Конферансье.

Аккомпаниатор.

Певица.

Танцор.

Фокусник.

Поливанов – артист драмтеатра.

Лютиков – эстрадный автор и исполнитель.

Зинаида – его жена.

Сысоев – их сосед.

Вера – девушка 16-ти лет.

Мария Петровна – жена конферансье.

Коляша – внук конферансье.

Офицер.

Лейтенант.

Клоун Отто.

Солдаты.

Девочки.

Рабочие сцены.

Действие происходит в период с июня по октябрь 1941 года в Москве и Подмосковье.

Оформление сцены – откровенно условное, как и положено на эстрадных представлениях.

В центре на возвышении – эстрадная площадка, на которой во время пьесы исполняются номера.

Справа и слева – комнаты для актеров, где участники концерта ожидают своего выхода. Эти же комнаты рабочими сцены на глазах зрителей преобразуются в разные места действия пьесы.

Но сейчас концерт еще не начался, поэтому его участники на глазах публики готовятся к представлению: переодеваются, гримируются. Легкий шум, голоса, смех, телефонные звонки. На первом плане – Конферансье, мужчина лет пятидесяти. Он надевает фрак, галстук-бабочку.

Звенит третий звонок. Правая и левая часть сцены погружаются в темноту, но зато ярко высвечивается эстрадная площадка.

Конферансье бросает на себя последний взгляд в зеркало, затем поднимается на эстраду, раздвигает воображаемый занавес.

Конферансье (добро). Добрый вечер! Начинаем наш концерт. Вас приветствуют артисты московской эстрады и конферансье Николай Буркин! (Поклон. Пауза.) В этом месте, честно говоря, думал, будут аплодисменты. Фамилия у меня все-таки звучная… заграничная. И фрак дирекция посоветовала надеть. Так, говорят, больше на иностранца смахиваешь… Публика, мол, любит гастролеров! Но вас, чувствую, не проведешь. Узнали своего и не хлопаете… И правильно. Сначала заслужи… Вообще-то меня Колей зовут. Николаем Сергеевичем… А фамилия настоящая – Буркини! Могу паспорт показать… Где он тут у меня… (Роется по карманам.) А, вот! (Достает паспорт.) Николай Сергеевич Буркини, 1890 года рождения, уроженец деревни Бурки Тамбовской губернии, потомственный конферансье… из крестьян. Чего улыбаетесь? Я правду говорю. У нас в деревне все мужики – конферансье… Да и бабы тоже. Промысел такой… народный… От дедов-прадедов. А вернее – от барина. Барин у нас в старину был с придурью. Одни своих крепостных на художников учили, другие – на музыкантов, а наш обормот в Париже побывал, по кафешантанам походил и умом поехал… Желаю, говорит, иметь собственных конферансье. Чтоб, значит, концерты вели, шутки шутили и все прочее. Трех мужиков в Париж на учение послал… Ну, двое-то, не будь дураки, там и остались, а мой прапрадед вернулся… Фамилию нашу исконную Буркин на Буркини поменял, по деревне стал ходить, мужиков задирать: «Дамы и месье, же сюи конферансье!» Ну, его сперва всем миром лупили чем попади, а потом привыкли… Конферансье так конферансье!.. В хозяйстве все сгодится… Глядят: мужик справный, веселый; праздник там какой или свадьба – он первый слово скажет: «Дамы и господа! Следующим номером нашей программы – брачная ночь!!! Приветствуем молодых!» Ну, ясно, смех… радость. Стали его помаленьку из других деревень приглашать, потом из окрестных городов. Он чувствует, одному не справиться. Набрал учеников, сбил артель, и покатилось-понеслось… Земля-то у нас бедная, урожая нет, а конферанс хорошо пошел. Забогатела деревня! А тут как раз и революция… Сели мы на коней, к буденовцам подались. От наших шуток земля дрожала…

Веселей, народ, гляди! Шпарь на всю Европу! Нам с тобой вперед идти, Капиталу – в… другом направлении! Один белый генерал от этой шутки застрелился. Ей-богу! «Если, говорит, в России это смешно, я жить отказываюсь!» И застрелился! Вот какая политсатира!!! Ну, а потом восстановление пошло, индустриализация, коллективизация. Мы тоже у себя колхоз организовали – «Красная шутка»! По сто реприз с одного гектара собираем. Утесов, Гаркави, Смирнов-Сокольский все к нам на курсы повышения ездят… Я-то, честно говоря, собирался по другой линии пойти. Рабфак закончил, думал инженером стать… А только, честно скажу, земля к себе тянет. Приедешь в родные места, пройдешь по околице, глотнешь родниковой воды, упадешь лицом в траву и чувствуешь хочется конферировать! Ну сил нет! Вот почему и вышел на сцену. Здравствуйте, дорогие товарищи! Зовут меня – Николай Буркини, потомственный конферансье. «Конферансье» слово нерусское, а у нас прижилось. Потому – дело полезное… Конферансье – он же не для себя старается, для других. Атмосферу устанавливает, контакт наводит, чтоб его друзьям-артистам легче выступалось. Вот почему я сейчас уйду со сцены, а вы все аплодисменты, которые мне не достались, подарите им! Встречайте артистов!!!

Свет на эстраде гаснет.

Звучит голос Сергея Яковлевича Лемешева, исполняющего арию герцога из оперы «Риголетто».

Теперь высвечивается правая сторона. Здесь подъезд концертного зала.

Две девочки бьют третью. Ту, что бьют, зовут Вера. Она отбивается изо всех сил, хотя ей уже расквасили нос.

Первая девочка (вырывает у Веры портфель, высыпает его содержимое на землю). Вот тебе! Вот! И не смей здесь больше стоять!

Вера (вытирая кровь). А вы что, купили место? Купили, да?

Вторая девочка. Дура! Ноги повыдираем! Поняла?!

Из подъезда выходит Конферансье. Он в плаще и с чемоданчиком. Девочки замечают его.

Первая девочка (елейно). Здрасте, Николай Сергеевич!

Вторая девочка. Здрасте! (Делает книксен, убегает.)

Конферансье внимательно смотрит на Веру, которая, плача, собирает портфель.

Конферансье. Однако здорово ты им вмазала!..

Вера не отвечает.

Из-за чего драка?

Вера (мрачно). Проходите, дядечка. Не ваше дело!

Конферансье. Логично. (Вынул из нагрудного кармана пиджака платочек, протянул Вере.) На!

Вера. Не надо.

Конферансье. Возьми. У меня еще есть. (Присвистнул – в кармане пиджака выскочил новый платочек.)

Вера. Вы что, фокусник?

Конферансье. Нет. Просто всегда ношу с собой несколько платков.

Вера. Зачем?

Конферансье. Как – зачем? Вдруг кому нос расквасят… (Хочет уйти.)

Вера. А я вас узнала. Вы – который про деревню рассказывал… Фамилия еще чудная… Бурунди, да?

Конферансье. Что-то в этом роде. (Хочет уйти.)

Вера. Подождите. А вы, наверное, Сергея Яковлевича знаете?

Конферансье. Какого Сергея Яковлевича?

Вера. Как – какого? Лемешева, конечно!

Конферансье. Ну, знаю…

Вера. Хорошо знаете?

Конферансье. Хорошо.

Вера. А он вас?

Конферансье. Он меня меньше.

Вера. Письмо передать можете? (Достала письмо.)

Конферансье. Я его теперь не скоро увижу. Пошли по почте.

Вера. По почте нельзя. Жена порвет. Алиса Михайловна нас не любит.

Конферансье. Кого это «нас»?

Вера. «Лемешисток».

Конферансье. Ну, давай… (Берет конверт.) Он хоть поймет – от кого?

Вера. Скажите: от Веры из Горького. Которая ему цветы дарила в клубе Дзержинского… Должен вспомнить.

Конферансье. Конечно, конечно… (С улыбкой смотрит на Веру.) Давно из Горького-то?

Вера. Утром приехала.

Конферансье. А когда обратно?

Вера. Вечером.

Конферансье. Значит, просто на концерт слетала? Лихо.

Вера (с вызовом). А что, нельзя?

Конферансье. Дороговато билет получается.

Вера. А у меня сегодня день рождения. Имею я право себе подарок сделать?

Конферансье. Логично. И сколько ж тебе стукнуло?

Вера. У женщин это не спрашивают.

Конферансье. Извини. Паспорт-то уже есть?

Вера. Теперь получу…

Конферансье. Ну что ж… Поздравляю, Вера. Значит, ты уже теперь совсем взрослая «лемешистка». И давно поклоняешься Сергею Яковлевичу?

Вера (не уловив иронии). Год и два месяца.

Конферансье. Какая точность… Прямо как производственный стаж…

Вера (строго). Вы не улыбайтесь… Он меня только как личность интересует. Как гражданин. Я про него альбом собираю… (Достала альбом.) Вот… порвали дуры!!! А почему их у вас «сырихами» зовут?

Конферансье. Кто зовет?

Вера. Билетеры. «Сырихи, говорят, проклятые, житья от вас нет!..»

Конферансье. Да случай был один. Рассказывают, гулял Лемешев по Арбату, зашел в магазин, купил триста граммов сыра. А поклонницы – за ним. И весь сорт скупили…

Вера. Какой сорт?

Конферансье. Не помню точно… Думаю – «рокфор»…

Вера (со вздохом). В Горьком такого нет.

Конферансье (внимательно посмотрел на девушку). И куда ты сейчас?

Вера. Прокантуюсь где-нибудь до ночи.

Конферансье. Хочешь, пойдем со мной. У меня еще два концерта. Посмотришь?

Вера. Вы чего? Жалеете меня?

Конферансье. Чего тебя жалеть? Просто хочу подарок сделать… Там весело. Танцевать будут. Фокусы показывать… Пойдем?

Вера. Ладно… Посмотрим… Но вообще-то я эстраду не люблю. Я за серьезное искусство…

Конферансье. Молодец! Я – тоже за серьезное…

Правая сторона сцены погружается в темноту. Вновь ярко высвечивается эстрадная площадка. На нее быстро вбегает Конферансье.

Конферансье (продолжая концерт). Зачем зритель приходит на эстрадный концерт? Никогда не думали?.. В оперу он идет, чтобы слушать, в балет смотреть, в театр – переживать, а на эстраду?.. Зачем?.. Что? Вот правильно товарищ подсказывает: чтобы участвовать! У нас зритель – полный хозяин. Можно аплодировать, и номер повторят, можно подать реплику, и тебе ответят, можно просто вот так крикнуть с места, и тебя… выведут из зала. Здесь зритель – главное действующее лицо, и чем он активней, тем лучше… Хотите вместе сочиним интермедию?.. Про что?.. Да вот хоть про этот мячик… (Достает мяч.) Предлагаю игру. Я кидаю вам этот мячик, вы кидаете обратно… Я – вам, вы – мне… Бросаю! (Кидает мячик в зал. Мячик оказывается привязанным на резинке и поэтому возвращается в руку Конферансье.) А вы думали, я и вправду кину?.. Я вчера кинул, сегодня пришлось новый покупать… Так ведь мячиков не напасешься… Только не надо обижаться, товарищи… Везде разве не так? Придешь на почту – ручка на веревке, в буфете – кружка на цепи, в клубе – дверь на замке, рояль на ключе… Мне не доверяют, почему я должен?! Что говорите?.. Как с этим бороться?.. Не знаю. Вам думать… Вы ведь главные не только на концерте, но и в жизни… Вы и думайте! А мое дело – маленькое… Мне надо было выяснить, зачем зритель приходит на эстраду… Теперь мы знаем: чтобы видеть, слушать, переживать, участвовать… И? Что? Вот правильно товарищ подсказывает – чтобы думать. А мячик возьмите! Мячик мне не жалко!.. (Кидает мячик в зал.)

Свет на эстраде гаснет.

Высвечивается левая часть сцены. Здесь комната, где артисты ожидают своего выхода. У рояля распевается Певица в сопровождении Аккомпаниатора. Рядом светловолосый Танцор в цыганском костюме отбивает каблуками дробь.

Певица. «Соловей мой, со-о-ловей… Голосистый со-о-ловей…»

Танцор (напевает цыганский мотив). Тара-тара-тай-да! Тара-ра-тайда!..

Аккомпаниатор (продолжая играть. Танцору). Ваня, ты нас не пропустишь? У нас с Олей еще концерт в ЦДКЖ.

Танцор. Сам горю со временем. У меня парк Горького и «Компрессор».

Певица. «Со-оловей-а-а!..»

Танцор. Лапота-бодайба. (Бьет дробь.)

Певица (в отчаянии). Нет. Так работать немыслимо… (Танцору.) Иван, ты можешь хотя бы не петь?

Танцор. А как я репетировать буду? Мне ритм нужен. У меня – новый танец.

Аккомпаниатор. Какой новый? Все та же цыганочка…

Танцор. Много ты понимаешь. Та была «румынский танец», а это «венгерский»… Две большие разницы.

Певица. Ты бы лучше парик надел, Ваня! А то какой-то белобрысый цыган… Даже неудобно.

Танцор. У меня, Олечка, зритель за ногами следит, а не за головой… Лапота-бодай-ба. (Танцует.)

Телефонный звонок. Певица снимает трубку.

Певица. Алло? Минск? (Танцору.) Затихни, Ваня! Междугородная. (В трубку.) Кого?.. Его сейчас нет, он на сцене…

Быстро входит Конферансье.

Конферансье. Братцы, ну когда будет порядок за кулисами? Там все слышно.

Певица (в трубку). Алло! Простите… Вот он пришел… (Конферансье.) Николай Сергеевич, вас Минск.

Конферансье. От черт! Достали… Скажи, что меня нет…

Певица (зажимает трубку рукой). Я врать не умею…

Конферансье. Учись, Олечка, учись. Пригодится…

Певица (в трубку, несколько растерянно). Алло! Вы слушаете. Я ошиблась. Он на сцене… Что? (Зажимает трубку.) Они говорят, будем ждать…

Конферансье (подсказывает). Уехал он.

Певица (в трубку). Алло… Говорят, он уехал… Что? (Зажимает трубку.) Они говорят – все равно будем ждать…

Конферансье. О господи!! (Берет трубку, переходит на крайне доброжелательный тон.) Алло! Буркини… Здрасте, дорогой директор! Да, мне говорили… Но не могу! Никак не могу! Дорогой мой, у меня отпуск с двадцать третьего… Я говорю – с двадцать третьего июня путевка у меня… Ну, что значит – юмор нужен?! Юмор тоже отдыхать должен. И потом, у вас Лютиков выступает, чего вам еще?! Почему не выступает? Какой фельетон? Алло! (Кладет трубку.) От черт, разъединили…

Аккомпаниатор. Вы не читали сегодняшнюю «Вечерку»?

Конферансье. Нет, а что?

Танцор. Лютикова раздолбали!..

Конферансье. Володю? За что?

