Теренс Макнелли

Френки и Джонни при свете Луны

(перевод с английского Валентина Хитрово-Шмырова)

Действующие лица

Френки

Джонни

Голос диктора

Действие первое

Раннее утро. Темно.

Мы слышим «охи» и «ахи» мужчины и женщины, занимающихся любовью. Еще секунда — и они наверху блаженства. Звуки, которые они издают, нарочито громкие, исступленные. Знакомая картина. Страсть настоящая и обоюдная. Испытав одновременно высшее наслаждение, затихают. Полная тишина. Слышно только тяжелое дыхание. Радио включено. Звучит «Гольдберг-вариации» Баха в фортепианном изложении. Занавес все это время был поднят.

ФРЕНКИ. О, господи. Жаль, что курить бросила. С сигареткой кайфа было бы больше. Как в молодости.

ДЖОННИ тихо смеется.

Ты что?

ДЖОННИ. Да просто так. (Снова смеется, немного громче). О, Господи!

ФРЕНКИ. Наверно, что-то очень смешное!

ДЖОННИ. Все это из-за моей тупости, глупости и вульгарности... Просто... (Заливается смехом). Извини. Боже, какой ужас. Смешинка в рот попала. Ладно, сейчас пройдет. (Справляется с приступом смеха).

ФРЕНКИ включает настольную лампу.

Прости меня. Ты тут совершенно ни при чем.

ФРЕНКИ. Отошел?

ДЖОННИ. Да. То есть нет! (Снова разражается громким смехом).

На этот раз и ФРЕНКИ не может себя сдержать. Оба гогочут, как ненормальные.

А ты чего ржешь?

ФРЕНКИ. Понятия не имею!

Оба заливаются смехом. Смех становится все безудержнее и безудержнее. ФРЕНКИ скатывается с постели. Раздается негромкий стук, и она оказывается на полу.

ДЖОННИ. Живая?

ФРЕНКИ. Нет! (Продолжает смеяться. Смех у нее веселый, звонкий, как у молодой девушки).

ДЖОННИ. Хочешь что-нибудь?

ФРЕНКИ. Да! Мамочку! Хочу!

ДЖОННИ. Пива, коки, может, еще что?

ФРЕНКИ. Мешок на голову!

ДЖОННИ. Ты правда по мамочке соскучилась?

ФРЕНКИ. Ты что спятил?

ДЖОННИ. Ну и грудь у тебя... в жизни еще такой не встречал. Потрясающая.

ФРЕНКИ. Спасибо за комплимент. (Снова смеется).

ДЖОННИ на этот раз молчит. Затихает и ФРЕНКИ. Молча слушают Баха. Лежат не шелохнувшись.

Какая красивая музыка. Очень... Так и хочется сказать — «целомудренная».

ДЖОННИ. А смеялся я вот почему. Вспомнил я один смешной случай, когда в школе бегал за одной девчонкой, очень красивая была. Кавалер я был настоящий, весь из себя вежливый, обходительный. И все думал: повезет мне или не повезет уложить ее в постель. А девственниками мы, по-моему, были оба. И что же, уложил я ее в постель, и тут меня разбирает этот дурацкий смех. Только еще громче. Это было ужасно. (Смеется). И без всякого видимого повода. Как же быть, думаю. Лишь бы глупость не сморозить. И все таки сморозил. Самое умное, что я мог сказать было: «Можно я в ванную сбегаю?» Лучше б молчал. Вбегаю в ванную, а там ее мамаша так прямо в ванне и лежит. А время десять вечера. Лежит, подмышки мочалит. Я ей вежливо: «Привет, госпожа Робертс». А она как закричит. Я пулей вылетел из дома, перескочил через помойные баки и прямо к ограде. Когда перелезал, порвал штаны. Мчался как угорелый минут десять, а собаки за мной. Ну, думаю, конец. После этого печального случая я с ней больше уже не встречалась. И что я эту дурацкую историю вспомнил!..

ФРЕНКИ. Давай о другом поговорим.

ДЖОННИ. А что такое?

ФРЕНКИ. Я не ханжа, но...

ДЖОННИ. Ну еще бы! Любая женщина...

ФРЕНКИ. Просто... это нас далеко заведет.

ДЖОННИ. Правда, дурацкая история? И смешная.

ФРЕНКИ. Может хватит об этом?

ДЖОННИ. Но ведь дурацкие истории все смешные, правда?

ФРЕНКИ. Не сказала бы.

ДЖОННИ. Ха! А для меня они все смешные. Мне лишь бы посмеяться. Взять хотя бы уэльских гончих.

ФРЕНКИ. Уэльских гончих?

ДЖОННИ. Ты знаешь, что у английской королевы их целая свора?

ФРЕНКИ. Нет.

ДЖОННИ. А зря. Они вот такие вот маленькие, как таксы, рыжевато-коричневатые, а головы у них как у лисы, только лохматые. Как их увижу, так за живот хватаюсь. Покажите мне эту гончую, и больше мне ничего в жизни не надо.

ФРЕНКИ. По-моему ты не против, чтобы эта псина завалила тебя!

ДЖОННИ. Ого! А с чувством юмора у тебя полный порядок!

Оба смеются.

Тишина. Звучит музыка Баха.

ФРЕНКИ. Знаешь почему я молчу? Я музыку слушаю. Она такая чистая...

ДЖОННИ. ...что даже кончить можно, да?

ФРЕНКИ. Твои грязные шуточки совершенно не к месту.

ДЖОННИ. Вот и хорошо. Я рад за тебя.

ФРЕНКИ. Ты послушай! Слышишь? Такая трогательная мелодия.

ДЖОННИ. Что под нее этим делом только и заниматься, да?

ФРЕНКИ. Такой переход. Послушай... (Водит рукой в такт музыке). Как тихое течение.

ДЖОННИ. А ты почему засмеялась?

ФРЕНКИ. Сама не знаю. Ты меня заразил. Ты так весело смеялся. Кто бы мог подумать.

ДЖОННИ. Мне действительно было очень хорошо. И сейчас хорошо. Ты куда?

ФРЕНКИ. Никуда.

ДЖОННИ. А все-таки?

ФРЕНКИ. В ванную.

ДЖОННИ. Зачем?

ФРЕНКИ. Халат взять.

ДЖОННИ. И так хорошо...

ФРЕНКИ. Замерзла я.

ДЖОННИ. Хочу насладиться твоей наготой.

ФРЕНКИ. Хорошенького понемножку. (Включает верхний свет).

ДЖОННИ. Ой!

ФРЕНКИ. Ну извини. Извини! (Выключает свет и выходит).

Мы успеваем разглядеть комнату. Она скромно обставлена и не очень прибрана.

ДЖОННИ. Предупреждать надо! Терпеть не могу яркий свет, особенно когда этим делом занят. Сразу настроение сбивается. Тело лучше всего смотрится при закате солнца.

Пауза

Ты слышишь меня?

ФРЕНКИ (за сценой). Слышу.

ДЖОННИ. Вот и хорошо.

Пока ФРЕНКИ в ванной, ДЖОННИ шарит в ее, лежащем на туалетном столике кошельке, и обнаруживает в нем пару темных очков.

ФРЕНКИ (входя). А помнишь, была мода. Во время этого дела поминутно свет зажигать? «Я кончаю, я кончаю, я кончаю». Спички есть?

ДЖОННИ. Не курю и никогда не курил.

ФРЕНКИ. Никогда?

ДЖОННИ. Никогда.

ФРЕНКИ. А похож на курящего.

ДЖОННИ. Мне все так говорят.

ФРЕНКИ. Я просто сболтнула.

ДЖОННИ. Я тоже. Терпеть не могу курящих женщин.

ФРЕНКИ. А я как раз курящая. «Марла Огнедышащая».

ДЖОННИ. Марла? По-моему, тебя зовут Френсис.

ФРЕНКИ. Ну да, ну да! Только без паники. Это я все нафантазировала. И откуда только у меня такие фантазии... Фрейд виноват.

ДЖОННИ. Марла! Ух!

ФРЕНКИ. Джон, что ты так к именам привязываешься. (Подходит к постели. На ней купальный халатик).

ДЖОННИ (в темных очках). Я, Джонни, собственной персоной.

ФРЕНКИ. Это что, мои? Как ты посмел залезть...

ДЖОННИ. Терпеть не могу это имя: «Джон».

ФРЕНКИ. Ты слышал, что я сказала?

ДЖОННИ. Слышал, слышал.

ФРЕНКИ. Тогда не делай вид.

ДЖОННИ. Можно я в них полежу?

ФРЕНКИ. Можно.

ДЖОННИ. Благодарю. Господи, какая же ты красивая... Ложишься?

ФРЕНКИ. Еще не решила.

ДЖОННИ. Имя Джонни — затертое и пустое. Вот когда ты Кеннеди или Николсон, тогда другое дело.

ФРЕНКИ. Я где-то вычитала, что миллионы американцев, целое поколение, и понятия не имеют, кто такой Джон Кеннеди. Представляешь? А у меня он прямо перед глазами стоит. И Джека Николсона я люблю. Ты видел его в фильме «Честь семьи Прицци»?

ДЖОННИ. Шесть раз смотрел.

ФРЕНКИ. Шесть раз?

ДЖОННИ. Первый раз в кино, шесть баксов, старые, добрые времена. Помнишь? Потом заломили семь, черт бы их побрал, к кинотеатру не подступишься! Потом — пятерка за прокат видеокассеты, ты ведь знаешь цены. Как раз я грыжу заработал и целыми днями на кровати валялся.

ФРЕНКИ. У тебя есть видеомагнитофон?

ДЖОННИ. А как же. Стереотелевизор, видеомагнитофон. Все, как в лучших домах.

ФРЕНКИ. И грыжа у тебя?

ДЖОННИ. Была, была. Вот здесь. Сейчас покажу.

ФРЕНКИ. Ух ты! Большая. Сильно болела?

ДЖОННИ. Comme ci, comm ca. («Так себе»-фр). А у тебя шрамы есть?

ФРЕНКИ. Они у всех есть.

ДЖОННИ. Где? Дай посмотреть.

ФРЕНКИ. Не дам.

ДЖОННИ. Ладно, ладно. ...а фильм они снимали прямо рядом с моим домом.

ФРЕНКИ. «Честь семьи Прицци»?

ДЖОННИ. Ну да.

ФРЕНКИ. В Бруклине?

ДЖОННИ. Точнее, в Бруклин Хайтс. Бруклин слишком большой. Я же твой район с Чайнатауном не путаю.

ФРЕНКИ. Между Пятьдесят третьей и Десятой?

ДЖОННИ. Ну да! Знаешь в каком доме этот парень жил? Голос у него еще такой смешной? Хинли, или как его там... Его вроде на «Оскара» выдвигали. Не в курсе, получил он или нет?

ФРЕНКИ. Который главаря играл?

ДЖОННИ. Да-да. Хедли, Хенкли, Хинли. Не помню.

ФРЕНКИ. И ты в этом доме живешь?

ДЖОННИ. Нет, просто из окна моей ванны видно крышу этого дома.

ФРЕНКИ. А, понятно.

ДЖОННИ. А знаешь, чем кинозвезды обзаводятся, когда поселяются в таких районах? Трейлерами, и чтоб на дверце их имя было написано. Такие большие и длинные. Не какие-нибудь там маленькие и страшненькие. Нет, большие, длинные, целые дома на колесах. Они прямо и живут в них. Никуда и выходить не надо. Я имею в виду трейлеры со спальнями и душевыми. Дома на колесах.

ФРЕНКИ. Терпеть не могу трейлеры.

ДЖОННИ. Я тоже. Но дело не в этом!

ФРЕНКИ. Лучше сдохнуть, чем жить в таком «доме». Слово-то какое — «дом на колесах». Мурашки по коже бегают.

ДЖОННИ. Да ну их.

ФРЕНКИ. И кому это надо, чтобы твой дом ехал? Эх, ладно, извини.

ДЖОННИ. В общем, у каждого свой трейлер. У Джека Николсона — свой на одной стороне улицы, а у Кетлин Тернер — на другой стороне. И занимает весь проезд.

ФРЕНКИ. Зачем ей это надо, не понимаю.

ДЖОННИ. Ты дашь мне закончить?

ФРЕНКИ. Еще не все высказал?

ДЖОННИ. Не все. Но дело не в этом. А в том, что трейлерами обзаводятся людишки вроде этого Хинли, Хедли, Хинкли.

ФРЕНКИ. Тебе это больше всего не нравится?

ДЖОННИ. Я не говорю, что он плохой актер, но собственный трейлер!.. Что-то меня понесло не туда.

ФРЕНКИ. Нас обоих.

ДЖОННИ. Много болтаю, да?

ФРЕНКИ. Над и другим дать возможность высказаться...

ДЖОННИ. Точно. Как я говорю своему лучшему другу: «Эрни, я говорю, потому что мне есть что сказать», но он этого не понимает. А с тобой так легко общаться. Повезло мне. Кто бы мог подумать, что все так здорово получится?

ФРЕНКИ. Да, было очень...

ДЖОННИ. Почему это «было». И сейчас здорово. «Ну что, дружок, бери меня под ручку и на прогулку. Смотри, уж вечер, и звезды загорелись». Я от своего собственного голоса балдею. И уж меня понесет, так не остановишь. Замолкаю только, когда эта толстуха Элла Фитцджеральд петь начнет. Можно пивка взять?

ФРЕНКИ. Извини, забыла предложить.

ДЖОННИ. Не извиняйся. (Идет к холодильнику).

ФРЕНКИ (включает ночник). Так лучше. Не люблю, когда ничего не видно.

ДЖОННИ. Свет что надо. Не люблю глаза слепит. Ты куда?

ФРЕНКИ. Туда. (Подходит к двери ванной, открывает ее, зажигает свет, входит, оставив дверь открытой).

Полоска света освещает комнату.

Ты говори, говори, я все слышу.

ДЖОННИ. Насчет света, да? Есть такие магазины, например между Мэдисон-авеню и Двадцать восьмой улицей. Так тебя освещают, что войти невозможно. Просто слепнешь. Ну, я шум и поднял. «Слепну,— говорю. — Не могу товар рассмотреть. Вы что, говорю, — посадочную полосу здесь устроили?» А они смотрят на меня, как на идиота. Наверное, ни слова и не поняли. Как и большинство корейцев. Да кто в Нью-Йорке прилично по-английски говорит? Таких людей можно по пальцам пересчитать. (Подходит к двери ванной и наблюдает за ФРЕНКИ). Разболтался я что-то. Не могу удержаться. Так и подмывает про эти длиннющие трейлеры распространяться. А кто в них ездит сами толком не знаем...

ФРЕНКИ выходит из ванной. На ней цветастое кимоно. Расчесывает волосы щеткой.

Эй, привет.

ФРЕНКИ. Привет.

ДЖОННИ. Вода течет, я слышу. У тебя что, кран подтекает? Так вот, уважаемая, я ваш слесарь, да к тому же еще последний настоящий носитель английского языка. Кроме того, я выговорился и закрываю рот на замок, а ключ от замка выбрасываю.

