешь – не хочешь, но, если Бернар решит поставить на кухне пианино, тебе и это покажется чудесным.

НОЭЛЬ.    И не говори…   Возразить нечего!

НИНУШ.   Послушай, Ноэль. Не хочу ничего накаркать, но мне кажется, что тебе не следует уж слишком ему доверять.

НОЭЛЬ.    Почему ты так говоришь? Узнала, что он был ходоком, и долго не мог усидеть на одном месте?  Что его послужной список выглядел вполне эклектично и включал и манекенщиц, и светских дам, не говоря уже о всяких pin-up, baby-sitter, cover-girl и прочих иностранных модификациях.

НИНУШ.   Так тебе всё известно…

НОЭЛЬ.    Я абсолютно в курсе и могу тебе предоставить почти полный перечень его побед.

НИНУШ.   А не побуждает ли это тебя к некоторой осторожности?

НОЭЛЬ.    Наоборот.

НИНУШ.    Сама нарываешься на неприятности.

НОЭЛЬ.    Это мое дело.

НИНУШ.   Наконец, посмотрим правде в глаза: Бернар – олицетворение неверности, и не из принципа, а по призванию.

НОЭЛЬ.    Милая моя, и среди священников случаются расстриги!

НИНУШ.   Посмотрим, как он себя поведет, когда представится случай!

НОЭЛЬ.    Так вот, давай и посмотрим! Случай как раз представляется.

НИНУШ.   С кем?

НОЭЛЬ.    С тобой!

НИНУШ.   Ты с ума сошла!

НОЭЛЬ.    Вовсе нет! Вы остаетесь вдвоем, и я даю тебе карт-бланш.

НИНУШ.   Да ни за что на свете! Чтобы ты мне потом глаза выцарапала!

НОЭЛЬ.    Что бы ни случилось, клянусь, я на тебя сердиться не буду.

НИНУШ.   Спасибо, спасибо. Я сама себе не прощу.  Вот уж не собираюсь стать первым человеком, который заставит тебя заплакать.

НОЭЛЬ.    Это не твоя функция, а его.

НИНУШ.   Нет!

НОЭЛЬ.    Мне надо знать, действительно ли он переменился. Я хочу посмотреть на все трезвыми глазами. И только ты можешь оказать мне эту услугу.

НИНУШ.   Ну, если речь идет об услуге…

НОЭЛЬ.     Я прошу тебя о ней.

НИНУШ.   Ладно, но только чтобы доставить тебе удовольствие…    Как говорится.

НОЭЛЬ.     И ты выложишься по полной программе, обещаешь?

НИНУШ.   Ну да, ну да! Пыль в глаза, чулок поехал и сходство с первой детской любовью…

НОЭЛЬ.    Игра должна быть крупной. Но осторожней! Ни слишком большой пылкости, ни ребячества. То есть ни Поля Бурже, ни Куртелина. Ясно?

НИНУШ.   Увлекательно!

НОЭЛЬ.    Вот и они!

ЖО.           У нее всё отлично, у тебя всё отлично. Учтивостью займетесь в другой раз. А сейчас надо идти.

НОЭЛЬ.    Время у нас есть, но чем раньше мы уйдем, тем скорее вернемся.

ЖО.            Я не попрощался с Бернаром, он моет руки.

НОЭЛЬ.    Неважно. Нинуш за тебя извинится. Она остается дома. Пошли же.

ЖО.           До свидания, Нинуш  (Уходит).

НИНУШ.   До свидания, развлекайтесь хорошенько!

НОЭЛЬ.     Ты тоже  (Уходит).

 

                                            Почти в ту же минуту Бернар открывает дверь.                    

 

БЕРНАР.   Ноэль!

НИНУШ.   Она только что ушла.

БЕРНАР.   Не поцеловав меня?

НИНУШ.   Поручила мне  (подставляет ему лицо).

БЕРНАР.   Очень мило, но это не одно и то же.

НИНУШ.   Ну, тогда?  (подставляет ему щеку).

БЕРНАР.   О, простите  (рассеянно ее чмокает).  Она не сказала, в котором часу вернется?

НИНУШ.   В любом случае, я никуда не тороплюсь и могу составить вам компанию до ее прихода.

БЕРНАР.   Только, прошу вас, Нинуш, не считайте себя обязанной. Я прекрасно могу остаться один. Если вас кто-то ждет.

НИНУШ.   Никто не ждет, и я, напротив, очень рада случаю с вами поболтать.

БЕРНАР.   Тогда поболтаем!

НИНУШ.   Давайте начнем  (пауза).

БЕРНАР.   Может, стаканчик виски?

НИНУШ.   Разумно ли это?

БЕРНАР.   Почему бы и нет, если хочется пить?

НИНУШ.   Согласна, раз уж  вы настаиваете!  Но совсем немножко и с водой. Не хочу рисковать.

БЕРНАР.   Чем рисковать?

НИНУШ.   Вы не первый, кто пользуется воздействием алкоголя на женские нервы.

 

                                        Ложится на диван в недвусмысленной позе.

 

БЕРНАР  (добавляет воды в виски).  Вот так ни малейшей опасности воздействия на нервы. Младенцу можно было бы дать.

 

                                          Протягивает ей стакан. Принимая его, Нинуш задерживает его руку. Пытаясь освободиться, Бернар встряхивает стакан, и несколько капель падает на колени Нинуш.

 

НИНУШ.   Мое платье!  (пользуется случаем, чтобы поднять  его повыше).

БЕРНАР.   Виски пятен не оставляет  (бросает ей свой платок). Можно промокнуть!

НИНУШ  (нюхает платок).  Как странно!  Знакомый запах!

БЕРНАР.   Это духи Ноэль.

НИНУШ.   Да, может быть. Но такие же духи были у юноши, которого я любила в мои двадцать лет.

БЕРНАР.   Едва ли. Это относительно новые духи.

НИНУШ.   И все же, я могу поклясться, что те же. Возможно, правда, что на меня повлияло ваше сходство с тем юношей. У него была такая же улыбка – ироничная, смущающая.

БЕРНАР.   Смущающая?

НИНУШ.   Вы всегда меня ввергаете в робость.

БЕРНАР.    Тогда скажите, что же сделать, чтобы вы чувствовали себя комфортабельно?

НИНУШ.   Он тоже любил такие реплики – меткие, так и пригвоздят вас к месту. И взгляд у него был такой же – проникновенный.

БЕРНАР.   Пресловутый раздевающий взгляд, дорогой сердцу дам, которые мечтают, чтобы их раздели.

НИНУШ.  Так вам уже говорили!

БЕРНАР.    Увы, слишком часто!

НИНУШ.   А говорили вам, что есть в вас доля грубости, которая может шокировать, но в конечном результате вовсе не лишена приятности, когда понимаешь, что это просто способ замаскировать игру.

БЕРНАР.   И это было. А еще у меня необыкновенная конфигурация линий на ладони, особенно поражает линия сердца. Галстуки мои выбраны с потрясающим вкусом – это такая редкость. А за ухом у меня родинка,  которую надо бы удалить, а затылок у меня – как у Марлона Брандо, и я представляю собой тот тип мужчины, которому хочется довериться…  (с какого-то момента Нинуш трет себе глаз уголком платка)… и, наконец, мне нет равных в удалении соринок из глаза.