Танцор. За репертуар. Называется «Кривая усмешка на эстраде». Лапа-та-па-та!!! (Танцует.)

Конферансье. Чего ты радуешься-то?

Танцор. Я не радуюсь. Я репетирую…

Конферансье (ворчит). Покрасился бы, Ваня! А то какой-то белобрысый цыган… Черт знает что!

Распахивается дверь, быстро входит Фокусник с двумя огромными чемоданами.

Фокусник. Все здравствуйте! Все здравствуйте! Горю со временем, товарищи! (Певице.) Олечка, привет! (Целует певице руку, ловким движением вынимает откуда-то цветы.) Прошу!

Певица. Не разбрасывай реквизит, Витя. Все равно пойдешь на сцену после нас.

Фокусник. Солнышко, у меня еще концерт на ВСХВ. Пять тысяч колхозников.

Аккомпаниатор. У нас в ЦДКЖ. Рабочий класс имеет преимущество.

Фокусник. Товарищи, вы меня режете… У меня же реквизит заряжен. (Открывает один чемодан, достает большую клетку с голубями.) Это же уэльсские турманы… Очень нервная порода! Они перевозбудятся и сорвут номер! (Конферансье.) Николай Сергеевич, ну скажите вы…

Конферансье. Не канючь! На леваках твои турманы сидят по три часа и не шелохнутся…

Фокусник. Жестокие люди! (Дает корм голубям.) Мэри… Джек… Гуль-гуль-гуль…

Конферансье. У тебя «Вечерки» нет?

Фокусник. Нет.

Конферансье. А достать не можешь?

Фокусник. Откуда?

Конферансье. Не знаю… Ты – фокусник… (Медленно набирает телефон.) Алло! Зина? Это – Николай… Нет, я еще не читал, ну все равно, это ж всего лишь «Вечерка»… Не центральный орган. Чего расстраиваешься? Будет опровержение! Скажи Володе – будет опровержение, мне точно сообщили… Алло!.. Какая междугородная? Минск? Давайте Минск… Алло! Здравствуйте еще раз… Это Буркини! Ну что, дорогой… Вы меня почти уговорили… Да!! Поеду!.. Но только вместе с Лютиковым. Что значит – невозможно?.. Голубчик, что ж вы такой нервный? В Москве еще не напечатали, а вы уже пугаетесь. Вы самостоятельная республика… Одним словом, я приеду, если будет Лютиков… У вас какие торжества? План по мелиорации? Молодцы!.. У нас как раз есть совместный фельетон про осушение болот… Так и скажите!.. Да не бойтесь вы! Кто вас к стенке поставит?.. Сейчас не девятнадцатый год, милый… Алло! Алло!..

Распахивается дверь, входит группа вооруженных людей. Два солдата и матрос. Это – артист драмтеатра Поливанов.

Поливанов. Пламенный привет! Кто у вас ведущий?

Конферансье. Я.

Поливанов. Значит, так, голуба моя: отрывок из спектакля «Любовь Яровая». Первый конвоир – артист Симаев, второй – артист Бусаев. В роли матроса Шванди – заслуженный артист республики Денис Поливанов. Вы записываете?

Танцор. Граждане, сейчас иду я.

Поливанов. Голуба моя, вы же видите – мы прямо со спектакля. Нам через полчаса обратно… Там же сюжет, голуба моя.

Конферансье. Денис Андреевич, вас просили быть полвосьмого. А сейчас начало девятого…

Поливанов. Но что ж я мог сделать? Они затянули первый акт. Это же театр.

Конферансье. Но концерт, извините, тоже – не туалет, куда можно забежать на секунду в любое время.

Поливанов (грозно). Вы, товарищ конферансье, эту шуточку лучше для сцены приберегите. А сейчас скажите определенно: выпускаете нас или нет?

Конферансье. Сейчас пойдет танцевальный номер… Потом вокал.

Фокусник. Потом я… Голуби ждать не могут!..

Поливанов. Какие еще голуби?.. Все ясно. Счастливо оставаться! (Солдатам.) Кругом! (Направляется к выходу.) Из зала доносятся аплодисменты.

Конферансье. Подождите!

Поливанов и солдаты останавливаются.

Зритель ни в чем не виноват. Он должен получить афишу сполна!.. (Артистам эстрады.) Извините, братцы… (Поливанову.) А вам, голуба моя, считаю долгом сказать, что вы мне глубоко-глубоко несимпатичны! Вот так!!! (Бросив гневный взгляд на Поливанова, быстро проходит на эстраду. С улыбкой смотрит в зал.) «Любите ли вы театр?» – спрашивает Белинский, и вот сотню лет мы отвечаем: да, любим!!! Потому что театр – это всегда высокий накал переживаний и страстей… И приход жрецов этого храма искусства к нам на эстраду – большой праздник для всех нас. Поэтому с огромным удовольствием я сейчас уступаю сцену…

Конферансье сделал широкий жест, приглашая артистов. Повинуясь этому жесту, Поливанов моментально «вошел в образ» Шванди, запел: «Черный ворон! Что ты вьешься над моею головой?..» И, понукаемый «конвоирами», двинулся к эстраде.

Свет на эстраде гаснет.

Теперь высвечивается правая сторона сцены.

Здесь, у подъезда концертного зала, стоит Вера с газетным свертком в руках. Из подъезда выходит Конферансье, оглядывается.

Вера. Я здесь…

Конферансье (он искал глазами явно не ее). А… Ты… Ну, как понравился концерт?

Вера. Ничего.

Конферансье (замечает сверток). Это у тебя что?

Вера. Сыр.

Конферансье. Да нет, я про газету… Разреши… (Берет у нее газету, присаживается на ступеньку, читает.)

Вера (разворачивая сыр). В буфете давали. Вонючий, но вкусный… Хотите?

Конферансье (углубившись в газету). Давай.

Секунду они молча жуют.

Значит, понравился, говоришь?

Вера. Ага! Особенно фокусник. Ловкий, черт!.. Откуда он голубей-то доставал?

Конферансье (читая). С неба, девочка… в концерте все с неба достают. (Смял газету.) Мерзавец!

Вера. Кто?

Конферансье. Да тут один… Написал чушь!

Вера. Не читала.

Конферансье. И не читай! Доверяй только своему ощущению. Что они понимают, эти критики?! Людям нравится. Тебе понравилось мое выступление?

Вера. Конечно.

Конферансье (удовлетворенно). Ну вот… Так и говори! У тебя хороший вкус… Смеялась?

Вера. Зачем?

Конферансье (раздосадованно). А говоришь – понравилось.

Вера. Так правду говорю. Обязательно смеяться, что ль?.. Я вообще никогда не смеюсь…

Конферансье (сочувственно посмотрев на девочку). Больная, что ль?

Вера (обижена). Почему? Характер такой…

Конферансье. Ну, это ты брось. Характер – дело наживное. Тоже мне несмеяна нижегородская… Это только в сказках они царевны, а в жизни глубоко несчастные люди. Ты в кого такая? Папа с мамой у тебя смеялись?

Вера. Не знаю. Я их не помню…

Конферансье. Извини. (Секунду молча ест, разглядывая девочку.) Где ж ты росла?

Вера. Сначала у тетки. Потом… в другом месте…

Конферансье. А потом?

Вера. Потом… сама по себе…

Конферансье. М-да… Биография не очень веселая. Но все равно скисать нельзя. Жизнь – это не приговор. Жизнь – это праздник, девочка. Надо уметь ей радоваться…

Вера. Я и радуюсь…

Конферансье. По тебе незаметно. Сейчас-то где числишься?

Вера. В медучилище.

Конферансье. В морге хочешь работать?

Вера (испуганно). Почему?

Конферансье. Лицо траурное… Для покойников, может, сойдет, а живых напугаешь… Смех полезен для здоровья! Так все врачи говорят.

Вера. Чего полезного? Вон у нас в послеоперационном один засмеялся швы разошлись…

Конферансье (чуть растерявшись). Ну, после операции, может, и не стоит, а во время… очень даже хорошо.

Вера. Чего?.. Как это «во время»?.. Да вы что? (Хмыкнула.)

Конферансье (удовлетворенно). Ну вот. А говоришь – не смеюсь. У тебя еще не все потеряно, девочка. Рефлекс не пропал. С тобой позаниматься – ты упущенное наверстаешь…

Вера. И чего будет?

Конферансье. Станешь нормальным человеком. Сама будешь смеяться, других веселить. Это пригодится в жизни, запомни!

Вера. Запомню.

Конферансье. А теперь – прощай!

Вера. До свиданья…

Конферансье делает попытку уйти.

Подождите. (Достает мячик.) Вот, возьмите…

Конферансье. Это еще откуда? Поймала?

Вера. Нет. Я у тетки откупила…

Конферансье. Зачем?

Вера. Ну вы же сказали, что у вас вчера сперли… Возьмите!

Конферансье (изумленно). О Господи! Что ж ты такая доверчивая? Нет, с тобой надо срочно заняться, а то пропадешь… Вот что! Мы сейчас пойдем к одному писателю. Владимир Лютиков. Слышала про такого?

Вера. Нет.

Конферансье. Зря! Хороший писатель… Игру с мячиком, между прочим, он придумал… И вообще – он уникальный человек! Только не все это понимают… А ты подтвердишь.

Вера. Как это?

Конферансье. Просто. Придешь и скажешь: «Владимир Борисович, мне очень нравится ваше творчество». И попросишь расписаться на мячике.

Вера. А он что?

Конферансье. А он улыбнется. Это и будет твой первый урок. Сможешь такое задание выполнить?

Вера. А чего ж тут?

Конферансье. Сначала постучишь, спросишь: «Здесь живет писатель Лютиков?»

Вера. Да что вы, ей-богу, со мной как с маленькой?

Конферансье. Нет, нет. Порепетируем.

Вера. Здесь живет писатель Лютиков?

Конферансье. Громче.

Вера (громче). Здесь живет писатель Лютиков?

Высвечивается левая сторона сцены. Это комната, в которой живет Лютиков. Сам Лютиков – мужчина лет пятидесяти – складывает чемодан. Рядом его жена – Зинаида.

(Совсем громко.) Здесь живет писатель Лютиков?

Лютиков (недовольно). Ну, здесь… Здесь. Входите.

Вера проходит в левую часть сцены, мнется в дверях.

Ну, слушаю вас…

Вера (смутившись). Значит, так… это… Мне очень творчество ваше понравилось… Вот! (Кладет мячик на стол.)

Лютиков. Это вас Николай Сергеевич научил?

Вера. Да.

Лютиков. А где он сам?

Вера. Внизу стоит…

Лютиков. Тогда передайте ему, пожалуйста, что он – идиот.

Вера (невозмутимо). Ладно! (Уходит.)

Зинаида. Володя, так нельзя… Девочка не виновата.

Лютиков. Я девочку не обижал. Но вы знаете, Зина, что я ненавижу, когда меня утешают… (Раздается стук в дверь.) И от своих слов не отказываюсь… Идиот есть идиот! (Схватил мяч, запустил его в дверь.)

Дверь открывается. Мяч попадает в вошедшего Соседа. Это пожилой человек в кителе, с мрачным лицом. Возникает пауза.

Сосед. Это как понять?

Зинаида. Ох, извините, Тихон Григорьевич… Это он так… Случайно…

Сосед (обиженно). Я по-соседски за примусом зашел… А меня – мячом… Что вам здесь – стадион, что ли?

Лютиков. Ну, не обижайтесь. Говорят же вам… Это ошибка. Извините. (Протягивает примус.) Прошу!

Сосед (вздохнув). Не надо мне ваш примус. Это я так. Для начала разговора… (Достал газету.) Газетку сегодняшнюю читали?

Лютиков. Читал.

Сосед. И какое ваше мнение? Напрасно вас продернули или за дело?

Зинаида (опережая мужа). За дело, Тихон Григорьевич! Очень правильная статья…

Сосед. Признаете, значит, критику? Это – хорошо. Печать – наше самое грозное оружие… Против этого не попрешь!! Писания ваши, Владимир Борисович, получаются вредные.

Лютиков. А вы их читали?

Сосед. Зачем? Тут ясно сказано: «Кривая усмешка». Формулировка четкая. Года три назад с такой формулировочкой, что называется, – с вещами и на выход!

Лютиков (нервно). Что вы хотите, Тихон Григорьевич?

Сосед. Ничего не хочу… Обсуждаем! Печать выступила, мы обсуждаем. Читательская конференция. Все как положено…

Зинаида (испуганно). Но вам же сказали: мы признаем… Всё признаем…

Лютиков (жене). Прекратите, Зиночка! Это – унизительно!

Сосед (усмехнувшись). Признать-то вы признаете. А все-таки хотелось бы знать, какие выводы собираетесь делать?

Зинаида (растерянно). Не понимаю. Какие выводы?

Сосед. Я хотел бы знать, дорогие соседи, какие у нас с вами будут выводы по поводу вон той комнаты, на которую мы с вами претендуем?

Лютиков. Извините, претендуете вы! Мы в ней живем!

Сосед. Нет, дорогой Владимир Борисович, вы в ней не живете. Вы в ней только курите и храните всякие папки!

Лютиков. А уж это – мое дело.

Сосед. Как посмотреть! Если в папке нужные бумаги, это – одно, а если там разные чужие усмешки, то это, как говорится, – худую траву с поля вон!

Лютиков. Быстро вы, однако, сообразили.

Сосед. А чего ж тянуть? Я уж заявление в жилотдел подал.

Лютиков. Торопитесь, Тихон Григорьевич! Суетитесь… Зря. Я вас обрадую… Мы с Зинаидой Алексеевной, может быть, вообще уедем из Москвы. Так что со временем сможете захапать уже всю квартиру…

Сосед (испуганно). Всю не надо! Всю нам не утвердят! Они тогда сюда жильцов вселят… Я ведь только о комнатке говорю. Со своей же стороны, если кто спросит, готов вам дать хорошую характеристику…

Зинаида (испуганно). Кто спросит?

Сосед. Найдутся люди. Меня уж управдом сейчас во дворе остановил. Что это, говорит, за Лютиков у вас там такой живет? Как он? Не хулиганит?

Зинаида. А вы?

Сосед. А я сказал: пойду узнаю… С этим и пришел… А вы меня… мячом… Вот как ситуация закрутилась!

Лютиков (с угрозой). Ну ты, пошел вон отсюда!!

Зинаида. Володя, Володя, успокойтесь… (Встает между мужем и соседом.)

Лютиков. Оставьте вы меня, Зиночка! Это невыносимо – всю жизнь сдерживаться… (Соседу.) Пошел вон, тебе говорят!

Сосед. Странно, однако, формулируете, Владимир Борисович. С соседом на «ты», с женой – на «вы»… Нехорошо! Не по-советски все это как-то…

Слышен звонок в дверь. Все замерли, звонок повторяется.

Ну вот. Два звонка. К вам! Как говорится, ни пуха ни пера, дорогие соседи. (Уходит.)

