Оливер Голдсмит

 

«Ночь ошибок»

 

 

 

 

 

 

Действующие лица:

Сэр Чарлз Марло.

Молодой Марло, его сын

                                                   Хэстингс, друг Марло.

Хардкасл.

Мисс Кэт Хардкасл, его дочь.

Миссис Хардкасл, его жена.

Тони Ламкин, ее сын.

Мисс Нэвилл, ее племянница.

Пимпль, служанка.

Стинга, трактирщица.

                                                 Собутыльники и слуги:

                                                            Диггори.  

Роджер.

                                                              Томас.

Джереми.

Сиамские близнецы.

 

 

  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                     

 

    ДЕЙСТВИЕ     ПЕРВОЕ

Комната, обставленная на старинный лад. Входят  миссис   Хардкасл    и   мистер Хардкасл.

Миссис Хардкасл. Странный вы человек, мистер Хардкасл, клянусь! Да кроме нас во всей Англии нет никого, кто хотя бы изредка не съездил в столицу, чтобы стереть с себя ржавчину! Взгляните-ка на обеих мисс Хоггс и нашу соседку миссис Григсби — они каждую зиму трутся там по месяцу и наводят на себя лоск!

Хардкасл. Воистину! И возвращаются с запасом тщеславия и жеманства на целый год. Почему это Лон­дон не держит своих дураков взаперти, удивляюсь! В мое время столичные сумасбродства ползли к нам, как улит­ка, а нынче они летят быстрее дилижанса.

Миссис Хардкасл. О да, ваше время было и впрямь превосходное время; вы твердите нам об этом уже не первый год. То-то мы живем в старой развалине, которая смахивает на гостиницу, с той разницей, что ни­кто в нее не заезжает. Более интересных посетителей, чем старуха Одфиш, жена приходского священника, и ма­ленький Крипплгейт , хромой учитель танцев, — у нас не  бывает,   а   наше   единственное   развлечение — ваши старинные анекдоты о принце Евгении и герцоге Мальборо.  Ненавижу этот старомодный вздор!

Хардкасл. А я люблю. Я люблю все, что старо: старых друзей, старые времена, старые обычаи, старые книги, старые вина, и, мне кажется, Дороти (берет ее за руку) вы не будете отрицать, что я всегда очень любил свою старую жену.

Миссис Хардкасл. О господи, мистер Хардкасл, вечно вы носитесь со своей Дороти и своими старыми женами.  Я ведь моложе, чем вы меня выстав­ляете, и не на один год... Прибавьте к двадцати два­дцать — что получится?

Хардкасл. Сейчас подсчитаем: к двадцати приба­вить двадцать — ровно пятьдесят семь.

Миссис Хардкасл. Неправда, мистер Хардкасл; мне было всего двадцать, когда я родила Тони от ми­стера Ламкина, моего первого мужа; а Тони еще не достиг сознательного возраста.

Хардкасл. И никогда не достигнет, могу пору­читься. Славную выучку он прошел у вас!

Миссис Хардкасл. Это неважно. У Тони Лам­кина приличное состояние. Моему сыну не придется за­рабатывать на жизнь какими-то знаниями. Думаю, свои полторы тысячи в год он сумеет истратить и без особых знаний.

Хардкасл. Да какие у него знания! Просто смесь всяких проделок и озорства.

Миссис Хардкасл. Такой уж у него нрав, до­рогой мой. Право, мистер Хардкасл, согласитесь, что у мальчика есть чувство юмора.

Хардкасл. Я скорее соглашусь окунуть его в пруд. Если сжигать башмаки лакея, пугать служанок и му­чить котят почитается юмором, тогда, конечно, юмор у него есть. Не далее как вчера, он привязал мой парик к спинке стула, и когда мне надобно было встать, чтобы отвесить поклон, я ткнулся лысиной прямо в лицо миссис Фризл.

Миссис Хардкасл. Но разве это моя вина? Бедный мальчик всегда был слишком болезненным, чтобы преуспевать в науках. Школа была бы для него погибелью. Когда   он   немного   окрепнет,   почем   знать,                                  может быть, год-другой занятий латынью и принесет ему пользу...