НИНУШ.   Ну да! Вам действительно много чего уже наговорили. Это ограничивает круг тем для беседы.

БЕРНАР.   Во всяком случае, одну из них абсолютно исключает.

НИНУШ.   Ладно, Бернар. Думаю, что…  Ноэль уже скоро придет.

БЕРНАР.   Я тоже так думаю. Мы так скучаем, когда разлучаемся.

НИНУШ.   О, нет, она не скучает никогда. Тем более, что там она должна встретить множество своих старых друзей.

БЕРНАР.   Я в восторге от нашего разговора, который позволил мне лучше вас узнать.

 

                                                Открывает дверь

 

НИНУШ.   Не трудитесь меня провожать.

БЕРНАР.   Это не труд, а истинное удовольствие.

 

                                                 Выходят

 

ФРАНК  (он вошел на двух последних репликах).    Мягко стелет. Ах, если бы он только захотел, то был бы в состоянии лишить эту бедную дамочку ее габаритов. Но я плевать на тебя хотел, вместе с ней и всеми этими любезностями. Шансов нет, вот что плохо.

 

                                               Убирает поднос с виски, и, когда входит Бернар, бутылка с виски у него в руках.

 

БЕРНАР.   Сколько на ваших часах?

ФРАНК.    Половина девятого.

БЕРНАР.   И чего она там столько времени делает?

ФРАНК.    Мадам ушла совсем недавно.

БЕРНАР.   Ох, а мне казалось давно.

ФРАНК.     Я приготовлю ужин?

БЕРНАР.    Не надо. Мадам перекусит бутербродами, она не будет голодна. Ужинать будем позднее. Накройте стол. Я займусь остальным.

 

                                             Звонит телефон

 

ФРАНК.    Алло! Да! Нет, Мадам нет дома. Что передать? Хорошо, сударь. Обязательно, завтра в одиннадцать часов. До свидания, сударь.

БЕРНАР.   Кто это был?

ФРАНК.    Какой-то господин.

БЕРНАР.   Он не назвался?

ФРАНК.    Нет, сказал, что по личному делу.

БЕРНАР.    Хорошо, пойду отдохну в спальной. Голова побаливает. Когда здесь всё закончите, можете уйти, Франк  (Выходит).

ФРАНК.    Спасибо, сударь. Нетерпелив, слегка обеспокоен, предупредителен и ревнив. Этот спекся!   На него больше рассчитывать не следует.  (Гасит лампы одну за другой. Когда непогашенной остается только одна  и комната погружается в полутьму, осторожно входит Ноэль, как будто хочет кого-то застать врасплох).

НОЭЛЬ  (внезапно зажигая свет).  Попались, голубчики!

ФРАНК.    Мадам меня напугала.

НОЭЛЬ  (трагическим тоном).  Они уже ушли?

ФРАНК.    Кто?

НОЭЛЬ.    Мадам Денуазё и Господин.

ФРАНК.    То есть, Мадам Денуазё действительно ушла минут десять назад, а Господин отдыхает в спальной.

НОЭЛЬ.    Отдыхает! От чего бы это он так устал?

ФРАНК.    Пусть Мадам это не вводит в заблуждение, затронута только голова.

НОЭЛЬ.    Так разговор был напряженный?

ФРАНК.    Во всяком случае, не длинный. Чтобы не сказать стремительный.

НОЭЛЬ.    Ах, на нее никак нельзя рассчитывать.

ФРАНК.    Рассчитывать никак нельзя на него. И, если мне позволено будет высказать свое мнение, думаю, что  Мадам следует смириться с собственным счастьем.

НОЭЛЬ.    Да не могу я, Франк, в этом-то и драма! Я больше не могу, счастье внушает мне страх, понимаете? У меня тоска от счастья!

ФРАНК,    В общем, это становится навязчивой идеей!

НОЭЛЬ.    Да не навязчивой идеей. Знаю, что вам  все это кажется смешным. Мне бы тоже так показалось, если бы я способна была рассуждать. Увы, мне не до рассуждений. Я больна, и, если я так набросилась на Господина, то не ради забавы, а только потому, что он – моя последняя, моя единственная надежда на исцеление.

ФРАНК.    То есть, на страдание.

НОЭЛЬ.    Для меня это одно и то же.

ФРАНК.    Ну, так мне жаль Мадам, ибо с этой стороны ей, к сожалению, ничего не светит.

НОЭЛЬ.    Не говорите так, Франк! У мужчины, из-за которого мучилось столько женщина, не может же не  остаться некоего  потенциала. Ну, случился с ним момент слабости, но потом ведь пройдет…

ФРАНК.    Увы, нет.

НОЭЛЬ.    Подождите, я сама займусь этим. Увидите, как я сумею ему разонравиться, как стану его раздражать, и как он  пулей вылетит у меня из дома. Разве мало их было, кто таким же путем покидал этот дом! Есть способы их до этого довести!

ФРАНК.    Конечно, Мадам может попробовать, но шансов у нее нет.

НОЭЛЬ.    Увидите сами!

ФРАНК.    Хотелось бы! Я, собственно, только ради этого здесь и остаюсь.

НОЭЛЬ.    Вот как?

ФРАНК.    О, Мадам прекрасно знает, что с некоторых пор меня здесь, кроме любопытства, ничего не держит.

НОЭЛЬ.    Ваша правда! Ну, так я держу пари, что завтра в сей же час мой счет будет оплачен.

ФРАНК.    Благодаря  Господину?

НОЭЛЬ.    Благодаря Господину.

ФРАНК.    И что же Мадам ставит на кон?

НОЭЛЬ.    Что я ставлю… Идея! Я поставлю мои драгоценности.

ФРАНК.    Ваши драгоценности?

НОЭЛЬ.    Да! Таким образом, это потрясающе, я буду вынуждена проиграть в любом случае: либо я выигрываю пари, сохраняю драгоценности, но при этом оплакиваю Господина,  либо я сохраняю Господина и оплакиваю мои драгоценности. На сей раз, я со всех сторон окружена. Выхода нет.  Вы согласны?

ФРАНК.    Согласен. До завтра.

НОЭЛЬ.    Нельзя терять времени. Освободите мне плацдарм. Я  иду в атаку!   (Франк выходит. Она открывает дверь спальной и кричит).  Бернар!  (Себе самой).  Нет, это слишком!  (повторяет потише, но очень сухо).  Бернар! Ах! Так он не любит ревнивых женщин!

БЕРНАР  (входит).  Я не слышал, как ты вернулась. Заткнул уши затычками, чтобы передохнуть в ожидании.

НОЭЛЬ.    Нинуш быстро от тебя ушла!

БЕРНАР.   Разговаривать особенно было не о чем.

НОЭЛЬ.    Ты прав: особенно не о чем. Только об одном, и уложиться можно в два слова.

БЕРНАР.   Два слова?

НОЭЛЬ.    Где? И  Когда?

БЕРНАР.   Где? Когда? Чего?

НОЭЛЬ.    О, прошу тебя, только не притворяйся  паинькой!

БЕРНАР.   Но ты же не можешь всерьез предположить, что я назначил свидание Нинуш?