Пауза. ФРЕНКИ продолжает расчесывать волосы. ДЖОННИ наблюдает.

ФРЕНКИ. На Пасху подзаработал?

ДЖОННИ отрицательно мотает головой.

Я тоже по «нолям». И в прошлую Пасху тоже. Какие там чаевые... Я уже решила, прикинусь-ка я больной. Жизнь так коротка, правда ведь? Сока хочешь? Домашний. Сама давила. Ты молодец, что по пиву ударяешь. Я бы раньше составила тебе компанию. Но я завязала. Но это только лично я, а другие пусть напиваются. Меня что-то от него мутит. Честно говоря, тебе тоже притормозить пора. Ну, что замолчал? Скажи что-нибудь.

ДЖОННИ. А можно?

ФРЕНКИ. Сама прошу.

ДЖОННИ. Вот так бы сидел и смотрел на тебя до скончания века.

ФРЕНКИ. Размечтался.

ДЖОННИ. Как это прекрасно, когда женщина причесывается или укладывает волосы. Чудеснейшее зрелище. Его можно сравнить только с видом на Большой Каньон и кормящую грудью мать. Величие самой природы. Вот и все. Теперь глаза на замочек, а ключик выбрасываю. (Закрывает глаза).

ФРЕНКИ. И что дальше?

ДЖОННИ. Ш-ш-ш, сделай вид, что не слышала. Говори о своем.

ФРЕНКИ. Ой, Боже мой, уже столько времени... Ты мог бы посидеть у меня еще, но... Не знаю как ты, но у меня в душе как-то пусто стало. Слишком много высокопарных слов за один раз. Тяжело мне от этого, тяжело. Достал ты меня, достал. Нет, не то. В общем, я как выжатый лимон. Ладно, что там говорить, ты все понимаешь!

ДЖОННИ (делает долгий и глубокий вдох). А вот и свежий аромат. Эта часть программы будет называться «Пытка Сладким Ароматом». Какой же он нежный, какой нежный!

ФРЕНКИ. Ты какой-то... какой-то неуправляемый. Ты набрасываешься на женщину, будто только из тюряги выпустили, плетешь что-то там про Большой Каньон, когда я причесываться начала. Совершенно неуправляемый и сдвинутый, здорово сдвинутый. Ладно, переспали мы с тобой. Что было то было. Если сами все не испортим, может, начнем встречаться... Эй, ты слышишь меня?

ДЖОННИ. Слышу, слышу.

ФРЕНКИ. Ну-ка, открой глаза.

ДЖОННИ (очень медленно открывает глаза, поворачивается лицом к ФРЕНКИ. Неожиданно щурится, как от яркого света). А-а-а! Ослепительная красота! Дальше некуда!

ФРЕНКИ. Я же серьезно.

ДЖОННИ (замолкает, продолжая смотреть на нее, тихо). Я тоже.

ФРЕНКИ. О чем я и говорю. То придуриваешься, то глазами есть начинаешь.

ДЖОННИ. Как это?

ФРЕНКИ. А вот так, как сейчас! Я к таким взглядам не привыкла. Уж больно въедливый. Ты не смотришь, ты пялишься. Прямо мурашки по коже бегают. Мне это, конечно льстит, но чувствую я себя явно не в своей тарелке. Это все равно, как если б ты подарил мне миллион роз. Получить их в подарок очень приятно, но только — куда их девать. Куда мне миллион. Одной вполне достаточно. Вот если б ты смотрел на меня так, но только иногда. Ты ведь мне нравишься. И даже очень. Что такое.

ДЖОННИ. Упиваюсь твоими словами.

ФРЕНКИ. А ты непростой, ой какой непростой.

ДЖОННИ. Еще бы. А сколько тебе лет?

ФРЕНКИ. Не твое дело. А тебе сколько?

ДЖОННИ. Сколько дашь?

ФРЕНКИ. Лет сорок пять.

ДЖОННИ. Ух!

ФРЕНКИ. Под сорок.

ДЖОННИ. Уже теплее.

ФРЕНКИ. Ну ладно тебе, скажи.

ДЖОННИ. Не помню.

ФРЕНКИ. Не прикидывайся.

ДЖОННИ. Из головы выскочило.

ФРЕНКИ. Вот это ответ так ответ. Сам придумал?

ДЖОННИ. Нет.

ФРЕНКИ. А у кого позаимствовал?

ДЖОННИ. Не помню точно. По-моему, у одной старушки из телепрограммы Карсона. Оттуда всяких словечек набираюсь, а откуда они их откапывают, понятия не имею. Вообще-то нечестно это. Раз они нас просвещают и поучают, пусть и имена авторов называют. А ты чудо.

ФРЕНКИ. Похоже, мне надо сказать «спасибо».

ДЖОННИ. Не обязательно.

ФРЕНКИ. Вот и хорошо. Только брось ты свои штучки, очень тебя прошу. Начинаешь об одном, потом, «бамс» и перескакиваешь на совсем другое, сугубо личное и интимное. Комплимент, конечно, вещь хорошая. «Ты просто чудо», такое любой женщине услышать приятно. Предупреждать надо, вот и все. Мне так резко, без переходов, трудно.

ДЖОННИ. Но началось-то между нами без всяких переходов.

ФРЕНКИ. Это совсем другое дело. Я вообще говорю, о жизни. Постель — это только начало узнавания друг друга. Мы еще толком не познакомились, а я уже вся на пределе, скоро бросаться друг на друга будем. Раз сегодня суббота, так пусть и будет обычная, нормальная суббота, чтоб все было как у всех.

ДЖОННИ. По-моему, эта суббота проходит на высшем уровне.

ФРЕНКИ. Я бы не сказала. Я тебя еще плохо знаю.

ДЖОННИ. А что значит знать хорошо по-твоему?

ФРЕНКИ. Это я тебе в понедельник скажу, в перерыве. Все выспрошу, пока будешь своими бутербродами заниматься. Расскажешь про свое детство, где учился хорошим манерам, на кого глаз кладешь: блондинок или брюнеток.

ДЖОННИ. Подойди ко мне.

ФРЕНКИ. А перекусить перед уходом не хочешь? Точно?

ДЖОННИ. Иди сюда.

ФРЕНКИ. У меня в холодильнике мясо есть, запеченное в сухарях и со специями.

ДЖОННИ. Иди сюда.

ФРЕНКИ (подходит к сидящему на краю постели ДЖОННИ). Ну, и что дальше?

ДЖОННИ. ближе.

ФРЕНКИ подходит почти вплотную к ДЖОННИ. Тот притягивает ее к себе и утыкается лицом ей в живот.

ФРЕНКИ. Могу тосты приготовить. С маслом и кетчупом. Бутерброд с холодным мясом. На дорожку в Бруклин... как его?

ДЖОННИ. Хайтс.

ФРЕНКИ. Хайтс! Время позднее. Неужели не проголодался?

ДЖОННИ. Тебя хочу.

ФРЕНКИ. Нет!

ДЖОННИ. Почему нет?

ФРЕНКИ. Только что из постели.

ДЖОННИ. Ну и что?

ФРЕНКИ. Не могу я.

ДЖОННИ. Что значит «не могу»? (Отстраняется от ФРЕНКИ).

ФРЕНКИ. Ну, что ты так сразу и обиделся. Ну, извини. Я сейчас не готова. А знаешь почему я все время извиняюсь? Мне кажется, что тебе нужно что-то такое, что я не могу тебе дать. Как будто я все время обманываю твои ожидания. Извини, о, Господи, вот прицепилось, но я такая, какая есть. Как позанимаюсь любовью, тянет на бутерброд с холодным мясом. И чтобы тост был из белого хлеба, с маслом и кетчупом. И полный стакан холодного молока впридачу. И чтобы ты на меня не пялился.

ДЖОННИ. Распахни халатик.

ФРЕНКИ. Ни за что! Что ты задумал?

ДЖОННИ. Хочу на твою киску посмотреть.

ФРЕНКИ. Не хочу я. Ну зачем тебе это?

ДЖОННИ. Она красивая.

ФРЕНКИ. Так я тебе и поверила.

ДЖОННИ. Правда, правда. Точно тебе говорю, киска у тебя ужасно красивая!

ФРЕНКИ. Фу, что за слово!

ДЖОННИ. Ну ладно тебе. Открой халатик. Я просто посмотрю и все. Пятнадцать секунд. Можешь время засекать. А уж потом ты мне приготовишь целых два бутерброда с холодным мясом и нальешь целых два полных стакана молока. А один бутерброд с кетчупом.

ФРЕНКИ. Ты серьезно или шутишь?

ДЖОННИ. Серьезно шучу. Ты просто к словам придираешься. Сказал бы я «какой у тебя красивый попугайчик», уже бы и посмотрел, и бутерброд жевал.

ФРЕНКИ. А ведь у меня был попугай. Длиннохвостый. Терпеть его не могла. Я на седьмом небе была, когда он сдох. (Распахивает халатик). Ну, доволен?

ДЖОННИ. Еще как! Вот это да!

ФРЕНКИ (с распахнутым халатиком присаживается на край постели). Засекаю! Я предупредила племянницу, чтоб никаких птичек. Терпеть их не могу. Она клялась и божилась, что длиннохвостый попугай это что-то необыкновенное и он мне понравится обязательно. Ну и что в нем хорошего? (Запахивает халатик). Хочешь, чтоб он пел, он молчит. Хочешь, чтоб он молчал, трещит без умолку. А как начнет скрестись в своей коробке, так как будто наждаком по стеклу. В клетке, я хотела сказать! Кого бы я хотела завести, так это собаку. Ньюфаундленда. Ты входишь, а она уже хвостом машет. Можешь ее потрогать, погладить. А до этого чертова попугая всего один раз дотронулась: когда он сдох. Я взяла его двумя пальцами и выбросила в помойное ведро. Ну, хорошенького понемножку! Пятнадцать секунд уже прошло. (Плотно запахивает халат).

ДЖОННИ берет ее за руку, целует руку и трется о нее щекой.

(Чувствует себя неловко). Так ты будешь бутерброд?

ДЖОННИ. Только без кетчупа.

ФРЕНКИ. Да какое же духовое мясо без кетчупа? Это уже не то.

ДЖОННИ. У меня аллергия. На кетчуп и персики.

ФРЕНКИ. Да ты что!

ДЖОННИ. Особенно когда они вместе. (Продолжает ласкать ей пальчики).

ФРЕНКИ. Может, отпустишь руку?

ДЖОННИ. А надо ли?

ФРЕНКИ. Сам же бутерброд просил, забыл?

ДЖОННИ. Я касаюсь твоих пальцев, заглядываю в глубину твоих глаз и чувствую, как наши души начинают сближаться. Ты это чувствуешь?

ФРЕНКИ. Это не душевное сближение. Ты просто держишь меня за руку и пялишься. Настоящая душевная близость - это когда любимого человека нет рядом и ты умираешь от тоски по нему.

ДЖОННИ. Это называется скучать. А душевное сближение именно вот это.

ФРЕНКИ. Пусть будет по-твоему. Только с бутербродом так ничего не получится. (Отнимает руку, идет на кухню, достает из холодильника все необходимое и начинает заниматься бутербродами). Мой папочка все любил повторять: «Холодная говядина с соусом и с пюре — это пища богов».

ДЖОННИ. Серьезно? И мой старик тоже самое говорил.

ФРЕНКИ. Учитывая материальное положение нашей семьи, мы многого позволить себе не могли, сам понимаешь. Знаешь, что я придумала? (Смеется). Давай включим телевизор.

ДЖОННИ. С чего это вдруг?

ФРЕНКИ. Мы его смотреть не будем. Один звук будет. Я все время так делала. Чтоб веселее было. И попугая заглушить.

ДЖОННИ. Я б предпочел на тебя смотреть.

ФРЕНКИ. А ты вечером, по субботам по пятому каналу «Киноклуб» смотришь? Ах да, у тебя же видик. По-моему это называется «Киноклуб». Всякие дурацкие штучки придумывают. Например, просят прислать открытку с твоим именем и адресом. Если повезет, тебя приглашают в студию. Сидишь перед камерой, а они сначала рассказывают всем телезрителям о твоем любимом фильме, а потом его показывают. А между эпизодами рассказывают всякие малоизвестные факты об этом фильме. Ну, вроде, «Сьюзен Хейворд сняла свою блестящую комедию, когда уже была больна неизлечимой формой рака». В общем, всякую чушь собачью.

ДЖОННИ. Меня приглашали на эту программу.

ФРЕНКИ. Да врешь ты.

ДЖОННИ. Ей Богу, не вру.

ФРЕНКИ. А какой был твой любимый фильм?

ДЖОННИ. А я не помню.

ФРЕНКИ. А, может, его у тебя и вовсе нет.

Встает и уходит на кухню.

ДЖОННИ (идет за ней). Знаешь о чем я думал, когда смотрел на тебя из комнаты?

ФРЕНКИ. Интересно, интересно.

ДЖОННИ. Я подумал: есть ли картина более прекрасная, чем эта? И решил, что нет... пропади я пропадом.

ФРЕНКИ. Может хватит, а?

ДЖОННИ. Хочу раствориться в тебе. Весь, без остатка. А тут какие-то попугаи и мясо. Неадекватность восприятия? И откуда только я такое словечко откопал? Неадекватность. Нет, оно не подходит. Различие в восприятии ситуации. Да, это то, что надо. А различие в данный момент состоит в том, что я весь поглощен тобой, упиваюсь тобой, а ты про своего дурацкого попугая несешь что-то, прошу прощения за мой французский!

ФРЕНКИ. Может, потому, что я малость не в себе.

ДЖОННИ. Из-за меня?

ФРЕНКИ. Может быть... Ты же меня просто сверлишь взглядом. Хотя, кто его знает.

ДЖОННИ. Черт! Все, больше на тебя не смотрю, и точка.

ФРЕНКИ. Ой!

ДЖОННИ. Что там у тебя?

ФРЕНКИ. Палец порезала.

ДЖОННИ. Дай посмотрю.

ФРЕНКИ. Ничего страшного.

ДЖОННИ. Дай все-таки посмотрю. (Высасывает кровь из ее пальца).

ФРЕНКИ. Слушай, ничего у нас с тобой не получится, Все вроде шло хорошо, но я взяла и ляпнула...

ДЖОННИ. Жить будешь. (Отпускает руку).

ФРЕНКИ. Я ведь простая официантка, мое дело — бутерброды разносить. Тебе нужна дамочка пошикарнее. Ты куда?

ДЖОННИ. За бинтом, надо перевязку сделать.

ФРЕНКИ. Да брось ты.

ДЖОННИ. Надо, надо.

ФРЕНКИ. Вот как? Ты что там возишься?

ДЖОННИ уходит в ванную. Мы слышим как он копается в аптечке.

ДЖОННИ (через открытую дверь). Насчет простой официантки я что-то не очень понял.

ФРЕНКИ. А я решила, что ты все понял, когда я про запеченное мясо разговор завела.

ДЖОННИ (выходит из ванной. В руках у него бинт и йод). Это оттого, что я прошелся насчет твоей красивой киски, а? Дай-ка палец.