Звонки повторяются.

Лютиков. Откройте, пожалуйста, Зиночка.

Зинаида. Я открою, Володя, если вы обещаете взять себя в руки.

Лютиков. Взял. Идите.

Зинаида идет открывать. Слышен голос Конферансье: «Здесь живет писатель Лютиков?» Голос Зинаиды: «Здесь… Проходите!» Сопровождаемые Зинаидой входят Конферансье и Вера.

Конферансье (поднял мяч, положил на стол, с мрачным видом сел рядом). Давай, Вера, по второму разу! И не бойся никого!

Вера (глядя под ноги). Владимир Борисович, мне очень нравится ваше творчество! (Испуганно смотрит на Конферансье.)

Пауза.

Конферансье. Ну, что ты молчишь?! Улыбнись! Я обещал… Человеку нравятся твои творения. Она за этот мяч, может, последнюю трешку отдала…

Вера. Почему последнюю? У меня еще есть.

Конферансье. Не вмешивайся. Говорю: последнюю, значит, последнюю. (Лютикову.) И вступительный фельетон ей понравился… Про деревню Бурки. Верно?

Вера кивнула.

Она даже хочет туда поехать…

Лютиков (мрачно). Ну и пусть едет. Я-то при чем?

Конферансье. Скажи, с какого вокзала…

Лютиков (раздраженно). Коля, а пошел бы ты!..

Конферансье. Не груби! Мы с девочкой проводим занятия по юмору… Скажи, с какого вокзала?

Лютиков. С Павелецкого!

Конферансье. Неостроумно. Облеки в форму шутки!..

Лютиков. Тогда с Киевского.

Конферансье. Уже смешней… Почему?

Лютиков. Потому что у меня через час поезд… (Захлопнул чемодан.) Уезжаю я из Москвы. Насовсем! Еще вопросы есть?

Конферансье. О! Это уже интересный поворот… Вера, начинается веселая сцена. Следи за сюжетом.

Зинаида. Нет, так не годится… Вы сначала все продумайте, а потом приглашайте зрителя… Пойдем, девочка. Пойдем! Я покажу тебе эту деревню на карте… Очень веселая деревня.

Вера. А вы тоже оттуда?

Зинаида. Мы все оттуда… (Уводит Веру в соседнюю комнату.)

Лютиков (гневно). Коля, мне твои хохмы – вот уже где! (Жестом показывает поперек горла.)

Конферансье. А мне – твои!!! Я бьюсь, уламываю белорусов, а он, видишь ли, бежит на родину!

Лютиков. Да! Бегу! Родной город не даст в обиду… Я там работал ветеринаром и буду работать ветеринаром…

Конферансье. Ты – писатель, Володя!

Лютиков. Я – автор, Колечка… Это разные вещи… Всякий писатель автор, но не наоборот. Меня даже в Дом литераторов не пускают… И правильно! Где мои книжки? Нету! Есть сценки, куплеты, монологи… Все это дым, пустота! Взрослый человек не должен заниматься ерундой! Хватит! Возвращаюсь к настоящему делу… Буду лечить собак от чумки! И никто не посмеет сказать, что у меня «кривая усмешка». Уж какая есть! Собакам нравится. Когда я прихожу к ним, они виляют хвостами.

Конферансье (строго). Все?

Лютиков. Все! И не надо меня останавливать.

Конферансье. Никто тебя не останавливает. Хочешь стать Айболитом?! Святое дело! Но сперва – свой долг перед людьми… У тебя три договора на эстраде… Два – в цирке… И еще ты обещал написать мне монолог… Мой самый главный монолог.

Лютиков (усмехнувшись). Про что?

Конферансье. Не знаю. Знал бы – сам сочинил… Может быть, про эту девочку. Ей шестнадцать лет, а она еще ни разу в жизни не смеялась. Вообще не смеялась, понимаешь? Не знает, как это делается. Арифметике учили, письму тоже… А что ходить с постной рожей неприлично, никто не объяснил… Это ведь ужасно, Володя… Одно такое лицо – стерпим… А сто? А тысячи? И хлынут эти мрачные толпы по мрачным улицам, и такая тоска зальет землю… Жуть! Надо учить людей жить весело…

Лютиков. Школу, что ль, прикажешь открывать?

Конферансье. А хоть бы и школу… С ироническим уклоном! Зощенко директором сделаем, тебя – завучем…

Лютиков. А сам?

Конферансье. Сам сторожем устроюсь, следить, чтобы вы не разбежались… Тоже мне трагедию закатил! В Дом литераторов его не пускают! Дай рубль швейцару, – будешь входить, как член президиума!!

Лютиков. Я не про это…

Конферансье. А про что? Книжек нет? А у Гомера были книжки?.. А у Магомета? А у этого гения, что «Слово о полку Игореве» сочинил? Тоже, между прочим, всего лишь автор, только он – неизвестный, а тебя уже все-таки кое-кто знает…

Лютиков (усмехнулся). Я понял, кто ты, Коля… Великий утешитель. Горьковский Лука. Только время, извини, другое… Вокруг не босяки. Ты этого не учитываешь! Здесь не до шуточек… Вон меня уж за них из квартиры выселяют.

Конферансье. Кто?

Лютиков. Сосед. Пришел с газетой, комнату требует…

Конферансье. А ты что?

Лютиков. Ничего. Мячом – в рожу!

Конферансье. Мало! На одном приеме работаете, товарищ… Повторяетесь… Правильно вас критикуют… А ну, давай зови его…

Лютиков. Не надо, Коля. Он – опасный человек.

Конферансье. Я сам опасный, когда разозлюсь… (Бросился к двери.) Зинаида, Вера… Выходите!.. У нас все готово!

Зинаида (испуганно). Колечка, я все слышала… Не связывайся с соседом…

Конферансье (грозно). Не мешать!.. Вера, сейчас ты увидишь сцену у фонтана… Это называется скетч… Запомни!

Вера. Пойду я, ей-богу, от вас…

Конферансье. Куда? У нас урок! (Сунул ей блокнот и карандаш.) Пиши. Будешь моим секретарем… (Выглянул за дверь, невидимому Соседу.) Гражданин, зайдите на минуточку!.. (Зинаиде.) Сантиметр есть?

Зинаида. Какой?

Конферансье. Любой… (Схватил сантиметр.)

Вера (испуганно). Чего я делать-то должна?

Конферансье. Еще не знаю, девочка… Главное, не мешай!.. (Начинает сантиметром измерять стену.)

Входит Сосед, останавливается в дверях и внимательно смотрит на Конферансье, который глубокомысленно делает какие-то замеры.

Так… Двадцать пять… на сорок два… Двести двенадцать… (Вере.) Записываешь?.. Так?.. Что у нас с розой ветров? Юг у вас где?

Лютиков (указывая). Там.

Конферансье. А север?

Лютиков (показывая в противоположную сторону.) Там.

Конферансье. Странно! (Заглянул в блокнот, Вере.) Что у нас получилось?.. Двадцать шесть по периметру?.. Многовато… Ордер на занимаемую площадь, пожалуйста!

Зинаида. Сейчас. (Начинает искать ордер.)

Конферансье (подошел к Соседу, протянул руку.) Буркин. Райжилотдел.

Сосед. Сысоев Тихон Григорьевич.

Конферансье. Вы ихний сосед?

Сосед. Так точно.

Конферансье. Кем работаете?

Сосед. В настоящее время – пенсионер.

Конферансье. Что значит «в настоящее время»? В дальнейшем хотите летчиком стать?

Сосед. Нет. Почему? Я на отдыхе… Так и пойду по этой линии.

Конферансье. Значит, вы – на вечном покое? Так и говорите…

Зинаида (подходит). Вот наш ордер, пожалуйста.

Конферансье (изучая). Так… (Вере.) Номер запиши! (Лютикову.) Ну что ж, граждане… И по ордеру, и по периметру у вас тут получаются излишки. Будем уплотнять!

Лютиков. Но, позвольте, товарищ Буркин. Мне эти комнаты дал райжилотдел…

Конферансье. А я – кто?!! Частная лавочка?.. Сами дали, сами взяли, сами новым отдадим… (Соседу.) Кстати, мне сказали: вы претендуете?

Сосед. Претендую. Я уж заявление написал…

Конферансье. Какие основания?

Сосед. Во-первых, нас с женой – двое…

Конферансье. Ну, их с женой – тоже не меньше…

Сосед (гордо). У меня жена пост занимает.

Конферансье. Пост надо «соблюдать», а не «занимать»… Где работает?

Сосед. В метро. Дежурная по станции.

Конферансье. Какая станция?

Сосед. «Динамо».

Конферансье. Это – другое дело. Это – аргумент. Команда хорошая, у нас начальник за нее болеет… Вы этот факт в заявлении указали?

Сосед. Нет.

Конферансье. Укажите! «В связи с работой жены на станции „Динамо“, которая выиграла у „Спартака“, прошу предоставить дополнительную площадь и так далее…» (Вере.) Пиши, Верочка… (Соседу.) Еще какие основания?

Сосед. Так вот, в связи со статьей в газете… (Достает газету.) «Кривая усмешка»…

Конферансье. Знаю. Читал. Ну и что?

Сосед. Видите ли, гражданин Лютиков в той комнатке практически не проживает, а хранит разные папки с бумагами… Ну, а в свете указаний печати, я считаю, площадь можно использовать в полезных целях…

Конферансье. То есть передать вам? Логично!.. Мы с этими «кривыми усмешками» будем кончать решительно и бесповоротно. У вас-то, кстати, с этим делом как?

Сосед. С чем?

Конферансье. С усмешкой. У вас она, надеюсь, прямая?

Сосед. Да я как-то не думал. Обычная!

Конферансье. Ну-ка, продемонстрируйте.

Сосед. Вы что? Серьезно?

Конферансье. А то как же!.. Давайте, гражданин, не стесняйтесь. Все равно комиссии показывать придется… Прошу!

Сосед. Ну… Ну, вот… (Оскалился.)

Конферансье. У! Милый… У вас она тоже… не очень… У вас же губа западает.

Сосед. Какая еще губа?

Конферансье. Верхняя… За нижнюю… (Вере.) Вот, скажи!

Вера (угрюмо). Западает!

Конферансье. Ну, вот и комсомол подтвердил… Так что, гражданин, это дело пока не выйдет. Вы уж отработайте усмешку, потом претендуйте!

Сосед. Я не понимаю. Это что?.. Шутки?

Конферансье (строго). Товарищ! У нас в жилотделе очередь. Сотни трудящихся района… С правильными усмешками, как говорится, губа – к губе, ждут комнат, а мы тут будем менять шило на мыло?.. В общем, так, гражданин Сысоев: объективно – факты за вас. И жена – на посту, и роза ветров дует в вашу сторону… Но усмешка у вас тоже, извините, какая-то не совсем наша. Давайте не торопиться. Советую каждый день по два часа перед зеркалом вместо зарядки… Думаю, можно поправить. И тогда уж прошу в жилотдел. Будем разбираться. Вопросы есть?

Сосед. Нет.

Конферансье. Тогда – выполняйте.

Сосед. Слушаюсь! (Повернулся на каблуках, вышел.)

Наступила пауза. Зинаида, наконец не выдержав, рассмеялась.

Зинаида (смеясь). Думала, умру со страха…

Конферансье (печально). Это я умру… Целый день бегаешь с концерта на концерт, придешь к другу – снова представление. (Лютикову). Записал бы эту сценку-то… Вдвоем бы исполняли. Смешная ведь история? (Повернулся к Вере.) Ты как считаешь?

Вера молча кивнула.

Ну, вот и Вера подтверждает.

Лютиков. Только я подумал: начало в сцене надо поменять. Комнату надо мерить шагами… Так забавней. (Показывает.)

Конферансье. Тогда уж лучше так… (Передвигается по комнате, ставя носок к пятке, пятку к носку.)

Неожиданно в дверях снова появляется Сосед, секунду изумленно смотрит на дурачащихся мужчин.

Сосед (откашливаясь). Извиняюсь! Это что ж? Розыгрыш? А я-то, дурак, поверил… (Улыбнулся.)

Конферансье. Вот. Уже лучше, гражданин Сысоев. В лице что-то человеческое появляется…

Сосед (мрачно). Я жаловаться буду!!! Я вам покажу… шуточки!

Конферансье (печально). А теперь снова губа западает. Скажи, Вера… (Повернулся к Вере и вдруг с удивлением увидел, что она, плачет.) Ты чего, девочка?

Вера (всхлипывая, смотрит в зеркальце). У меня тоже западает?! Тоже… (Пытается улыбнуться, не может. Плачет.)

Левая часть сцены погружается в темноту. Конферансье устало встает, проходит на эстраду, снимает фрак, туфли. Затем, ступая на цыпочках, спускается на правую часть сцены. Сейчас здесь его квартира. Он идет тихо, стараясь не шуметь. Это ему не удается. Натыкается на стул, стул падает.

Появляется его жена – Мария Петровна. Зажигает свет.

Конферансье (извиняющимся тоном). Черт! Мебель у нас в доме какая-то неустойчивая… Разбудил?

Мария Петровна. Я не спала.

Конферансье. Засунули на концерт в Мытищи. Сказали, дадут обратно автобус. Автобуса конечно же не было…

Мария Петровна. Потише, пожалуйста. Коляшу разбудишь.

Конферансье (обрадованно). Он здесь? А где Ленка?

Мария Петровна. Уехала на дачу на субботу и воскресенье.

Конферансье. Что ж мальчишку не взяла?

Мария Петровна. У нее там какая-то встреча с сокурсниками.

Конферансье. Ну и чем же мальчик помешает?.. И потом, мы же с тобой тоже собирались на дачу…

Мария Петровна. Побудем в городе. Она просила…

Конферансье (ворчит). Что за сокурсники такие, которым ни ребенка, ни отца с матерью нельзя показывать. Наверно, не «сокурсники», а «сокурсник»… Хамство!!!

Мария Петровна (ставя перед ним сковородку). Ешь!

Конферансье (накидывается на еду). Обожаю твои котлеты. Как-то ты их закручиваешь по-особенному, ей-богу!.. А Кольку свожу завтра в зоопарк… Давно обещал… (Испуганно посмотрел на жену.) Чего ты на меня так смотришь?

Мария Петровна (грустно). Ничего. Ешь!

Конферансье (продолжая тараторить). Володька Лютиков новый анекдот сочинил. Отец приводит ребенка из детского сада, мать глянула – и в ужасе: «Кого ты привел? Это же не наш мальчик?» Отец посмотрел устало и говорит: «Наш, не наш… Какая разница? Все равно завтра утром обратно сдавать!» (Хохотнул.) Смешно?

Мария Петровна равнодушно пожала плечами.