Хардкасл. Ему — латынь? Что мертвому при­парки... Нет, нет; трактир и конюшня — вот единствен­ные школы, которые он когда-либо будет посещать.

Миссис Хардкасл. Во всяком случае, мы дол­жны сейчас щадить мальчика — боюсь, что ему не суж­дено долго жить среди нас... Да по его лицу сразу видно, что он чахоточный.

Хардкасл. Несомненно, если чрезмерная толщи­на — один  из  признаков чахотки.

Миссис Хардкасл. Он иногда покашливает.

Хардкасл. Да, если виски попадает ему не в то горло.

Миссис Хардкасл. Я вправду опасаюсь за его легкие.

Хардкасл. Я тоже, уверяю вас; ведь он порою гор­ланит, как иерихонская труба.

Тони за  сценой  громко подражает крику охотника.

А-э, да вот и он... поистине чахоточное создание.

Входит  Тони.

Миссис Хардкасл. Тони, куда ты идешь, радость моя? Не побалуешь ли нас с отцом своим обществом, душенька?

Тони. Некогда, матушка; я не могу остаться.

Миссис Хардкасл. Лучше бы тебе не выходить из дому в такой сырой вечер, мой дорогой; ты ужасно выглядишь.

Тони. Я вам сказал, что не могу остаться. Меня уже ждут в «Трех голубях». Сегодня мы там сможем славно позабавиться.

Хардкасл. Вот, вот, трактир, насиженное местеч­ко, — так я и думал.

Миссис Хардкасл. Низкое, недостойное сбо­рище!

Тони. Не такое уж низкое. Там будут Дик Маггинз, сборщик налогов, Джек Слэнг, коновал, ма­ленький Аминадаб, который крутит шарманку, и Том Твист, что жонглирует оловянными блюдами.

Миссис Хардкасл. Прошу тебя, дорогой мой, ну, обмани их ожидания хоть на этот вечер.

Тони. Обмануть их ожидания мне ничего не стоит, но чего ради мне обманывать свои ожидания?

Миссис Хардкасл (удерживая его). Ты не пой­дешь.

Тони. Нет, пойду.

Миссис   Хардкасл. Не пойдешь, слышишь?

Тони.   Увидим, кто сильнее - вы   или   я.    (Уходя, тянет ее за собой.)

Хардкасл. Эта парочка только портит друг друга! Но в наш век все словно сговорились гнать долой бла­горазумие и скромность. Взять хотя бы мою красавицу Кэт. Нынешние моды и ее успели заразить. Прожив года два в столице, она пристрастилась к тюлю и француз­ской мишуре не меньше, чем самые светские из лондон­ских дам.   

Входит Кэт.

Да благословит тебя небо, моя прелесть! Как всегда нарядна, точно напоказ, моя Кэт. Боже ты мой! Сколько же на тебе накручено лишнего шелка, девочка! Никак не втолковать нынешним тщеславным глупцам, что на деньги, которые они тратят на всякие оборочки, можно, было бы одеть всех бедняков.

Кэт. Вы знаете наш уговор, сэр. Вы отдаете мне утро, чтобы я могла принимать гостей и делать визиты, одеваясь по своему вкусу; а вечером я надеваю домашнее платье, чтобы угодить вам!

Хардкасл. Не забывай, что я настаиваю на усло­виях нашего уговора; кстати, мне, видимо, представится случай испытать твое послушание нынче же вечером.

Кэт. Извините меня, сэр, не по­нимаю я ваших обиняков.

Хардкасл. Тогда изволь, скажу напрямик, Кэт, — именно сегодня я ожидаю из столицы молодого джентль­мена, которого я выбрал тебе в мужья. Я получил пись­мо от его отца; он сообщает мне, что его сын уже отпра­вился в путь, и сам он надеется в самом скором времени последовать за ним.

Кэт. Неужто? Жаль, что я не узнала об этом заранее. Помилуй бог, как же мне вести себя? Тысяча против одного, что он мне не понравится; наша встреча будет так церемонна и так похожа на деловую что мне трудно будет питать к нему дружбу или ува­жение.