НОЭЛЬ.    А что же еще я могу предположить? Не надо оправдываться, я ни в чем тебя не упрекаю. Это моя вина. Я была слишком самонадеянна. Решила, что я тебя переменила, но таких, как ты, изменить невозможно. Такие господа коллекционируют свои любовные победы, как другие – почтовые марки. Такие господа, функционеры чувств, произносят «я тебя люблю» раньше, чем здороваются. Они – маньяки!

БЕРНАР.    Я – маньяк?

НОЭЛЬ.     Настоящий маньяк, которого и на четверть часа нельзя оставить наедине с женщиной, чтобы  при этом ей не пришлось, если она честная женщина, спасаться бегством. Ведь именно так произошло с Нинуш, а? Она сбежала. Осмелишься оспаривать?

БЕРНАР.   Она действительно сбежала, но…

НОЭЛЬ.    Ага, ты признаёшь! И правильно делаешь, я и не сомневалась. Я хорошо знаю Нинуш. Я попросила ее остаться, и она бы никогда не ушла, если бы ее не принудили к этому недвусмысленные предложения, а, возможно, даже и непристойные жесты.

БЕРНАР.   Послушай, Ноэль, если ты мне не веришь, то поверишь ей. Позвони и спроси, что произошло.

НОЭЛЬ.    Ловко! Ты так легко можешь мне советовать позвонить Нинуш, потому что знаешь, что она – моя лучшая подруга, и скорее отрежет себе язык, чем произнесет хоть слово, способное меня огорчить. Тут ты можешь быть совершенно спокоен: ради моего спокойствия она будет отрицать, она будет тебя защищать любой ценой.

БЕРНАР.   Боюсь, что ты несколько преувеличиваешь достоинства Нинуш.

НОЭЛЬ.    Ну, уж нет, не позволю. Это еще хуже, чем всё прочее!  Обвинить Нинуш, чтобы самому оправдаться! Не думала, что ты дойдешь до этого!   (Изображает рыдания).

БЕРНАР.   Это ужасное недоразумение.

НОЭЛЬ    (шмыгая носом).  Дай мне твой платок.

БЕРНАР  (ощупывая карманы).  У меня нет платка, его унесла Нинуш.

НОЭЛЬ.    Отлично!  Между вами ничего не происходило, но платок свой ты отдал Нинуш!

БЕРНАР.   Я не отдал. Она пролила немного виски на платье, и я ей предложил…

НОЭЛЬ.    Каким же образом она пролила виски?

БЕРНАР.   Неловкое движение, когда я  подавал стакан.

НОЭЛЬ.     Или же она тебя оттолкнула, когда ты слишком близко к ней подошел.

БЕРНАР.   О, нет! Послушай, Ноэль, я хотел смолчать, чтобы остаться галантным и не омрачить вашей прекрасной дружбы, но всё становится слишком несправедливым! Так знай же раз и навсегда, что это Нинуш делала мне бесстыдные авансы, и что моя ответная грубость по отношению к ней заставила ее ретироваться.

НОЭЛЬ.    Как это плачевно! Нинуш, сама правота, сама законность, и, кроме того, она как раз собиралась к любовнику,…Подумай, она ведь даже тебя не разглядела. Точно, не разглядела. Именно это, думаю, и задело тебя за живое. Ты ведь сам мне говорил, что привык побеждать.Увидел, что не нравишься ей, и любой ценой решил ее завоевать.

БЕРНАР.   А скажи-ка, Ноэль, а не входили, совершенно случайно, в твои планы, мои ухаживания за Нинуш?

НОЭЛЬ.    Что?

БЕРНАР.   Я склоняюсь к этой мысли. Ты слишком умна и слишком хорошо меня знаешь, чтобы не понять, когда я лгу, а когда говорю правду. Ты и теперь прекрасно знаешь, что я говорю правду. И, если настаиваешь на противоположном, стало быть, тебе так нужно…

НОЭЛЬ.    Не нужно  мне.

БЕРНАР.   Нужно, нужно! Если бы у тебя были реальные сомнения в моей верности, ты, конечно, действовала бы тоньше и дипломатичней. Но ты пошла в лобовую атаку с таким ожесточением, обвинила меня так яростно, словно торопилась меня опередить.

НОЭЛЬ.    Опередить зачем?

БЕРНАР.   Затем, чтобы я не успел обвинить тебя. Это же известный прием, я слишком часто пользовался им сам, чтобы  попасться на эту удочку.

НОЭЛЬ.    Но Бернар…

БЕРНАР.   Ах, Мадам растерялась, Мадам полагала, что я стану плясать под ее дудку, и с этой целью подстроила сцену с Нинуш. Ты хотела ткнуть меня носом в мою вину, тем самым избежать объяснений и удалиться с шиком. Ну, так это сорвалось! Я, может, и выйду из игры, но лишу тебя удовольствия сыграть при этом  роль жертвы. Кто же он?

НОЭЛЬ.    Ты про кого?

БЕРНАР.   Про моего преемника.

НОЭЛЬ.    Клянусь тебе, что никакого преемника нет!

БЕРНАР.   Скажи это кому-нибудь другому, только не  мне! Мне  эти женские штучки известны: поклясться, что никого нет, а потом удрать с кем-то.

НОЭЛЬ.    Не может быть! Ты же не ревнуешь!

БЕРНАР.   А если ревную, так что дальше?!

НОЭЛЬ.    Кто угодно, только не ты!

БЕРНАР.   Признаю, что тебе не повезло, потому что это случилось со мной впервые.

НОЭЛЬ.    Впервые…

БЕРНАР.   Впервые я смотрю на часы, когда женщина покидает меня на четверть часа, впервые у меня сжимается сердце, когда ее лучшая подруга сообщает, что эта женщина на коктейле встретится со своими прежними любовниками, впервые я пытаюсь узнать имя незнакомца, который звонит ей «по личному делу».

НОЭЛЬ.    Кто-то звонил?

БЕРНАР.   Да, «ОН» звонил, раз уж тебя, кроме этого, ничего не интересует.

НОЭЛЬ.    О, мой дорогой, ты ревнуешь, О! Я не могу, не могу…

БЕРНАР.   Не можешь чего?

НОЭЛЬ.    Не могу бросить человека, который так меня любит.

БЕРНАР.   А вот этого, милая дамочка, говорить не следовало. Я много мог бы от тебя вынести, в том числе и какую-нибудь резкую выходку, но только не жалость! Вот этого не нужно! Никогда не был и никогда не стану господином, которого оставляют при себе из снисхождения, из угрызений совести, боясь причинить ему боль, господином, которого держат про запас и жалеют. За кого ты меня принимаешь, черт подери, чтобы предположить, что я смогу остаться на этих условиях, и бродить под ручку с собственным унижением под твоими сочувственными взглядами, выслушивая твои лживые утешения! Никогда, никому, ни на минуту, ни на секунду не собираюсь я себя навязывать. Хочешь, чтобы я ушел, так ты попала в десятку, нашла то единственное слово, которое требовалось сказать, и к которому ничего не надо добавлять.

 

                                           Он уже у двери

 

НОЭЛЬ  (зовет).  Бернар!

БЕРНАР.  Его нет!

 

                                             Уходит, хлопнув дверью

 

ФРАНК.    Ну что, Мадам?

НОЭЛЬ.    Я выиграла пари!