Смешно! Я сегодня вслух рассказал – зал грохнул… Гениальный мужик этот Володька… Хотя дурак… Переживает, что романов не пишет. Роман сочинить не хитрость, а вот – анекдот… Нужны особые мозги. Гоголь, помнишь, что говорил? «Дайте анекдот, – мигом будет комедия! Дайте анекдот!» Никто не дал. Только Пушкин. Поэтому он – гений! (Неожиданно отбросил вилку.) Нет, почему ты на меня так смотришь?

Мария Петровна. Как я на тебя смотрю?

Конферансье. Подозрительно!

Мария Петровна. Мне интересно, как ты вырулишь на главную тему. Ты же профессионал… Ну все, подводку сделал? Объявляй номер!

Конферансье. Какой номер? Ты про что?

Мария Петровна. Администраторша твоя звонила… Просила напомнить, что у тебя завтра поезд в пять с Белорусского…

Конферансье (огорченно). Ну что за люди? Кто просил? Ты расстроилась?

Мария Петровна. Я привыкла не расстраиваться.

Конферансье (пытается обнять жену). Машенька, не злись! На юг поедем в июле. Я уже звонил в ВТО, они обещали поменять путевку…

Мария Петровна (отстраняясь). Самое обидное, меня даже не считаешь нужным спросить. Просто ставишь перед фактом: поедешь в июне, поедешь в июле…

Конферансье. Машенька, но ведь ты знаешь обстоятельства. Володьку надо выручать!! Его поломать – не склеишь.

Мария Петровна (не слушая). Мне даже не за себя обидно – за тебя. Звонил кинорежиссер. Тебя утвердили на роль в фильме… Съемки будут в июне, в Крыму… Они подстраивались под тебя…

Конферансье. Маша! Маша! Какой я киноартист? Там другие законы…

Мария Петровна (зло). А кто ты, Коля? Я вот смотрю и думаю: кто ты? Человек между солистами? Веселительная единица! Тебе пятьдесят с лишним лет… Жизнь прожита. Что останется? Две-три шутки, которые стареют быстрее, чем ты их придумываешь… Что за профессия – заполнять паузы?! Неужели ты не мечтаешь о чем-то другом?! Как тебя не стошнит от этого изнурительного остроумия?.. В Библии сказано: «Бойся дома, где царит смех».

Конферансье. В Библии сказано: «Радуйся жизни и радуй других»… Библия потому и великая книга, что там одна гениальная мысль противоречит другой…

Мария Петровна (вставая). Ешь котлеты, Коля. Остынут. (Уходит.)

Конферансье некоторое время мрачно жует. Открывается дверь, появляется мальчик лет семи. Это Коляша.

Коляша. Здорово, дед!

Конферансье. Здорово. Чего не спишь?

Коляша. Я днем выспался.

Конферансье. Надо ночью…

Коляша. Ночью и так темно. Чего зря глаза закрывать?!

Конферансье. Жуткий мальчик. Богемное дитя…

Коляша. У нас сегодня в парке концерт был для детей.

Конферансье. Кто вел?

Коляша. Дяденька такой… лысый…

Конферансье. Севостьянов?

Коляша. Ага. (Зевает.) Он у тебя шутку спер.

Конферансье. Какую шутку?

Коляша. Про скрипача.

Конферансье. Напомни.

Коляша. Выходит и говорит: «Дети, вы любите скрипачей?» Мы кричим: «Нет!» Он говорит: «А фокусников?» Мы кричим: «Любим!» Он говорит: «Тогда сейчас выступит фокусник. Он сыграет вам на скрипке…» Я встал и сказал: «Это мой дедушка придумал!» И меня выгнали…

Конферансье. Ну и правильно! Мало ли кто что придумал? У нас в стране все общее, тем более шутки… Не жадничать надо, а новые сочинять.

Коляша. Про что?

Конферансье. Про что жизнь подсказывает. Вот я завтра в Белоруссию еду, а что говорить, пока не придумал… Помог бы деду!

Коляша. А чего там, в Белоруссии?

Конферансье. Люди хорошо поработали, Коляша. Все болота осушили…

Коляша. Зачем?

Конферансье. Чтоб хлеб посеять. Чтоб всех комаров извести. Не любишь комаров-то, а?

Коляша. Когда кусают – не люблю, а когда жужжат – ничего… Всех не надо! Попроси – не всех…

Конферансье. Ладно. Несколько штук оставим… Специально для жужжания… Ну, вот теперь с чистой совестью можешь идти спать. Дал тему для разговора…

Коляша (засыпая). Ты за меня держись, дед… Не пропадешь…

Конферансье. А ты – за меня. (Поднял засыпающего мальчика на руки, ушел в соседнюю комнату.)

Где-то вдали начинают раздаваться орудийные раскаты.

Конферансье возвращается на эстраду. Теперь он, как обычно, во фраке и галстуке-бабочке.

(Обращаясь к зрителям.)…И вот, дорогие товарищи мелиораторы, я выполняю наказ своего внука и говорю: всех комаров не изводите… Польза от них небольшая, но и немалая… Зверя гоняют, человека к гимнастике приучают… (Хлопает себя по лбу, по шее.) А главное, они создают гармонию в природе, которую не мы создали, не нам и разрушать… Что за рыбалка без комара? А лес? А степь?.. Вот представьте… Жаркий-жаркий день, такой, как сегодня… Солнце палит… Тишина. Только вдруг одинокий комар запел над ухом свою немудреную песенку… З-з-з!!! А услышав комара, запоет жаворонок… А услышав жаворонка, запоет скрипка… Потому что таковы законы гармонии…

Слышна скрипка.

А услышав скрипку, я объявляю следующий номер: «Венгерский танец» в исполнении Ивана Лещинского… И когда он затанцует, наступит полная гармония… В нашем концерте. Прошу, Ваня!

Свет на эстраде гаснет. Конферансье опускается в левую часть сцены.

Здесь комната для артистов. К своему выступлению готовятся Певица, Аккомпаниатор, Лютиков, Фокусник.

Конферансье. Что там за грохот?

Певица. Кошмар! Я всю ночь глаз не сомкнула…

Аккомпаниатор. Говорят, учения какие-то…

Конферансье. Чего ж они учатся по воскресеньям? Да еще так громко?

Аккомпаниатор. Ну, это не нам с вами решать…

Конферансье. Логично. (Певице.) Оля, следующий номер ваш. (Лютикову.) Володя, потом наш скетч.

Лютиков. Давай текст пробежим.

Конферансье. Давай. (Грохот.) От черт! Отличник какой-то учится. Ну, давай… (Отводит Лютикова в сторону.) Значит, так: выхожу, говорю… Товарищи! Я вас хочу познакомить с моим другом. Он очень застенчивый человек… (Имитируя жест за кулисы.) Ну, Владимир Борисович! Ну! (В зал.) Он стесняется! (Партнеру.) Ну, чего вы боитесь-то?! Здесь все свои… Входите…

Лютиков заклеивает пластырем голову: стесняясь имитирует выход.

О господи, что с вами?

Лютиков. Упал в поезде.

Конферансье. Откуда?

Лютиков. С третьей полки.

Конферансье. Зачем вы туда полезли-то?

Лютиков. Мне билет туда взяли…

Конферансье. Ну как же так?.. Такой болезненный человек и залезаете на третью полку?.. Поменялись бы с кем-нибудь местами.

Лютиков. С кем? Я ж один в купе ехал…

Хлопнула дверь. В актерской комнате появляется Вера.

Вера. Здравствуйте!

Конферансье. Это еще что за явление? Ты откуда здесь?

Вера. На концерт пришла.

Конферансье. Пешком из Москвы?

Вера. Ну, вы скажете… Я с вами в одном поезде ехала. Только вы в купейном, а я… в мягком. В тамбуре. (Лютикову.) Здравствуйте, Владимир Борисович.

Лютиков (несколько растерянно). Здравствуй, Верочка.

Вера. Вы что, правда с полки упали или это так… для смеха?

Лютиков. Конечно, для смеха.

Вера. Я поняла. (Мрачно.) Я теперь учусь понимать шутки. Все – как вы велели, Николай Сергеевич. Я теперь знаете кто? «Буркинистка»… Сама придумала.

Лютиков (с иронией). Поздравляю, Коля! От всей души поздравляю. (Вере.) А как же Лемешев? Не обидится?

Вера. Не должен. У него вона сколько поклонниц, а у Николая Сергеевича никого. (Конферансье.) Вы мое письмо ему еще не передали?

Конферансье. Слава богу, нет… (Достает письмо.) Забери.

Вера. А вы можете прочесть.

Конферансье. Я чужих писем не читаю, девочка…

Вера (взяла письмо, перечеркнула адрес карандашом, написала новый). Теперь оно вам.

Конферансье (взял письмо, читает). «Народному артисту Буркини…» М-да. Высоко забрала…

Лютиков. С присвоением звания, Коля! Поздравляю! С тебя, как говорится, причитается…

Конферансье (незаметно показав ему кулак). Причитается – получишь! Не сомневайся! (Вере.) Ну, спасибо, девочка, обязательно прочту и отвечу. А теперь иди в зал. После концерта поговорим.

Вера. Вы не думайте. Я вам – не обуза. Я в любой момент могу исчезнуть…

Конферансье. Хочется в это верить. Иди!

Вера. Вы про поезд скетч исполнять будете или нечто другое?

Конферансье. Увидишь! Ступай, тебе говорят! Нам репетировать надо.

Вера. Ну, ну… Посмеемся. Я не прощаюсь! (Уходит.)

Пауза.

Лютиков. Вот, Коля, – лишнее доказательство, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

Конферансье (мрачно). Иди ты к черту! Лучше подскажи, что мне теперь делать с этой дурочкой?

Лютиков. Во избежание кривотолков, думаю, лучше всего ее официально «увнучерить»…

Конферансье. И совсем не смешно!.. Куплю ей обратный билет и отправлю домой с милицией! Сегодня же…

Лютиков (улыбаясь). Обидно, Коля… В кои-то веки обзавелся персональной поклонницей…

Конферансье (строго). Помолчи! (Вскрывает конверт.) Интересно, что нам, народным, люди пишут? (Читает вслух.) «Здравствуйте, дорогой товарищ артист! С приветом к вам Вера Захарова из города Горького. Мне исполнилось 16 лет, и теперь я получу паспорт. Поэтому пишу вам как гражданин гражданину. Вы – мой идеал!..»

Лютиков (смеясь). Это ты – идеал?

Конферансье. Ну не ты же… (Читает.) «Вы – мой идеал! Так я решила, когда меня выпустили из детской колонии. Наша начальница сказала, что мы должны задуматься о жизни и выбрать себе в пример кого-нибудь из замечательных людей из нашей страны».

Лютиков. Однако это не смешно.

Конферансье (читает). «Я выбрала вас, дорогой товарищ артист, потому что вы своим искусством делаете людей прекрасными, а мне сейчас это очень нужно»…

Грохот. Распахнулась дверь, в комнату вошло несколько военных во главе с Офицером.

Офицер. Товарищи! Приказываю срочно остановить концерт!

Конферансье. Что случилось?

Офицер (тихо). Война.

Кто-то из артистов вскрикнул.

Пауза.

Лютиков. Кто сказал?

Офицер. Я сказал. Немцы ночью бомбили Брест, Витебск, Гродно… (Прислушивается к грохоту.) А это уже нас… В двенадцать часов будет сообщение по радио. Необходимо, чтобы зрители немедленно покинули зал. Как пройти на сцену?

Аккомпаниатор (показывая). Туда.

Офицер направляется к эстраде.

Конферансье (Офицеру). Подождите! Там полторы тысячи человек… А проходы узкие… Начнется паника…

Офицер (остановившись). Хорошо. Тогда объявите сами… Пусть все выйдут из зала.

Конферансье. Сейчас… Закончится номер. Секунда уже не имеет значения… (Пошатнулся.)

Лютиков. Коля! Возьми себя в руки… Выпей таблетку! Выпей… (Дает ему таблетку и стакан воды.)

Конферансье. Да подожди ты с таблетками! Шутки!! Какие у нас есть шутки на антракт?!

Лютиков. Не знаю… Не помню сейчас… Иди!

Со сцены доносятся аплодисменты. Вбегает запыхавшийся, улыбающийся Танцор.

Танцор (Буркини). Николай Сергеевич, «бисовку» делать?

Конферансье. Не надо «бисовки», Ваня! Спасибо!

Конферансье проходит на сцену, несколько секунд смотрит в зал, затем замечает, что машинально вынес с собой таблетку и стакан. Растерянно улыбается.

…Волнуюсь чего-то! Дело ответственное поручили… Антракт объявить… Вот от страха руки дрожат!.. (Делает глоток из стакана, в зале смех.) Вы зря смеетесь, братцы! Антракт объявить правильно – это тоже искусство!.. Не у всех получается… Тут есть несколько приемов… Старые конферансье говорили так: «Дамы и господа, сейчас в фойе состоится показ модных туалетов… Походите минут пятнадцать и посмотрите друг на друга…»

В зале смех.

К чему это я?.. А, черт! Склероз начинается… (Глотает из стакана.) Курить надо бросать, да и это дело (показал на стакан)… тоже… врачи не рекомендуют! Впрочем, не все… У меня знакомый врач, я ему сунул полсотни, он мне теперь по блату все разрешает…

Смех.

Господи, о чем же я? Жуткая профессия, братцы… Все время откуда-то старые шутки выскакивают… Как бумеранг… Помните анекдот про австралийца, который купил новый бумеранг, а старый никак не мог выбросить. Так замучился, бедняга…

Смех.

О, до Верочки дошло… Молодец! Видите, девочка в первом ряду?.. Это моя практикантка. Практику по юмору проходит. Специально из Москвы посмеяться приехала… Нашла время… (Роняет стакан, смех.) У, черт!.. Ну ничего, это к счастью… Впрочем, на счастье лучше свою посуду бить, а не государственную…

Смех.

О! Раз уж я дополз до темы государства, то теперь слушайте меня внимательно… Сейчас, братцы, действительно будет антракт! Вы все встанете со своих мест и спокойно выйдете на улицу… Там по радио передадут важное сообщение… Вы его послушаете в антракте… (Печально.) Это будет большой антракт, ребята! Может быть, самый большой в нашей с вами жизни… Но все равно, товарищи, это – только антракт! Он обязательно кончится, и начнется вторая часть… нашего концерта! Веселая и красивая! Я в это очень верю и вас прошу… Очень!.. А теперь идите! (Опускается на стул.) А я тут посижу, сцену посторожу…

Смех.

…Ну вот! Молодцы! Главное – не унывать… Ступайте. (Молча смотрит в зал.)

Занавес

Оформление сцены такое же, как и в первом отделении, только изменилась эстрадная площадка.

Сейчас она напоминает грубый, наспех сколоченный из досок помост.

В глубине площадки виден крытый военный грузовик.

Звучит аккордеон. Полог грузовика распахивается, и под бодрую, мажорную музыку к зрителям направляются участники концерта: Певица, Аккомпаниатор, Фокусник, Танцор, Лютиков, Поливанов и Конферансье.