Хардкасл. Я не намерен влиять на твой выбор, дитя мое, будь покойна; но мистер Марло, на котором я остановился, сын моего старого друга, сэра Чарлза Марло; я часто тебе о нем рассказывал. Молодой джентльмен получил прекрасное образование и его про­чат на государственную службу. Говорят, что он весьма просвещенный человек.

Кэт. В самом деле?

Хардкасл. Очень щедрый.

Кэт. Думаю, что он мне понравится.

Хардкасл. Он молод и храбр.

Мисс Хардкасл. Я уверена, что он мне понра­вится.

Хардкасл. И очень хорош собой.

Кэт. Батюшка, можете не продол­жать (целует отцу руку), он мой; я выйду за него.

Хардкасл. И в довершение всего, Кэт, это один из самых застенчивых и скромных молодых людей.

Кэт. О-о, вы снова охладили меня.... Это слово «скромный» зачеркнуло все его другие совер­шенства. Говорят, скромные женихи превращаются в рев­нивых мужей.

Хардкасл. Напротив, скромность редко гнездится в душе, не обогащенной и другими, более высокими до­бродетелями. Именно эта его черта поразила меня.

Кэт. Право, у него должны быть более примечательные черты, чтобы увлечь меня. Однако ж, если он и впрямь так молод, так хорош собой и обладает всеми названными достоинствами, я полагаю, он все же подойдет мне. Я, пожалуй, выйду за него.

Хардкасл. Да, Кэт, но тут может возникнуть дру­гое препятствие. Столь же вероятно, что он сам не захо­чет жениться на тебе.

Мисс Хардкасл. Батюшка, дорогой, зачем же вы так уничижаете меня? Что ж, если он откажется, я не дам ему разбить мне сердце своим равнодушием, а сама разобью   свое   зеркало,  чтобы   оно   не  льстило  мне попусту,  переделаю шляпку на  более модный  фасон и буду искать себе менее требовательного вздыхателя.

Хардкасл. Мужественное решение! Но я сейчас пойду распоряжусь насчет приема. У нас так редко бывают гости, что наших слуг надобно муштровать, как новобранцев перед первым смотром.  (Уходит.)

Мисс Хардкасл (одна). О боже, как меня взвол­новала эта новость! Молодой, красивый;  батюшка упо­мянул это в последнюю очередь, а я ставлю на первое место. Рассудительный, добрый — все это мне нравится. Но зато скромен и чересчур робок — это говорит против него. А нельзя ли излечить его от робости, научив гордится своей женой? Да, и нельзя ли мне... Однако же я  распоряжаюсь мужем, не успев заручиться женихом.

Входит мисс   Невилл.

Вот хорошо, что ты пришла, милочка. Скажи мне, Констенс, как я нынче выгляжу? Ты не замечаешь во мне  чего-нибудь странного? Как по-твоему, хороша я сегодня, душа моя? А как мое лицо?

Мисс Нэвилл. Все превосходно, дорогая. Но если приглядеться... помилуй бог, уж не случилось ли чего с канарейками или золотыми рыбками? Не напроказил ли с ними твой братец или кот? Или ты только что чи­тала слишком чувствительный роман?

Кэт. Нет; ты не угадала. Мне угро­жают... едва могу вымолвить... мне угрожают женихом

Мисс Нэвилл. И его зовут?

Кэт. Марло.

Мисс Нэвилл. Неужто?

Кэт. Сын сэра Чарлза Марло.

Мисс Нэвилл. Но ведь это же самый близкий друг мистера Хэстингса, моего поклонника! Они никогда не расстаются. Ты, наверно, видала его, когда мы жили в Лондоне.

Кэт. Ни разу.

Мисс Нэвилл. Очень своеобразный человек, уве­ряю тебя.   В обществе   порядочных   и   добродетельных женщин он самый скромный человек на свете; но те, кто его  знают,  говорят,   что  он  становится  совсем  другим среди  женщин  иного  сорта — понимаешь?