ФРАНК.    А я потерял драгоценности! 

НОЭЛЬ.    А я потеряла Господина!

ФРАНК.    Так, стало быть, со счетом покончено?

НОЭЛЬ.    Нет, только начинается!  

 

 

 

 

 

 

                                     ЗАНАВЕС

 

 

 

 

 

                           ЧЕТВЕРТЫЙ АКТ

 

 

После предшествующей картины прошла ночь. Одиннадцать часов утра следующего дня.

Как только открывается занавес, в комнату входит Франк с огромной корзиной в японском стиле аранжированных цветов. За ним следует Бернар. Оба продолжают разговор, начатый, как можно предположить, у входа.

 

ФРАНК.   Уверяю вас! Мадам просто обожает букеты такого типа. В этом случае никогда не возникает проблем с вазами.

БЕРНАР.  Тем лучше! Но это чистая случайность. Я так торопился, что взял первое попавшееся на глаза, не раздумывая.

ФРАНК.    Быстро вам удалось добраться.

БЕРНАР.   И даже быстрее, чем вы думаете. Когда вы позвонили, я был в постели  (смотрит на свои часы). Мне понадобилось 45 минут, чтобы собраться, заехать в цветочный магазин и явиться сюда.

ФРАНК.    О, Господину, может быть,  и не следовало так уж спешить. С  того момента, когда Господину стала известна проблема Мадам, и он уверился в ее истинных чувствах,  – пять минут больше, пять  минут меньше – значения не имеет.

БЕРНАР.   Для вас, возможно, и не имеет, но не для меня. Ждать лишних пять минут – это срок, когда торопишься, а только Богу известно, насколько я нетерпелив.

ФРАНК.     Вижу, вижу, и должен признаться, что это нетерпение, которое я, впрочем, в какой-то степени разделяю, внушает мне некоторый страх.

БЕРНАР.   Страх?

ФРАНК.    Да,  боюсь, что в своем нынешнем состоянии эйфории Господин упускает из виду некоторые вещи, весьма существенные для успеха нашего предприятия.

БЕРНАР.   Какие вещи?

ФРАНК.    Во-первых, партия еще не выиграна: Мадам ведь не из тех женщин, что  могут ни с того ни с сего отказаться от идеи, которая отравляет жизнь  три месяца подряд.

БЕРНАР.   Не беспокойтесь, всю эту историю со счетом я беру на себя.

ФРАНК.    Ни в коем случае! Это как раз вторая вещь, о которой Господин не должен забывать. Я вам уже объяснил по телефону: предполагается, что вы ничего не знаете.

БЕРНАР.   Да что такого случится, если мадам узнает, что вы мне всё рассказали?

ФРАНК.     Подумайте сами, кому нужно, чтобы Мадам узнала, что инициативой возвращения Господина она обязана своему камердинеру, а вовсе не движению души Господина.

БЕРНАР.   Логично.

ФРАНК.    Я уверен, что Господин рискует полным фиаско, если заговорит обо мне.

БЕРНАР.   Я с ней поговорю об этом позднее, только когда всё окончательно уладится, обещаю.

ФРАНК.    Если уладится  (стучит по дереву).

БЕРНАР  (передразнивает его).  Если всё уладится, я не забуду, что всем вам обязан.

ФРАНК.    Я тоже буду очень обязан Господину…  и Мадам.

НОЭЛЬ  (за кулисами).  Франк!

БЕРНАР.   Вот и она!

 

                                                  Отступает в глубь декорации.

 

ФРАНК.    Я вас оставляю  (направляется к двери в кухню).

БЕРНАР.   Теперь мой ход.

ФРАНК.    …По моим нервам  (уходит).

НОЭЛЬ  (она входит, не замечая Бернара, и направляется прямо к корзине, которую с удивлением разглядывает).   Это фрукты… цветы… листья… И веточки.

БЕРНАР.   А это мое сердце, которое бьется только для вас.

НОЭЛЬ.    Теперь я его слышу.

БЕРНАР  (подходит к ней).  А меня – видишь.

НОЭЛЬ.    Ах, как я…  Бернар!  (Бросается к нему и ощупывает его, пытаясь убедиться, что она не спит).

БЕРНАР.   Да, это я!

НОЭЛЬ.    Почему ты вернулся?

БЕРНАР.   Если я скажу, что за пачкой сигарет, которую забыл здесь вчера, ты поверишь?

НОЭЛЬ.    Нет!

БЕРНАР.   А если я скажу, что ради принятия мер безопасности в  ванной комнате, которыми я пренебрег вчера, поверишь?

НОЭЛЬ.    Нет!

БЕРНАР.   Ну, тогда я скажу, например, что я вернулся к Алисе за рецептом  пирожных, поверишь?

НОЭЛЬ.    Нет!

БЕРНАР.   А если я признаюсь, что вернулся, потому что не спал всю ночь,  размышляя над собственной глупостью, вернулся, потому что просто хотел тебя увидеть, ты мне поверишь?

НОЭЛЬ.    Да!

БЕРНАР.   Почему?

НОЭЛЬ.    Потому что я тоже не спала всю ночь, размышляя над собственной глупостью, и потому что мне ужасно хотелось тебе увидеть.

БЕРНАР.   Значит, ты на меня не сердишься?

НОЭЛЬ.    Это ты должен на меня сердиться!

БЕРНАР.   Напротив, всё случившееся позволило мне лучше осознать, до какой степени я к тебе привязан.

НОЭЛЬ.    Иными словами, ты как будто любишь меня немного больше, чем прежде.

БЕРНАР.   Да. Ты счастлива?

НОЭЛЬ.    О, немного больше, чем прежде.

БЕРНАР  (протягивая ей руку).  И теперь!

НОЭЛЬ  (собирая последние силы).  И теперь мы расстаемся.

БЕРНАР.   Ну, уж нет! Спасибо! Это мне снова провести бессонную ночь, снова завтра возвращаться, и еще больше тебя полюбить! Я не двинусь с места. Я уже здесь, здесь и останусь.

НОЭЛЬ.    Ты потом пожалеешь. Поверь, тебе лучше уйти.

БЕРНАР.   Но это становится навязчивой идеей. Почему?

НОЭЛЬ.    Потому что…

БЕРНАР.   Послушай, если ты найдешь действительно весомую причину, я настаивать не стану, я уйду.

НОЭЛЬ.    Хорошо! Так вот: тебе следует уйти, потому что история наша слишком уж хороша и заслуживает столь же достойного  финала. Я предпочитаю, чтобы она прекратилась в зените славы, не хочу видеть, как серые будни превратят ее в пошлость.

БЕРНАР.   Да,  красиво. И в высшей степени романтично. Но не кажется ли тебе, что рассуждать о серых буднях пошлости на исходе всего лишь второго месяца  истории, - несколько преждевременно?

НОЭЛЬ.    Пожалуй! Тогда есть другой довод.

БЕРНАР.   Я тебя слушаю.

НОЭЛЬ.    Тебе лучше уйти сейчас, когда тебе хочется остаться, чем оставаться до тех пор, когда захочется уйти.

БЕРНАР.   Отлично сказано!

НОЭЛЬ.    Ты видишь, стоит постараться, и…

БЕРНАР.  Осталось только найти причину, по которой мне вдруг однажды захочется уйти.