Конферансье. Здравия желаю, товарищи бойцы! Вас приветствует фронтовая концертная бригада Московской областной филармонии!

Все (поют)

Слышен свист летящего снаряда. На сцену вскакивает молоденький Лейтенант.

Лейтенант (орет). Ложись!!

Где-то недалеко взрыв. Все участники бригады падают на сцену. Визг и грохот повторяются.

Лютиков (испуганно). Миномет?

Лейтенант (приподняв голову). Точно. Шестидесятый калибр.

Аккомпаниатор. Двадцать пятый, не больше.

Лейтенант. А я говорю – шестидесятый…

Певица. Не спорьте с Сережей, лейтенант. У него абсолютный слух. У шестидесятого – бас, а это – дискант…

Лютиков. Братцы, какая разница? Мне лично и двадцать пятого за глаза хватит…

Лейтенант (подползая к Конферансье). Ну что, Николай Сергеевич? Отменяем концерт.

Конферансье. Погоди, Толик. Может, обойдется?

Лейтенант. А если не обойдется?

Конферансье. А не обойдется – само отменится… Все сразу.

Лейтенант. Да вы что? Я за вас головой отвечаю.

Конферансье. Тогда пригни ее, Толик… Береги. Не будем суетиться… Актеры лежат, зрители лежат – нормальная обстановка… (Пауза.) Ну вот… Вроде стихло… (Встает.)

За ним поднимаются остальные артисты, отряхиваются. Конферансье делает шаг вперед, обращается к залу.

Занимайте места, товарищи! Продолжим!.. Вернее – начнем сначала. Назло врагу пойдем по полной программе… (Аккомпаниатору.) Давай, Сережа…

Вновь звучит аккордеон.

Все (поют)

Слышен гул самолетов.

Лейтенант (орет). Воздух! Ложись!

Все участники бригады, кроме Певицы, со вздохом вновь опускаются на эстраду.

Артистка Бутасова, выполняйте приказ!

Певица (прислушиваясь). Да это наши… Я же по звуку узнаю… Слышите? Рэ-э!.. А у немцев – фа-а…

Лейтенант. Отставить пение! Ложись!!

Конферансье (поднимаясь). Не ляжет она, лейтенант. Я Олю знаю. Она всю ночь платье гладила…

Певица (глядя вверх). Но ведь действительно наши… Глядите – звезды…

Лейтенант (сердито). Все равно, артистка Бутасова, делаю вам замечание.

Конферансье (вновь выходит вперед). Итак, товарищи, рассаживайтесь. Продолжаем… Сережа, давай.

Лютиков (тихо). Черт с ней, со вступительной песенкой. Пропустим. Она какая-то невезучая.

Конферансье. Нет. Теперь уже из принципа… По полной программе…

Все (поют уже без прежнего энтузиазма).

Пауза. Все смотрят наверх и прислушиваются. Тишина.

Конферансье. Обошлось! Видите, товарищи, маленькая, но победа! А из маленьких складывается большая… Итак, продолжаем концерт! Как вы уже поняли, я – конферансье! Это у нас по актерскому ранжиру вроде как старшина. Поэтому позвольте представить вам весь личный состав вверенного мне отделения. Начнем с женщин. Даже на войне, товарищи, надо быть галантным и пропускать женщин вперед… Конечно, если там, впереди, не минное поле… Итак, наша солистка, исполнительница лирических песен – Оля Бутасова. (Поклон.) Как видели, женщина мужественная и с характером… Вообще судьба довольно щедро наградила Олечку, дав ей великолепный голос, голубые глаза и… замечательного мужа Сергея Бутасова, который в настоящий момент аккомпанирует ей на аккордеоне… По секрету сообщу – поженились они всего месяц назад… Так что можно сказать: это их свадебное путешествие…

Певица (исполняет первый куплет песни)

Конферансье (продолжая представлять актеров). Справа – артист драмтеатра, заслуженный артист республики Денис Поливанов! (Поклон.) За долгие годы работы в театрах Денис Андреевич сыграл много ролей, пройдя трудный воинский путь от рядового матроса Шванди до фельдмаршала Кутузова… Впрочем, он вам сам об этом расскажет…

Поливанов сделал шаг вперед, громким, поставленным голосом прочел несколько строк из поэмы Маяковского, затем, строго кивнув, снова встал в строй.

Рядом – артист оригинального жанра, известный маг и чародей Виктор Гриневский.

Фокусник под музыку начинает демонстрировать нехитрые фокусы, доставая «из воздуха» папиросы, игральные карты и прочее.

Честно скажу, в Москве долго сомневались, нужно ли включать во фронтовую бригаду фокусника? Вроде не военное искусство… Но Виктор так настаивал, так рвался сюда, к вам, приводил такие убедительные доводы…

При этих словах фокусник извлек неизвестно откуда ручную гранату, сорвал кольцо… Замахнулся… Конферансье изображает испуг.

Витя… Витя… Не горячись… Пошутил… Брось!

Фокусник имитирует бросок гранаты, где-то вдали слышен взрыв…

Вот такие дела!.. Одним словом, члены комиссии посовещались, и те, кто остались в живых, решили удовлетворить просьбу артиста Гриневского… Следующим идет наш танцор – Иван Лещинский… Я вижу, в вашем полку большие поклонники его таланта. Специально для танцев вы сколотили помост… И доски клали со знанием дела… Ни одна не скрипнет… Ну что ж, Ваня, выходи, принимай работу!..

Танцор танцует.

И наконец, мой коллега, автор и исполнитель сатирических фельетонов Владимир Лютиков. Человек – героической профессии. Знаете почему? В нашей программе он исполняет роль фрицев…

Лютиков надевает фашистскую фуражку, начинает смешно маршировать, вскидывает руку в приветствии.

…Делает это с отвращением, но – талантливо! Поэтому убедительно прошу: даже если вас очень взволнует его искусство, стрелять во Владимира Борисовича совершенно необязательно.

Лютиков (маршируя, исполняет отрывок из фельетона)

(Гневно срывает фашистскую фуражку, швыряет на землю, встает в строй.)

Конферансье. Ну, вот, товарищи, и весь состав. Немного, но, как говорится, не числом врага бьют, а уменьем… Вот уж полтора месяца колесим по всему фронту… Сотни полторы концертов дали… Хотя обстановка, сами понимаете, не очень располагает… Временные неудачи, отступление… Но я так скажу: на неудачах – учимся, отступая – заманиваем… Это ведь как в горку – без разбега не вскочишь! Но теперь – все! Стоп! Позади Москва. Пора вперед!!! Так что будем считать наш концерт – привалом перед подъемом… Посидим! Помолчим перед дорогой… Впрочем, молчать необязательно. На том свете намолчимся… Пока живы, надо разговаривать или петь.

Все (поют)

Слышен свист летящего снаряда. Взрыв. Эстрада погружается в темноту. Слева высвечивается часть леса. Здесь на пеньке сидит Вера, на ней армейская шинель, через плечо – санитарная сумка.

Появляется Конферансье с чемоданами. Не замечая Веры, направляется к грузовику.

Вера (вскочив). Здравия желаю, Николай Сергеевич!

Конферансье (обернувшись). Не может быть! Ты мне снишься.

Вера (с улыбкой). «Буркинистка» Вера Захарова прибыла в ваше распоряжение!

Конферансье. Врешь! Докажи.

Вера. Документы, что ль, предъявить? Ну, вот… (Полезла в сумку, достала оттуда мячик, кинула Конферансье.) Держите!

Конферансье (поймав мяч). Действительно ты. Ну, тогда здоров! Здорово, «буркинистка»! (Подошел, обнял.) Как ты здесь? Я ж тебя лично в поезд посадил и в тыл отправил…

Вера. А я поезд повернула… Он меня до военкомата и довез. А оттуда на курсы санинструкторов…

Конферансье. Кто ж тебя принял в шестнадцать лет?

Вера. У женщин возраст не спрашивают…

Конферансье. Соврала, стало быть…

Вера. Зачем? Вы мне сами говорили – на войне день за год идет. Так что, если все дни здесь посчитать, мне за сто перевалило… Старушечка я… (Смеется.) Ну, чего вы мрачный? Я же шутю…

Конферансье. Да уж вижу… (Удивленно рассматривает Веру.) И давно это с тобой, девочка? Шутишь давно?

Вера (грустно). Как на фронт попала. Тут, Николай Сергеевич, такое творится, что либо шутить, либо реветь… А реветь нам по уставу не положено… Вот и веселимся. Я раненым часто про вас рассказываю… Про деревню Бурки. Про то, как соседа дурачили. Помните? Смешной был дядька…

Конферансье (печально). Отличный был дядька… Так я не понял, ты в этом полку, что ли?

Вера. Нет. Сейчас я в госпитале служу. Здесь, недалеко… В семи километрах. Нам сказали, вы к нам с концертом должны приехать. Ну, меня и послали сопровождающим…

Конферансье. Ну, тогда пошли к машине, сопровождающий.

Вера. Нельзя. Политрук заругает.

Конферансье. Какой еще политрук?

Вера. Ваш. Он мне сказал: концерт отменяется. Я говорю: как же так, мы объявление повесили, с утра люди ждут? А он – нет, и точка!

Конферансье. Погоди, это кто? Толик наш? Да он славный малый. Сейчас договоримся… (Кричит за сцену.) Товарищ лейтенант!

Вбегает Лейтенант.

Лейтенант. Я здесь, Николай Сергеевич! (Замечает Веру.) Ты чего сюда? Зачем? Тебе все разъяснили… А ну, кругом! Шагом марш!

Конферансье. Погоди командовать, Толя! Погоди. У нас же был сегодня по плану концерт в госпитале?

Лейтенант. Отменили! Приказано отменить!

Конферансье. Кем?

Лейтенант. Мною! (Переходя на доверительный тон.) Устали люди, Николай Сергеевич… С пяти утра выступаем… У Ольги Кузьминичны совсем голос пропал… (Отводит Конферансье в сторону.) И потом, есть чрезвычайные обстоятельства…

Конферансье (перебивая). Толик, здесь тоже обстоятельства особые… Я над этой девочкой вроде как шефство взял… Понимаешь? Ей я отказать не могу!

Лейтенант. Николай Сергеевич, здесь я командую…

Конферансье. Командуй, но с умом! Давай с людьми посоветуемся. Как решат, так и будет.

Лейтенант. Знаю я ваши «советы»! Вы кого хочешь уговорите.

Конферансье. Вот те крест, уговаривать не стану! Даже наоборот! Постараюсь отговорить… (Кричит за кулисы.) Товарищи!

Появляются все участники бригады.

Братцы, небольшой совет в Филях. Тут у нас по плану еще в госпитале должен быть концерт. Но мы, честно говоря, измотались… Сил никаких. Поэтому лейтенант решительно против… Девочка вот из госпиталя за нами пришла… тоже просит не ходить.

Фокусник. А вы?

Конферансье. Я тоже… Категорически! Обойдется госпиталь без нас…

Поливанов. Ну, и зачем же вы нас позвали?

Конферансье. Посоветоваться… Что я здесь, самый умный, что ль?

Лейтенант (недовольно). Николай Сергеевич, вы обещали…

Конферансье. А что? Я кого уговариваю?! Наоборот, говорю: не пойдем, раз нам совесть позволяет…

Пауза.

Танцор. Там что, люди собрались?

Вера. Конечно…

Лейтенант. Ты молчи…

Вера. Мы даже лежачих из палаток вынесли…

Лейтенант. Это – не аргумент. Как вынесли, так и унесете! (Ко всем.) Товарищи! Есть предложение вернуться на базу… Поужинаем, выспимся…

Лютиков (приглядевшись к Вере). Погодите! Это ж Вера. (Конферансье.) Коля, ну что ты дурака-то валяешь? Это – Вера. (Всем.) Товарищи! Это замечательная девочка… Она за нами в Минск ездила. Помните? Первые бомбежки с нами была… Нет, ей отказывать нельзя. Вы – как хотите, я пойду…

Лейтенант. Товарищи артисты! Прошу без анархии! Рассредоточиваться запрещено. (Жалобно.) Давайте вернемся, товарищи! Отдохнем, наберемся сил… (Певице.) Ольга Кузьминична, ну скажите вы…

Певица (сипло). Не могу…

Лейтенант. Ну вот, видите. И Иван Иванович ногу стер.

Танцор. Так, может, заодно там и подлечимся?! Госпиталь все-таки…

Певица (сипло, Вере). У вас там стрептоцид есть?

Вера. Конечно.

Певица. Тогда я согласна.

Лейтенант. Да как вы петь-то будете?

Певица. У меня пластинка есть… Заведу!

Лейтенант (кричит). Отставить! (Снова жалобно.) Товарищи!.. Обстановка изменилась… Я не должен был говорить, сами заставили… В общем, есть сведения – немцы прорвали фронт. Я вами рисковать не могу. Приказано вернуться в тыл…

Лютиков. Что ж вы госпиталь не эвакуируете?

Лейтенант. Это нас не касается.

Лютиков. Хорошенькое дело! Раненые лежат, а мы побежим.

Лейтенант. Отставить разговоры!

Поливанов. Ну, так тоже нельзя, голуба моя! Что вы орете? Я генералов не зря играл… Я знаю, как вести себя в предлагаемых обстоятельствах. Прорыв – это не наступление! Прорыв всегда заткнуть можно! Давай без паники! Надо трезво взвесить обстановку… (Вере.) Кстати, голуба моя, у вас в госпитале раны по-прежнему спиртом обрабатывают?

Вера. Да.

Поливанов. Тогда я считаю, надо ехать!!

Лейтенант (в отчаянье). Все! К черту! Рапорт подам! Не могу я артистами командовать… Лучше – на передовую!

Конферансье (с улыбкой). Ну, а мы тебя куда зовем, Толик? На передовую и зовем…

Свет в левой части сцены гаснет.

Конферансье проходит на авансцену. У него в руках листок бумаги.

(Как бы репетируя.) Итак, наш концерт продолжается. Сейчас мы вам исполним куплеты, которые сочинили буквально час назад, в пути. Дело в том, что по дороге к вам в госпиталь сломался наш грузовик. Застряли мы в лесу… Ну, как говорится, нет худа без добра… В минуты отчаяния нашего автора Владимира Борисовича Лютикова посетило вдохновение… И он стал сочинять песенку, которую так и назвал: «Песенка о временных неудачах»…

Зазвучал аккордеон, Конферансье начал тихо напевать, заглядывая в бумажку.

Ох, временные неудачи Бывают так или иначе… От них порой мы чуть не плачем, Да что поделаешь – война… Но временное невезенье Нам не испортит настроенье! Не зря бытует выраженье: «Придут иные времена!»

Слышен рев машин. Свет на сцене усиливается. Теперь стало видно, что это – лесная поляна, в глубине которой стоит сломавшийся грузовик. Рядом расположилась вся концертная бригада. На пеньке сидит Лютиков с блокнотом в руках.