Кэт. Поистине странный характер. Трудно мне будет с ним справиться. Что же мне делать? Э! не будем больше думать о нем; положимся на счаст­ливый случай. Но как твои сердечные дела, дорогая? Матушка все еще ухаживает за тобой, стараясь для моего братца Тони?

Мисс Нэвилл. У нас только что был приятнейший tete-a-tete. Она наговорила мне тысячу нежных слов и выставляла свое драгоценное чудовище верхом совер­шенства.

Кэт. Она так пристрастна к нему, что сама в это искренне верит. Да и такое состояние, как твое, тоже немалый соблазн. К тому же она одна распо­ряжается им, и не удивительно, что ей не хочется выпускать его из семьи.

Мисс Нэвилл. Состояние, подобное моему, — большей частью одни драгоценности, — не столь уж большой соблазн. Но, во всяком случае, если мой лю­безный Хэстингс останется мне верен, я не сомневаюсь, что под конец окажусь для тетушки слишком крепким орешком. Тем не менее я позволяю ей воображать, будто я влюблена в ее сынка; ей и в голову не приходит, что мое сердце отдано другому.

Кэт. Мой милый братец держится стойко. Я готова полюбить его за то, что он тебя так ненавидит.

Мисс Нэвилл. В сущности, он вполне безобидное создание, и я уверена, что он будет рад, если я выйду за кого угодно, лишь бы не за него. Никак это звонит тетушка? Пора идти на нашу вечернюю прогулку во­круг поместья. Allons2! Надо набраться мужества, по­скольку наши дела находятся в столь критическом положении.

Кэт. Как жаль, что еще нельзя ска­зать; «День прошел благополучно, так ложись спокойно спать».

 

 

Комната в трактире.

Несколько   человек   весьма    потрепанного   вида   сидят   за столом, пьют пунш и курят.   Тони   сидит во главе стола, немного выше  остальных;   в  руке  у  него деревянный   молоток.

Все. Ура! Ура! Ура! Браво!

1 -й собутыльник. А теперь, джентльмены, тихо — слушайте песню. Сквайр  сейчас пустит с молотка песню!

Все. Да, песню! Песню!

Тони. Тогда я спою вам, джентльмены, песню, кото­рую я сложил про наш трактир «Три голубя».

ПЕСНЯ

Пусть школьный учитель, как дятел,

Долбит на уроках латынь,

Но, право, для тех, кто не спятил.

Наука горька,  как полынь.

Склоненье,  спряженье,   сложенье,—

В них проку немного, клянусь;

В  бочонке — мое  просвещенье,

А умник — глупее, чем гусь.

Тарам-тататам-тататам.

 

Твердят нам ханжи-попугаи,

Что пьянствовать очень грешно,

Но я, джентльмены, считаю, —

Грехи отмывает вино.

Ханжам наполняет карманы

Лишь тот,  кто доверчив и прост,

 А я, даже вдребезги  пьяный,

К ним в сеть не полезу, как дрозд.

Тарам-тататам-тататам.

 

Мы с вами,  друзья,  не  вороны,

Сквозь кружку мы смотрим  на  мир;

Когда  раздобудем  полкроны,

Спешим без оглядки в трактир.

Три  Голубя — славные птицы —

Не знают забот и скорбей;

Тут можно всю  ночь веселиться, —

Так выпьем за Трех Голубей!

Тарам-тататам-тататам.

 

Все. Браво! Браво!

1-й   собутыльник.   У сквайра есть огонек!

2-й собутыльник. Люблю слушать, как он поет, — никогда он не поднесет чего-нибудь низкого!

3-й собутыльник. черту все низкое — не тер­плю ничего низкого.

4-й собутыльник. Благородная штучка всегда будет благородной штучкой, лишь бы ее преподнес на­стоящий джентльмен...

3-й собутыльник. Что правда, то правда, ма­стер Маггинз. Хоть мне и приходится водить на цепи медведя, это не мешает мне быть джентльменом. Отра­виться мне этим пуншем, если мой медведь будет когда-либо плясать под менее благородную музыку, чем «Умчались воды...» или менуэт из «Ариадны»

2-й собутыльник. Как жаль, что сквайр еще не вправе распоряжаться своими деньгами. Вот было бы житье для всех трактирщиков в нашей округе!