НОЭЛЬ.    Ну, это нетрудно. Тебе захочется уйти, потому что я тебе наскучу.

БЕРНАР.   Ты?

НОЭЛЬ.    Да, я тебе надоем. Я себя знаю: короткие дистанции я как-то еще выдерживаю, но на длинных – ничего не стою, вызываю разочарование.

БЕРНАР.   Ты меня разочаровать никак не можешь.

НОЭЛЬ.     Могу! Еще как могу! У тебя ложное представление обо мне. На самом деле, во мне соединилось всё, чего ты терпеть не можешь. Поверь, я не слишком отличаюсь от всех твои Нани и Сандр.

БЕРНАР.   Ты?

НОЭЛЬ  (дурачась).  Ну да! Я ведь такое же капризное дитя, как Сандра. До сих пор я себя как-то контролировала, но теперь  точно знаю, что не смогу. Природа возьмет свое, а это не всегда выглядит симпатично и не всегда может понравиться.

БЕРНАР.   Какая удача!

НОЭЛЬ.    Не говори  так! Я ведь тоже из пиявок. Ты даже себе не представляешь, на какие выходки я способна.

БЕРНАР.   Очень хотелось бы узнать.

НОЭЛЬ.    Ну, так тому и быть! Пеняй на себя  (буквально бросается на него).  Дай мне твои руки, я беру их в плен, чтобы они отныне соединялись только с моими руками, и больше ни с чьими, никогда, слышишь? Поклянись!

БЕРНАР.   Клянусь в кои-то веки совершенно искренно!

НОЭЛЬ.    Дай мне свою голову, чтобы я впитала в себя ее аромат и опьянилась им, и чтобы он перешел на меня, как часть тебя, как знак твоей власти надо мной, твоя печать, и чтобы любовь охватывала  меня всякий раз, когда я буду его вдыхать.

БЕРНАР.   Тем более, что голова моя пахнет твоими духами.

НОЭЛЬ.    Дай мне губы свои, ибо я хочу – миллиметр за миллиметром – выучить их наизусть.

БЕРНАР.   Прекрасная мысль!  К  первому уроку приступаем немедленно  (хочет ее поцеловать. Она отбивается).  

НОЭЛЬ.    Ты с ума сошел! Что ты делаешь?

БЕРНАР.   Хочу тебя поцеловать.

НОЭЛЬ.    Зачем?

БЕРНАР.   Затем, что очень хочется.

НОЭЛЬ.    Но ты не должен этого делать.

БЕРНАР.   А кто мне запретит?

НОЭЛЬ.    Ты же не любишь публичных демонстраций!

БЕРНАР.   С другими, но не с тобой. Признаться, я был приятно удивлен, обнаружив в тебе, наконец, тот пыл, который  угадывался, но до сей поры  от меня  тщательно сокрытый.

НОЭЛЬ.    Так тебе понравилось?

БЕРНАР.   Бесконечно! Готов в любую минуту доказать, до какой степени.

НОЭЛЬ.    Это невозможно!

БЕРНАР.   Невозможно меня остановить! Всё, что в других  меня отталкивало, в тебе привлекает. Всё, что раздражало, - забавляет. Всё, что я ненавидел, в тебе – обожаю. Иными словами, у меня нет никакого основания для ухода.

НОЭЛЬ.    Никакого.

БЕРНАР.   И у тебя, в сущности, тоже нет никаких причин для разрыва.

НОЭЛЬ.    Одна все-таки есть.

БЕРНАР.   Какая же?

 

                                                     В дверь звонят.

 

НОЭЛЬ.    Черт! Это, наверное, Бийон.

БЕРНАР.   Это еще кто?

НОЭЛЬ.    Господин, который звонил вчера в мое отсутствие, и сказал, что по личному делу. Он перезвонил после твоего ухода.

БЕРНАР.   И ты назначила ему свидание?

НОЭЛЬ.    Ему я ни в чем не могу отказать. Это мой бухгалтер. Он пришел за бумагами, которые я, кстати, совершенно забыла приготовить. Пойду займусь этим. Потерпи немного.

БЕРНАР.   Он какой?

НОЭЛЬ.    Точно такой, как все остальные.

 

                                                       Уходит в сторону спальни.

 

БЕРНАР  (один).   У нее нет никаких причин со  мной расстаться.

ФРАНК  (входит).  Это господин…

БЕРНАР.   Я в курсе, пусть войдет   (Франк пропускает вперед Андре Шастеля с портфелем в руках).  Входите, входите, сударь. Мадемуазель Альбан задерживается, но теперь уже ненадолго. Садитесь, прошу вас. Не желаете ли аперитив?

АНДРЕ.     Нет, благодарю.

БЕРНАР.   Сигарету?

АНДРЕ  (достает свой портсигар).  Нет, предпочитаю свои.

БЕРНАР.   О, какой красивый портсигар. Вы позволите?

АНДРЕ.     Прошу. Очень его люблю, он необычный.

БЕРНАР.   Случайно не из Бангкока?

АНДРЕ.     Совершенно верно.

БЕРНАР.   Забавно, у меня был точно такой. Я привез его оттуда.

АНДРЕ.     И вы его потеряли?

БЕРНАР.   Нет, подарил одной приятельнице, которой он понравился  (отдает портсигар Андре).

АНДРЕ.      Свой я бы не отдал  ни за какие коврижки. Это подарок. Почти свадебный.

БЕРНАР.   Мои поздравления! А для меня это был подарок… на прощание.

АНДРЕ.     Жалеете, должно быть?

БЕРНАР.   Нет, женщина была очаровательная. В высшей степени достойная. Кроме того, ей я в какой-то степени обязан сегодняшним своим счастьем.

АНДРЕ.     Ах, в любви подарки всегда – принадлежность прошлого. Мне известно, что я обязан своим счастьем некоему милому нахалу, который был моим предшественником в жизни Элеоноры.

БЕРНАР.   Ее зовут Элеонора?

АНДРЕ.     Да, правда, красивое имя? Элеонора Датен.

БЕРНАР.   Нора!

АНДРЕ.     Это ваш портсигар?

БЕРНАР.   Да!

АНДРЕ.     Смешная штука – жизнь! Сейчас я питаю к вам почти благодарность, а два месяца назад готов был удавить.

БЕРНАР.   Два месяца?

АНДРЕ.     Да, когда Ноэль меня бросила.

БЕРНАР.   Но я не знал, что Ноэль и вы…

АНДРЕ.     Извините меня. Я думал, что она говорила вам обо мне. Как-никак пять лет я был частью ее жизни.

БЕРНАР.   Нет, она рассказывала мне о некой истории, которая, действительно, продолжалась пять лет. Мужчина был очень добрым, щедрым, но в общем лишенным фантазии. ТТТ, как она это называет.

АНДРЕ.     ТТТ?

БЕРНАР.   Тапочки – Трубка – Телевизор.

АНДРЕ.     Это про меня.

БЕРНАР.   Нет, я бы никогда себе не позволил. Тот был меховщиком.

АНДРЕ.     Но я и есть меховщик.

БЕРНАР.   Не бухгалтер?

АНДРЕ.     Почему вы решили, что я должен быть бухгалтером?

