Карине ХОДИКЯН

г. Ереван /Армения/

karineakhal@rambler.ru

ПРИГЛАШЕНЫ НА ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ?

Действующие лица

АРМЕН – 19 лет

АННА – 55 лет

ЭММА – 67 лет

МАРИНА – 17 лет

В гостиную входит Армен, ставит на стол желтую картонную коробку.

АРМЕН. Дед, удивлен, что я здесь?.. (Пауза.) Ты всегда понимал меня, думаю, сейчас бы тоже понял... (С горькой ухмылкой) И кого я сейчас уговариваю, тебя, или меня?.. (Пауза. С внутренним ожесточением.) Но, ты бы сказал, гвардия, вперед!.. Вобщем, как понимаешь, эта коробка – из твоей коллекции. Это же ты поставил все эти коробки всех цветов радуги возле своего письменного стола. Вот эта – самая верхняя. Но, честно говоря, сперва я обследовал ящики письменного стола... обследовал или обыскал, что тебе больше нравится?... А мне? Е стественно –обследовать, так как я твой внук и имею право. Или думаю, что имею право... В ящиках не нашел, ну, и перешел к коробкам...

Открывает коробку, изучает содержимое и присвистывает.

АРМЕН. Будильники... Сколько их здесь?.. двадцать?... а может, и тридцать наберется. (Вынимает один, разглядывает.) Деда, а почему будильники? То, что ты непредсказуемый –известно всем, но вот сейчас я понял... мы же тебя совсем не знали. Ну да, знакомых у тебя было множество: коллеги-адвокаты, друзья, парочка другая родственников... ты же понимаешь, что я имею в виду... Вот друзья у тебя были классные… Помню ваши застолья здесь, в саду, под старым дубом... кстати, шашлыки у тебя тоже были классные... А этот друг твой, дядя Вартан, яблочную водку которого вы пили как французский кальвадос, и дядя Арсен каждый раз обязательно вспоминал Жоана и в сердцах начинал материться, мол, бросил такого парня, да еще хирурга от бога – Равика, и поделом, что так хреново закончила свою никчемную жизнь... И после - все равно пьет за их любовь... (Пауза.) Дед, куда это я забрел? Впрочем, вряд ли я куда-то и дойду…

Уходит, возвращается с коробкой синего цвета. Открывает и достает лупу, потом еще одну.

АРМЕН. Сколько луп... полная коробка! Когда я спрашивал, что в этих коробках, почему не открывал эти чертовы коробки, не показывал? Я сейчас бы не спрашивал – почему именно лупы... а, дед?

Телефон звонит. Он смотрит на экран, хмурится, нехотя отвечает.

АРМЕН. Ну я... кто еще может быть... Пиво пью вместе с футболом. Сурен, не будешь задавать идиотских вопросов, не получишь таких же ответов... Ищу, что еще могу здесь делать? Ах, ты думаешь, это не сложно?.. Тогда приди и сам... Ну так, не мешай. И не звони!

Телефон с лупой бросает на стол, уходит, возвращается с красной коробкой. Ставит ее на стол.

АРМЕН. А что может быть здесь? После будильников и луп – все, что угодно. Ручки, половники или... то, что я ищу. (Открывает коробку, смотрит... разачарованно.) Вот это – облом! (Вынимает ножницы,) Сколько их здесь?.. Дед, ты что, ограбил точильщика ножниц? (Уходит, но останавливается на полпути.) Уже страшновато, кто знает, что может быть в остальных... Дед, да ты и вправду “беспокойная натура с разносторонними интересами”,- как говорила моя бабушка и твоя досточтимая теща мадам Элеонора.

Но вы так хорошо разыгрывали спектакль любящих тещи и зятька: “Элеонора Мисаковна!- Армен, дорогой!”... Так я и думал, пока она не умерла, а ты, после панихиды, когда зал опустел и остались лишь самые близкие, постоял у гроба и почти шепотом сказал: “Спасибо, мама!”. Сколько мне тогда было?.. лет десять... но я вспомнил, что ты рос без матери... и без отца. (Пауза. Другим тоном.) Деда, только честно, ты это нарочно?.. Мешаешь, мысли путаешь, не даешь сосредоточиться. А мне еще надо в город вернуться и увидеться кое с кем. Так что, давай не будем мешать друг-другу.

Уходит, возвращается с зеленой коробкой.

АРМЕН. А по-моему, я понял систему: в желтых коробках будильники, в синих – лупы, в красных – ножницы... (Задумчиво.) Почему в красных коробках – ножницы, а, деда? Ладно, сейчас посмотрим, что у тебя в зеленых коробках.

Открывает коробку и, не веря глазам, с дрожащими руками вынимает альбом.

АРМЕН. А что, верно говорят, что зеленый – цвет надежды. И спасения. Ну, теперь одна просьба к тебе: не вини меня. А если даже и будешь винить, что изменится...

Открывает альбом, снова не веря глазам, и постепенно приходя в бешенство, лихорадочно перелистывает страницы.

АРМЕН. Открытки?! К тому же – новогодние?! Дед Мороз и елочки?.. (Бросает альбом, несколько открыток падает на пол.) Взрослый человек, уважаемый адвокат, который ни одно дело не проиграл, и открытки?.. с елочными игрушками?.. Деда, ты что, смеешься надо мной?..

Очень тихий, короткий звонок в дверь.

АРМЕН. Что это? (Прислушивается. Тишина.) Показалось... (Поднимая с пола альбом.) А может, это звонок с небес? Или знак? Тогда что это за знак? (Опять листает альбом.) Только открытки! Мой друг и будущий психилог Карен сказал бы: “Здесь зарыт большой комплекс маленького детства”. Что за комплекс, деда, какие у тебя могут быть комплексы? Не знаю... А я-то думал... (Разглядывая очередную страницу.) С новым годом, елка, а на макушке у елки – красная звезда. (Разглядывая открытку.) Тысяча девятьсот...

Непрерывный звонок в дверь.

АРМЕН. Кто там еще..? (Уходит.)

Возвращается с Анной.

АРМЕН. Ничего я не понял.

АННА. Мне повторить?

АРМЕН. Но более ясно и понятно.

АННА. Я только поздравлю и уйду.

АРМЕН. Кого поздравите?

АННА. Моего давнего... (Ищет нужное слово.) приятеля.

АРМЕН. Еще раз – но с начала. Поздравить кого?

АННА. Армена. Сегодня же его день рождения, не так ли?

АРМЕН. (после паузы). Армена...

АННА. Да. А вы, простите, кто ему будете?

АРМЕН. Я – Армен.

АННА. Вполне возможно, но я пришла к Армену Арменяну.

АРМЕН. (со вздохом). Я тоже... Армен Арменян.

АННА. Как же я не догадалась! Вы – внучок Армена.

АРМЕН. А как же, и именно, что вну-чок!

АННА. (с улыбкой). Вы правы... внук. Вы – внук Армена.

АРМЕН. А вы...

АННА. Сказала ведь – давняя...

АРМЕН. (перебивая). ...приятельница. Но вас я никогда не видел у нас дома, или ошибаюсь?

АННА. (окончателно смутившись). Не ошибаетесь, я просто... так сказать... (Пауза.) Простите, я не представилась... Анна

АРМЕН. Анна...

АННА. Анна Карленовна.

АРМЕН. Понятно... Да ничего не понятно. Зачем вы здесь?

АННА. Простите...

АРМЕН. Я хотел сказать: кто вас пригласил?

АННА. Как – кто? Армен... ваш дедушка.

АРМЕН. Мой дедушка?.. (В сторону.) Деда. Как это понимать? (К Анне.) Пригласил... но как?

АННА. Открыткой. (Из сумки вынимая открытку.) Извольте.

АРМЕН. (игнорируя ее колкий тон). Ну конечно, как не догадался, естественно, открыткой, даже возможно - новогодней!

АННА. Нет, с розами! (Не заглядывая в текст, цитирует.) 19 ноября приглашаю на мой день рождения. И адрес: Дачный...

АРМЕН. (перебивая). Можно?.. (Почти вырывает из ее рук открытку.) Адрес точный...

АННА. (обиженно). Не стоит сомневаться, ведь сомнение хуже смерти.

АРМЕН. (задумчиво). Да-а... Вы учительница литературы.