Володя, второй куплет готов?

Лютиков. Ну, кое-какие наметки есть…

Конферансье. Давай.

Лютиков (встает рядом с Конферансье, начинает петь)

Конферансье. Молодец! Хороший рефрен… И мысль оптимистическая… Вер, как считаешь?

Вера (уныло). Ага.

Конферансье. Не слышу бодрости в голосе!

Вера (уныло). Влипли вы из-за меня, Николай Сергеевич.

Поливанов. Действительно, развели тоску… Где они, ваши «иные времена»? Может, здесь до ночи проторчим…

Вера. Зря вы меня послушали… Эх!.. Дошутились…

Вдали слышится грохот. Появляется Лейтенант. Он возбужден, активен, старается говорить нарочито бодрым тоном.

Лейтенант (Вере). Отставить нытье! Никто никого не слушал! Я приказал, я за все отвечаю. (Всем, бодро.) Ну, в общем, так, товарищи, докладываю обстановку… Все в порядке! Довел нашего шофера до шоссе, посадил на попутку… Обещал мигом слетать в штаб и пригнать другую машину. А мы давайте решать: ждать его или пойдем пешком?

Танцор. Далеко идти-то?

Лейтенант. Еще километров пять…

Фокусник. Ого! Куда с чемоданами?

Певица (сипло). Здесь и заночуем…

Лейтенант (несколько растерян). Так сами же говорили – люди ждут…

Поливанов. Теперь уж, наверное, не ждут!! Темнеет!

Лейтенант. Ну, как знаете, товарищи… Но вообще как-то неловко перед зрителями. (Берет Конферансье под руку, отводит в сторону, говорит взволнованно, быстро.) Идти надо, Николай Сергеевич! Срочно!! Я до шоссе дошел, а там – танки…

Конферансье. Чьи?

Лейтенант. Были бы наши – привел бы!..

Конферансье. А шофер где?

Лейтенант. Нету шофера… Все! Уходить надо, Николай Сергеевич! Через лес мы уйдем, я чувствую… Только без паники…

Конферансье. Ты сам только не паникуй. (Всем, нарочито бодро.) Товарищи, а я считаю – надо идти… Здесь через лес – прямая дорога, и, пока не совсем стемнело, мы дойдем…

Певица. Я медведей боюсь.

Конферансье. Откуда здесь медведи, Олечка? Здесь зайцы да белки… Это ж мои родные места. Тут деревня Бурки – рукой подать!..

Вера. А говорили, что из Тамбовской губернии?

Конферансье. Так это со сцены… Для смеха. Тамбовской – смешнее… А вообще я – местный… (Лютикову.) Ну чего ты сидишь, Володя? Пошли!

Лютиков. Дай куплет дописать…

Конферансье. Потом допишешь… Пошли, товарищи! Берем самое необходимое!

Аккомпаниатор. У нас все самое необходимое. Инструменты, реквизит…

Конферансье. Реквизит можно оставить… Шофер довезет.

Фокусник. Ну уж это дудки! У меня не реквизит, у меня партнеры… (Снимает с грузовика чемодан и большую клетку с голубями.) Что я, птиц брошу? Их же сожрут при нынешней голодухе…

Лейтенант (сердито оглядывает чемоданы и рюкзаки). Ну, куда через лес с тюками?! (Конферансье, тихо.) Николай Сергеевич, пропадем…

Конферансье (решительно). Так! Братцы! Слушай мою команду! Все барахло оставить!!! Концертные костюмы надеть на себя!

Певица. Да вы что?! Они испачкаются…

Конферансье. Ничего! Отчистим… Зато, как придем, сразу – на сцену… (Достает фрак.) Ну! Быстрей, быстрей!! (Одевается.) Давненько я во фраках по лесу не бродил… (Певице.) Оля, ну что ты делаешь? Зачем ты третье платье на себя надеваешь?

Певица. Я – женщина, Николай Сергеевич… Я должна выглядеть. Это необходимо…

Конферансье. Ну «шпильки»-то хоть сними!.. С ума сошла! Неси в руках…

Певица. В руках – другие… Николай Сергеевич, я и так беру минимум… Обувь, платья, косметику…

Конферансье (в отчаянье). Какую косметику?! Оля!! Мы в окружение попали, неужели не ясно?!

Певица испуганно вскрикнула.

Пауза.

Поливанов. Не надо кричать, голуба моя. Берегите голос… Не пропадем. Из окружения прорваться можно. Тут главное – темп. Отдельные броски. Перебежки… Как вас там учили, лейтенант?

Лейтенант (мрачно). Не учили нас «из окружения»… Нас все больше наступать учили… Обороняться… Окружение не предусматривалось… (Решительно.) Ладно! Сами научимся… (Ко всем.) Товарищи артисты! Ввиду чрезвычайности обстановки объявляю вас воинским подразделением. Построиться!!

Артисты выстраиваются в шеренгу.

Уходить будем цепочкой! Я – впереди, санинструктор – замыкающая… Идти будем через чащу. Дороги, открытые места обходим… Товарищ Лютиков, что вы там шепчете?

Лютиков (радостно). Я куплет дописал.

Лейтенант. Отставить куплеты!

Конферансье. Ну ладно, Толик… Не шуми! Хорошие куплеты еще никому никогда не мешали… Тем более – в окружении. С песней и дойдем!

Лейтенант. Чтобы немец услышал?

Конферансье. А мы тихо… Для себя… Зато веселей… Запевай, Володя…

Они пошли в костюмах, с вещами через лес. Лютиков запел шепотом, потом подхватили все. Песня изменила ритм, превратилась в марш.

Все (поют)

Оглушительный взрыв. Все упали на землю. Песня оборвалась. Первым поднялся Лейтенант, отряхивается.

Лейтенант. Какой дурак по лесу-то палит… Явный же недолет.

Где-то вдали новый раскат.

Это уж точно, шестидесятый калибр… Басит на всю округу… Верно, Ольга Кузьминична?.. Ольга Кузьминична? Слышите? Аккомпаниатор (подошел к Певице, склонился). Почему она не встает? Оля… Ребята, что с ней?.. Почему?! Оля…

Все молча склонились над Певицей.

Конферансье выходит на авансцену, печально смотрит в зал.

Конферансье (в зал). Итак, наш концерт продолжается… Здесь ко мне товарищи обратились с просьбой, чтобы выступила наша певица Ольга Бутасова. К сожалению, Оля выступить не сможет… У нее пропал голос… Сами понимаете, на фронте для вокалистов условия не очень… Сквозняки… Но мы вот что придумали. У Бутасовой перед войной вышла первая пластинка… Сейчас мы ее поставим на патефон, а Олю попросим посидеть рядом… Так что вы певицу и увидите, и услышите. Конечно, это не то, что живой голос, но все-таки…

Конферансье заводит патефон. Певица поднимается на эстраду, молча садится рядом. Звучит песня.

Конферансье возвращается к остальным участникам бригады, и, пока звучит песня, они молча идут через лес. Наконец пластинка кончилась, свет на сцене усиливается.

Лейтенант. Стоп! Там, впереди, поле… Все остаетесь здесь, а я пойду посмотрю, куда притопали.

Вера. Давайте я сбегаю… Я местность знаю.

Лейтенант (стараясь быть грозным). Всем оставаться здесь и не рассредоточиваться!.. Я мигом! (Уходит.)

Все устало садятся. Танцор снимает сапог, отрывает подметку.

Танцор. Все! Отплясался сапожок… Надо будет новый просить…

Конферансье. Айседора Дункан босиком танцевала…

Танцор. Так не цыганочку же… В цыганочке перестук важная вещь… Видно, придется менять репертуар.

Фокусник. Давно пора…

Вера (снимает сапог). Возьмите мой, Иван Иваныч.

Танцор. Да брось ты…

Вера. Ну пожалуйста. Он мне все равно велик… Возьмите!

Конферансье. Перестань, Вера! Перестань виниться… Здесь виноватых нет.

Аккомпаниатор вдруг встал, открыл футляр, достал аккордеон, подошел к оврагу, с силой швырнул инструмент вниз. Все вскочили.

Сережа! Что ты делаешь?!

Аккомпаниатор (спокойно). Все нормально.

Конферансье. Держи себя в руках! Нам надо еще работать. Много работать…

Аккомпаниатор. На этом все равно играть уже не смогу…

Конферансье. Почему?

Аккомпаниатор. Он – немецкий…

Пауза.

Конферансье. Ну, как знаешь… Добудем тебе новый… Я в штабе видел баян. Ты ведь и на баяне можешь?

Аккомпаниатор. Попробую…

Танцор (бросился к обрыву). Расколошматить уж тогда его к чертям собачьим! Пройтись по клавишам… Эх!

Аккомпаниатор (резко). Перестань!.. Это хороший аккордеон. Фирма «Блюмфельд»… Отличная фирма…

Фокусник (поставил клетку с голубями перед собой, печально смотрит на птиц). Ну что, партнеры, будем прощаться! Нам уходить, вам улетать… Каждому свое. (Обращается к артистам.) Вот что значит уэльсская порода… Чистокровные англичане… И характер такой: спокойствие, невозмутимость… (Целует голубя.) Ну что? Гуд бай, ребятки… Гуд бай.

Лютиков. Подожди, Витя… Если ты их выпустишь, они домой вернутся?

Фокусник. Если немцы не собьют, то конечно… Хотя где у них дом? У артиста дом на колесах…

Лютиков. Нет, филармонию найдут… Я уверен… Я к тому, что тогда я записку Зиночке бы написал… Она там с ума сходит…

Поливанов. И я бы своим черкнул…

Танцор. И я.

Фокусник. Да вы что? Это ж не почтовый самолет. Маленькую записку… Два-три слова…

Поливанов (Лютикову). Пишите, Владимир Борисович! Пишите ото всех… От всей бригады. Чтоб красиво… И со значением!

Лютиков (доставая блокнот, карандаш). Что писать-то?

Поливанов. Ну, не мне вас учить, голуба. Вы – писатель.

Лютиков (начинает сочинять). «Концертная бригада Московской областной филармонии… В составе…» (Нервно зачеркивает.) Нет, к черту эту казенщину… Напишем просто: «Дорогие друзья, вам передают привет…» (Зачеркнул.) Какой привет? Что за чушь?! Надо теплее… человечнее… «Братья и сестры… Родные… Зиночка моя дорогая…» (Ломает карандаш, в отчаянье швыряет его на землю.) Не могу!!! Оставьте меня в покое… Не писатель я. Я – автор…

Конферансье. Ну, не мучайся, Володя… В таких условиях и Толстой бы не сочинил… (Фокуснику.) И голубей я бы пока оставил, Витя… Пригодятся еще. Будут еще концерты… Я верю…

Возвращается Лейтенант. Он деловит и сосредоточен.

Лейтенант. Значит, так, товарищи… Полная ясность. Вперед нам идти не надо. Мы немножко сбились… Сейчас рассредоточимся… Вы будете уходить влево, я останусь здесь…

Поливанов. Подождите, голуба… Давайте уточним обстановку…

Лейтенант (переходя на крик). Отставить вопросы!.. Хватит мне вашей самодеятельности! Довыступались!! Теперь бой! Теперь слушай мою команду!.. Там, на дороге, мотоцикл… Понимаете? Похоже, лес они прочесывать собираются… Поэтому базар отменяем!.. Вы уходите влево, через овраг… Вы – штатские. Вас вообще трогать не имеют права. Женевская конвенция есть… Нам объясняли… А я – военный. У меня приказ – головой за вас отвечать… Вот так!!!

Аккомпаниатор (вышел вперед). Я с тобой, Толик, останусь.

Лейтенант. Уйди! (Конферансье.) Уведите его, Николай Сергеевич… (Аккомпаниатору.) Ну глупо тебе здесь оставаться, музыкант!.. На кой ты мне сдался? У меня и пистолет-то один.

Аккомпаниатор (спокойно). Ничего. Мы по очереди…

Вера (вдруг уставилась взглядом куда-то в глубину леса и вскрикнула, указывая пальцем). Немцы!!

Все обернулись в указанном направлении. Вера инстинктивно бросилась к Конферансье, прижалась к нему.

(Шепотом.) Немцы!

Конферансье (обнял ее за плечи, успокаивает). Ну что ты, девочка? Ну, немцы… Не медведи же!.. Тоже, в общем, люди…

И, как бы в подтверждение этих слов, вдруг звучит веселая, озорная музыка. Концертная бригада исчезает во тьме… Зато на эстраду вскакивает смешной господин в клоунском наряде, огромных башмаках и рыжем парике. Это клоун Отто. Его эксцентрический номер сопровождают несколько танцующих девиц.

Отто. Добрый вечер, господа! Вас приветствует выездная команда мюнхенского кабаре «Симплициссимус» и конферансье – клоун Отто Шутке! Прошу не рифмовать «Шутке» с «жутким», а «Отто» – с «идиотто»! Хотя это просится… Впрочем, рифмуйте, ребятки, я не обидчив… Вы меня узнали, да! Ну, привет… Что вы сказали? Что? А! А я полный кретин?! Верно, голубчик! Это я еще похудел… (Танцует, поет.)

Вас, наверное, удивляет, чего это я намазал лицо и приклеил нос?.. Ребята, если я все это сниму, будет еще страшнее… Меня поэтому даже в армию не взяли… На призывном пункте обнаружили близорукость, дальноногость, частичное плоскостопие и полное плоскопопие… И главное не смогли установить пол… Вызывали профессора с микроскопом! Не знаю, что он там увидел, но дал мне отличную характеристику. «Господа, – сказал он, – не знаю, кто это, но вижу, что, слава богу, не еврей»… (Танцует, поет.)

Кстати о женах. Вы, наверное, скучаете по своим, я по своей милашке тоже… У меня с собой ее снимок… Вот! Не удивляйтесь, что рентгеновский, на фото она хуже получается! Вообще она красивая женщина… Вот такие глаза… (Жест возле груди.) И вот такая душа… (Жест у бедер.) Но главное ее достоинство – рост! Два с лишним метра… Поэтому для поцелуя я встаю на табуретку. А поцелуи такие жаркие, что она вышибает у меня из-под ног табуретку, и тогда я парю в засосе, как ангел, пока она меня не выплюнет!.. (Плачет.) Она меня настроила на лирическую ноту. Сейчас, господа, наступит самый страшный момент. Я буду играть на скрипке… нервных прошу сразу удалиться!.. Контуженых нет? Ну ничего. Сейчас могут быть! Я закрою глаза, чтобы не видать, как вы мучаетесь…

Начинает играть печальную мелодию.

Это старая баварская песенка… Над ней плакала еще моя прабабушка, очевидно предполагая, что я когда-то буду ее исполнять… Она мне говорила: радуйся жизни, Отто! Пока ты ею недоволен, она и проходит… И еще она мне говорила: не торопись на тот свет! Там вряд ли лучше, чем здесь, иначе здесь никого бы не осталось… Вот так, солдаты! (Поет.)