БЕРНАР.    Да, нет, не должны. Просто Ноэль ждала своего бухгалтера, и я решил, что это вы.

АНДРЕ.     Ни в коей мере! Сожалею, что сразу не представился  (встает).  Андре Шастель, ТТТ.

БЕРНАР.   Бернар Имбер, нахал.

АНДРЕ.     Счастлив познакомиться.

БЕРНАР.   Честно говоря, я тоже.

АНДРЕ и БЕРНАР   Я вас представлял совсем не таким.

 

                                      Оба смеются. Входит Ноэль с бумагами в руках.

 

НОЭЛЬ.    А, господин Бийон…  (внезапно останавливается, увидя Андре). Андре!

АНДРЕ.     Здравствуй, Ноэль. Рад тебя видеть.

НОЭЛЬ.     Я тоже, Андре. Думаю, что вы уже познакомились?

БЕРНАР.   Случай позаботился.

НОЭЛЬ.    Но что тебя сюда привело?

АНДРЕ.     Я принес твои драгоценности.

НОЭЛЬ.     Мои драгоценности? Зачем?

АНДРЕ.     Потому что ты попросила.

НОЭЛЬ.     Я?

АНДРЕ.     Ну, твой камердинер. Позвонил мне вчера от твоего имени и сказал, что тебе непременно понадобятся твои драгоценности, и ты хочешь срочно их забрать.

НОЭЛЬ.     Ах, так это Франк тебе позвонил?

АНДРЕ.     Думаю, ты в курсе?

НОЭЛЬ.     Да, в самом деле, вчера я ему сказала, что, возможно, мне понадобятся мои драгоценности. Возможно! Пока я не вполне уверена. Во всяком случае, это не срочно.

АНДРЕ.     Но у него была другая версия.

НОЭЛЬ  (смотрит на Бернара).  Впрочем, да, он прав. Они мне понадобятся.

АНДРЕ.     Так или иначе, я заявляю, что не собираюсь больше их хранить, и готов тебе их вернуть как можно скорее.

НОЭЛЬ.     Вот как!

АНДРЕ.     Да, я уже рассказал Господину, что намерен жениться, и по отношению к моей жене было бы не слишком деликатно хранить у себя принадлежащие тебе вещи. Возможно, ей было бы неприятно видеть  эти следы прошлого.

НОЭЛЬ.    Так ты женишься! Присядь-ка.

АНДРЕ.     Я ведь сказал тебе, что вернусь сюда лишь для того, чтобы сообщить о своем счастье. Я держу слово. Я счастлив.

НОЭЛЬ.    Ах, Андре! Если бы ты знал, какое удовольствие мне доставил! Я ее знаю?

БЕРНАР.   Ты не знаешь, знаю я.

НОЭЛЬ.    И кто же она?

БЕРНАР.   Последняя!..  (уточняя).  Вернее, предпоследняя…

НОЭЛЬ.    Она – хорошая?

БЕРНАР.   Бесконечно кроткая и терпеливая.

НОЭЛЬ.    Тем лучше! Она любила совершать долгие пешие прогулки?

БЕРНАР.   Каждый день по часу проводила в  лесу.

НОЭЛЬ.    Замечательно! А цветы она любила?

БЕРНАР.   Обожала, и умела ухаживать за ними, как никто.

НОЭЛЬ.    Замечательно! Умела ценить подарки?

БЕРНАР.   Я никогда не встречал женщины, которая с такой благодарностью отзывалась даже на самый маленький знак внимания.

НОЭЛЬ.    Замечательно! О, у нее, действительно, масса достоинств!

БЕРНАР.   Притом,  что совершенно отсутствуют недостатки.

НОЭЛЬ.     Какая удача!  Но почему же тогда ты ее оставил?

БЕРНАР.   У нее было призвание к браку.

НОЭЛЬ.    О, какая непредвиденная удача!   (Андре).  Вы просто созданы друг для друга.

АНДРЕ.     Мне тоже так кажется. Нас всё сближает – вкусы, характеры,  испытанные разочарования…

НОЭЛЬ.     Так у тебя случались разочарования?

АНДРЕ.     Ты!

НОЭЛЬ.     Да! А у нее?

БЕРНАР.   Я!

НОЭЛЬ    Чудесно! Как же вы будете счастливы вместе!

АНДРЕ.    В такой же степени, в какой будем несчастливы  друг без друга. Что лишний раз доказывает: в жизни существуют равновесие и компенсация.

НОЭЛЬ.    Ты по-прежнему в это веришь?

АНДРЕ.     Больше, чем когда бы то ни было!

БЕРНАР  (внезапно вмешиваясь в разговор).  Пожалуйста,  передайте Норе мои самые искренние поздравления!

АНДРЕ.     Непременно!

НОЭЛЬ  (снимая брошь, подаренную ей Андре). Ах, Андре, позволь мне передать это в качестве свадебного подарка.

АНДРЕ.     Да нет, как-то неловко.

БЕРНАР.     Нет ничего неловкого. Уверен, что ей понравится это, как вам понравился портсигар.

НОЭЛЬ.    Ты очень меня этим обяжешь.

БЕРНАР.   Да, вы очень нас этим обяжете.

АНДРЕ.     Ладно, пусть будет так!   (Забирает брошь). Спасибо, Ноэль, и, возможно, до скорого.

НОЭЛЬ.     Не забудь прислать извещение о свадьбе.

АНДРЕ.     Думаю, что вы получите два.

 

                                            Ноэль провожает его до двери.

ФРАНК   (входит).  Извините, мадам Алиса спрашивает, будет ли Господин обедать.

БЕРНАР.   Думаю, что да!

ФРАНК.    Могу ли я из этого заключить, что всё улажено?

БЕРНАР.   Почти, дорогой мой Франк, почти.

ФРАНК.    Ах, так значит не до конца?

БЕРНАР.   Нет, вы были правы, она упрямая.

ФРАНК  (глядя на чемоданчик с драгоценностями).  Не страшно, я подожду!

БЕРНАР.   Подождете чего?

ФРАНК.    Подожду пока  с лишним прибором.

 

                                                        Выходит

 

БЕРНАР  (один).  Какова преданность!

НОЭЛЬ   (входит).  Просто потрясающий тип!

БЕРНАР.   Кто?

НОЭЛЬ.    Андре!

БЕРНАР.   Правда, очень симпатичный. Главное,  оставляет впечатление стабильности, надежности. Кстати, этим он и взял Нору.

НОЭЛЬ.    Ты так думаешь?

БЕРНАР.   Да, из них получится подходящая пара. Пара без проблем, стало быть, счастливая.

НОЭЛЬ.    Я даже могла бы им позавидовать.

БЕРНАР.   А чему, собственно, завидовать. Мы с тобой в своем роде тоже очень подходящая пара.

НОЭЛЬ.     Но ты забыл, что нам надо расстаться.

БЕРНАР.   Ах, да! Ты ведь должна была сказать мне о причине, как раз, когда Андре позвонил. Не забыла?

НОЭЛЬ.    Нет, напротив, и визит Андре здесь был как нельзя кстати.

БЕРНАР.   Хочешь, угадаю, почему…

НОЭЛЬ.    Не думаю, что угадаешь…

БЕРНАР  (напевает первые такты свадебного марша).  Угадал?