АННА. Я архитектор. (Только сейчас замечая коробки.) О-го!

АРМЕН. Старые знакомые?

АННА. Даже не можете представить – насколько старые. Так, могу я видеть Армена? АРМЕН. (как будто приняв решение). Не можете... в смысле, его здесь нет.

АННА. А где он?

АРМЕН. Понимаете... так получилось... вообщем, решили 65-летие деда праздновать вне дома.

АННА. Хотите сказать, что сегодня его здесь не будет?

АРМЕН. Ну, выходит – так.

АННА. Не понимаю... пригласить и...

АРМЕН. (демонстративно бросая взгляд на часы). И..! Кстати, я уже давно заметил, что не жизнь полна сюрпризами, а жизнь сама делает сюрпризы.

АННА. А вы похожи...

АРМЕН. Чем?

АННА. Красноречием.

АРМЕН. Только?

АННА. Пока что – да. А по другим параметрам... ну, например, он давно бы мне предложил присесть.

АРМЕН. Понимаете...

АННА. Понимаю, вы горите желанием минутой раньше избавиться от моего присутствия. Я уйду. Но прежде, чем я уйду... (Отбирает открытку, вынимает из сумки ручку и что-то пишет на ней.)

АРМЕН. (стараясь скрыть недовольство). Вы уж извините...

АННА. От вашего имени приносите извинение?

АРМЕН. Не только.

АННА. И на том спасибо.

Как только протягивает открытку Армену, звонок в дверь.

АННА. Слышите?..

АРМЕН. Что?

АННА. Ни что, а кто! Армен пришел!

АРМЕН. На вашем месте я не был бы так уверен...

АННА. Откройте дверь, молодой человек, что вы можете знать об уверенности! (Открытку с ручкой прячет в сумке.)

Армен выходит. Анна подходит, разглядывает коробки, стараясь скрыть волнение.

Возвращается Армен, в одной руке сумка внушительных размеров, другой рукой поддерживает Эмму, опирающуюся на трость.

ЭММА. Эй, куда это ты спешишь, мы же вроде дошли... (К Анне.) Здравствуй.

АННА. Здавствуйте.

ЭММА. (к Армену, жестом головы указывая на Анну). Твоя бабушка?

Анна бросает на нее испепеляюий взгляд.

АРМЕН. Не-ет. Моя бабушка в прошлом году скончалась.

ЭММА. Не знала... Прими мои соболезнования и... (Оглядываясь по сторонам.) Зови Армена.

АННА. Зачем звать, он скоро придет. А вы...

ЭММА. Я? Это долгая история.

АРМЕН. А если покороче?

ЭММА. Покороче – это о девчачьих юбочках. Ты лучше придвинь ко мне кресло.

Армен, понимая, что другого выбора у него нет, молча исполняет ее приказ.

ЭММА. (к Армену). А сейчас помоги сесть, но, смотри, поаккуратнее. (Армен с видимой покорностью исполняет и этот приказ.) А палку поставь в угол. (Следя за ним.) Молодец. Значит, ты внук Армена.

АРМЕН. Так точно!

ЭММА. (бросая косой взгляд в сторону Анны). А ты кто?

Анна демонстративно молчит.

АРМЕН. Она давняя приятельница дедушки.

ЭММА. Почти как я... (В ответ на такой же косой взгляд Анны.) Я давний друг.

АРМЕН. Как на дрожжах растет число друзей-приятельниц моего деда.

АННА. (ее намек направлен на Эмму). Вы забыли слово “давний”.

ЭММА. Это слово не про меня.

АННА. (с “нежной” иронией). Неужели вам всего лишь за пятьдесять?...

ЭММА. 67!

АРМЕН. Ни хе... Неужели?

ЭММА. Ты определись – ни хера, или неужели?

АРМЕН. (ему все больше нравится незнакомая Эмма). Не важно, потому что я вам больше 49 не дам.

ЭММА. (польщена). Узнаю породу. Но мне 67, а я никогда не скрывала свой возраст. (Пальцем показывая Анну.) А такие, как она, и под пытками не признаются. (Замечая коробки.) А это что за кубики-рубики?

АРМЕН. (подходит, ставит коробки на комод). Я так понимаю, что эти коробки - не ваши старые знакомые.

АННА. (говорит, неожиданно даже для себя, с пафосом). Не каждому же это дано !

АРМЕН. А вы были бы хорошей учительницей литературы.

ЭММА. (к Анне). Не важно, кому что дано, зато мне много чего известно.

АННА. А кого интересует – что вам известно?

ЭММА. Не было бы интересно, в чужой разговор не вмешалась бы.

АРМЕН. Дамы, брэк!

АННА. Что?!

ЭММА. Не знаешь, что такое брэк? (Демонстрируя жест.) Есть такая игра, бокс называется.

АННА. Я и без всякого бокса знаю значение этого слова, и поэтому спрашиваю, что это за тон, что за манера обращения с дамами…

ЭММА. (к Армену). Она права, что за тон, друг мой,... (К Анне.) Как звать-то тебя?

АННА. Мое имя вам ничего не скажет.

АРМЕН. (вспоминая свои проблемы). Тем более, что она уже уходит. (К Анне.) Вас проводить?

ЭММА. Постой, как это – уходит, зачем тогда пришла, и вообще кто она такая?...

АННА. (возмущенно). Ну, знаете... у меня уже и слов нет!

ЭММА. В данный момент слов и не надо, ты имя свое скажи.

АРМЕН. А если я скажу, вы тоже уйдете?

ЭММА. Я же только что пришла, зачем мне уходить? (К Анне.) Я Эмма, а ты ... вы - кто?

АННА. (сквозь зубы). Анна.

ЭММА. (пристально смотрит, пауза, потом изменившим голосом). Архитекторша?

АРМЕН. Ни хе... (После секундной запинки.) Бла-бла-бла...

ЭММА. (к Армену, но не глядя на него). Не встревай. (Внимательно рассматривает Анну.) Значит, это – ты.

АННА. Что-то вас не припоминаю...

ЭММА. (продолжая изучать ее). Армен рассказывал о тебе... о вас.

АННА. Что?!

ЭММА. (с нескрываемым удовольствием). Шапито!

АРМЕН. (как бы пытаясь напомнить о себе) Ну так нельзя... Эмма... не знаю вашего отчества...

ЭММА. (так и не отрывая взгляда от Анны). Обойдусь, а если не можешь называть меня ласково Эммочкй, то и помалкивай. Но ее (опять пальцем показывая на Анну) обязательно – с отчеством!

АННА. (хватая сумку). Мне пора.

Растерянно направляется на кухню, Армен следует за ней. Эмма снимает шляпку, кокетливо встряхивает волосы и, положив шляпку на колени, терпеливо ждет. Появляется Анна со стаканом воды, Армен в руках держит ее сумку.

АННА. Где ваша дверь, черт побери?.. Простите.

ЭММА. (наблюдая за ними). А нервишки-то сдают... Анна, поставь стакан, и потом уходи. (В ответ на ее немой вопрос.) Выпей водички... вот так, а теперь поставь стакан на стол...

Анна, как под гипнозом, выполняет ее указания и как-будто ждет следующего.

ЭММА. А теперь сядь на место, и не сметь уходить, не увидев его!

АРМЕН. (все стараясь Анну направить к выходу, жалобно). Эмма!

ЭММА. (елейно). Джана!!!

АРМЕН. Эммочка!

ЭММА. Джаник!!! Но это не означает, что можешь ее выпроводить. А то как встану с места...

АРМЕН. Понял. (К Анне.) Так и быть, я вас прошу, садитесь, хотя бы на несколько минут... Эмма, она села, теперь что?

ЭММА. А то, до чего ты до сих пор не додумался. (Пауза.) Подай кофе. Мне – горький.

АРМЕН. (смиренным тоном, к Анне). А вам?

ЭММА. Я кофе не пью и другим не советую. В нашем возрасте...

ЭММА. Сказала ведь, оставь мой возраст в покое.

АРМЕН. Эмма, я уже иду варить кофе, только скажи... откуда ты знаешь, что Анна - архитектор?

АННА. Анна Карленовна!

ЭММА. (к Армену, едко). Она вся такая правильная!