Отто проходит в комнату для артистов, садится перед зеркалом, устало снимает парик, отклеивает нос. Стук в дверь. Немецкий солдат вводит Конферансье. Вскидывает руку в фашистском приветствии. Отто кивает в ответ, тихо что-то говорит по-немецки. Солдат выходит.

Отто. Садитесь, пожалуйста.

Конферансье садится.

Люди из контрразведки сказали, что вы артист. Это правда?

Конферансье. Да.

Отто. Ваша фамилия – Буркини. Вы итальянец?

Конферансье. Нет. Русский.

Отто. В двадцатых годах я часто бывал в Петербурге и видел в кабаре «Кривое зеркало» одного замечательного артиста… Тоже Буркини…

Конферансье. Этой мой отец.

Отто. Он жив?

Конферансье. Умер.

Отто. Жаль… Профессионал высокого класса. Помню, он работал замечательный номер с шариками… Начинал говорить, а изо рта вылезал шарик… Потом другой… третий… (Смеется.) Кстати, как он это делал?

Конферансье. Имитация… Шарик был один и тот же… (Замечает на столе шарик.) Разрешите?

Отто. Да. Конечно…

Конферансье. Примерно так… (Достает изо рта шарик, кидает его в сторону. Слышен стук упавшего шарика. Открывает рот – шарик на месте.)

Отто. Браво! Хороший трюк… Еще он смешно бил чечетку… Как-то так… (Показывает.)

Конферансье (чуть улыбнулся). Похоже. Только левую ногу надо больше тянуть… Раз-два-три… Раз-два-три…

(Показывает.)

Отто наблюдает, потом пристраивается. Секунду они бьют чечетку вместе.

Потом останавливаются, внимательно смотрят друг на друга.

Отто (сухо). Прошу сесть!

Конферансье отходит в угол, садится на стул.

Ну, что будем делать, коллега?

Конферансье нерешительно пожимает плечами.

Сколько с вами артистов?

Конферансье. Пятеро.

Отто. Что за люди?

Конферансье. Хорошие люди.

Отто (резко). Конкретнее! (Чуть смутившись.) Извините, что допрашиваю, это необходимо.

Конферансье. Да, да. Я понимаю… Мой партнер – комик Лютиков. Фокусник. Чтец. Танцор. И девочка…

Отто. Жанр?

Конферансье. Она не артистка… Она случайно с нами… В общем, это моя поклонница.

Отто (усмехнулся). Вы ездите на фронт с поклонницами?

Конферансье. Случается… У нас народ любит эстраду…

Отто. У нас тоже… Я работаю в мюнхенском «Симплициссимусе»… Слышали про такое кабаре? Когда-то мы гастролировали в России. С большим успехом. У вас легко работать. Зритель наивен и доброжелателен. (Пауза.) Так что ж нам делать, коллега?.. Забавная ситуация, не правда ли?

Конферансье. Для нас не очень…

Отто. Для меня, честно говоря, тоже… Я бы не хотел, чтоб с вами обошлись как с военнопленными… Вы понимаете, о чем речь? Мы – артисты и должны поступать как люди, служащие искусству… Это – мой принцип!.. Я пользуюсь здесь кое-каким влиянием. Командир дивизии – мой поклонник… (Усмехнулся.) Вроде вашей девочки… Это он приказал передать вас в мое распоряжение. Поэтому вас не погонят в лагерь, не заставят рыть окопы и будут кормить… Вас еще не кормили?

Конферансье. Нет.

Отто. Будут! Конечно, без икры и водки… Вы там привыкли, я знаю… Говорят, у вас артисты на особом довольствии? Но сейчас – война… Уж извините, потерпите… Так вот, коллега, у меня есть давняя идея. Думаю, она вам понравится… Я хочу открыть в Мюнхене международное кабаре! Лучшие номера европейской эстрады… Французской, польской… русской… Интершоу!.. А?! Шикарная идея?

Конферансье. Вы для этого решили захватить Европу?

Отто. Что?.. (Засмеялся.) Это надо записать. Дарите репризу?

Конферансье. Берите, мне она вряд ли пригодится…

Отто (азартно). Я хочу сделать каскад комиков… Парад шутов. Уленшпигель, Пьеро, русский Петрушка… Живое народное веселье. Людям надо как-то сохранить импульс жизни! Когда-нибудь эта ужасная война кончится, и тогда они вспомнят нас добрым словом! Ну что? Идете в дело?

Конферансье. После войны – с удовольствием…

Отто. А сейчас – нет? Почему?

Конферансье. Мне трудно будет вам объяснить. У нас немножко разный подход…

Отто. Только не надо демагогии и лозунгов! Пусть военные колошматят друг друга… У них своя профессия, у нас – своя… Надо честно заниматься своим делом, и тогда кровь и дерьмо к тебе не липнут! Скрипач играет Моцарта… Чей скрипач? Неважно! Лишь бы Моцарт звучал как Моцарт, тогда он не ваш, не наш, а принадлежит господу богу! Вы со мной не согласны?

Конферансье. Про Моцарта судить не берусь, а наше ремесло конкретное…

Отто. Поясните.

Конферансье. Я своими шутками улучшаю настроение! Мне бы очень не хотелось, чтобы ваши солдаты в хорошем настроении стреляли в наших…

Отто. Я же просил: без демагогии! Надеюсь, вы беспартийный?

Конферансье. Да.

Отто. Я тоже. Это должно нас объединять.

Конферансье. Конечно. Но все-таки мы с вами в разные партии не вступили…

Отто (хмыкнул). Эту репризу я записывать не стану. За нее могут и повесить… (Неожиданно нервно.) Здесь вообще вешают довольно часто, коллега! Если б в Мюнхене мне кто-то сказал про это, я бы никогда не поверил. Но теперь я все видел сам. Оказалось, мы, немцы, вешаем людей так же аккуратно, как белье на просушку… (Вскочил, начал расхаживать по комнате.) Что вы хотите от меня, Буркини? Я не по своей воле взял над вами шефство. Это – приказ. Теперь я за вас отвечаю. Вас надо куда-то деть… Я вам предлагаю работу, еду… Чего еще?!

Конферансье (доверительно). Слушай, коллега! У нас есть такая опера «Князь Игорь»… Там князю хан говорит: «Хочешь, возьми коня любого, возьми любой шатер…» А наш знаешь что в ответ: «Отпусти ты меня, хан, за-ради бога!»

Отто. Отпустить? Куда? Вы думаете, так просто перейти линию фронта?

Конферансье. Это уж не твоя печаль. Отпусти! И нам проще, и тебе не мучиться… Давай дальше веселить ты – своих, я – своих и посмотрим, кто посмеется последним…

Отто. Это невозможно. Лучше хорошо обдумайте мое предложение.

Конферансье. Я – не тугодум. Что решил, то решил…

Отто. Вам нравится рыть траншеи в мерзлой земле?

Конферансье. А что? Я из мужиков… Люблю копать…

Отто (неожиданно зло). Стыдно, коллега! Вы уже не молодой человек. Что вы корчите из себя героя?.. Вы что, не понимаете, чем вам это грозит?.. Вы работали в действующей армии… Для нас вы – политработник… (Достал пистолет.) А ну, встать! К стене! Руки на голову! (Заорал.) Считаю до трех… До двух… Вообще не считаю! (Нажимает курок пистолета. Раздается щелчок, из дула пистолета, медленно надуваясь, вылезает воздушный шарик и пищит. Пауза.) Скажите честно, вы сразу поняли, что пистолет не настоящий? Вы это сразу поняли?

Конферансье (устало). Конечно…

Отто. Однако побледнели достаточно натурально…

Конферансье. Я думал, он водой брызнет, а этого не люблю. (С трудом опускается на стул.)

Возникает пауза, в течение которой Отто с любопытством разглядывает Конферансье.

Отто. У вас есть дети?

Конферансье. Даже внук.

Отто. Вы его очень любите?

Конферансье. Идиотский вопрос.

Отто. Тогда поклянитесь его жизнью, что наш разговор останется между нами.

Конферансье. Я не склонен к мистике. Ни к какой мистике.

Отто. А я – склонен. Я верю в клятвы, и, если вы дорожите жизнью мальчика, вы ее не нарушите… У меня тоже есть мальчик, и я не хочу, чтоб он осиротел… Клянетесь или нет?

Конферансье. Хорошо… Клянусь.

Отто (подошел к двери, выглянул, не подслушивает ли кто, вернулся, начал переодеваться, говоря при этом быстро и деловито). Я попытаюсь вам помочь. Но для этого вам все-таки придется выступить. Один раз… Через неделю у нас большой национальный праздник. Ожидается приезд больших гостей из Берлина. Здесь, в городе, состоится концерт. Я включу вас в программу. Подготовите со своими артистами несколько номеров. Фокусы, пантомима… Ну, в общем, что хотите… Главное – повеселее… Я хочу показать вас своему генералу. Вы должны ему понравиться. Впрочем, это не трудно. Он смешлив, как ребенок. Далее я уговорю его выписать вам пропуск к линии фронта… Для выступлений. Вам дадут грузовик с одним шофером… Понимаете? Если вы убежите во время обстрела или бомбежки, мне уже будет безразлично. Я к тому времени буду далеко. Все! Вопросы есть?

Конферансье. Девочку можете отпустить?

Отто. Для вас это важно?

Конферансье. Очень.

Отто. Хорошо. Девочку отпустят сегодня же.

Конферансье. Можно и завтра. Я бы хотел попрощаться…

Отто (с усмешкой). О, да вы сентиментальны… Ладно. Девочку отпустят. Незачем ей присутствовать на репетициях. Пусть уж остается вашей поклонницей до конца. Видите, я даже забочусь о вашей репутации…

Конферансье. Спасибо. Вы очень добры…

Отто. Останутся актеры!.. Ну, кроме вашего танцора… Он – цыган. А цыгане у нас, как вам известно, подлежат… изоляции.

Конферансье (вскочив). Ваня? Да вы что!.. Он – русский. Это он так… покрасился для номера.

Отто. Поздно, коллега… Уже поздно! Его увели. Я же вам объяснял: на фронте некоторые номера не проходят!.. (Застегнул мундир, надел фуражку и теперь выглядит как обыкновенный офицер германской армии.) За работу, коллега! Не тратьте время на эмоции. За работу!

Конферансье тяжело поднимается на эстраду. Звучит музыка. Где-то вдалеке, словно в его сознании, с танцем проходит Танцор.

Конферансье молча провожает его взглядом, потом, повернувшись к залу, начинает говорить по-немецки, мучительно произнося слова.

Конферансье. …Гутен абенд, майне либен хери. Их бин конферансье… Майне наме ист Буркини… Николай Буркини…

Свет на эстраде гаснет.

Высвечивается правая сторона сцены. Сейчас это – гримуборные клуба, в котором проходит концерт. Фокусник перед зеркалом надевает костюм индийского факира, готовясь к своему номеру. Рядом с ним клетка с голубями. Здесь же Отто в клоунском наряде, нервно расхаживает по комнате, прислушиваясь к звукам, доносящимся со сцены. Оттуда слышны обрывки куплетов, исполняемых по-немецки. Пение сопровождается шумом зала, выкриками, свистом.

Отто. Плохо, господа! Очень плохо!.. Так куплеты не поют. Так поют реквием… О боже, и слова путают… Это нарочно? (Фокуснику.) Я вас спрашиваю! Нарочно?!

Фокусник. Трудно им, господин клоун. Аудитория чужая…

Отто (зло). Профессионализм, коллега, в том и состоит, чтобы любую аудиторию делать своей…

Из зала неожиданно доносятся громкий смех и аплодисменты.

Фокусник. Ну вот… Аплодируют…

Отто (удовлетворенно). Значит, когда хотят, могут.

Вновь слышен взрыв смеха.

Браво! Молодцы! Я же говорил: наша публика настроена на веселье, надо лишь нащупать контакт.

Оглушительный свист. В гримуборную вбегают Конферансье, Лютиков и Поливанов. На них несуразные костюмы – полосатые сюртуки, короткие панталоны, канотье. Лютиков размазывает по лицу красноватую жидкость.

Что случилось? (Лютикову.) Вы ранены?

Лютиков (утираясь). Помидоры, господин Отто… Кидаются помидорами…

Отто (с усмешкой). А я-то гадал, откуда такой успех? (Снял с плеча Лютикова расквашенный помидор.) Скажите спасибо, что вас не пристрелили на первом же куплете… В чем дело, господин Буркини? Мне были обещаны веселые номера!

Конферансье. Стараемся как можем…

Отто. Плохо стараетесь!.. Запомните, господа, если представление и дальше пойдет в таком же духе, я прерву концерт. И объявлю со сцены, что русские артисты занимаются саботажем. Вы понимаете, чем это грозит?!

Конферансье (устало). Шли б вы на сцену, господин клоун… Не надо тянуть паузу.

Отто. Так и объявлю – саботаж!!! (Неожиданно улыбнулся.) Соберитесь, господа, соберитесь… Халтура – не самое сильное оружие в борьбе с германской армией… (Фокуснику.) Ваш выход, господин фокусник.

Фокусник поднял клетку с голубями, нерешительно направился к выходу.

Конферансье. С Богом, Витя… (Дружески похлопал Фокусника по плечу.)

Из рукава Фокусника выпала карта.

Отто (зло). Не роняйте реквизит! И не дрожите так! Вы – индийский факир! Вы – ариец, черт бы вас побрал!! О мой бог, зачем я с вами связался?! (Поднимает высоко в руке помидор, меняется в лице и визгливо кричит, как бы входя в образ клоуна.) О-ля-ля! Майн либен томатен! Майн либен томатен!

Уходит в сопровождении Фокусника.

Пауза.

Конферансье (отряхивая одежду). Сволочи! Людям жрать нечего, а они помидоры портят…

Лютиков (сорвал с головы шляпу, швырнул ее в угол). Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу их, ненавижу себя, ненавижу эстраду!!! Это – худшая из пыток… (Поднял глаза к небу.) Господи, ну почему ты не послал меня в лагерь? Я ведь так немного просил: лагерь… Обыкновенный лагерь…

Конферансье (тихо). Кончай истерику, Володя. Может, и будет еще лагерь, не торопись… Самое обидное, что немец по-своему прав. Пели мы действительно скверно. Танцевали и того хуже… (Поливанову.) Денис Андреевич, это я и вам говорю… Как медведь, ей-богу… Топ-топ! За вами все-таки академический театр, голуба моя! Надо держать марку!

Поливанов (мрачно). В академическом театре кордебалет не предусмотрен. И вообще. Все! Баста! Я на сцену больше не выйду. Стар я уже ножками-то дрыгать… О душе подумать пора.