НОЭЛЬ.    Да, угадал. Я собираюсь выйти замуж.

БЕРНАР.   И полагаешь, что мы не подходим друг другу?  Нас посещают одни и те же мысли в одно  и то же время. Я как раз собирался тебе предложить.

НОЭЛЬ.     Ты шутишь!

БЕРНАР.   Нисколько!

НОЭЛЬ.    Брак противоречит твоим взглядам.

БЕРНАР.   Ты прекрасно знаешь, что это лишь оправдание в том случае, когда брак противоречит чувствам.

НОЭЛЬ.     Ты говорил, что это самый варварский из существующих обычаев.

БЕРНАР.   Какое совпадение! Ты тоже так говорила!

НОЭЛЬ.    Перспектива брака приводила тебя в ужас!

БЕРНАР.   Как и тебя! А теперь она меня обнадеживает.

НОЭЛЬ.    Нет, нет! Ты с такой легкостью об этом говоришь, потому что думаешь, что в любой момент можешь развестись, как только тебе надоест! Так вот, я тебя предупреждаю заранее, что не разведусь никогда. Буду ставить тебе палки в колеса, не пойду ни на какие компромиссы!

БЕРНАР.   И я тоже! Имей в виду, что ты свою свободу не получишь обратно ни под каким предлогом!

НОЭЛЬ.    И не воображай, что это будет один из тех современных браков, когда каждый живет своей жизнью.

БЕРНАР.   Надеюсь, что так не будет! Иначе, зачем жениться?

НОЭЛЬ.    365 дней в году вместе. И никаких раздельных отпусков! Вместе устаем. Вместе отдыхаем, вместе развлекаемся, купаемся, рыбачим,  играем в шары, вместе идем за газетой и вместе ее читаем. Вместе загораем.

БЕРНАР.   Отлично: на одном боку,  переворачиваясь одновременно.

НОЭЛЬ.    И никаких деловых поездок, никаких строек за пределами Парижа, никаких дружеских ужинов.

БЕРНАР.   Я буду брать тебя повсюду, а ты – меня.

НОЭЛЬ.    Хочу, чтобы обедали, ужинали и ложились спать в одно время.

БЕРНАР.   Как же без этого!

НОЭЛЬ.    Ты, наверное, думаешь, что у каждого будет своя спальня?

БЕРНАР.   Ужас какой! Я даже о двух кроватях радом не помышляю: одна большая, общая кровать!

НОЭЛЬ.    Именно что не большая. 1 метр 20 сантиметров максимум. Я мерзлячка, и хочу, чтобы ты был всегда в пределах досягаемости для моих ледяных ног.

БЕРНАР.   Всё складывается удачно. Мне всегда жарко, и я готов предоставить свое плечо в твое распоряжение.

НОЭЛЬ.     Почему ты хочешь, чтобы я клала ноги тебе на плечо?

БЕРНАР.   Не ноги! Голову!

НОЭЛЬ.    И речи быть не может. Я на ночь кладу крем на лицо и буду соскальзывать.

БЕРНАР.   Я и не сомневался, но ведь на тебе будут еще и бигуди, они остановят скольжение.

НОЭЛЬ.    Нет, бигуди я надеваю утром. На завтрак. Огромные, по всему телу.

БЕРНАР.   С твоим халатом из бумазейки и шлепанцами отлично должны смотреться.

НОЭЛЬ  (растерялась).  Больше не знаю, что тебе и сказать.

БЕРНАР.   Видишь, тебе не удалось найти ни одной серьезной причины для моего ухода.

НОЭЛЬ.    Значит, ты хочешь остаться?

БЕРНАР.   Да, и мы с тобой тоже будем чудесной парой, достойной зависти.

НОЭЛЬ  (внезапно принимает решение).  Ладно, согласна. Так и поступим. Поженимся и будем счастливы!

БЕРНАР.   Не передумаешь?

НОЭЛЬ  (берет в руки чемоданчик с драгоценностями).  Нет!

БЕРНАР.   Тогда обмоем это дело!

НОЭЛЬ.    Подожди, мне надо переговорить с Франком.

БЕРНАР.   Это можно сделать и после.

НОЭЛЬ.    Нет, по счетам надо платить. Предпочитаю сделать это сразу, чтобы чувствовать себя свободней.

БЕРНАР.   Как хочешь. Это, в самом деле, так срочно?

НОЭЛЬ.    Да, я потом тебе объясню.

БЕРНАР.   Надеюсь, ты не собираешься его уволить?

НОЭЛЬ.    Нет, но что-то мне подсказывает, что он теперь долго здесь не задержится.

БЕРНАР.   Будет жаль! Такой очаровательный молодой человек! Уж и не знает, что еще сделать, чтобы услужить получше.

НОЭЛЬ.    О, да!  А иногда и прекрасно знает, что сделать, чтобы услужить

БЕРНАР.   Просто жемчужина своего рода!

НОЭЛЬ.    О, для меня куда больше, чем одна жемчужина.

БЕРНАР.   Может, если ему предложить прибавку к жалованью, он останется?

НОЭЛЬ.    Поверь, больше уже предложить невозможно.

АЛИСА  (входит в большом волнении).  Ах, Ноэль, девочка моя! Я в таком состоянии…  вы представить себе не можете, от чего мы убереглись.

НОЭЛЬ.   Что случилось?

АЛИСА.    Франк… этот ваш Франк!

БЕРНАР и НОЭЛЬ.    Да что такое?

АЛИСА.     Только что его увела полиция.

НОЭЛЬ.     Только что?

АЛИСА.     Сию минуту. В наручниках. Говорила же я вам, что он проходимец!

БЕРНАР.   Но, возможно, это ошибка!

АЛИСА.     Как бы не так! Именно его они и искали. Они знали имя, адрес, и фотография у них была.

НОЭЛЬ.     Он не пытался сопротивляться?

АЛИСА.     Они не оставили ему такой возможности. Стоило ему открыть рот… ой, ой, ой!

БЕРНАР.   Что же именно они ему сказали?

АЛИСА.     Заткнись! Так они ему сказали.

БЕРНАР.   Да, я понял.

НОЭЛЬ.    И он ушел… без единого слова…

АЛИСА.    Ах, да, забыла, уже на пороге, он обернулся ко мне и изрек: «Передайте мадемуазель Альбан, что она действительно в сорочке родилась».

НОЭЛЬ.    Бедный Франк!

АЛИСА.    Нечего его жалеть! Подумайте только, два месяца этот бездельник здесь жил и обокрал бы нас так, что мы бы этого  и не почувствовали!

БЕРНАР.   Ну, ну, успокойтесь, мадам Алиса. Его уже здесь нет. Вам надо немного прийти в себя в вашей комнате, и всё забудется.

АЛИСА.     Да, а потом проверить белье и столовое серебро.

БЕРНАР.   Вот, вот!

АЛИСА  (уходя, замечает чемоданчик с драгоценностями).  Это ваши драгоценности?

НОЭЛЬ.    Да, Андре только что их принес.

АЛИСА.    Он был прав, вы и, в самом деле, в сорочке родились!   (Уходит).

НОЭЛЬ.    Жуткая история! Казалось, было уже не миновать!