Тони. Верно! Так оно и будет, мастер Слэнг. Я бы показал, что значит всегда подбирать себе отменную компанию!                                                                                     2-й собутыльник. Весь в отца! Да уж, старый сквайр Ламкин был лучшим джентльменом из всех, кого я знавал! Когда он выводил рулады на охотничьем роге или рыскал по кустам за зайцем либо за девчонкой — никто не мог с ним сравняться. Так у нас и говорили, что у него лучшие лошади и собаки во всем графстве!

Тони. Еще бы! А уж после совершеннолетия я его имени не посрамлю, клянусь вам! Я и так подумываю, не начать ли мне с Бет Баунсер и не купить ли мне серую кобылу мельника... Да вы пейте, друзья, и веселитесь — ведь вам платить не придется... Что там такое Стинга                                                     Входит   хозяйка   трактира.

Трактирщица. К нам подъехали два джентльмена в почтовой карете. Они сбились с дороги в лесу и толкуют что-то о мистере Хардкасле.

Тони. Ручаюсь, что один из них тот самый джентль­мен, который должен приехать свататься к моей сестре. Похожи они на лондонцев?

Трактирщица. Пожалуй, похожи. Они удивитель­но смахивают на французов.

Тони. Тогда предложи им пройти сюда, я им мигом укажу дорогу.

Трактирщица   выходит.

Вот уж полгода, как отчим обзывает меня мальчишкой и щенком. Но теперь я могу, если только пожелаю, отомстить старому брюзге. И все же я боюсь... а чего боюсь? У меня скоро будет полторы тысячи годового дохода пусть он тогда попробует запугать меня!

Трактирщикца  вводит  Марло   и   Хэстингса.

Марло. Какой неудачный, утомительный день!  Нам сказали, что придется проехать всего сорок миль, а на деле вышло более шестидесяти.

Хэстингс. И всему виной твоя непонятная застенчивость, Марло. Надо было почаще справляться о дороге.

Марло. Признаюсь, Хэстингс, что я не очень-то люблю одолжаться у первого встречного... да еще с риском получить грубый ответ!

Хэстингс. А сейчас мы, видимо, не получим ника­кого ответа.

Тони. Прошу прощенья, джентльмены. Мне сказали что вы справлялись о некоем мистере Хардкасле, живущем в этих краях. Вы знаете, где вы находитесь?

Хэстингс. Не имеем ни малейшего понятия, сэр, но будем вам весьма признательны за разъяснение.

Тони. А каким путем вы сюда ехали, вам тоже неизвестно?

Хэстингс. Нет, сэр, но если вы можете сообщите нам...

Тони. Ну, джентльмены, если вы не знаете, ни куда вы едете, ни где вы находитесь, ни как вы сюда при­ехали, первое, что я могу вам сообщить, — вы сбились с пути!

Марло.  Это  мы  понимаем  и  без  посторонней помощи!

Тони. Скажите, джентльмены, могу я узнать у вас, откуда вы прибыли?

Марло. А разве вы без этого не можете указать нам дорогу?

Тони. Прошу не обижаться; но ответить вопросом на вопрос вполне справедливо, как вам известно. Ска­жите, джентльмены, Хардкасл — это не тот старомод­ный, чудаковатый, сварливый старик с безобразным ли­цом у которого есть дочь и красавец сын?

Хэстингс. Мы никогда не видели этого джентль­мена, но его семья именно такова, как вы упомянули.

Тони. Дочь — высокая, развязная, неряшливая, болтливая дылда, похожая на майский шест, а сын — красивый, благовоспитанный, приятный молодой человек, всеобщий любимец?

Марло. Наши сведения не совпадают. Про дочь говорят, что она отменно воспитана и хороша собой, а про сына — что он неуклюжий дурень, избалованный маменькин сынок!