ФРЕНКИ протягивает руку. ДЖОННИ обрабатывает ранку и завязывает палец.

ФРЕНКИ. Это потому, что ты столько всего наговорил. Ой!

ДЖОННИ. Мужчина делает комплименты женщине. Пусть простые, но наполненные истинным чувством. Я же не употребил грубого слова, сама знаешь какого. Например, которое начинается на букву, ну, сама знаешь на какую. Я же этого грубого слова не произнес. Я красиво сказал, а ты вдруг обиделась.

ФРЕНКИ. Я же говорю, у меня с реакцией не очень!

ДЖОННИ. Ладно, сказала бы ты мне: «Ну, Джонни, петушок у тебя просто чудо», я бы от радости до потолка подпрыгнул. (Заканчивает перевязку). Порядок.

ФРЕНКИ. Спасибо.

ДЖОННИ. А сейчас ты увидишь, что такое настоящие шрама! (Протягивает руки).

ФРЕНКИ (жмурясь). Не надо, прошу тебя!

ДЖОННИ. Давно все зажило.

ФРЕНКИ. Все равно не могу на них смотреть.

ДЖОННИ. (глядя на свои руки). Да, видик еще тот. Мне совсем не идет.

ФРЕНКИ. А ты ножами здорово работаешь. Видела-видела.

ДЖОННИ. Она видела. «...Надменная официантка бросила плотоядный взгляд на Рыцаря Гриля».

ФРЕНКИ. Дена говорит мне: «Ты только посмотри, как этот парень режет и шинкует».

ДЖОННИ. Вот именно! Это все ерунда. С завязанными глазами могу лук нашинковать. Не зря шрамы заработал. Плата за преодоление ступенек на лестнице кулинарной карьеры. И знал, что ты за мной наблюдаешь.

ФРЕНКИ. Из простого любопытства. Новый повар. Да еще мужчина. Я ведь не монашка.

ДЖОННИ. Ладно, если уж на то пошло. Я за тобой тоже наблюдал.

ФРЕНКИ. К тому же, буфетный повар, который держит в раздевалке Шекспира — редкая птица.

ДЖОННИ. Хорошо, что тебя это удивило. Мы ведь из породы любознательных. У нас даже телепрограмма есть своя; «Повара Хотят Знать».

ФРЕНКИ. А перед тобой работал повар, Плутон, нет, кроме шуток, его звали Плутон. Ей Богу! Он сам сказал. Знаешь, что бы он с твоими книжками сделал? Он бы их сварил!

ДЖОННИ. Так ты заметила как я еще и читал?

ФРЕНКИ. Можешь назвать меня «Всевидящее око». Шутить так шутить.

ДЖОННИ. Знаешь что мне в тебе понравилось? Как ты мило беседуешь с этим старикашкой, который приходит каждый день примерно в три тридцать.

ФРЕНКИ. Господин Леон.

ДЖОННИ. С тросточкой, газетой и цветком в петлице. Ты с ним очень любезна.

ФРЕНКИ. Как и он со мной.

ДЖОННИ. Солидно беседуешь. А еще мне нравится эта штука, которая торчит у тебя из кармана. Вроде большой салфетки.

ФРЕНКИ. Наверное, носовой платок.

ДЖОННИ. Мне нравится как ты его все время расправляешь.

ФРЕНКИ. Это что такое? Ты что, шпионишь за мной из кухни?

ДЖОННИ. Не шпионю, наблюдаю.

ФРЕНКИ. Ну что ж, придется теперь тщательно следить за своими привычками.

ДЖОННИ. Хорошо, когда смотришь и тебе это нравится.

ФРЕНКИ. Ты что, в вечернюю школу ходишь?

ДЖОННИ. Моя вечерняя школа вот здесь. У тебя дома.

ФРЕНКИ. А откуда тогда Шекспир и все эти мудреные слова?

ДЖОННИ. Своим умом дошел.

ФРЕНКИ. А зачем это тебе?

ДЖОННИ. А ты что пойдешь в ресторан с недоучкой, полукретином и супердебилом?

ФРЕНКИ. Ну и словечки. В жизни не слыхала.

ДЖОННИ. Супердебил, что ли? Ты просто прелесть.

ФРЕНКИ. Ну, так будешь бутерброд перед уходом?

ДЖОННИ. Обязательно.

ФРЕНКИ. А потом ты уйдешь. Хорошенького понемножку.

ДЖОННИ. Сначала преодоление, а потом достижение.

ФРЕНКИ. Преодолевать-то нечего.

ДЖОННИ. Чего ты боишься?

ФРЕНКИ. Да ничего я не боюсь. (Заканчивает бутерброд). Ничего я не боюсь. Я...

ДЖОННИ. Боишься, боишься.

ФРЕНКИ. Мне не страшно, как от фильма ужасов. Не думаю, что ты достанешь нож и зарежешь меня. Нет, тут другое. Может, поговорим о чем-нибудь другом?

ДЖОННИ. О чем другом?

ФРЕНКИ. Да ладно тебе! Будешь мне тут зубы заговаривать. Ты же с приветом, скажешь нет?

ДЖОННИ. Еще как с приветом.

ФРЕНКИ. Только начинаю понимать, что ты за птица. На работе человека не раскусишь.

ДЖОННИ. Ты думала, я повар и все?

ФРЕНКИ. И любовью ты занимался так, что я до сих пор не могу в себя прийти.

ДЖОННИ. Потому что впервые в жизни у тебя появился страстный и с богатым воображением любовник.

ФРЕНКИ. У кошек страсти не меньше.

ДЖОННИ. А ты видела, чтобы кот с кошкиными лапами такое выделывал, как я с твоими пальчиками на ногах?

ФРЕНКИ. А потише нельзя?

ДЖОННИ. Твою квартиру что, прослушивают?

ФРЕНКИ. Да тебя на всех этажах было слышно. Сплошное: «О-о-о!»

ДЖОННИ. А ты как думала? Не так закричишь, когда тебе пальцем в ухе сверлят.

ФРЕНКИ. А что, тебе раньше никто так не делал?

ДЖОННИ. Ну, ласкали их, но не сверлили же. Я подумал: «Может, она так оргазм острее чувствует?» Но я хоть слово сказал? Разве я говорил, что ты с приветом?

ФРЕНКИ. Ну и сказал бы.

ДЖОННИ. А зачем?

ФРЕНКИ. Я бы перестала.

ДЖОННИ. Ты что, спятила? Это же самое оно. Всегда интересно узнать что-то новенькое, особенно от тебя. Еще что-нибудь придумала? Давай, давай, не стесняйся. Я скажу, когда хватит.

ФРЕНКИ. У тебя голос сейчас прямо как на работе: «Эй, ребята, Френки по ушам большой специалист!»

ДЖОННИ. Да я буду последним человеком, если просто заикнусь о наших разговорах сегодня, особенно о любовных игрищах. Ты меня плохо знаешь.

ФРЕНКИ. Не ты первый, не ты последний. Потрепаться на такую тему все любят.

ДЖОННИ. Женщины потрепаться тоже большие мастера. Эй, кетчуп не клади!

ФРЕНКИ. Это верно, особенно о всякой чепухе.

ДЖОННИ. Да вся болтовня — это чепуха. «Я переспал с Френки.» — «Да-да, и с Нэнси Рейган». Подумаешь, большое дело, черт возьми, прошу прощения за мой французский. « Я переспал с самой матерью Терезой». Вот так вот. Между нами, Френки, стена недоверия, и мы ее сломаем, вот увидишь. Между нами только мы сами и есть.

ФРЕНКИ. Вот твой бутерброд.

ДЖОННИ. А вот мой живот, а в нем кишки.

ФРЕНКИ. Ну, извини. Не гожусь я для интимных разговоров.

ДЖОННИ. Какой же он интимный. Разговор у нас большой и открытый.

ФРЕНКИ. Тебе видней. Все равно у меня язык плохо подвешен.

ДЖОННИ. Оно и видно. Но у тебя еще все впереди. Научишься, если захочешь.

ФРЕНКИ. Возможно. Забыла про молоко.

ДЖОННИ. В этой комнате происходит что-то и что-то очень важное. Неужели не чувствуешь?

ФРЕНКИ. Что чувствую я, ты знаешь.

ДЖОННИ. Ты просто не хочешь сопереживать. Сошлись двое, обоим немного страшновато, но еще раз прошу прощения за мой французский, это же и здорово, черт побери. Сердце мое готово выскочить из груди. Приложи руку вот сюда. Клянусь Богом, ты почувствуешь как оно бьется. Ну-ка, прижми руку.

ФРЕНКИ. От тебя не отвяжешься. Ты хочешь слишком многого. У меня просто сил нет.

ДЖОННИ. Это тебе только кажется.

ФРЕНКИ. Я отдала все что могла. Источник иссяк. Я опустошена.

ДЖОННИ. Мне знакомо это состояние. Это ужасно. Но самое удивительное то, что оно быстро проходит.

ФРЕНКИ. Ну-ка выключи свет! Покажу тебе кое-что.

ДЖОННИ выключает свет.

Видишь вон то окно с прозрачными занавесками, этажом ниже, через два дома. Видишь?

ДЖОННИ (подходя к окну). Где?

ФРЕНКИ. Вон там!

ДЖОННИ. Престарелая семейная пара в банных халатах? Ты их имеешь ввиду?

ФРЕНКИ. Смотрю на них с тех пор как на эту квартиру переехала. Скоро восемь лет. Никогда не видела, чтобы кто-нибудь из них открыл рот. Молчат и молчат. Он сидит и почитывает газету, а она все время у плиты, хоть бы раз на него посмотрела. Едят в гробовой тишине. Иногда он помогает ей помыть посуду и все молчком. Потом выключают свет и, похоже, укладываются.

ДЖОННИ (замечает что-то еще). Боже ж мой!

ФРЕНКИ. Эти двое! Его я прозвала «Свирепый Бык», а ее «Мери-Мазохистка».

ДЖОННИ. Ух ты!

ФРЕНКИ. Вот так и живут.

ДЖОННИ. Да он из нее сейчас душу вытрясет.

ФРЕНКИ. А она балдеет.

ДЖОННИ. Прибалдеешь тут, когда бьют чуть ли не ногами. Надо что-то предпринять.

ФРЕНКИ. Я ее как-то в супермаркете встретила. На ней была форма медсестры. Жить с таким — лучше профессии не придумаешь. В темных очках, чтоб синяков не было видно. Подошла я к ней и думаю: «Или сейчас, или никогда, и говорю: «Я живу в соседнем доме. Я видела как он избивает вас. Вам нужна помощь?» А она посмотрела на меня и говорит: «О чем это вы? Не было ничего такого».

ДЖОННИ. Боже мой, Боже мой, Боже мой.

ФРЕНКИ. Иногда, когда по телеку вечером ничего нет, сажусь и наблюдаю за ними в темноте. Один раз так засмотрелась, что уговорила огромную гроздь винограда и не заметила. Как-то вечером он ее так уделал, что она растянулась на полу и так до утра и пролежала. Дурацкая привычка, а сделать с собой ничего не могу.

ДЖОННИ. Я бы тебя никогда даже пальцем не тронул. Я не могу ударить женщину.

ФРЕНКИ. Ладно, доедай и уходи.

ДЖОННИ. Упускаешь уникальный шанс: почувствовать собственной рукой биение человеческого сердца. Вот здесь оно.

ФРЕНКИ. В другой раз.

ДЖОННИ смотрит на нее и за один присест опустошает стакан.

Благодарю.

ДЖОННИ. А мясо прямо с горы Олимп. Счастливчик был твой отец.

ФРЕНКИ. Так это его рецепт. Он меня и научил готовить.

ДЖОННИ. Да ну? Мой старик тоже здорово готовил.

ФРЕНКИ. Хотя возможностей особенных и не было.

ДЖОННИ. В каком смысле?

ФРЕНКИ. Моя мать бросила нас, когда мне было семь лет.

ДЖОННИ. Не может быть! И моя мать бросила нас, когда мне было семь.

ФРЕНКИ. Да ладно тебе!

ДЖОННИ. Ну, правда, правда, правда. Ты же меня не знаешь. Да я бы ни за что на свете не позволил себе пройтись насчет своей матери, царство ей небесное. Пусть она и не святая, но и подсмеиваться над ней грех.

ФРЕНКИ. Ну кто только меня за язык тянет! У меня только одно желание, чтоб ты поскорее умотал. Чтоб глаза мои тебя больше не видели.

ДЖОННИ. Ты даже не представляешь как я серьезно настроен в отношении нас обоих.

ФРЕНКИ. Что еще за «нас»? Нет никаких «нас».

ДЖОННИ. Но будут, уж я постараюсь. Френки и Джонни! Да мы уже семейная пара.

ФРЕНКИ. То, что их зовут Френки и Джонни, еще не повод для серьезных выводов.

ДЖОННИ. А по-моему, повод, да еще какой! Особенный! К тому же ты сказало, что у меня красивые запястья.

ФРЕНКИ. Это самая моя большая ошибка за всю жизнь!

ДЖОННИ. Но ведь какой-то повод должен быть: имя, запястье, палец на ноге. Должно же с чего-то все начинаться.

ФРЕНКИ. А кончится тем, что друг друга убивают, да?

ДЖОННИ. Убивает она. У тебя преимущество. Потом, речь о конце любовного романа еще не идет. Я пытаюсь найти продолжение тому, что только началось.

ФРЕНКИ. Если бы он был похож на тебя, то убивает действительно она. Ничего удивительного.

ДЖОННИ. Преступление на почве страсти. Они были последними страстными любовниками. Следующие мы.

ФРЕНКИ. Ты не из Бруклина.

ДЖОННИ. Бруклина Хайтс.

ФРЕНКИ. Так и знала, что ты это скажешь! Ты из космоса.

ДЖОННИ. На самом деле из Аллентауна, штат Пенсильвания.

ФРЕНКИ. Как смешно, как смешно.

ДЖОННИ. Ты про Аллентаун никогда и не слышала.

ФРЕНКИ. А ты откуда знаешь? От Вив? От Мартина? Все ясно, это Молли. Длинный Язык!

ДЖОННИ. Так кто же из космоса на этот раз? Что ты там несешь, прошу прощения за мой французский.

ФРЕНКИ. Кто-то из них сболтнул, что я из Аллентауна, вот ты на этом и играешь. Сплошные совпадения.

ДЖОННИ. Ты из Аллентауна? Я же там родился.

ФРЕНКИ. Как смешно, как смешно.

ДЖОННИ. В больнице Святого Стефана. А жили мы на улице Мартель.

ФРЕНКИ. Наверное, и в школу там ходил?

ДЖОННИ. Нет, мы оттуда уехали, когда мне было восемь лет. Хотя в начальную ходил. На Парк Лейн. А ты ходила в эту школу? Невероятно! Нарочно не придумаешь.

ФРЕНКИ. Мир тесен, а Аллентаун город большой.

ДЖОННИ. Ни большой, ни маленький.

ФРЕНКИ. Все равно я тебе не верю.