БЕРНАР.   Ты радоваться должна. По крайней мере, драгоценности при тебе. Кстати, ты действительно поручила ему позвонить Андре насчет драгоценностей?

НОЭЛЬ.     Нет, не совсем так.

БЕРНАР.   Тогда всё ясно. Он задумал их украсть.

НОЭЛЬ.    Нет, я должна была сама их отдать, как раз в тот момент, когда его арестовали.

БЕРНАР.   Сама должна была отдать?

НОЭЛЬ.    Да, это был долг чести. Я заключила с ним пари, что мы с тобой расстанемся, и, если ты не уйдешь, он получит драгоценности.

БЕРНАР.   К чему было заключать такое пари?

НОЭЛЬ.    Чтобы быть уверенной, что придется плакать либо по тебе, либо по драгоценностям.

БЕРНАР  (внезапно всё понял).  Счет к оплате!

НОЭЛЬ.    Откуда ты знаешь?

БЕРНАР.   От него. Сегодня утром он всё мне объяснил по телефону.

НОЭЛЬ.    И, в результате, правильно сделал. Теперь ты сможешь мне помочь.

БЕРНАР.   Можешь на меня положиться. Я сделаю тебя такой счастливой, какой ты никогда еще не была.

НОЭЛЬ.    Ты все неверно понял. Я не хочу быть счастливой. У меня всегда было слишком много счастья, невероятно, противоестественно много.

БЕРНАР.   Разве ты была счастлива?

НОЭЛЬ.    Ну, я жила легко, весело, без денежных проблем…

БЕРНАР.   А, ты говоришь о материальных проблемах… Тогда да, тебе везло, хотя есть люди в сто раз богаче тебя, которые не делают из этого трагедии.

НОЭЛЬ.    Вот как!

БЕРНАР.   И потом, свой достаток ты заработала собственным трудом, своими идеями, своим талантом. Если бы всё на тебя с неба свалилось, я бы согласился, что тебе просто везет, но здесь самое большее, о чем можно говорить: что тебя нельзя назвать невезучей.

НОЭЛЬ.    Предположим…  Но в моей личной жизни… Ты же не можешь отрицать, что мне везет. У меня столько любящих друзей, меня домогаются, меня лелеют…

БЕРНАР.   Поговорим и об этом. Всё это люди, которые завидуют твоей жизнерадостности и хотели бы тебя ее лишить. Все они подкапываются под твое хорошее настроение, и своими добрыми речами сумели заставить тебя устыдиться малейшей радости.

НОЭЛЬ.    Они не нарочно.

БЕРНАР.   Не защищай их, это не настоящие друзья.

НОЭЛЬ.    Нет, ты не прав.

БЕРНАР.   Ах, так! Тогда почему ты вынуждена была со всеми своими страхами довериться  не им, а камердинеру?

НОЭЛЬ.    Потому что…

БЕРНАР.   Потому что не было у тебя к ним доверия. Ты  чувствовала, что не найдешь у них поддержки, тебе было одиноко.

НОЭЛЬ.    Но если друзей  не было, извини, у меня, были мужчины, которых мне, действительно, не в чем упрекнуть.

БЕРНАР.   Разумеется! Только счастья они тебе не дали.

НОЭЛЬ.    Здесь ты несправедлив.

БЕРНАР.   А если ты была счастлива, почему ты с ними расставалась без малейшей тени сожаления, а чаще всего и с облегчением. Ты же сама мне говорила…

НОЭЛЬ.    Но всё же я провела с ними немало хороших минут.

БЕРНАР.   Хороших минут – да. Но разве были у тебя с ними моменты незабываемые, дивные, наполненные? Больше, чем простое времяпрепровождение?

НОЭЛЬ.    О, нет, такого не было.

БЕРНАР.   И ты произносишь это так, как будто это нормально, что таких моментов не было. Но ведь ты о них мечтала, по крайней мере? Как все люди?

НОЭЛЬ.    О, да, мечтала.

БЕРНАР.   То есть, ты довольствовалась тем, что  имела, но не имела то, чего хотела. Тебя обманывали, кормили суррогатом. Значит, я прав: ты не была счастлива в любви. Как и в дружбе. Как и в деловой жизни. Единственная твоя удача – твой нрав, счастливый характер. Он и заставляет тебя верить в твою удачу.

НОЭЛЬ.    Значит, по-твоему, я прожила лишь с иллюзией счастья?

БЕРНАР.   Вот именно.

НОЭЛЬ.    И никогда, никогда не была счастлива?

БЕРНАР.   Никогда.

НОЭЛЬ.    И, следовательно, мне не предъявят счет к оплате?

БЕРНАР.   В самом крайнем случае, я могу согласиться с тем, что судьба тебе ничего не должна.

НОЭЛЬ.    И все же, знать, что ты в порядке, разве это не прекрасно само по себе?! У меня такое чувство, что последние три месяца я и не дышала вовсе.

БЕРНАР.   Ты и представить себе не можешь, как будешь счастлива теперь.

НОЭЛЬ.    Ты думаешь? Но ведь будет ужасно, когда однажды за это счастье придется расплачиваться.

БЕРНАР.   Да ты каждый день будешь за него расплачиваться!

НОЭЛЬ.    То есть?

БЕРНАР.   Страхом его потерять.

НОЭЛЬ.    О! Это не значит расплачиваться.

БЕРНАР.   Так кажется, пока недостаточно счастлив. Когда же счастье приходит, ты понимаешь, как дорого стоит этот счет.

НОЭЛЬ.    А!

БЕРНАР.    Ты станешь бояться несчастного случая, если я буду опаздывать…

НОЭЛЬ.    О, да!

БЕРНАР.   Бояться, что мне разонравишься, когда у тебя на носу вскочит прыщик…

НОЭЛЬ.    О, да!

БЕРНАР.   Тебя охватит страх, когда я лишь взгляну на другую женщину.

НОЭЛЬ.    О, да!

БЕРНАР.   Страх оставить меня одного, если взгляд мой потеряет осмысленность…

НОЭЛЬ.    О, да!

БЕРНАР.   Страх перед привычностью, которая исподволь приходит к супружеским парам и разъедает брак, как ржавчина.

НОЭЛЬ.    О, да!

БЕРНАР.   Страх, что последующая минута разрушит предшествующий час.

НОЭЛЬ.    О, да!

БЕРНАР.   Страх перед истекающим временем!

НОЭЛЬ.    О, да!

БЕРНАР.   Страх перед случайностью, перед всем, перед ничем – каждую минуту.

НОЭЛЬ.    О, да!

БЕРНАР.   Страх, что мне нестрашно.

НОЭЛЬ.    О, нет, только не это! Тебе тоже будет страшно!

БЕРНАР.   Да, я буду бояться того же, что и  ты.

НОЭЛЬ.    Как же это будет тяжело!

БЕРНАР.   Ужасно!

НОЭЛЬ.    Чудовищно!

БЕРНАР.   Невыносимо!

НОЭЛЬ.    Как же мы будем несчастны!

 

                          И когда они падают в объятья друг другу, в последний раз закрывается

 

 

                                    ЗАНАВЕС

 

 

Переводчик – Мягкова Ирина Григорьевна

117453, Москва, улица Паустовского 8-3-470,

тел\факс:  422-10-09

E-mail: imiagkova@mail.ru

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

.