АННА. Не то, что всякие там Эммочки...

АРМЕН. Дамы, брэк! (К Эмме.) Я жду...

ЭММА. Мой мальчик, она была большой любовью твоего деда.

Немая сцена.

АРМЕН. (в сторону). Ну, ты даешь, дедуль...

АННА. (с горечью). Как же… поэтому пригласил, а сам ушел.

ЭММА. Я сказала, что была, а про настоящее я ничего и не говорила.

АРМЕН. Эммочка, а ты это откуда знаешь?

ЭММА. А вот это уже другая история.

АННА. (к Армену). Что означает, что вам ничего не скажут.

ЭММА. (тихо, но так,чтобы ее услышали). А я ее представляла иначе... симпатичнее, что ли...

Армен притворно кашляет, что еще более усугубляет всю двусмысленность ситуации. Напряжение между дамами нарастает.

АННА. (к Эмме). Ну, знаете... Вообще, кто вы такая, и... что вы себе позволяете?

АРМЕН. А ведь она права. Эмма, вы кто такая?

ЭММА. Молодой человек, не заставляйте меня повторять..

АРМЕН. Не надо, я все понял. Иду на кухню.

АННА. А мне пора домой.

ЭММА. (к Анне). Значит, не хочешь повидаться с ним? Ну, хотя бы... ну, чтобы убедиться, что он тоже уже не тот. Постарел, морщины, седина... Он же не может волосы красить, как некоторые, если, конечно, еще что-то осталась от его роскошной шевелюры.

АРМЕН. (вспыльчиво). Шевелюра та же, не волнуйтесь... (И мрачнеет...)

ЭММА. Браво, мой мальчик, отстоял честь деда, но пока он не придет, и мы сами не убедимся...

АРМЕН. Убедиться? Вы хотите убедиться? Мой дед...

Звонок в дверь.

АРМЕН. Чего-то сегодня со звонками перебор…

ЭММА. В самый раз, тем более, что пришел Армен. Иди, дверь открой.

АННА. И без него не возвращайся. (В ответ на удивленно-ироничный взгляд Эммы.) Я просто так сказала, уверена, это не он.

ЭММА. (к Армену). Чего ждешь, мой мальчик?

АРМЕН. (направляясь в холл). Знали бы вы, куда меня отправляете...

ЭММА. К дедушке. (К Анне.) Поправь прическу.

Анна поднимает руку, но, заметив ехидную ухмылку Эммы, поспешно опускает руку и с непроницаемым выражением лица каменеет.

Армен возвращается с Мариной.

АННА. (пытаясь скрыть разочарование, почти ликуя). Я же говорила...

ЭММА. А почему так радостно?

АННА. Не радостно, а победно!

ЭММА. Ты что, до сих пор не в курсе, что такая победа хуже поражения? Впрочем, кому это говорю, понимала бы, лет 20 тому назад...

АННА. Замолчите! Не смейте, даже словом...

АРМЕН. (все это время они с Мариной молча наблюдают за ними). Понимаешь, это они так сладко щебечут.

МАРИНА. Куда уж там слаще…

АРМЕН. А ты смышленая...

МАРИНА. А чего тут понимать... я бабское злобство чую за километр.

ЭММА. (к Анне). А ты бы смогла, как она? Не успела поздароваться, а уже чует, и главное – злобство!

АННА. Но не это главное, а то, что даже не соизволила поздароваться.

МАРИНА. Ну, здравствуйте.

ЭММА. (разглядывая ее). И тебе – того же. (К Армену.) Твоя девочка?

АРМЕН. Не-а. (На всякий случай еще раз посмотрев на нее.) Нет, конечно.

МАРИНА. (после ответного разглядывания). Еще чего!

АРМЕН. Мои девчонки как минимум – модели.

МАРИНА. Мои мальчики - мачо... без минимума.

ЭММА. По части множественного числа, понятно, что весело живете. А как на счет единственного?...

Армен и Марина молчат, каждый надеется, что ответит другой.

АННА. (к Эмме). Они же ничего в жизни не понимают… Вот с моделями и мачо круто, прикольно... это они так выражаются, а вот единственный или неповторимый – это проблемы, переживания… не каждому это дано.

АРМЕН. (с иронией). Да не волнуйтесь вы, есть, есть она, единственная.

МАРИНА. (в тон ему). Как же без неповторимого... мировая скорбь, да и только!

ЭММА. (к Анне). Вот скажи мне, почему мы им кажемся такими смешными. (Но как только Анна собирается ответить, перебивает ее.) Молчи уж, и так знаю. (К Марине.) Ты не модель, и даже не его единственная. Остается последний вариант: ты пришла на день рождения Армена.

МАРИНА. (стараясь скрыть неловкость, так как все уставились на нее, говорит едва слышно). Ну да...

ЭММА. Чего..?

МАРИНА. (громче). Да!

ЭММА. Как это – да?

АННА. Она пришла на именины Армена.

МАРИНА. Не я пришла... моя бабушка.

Пауза.

ЭММА. (ядовито-сладко). Мой мальчик, ты бабушку за дверью забыл?

АРМЕН. Вы что, меня за психа принимаете? Она одна пришла. (К Марине.) Чего молчишь, скажи им...

МАРИНА. А ты не приказывай, тоже мне нашелся... (К Эмме.) Я вместо бабушки пришла.

ЭММА. А кто твоя бабушка?

МАРИНА. Марина.

АННА. А вы кто такая?

МАРИНА. Я тоже Марина.

АРМЕН. Как в сериале, ей богу... Я, как дед – Армен, ты - как твоя бабушка...

МАРИНА. Если тебя твое имя не устраивает, это твоя проблема, лично я довольна, ведь она могла быть Рафлеттой.

ЭММА. Не могла. Армен с девушкой по имени Рафлетта? Не вяжется. (Еще раз подумав, безаппеляционно.) Нет!

АРМЕН. Да откуда ты знаешь?

ЭММА. Слушай, мой дорогой мальчик, ты все время пытаешься сунуть свой нос туда, куда не следует. Угомонись, возьми свои, будто бы наивные, вопросики, и дуй на кухню.

АРМЕН. Что? Кофе?

ЭММА. А хотя бы...

АННА. Как беспардонно... может, и девочку отправите вместе с ним?

ЭММА. А вот девочка останется. (К Армену.) На кухню!

АРМЕН. (к Марине). А еще недавно я думал, что моя единственная проблема - это мой кореш Сурен. (Уходит.)

МАРИНА. (как только Армен скрывается за дверью). А нервишки-то у него совсем расшатаны.

АННА. Вы... психолог?

МАРИНА. Я балерина. А вы- учительница литературы.

АННА. Я архитектор. (Они улыбаются друг другу.)

ЭММА. (с ревностью наблюдает за ними). А, что же, твоя бабушка не соизволила сама придти и поздравить, тебя прислала в качестве живой посылки?

МАРИНА. Моя бабушка болеет... уже четвертый год.

АННА. (к Марине). Простите ее... Эмма и деликатность друг с другом не знакомы.

ЭММА. (к Анне, многозначительно). Было время, ох, как были знакомы, а потом расстались... как некоторые. (Демонстративно отвернувшись от Анны к Марине, и обращаясь к ней, как к давней приятельнице.) Так, говоришь, чем болеет бабушка?

АННА. (к Эмме). Какое ваше дело? (К Марине.) А кем приходится ваша бабушка Армену?

МАРИНА. (по очереди разглядывает их). Кто из вас жена Армена? (Они молчат.) Ну, и кто вы такие, чтобы отчитываться перед вами?

АННА. Логично. Я аннулирую свой вопрос.

ЭММА. И не подумаю! Мы все пришли на именины Армена. (К Марине.) Я имею в виду твою бабушку, так что, ты помалкивай... И мы все втроем застрянем здесь до тех пор, пока он не появится, или пока мое такси не вернется за мной... за нами. (К Марине.) Вот теперь я тебя имею в виду, так как ты, а не твоя бабушка, должна вернуться в город.

МАРИНА. А вы кем приходитесь Армену?

АННА. Не важно.

ЭММА. Не твое дело.

Анна и Эмма, недовольные внезапной солидарностью, отворачиваются друг от друга.

МАРИНА. (садится, прикуривает). Ну хоть скажите, где юбиляр?