Конферансье. Ну, успокойтесь, Денис Андреевич… Ну хорошо… Танцев больше не будет. Стихи прочтете, и все…

Поливанов. Никаких стихов. (Отшвырнул книгу). Недостойны! Я ихнего Гёте читать отказываюсь…

Конферансье. Ну почему «ихнего»?.. Он не только «ихний»… (Открыл книгу, читает.)

Ночные страхи мчались с нами, Но был я весел, бодр мой конь. В моей душе какое пламя! В моей душе какой огонь! Это и по-русски звучит… Нет, Денис Андреевич, вам проще… За вами классика. А нам с Володей в интермедии кривляться…

Лютиков (жалобно). Коля… Милый… Извини… Я интермедию играть не смогу…

Конферансье (устало). Ты-то хоть меня не мучай! Есть приказ исполнить сценку про поезд…

Лютиков. Какой поезд? Какой, к черту, поезд в таких условиях?

Конферансье. Скорый поезд. В котором ты с полки упал… Это всем понятно. Будет смешно.

Лютиков. Не будет смешно. Будет пошло и унизительно!

Конферансье. Что ты предлагаешь?

Лютиков. Не знаю… Умереть хочу. Понимаешь? Молча умереть. Мол-ча!!

Конферансье. Не дадут они молча, Володя. У нас – разговорный жанр…

Лютиков. Прекрати острить, черт бы тебя побрал!!

Конферансье. Не ори! Почему я должен не острить? Это – моя профессия… И твоя, между прочим, тоже… (Тихо.) Послушайте, братцы, ну скажу честно: была у меня надежда. Думал, разбомбят наши этот концерт к чертовой матери. Не каждый раз в одном театре столько генералов собирается… Но, видно, не получилось… А теперь что поделаешь?.. Концерт все равно будет продолжаться. На сцену они нас вытолкнут… Насильно, но вытолкнут… А уж что это будет за зрелище, зависит только от нас с вами. Может быть – жалкое, а может быть – высший класс! Они должны почувствовать – выступают столичные актеры. И не шкуру свою спасают, а достоинство… Чтоб им, гадам, не по себе стало. Понимаете?! Хотите, господа, Гёте? Пожалуйста! Прозвучит Гёте! Но так прозвучит, что станет ясно: не ваш это поэт, а наш… С нами он сегодня! Великий наш русский поэт Иоганн Вольфганг Гёте!.. И не веселить вас нам хочется, а самим повеселиться… Душа у нас, у русских, веселая… И туда вам не пролезть. Полстраны захватили, а в душу не пустим! Шиш! Душа территория неоккупируемая… Вот так, господа офицеры, ядри вашу мать!!!

Лютиков. Тогда уж «муттер»…

Конферансье (сбившись). Что?

Лютиков. «Муттер», говорю, «ядрить» надо… Так смешней.

Конферансье. Да… Конечно… «Муттер»… Ты все-таки настоящий автор, Володя, всегда точное слово найдешь…

Поливанов. Неужели скажете? Не побоитесь?

Конферансье (нерешительно). Не знаю, Денис Андреевич… Не знаю… Это уж как пойдет… По вдохновению. Как говорится, зритель подскажет… А сейчас давайте репетировать, братцы. Где он, текст-то… (Достает шпаргалку, пытается репетировать, заглядывая в бумажку.) Майне либен хери!.. Гештатен зи мир, зи бекант цу махен… Мит майне фроунд… Владимир Лютиков… Дас ист зер интеллигентише унд менш… Ком цу мир, Владимир Борисович… (Лютикову.) Ну, иди… Я же говорю: «Ком цу мир…»

Лютиков идет ему навстречу, опустив голову.

Ну что с тобой, Володя?

Лютиков. …Упал… дас штюрц махен…

Конферансье. Ну, а слезы-то зачем?

Лютиков (плача). Это я так… В образе… Упал с полки. Мне больно… Я плачу…

Конферансье (обнял его). Ну, перестань, Володя… А то я тоже зареву. Это уж МХАТ получится… Ну…

Поливанов (шмыгая носом). Комики называется… Не травите душу! А я тоже хорош. Сотни раз в «Любови Яровой» от конвоиров уходил, а здесь сижу как пень… (Решительно.) Ну ничего, сукины дети!.. Они у меня получат Гёте… Они у меня хлебнут искусства! (С яростью начал декламировать.)

Открылась дверь. В комнате появилась Вера. На ней красивое платье. Веру сопровождает подвыпивший немецкий Офицер. Вера, кокетничая, отбивается от его ухаживаний.

Вера (офицеру). Ну хорошо… Ну ладно… Ну, без рук… Привел, и спасибо… Ну, подожди меня в зале!.. Я скоро приду… Ну… (Смеется.) Ну, потерпи, дурачок!..

Офицер целует Веру, подмигивает актерам.

Пауза.

Добрый вечер! (Молчание.) Добрый вечер, Николай Сергеевич.

Конферансье. Добрый вечер, фрау.

Вера. Вы что, не узнали? Это я – Вера.

Конферансье. Извините, не узнал. И зачем пришли, сударыня, ежели не секрет?

Вера. На концерт…

Конферансье. Полюбили, стало быть, эстраду? Спасибо. (Подошел к ней, смотрит прямо в глаза.) Я думал – вы добрая девочка, а вы, оказывается, существо злобное! Пришли посмотреть, как артисты мучаются? Ну, смотрите, веселитесь…

Немец, смеясь, уходит.

Вера. Зачем вы так, Николай Сергеевич? Я ведь знаю, почему вы согласились.

Конферансье. Дурак, потому и согласился! Я тебя для чего посылал предупредить! Я думал, ты там давно… за линией фронта. У наших… А ты здесь… разгуливаешь.

Вера. Я и здесь у наших… (Тихо.) Честное слово, Николай Сергеевич… Здесь, в городе, тоже наши люди есть. Они меня к вам и прислали…

Конферансье. Зачем?

Вера. Предупредить… Они сказали: пусть наши артисты в семь часов со сцены уйдут… (Шепотом.) Там они штуку одну в зал подложили… Понимаете? С часами… Ровно в семь – рванет!

Пауза.

Конферансье. А сейчас сколько?

Поливанов (глянул на часы). Еще полчаса.

Конферансье (решительно). Так!.. Ну что ж… Надо дотянуть… (Поливанову.) Денис Андреевич, стихи читать будете медленно…

Поливанов. Уж будьте покойны… Такие паузы закачу – Качалов позавидует…

Конферансье. Не переборщите, не переборщите… А потом уж мы с Володей наиграемся… (Радостно.) Ну что, братцы! Это другое дело… Я же говорил зритель подскажет… Ну Верка! Ну «буркинистка»… Ты у нас актрисой будешь. (Лютикову.) Как с немцем-то этюд сыграла? А?! А улыбка? «Мона Лиза», честное слово…

Со стороны зала неожиданно доносится выстрел. Смех. Аплодисменты.

Быстро входят Отто и Фокусник.

Отто. Очень хорошо… Браво!

Фокусник (в отчаянии). Да что ж это… товарищи?.. Как же можно… Стрелять в голубя… Это же – партнеры!

Отто. Не отчаивайтесь, коллега… Зато эффектно… Голубь взлетел, потом упал… Обоюдная ловкость рук… Я видел, генералу понравилось… (Обращаясь ко всем.) Итак, господа, заканчиваем… Сейчас споют мои девочки, потом – финал…

Поливанов. А Гёте?.. Господин хороший, я же учил…

Отто (сухо). Не надо Гёте. Фокусник оставил хорошее впечатление, не будем портить. Достаточно!

Конферансье. А наша интермедия? Про поезд… Господин клоун, вам она нравилась…

Отто. Идиотская интермедия! Плоско и неостроумно…

Лютиков. Ну уж позвольте… Вы меня как автора обижаете… Мы ее столько раз играли, в любой аудитории – на «ура»!..

Отто (резко). Не надо «ура»… Здесь не место для «ура»! (Оглядывает всех.) Что случилось, господа? Откуда такое рвение? То вас не вытолкнешь на сцену, то не удержишь… (Заметил Веру.) Кто эта девушка?

Конферансье. Наша поклонница, господин клоун… Я вам рассказывал… Вот, пришла посмотреть…

Отто. Поздно смотреть… Концерт заканчивается…

Со сцены слышны аплодисменты.

Конферансье (решительно). Тогда уж разрешите мне…

Отто. Не понял?

Конферансье. Я говорю: позвольте уж мне закончить концерт, коллега. У меня как раз есть финальный монолог…

Отто. В другой раз! (Направляется к сцене.)

Поливанов преграждает ему дорогу.

Поливанов. Нехорошо, голуба. Некорректно… Артист готовился, надо дать выступить…

Отто. Прочь с дороги!

Поливанов (кладет ему руку на плечо). Не надо кричать, голуба! Сядьте! А то у меня рука тяжелая, не удержишь…

Отто (растерянно). Что вы делаете, господа? Я вызову охрану…

Конферансье. Не стоит шуметь, коллега. За кулисами должно быть тихо… Концерт продолжается…

Направляется к выходу.

Лютиков. Я с тобой, Коля.

Конферансье. Нет, Володя. Лучше монолог. Финальный монолог…

Лютиков. О чем ты говорить будешь?

Конферансье. Еще не знаю… Сколько просил, между прочим: напиши… Напиши монолог! Напиши! А ты – все тянул. Ну ничего… Сымпровизируем… (Оглядывается.) Предмет какой-нибудь бы для начала…

Вера. Держите, Николай Сергеевич! (Кидает ему мячик.)

Конферансье. Ну вот… Молодец, Верка… Об этом и поговорим. Помнишь? Для чего зритель приходит на эстраду? Участвовать…

Ударяя мячиком об пол, поднимается на эстраду. Теперь он один в луче света. Зал встретил его шумом и улюлюканьем. Конферансье, улыбаясь, продолжает игру с мячом, прислушиваясь к тиканью часов, которое будет теперь сопровождать весь его монолог.

Минуточку, господа, минуточку!! Концерт не кончился… Я говорю: концерт нихт цу енде… Не надо вставать с мест. Господин переводчик, переведите господину генералу… Пожалуйста! Я сейчас монолог буду читать… Очень смешной! Зер лустиге монолог… Обхохочетесь!.. (В зал.) Сядьте, господин офицер… И вы там, в дверях который… Немен зи платце… Битте! (Кто-то запустил в него помидором – Конферансье вздрогнул, вытирает с лица красную жидкость.) Ну вот, опять… Опять вы дер томатом мне в дер рожу. Ну зачем, господа? Не ваш помидор, не вы сеяли… А кинуть каждый дурак может… Нет, нет… это я так… к слову… (Испуганно.) Я вам говорю, господин офицер… Я не голубь. Не улечу. Успеете пальнуть… Я вам как раз сам предложить хотел игру… У нас традиция – играть со зрителем… Вам понравится. Правило, стало быть, такое… Я обязуюсь вас сейчас рассмешить… Всех! А если нет, вы меня пристрелите… Тут же. На сцене… Поняли? Либо я вас – «ха-ха», либо вы меня – «пуф-пуф»! Ну, слава богу, заулыбались… Поняли, да? Понравилось? Ну конечно… Я ж ваш вкус знаю… Молодцы! Люблю, когда зритель активный… Так что усаживайтесь… Успокаивайтесь… И вы, герр фельдфебель, садитесь поближе… И товарищей позовите… Им тоже будет полезно!.. Сейчас… Сейчас начну… (Играет мячиком.) Кстати, сколько сейчас времени, никто не скажет?.. Без десяти семь? Хорошо… А вы, извиняюсь, кто будете?.. По-русски так хорошо изъясняетесь… Ах, вы местный бургомистр? Ну что ж… Очень приятно, что и вы здесь… Очень кстати. Вы тогда, господин, помогайте своим гостям… Нюансы поясняйте… А то ведь русский юмор, он особый… Без пол-литра, как говорится, не разберешь, где смех, где слезы… Итак, господа, я конферансье. Их бин конферансье. Майне наме – Буркини. Майне хаймат… Родина моя… Деревня Бурки Смоленской губернии… Веселая такая деревня… Чего-там генерал засмеялся? Чего?.. Переведите, бургомистр. Говорит: сожгли ее?.. Да… Ну что ж… Это смешно. Остроумная реплика… Только тут неувязочка у них. Нельзя ее сжечь. Не получается… Потому что я ее выдумал. А выдуманные деревни не горят!! Так что стоит моя деревня и людей веселит… Время, правда, сейчас не очень… Тяжелое время! Но ведь кому-то надо быть веселым и в тяжелые времена, иначе время становится невыносимым…

Тиканье часов усиливается.

Вот оно как тянется, проклятое. Тик-так… Тик-так… Жизнь прожил, а и не замечал, какие они длинные… минуты эти… Все спешил… шутил… Как говорится, минутки не прожить без шутки!.. (Пританцовывает.) Вот и пропрыгал… Но не жалею! Врачи говорят: смех полезен. Минуты смеха жизнь продлевают… Или наоборот… Это уж как Бог распорядится… (Танцует.) Ну, сколько там натикало, бургомистр?.. Уже семь?! Пора бы посмеяться-то… Чего затихли, господа? Я не люблю тишины в зале… Мы еще не на кладбище… Смейтесь же! Ну? Черт вас подери!!! Ну, кто-нибудь!!! (В отчаянье кричит.) ГОСПОДИ, БОЖЕ МОЙ! ВЕСЕЛЫЙ МОЙ БОЖЕ!! ЕСЛИ ТЫ И ВПРАВДУ ТАМ, НА НЕБЕ, – САМ МЕНЯ СЛЫШИШЬ, ХОТЬ ТЫ-TО УЛЫБНИСЬ… ВЕДЬ ТАК СТАРАЛСЯ… ЛОВИ!!!

Кидает мячик вверх. Оглушительный взрыв.

Темнота.

Потом начинает звучать музыка. Свет разгорается. Сцена пуста. Только мячик одиноко прыгает на эстраде.

Из глубины эстрады появляется мальчик во фраке и в галстуке-бабочке.

Это – Коляша.

Коляша (поймав мяч). Итак, наш концерт продолжается… Вас приветствует Николай Буркини, потомственный конферансье… Мне поручено представить вам всех участников сегодняшнего концерта… Называется это – парад-алле. Или алле-парад… Потому что этим можно заканчивать, а можно начинать все снова… Итак, приготовились. (Взмахнул рукой.) Свет! Музыка! Встречайте артистов!!

Грянул веселый марш. Эстраду залил мигающий свет. Из глубины сцены прямо на зрителей пошли актеры. Они были в ярких театральных костюмах. Они приветствовали зрителей, пели, жонглировали, танцевали, представляя различные жанры эстрады. Их становилось все больше и больше… Вся сцена должна заполниться поющими и танцующими актерами, и тогда в этом красочном параде артистов возникают афиши, плакаты, голоса и лица тех, других, которые не вернулись и которым посвящается эта пьеса…