ДЖОННИ. Ну еще бы. Еще одно, простите мой французский, чудо. А ты в чудеса не веришь.

ФРЕНКИ. Я тебе вот что скажу. Ни за что на свете у меня не будет серьезных отношений с мужчиной, который без конца повторяет одно и то же: «Прошу прощения за мой французский».

ДЖОННИ. Понял. Больше не повторится. Я все понял.

ФРЕНКИ. И откуда только ты такие выражения откапываешь?

ДЖОННИ. Сами откуда-то берутся.

ФРЕНКИ. Я только раз услышала это выражение, а у меня уже голова разболелась, и я тебя видеть не хотела.

ДЖОННИ. Ты меня пугаешь! Всего-то три слова, и не очень длинных. «Простите мой французский», и все, конец, они расходятся так и не произнеся еще три коротких слова, которые по-настоящему сближают.

ФРЕНКИ. Какие три слова?

ДЖОННИ. Я люблю тебя.

ФРЕНКИ. Ах, эти. Могла бы и догадаться.

ДЖОННИ. Ты их кому-нибудь говорила?

ФРЕНКИ. Просто произносила или с чувством? Отцу эти слова говорила, первой любви, и еще тысяче разных мужчин. Вот так вот.

ДЖОННИ. А я не считал.

ФРЕНКИ. Ты правда из Аллентауна?

ДЖОННИ кивает, отщипывает от бутерброда и крестится. Затем подставляет ФРЕНКИ пустой стакан, намекая на добавку.

(Берет стакан). И как ты только ухитрился от школы отделаться?

ДЖОННИ (жуя). Это все благодаря моей мамочке. Сбежала с одним типом. На собрании анонимных алкоголиков его подцепила. Отец отвез нас в Балтимор. У него там сестра. Но мы с ней не поладили. Так что начали нас по семьям разным раскидывать. Соли можно попросить? Где я только не побывал. Больше всего мне в Вашингтоне понравилось. У них там Смитсоновский институт есть, вот это образование! Не место, а золотая жила. В Мэйне, Портленде, тоже хорошо. Только холодновато.

ФРЕНКИ. Ну и хорошо. Ничего ты в Аллентауне не потерял... А мне есть что вспомнить...

ДЖОННИ. Что именно?

ФРЕНКИ. Да ничего. Глупости все это.

ДЖОННИ. А я разве что-нибудь умное говорю?

ФРЕНКИ. Но не такие глупости.

ДЖОННИ. Так нечестно.

ФРЕНКИ. Ну ладно! Я играла в мюзикле, когда в школе училась.

ДЖОННИ. Ничего себе глупость. Это же здорово.

ФРЕНКИ. Подумаешь, это тебе не стипендию в Гарварде получить или прощальную речь перед выпускниками произносить. Так, жизненный эпизод, не ахти какое событие.

ДЖОННИ. Так ты актриса!

ФРЕНКИ. В данный момент что ли?

ДЖОННИ. Я подумал про себя: «Она не просто официантка».

ФРЕНКИ. Да, актриса-неудачница! А ты кто на самом деле?

ДЖОННИ. Просто повар.

ФРЕНКИ. А, ну да, если уж на то пошло, то я просто официантка. Актерскую работу я и не пыталась искать, знала что бесполезно. Кто-то мне сказал такую вещь: «Чтобы быть великой актрисой, нужно иметь аппетитную задницу.» Я им: «Да задница у меня, что надо.» А они мне: «Зато, Френки, рот у тебя чересчур большой!»

ДЖОННИ. А не могла бы ты.. Знаешь что?.. Френки, разыграй для меня какую-нибудь сценку.

ФРЕНКИ. Ты что? В своем уме? Ты что думаешь? Раз, и сыграл? Как по заказу?

ДЖОННИ. Извини, я не знал.

ФРЕНКИ. Актерская игра — это искусство. Это особый дар и ответственность.

ДЖОННИ. Наверняка ты хорошая актриса.

ФРЕНКИ. Так и умру непризнанной. Ну и что приключилось с твоей матерью?

ДЖОННИ. Я напал на ее след, когда мне было восемнадцать. Они жили в Филадельфии, по-прежнему вместе, и оба пили. Говорят, это Филадельфия так действует.

ФРЕНКИ. Так вы встретились? Я-то свою больше в жизни не видела.

ДЖОННИ. Но как этот толстобрюхий, лысый, провонявший джином тип, мог привязать к себе не просто кого-то, а мою мать! Несмотря на беспробудное пьянство, она была еще красива, а он оказался стопроцентным неудачником.

ФРЕНКИ. А моя погибла в автокатастрофе три, нет, четыре года назад. Вместе со своим неудачником. А узнала я об этом всего месяц назад.

ДЖОННИ. И что люди находят друг в друге? Как это у Шекспира: «Есть в мире тьма, Гораций, кой чего, что вашей философии не снилось». Что-то вроде этого. Близко к оригиналу. А ты читала «Гамлета»?

ФРЕНКИ. Возможно.

ДЖОННИ. А я люблю его. Правда прочел всего пару вещей. Нелегкое занятие. Старых слов много. Архаизмов. Читаешь, читаешь, и вдруг все становится ясным, простым и понятным, и чувствуешь, что духовно обогатился. Этот самый Горацио был лучшим другом Гамлета. Гамлет считал, что раскусил, что к чему и сказал ему как надо действовать. А у тебя есть лучший друг?

ФРЕНКИ. Да нет.

ДЖОННИ. Ничего. Я буду твоим лучшим другом.

ФРЕНКИ. А не слишком много о себе думаешь?

ДЖОННИ. Послушай, я уже достаточно хорошо знаю тебя. И потому говорю прямо. Я тебя люблю. По-настоящему. И считаю, что мы должны пожениться и даже обзавестись детишками. Пусть их будет трое или даже четверо. Вот так! Фу, полегчало сразу. Можешь ничего не говорить. Главное, что я высказался. Взял и выложил все как есть!

ФРЕНКИ. Взял и выложил кучу дерьма.

ДЖОННИ. Ну, ну, зачем так грубо. Ты ведь совсем не грубая, я же знаю. Не надо так.

ФРЕНКИ. Да пошел ты! Пусть речь у меня дерьмовая, плевать я хотела. И квартира у меня дерьмовая, если уж честно, и кто ты такой есть, чтобы мою речь поправлять. Ты сам дерьмо. (Плачет).

ДЖОННИ. Ну, извини.

ФРЕНКИ. Раз, ни с того, ни с сего — такие слова. Неужели у тебя все так серьезно?

ДЖОННИ. Можно считать да.

ФРЕНКИ. Прямо так, с первого свидания?

ДЖОННИ. Свидание кончилось, началась любовь.

ФРЕНКИ. Это ты так считаешь.

ДЖОННИ. А мне твоя квартира нравится. И халатик твой нравится. Ты очень симпатичная женщина. Только боюсь, все парни говорят тебе то же самое. Так может, ты это и хочешь слышать?

ФРЕНКИ. Нет, не хочу.

ДЖОННИ. Я вот о чем подумал: я виноват. Но не в глупости и тупости. А в настойчивости и тонком восприятии жизни. И еще вот что. У меня есть мужество. А в наши дни не каждый может этим похвастаться. Я хочу тебя, я хочу быть с тобой.

ФРЕНКИ. А тебе не приходило в голову, что я могу этого не хотеть?

ДЖОННИ. Тыщу раз приходило. Но я от своего не отступлюсь.

ФРЕНКИ. Ну, пригласил ты меня в ресторан...

ДЖОННИ. А что в этом плохого?

ФРЕНКИ. Потом повел в кино...

ДЖОННИ. Но фильм-то был хороший.

ФРЕНКИ. Потом в постель улеглись любовью заниматься.

ДЖОННИ. Еще какой любовью! Настоящей.

ФРЕНКИ. Ну пусть так.

ДЖОННИ. Настоящей, страстной любовью. А ресторан и кино — чепуха по сравнению с этим. Мы сгорали от страсти.

ФРЕНКИ. Ну ладно, ладно. Действительно, получилось у нас хорошо. Только зачем теперь все взять и испортить?

ДЖОННИ. Повторяю еще раз: я люблю тебя. Это что, неприятно слышать?

ФРЕНКИ. У меня мурашки по коже забегали.

ДЖОННИ. Ух ты.

ФРЕНКИ. Нет, я не то хотела сказать. Я не тебя боюсь. А твоей искренности. Я от нее просто в ужасе. Я человек тоже искренний. И искренне тебе говорю: хватит, пора ставить точку.

ДЖОННИ. Представь, что нас только двое на всем белом свете, и деваться нам уже некуда. Я уже представил.

ФРЕНКИ. А я готовилась ко второму свиданию.

ДЖОННИ. О чем я и говорю.

ФРЕНКИ. Я подумала, Боже, пусть бы он назначил мне свидание и не прочитал моих мыслей.

ДЖОННИ. О чем я и говорю. Только Бог здесь ни причем.

ФРЕНКИ. Так о свидании, не о детях. Они-то тут причем? Бог ты мой!

ДЖОННИ. А что ты имеешь против детей?

ФРЕНКИ. Я их ненавижу.

ДЖОННИ. Так я тебе и поверил.

ФРЕНКИ. Я слишком стара, чтобы заводить их.

ДЖОННИ. Да брось ты.

ФРЕНКИ. Я не могу иметь детей. Доволен?

ДЖОННИ. Возьмем из приюта.

ФРЕНКИ. Какая радость влюбляться в таких, как я? У меня же не проходящая депрессуха.

ДЖОННИ. Ну и что?

ФРЕНКИ. Как что? Представляешь, Хелен подойдет к тебе и выдаст: «Я влюблена в тебя. И хочу от тебя ребенка.»

ДЖОННИ. А кто такая Хелен?

ФРЕНКИ. С работы.

ДЖОННИ. Та самая?

ФРЕНКИ. Ты же бегаешь за ней.

ДЖОННИ. Так ей под семьдесят.

ФРЕНКИ. Любовь же слепа.

ДЖОННИ. Как раз наоборот. К тому же она в курсе, что влюблен я в тебя.

ФРЕНКИ. Ты меня не знаешь.

ДЖОННИ. Всего-то дел? Конечно не знаю. А ты меня не знаешь. А для чего мы сошлись? Чтобы лучше узнать друг друга.

ФРЕНКИ. Обязательно сегодня?

ДЖОННИ. Да!

ФРЕНКИ. Но почему?

ДЖОННИ. Нельзя откладывать на завтра. По дороге домой меня могут прирезать. Ты можешь подавиться куриной костью. Нас обоих могут отравить во сне неизвестными газами. Когда дело доходит до любви, жизнь обесценивается и укорачивается. Так что не шути с этим. И можешь критиковать мой французский.

ФРЕНКИ. Мрачно ты все расписал.

ДЖОННИ. Френки, послушай меня, мне ничего не стоит завалиться вечерком в один театрик на Манхеттене, снять там девушку, уложить ее в постель и признаться в любви. Нам с тобой выпал один-единственный шанс. Точно тебе говорю. Только раз дается шанс, чтобы по-настоящему почувствовать друг друга. Не два, не три, а только один! Упустишь его, и всему любовному роману конец. И остается не только с той девушкой переспать, но и жениться на ней. Последний раз прошу прощения за свой французский.

ФРЕНКИ. Ну, парень, ты заговариваться начал.

ДЖОННИ. Ну вот, влюбился, а она мне — заговариваться начал.

ФРЕНКИ. Сам виноват. Я раньше такого никому не говорила.

ДЖОННИ. Может, все-таки приложишь руку и почувствуешь как оно бьется.

ФРЕНКИ. Почему ты еще здесь?

ДЖОННИ. Между нами разница вот в чем — я знаю чем все это кончится, и кончится хорошо. А ты нет. Мне тоже нужен надежный друг. Можно еще стакан молока?

ФРЕНКИ. Ладно, последний стакан, и на выход. Обещаешь?

ДЖОННИ. Выполняешь последнее пожелание — Изгнаннику из Волшебного Королевства — стакан молока.

ФРЕНКИ. Обещаешь?

ДЖОННИ. Обещаю.

ФРЕНКИ. Скажи еще раз, только серьезным тоном.

ДЖОННИ. Я это обещаю.

ФРЕНКИ. Слава Богу, ты не актер.

ДЖОННИ. А вдруг? Ничего я не обещаю.

ФРЕНКИ. Вот это другой разговор. (Идет к холодильнику и наливает стакан молока).

ДЖОННИ. Это все слова. Все слова. «Слова, слова, слова». Это все он сказал, если мне память не изменяет. Где-то у Шекспира я это вычитал. Но таких слов у него не найдешь: «Френки, я люблю тебя».

ФРЕНКИ (приносит молоко). Пей.

ДЖОННИ. На спор и этих слов у него нет: «Пей молоко». В «Виндзорских проказницах» если только, в третьем действии, картине второй, но вряд ли. Великому Англичанину до нас дела нет.

ФРЕНКИ. И откуда ты такой болтливый взялся?

ДЖОННИ. Ну я же говорил, что в молчании нет никакого толку. Полчаса назад.

ФРЕНКИ. Я тоже язык проглатывать не люблю.

ДЖОННИ. А кто говорил что любишь?

ФРЕНКИ. Просто я говорю, когда есть что сказать.

ДЖОННИ. Ну и говори на здоровье.

ФРЕНКИ. Знаешь, что я тебе скажу — жизнь не для всех забава. У многих свои трудности. И переживания. Но такие, как ты, только и делают, что болтают, болтают и не замечают, что окружающим от этого совсем не весело. Словно не замечают их.

ДЖОННИ. Я только и делаю что в твои трудности вникаю.

ФРЕНКИ. Заткнись!

ДЖОННИ. Слова сказать нельзя.

ФРЕНКИ. Заткнись, я сказала! Пей свое молоко и проваливай. Чтоб я тебя сегодня больше не слышала.

ДЖОННИ. Чего ты добиваешься?

ФРЕНКИ. Хочу побыть одна. Посмотреть телек. Съесть мороженого. И потом, спать хочу. Мне надоело ощущать себя в собственной квартире как в ловушке. Да еще с чертовым маньяком.

ДЖОННИ. У всех свои трудности.

ФРЕНКИ. С тобой больше никаких. Прямо с этой секунды. Ты обещал уйти.

ДЖОННИ. Я соврал.

ФРЕНКИ. Остается распахнуть окно и начать кричать...

ДЖОННИ. Это в Нью-Йорке-то? Желаю удачи.

ФРЕНКИ. У меня наверху соседи, друзья...

ДЖОННИ. Да никто не будет в наши дела вмешиваться. Они тебе посоветуют вызвать полицию, и все.

ФРЕНКИ. Я уже об этом думала.

ДЖОННИ. Ну заявятся они и заберут меня на час-другой. Потом отпустят, и я тут как тут. Пожарная лестница очень удобная. Если не сегодня вечером, так завтра утром или послезавтра. Рано или поздно нам придется выяснять отношения. Так не лучше ли прямо сейчас во всем разобраться? К тому же, завтра воскресенье. Отоспимся.