Тони. Х-м... х-м... Тогда, джентльмены, могу лишь сказать, что вам, пожалуй, нынче вечером до мистера Хардкасла не добраться.

Хэстингс. Экая незадача!

Тони. Дорога чертовски длинная, темная, болоти­стая, грязная и небезопасная! Стинга, покажи джентль­менам дорогу к мистеру Хардкаслу! (Подмигивая трак­тирщице.) К тому мистеру Хардкаслу, что живет у Глу­бокой топи, поняла?

Трактирщица. К мистеру Хардкаслу? Боже мило­стивый, да вы совсем не в ту сторону поехали! Когда вы спустились с холма, вам надобно было свернуть на Бо­лотный проселок.

Марло. Свернуть на Болотный проселок!

Трактирщик. А затем ехать все прямо, до пере­крестка четырех дорог!

Марло.  Доехать  до  того  места,  где  встречаются четыре дороги!

Тони. Эге, но ехать дальше только по одной из них!

Марло. Да вы шутник, сэр!

Тони.  А  затем, держась правой  стороны, поехать наискосок, пока не доберетесь до Разбойничьей пустоши; там вам надобно не прозевать колею, а найдя ее, ехать по ней до амбара фермера Маррена . От амбара нужно повернуть направо, затем налево, затем опять направо пока не разыщете старую мельницу.

Марло. Тьфу ты! Да нам легче было бы определить долготу!

Хэстингс.   Что же делать, Марло?

Марло. В этом трактире нам вряд ли будет хорошо, но, может быть, хозяин сумеет все же устроить нас поудобнее.

Трактирщица. Увы, сэр, но у нас на весь дом только  одна  свободная  кровать.

Тони. И насколько мне известно, она уже занята тремя  постояльцами.   (После паузы,  во  время которая все находятся в полной растерянности.) Придумал! Как ты полагаешь, Стинга,   не   сумеет ли   хозяйка   устроить, джентльменов у камина, на... трех стульях и подушке?

Хэстингс. Терпеть не могу спать у камина!

Марло. И слышать не хочу про ваши три стула и подушку!

Тони. Не хотите?.. Тогда, скажем... а что, если в проедете на милю дальше, в «Оленью голову»?  Старую «Оленью голову» на холме, одну из лучших гостиниц в графстве?

Хэстингс. О! Значит, мы хоть на этот вечер сможем избежать приключений!

Трактирщица. (в сторону, к Тони). Неужто вы посылаете их в дом вашего отца, будто в гостиницу?

Тони. Помалкивай, дура. Пусть сами во всем распутываются!   (К Марло   и Хэстингсу.)   Поезжайте   все прямо, пока не доедете до большого старого дома у самой дороги. Вы увидите там над входом пару больших рогов. Это и есть вывеска. Въезжайте во двор зовите кого-нибудь погромче!

Хэстингс. Очень вам обязаны, сэр. Слуги не собьются с пути?

Тони. Нет, нет; только имейте в виду, что хозяин разбогател и собирается уйти на покой, поэтому он желает, чтобы его считали джентльменом, не в обиду будет сказано, хе-хе-хе! Он станет навязывать вам свое общество, и, право, если вы станете его слушать, он сумеет убедить вас, что его матушка была олдермэном, а тетушка – мировой судьей.

Трактирщица.  Да  уж,  надоедливый  старикашка, это верно. Но ужин и постели у него не уступят лучшим в округе.

Mарло. Пусть он нам их предоставит, а больше нам от него ничего не понадобится. Значит, мы должны свер­нуть направо, вы сказали?

Тони. Нет, нет, все прямо. Да я сам выйду с вами провожу вас  немного.   (Трактирщице.)    Помалкивай!

Трактирщица.   Экий   вы  славный  и  вежливый…. у-у, зловредный пакостник, беспутное отродье!

 

 

ДЕЙСТВИЕ  ВТОРОЕ

Старинный дом.  Входит   Хардкасл,   за   ним   несколько    неуклюжих слуг

Хардкасл. Ну, я надеюсь, что вы будете отменно прислуживать за столом, не зря же я битых три дня натаскивал вас. Все знают, кому где стоять и что делать? Полагаю, вы сможете доказать, что привыкли к хорошему обществу, хоть никогда и не выезжали в столицу.