АННА. Сказали бы, если...

ЭММА. Если бы знали.

МАРИНА. Как все запущено... Подожду минут пять... ну, десять, и good by!

ЭММА. Учись у молодых, это не то что мы с тобой, покорно сидим и ждем...

АРМЕН. (входит). Кофе пролил... Плохо, конечно, плиту чистить придется, но вообще это хороший знак, в смысле – пора и честь знать.

МАРИНА. (выпуская колечки). Ты какой-то негостеприимный.

АРМЕН. Можно подумать, это я вас в гости позвал. (Демонстративно смотрит на часы.) А как время-то летит…

ЭММА. (к Марине). А вот я так и не научилась выпускать дым колечками...

МАРИНА. Научить?

ЭММА. Поздно, бросила уже. (К Армену, строго.) А мы не к тебе в гости пришли, так что ты лети за своим временем, а мы уж как нибудь сами по себе...

АРМЕН. Я с самого начала должен был вам сказать... Дедушка не придет.

ЭММА. Не поняла... Я сюда со своим артрозом доковыляла, чтобы вот так встать и уйти? Нет уж, я дождусь его, и скажу все, что думаю обо всем этом... Анна, ты согласна?

АННА. А что я ? Теперь я все поняла...

ЭММА. Стоп! Ты что, окончательно, в учительницу литературы переквалицифировалась?

МАРИНА. А вот я передумала, я остаюсь, все это обещает становится все забавнее.

АРМЕН. Да хватить уже..! Дедушка умер, не придет ваш Армен. Умер, 14 дней назад! (Идет к окну, становится к ним спиной.)

Немая сцена. Анна хватается за горло, как бы задыхаясь, Эмма надевает шляпу, затем снимает и удивленно смотрит на шляпку, мол, откуда появилась, и в серцах швыряет, та приземляется в дальнем углу. Марина испуганно смотрит на них.

АННА. (еле слышно). Умер...

ЭММА. Это была его самая неудачная шутка... Армен, принеси воды. (Армен не реагирует, громче.) Принеси воды, сейчас она грохнется в обморок.

Армен не двигается с места.

МАРИНА. Я... я сейчас... (Бежит на кухню.)

Марина возвращается, вкладывает в онемевшую руку стакан и подносит к ее губам. После первого глотка Анна отталкивает руку Марины и стакан как будто каменеет в ее руках. Ее лицо напоминает маску.

МАРИНА. (беспомощно). Но это... абсурд какой-то...

ЭММА. От абсурда до реальности всего лишь мгновенье.

АННА. (отрешенно). Позвонил, сказал: жду. А я только домой пришла, но сразу схватила сумку и вылетела из дому. Он ждал меня возле машины... Сели, поехали в Разданское ущелье... Он всю дорогу молчал, так молча и доехали...

АРМЕН. (не поворачиваясь к ним). До детской железной дороги.

ЭММА. (к Анне). Догадливый мальчик.

АННА. (безучастно к окружающим). Сели в поезд, пять раз проехались туда и обратно. Никого не было, только мы вдвоем. Потом сказал, что у него день рождения... (С запоздалым удивлением.) А вы как узнали?

АРМЕН. А вы думаете, что детская железная дорога работает только для вас?

ЭММА. С тобой тоже именины справлял?

АРМЕН. Нет... Выиграл процесс, а пришел домой - лицо чернее тучи... В кабинете долго ходил от стены к стене, потом вышел, взглядом дал понять, чтобы следовал за ним... Спустились в ущелье. На поезде прокатились, уж не помню, сколько раз. Он курил, а потом сказал: “Сейчас этот подонок празднует свое освобождение”. Позже я узнал, что он защищал какого-то нувориша...

ЭММА. Получается, детскую железную дорогу он вспоминал, когда был счастлив или... (К Армену.) Выпить-то найдется?

АРМЕН. (задумчиво). Может быть...

АННА. Зачем это?

ЭММА. За упокой души выпить-то надо.

Анна всхлипывает. Армен поворачивается, разглядывает замолкших женщин, и снова отворачивается к окну.

МАРИНА. Каким он был?

АННА. Зачем это вам?

МАРИНА. Надо. Он мне хороший урок преподнес. Что так смотрите на меня?

АННА. Что за урок?

МАРИНА. Когда я влюбилась... давно это было, два года тому назад. Наши узнали, мама чуть с ума не сошла...

АННА. Может, у нее причины имелись?

МАРИНА. Ну и что? Да, он был и к черу негодный, мама называла его “безответственный паршивец”, и что?

АННА. А вы..?

МАРИНА. А я уперлась рогами, в то время для меня он был... единственный. Вот тогда и на арену появился ваш Армен. Бабушка позвала меня к себе в комнату, рассказала о своей первой любви... а потом говорит: столько лет прошло, в моей жизни всего было достаточно, и горя, и счастья, даже найдется того, чего надо бы стыдиться... но никогда не жалею, что на первые свидания бегала с Арменом, и с ним в первый раз в жизни целовалась... (Другим тоном.) Как домой вернусь, спрошу у бабули, знал ли об этом мой дедушка... В общем, она все это мне рассказывает, а я молчу как идиотка и только думаю: вот так бабушка, и зачем она изливается передо мной? После, конечно, врубилась, это когда она сказала, а вот ты через много лет сможешь, как я, рассказать своей внучке о своей первой любви, или даже самой себя станешь стыдиться, что любила недостойного проходимца...

АННА. И вы...

МАРИНА. Я не успела сделать выводы... он исчез, так сказать, по-английски. Вот потому и спрашиваю, каким он был?

АННА. Мне кажется, больше, чем сказала ваша бабушка, сказать невозможно.

МАРИНА. Потому, когда мы получили открытку, я решила прийти. И бабушка одобрила. У нее сейчас с памятью плоховато, но мне кажется, сейчас, когда с ее памятью все хуже и хуже, самые добрые ее мысли связаны с Арменом и наполеоном.

ЭММА. А Наполеон с какого боку?

МАРИНА. Вы что, подслушивали?

ЭММА. Только про Наполеона.

МАРИНА. Речь идет о выпечке.

ЭММА. С выпечкой – понятно, а зачем она Армена вспоминает.

МАРИНА. Да, вы на самом деле только про наполеон и услышали... Мою бабушку первый раз поцеловал Армен.

АРМЕН. (все так же стоя спиной к ним). Представляю, как он целовался, чтобы после стольких лет...

МАРИНА. И Армен впервые целовался с бабушкой.

ЭММА. (к Анне). Улавливаешь, что за компания здесь собралась?

АННА. Не только... еще и вижу.

АРМЕН. А я все слышу.

МАРИНА. И что с того?

АРМЕН. Что..? (Смотрит на них.) Может, вашу беседу вы продолжите в другом месте? В конце концов вы говорите о покойнике...

АННА. Простите нас, мы...

ЭММА. (к Анне). Молчи уж, задолбала всех своими извинениями! (К Армену.) А тебя я понимаю.

АРМЕН. А я не уверен.

ЭММА. Смерть очень далека от тебя, поэтому ты с таким страхом и уважением говоришь о ней. Но та же смерть уже рядом со мной, руку протяну, глядишь, и достану до нее...

МАРИНА. Поэтому и не боитесь ее?

АННА. Боятся-то боится, но не уважает.

ЭММА. Наконец сказала что-то стоящее.

АРМЕН. (звонит его телефон, смотрит на экран, мрачнеет, отключает). Тебя сейчас здесь не хватало... (Опять звонок. Он отключает аппарат и бросает его на диван.) Эмма, что за человеком был мой дед?

ЭММА. Человеком.

МАРИНА. (как бы про себя). Гораций... он был человеком.

АННА. (к Марине, тихо). Если читала “Гамлета”, то должна и молчать уметь.

МАРИНА. Я-то фильм смотрела, но заткнусь.

ЭММА. (не обращая на них внимания). Всю свою жизнь я занималась торговлей, в советские времена успела дорасти до завмага, а когда у нас капитализм случился, этот же магазин я и приватизировала... пока меня не подставили.

МАРИНА. Под что?

ЭММА. В “Гамлете” этого слова нет?

АННА. Разорили.

МАРИНА. (уважительно). Кинули!