По радио начинает звучать Вторая симфония Скрябина. Ни ФРЕНКИ, ни ДЖОННИ объявления не слышали. Желательно, чтобы и публика его не услышала.

ФРЕНКИ. Прямо, как в ловушке, в своей собственной квартире, с этим дурацким маньяком.

ДЖОННИ. Это ты так, несерьезно. Я хочу, чтобы жизнь моя стала лучше, а время убегает и убегает. Все ходим с тобой кругами. Хочу, чтобы ты послушала одну музыку. Может она поможет нам сблизиться. Это какая станция?

ФРЕНКИ. Что?

ДЖОННИ. Похоже, где-то на девяносто. Газета есть? (Осматривается в поисках газеты).

ФРЕНКИ. Ты что задумал?

ДЖОННИ. Хочу узнать название сочинения, которое тебе понравилось.

ФРЕНКИ. Да ну его.

ДЖОННИ. Надо, надо. Встретив прекрасное хотя бы раз, нужно к нему возвращаться. Оно на дороге не валяется, прекрасное. (Находит в газете название станции). Дабл Ю, Кей, Си, Си. (Набирает номер). С меня причитается.

ФРЕНКИ. Чокнутый... Неисправимо!

ДЖОННИ (в трубку). Дайте мне номер радиостанции Дабл Ю, Кей, Си, Си. Благодарю. (ФРЕНКИ). Если названия не знаешь — пиши пропало. Больше ты ее не услышишь, даже если захочешь. Так вот: скользнет между пальцами и остается что... один рок-н-ролл! (Набирает номер). Дозвониться-то дозвонюсь, только будут ли они со мной разговаривать? (ФРЕНКИ). Ты куда?

ФРЕНКИ (надевая плащ). На улицу. И чтобы, когда я вернусь, духу твоего здесь не было.

ДЖОННИ. А!.. За мороженым «Хаген Даш» с ванилью и миндалем.

ФРЕНКИ. Сказано тебе, проваливай! (Швыряет в него вещами). Ты маньяк! Ты чокнутый! Ты...

ДЖОННИ (в трубку). Можно поговорить с вашим дискжокеем?.. Извините, пожалуйста. (Прикрывая трубку, ФРЕНКИ). У них нет дискжокея. Но у них есть программа «Полночь с Марлоном». (В трубку). Марлон, привет! Меня зовут Джонни. Мы с подружкой занимались любовью вечерком... По-моему, это самое подходящее время, и она сказала, что по вашему радио звучит очень красивая музыка... А?.. Фортепьянная... Музыка была чудесная. Я в музыке не большой знаток, так что мне хотелось бы узнать название этого сочинения и имя пианиста... ну, чтобы я мог купить пластинку с этой записью и подарить ее своей даме сердца. А зовут ее Френки. Как здорово все совпало, правда?

Короткая пауза

Бах? Иоганн Себастьян, да? Да, я знаю этого композитора. «Гольдбергвариации». В исполнении Глена Гульда. Коламбиа Рекордз? (ФРЕНКИ). Запомнила?

ФРЕНКИ наотмашь бьет его по щеке. ДЖОННИ отнимает трубку от уха, прижимает ее к груди. Смотрит на ФРЕНКИ. Та снова дает ему оплеуху. На этот раз он перехватывает ее руку, удерживает на щеке, слегка сжимает, потом подносит к губам и целует. Начинает говорить в трубку, но слова его предназначаются ФРЕНКИ.

(Смотрит на нее, не отрываясь). Марлон, так вы принимаете заявки? Ну, сделайте исключение! Для мужчины и женщины. Они не молодые и не старые. Познакомились на работе в ресторане, но не в «Рице». Она официантка. Он повар. Познакомились-то они, познакомились, только душевного сближения не получается. У нее в голове гамбургеры, у него — жаркое. Какие тут могут быть эмоции. И все же он ей приглянулся, и он чувствует это. И она ему понравилась. Дело решенное. Оба сознают, что вечером сойдутся. Только непонятно, почему полтора месяца он стеснялся пригласить ее на фильм, название которого они уже успели позабыть? Зачем было есть мороженое, чтобы предложить ему зайти к ней, тем более что живут они по соседству? А потом они целый час, позабыв обо всем на свете, занимались любовью, а думали о своем — и что я в нем нашла? Она мне совсем не нравится. И все равно они оставались вместе и все было прекрасно, и они сами были на высоте, и вдруг что-то сломалось, и они нашли тыщу поводов разонравиться друг другу. Он решил, что так дело не пойдет. Может, ваша музыка помогла. Они оба ее слушали. Только вот в данный момент начали ее забывать. Может, вы проиграете что-нибудь для Френки и Джонни, чтобы скрепить их отношения, которые готовы вот-вот разорваться? Подберите самую-самую красивую музыку и посвятите ее нам. (Вешает трубку). Не уходи.

ФРЕНКИ. К чему все это?

ДЖОННИ. Ну сколько можно глаза пялить. Просто хочу побыть в твоей комнате. (Целует ее).

ФРЕНКИ отвечает на поцелуй. Долгое объятие. ФРЕНКИ начинает раздеваться.

Дай я.

ФРЕНКИ. Что?

ДЖОННИ. Давай я. (Помогает ей снять плащ. Аккуратно вешает его).

ФРЕНКИ стоит в центре комнаты. Ей неловко, но она ждет, когда он подойдет к ней вплотную.

Чувствуй себя как дома. Шутка. Неудачная. (Выключает свет).

ФРЕНКИ. Что такое?

ДЖОННИ. Да ничего.

ФРЕНКИ. Тогда зажги свет.

ДЖОННИ. Без него лучше.

ФРЕНКИ. Хочу в этот раз при свете.

ДЖОННИ (расстегивает на ней кофточку). А я не люблю при свете.

ФРЕНКИ. Почему?

ДЖОННИ. Не могу, и все.

ФРЕНКИ. Причина веская.

ДЖОННИ (путаясь в ее одежде). Это все из-за Арчи.

ФРЕНКИ. Дай-ка я сама. Что за Арчи?

ДЖОННИ. Огромный дог. Был у моих очередных приемных родителей. Здоровый такой. Только начну мастурбировать, а он тут как тут, глазеет во всю. На меня. На штуку эту самую... Это называется боязнь кастрации. Так что я с тех пор свет и выключаю.

ФРЕНКИ. Иногда мне нравится, что я женщина.

ДЖОННИ. ...я ведь романтик. Люблю полумрак и полусвет.

ФРЕНКИ. Не романтика это, а стремление скрыть что-то. Настоящая романтика — это когда ты вся на виду, со всеми своими бородавками и другими достоинствами.

ДЖОННИ. У меня их полно. (Перестает ее раздевать). Мне сорок пять.

ФРЕНКИ. А выглядишь моложе. Мне тридцать семь.

ДЖОННИ. И ты тоже. Мне сорок шесть.

ФРЕНКИ. Честно?

ДЖОННИ. Будет сорок восемь десятого числа следующего месяца.

ФРЕНКИ. Что хочешь ко дню рождения?

ДЖОННИ. Чтобы про возраст мой забыли.

ФРЕНКИ. А мне будет тридцать девять одиннадцатого.

ДЖОННИ. Родились почти в один день!

ФРЕНКИ. Совпадение. Ну-ка, помоги мне с постелью. А то тут такой кавардак. (Прибирает постель).

ДЖОННИ выключает ночник и начинает помогать ей.

Уж мне-то свет совсем не нужен. Смотреть на мои ссохшиеся соски небольшое удовольствие. Вид ужасный.

ДЖОННИ. Глупости все это.

ФРЕНКИ. Вот как? Тебя бы на мое место, посмотрела бы на тебя.

ДЖОННИ. А мне твои соски нравятся.

ФРЕНКИ. А я их ненавижу.

ДЖОННИ. Мне видней.

Начинают встряхивать простыню, стоя по обеим сторонам кровати.

Слушай, жаль, что я обрезание не сделал в свое время.

ФРЕНКИ. Что, упустил шанс?

ДЖОННИ. А?

ФРЕНКИ. С собакой. Ладно, ладно. Одиннадцатого мне будет сорок один.

ДЖОННИ. Большое дело. Что тебе подарить?

ФРЕНКИ. Пару новых грудей.

ДЖОННИ. Ну ты скажешь так скажешь. (Подходит к окну, чтобы задернуть занавески).

ФРЕНКИ подходит к кровати и ложится.

Боже мой. (Показывает на что-то за окном).

ФРЕНКИ. Отойди оттуда. Вредно так стоять.

ДЖОННИ. Иди сюда. Скорее. (Стоит у окна в лунном свете).

ФРЕНКИ. Давай-давай. Насмотрелась.

ДЖОННИ. Луна полная! Между домами. Ты только посмотри. Вот это красота, настоящая красота!

ФРЕНКИ. Для тебя заказала. Персонально. Двадцать пять баксов в час.

ДЖОННИ. Ты только посмотри!

ФРЕНКИ. Попозже.

ДЖОННИ. Позже ее не будет.

ФРЕНКИ подходит к окну.

Прямо вижу как она плывет.

ФРЕНКИ (тихо). «На Западном фронте без перемен». На данный момент. Ну иди сюда. (Пододвигается). Иди. Я хочу тебя. Люби меня.

ДЖОННИ (отходит от окна и ложится). И я хочу любить тебя.

ФРЕНКИ. Ух, ух... Я пошутила, извини.

ГОЛОС ДИКТОРА. Молодой человек говорил так искренне...

ДЖОННИ. Ш-ш-ш! Слушай! (Быстро пододвигается к приемнику и прибавляет громкость).

ГОЛОС ДИКТОРА. Хотя это и не в наших правилах выполнять заявки слушателей, мы все же делаем исключение, ведь оно есть в каждом правиле. Не знаю, самая ли это красивая из всей написанной музыки, уважаемые Френки и Джонни, надеюсь, это ваши подлинные имена, но я был искренне тронут вашими словами и посему, кто бы вы ни были, где бы вы ни были, чем бы вы сейчас не занимались, надеюсь, эта музыка как раз вам под настроение.

Звучит «Clair de Lune» Дебюсси. ДЖОННИ выключает второй ночник и целует ФРЕНКИ. Потом быстро встает, идет к окну и раздвигает занавески. В квартире расположенного напротив дома замечает семейную пару. Смотрит на луну. Весь залит лунным светом. Занавески не задергивает. Отходит от окна, как бы купаясь в лунном свете и ложится в постель. Его больше не видно. В отдалении слышен вой сирены. Звучит Дебюсси. Мы слышим, как ФРЕНКИ и ДЖОННИ осторожно начинают заниматься любовью. Через пятнадцать секунд наступает абсолютная тишина.

Затемнение.

Действие второе

Раннее утро. Комната освещена только светом телеэкрана. Мы видим ФРЕНКИ и ДЖОННИ лежащими на кровати под одеялом. Оба смотрят на экран. По радио звучит «Полет Валькирий» Вагнера. Примерно полминуты.

ДЖОННИ. Это Чарли Бронсон? (Выключает радио). Это Чарльз Бронсон?

ФРЕНКИ. А кто его знает. Вечно я этих актеров путаю.

ДЖОННИ. Или Джеймс Кобурн?

ФРЕНКИ. Похоже.

ДЖОННИ. Тот, этот, все играют плохо. А не Клинт ли это Иствуд.

ФРЕНКИ. Нет. Его лицо я хорошо знаю. Слушай, да ну их всех.

ДЖОННИ. А я что против?

ФРЕНКИ. А мы еще любить друг друга будем?

ДЖОННИ. А как же. Просто небольшой перерыв. Нет, ты только посмотри! Ужас один. Сплошное насилие.

ФРЕНКИ. Если не хочешь, ничего...

ДЖОННИ. У нас перерыв.

ФРЕНКИ. Да?

ДЖОННИ. Я сказал «перерыв». Боже, он ему в голову гвоздь всадил!

ФРЕНКИ. А я не смотрю.

ДЖОННИ. И с чего это вдруг этот придурок музыку поменял. Вой какой-то. Я думал, он пойдет нам навстречу. Ну днем такая музыка еще сойдет, но когда ты хочешь заняться любовью!.. Только настроение испортил! Позвоню на радиостанцию и пожалуюсь.

Мы слышим, как он встает, делает пару шагов и на что-то натыкается.

Черт!

ФРЕНКИ (включает ночник). Живой?

ДЖОННИ. Не вставай, ладно? Пока я не встал. Хочешь чего-нибудь?

ФРЕНКИ. Хочу. Джонни.

ДЖОННИ. Ну что ты все делаешь из мухи слона. У меня же энергии хоть отбавляй. Могу станцевать, смотри. Просто небольшой перерыв. Так «да» или «нет»? Хочешь чего-нибудь?

ФРЕНКИ. Хочу тост. По-американски. Чтоб с яичницей, ветчиной, лучком и зеленым перчиком. И стакан молока.

ДЖОННИ. Очень смешно. А все-таки? Может, пивка?

Мы видим его освещенным лампой холодильника. Он осматривает полки.

ФРЕНКИ. Хочу тост и стакан молока.

ДЖОННИ. Половину трудностей мы уже одолели. А сейчас небольшой закусон, а не банкет. К тому же, ты уже поела.

ФРЕНКИ. Все равно есть хочу.

ДЖОННИ. Открываю пиво.

ФРЕНКИ. Хочу тост и стакан молока.

ДЖОННИ. Не могу понять, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно. Может, это самое приятное в твоем характере, но я еще не решил.

ФРЕНКИ. Мне не до шуток. Умираю, есть хочу. Тост мне и стакан молока. У тебя это здорово получается, все говорят.

ДЖОННИ. Так уж и все?

ФРЕНКИ. Ну давай, Джонни... Джонни, блесни своими кулинарными талантами.

ДЖОННИ. Понял, раз я не могу блеснуть своими талантами в постели...

ФРЕНКИ. Не придирайся.

ДЖОННИ. Это же просто небольшая пауза. Потерпи немного.

ФРЕНКИ. Потерплю, потерплю. Только поем сначала. Я быстро.

ДЖОННИ. Если я сейчас займусь основательной готовкой, буду шинковать лук и перец и начну делать настоящий тост, мы упустим очень важный момент, и к нашему прежнему настроению мы уже не вернемся. А мне было так хорошо, хоть ты в этом и сомневаешься. Совсем короткая передышка и больше ничего. Ну, ради бога!

ФРЕНКИ. Тогда бутерброд.

ДЖОННИ. Ты просила тост. А тост предполагает большую возню на кухне: надо все резать, шинковать, обжаривать, ну что тебе говорить! Френки, ну ладно тебе. Я понимаю там печенье с арахисовым маслом и джемом. А тут целым банкетом пахнет.

ФРЕНКИ. Я сейчас кричать буду.

ДЖОННИ. Ну ладно, ладно! (Начинает доставать из холодильника продукты и с шумом наваливать их на кухонный стол). Ну и как мы теперь будем переходить от маленьких постельных проблем к большому обжорству, хотел бы я знать?

ФРЕНКИ. Не вижу связи.

ДЖОННИ. А я вижу: раз уж ты не разделяешь мои чувства, я не буду разделять твоих. Хотя такое, как сегодня, я переживаю впервые в жизни.

ФРЕНКИ. Ну так и что?

ДЖОННИ. Ну, раз мы душевно не расположены друг к другу!..

ФРЕНКИ. По чьей вине?

ДЖОННИ. Это дело взаимное.

ФРЕНКИ. Значит, я виновата, что ты выдохся?

ДЖОННИ. Да ни чья это не вина. И не выдохся я. У меня маленький перерыв.

ФРЕНКИ. Ах, перетрудился бедняжка!

ДЖОННИ. А ехидничать ни к чему.

ФРЕНКИ. Ну, не поет твой петушок, ты дал ему передышку. Только не обвиняй меня, что у тебя ничего не шевелится. Я тут абсолютно ни при чем. Ну, тост будет?

ДЖОННИ. После таких слов бутерброд в постельку?

ФРЕНКИ. Каких таких слов?

ДЖОННИ. После того, как ты оскорбила мое мужское достоинство.

ФРЕНКИ. И не собиралась. Я просто объяснила, какой этап мы проходим. Все имеет свои этапы. Наступил новый день, но вчерашний от этого не стал хуже. Ты очень приятный мужчина. Просто наступило временное затемнение, и можно переключаться на еду.

ДЖОННИ. Первый раз со мной такое, клянусь Богом.

ФРЕНКИ. Я верю, верю.

ДЖОННИ. Это ужасно. Просто ужасно.

ФРЕНКИ. Я тебе искренне сочувствую, может, тебя это утешит.

ДЖОННИ. Не смейся надо мной.

ФРЕНКИ. И не собиралась. (Подходит к нему). Все нормально.

ДЖОННИ. Тебе хорошо говорить, ты женщина. У тебя таких проблем не бывает.

ФРЕНКИ. У меня своих хватает.

ДЖОННИ. Это мужская менопауза. Меня это пугает.

ФРЕНКИ. Знаешь, в чем дело? В лунном свете. Он тебя всего освещал. Ты в нем прямо купался. Наверняка, это он так действует, чует мое сердце.

ДЖОННИ. Он настраивает на романтический лад.

ФРЕНКИ. Или превращает в оборотня. Моя бабушка всегда закрывала шторы в моей спальне. Она искренне верила, что сон при лунном свете превращает тебя в оборотня. Я-то думала, что если буду спать при лунном свете, то проснусь прекрасной принцессой. Так что я все время пыталась заснуть при раздвинутых шторах. А она все время входила и задвигала их. И все отпиралась: «Это не я, моя бесценная. Это твой ангел-хранитель! А запахи эти помнишь?

ДЖОННИ. Какие еще запахи?

ФРЕНКИ. Однажды ночью я решила не спать и застукать ее на месте преступления. Еле дождалась. В таком возрасте засыпаешь почти сразу, никаких навязчивых мыслей. И ведь это так здорово. Наконец, бабушка вошла в комнату и нагнулась над кроватью, чтобы задвинуть шторы. Она почти касалась грудью моего лица. И от нее шел такой приятный запах. Я притворилась спящей и все вдыхала и вдыхала ее ароматы. В этот самый момент я поняла, что такое быть кем-то любимой. По-настоящему любимой. Я чувствовала себя в полной безопасности, полностью защищенной! Это даже лучше, чем быть симпатичной. Никогда этого не забуду. А другая вещь, которую я усвоила, это что ты просыпаешься утром, а на Одри Хепберн похожей не становишься. Так что, когда я лежу в кровати, а шторы раздвинуты, и лунный свет так и струится, я не хочу быть знаменитостью, я хочу только, чтобы моя Нана оказалась рядом.

ДЖОННИ. Нана? Ты называла свою бабушку Наной? Ведь я свою так же называл.

ФРЕНКИ. Многие своих бабушек так называют.

ДЖОННИ. Невероятно! Из моих знакомых Наной свою бабушку никто не называл. Я все время думал, что я один такой, и мне это нравилось.

ФРЕНКИ. Один такой?

ДЖОННИ. Просто ужас какой-то. Я все время спрашивал мать: «Почему мы называем ее Наной?» Это было еще до Филадельфии. «Все говорят просто «бабушка». А она мне: «Мы так привыкли». Ответ не очень мудрый. А скорее загадочный. Как сфинкс. Ну и хорошо, что ты не проснулась Одри Хепберн. Тощая она. Нельзя быть такой худой. «Будь осторожен, Кассий, взгляд подлый и голодный у него».

ФРЕНКИ. А кто такой Кассий?

ДЖОННИ. Сам не знаю. Но скорее всего он был худой и Шекспир посчитал, что с худыми надо держать ухо востро.

ФРЕНКИ. Но почему?

ДЖОННИ. Да ты сама знаешь. Взгляд у них плотоядный. Все смотрят на тебя и чего-то выжидают.

ФРЕНКИ. Вроде Конни?

ДЖОННИ. А кто это?

ФРЕНКИ. Конни Кантвел. Работает по выходным. Волосы рыжие и сеточку для волос носит.

ДЖОННИ. Точно! Держись от нее подальше. Ты что-нибудь за ней замечала?

ФРЕНКИ. Чаевые она ворует, это точно.

ДЖОННИ. Вот видишь! У него и про это есть: «Не занимай и не одалживай».

ФРЕНКИ. Да тут все просто. Чтоб в этом разобраться, гением быть не надо.

ДЖОННИ. Само собой. Но когда такие жизненные ситуации обращаются в поэтическую форму, люди лучше их осознают и запоминают. «Быть или не быть».

ФРЕНКИ. Ну, это выражение все знают. Жить или покончить с собой?

ДЖОННИ. Ну и?

ФРЕНКИ. Ну и что?

ДЖОННИ. Так жить или свести счеты с жизнью?

ФРЕНКИ. Конечно жить. Пока жить можно. Но ведь каждый задает себе этот вопрос рано или поздно.

ДЖОННИ. И зря.

ФРЕНКИ. Но что поделаешь. Но ведь это еще ничего не значит. Может, сменим тему?

ДЖОННИ. Список становится все длиннее и длиннее.

ФРЕНКИ. Какой список?

ДЖОННИ. Наш с тобой список. Список вещей, которые нас объединяют.

ФРЕНКИ. Ты что, самоубийство задумал?

ДЖОННИ. Прямо сейчас. Ничего не шевелится. Ладно, я шучу, шучу. Теперь буду предупреждать, когда начну шутить.

ФРЕНКИ. А ты без предупреждения. Просто смеши, и все.

ДЖОННИ. Бывают моменты, когда я хочу свести счеты с жизнью. Когда чувствую себя совсем-совсем одиноким, душа скорбит и прямо-таки рвется из тела, но натыкается на тело другого человека, и душа с душой не встречаются. А я хочу, чтобы встретились. Наши с тобой обязательно должны. Или нам конец...

ФРЕНКИ. Наши души сближаются...

ДЖОННИ. Ты уверена?

ФРЕНКИ. Да. Я чувствую себя...

ДЖОННИ. Что?

ФРЕНКИ. Не умею сказать.

ДЖОННИ. Скажи как умеешь.

ФРЕНКИ. ...защищенной... нет! Я спятила!

ДЖОННИ. Здорово.

ФРЕНКИ. Мне хочется, чтобы обо мне заботились.

ДЖОННИ. Всем хочется.

ФРЕНКИ. И что мы все перескакиваем с одной темы на другую?

ДЖОННИ. А мы вроде FM-радио, когда в машине едем. Сначала одна мелодия звучит, потом — другая, потом снова первая.

ФРЕНКИ. Точно?

ДЖОННИ. Ну да, и это здорово.

ФРЕНКИ. Можно я скажу кое-что? Ты меня по голове за это не стукнешь?

ДЖОННИ. Валяй!

ФРЕНКИ. Нет, серьезно?

ДЖОННИ. Всю свою сознательную жизнь я искал такую женщину, как ты. Говор что хочешь. Говори, владычица сердца моего, говори!

ФРЕНКИ. Скажу, скажу.

ДЖОННИ. О чем? Что такое быть владычицей сердца?

ФРЕНКИ. Да никакая я не владычица.

ДЖОННИ. Неотразимо. Так о чем же все-таки?

ФРЕНКИ. Очень маленьком и незначительном.

ДЖОННИ. Ну, говори.

ФРЕНКИ. Хочу тост, хоть тресни.

ДЖОННИ. Решила не уступать. Как фокстерьер со своей костью.

ФРЕНКИ. Ну извини.

ДЖОННИ. Я ничего не слышал.

ФРЕНКИ. Раз так, не надо меня прощать! Я человек простой, совсем простой. Я голодная и хочу есть.

ДЖОННИ. Я тоже очень-очень простой.

ФРЕНКИ. Ну конечно!

ДЖОННИ. Если я чего-то захотел, то никаких «нет». Раньше бы уступил, а сейчас ни за что.

ФРЕНКИ. И что из этого следует?

ДЖОННИ. Раньше судьба крутила мной. Теперь я взял ее за рога. Я творю свою жизнь. Как ты свой бутерброд. Стоит только захотеть и взяться всерьез — ты хозяин положения. (Открывает холодильник). По содержанию холодильного шкафа можно узнать, с кем имеешь дело. И по ящичку для лекарств. Из меня бы получился потрясающий сыщик.

ФРЕНКИ. Ты мой ящик с лекарствами не трогай. И кошелек, если можно.

ДЖОННИ. Кто-то явно не готов к появлению в своей пустой и никчемной жизни человека необычного, шеф-повара, и к тому же сослуживца. А почему бы нам не связаться с нашим приятелем на радио?

ФРЕНКИ подходит к приемнику и включает его.

По-моему, это была его собственная ошибка. Что касается музыки, то я люблю мягкую и нежную. То что он поставил последний раз, это для тех, кто занят только собой, а не другим. «И если музыка любовь питает, пусть звучит». Шекспир сказал.

ФРЕНКИ (около приемника). Мне бы сигаретку.

ДЖОННИ. Только через мой труп.

ФРЕНКИ. Просто во рту подержать. (Прибавляет громкость).

Звучит вторая соната для скрипки и фортепиано Сезара Франка.

Ну как?

ДЖОННИ. Comme ci comme ca.

ФРЕНКИ. А мне нравится.

ДЖОННИ. Я скажу вот что — это точно не Бах. Первым делом с утра покупаю тебе «Гольдбергвариации». Те самые.

ФРЕНКИ. Но сегодня воскресение. Все закрыто.

ДЖОННИ. Тогда в понедельник.

ФРЕНКИ. По-моему, Бах был евреем. Гольдбергвариации.

ДЖОННИ. Где-то я вычитал, что многие композиторы были евреями.

ФРЕНКИ. А ты случайно не еврей?

ДЖОННИ. В Нью-Йорке они через одного.

ФРЕНКИ. А ведь я фамилии твоей не знаю.

ДЖОННИ. А я твоей.

ФРЕНКИ. Моя — на двери. И во всей квартире.

ДЖОННИ. Нам фамилии ни к чему. Мы просто — Френки и Джонни. (Закрывает холодильник). Слушай моя теория насчет холодильного шкафа разлетелась в пух и прах. По его содержимому ты должна быть настоящей работягой.

ФРЕНКИ. Так оно и есть, как я тебя надула, а?

ДЖОННИ (серьезно настраивается на готовку). Смотри как это делается! И там будь что будет! (Работает быстро, аккуратно, с подъемом: он виртуоз своего дела).

ФРЕНКИ (пододвигает ему табуретку и смотрит как он работает). Может тебя это и огорчит, но я думала, что только я употребляю это выражение - холодильный шкаф.

ДЖОННИ. А что в этом особенного?

ФРЕНКИ. Я также избегаю таких слов как «фонограф» и «граммафон». «Холодильный шкаф». Это выражение осталось с тех пор, когда я пешком под стол ходила.

ДЖОННИ. Ты знаешь, сколько народу живет в Нью-Йорке?

ФРЕНКИ. Восемь миллионов?

ДЖОННИ. Девять миллионов шестьсот восемьдесят четыре тысячи четыреста семь человек. И эти двое как одурелые заняты готовкой этого дурацкого тоста на какой-то чертовой кухне!

ФРЕНКИ. Это судьба.

ДЖОННИ. Думаешь? Слушай, я уверен, что Великий Англичанин как-нибудь выразился по этому поводу!

ФРЕНКИ. По-моему, всему есть причина, и, наверное, очень простая. Как один плюс один будет два.

ДЖОННИ. Это арифметика. Мы же о нас с тобой говорим.

ФРЕНКИ. Она к нам тоже относится. Сначала двое, а потом «раз» — и трое.

ДЖОННИ. Это что, воспоминание о печальном опыте?

ФРЕНКИ. Я не вчера родилась. Как ты сам понимаешь. (Внимательно смотрит как он орудует ножом). Вот это да!

ДЖОННИ. Что такое?

ФРЕНКИ. Чтобы так шинковать перец.

ДЖОННИ. Мастерство растет.

ФРЕНКИ. Ты просто виртуозно ножом владеешь.

ДЖОННИ. Благодарю за комплимент.

ФРЕНКИ. И дело тут не в запястьях.

ДЖОННИ. В них, в них.

ФРЕНКИ. Да брось ты. Я знаю твои тайные мысли: «Вот я так умею, а ты нет. Ха-ха-ха!»

ДЖОННИ. Что это на тебя нашло? Так мило беседовали и вдруг «бах» - и на тебе панцирь.

ФРЕНКИ. А на тебе его раньше нет?

ДЖОННИ. На мне нет.

ФРЕНКИ. Панцирь на каждом есть. А то бы все давно на том свете были.

ДЖОННИ. А я нет, хоть и израненный, но не сломленный.

ФРЕНКИ. Но речь-то не о тебе.

ДЖОННИ. А у тебя стручковый перец есть? Кайенский?

ФРЕНКИ. Нет. Впервые о таком слышу. А что ты туда сейчас положил?

ДЖОННИ. Любопытно? (Передразнивает ФРЕНКИ). «Ха-ха-ха!»

ФРЕНКИ. Ну ты даешь!

ДЖОННИ. Соли, соль нужна!

ФРЕНКИ. И больше ничего?

ДЖОННИ. Стряпня — не ахти какое больное дело.

ФРЕНКИ. Еще какое большое, если не умеешь.

ДЖОННИ. Просто ты никому никогда не готовила. Я бы с удовольствием угостил тебя сейчас уткой a l’oranse Flambe с пюре из каштанов!

ФРЕНКИ. Люблю вкусно покушать. Только готовку не люблю. Моя мамаша ее просто ненавидела. Единственное, чем она пользовалась на кухне, так это открывалкой для банок. Мы даже тарелками не всегда пользовались. Она сама-то ела прямо из кастрюли. «Мытья меньше. А кто видит? Гостей у нас нет».

ДЖОННИ. Хлеб не тот.

ФРЕНКИ. Ну что, я побегу за ним?