АРМЕН. И что же сделал мой дед..?

ЭММА. Выручил. Так и не сказал, откуда узнал... (Стараясь сдержать волнение.) Закрылась в кабинете, не знаю, повесится, или банк ограбить, и вдруг слышу из-за дверей: “Эммочка!”... (После паузы, взглядом указывая на сумку.) Думала – на именины, а вышло... Мариночка, тащи-ка сумку сюда.

Марина приносит сумку, Эмма что-то ищет в ней.

МАРИНА. А если б он не пришел, что бы вы сделали, повесились, или банк ограбили?

АРМЕН. (к Марине). Заткнись!

МАРИНА. (оставив сумку, направляется к Армену, вызыващюе виляя бедрами). Не то ты... что сделаешь ты?

АРМЕН. С такими, как ты, сделать что-нибудь очень непросто.

МАРИНА. Конечно, трудно, ведь зелен виноград...

АРМЕН. Вот ведь какой-то идиот неудачно пошутил, и пошло-поехало, все повторяют эту чушь, и никому в голову не придет спросить хотя бы себя самого, зачем в принципе лисе виноград?

ЭММА. Минуточку... а что, и впрямь лиса не ест виноград?

МАРИНА. Так, как я не лиса, знать не знаю.

АРМЕН. Да какая ты лиса, ты даже не виноград, хотя бы даже незрелый.. (К Эмме.) Сейчас вот, ничего важнее этого вопроса нет?

ЭММА. Просто ни в моем это характере что-то оставлять на завтра.

МАРИНА. (она уже загуглила этот вопрос, и громко кричит). Yes!

АРМЕН. А поподробнее?

МАРИНА. (не отрывая взгляд от экрана). Так... питаютса... Чаще питаются... и фруктами, когда ничто иное не будет доступно. Так... и любят виноград, особенно... высохший, почти превратившийся в изюм…

ЭММА. Умница лиса, понимает, чем дольше живешь, тем слаще становишься...

АННА. Вы сейчас про виноград, или про нас с вами... (И сразу обращается к Армену). А сейчас самое время попросить прощения.

АРМЕН. У кого?

ЭММА. Здесь кто-то Эзопа назвал идиотом.

МАРИНА. Я тоже приму извинения.

АРМЕН. У Эзопа – куда б не шло, а ты тут причем? Что о себе возомнила?

АННА. А ну, брэк! (Марина и Армен изумленно уставились на нее.) Вот именно! И не смотрите на меня так...

ЭММА. (роясь в сумке). Точно, пусть лучше на тебя смотрят, чем грызут друг друга. (Вынимает бутылку коньяка.) А еще лучше – тащите сюда рюмки.

Марина и Армен, не глядя друг на друга, идут на кухню.

АННА. (после паузы, приглушенно). Это он рассказал вам обо мне... о нас?

ЭММА. А кто ж еще?

АННА. (еще тише). Когда?

ЭММА. Что ты там шепчешь, ничего не слышно.

АННА. По моему, со слухом у вас все в порядке.

ЭММА. И тем не менее... Не слышу!

АННА. (бросая торопливые взгляды в сторону кухни, чуть погромче). Когда он рассказал?

ЭММА. После моего банкротства...

Входят Армен и Марина с рюмками.

ЭММА. (тоном, не принимающим воаражений) В кухню, и пока не позову, не показывайтесь!

МАРИНА. (так же не глядя на Армена). И кто здесь хозяин?

АРМЕН. Да кто попало, смотря по ситуации. Пошли?

МАРИНА. Что еще мы можем сделать в данной ситуации. Пошли.

Так и не глядя друг на друга, уходят с рюмками в руках.

АННА. (взглядом провожая их). Какие они... милые.

ЭММА. Пока не укусят. А ты не отвлекайся, я их выгнала, чтобы на твой вопрос ответить.

АННА. Извини.

ЭММА. Ты за день сколько раз извиняешься? Вопрос риторический, можешь не отвечать. (Пауза.) После той истории я пригласила его к нам домой, должна же моя семья знать в лицо своего спасителя.

АННА. Извини, что перебиваю... Как он спас?

ЭММА. Не деньгами, конечно, если ты это имеешь в виду. Но он был человеком с широким кругом знакомств, да ты это лучше меня знаешь... от авторитетного вора до безавторитетного депутата – такой вот диапазон. С одним поговорил, с другим поладил, дали время, ссуду... Не перебивай меня. Вообщем, пришел, покутили на славу, уходил он уже за полночь. Ну, я и вышла его проводить до машины. Вот тогда он и раскрыл душу...

АННА. А вот интересно, почему перед вами?

ЭММА. В смысле..?

АННА. Вы тоже... его большая любовь?

ЭММА. Нечто большее…

АННА. Это – как?

ЭММА. А я была его первой женщиной. (Спешно, громко.) Ребятки, на выход. (К Анне.) Вот так-то, моя милая.

Входят, ставят рюмки на стол.

МАРИНА. А в холодильнике-то пусто.

АРМЕН. После деда в этом доме пусто... Гостей никто не ждал

ЭММА. А ты что делаешь в пустом доме?

АРМЕН. Неужели думаете, сейчас возьму и отвечу?

ЭММА. А что, если не ответишь, вопросов уже не будет? Ладно, потом поговорим, а сейчас поройтесь в сумке, там и лимон есть, и все остальное. Не стойте над душой, делом займитесь.

АННА. А вы, как вижу, в полной боевой готовности.

ЭММА. А я всегда в полной боевой готовности, и это касается не только моей сумки.

Анна игнорирует ее, Армен стоит в позе стороннего наблюдателя, Эмма взглядом управляет Мариной, пока та накрывает на стол. Неожиданно слышится то ли плачь, то ли смех Анны.

ЭММА. Что с тобой?

АННА. Что мы делаем здесь... сейчас? Вы понимаете, его нет, мы уже никогда не увидим его... А я так ждала... Сейчас мы будем пить за упокой души и за день рождения... (К Армену.) Почему вы сразу не сказали?

ЭММА. И правильно сделал, что не сказал. Так получилось, что не смогли попрощаться с ним, но хоть сегодня сможем выпить за него... и за его прекрасную душу.

АННА. (к Армену). Не знаю, имею ли я право быть здесь... Как вы скажете... я могу и уйти.

АРМЕН. Никто никуда не уйдет, раз вас всех пригласил мой дед. Вот, и стол уже накрыт...

ЭММА. (пердразнивая). “И стол накрыт”... Не будь здесь Эммы, накрыли бы вы его, как же... И не стой там, как чурбан неотесаный, помоги даме. (С помощью Армена садится за стол.) Ну, ребятки, садитесь… Анна, мы ждем тебя.

Анна присоединяется к ним. Молчат. Армен разливает коньяк, оглядывает женщин.

АРМЕН. У каждого из нас - свой Армен Арменян. Я пью за своего деда. (Пьет.)

ЭММА. (впихнув ему в рот дольку лимона). А ты умеешь сказать тост – коротко и со смыслом. (Пауза.) Он был единственным мужчиной, который смог остаться в моей жизни человеком.

АРМЕН. Вы тоже умеете сказать тост.

МАРИНА. (к Эмме). Вы сейчас такое сказали... я даже не совсем все поняла (К Армену.) Раз Эмма говорит, значит за твоего деда. (Быстро опрокидывает рюмку.)

ЭММА. (отбирая у нее наполовину выпитый бокал). Ты не очень-то усердствуй... (К Анне.) Твоя очередь.

Анна пьет до конца, рукой отталкивает протянутую Арменом дольку лимона, и закрывает лицо руками.

АРМЕН. (после паузы, к Анне). Почему вы не поженились? (Марина прыснула.) А ты чего ржешь?

МАРИНА. Слушала бы сейчас тебя твоя покойная бабушка. Представлаю, чего натерпелась бедная от влюбленных голубков.

АРМЕН. Заткнись, хотя бы вместо своей бабки.

МАРИНА. А что моя бабушка? В 16 лет всего-то навсего невинно целовалась.

АННА. (глухо). Потому и помнит.

МАРИНА. Ну, вы же так и будете жить в страхе.

ЭММА. Не тебе об этом судить, подрасти немного...

АННА. Да пусть говорит. Неужели это она должна мне сказать, как я прожила мою... нашу жизнь.