ДЖОННИ. Опять начинается! Хочешь настоящий тост, доставай хороший хлеб.

ФРЕНКИ. Ты всегда мечтал стать поваром?

ДЖОННИ. Как ты официанткой.

ФРЕНКИ. А жаль.

ДЖОННИ. Кем только не собирался стать, но чувствовал, что кончу на кухне.

ФРЕНКИ. Со мной то же самое. Думала, закончу школу и буду работать у двоюродного брата. Он зубной техник, и у него своя мастерская.

ДЖОННИ. Здание около старой железнодорожной станции?

ФРЕНКИ. Да, это оно.

ДЖОННИ. Мы с его сыном учились в одном классе. Его зовут Арнольд, да?

ФРЕНКИ. Ты знаком с моим двоюродным братом Арнольдом?

ДЖОННИ. Так — «здрасте и до свидания». Давай дальше.

ФРЕНКИ. Короче, они изготавливают мосты, съемные челюсти, фиксаторы, ну в общем, все такое. Дантист снимает парафиновый слепок с зубов пациента, потом изготовляет гипсовую форму и уже зубные техники работают с ней.

ДЖОННИ. Тоже мастерство, хоть и не актерское.

ФРЕНКИ. Не знала толком, кем я стану. Знала, что какая-то профессия у меня будет, но только не актерская. Знаешь, о чем я думаю?

ДЖОННИ. О чем?

ФРЕНКИ. Смеяться не будешь?

ДЖОННИ. Нет, конечно.

ФРЕНКИ. Язык не поворачивается. Это слишком... Попозже скажу. Сейчас не могу.

ДЖОННИ. Как хочешь. А я тебе скажу вот что. То, что ты школу не закончила, ты много не потеряла. Я почти два года в колледже проучился. А чем мы оба кончили? Работаем на этих чокнутых греков. (Передразнивает своего босса). «Чизбургер, чизбургер.» Похоже?

ФРЕНКИ. Очень.

ДЖОННИ. Благодарю.

ФРЕНКИ. Я хочу учительницей стать.

ДЖОННИ. Что?

ФРЕНКИ. Вот о чем я мечтаю.

ДЖОННИ. Почему ты решила, что я буду над тобой смеяться?

ФРЕНКИ. Не знаю. Смешно немного. Учить детей, когда слово «кошка» не можешь по буквам произнести. Надо самой снова начать ходить в школу, а потом уже учить других... Не знаю, душу вроде лежит. (Не отрываясь, смотрит на ДЖОННИ). Яичницу делать будешь?

ДЖОННИ. Именно. Готовить так готовить.

ФРЕНКИ. Там в ресторане я видела, как ты разбиваешь яйца. Вот тогда я и заметила, какие у тебя запястья. С особым шармом.

ДЖОННИ. Так это же в ресторане. Ладно, некогда мне. Яичница по твоему заказу. (Начинает мыть посуду, яичница в это время жарится на сковороде).

ФРЕНКИ. Не стоило ради меня возиться.

ДЖОННИ. Это точно.

ФРЕНКИ. Но раз уж ты взялся...

ДЖОННИ. Я догадываюсь, о чем ты думаешь. «Он слишком хорош для меня»?

ФРЕНКИ. Или хочешь, чтоб я так думала.

ДЖОННИ. Френки, признайся, мужчины вроде меня на деревьях не растут. Черт, такие, как я, люди. (Протягивает ей мокрые руки). Полотенце, если можно.

ФРЕНКИ берет кухонное полотенце и вытирает ему руки.

Так что, запястья у меня с шармом?

ФРЕНКИ. Но чтоб в кино сниматься, этого маловато.

ДЖОННИ. Так что же в них такого особенного?

ФРЕНКИ. Сама не знаю. Форма. Волоски. Вот эта вена. А это что?

ДЖОННИ. Родинка.

ФРЕНКИ. Это не главное.

ДЖОННИ. Завтра к утру сойдет. (Целует ей руки).

ФРЕНКИ (не отнимает рук, но держится на расстоянии). Ты от меня скрываешь какой-то очень большой секрет.

ДЖОННИ. Скорее, тыщу маленьких.

ФРЕНКИ. Честный ответ.

ДЖОННИ. Нет, я не женат.

ФРЕНКИ. Что, это единственный вопрос, который женщины задают мужчинам?

ДЖОННИ. Валяй дальше.

ФРЕНКИ. Но был?

ДЖОННИ. Был.

ФРЕНКИ. Сколько раз?

ДЖОННИ. Один. Разве мало?

ФРЕНКИ. Есть у мужчин и другие секреты. Ты бы мог быть серийным убийцей и бывшим заключенным.

ДЖОННИ. Точно, бывший. Два года в тюряге. За подделку.

ФРЕНКИ. Так, порядок.

ДЖОННИ. Порядок? В штате Нью-Джерси так не думают.

ФРЕНКИ. С чем тебя и поздравляю.

ДЖОННИ. Что еще?

ФРЕНКИ. Ты мог быть голубым.

ДЖОННИ. Да перестань.

ФРЕНКИ. Но ведь мог?

ДЖОННИ. С моим-то лицом?

ФРЕНКИ. Ты мог бы быть наркоманом или алкоголиком?

ДЖОННИ. Ну, был.

ФРЕНКИ. Кем?

ДЖОННИ. Любил выпить.

ФРЕНКИ. А сейчас пьешь?

ДЖОННИ. Редко.

ФРЕНКИ. Даже без этого всего ты бы мог быть дерьмом последним.

ДЖОННИ. Но ведь это не так?

ФРЕНКИ. Это ты так считаешь.

ДЖОННИ. Тебе нужна гарантия, что будет тишь и благодать до гробовой доски?

ФРЕНКИ. Боже праведный, что же это за жизнь такая? Неужели я появилась на этом свете, чтобы таскать гамбургеры и жарить тосты, а весь заработок отдавать за убогую квартиру и питать слабую надежду на то, что какой-то мужчина ни с того ни с сего захочет жениться на мне. Зачем я родилась, ведь все равно помирать придется. Ужасная мысль, так и сверлит мне мозг. И как с таким настроением жить дальше, ума не приложу. По-моему, яичница готова.

ДЖОННИ. Все это старо как мир. Я бы также мог тут нюни распустить. Зачем жить — вечный вопрос.

ФРЕНКИ. Вот я им и мучаюсь.

ДЖОННИ. В самой жизни смысла нет — его надо искать.

ФРЕНКИ. Яичница горит.

ДЖОННИ. Да черт с ней! У нас серьезный разговор!

ФРЕНКИ. Я есть хочу. (Подходит к плите, чтобы снять сковородку).

ДЖОННИ (хватает ее сзади и притягивает к себе). Что с тобой?

ФРЕНКИ. Отстань!

ДЖОННИ. Посмотри мне в глаза!

Короткая борьба. ФРЕНКИ отталкивает ДЖОННИ. Тот спиной касается раскаленной сковородки и кричит от боли.

ФРЕНКИ. Что такое?

ДЖОННИ. О-о-о-о-о-о-о!

ФРЕНКИ. Что случилось?

ДЖОННИ. Ой-ой-ой-ой-ой!

ФРЕНКИ. О, господи!

ДЖОННИ. О-о-о! О-о-о! О-о-о!

ФРЕНКИ. Извини, я не нарочно.

ДЖОННИ. О Боже мой, Боже мой!

ФРЕНКИ. Как тебе помочь?

ДЖОННИ. Приложи что-нибудь.

ФРЕНКИ. А что?

ДЖОННИ. Лед.

ФРЕНКИ. На обожженное место? Не двигайся! (Достает целый поднос кубиков льда и прикладывает их к спине ДЖОННИ).

ДЖОННИ (кричит еще пронзительнее). Ааааааааааааааа!!!

ФРЕНКИ. Сам просил!

ДЖОННИ кивает, что есть сил.

Держать?

ДЖОННИ кивает снова, только на этот раз кусает пальцы, чтобы не закричать

Семейная пара из нас получится что надо. К концу первой же недели один из нас окажется в гробу. Даже одного свидания оказалось почти достаточно. Я же сказала: «Сними сковородку». Так нет же. Одни проблемы с тобой. Какая из меня медсестра!

ДЖОННИ (между приступами боли). Масло.

ФРЕНКИ. Что?

ДЖОННИ. Приложи масло.

ФРЕНКИ. Масло не годится.

ДЖОННИ. А мне до лампочки.

ФРЕНКИ. Может... как же его, ну когда на солнце обгоришь, маленькая такая бутылочка голубого цвета?

ДЖОННИ. «Нокзема»?

ФРЕНКИ. Точно!

ДЖОННИ. Не могу терпеть. Приложи масло.

ФРЕНКИ. У меня маргарин.

ДЖОННИ. А, все равно.

ФРЕНКИ (достает из холодильника маргарин). У тебя аллергия, ты говорил.

ДЖОННИ. На три вещи.

ФРЕНКИ. Кетчуп, «Нокзему» и... что еще?

ДЖОННИ. Персики. Особенно консервированные.

ФРЕНКИ (прикладывает маргарин). Легче стало?

ДЖОННИ. Не дай тебе Бог.

ФРЕНКИ. Еще?

ДЖОННИ. Еще, еще. Прикладывай все время.

ФРЕНКИ. Ты пахнешь... как и должен пахнуть, когда маргарином обмажут.

ДЖОННИ. Мне без разницы.

ФРЕНКИ. Честно говоря, ничего особенного у тебя нет.

ДЖОННИ. Думаешь, я притворяюсь?

ФРЕНКИ. Я этого не говорю.

ДЖОННИ. А что б ты хотела? Шрамы на всю жизнь?

Пауза.

ФРЕНКИ (прикладывает к его спине маргарин). А первая жена тебя так же лечила?

ДЖОННИ. Единственная. Я же сказал.

ФРЕНКИ. Да-да, это я так, на всякий пожарный.

ДЖОННИ. Да нет, все допытываешься. А ты была замужем?

ФРЕНКИ. Нет, ни разу.

ДЖОННИ. А что-нибудь серьезное было?

ФРЕНКИ. Скорее, фатальное.

ДЖОННИ. И почему же так?

ФРЕНКИ. Серьезное у него было с моей лучшей подругой.

ДЖОННИ. Со мной тоже такое было.

ФРЕНКИ. И знаешь, что я чувствовала? Как будто меня мешком по голове.

ДЖОННИ. Как я тебя понимаю, как я тебя понимаю!

ФРЕНКИ. Я их сама познакомила. Взяла для них денег взаймы. Из кредитного союза. Подарила свой старый телевизор, старый, но в отличном состоянии. Может, они как раз сейчас смотрят по нему Чарльза Бронсона. Хоть бы он взорвался, а осколки им прямо в лицо. Нет, не так. Он взрывается, а они задыхаются от дыма. Говорят, в них газ ядовитый, в телевизорах.

ДЖОННИ. Говорят.

ФРЕНКИ. Обзывал меня по-всякому, придирался по мелочам. И все «заткнись» да «заткнись». У него, видите ли, тяжелый день был. Я и не подозревала, что безработица загоняет человека в такую депрессуху. Боже мой, делаешь людям добро, а они потом в нас же и плюют.

ДЖОННИ. Это потому что...

ФРЕНКИ. ...мы сами на себя плюем. Вот почему. Это я точно знаю.

ДЖОННИ. И долго это все тянулось?

ФРЕНКИ. Семь лет.

ДЖОННИ делает глубокий выдох.

Что? И у тебя семь?

ДЖОННИ кивает головой.

Дети есть?

ДЖОННИ. Двое.

ФРЕНКИ. Ты видишься с ними?

ДЖОННИ. Да, но не часто. Она еще раз вышла замуж. Они живут в штате Мэн в красивом доме с видом на океан.

ФРЕНКИ. Приукрашиваешь картину, скажи честно.

ДЖОННИ. Нет, правда красивый. Я бы их в таком никогда поселить не смог. Первый раз, когда я его увидел, не хотел из машины выходить. Так мне стало стыдно и тоскливо. Ребята выбежали из дома мне навстречу, лица их так и сияли от счастья. А у меня на душе кошки скребут. И вдруг они стали для меня чужими, я даже постеснялся стекло опустить. Они мне: «Папочка, что с тобой?» А у меня слезы из глаз так и льются, так и льются. Шейле и ее мужу пришлось выйти из дома, чтобы уговорить меня зайти к ним. Знаешь, какое у меня было желание? Убить этого подстриженного под ежик коммивояжера поганого и забрать их всех троих. И умчаться куда подальше. Я бы всю Америку исколесил.

ФРЕНКИ. Глупости все это.

ДЖОННИ. А я умом никогда не блистал.

ФРЕНКИ. Скажу тебе один секрет: ум у тебя есть.

ДЖОННИ. Да нет, я просто очень темпераментный. Нелегко расстаюсь с прошлым и с трудом осваиваю настоящее.

ФРЕНКИ. С большим трудом.

ДЖОННИ. Но когда чего-нибудь по-настоящему захочу, меня никто не остановит.

ФРЕНКИ. Остановит. Другой человек.

Пауза. ФРЕНКИ убирает маргарин. ДЖОННИ смотрит в одну точку. Звучит Второй струнный квартет Шостаковича.

ДЖОННИ. Что ты там делаешь?

ФРЕНКИ. Да ничего. Приложить маргарин? Может, лед? Может, еще что-нибудь?

ДЖОННИ (мотает головой). Насколько легче разговаривать с человеком, когда не смотришь на него. Это точно.

ФРЕНКИ. По-моему, музыка не очень.

ДЖОННИ. А мне все равно.

ФРЕНКИ. Как они там на радио программу составляют? Ума не приложу. Но это не моя музыка. Конечно, я бы могла притвориться и сказать, что она мне очень нравится, чтобы продемонстрировать свой якобы тонкий вкус.

ДЖОННИ. Я бы тоже.

ФРЕНКИ. Вот то, что он для нас ставил, мне понравилось. Только он название не сказал.

ДЖОННИ. А зачем? Просто идешь в модный магазин пластинок и спрашиваешь самую красивую музыку. А они тут как тут: «Вот, пожалуйста».

ФРЕНКИ. А вот если б я была продавцом, я бы тебе предложила «Мишель» или «Элеонор Ригби» или «Люси в Небе с Алмазами». Что-нибудь из «Битлз». Когда их группа распалась, я поп-музыку вообще перестала слушать.

ДЖОННИ. А на моей последней пластинке, которую я купил, был концерт Саймана и Гарфанкела. «Саймон и Гарфанкел снова вместе. Концерт в Центральном парке». Но уже не то. Ясно, что они уже давно не пели вместе.

ФРЕНКИ. Иногда мне кажется, что я все еще в шестидесятых. Как будто прошло не двадцать пять лет, а всего десять-пятнадцать. Десять лет как бы выпали из моей жизни. Была на Брюсе Спрингстене в прошлом году. Была самая старая среди публики.

ДЖОННИ. Обними меня.

ФРЕНКИ обнимает его за плечи.

Крепче.

ФРЕНКИ гладит ему грудь и живот.

Тебе хорошо?

ФРЕНКИ. Да никак.