АРМЕН. А моя бабушка... она знала?

АННА. Мы никому не причинили боли.

ЭММА. А твой благоверный знал.

АННА. Нет... это невозможно...

ЭММА. (к Армену). И твоя бабушка была в курсе.

АННА. Откуда вы знаете?

ЭММА. Армен мне сам сказал.

АРМЕН. Эмма, а я не удивлен, что именно тебе это рассказал мой дед. Ты такая... свойская.

ЭММА. Спасибо за доверие, мой мальчик. (К Анне.) Извини, что Армен меня выбрал в качестве хранителя секретов... Вот и я начала извинятся.

АННА. Я принимаю ваше извинение. А что еще он сказал?

ЭММА.Что это ты решила поставить точку. Решительная ты наша!

МАРИНА. Анна, а ведь больно было...

АННА. Было! Но я не жалею.

АРМЕН. Бедная моя бабушка, и что ей оставалось – ждать, когда другие будут решать ее судьбу. А она молодец, держалась.

АННА. Вы имеете полное право говорить все, что думаете...

АРМЕН. Ну, если так, просите прощения.

ЭММА. У тебя?

АРМЕН. Нет, у моей бабушки.

ЭММА. Это можно, тем более, что нашу Аннушку хлебом не корми, а дай только извинится.

Они смотрят на Анну.

АННА. (после паузы). Никогда!

МАРИНА. Вот это ломка!

ЭММА. (к Армену). А ты не спеши делать выводы. Жизнь прожить - это тебе не линейкой провести прямую линию.

АРМЕН. Вот на счет линейки – убедительно. (К Марине.) Ты как? Еще ломает?

МАРИНА. Отстань, не до тебя... (К Анне.) А вы не встречались с ним... после точки.

АННА. Никогда! (Вдруг вспоминая.) А кто сказал им про нас?

ЭММА. Армен и сказал.

АРМЕН. Да что это дед вытворял, и для чего?

АННА. Вам не понять. (К Марине.) Дай сигарету.

ЭММА. (к Марине). Ни в коем случае. (К Анне.) В твоем возрасте бросают курить.

АННА. И кто разглагольствует о возрасте? (Встает, садится на прежнее место.) Повезло же ему, что он уже умер.

АРМЕН. А вот этого не надо... (Звонит телефон. Смотрит на экран, уходит на кухню.) Он ничего просто так не делал. Остается понять, что и почему.

МАРИНА. (к Анне). Хорошо, что не вышли за него, сейчас бы так не страдали. (К Эмме.) От ваших взглядов на мне скоро дырки появятся. Что, разве я не права?

ЭММА. На счет страданиий... ты в чем-то права. Девочки... (В ответ на ироничный смех Анны.) Вот именно – девочки, давайте выпьем за нас. (К Марине.) Сейчас я имею в виду твою бабушку.

МАРИНА. Имейте, кого хотите, а пить буду я. (Быстро опрокидывает рюмку.)

ЭММА. Сказала же, соблюдай меру.

МАРИНА. Не факт. Может, моя бабуля больше меня бы выпила. (Успевает разлить и выпить следующую рюмку.) Так-то! Девочки... и вправду, девочки, одно не могу понять, ладно, бабушка в 16 целовалась с мальчиком, но чтобы парень до 18 лет, и не тискал девочек..? Уму непостижимо!

ЭММА. Продвинутая ты моя, в те годы в словарях не было слова секс. А сколько было тебе, когда повторила подвиг бабушки.

МАРИНА. Целоваться? Не помню, а вот в 16 уже устала от секса.

АННА. От чего?

МАРИНА. А вот в каком веке Джульетта переспала с Ромео, и сколько ей было, может напомните?

АННА. Это – Шекспир!

МАРИНА. У меня тоже Шекспир. Ради роли Джульетты занялась сексом с Меркуцио. Не знаю, как он, но искусство от этого выиграло, мне сказали, что я смогла передать душевное состояние моей героини.

АННА.А что выиграли вы?

МАРИНА. Но и не потеряла.

ЭММА. Знала бы твоя бабушка...

МАРИНА. (неожиданно всплакнув). Пусть бы узнала, лишь бы не болела. Вот, смотрю на вас, вы такие... здоровые... (в ответ на ухмылку Эммы.) Она ведь моложе вас, а не встает с постели. А знаете, какой красавицей была, а что с ней стало…

АННА. (после паузы). Это ее судьба. Никто из нас не знает, в каком виде встретит свой последний час.

МАРИНА. (уже пьянея). А я не буду вспоминать никого, ни того, кто в первый раз поцеловал меня, ни Меркуцио... Обидно, блин!

ЭММА. Тешься мыслю, что большинство мужиков, если не все – козлы. Ну, а если повезет, и тебя сразит бо-ольшая любовь, на какое-то время поверишь, что он другой.

МАРИНА. Утешили, называется.

ЭММА. Как могла...

Входит помрачневший Армен.

АРМЕН. Выпиваем?

ЭММА. А потом и поплачем.

АРМЕН. Поплачьте, где хотите, но сейчас оставьте меня одного.

ЭММА. Мой мальчик, а тебе не кажется, что так часто выпроваживать нас не очень-вполне...

МАРИНА. Тем более, что это не его дом. Или уже его..? Согласно завещанию.

АННА. Что набросились на него? (К Армену.) Случилось что?

АРМЕН. Поверьте, при других обстоятельствах, я бы себя так не вел ...

ЭММА. А что мешает тебе вести себя не так?

МАРИНА. При чем здесь это? Он просто по-другому не умеет.

АРМЕН. Не до тебя мне... Я такси вызвал. (Разливает коньяк.) И спасибо, что не отказали деду и пришли.

ЭММА. Ну, раз он вызвал такси, может, поедем ко мне?

АРМЕН. Я три такси вызвал.

ЭММА. Тогда каждая - своей дорогой. (К Армену.) Дай мне палку. (К Марине.) Убери со стола.

МАРИНА. Этого не хватало..!

АРМЕН. Обойдемся как нибудь.

Шум подьезжающих машин.

ЭММА. (увидев, что Армен поднимается с места). Садись! (К Марине.) Помоги, Джульетта.

Анна поднимает валяющуюся в углу шляпку, подходит в Эмме и надевает ее на нее и под руку ведет к двери.

АННА. (уже у порога). Прощайте.

ЭММА. Не попросила прощения, и на том спасибо.

Они выходят.

МАРИНА. Ну и как, доволен?

АРМЕН. Предположим, не доволен, тебе-то что?

МАРИНА. Да ты не можешь быть недовольным.

АРМЕН. Представь. У деда 5 внуков... было, все время забываю говорить о нем в прошедшем времени... Думал, для него я был...

МАРИНА. Самым любимым!

АРМЕН. Не-а! Моя сестра самая любимая. А я – самый близкий. Казалось. После смерти жены он не хотел оставаться в городе, перебрался сюда. Я привозил продукты, потом просто так навещал, мы беседовали, он мог часами говорить обо всем на свете. За это время мы подружились, но только сейчас я понимаю, что он так и не сказал мне о самом главном, о том, о чем должен был говорить. Не сказал, почему?

МАРИНА. Может, сказал бы, но не успел.

АРМЕН. Чего уж теперь... А дед был классным мужиком.

МАРИНА. Потому ты и выгнал его гостей.

АРМЕН. А я здесь не гостей принимать пришел, я здесь по делу… или опять напомнить, что я вас не приглашал…

МАРИНА. Это Армен пригласил, и что?

АРМЕН. Посмотрели бы на себя чокнутых со стороны… то смех, то слезы...

МАРИНА. Что, завидно?

АРМЕН. Чему завидовать?

МАРИНА. Мужества не хватает сказать... (Хочет уйти.)

АРМЕН. Подожди. А если и завидую, и что?

МАРИНА. А ничего. Просто твоя душа кем-то хорошенько из’едена...

АРМЕН. Какая прозорливая!

МАРИНА. … Вся она в червоточинах.

АРМЕН. И откуда ты откопала это слово?

МАРИНА. Личный опыт.

АРМЕН. А!

МАРИНА. Ни акай, просто это жизнь… так бывает.

АРМЕН. Да. Я не меньше твоего понимаю. Но дело здесь в другом... За этот час я понял, что если когда нибудь я ее позову, она не придет, даже может не вспомнит, что кто-то ее звал на день рождения.

МАРИНА. Вот потому ты и выгнал этих смешных, но очень милых теток.

АРМЕН. И теперь настала твоя очередь.

МАРИНА. (не ожидала такого поворота и не может скрыть обиду). Ты никогда не станешь Арменом!

АРМЕН. А ты – Мариной.

Марина уходит.

АРМЕН. Деда, ни говори ничего, я и так держался, как мог. И не волнуйся, о визитах этих дам никто не узнает. Могила. (Звонит.) Сурен... да не ори, и так тошно. Нет, не нашел... Гостей принимал. А теперь освободился и приступаю к делу. (Отключает телефон.)

Из зеленой коробки вынимает альбом, листает.

АРМЕН. Я уже понял твою систему, в зеленых коробках – альбомы, и я все перетрясу, пока не найду... где еще быть маркам, если не в альбомах. Опять елочки и Снегурочки... И все же, почему ты собирал эту муру? Покопаться в детстве, как советует мой друг, или все это сдать в архив... или на свалку? (Один за другим смотрит альбомы и швыряет их..)

Входит Эмма, оставаясь некоторое время незамеченной, следит за Арменом.

ЭММА. Что ты ищешь?

АРМЕН. (от неожиданности роняет альбом на пол). Wow!

ЭММА. Не бойся, я не призрак отца Гамлета.

АРМЕН. А сходство налицо... (Поднимает альбом.) По моим расчетам, сейчас должны были подьезжать к бензоколонке.

ЭММА. Не подвела бы память, подьезжала бы уже к городу.

АРМЕН. Что вы здесь забыли?

ЭММА. Помоги присесть. (Понимая, что выхода нет, Армен помогает.) И палку поставь в угол.

АРМЕН. Такси...

ЭММА. Подождет!

АРМЕН. Я тоже жду.

ЭММА. И не надейся, будто скажу, что забыла здесь. Память... скорее склероз, подвела меня, в такси еще помнила, а как вошла сюда, напрочь забыла. Ты займись своим делом, может я и вспомню... может быть.

АРМЕН. Неужели от вас нет спасения?

ЭММА. Есть. Когда захочу, тогда и уеду. Что это за альбом?

АРМЕН. (небрежно листая альбом). Не ваше дело.

ЭММА. Но твоя проблема. Смотри мне в глаза! Ну? А теперь послушай меня. И не вздумай думать, что я старая карга... и ничего я не вижу, не понимаю? Хочешь убедить меня, что от нечего делать смотришь альбомы? Говори!

АРМЕН. И почему я должен что-то говорить незнакомому человеку?

ЭММА. Это я незнакомый человек?

АРМЕН. Ну, одна из подружек деда. В ваше время так называли телок?

ЭММА. А ты остряк! Но вот понять, как это получается, что по первому его зову все всполошились и прибежали на встречу – кишка тонка.

АРМЕН. Я пытался понять, пока вас здесь не было.

ЭММА. А пока не понял, давай, колись.

АРМЕН. Время зря теряете…

ЭММА. Не думаю, что умри я, твой дед, видя моего внука в таком состоянии, остался бы безучастным.

АРМЕН. (с вызовом). Сравнила себя с дедом…

ЭММА. (игнорируя его слова). Твой дед взял бы моего внука за шкирку и – к стенке, и пока все бы не разузнал, не отпустил бы. Ну так как..? За шкирку, или добровольно дашь показания?

АРМЕН. (после паузы.) Долг у меня.

ЭММА. Наркотики? (Армен возмущенно отрицает.) И слава богу. Играл? (Армен молчит.) В казино! (Армен молчит.) Негодный мальчик!

АРМЕН. (вздыхая). Любимый комплимент деда.

ЭММА. Мой – тоже. Когда должен вернуть долг?

АРМЕН. Вчера.

ЭММА. И, конечно, родителям ни слова не сказал.

АРМЕН. И не скажу.

ЭММА. А зря.

АРМЕН. Мне решать.

ЭММА. И что ищешь?

АРМЕН. У деда должна быть коллекция марок... Может слышала?

ЭММА. Так, ищешь марки... Армен не оставил бы тебя в беде, значит, со спокойной душой стану соучастником преступления. (Лицо Армена озаряется.) Но я не в курсе. (Армен мрачнеет.) Как у тебя с логикой?

АРМЕН. Comme si comme sa.

ЭММА. А у меня – супер! Давай пойдем простым логичeским путем.

В комнату врывается Марина.

АРМЕН. (разглядывая ее). Уже дошли.

МАРИНА. (к Эмме). Ой, вы же уехали... или нет?

ЭММА. Уехала, но как и ты – оказалась здесь.

АРМЕН. А ты что здесь забыла?

МАРИНА. Ничего я не забыла. (К Эмме.) Вы такси отпустили? (Не ожидая ответа, убегает.)

ЭММА. (опережая Армена). Не смей!

АРМЕН. Почему?

ЭММА. Потому что ее возвращение тоже логично.

АРМЕН. Фактически мне остается надеятся только на вашу логику?

ЭММА. Если подумать, это не так уж и мало.

Входит Марина.

МАРИНА. Я тоже отпустила такси.

ЭММА. (многозначительно). Деточка, соблюдай дистанцию.

МАРИНА. Что вы выдумываете? Не хватало из-за этого недоумка...

АРМЕН. Тогда зачем ты здесь?

МАРИНА. Неужели думаешь, из за тебя?

АРМЕН. Здесь, кроме меня, никого нет.

МАРИНА. Эмма, а его дедушка тоже был таким зазнайкой...

ЭММА. Дорогая, не только Армен был таким, всем этим паршивцам дай толко повод, воображать о себе станут все, все до одного.

АРМЕН. Заметь, не я это сказал.

МАРИНА. Зато я сейчас скажу...

Бежит на кухню. Армен и Эмма заговорщически переглядываются.

ЭММА. Теперь я понимаю, какой была та Марина.

АРМЕН. Кто она такая, чтобы могла стать той Мариной... Дед знал, кого целовал.

Появляется Марина со сгоревшим электрическим чайником.

ЭММА. А ведь она вернулась из-за чайника.

МАРИНА. Я всего лишь хотела напоить вас чаем, что, нельзя?

АРМЕН. (беря чайник). Напоила. А кто будет убытки возмещать?

ЭММА. Брэк! Марина, отнеси усопшего на кухню и свари наконец кофе. (Марина с трудом вырывает из рук Армена чайник и, сердито говоря что-то у себя под носом, уходит.) А мы попытаемся найти... Откуда ты знаешь про марки?

АРМЕН. От деда. Однажды смотрели какой-то детектив... уникальную марку умыкнули. Он и говорит: “Нечто такое и у меня есть”.

ЭММА. А поконкретнее можно?

АРМЕН. “Лимонка”... так называется эта марка, вряд ли вы в курсе. Дед сказал, что марку подарил какой-то друг.

ЭММА. (ехидно). А если скажу, что этот друг...

АРМЕН. Не может быть!

ЭММА. Может!

Появляется Марина с туркой в руках, одноврменно входит Анна.

МАРИНА. (обыденно). Ой, а для вас я кофе не сварила.

АННА. Я не пью кофе.

ЭММА. А я все думаю – вот взяла и уехала? (К Армену.) Как видишь, мы все опять в сборе. (К Анне.) Присаживайся, и об’ясни причину своего возвращения.

МАРИНА. (к Анне). Такси еще ждет?

АННА. Ждет.

Марина быстро уходит.

АРМЕН. Бред какой-то... мерещится мне все это, что ли?

АННА. (подходит, трогает лоб). Температура нормальная. (Садится. К Эмме.) Мариночку - вполне возможно, но чтобы вас здесь увидеть... Не ожидала.

ЭММА. А я ждала тебя!

МАРИНА. (входя). Такси... (Все с интересом ждут.) Водителя не отпустила. Когда- нибудь, но все же мы должны вернуться домой!

АРМЕН. Наконец сказала что-то вразумительное.

ЭММА. Это еще что... Она еще не раз удивит тебя. (К Анне.) Ну так как?