ДЖОННИ. Стоим прижавшись, и хоть бы что. Это все электроны виноваты. У нас короткое замыкание. Погладь мне грудь. Ну! (Закидывает голову и смотрит на нее). Поцелуй меня.

ФРЕНКИ наклоняется и долго целует его.

И язык твой хочу. И губы. (Притягивает ее к себе).

Снова долгий поцелуй.

Хочу раствориться в тебе, чтоб от меня ничего не осталось.

ФРЕНКИ. Чего ты от меня хочешь?

ДЖОННИ. Всего. Твое сердце. Твою душу. Твою грудь. Твои губы. И кишки твои дурацкие. Хочу все. Хочу залезть в твою утробу. Не противься.

ФРЕНКИ. И не собираюсь.

ДЖОННИ. Расслабься. До конца.

ФРЕНКИ. Дальше некуда.

ДЖОННИ. Еще. Еще.

ФРЕНКИ. «Погладь мне грудь, погладь мне грудь» — сам не знаешь, чего хочешь!..

ДЖОННИ. Хватит морочить мне голову.

ФРЕНКИ. Кто кому морочит, еще неизвестно. Я же сказала, что ты мне нравишься. Говорила? Говорила. И хочу быть твоей. Что ты все так усложняешь? Я же не говорю «не хочу».

ДЖОННИ. Я хочу большего.

ФРЕНКИ. Чего?

ДЖОННИ. Заведи меня.

ФРЕНКИ. Не хочу.

ДЖОННИ. Я же тебя завел.

ФРЕНКИ. Это другое дело.

ДЖОННИ. Как так?

ФРЕНКИ. В первый раз все было по-другому.

ДЖОННИ. Ну, прошу тебя.

ФРЕНКИ. У меня не получится.

ДЖОННИ. Ну что мы препираемся? Мы же на любовь настроились.

ФРЕНКИ. В данный момент не хочется.

ДЖОННИ. Хочешь, чтобы я тебя опять завел?

ФРЕНКИ. Валяй, может, заткнешься на время.

ДЖОННИ. Не получится, ты же знаешь.

ФРЕНКИ. Тогда заведи сам себя.

ДЖОННИ. Что такое? Все шло хорошо, и вдруг...

ФРЕНКИ. Да, лишь бы ты отстал от меня. Давай, двигай отсюда. Пусть тебя кто-нибудь другой заводит.

ДЖОННИ. Но я хочу, чтобы именно ты.

ФРЕНКИ. Боже мой! Представляю, что будет твориться на работе в понедельник! Только я не уволюсь. Я первая туда устроилась.

ДЖОННИ. Что ты мелешь?

ФРЕНКИ. Мы по-разному смотрим на жизнь.

ДЖОННИ. Это верно. Только ты ее боишься, а я нет.

ФРЕНКИ. Да! И давно! До того, как твоя рожа передо мной замаячила.

ДЖОННИ. Чего ты боишься больше? Замужества или детей?

ФРЕНКИ. Ничего я не боюсь. Я же говорила: я не могу их иметь.

ДЖОННИ. Приемного возьмем.

ФРЕНКИ. Я тебя не люблю.

ДЖОННИ. Об этом и речи не было.

ФРЕНКИ. Ты слышишь только то, что хочешь слышать.

ДЖОННИ. Так это все так, разве ты не знала?

ФРЕНКИ. Но не поминутно же.

ДЖОННИ. Не люблю, не люблю. А ты попробуй. Ты отрицаешь саму возможность этого чувства. Я твоему настроению не поддамся. Надо тебе подняться до моего уровня, а то тащить тебя за волосы придется.

ФРЕНКИ. Полюбить тебя? Да ни за что. Несешь всякую чепуху насчет женитьбы, каких-то детей, Шекспира...

ДЖОННИ. Это не чепуха!

ФРЕНКИ. Завести его, видите ли...

ДЖОННИ. Представь, что это была метафора.

ФРЕНКИ. Да пошел ты со своей метафорой! Чепуха! А что такое метафора?

ДЖОННИ. Когда одно выражается через другое.

ФРЕНКИ. Как я и сказала. Чушь собачья.

ДЖОННИ. Метафора, обозначающая тесное сближение.

ФРЕНКИ. Да пошел ты со своим сближением.

ДЖОННИ. Ладно, заговорился я. Извини. Никакая это не метафора. Просто мне этого очень захотелось.

ФРЕНКИ. А мне нет.

ДЖОННИ. Ну давай, попробуй! Небольшое напряжение фибров души, и порядок!

ФРЕНКИ. Что за слова. Ничего не поняла. Фибры, что такое?

ДЖОННИ. Да чепуха все! Ничего, не помер!

ФРЕНКИ. Вот именно.

ДЖОННИ. Я тебе вот что скажу: и ты бы не померла, если бы пошла мне навстречу. Спасибо и на этом. (Встает и начинает одеваться). Извини, я думал, мы родственные души. Родственные - значит близкие, душевно близкие.

ФРЕНКИ. Можешь не объяснять.

ДЖОННИ. Давай душевно сближаться!

ФРЕНКИ. Ну вот, сказал все-таки гадость! Если кто-то начинает насмехаться над моими умственными способностями, этого человека для меня не существует. Да, я женщина необразованная. Ну и что? Джонни, я думала, ты не такой, как все. Что тебе знакома печаль и одиночество. Но я не знала, что ты можешь быть жестоким.

ДЖОННИ. Извини.

ФРЕНКИ. Опять запахло жестоким обращением, но этого с меня хватит.

ДЖОННИ. Ну что ты!

В его голосе столько тревоги, что ФРЕНКИ явно напугана.

Я с большим трудом схожусь с людьми. Но иначе не получается. Тягучий это процесс, зато потом нас водой не разольешь.

ФРЕНКИ. Ну, ты что, не реви. Прошу тебя, не реви.

ДЖОННИ. Это не жестокость. Я сам не понимаю, что со мной. Как будто я тону и кричу. А меня никто не слышит. Я плыву к берегу, но мощное подводное течение относит меня в открытый океан. Я изо всех сил работаю руками и ногами, а меня относит от заветного берега все дальше и дальше.

ФРЕНКИ. И что это за берег?

ДЖОННИ. Этот берег — ты.

ФРЕНКИ. Ты меня совсем не знаешь.

ДЖОННИ. Да знаю, знаю. Мы только делаем вид, что ничего друг о друге не знаем, а знаем — ужас сколько. И ты меня знаешь. Всю жизнь знала. Только не встретила. И, наконец, вот он я. Делай со мной что хочешь. Я готов ко всему. Недаром нас зовут Френки и Джонни.

ФРЕНКИ. Да таких Френки и Джонни миллион, если не больше. Весь мир состоит из Френки и Джонни, Джеков и Джилл.

ДЖОННИ. Но такая пара, как мы с тобой, только одна. Один-единственный Джонни и одна-единственная Френки.

ФРЕНКИ. Мы совершенно разные люди.

ДЖОННИ. И не способные на высокие чувства? Способные! Я люблю тебя. И хочу на тебе жениться.

ФРЕНКИ. Это ты так считаешь.

ДЖОННИ. Ты слышишь, что я говорю?

ФРЕНКИ. Лучше б уши заткнула!

ДЖОННИ. Вот где собака зарыта. Ты боишься нового и непривычного. И скажу я тебе сейчас вот что: «Золушка, твой Принц пришел. Проснись, и больше не засыпай!» Не выкидывай меня из своей жизни, как обертку от жвачки, только по той причине, что в моем характере тебе что-то не нравится. Но все, чем я владею, все, что у меня есть, все твое, абсолютно все. И главное мое богатство не здесь... (Стучит себя по голове). ...и не здесь... (Похлопывает себя по карману). ...а вот здесь. (Прикладывает руку к сердцу). А взамен ты соберешься с силами и будешь моей душой и телом. И ты способна на это. И если у нас все получится, наши дети будут хозяевами Вселенной. Они будут Шекспирами, гениальными композиторами, а может, будет всего один, но святой, чемпион и президент. Вундеркинд! А как же иначе? У нас появился шанс сделать нашу жизнь счастливой. А все дурное пусть канет в прошлое. И начать новую жизнь мы должны прямо сейчас и прямо здесь, не откладывая. Я знаю, что я говорю.

ФРЕНКИ. А теперь, Джонни, посмотри вот сюда. (Подставляет лоб). Его работа. Ты его уже знаешь. Пряжкой от ремня.

ДЖОННИ (целует шрам). Все прошло.

ФРЕНКИ. Никогда не пройдет.

ДЖОННИ. Прошло, прошло. От поцелуя.

ФРЕНКИ. Ты кто? Мой ангел-хранитель?

ДЖОННИ. Как и все хорошие люди.

ФРЕНКИ. Я тоже мечтала о счастливой жизни, как ты догадываешься.

ДЖОННИ. Догадываюсь.

ФРЕНКИ. О настоящем мужчине, о семье, о детях... Это из-за него я не могу иметь детей.

ДЖОННИ. Но он ушел из твоей жизни. Появился я. Торопись с решением, уже светает. А то я превращусь в тыкву.

ФРЕНКИ (смотрит в сторону окна). Светает! (Подходит к окну).

ДЖОННИ. Как ты красиво смотришься.

ФРЕНКИ. При свете восходящего солнца я видела только одного человека. Старшекурсника. На выпускном балу познакомились.

ДЖОННИ подходит к окну. Оба стоят и смотрят в окно, наблюдая за восходом солнца.

Звали его Джонни ди Корсо, но в колледже его прозвали «Вонючкой». (Прижимает к груди руку ДЖОННИ и продолжает смотреть в окно). Был он на голову ниже меня и невзрачный такой. Но меня больше никто не приглашал. Я подумала: «Пусть он, какая разница?» И вся тряслась. И вот представь себе, этот парень оказался потрясающим танцором. Мы танцевали мамбу, твист, все-все. И быстрые танцы. У всех челюсти так и отвисли. А потом мы пошли к озеру встречать восход солнца. И он сказал мне, что придет день, и он будет танцевать на большой сцене. Не знаю, сбылась ли его мечта.

ДЖОННИ (обнимает ее, увлекая в медленном танце). Похоже, это твоя судьба — встречать восход с парнями по имени «Джонни».

ФРЕНКИ. А у тебя прозвище есть?

ДЖОННИ. Да откуда. Для этого надо быть или очень популярным, или очень непопулярным.

ФРЕНКИ. Я дам тебе прозвище.

Молча танцуют. Тихо, если не считать музыку Шостаковича, но они не вслушиваются в нее.

Может, тебе это не понравится, но танцуешь ты ужасно.

ДЖОННИ. Покажи, как надо.

ФРЕНКИ. Вот так.

ДЖОННИ. Так?

ФРЕНКИ. Уже лучше.

ДЖОННИ. Из тебя выйдет прекрасный учитель. (Напевает себе под нос).

ФРЕНКИ. А это что такое?

ДЖОННИ. Из мюзикла одного, «Бригадон» называется.

ФРЕНКИ. Какого там мюзикла. При чем тут «Бригадон»? Это вообще ни на что не похоже.

Танцуют.

(Начинает напевать). Вот это из «Бригадона». Как можно заводить детей в такой маленькой квартирке?

ДЖОННИ. Разве?

ФРЕНКИ. А у тебя большая?

ДЖОННИ. Еще меньше. А семья у нас получится что надо. Самая счастливая.

ФРЕНКИ. А в это время года всегда светает так быстро?

ДЖОННИ. Угу. Солнцу не терпится осветить нас своими лучами.

ФРЕНКИ. Чушь собачья, прошу прощения за мой французский.

ДЖОННИ. Целый день можешь отсыпаться.

ФРЕНКИ. А ты что будешь делать в это время?

ДЖОННИ. На тебя смотреть.

ФРЕНКИ. С тебя станется. Только не это. Я тогда глаз не сомкну.

ДЖОННИ. Откуда ты знаешь?

ФРЕНКИ. Лежала я в больнице по поводу своего желчного пузыря, а моя соседка по палате как уставится на меня, так и смотрит целый день. Заставила их предоставить мне отдельную палату, за полцены. Ну что, доволен моей историей?

ДЖОННИ. Угу.

ФРЕНКИ. И все-таки ты чокнутый.

ДЖОННИ. Да я просто счастливый!

ФРЕНКИ. И куда ты возьмешь меня с собой?

ДЖОННИ. На Луну.

ФРЕНКИ. Снова старушка-Луна?

ДЖОННИ. Только в этот раз на обратную ее сторону.

Танцуют медленный танец. ДЖОННИ увлекает ее на постель. Комната быстро заливается солнечным светом.

ФРЕНКИ. Если ты не превратишься в тыкву, то тогда в кого?

ДЖОННИ. Сама думай. (Нежно целует ее).

ФРЕНКИ. Сейчас подумаю. (Встает и быстро проходит в ванную).

ДЖОННИ выключает свет. Собирается опустить шторы, но, раздумав, поднимает их еще выше. Он стоит, залитый солнечным светом. Музыка умолкает. ДЖОННИ быстро подходит к радио и прибавляет громкости. Звучит голос ДИКТОРА.

ГОЛОС ДИКТОРА. Пока в операторской перематывается пленка, я прощаюсь с вами. Это была передача «Музыка до рассвета в компании с Марлоном». А Френки и Джонни так и не выходят у меня из головы. Если меня только не разыграли. Может, я чокнутый, но я еще верю в настоящую любовь. А иначе какого черта я торчу здесь в такое время? Ладно, лунатики, кем бы вы там ни были, вот вам «на бис».

Звучит «Лунный свет» Дебюсси. ДЖОННИ садится и слушает. Заливается слезами счастья. Поворачивается к выходящей из ванной ФРЕНКИ. Она чистит зубы.

ДЖОННИ. Снова нашу музыку поставили.

ФРЕНКИ. А название сказали?

ДЖОННИ. А зачем оно? Идешь в музыкальный магазин и говоришь: «Мне самую красивую музыку»...

ФРЕНКИ. Ну и всучат нам «Звуки музыки», вот увидишь! Будешь зубы чистить? (Указывает пальцем на ванную, делает шаг в сторону).

ДЖОННИ проходит мимо нее в ванную.

Не волнуйся. Щетка там новая. (Продолжая чистить зубы, подходит к окну и смотрит в него). А ты малиновок видел? (Слушает музыку). Вот это жизнь. (Садится на кровать, слушает музыку, продолжая чистить зубы. Млеет от удовольствия). М-м-м-м-м!

ДЖОННИ выходит из ванной. Он тоже чистит зубы.

ДЖОННИ. Чей-то халат надел, но чей, мне все равно.

ФРЕНКИ. Ш-ш-ш. (Она вся в музыке).

ДЖОННИ. Паста с фтором была бы лучше.

ФРЕНКИ. Ш-ш-ш!

ДЖОННИ. Против кариеса.

ФРЕНКИ. Ну, Джонни!

ДЖОННИ садится рядом с ней. Оба чистят зубы и слушают музыку. Так и сидят на постели, занимаясь зубами и слушая Дебюсси, до полного затемнения.

Занавес.