АННА. Я забыла... (Увидев, что все заулыбались.) Мне кажется, ничего смешного я еще не успела сказать.

ЭММА. Оригинального тоже.

АННА. И тем не менее... Я забыла подарок Армену вручить... нашему Армену.

ЭММА. Подарок подождет, сейчас ему помощь нужна... деньги.

АННА. (к Армену). Вот почему ты был таким взвинченным.

Армен отводит взгляд.

МАРИНА. Тебя тоже кинули? Как Эмму.

ЭММА. Разливай кофе, и помалкивай!

АННА. Вот чувствовала же я, что-то не так… Внук Армена не мог быть таким грубым.

ЭММА. Да успокойся ты, придержи эмоции ... Ты хорошо знаешь... знала Армена, и сможешь подсказать. Мы ищем...

АННА. (прерывая ее). У него нет золота, драгоценностей. Он этого не любил.

ЭММА. Но он был коллекционером.

АННА. Это – да. Будильники, ножницы, открытки... (К Армену.) Ты знаешь, родители Армена погибли в автокатастрофе, в 12 лет он осиротел. Рассказывал, когда должны были его отправить в детдом, он в спешке собирал вещи, брал, что в руки попадет, и только потом, в детдоме, обнаружил, что с одеждой и учебниками взял мамины ножницы, лупу отца и будильник. А однажды рассказал, что перед каждым новым годом он писал письма родителям на новогодних открытках и верил, что они получают его письма. И сейчас у меня перед глазами он, улыбаясь, говорит, что в жизни верил только в чудо этих открыток...

АРМЕН. (как будто в первый увидел эти коробки). Значит, это все...

АННА. Это все страхи его детства...

ЭММА. Почему мы человека начинаем узнавать только после его смерти?

МАРИНА. (К Армену). Говори, во что ты вляпался?

ЭММА. (к Анне). Ну, значит, это ты должна знать, где может быть альбом с марками...

АННА. Нет никакого альбомас марками.

АРМЕН. ЭММА. (вмсете). Как..?

АННА. У него была одна марка, говорил, что получил от друга.

Эмма и Армен смотрят друг на друга.

АРМЕН. Ну, все, капец!

АННА. И сколько ты должен?

АРМЕН. 3 штуки.

АННА. Но эта марка стоит намного дороже.

МАРИНА. Неужели вы в теме?

АННА. Просто она у меня.

Немая сцена.

МАРИНА. Вот просто так... у вас?

АННА. Во время нашей последней встречи он отдал ее мне…

ЭММА. Как это – отдал. Мой подарок?

АРМЕН. Ну, дедушка, вот это – кадр... отпад!

АННА. (к Эмме). Успокойтесь, я взяла с условием. Если он меня позовет, я верну марку. (Вынимает из сумочки конверт.)

МАРИНА. (хватает конверт, открывает, смотрит, передает Эмме). Как в кино...

ЭММА. Самое настоящее кино – сама жизнь. (К Армену.) Бери и звони, кому надо.

Армен берет конверт и уходит на кухню.

ЭММА. Сколько раз терпение мое было готово лопнуть, хотелось встать и уйти, но каждый раз я говорила себе: Эмма, с парнем не все в порядке, потерпи... Видите, как все обернулось?

АННА. Девочки, знаете, о чем я сейчас подумала... Только не смейтесь. А может, Армен что-то чувствовал, поэтому и позвал нас.

ЭММА. Ну что за тип... каждый раз он удивлял меня. Но на этот раз... (Неожиданно всхлипывает, с трудом вернув самообладание. К Марине.) Про Армена говоришь, а мои нервы? Никуда не годятся...

МАРИНА. А представляете, что бы здесь творилось, если б вместо меня была моя бабуля. Кошмар! Ну, а если и дед Армен был бы здесь... И все же очень уж он противоречивым был человеком. Жаль, что так и не познакомилась с ним.

ЭММА. Деда вполне можешь заменить внуком. И не смотри так на меня. Первая любовь передается по наследству.

МАРИНА. Это, что, новая научная теория?

ЭММА. Это – моя теория!

МАРИНА. Отвяжитесь... Я об одном прошу, но пообещайте, что выполните.

АННА. Как можем обещать то, о чем не знаем?

ЭММА. И ежу ясно, что она не склонна к авантюре. Анна, ну почему ты не стала учительницей литературы? Уж очень ты правильная такая... Мариночка, смело обращайся ко мне.

МАРИНА. (к Анне). Обьясните, почему Армен все сказал жене и... вашему мужу.

ЭММА. Она не может обьяснить, отстань от нее.

МАРИНА. (К Анне). Я хочу понять...

АННА. Не знаю... Но если он на это решился, значит не мог уже молчать.

Возвращается Армен.

ЭММА. Ну как, поговорил?

АРМЕН. С отцом.

ЭММА. И..?

АРМЕН. Он даст денег. Я буду работать, верну.

ЭММА. Молодец, мой мальчик.

АННА. Это прекрасно, что сказал отцу, но ты имеешь право на эту марку. Армен так бы и сказал.

АРМЕН. Дед сказал бы... но после всего этого я не могу.

МАРИНА. Положишь в швейцарский банк?

АРМЕН. Нет, она останется в нашей семье... с ножницами, будильниками и со всем остальным. Девочки. (Анна и Эмма удивленно смотрят на него.) А что, дед только так к вам бы и обратился.

ЭММА. А ты растешь на глазах.

АННА. Да нет, просто гены проявляются при благоприятных условиях...

МАРИНА. Еще немного – и станет, как дед Армен... хотя бы на вот столько (показывает ноготь указательного пальца.)

АРМЕН. Не надейся на ответный комплимент. И вообще - не отвлекай. Девочки, можете мне сказать, что же в нем было самое главное… Ведь он был стремный, мог выкинуть черт знает что... Что его делало тем Арменом, которого любили такие крутые, как вы.

Анна и Эмма заговорщически улыбаются.

ЭММА. Из него получился бы классный ударник. Все, что попадало под руки, он превращал в барабаны.

АННА. И получался бесподобный рок-н-ролл.

ЭММА. А как он танцевал, боже мой, как танцевал...

АННА. Лучше всех!

МАРИНА. А я бы с ним потанцевала...

АРМЕН. Ну, из меня барабанщик никудышный, но вот от рок-н-ролла не откажусь.

МАРИНА. Что-то не верится.

ЭММА. А что же, с наследственностью шутки не шутят. Хотя... отклонения тоже бывают.

АННА. (продолжая их игру). Да и нынешняя молодежь не слишком увлекается рок-н-роллом. Какая-то абракадабра у них сейчас в моде.

АРМЕН. (в телефоне ищет что-то). А это мы сейчас посмотрим...

МАРИНА. (на всякий случай становясь в позицию). Кто-то что-то хочет доказатаь…

ЭММА. И правильно делает. Армен, а ну. поддай жару!

Звучит рок-н-ролл, Армен взглядом как-бы прося разрешения и получая его у Анны и Эммы, подходит к Марине. Она тоже, в свою очередь, получив одобрение женщин, встает. Танцуют, как танцевали бы в молодости Армен и его женщины. Эмма и Анна сначала только двигаются в такт музыке , но вскоре Армен и Марина вовлекают их в круговорот танца. Но это не просто танец: общие переживания и волнения, сквозь слезы и смех, об’единили героев. Этот танец – дань памяти Армена, где и боль утраты, и теплота воспоминаниий... В исполнении этого странного квартета этот прекрасный и странный танец становится лучшей данью памяти Армена Арменяна.

Звонок в дверь. От неожиданности все как будто каменеют.

АРМЕН. Кого это еще сюда занесло?

ЭММА. А может, Армен еще кого-то пригласил?

АННА. (ревностно). Еще чего!

МАРИНА. А не лучше просто пойти и посмотреть. (Выбегает.)

Все уставились на дверь.

МАРИНА. (возвращаясь). Таксист волнуется, спрашивает, долго еще ждать? И еще водички попросил. Может, и голоден... Я вот подумала, а не пригласить ли его к нам..?

Улыбки постепенно переходят в смех, комната погружается в темноту, остается только мерцающий свет наверху сцены, который усиливается параллельно угасающему смеху.

Ноябрь 2015 г.

Авторский перевод с армянского.