Все. Точно так!

Хардкасл. А когда гости приедут, то нечего удирать из комнаты да пялить глаза из дверей, а потом бегать взад и вперед, как перепуганные кролики.

Все. Никак нет!

Хардкасл. Ты, Диггори, хоть ты  и  работал на гумне, теперь будешь красоваться у буфета. Ты, Роджер до сих пор ходил за плугом, а теперь будешь стоять за моим стулом.   Но   не так, как сейчас,   заложив   руки в карманы.  Вынь руки   из карманов,   Роджер,   да не скреби  себе  затылок,  чурбан  ты этакий!    Смотри,  как Диггори держит руки. Правда, их будто судорогой у не свело, но это не беда.

Диггори.   Да,    погляди,    как    я    их   держу. Я научился держать их так, когда проходил сбор в ополчении.   А   когда меня  взяли на  учебный   сбор,   понимаешь...

Хардкасл.  Не  болтай  так  много, Диггори.  Все внимание гостям, понял? Слушай, как мы разговариваем, сам и не думай болтать; смотри, как мы пьем, а сам и думай о выпивке; смотри, как мы едим, а сам и не думай об еде.

Диггори. Это никак невозможно, ваша милость, честное слово. Стоит только Диггори увидать, как едят, уж ему и самому охота съесть кусочек!

Хардкасл. Вот дубина! Да ты в кухне набьешь себе живот ничуть не хуже, чем в столовой. Умерь свой аппетит этим рассуждением.

Диггори. Покорно благодарю, ваша милость, по­стараюсь умерить его в кладовой куском холодной го­вядины.

Хардкасл. Диггори, ты слишком много разгова­риваешь. — Далее, если я скажу что-нибудь остроумное или расскажу за столом хороший анекдот, вы не должны все прыскать со смеху, словно вы тоже в числе гостей.

Диггори. Тогда уж, ваша милость, не рассказы­вайте историю о старой куропатке и оружейной комна­те, — тут мне от смеха не удержаться... хе-хе-хе! — ни­как, хоть убей! Мы все двадцать лет над ней потешаем­ся... ха-ха-ха!

Хардкасл. Ха-ха-ха! Да, анекдот изрядный. Что ж, Диггори, честный малый, можешь над ним посмеяться... но все же не забывай внимательно прислуживать. Пред­положим, кто-то из гостей попросит стакан вина, что ты будешь делать? Бокал вина, сэр, прошу вас... (к Дигго­ри) — эй, что же ты стоишь?

Диггори. Ваша милость, ей-ей, я всегда робею,  пока не принесут на стол чего поесть и попить — вот  тогда я храбрый, как лев!

Хардкасл. Что ж, никто так и не пошевелится?

1-й слуга. Мне приказано не сходить с этого места.

2-й слуга. Мне тоже не положено двигаться.

3-й слуга. А мне и подавно.

Диггори. И мне уж никак, черт подери!

Хардкасл. Олухи вы этакие! Значит, пока вы, по примеру господ, будете спорить, кому что положено де­лать, гости должны умирать с голоду? Ах вы, тупые башки! Оказывается, я должен начинать все сначала! Что это?   Не карета ли въехала во двор?   По местам, дурни. А я пойду, — надо радушно встретить у дверей сына своего старого друга.  (Уходит.)

Диггори. Черт побери, совсем забыл, где мне положено стоять!

Роджер. Я только знаю, что должен поспевать всюду.

1-й слуга. Где же мое место?

2-й слуга. А мне нигде не положено быть; вот я  займусь своими делами.

Слуги испуганно мечутся в разные стороны   и в конце концов разбегаются.    Входит слуга со  свечами,    за    ним    Марло и Xэстингс.

Слуга.   Добро    пожаловать,   джентльмены,  добро пожаловать. Сюда, прошу вас. (Выходит.)

Xэстингс. После всех сегодняшних неудач, Чарлз добро пожаловать в чистую комнату, к жаркому огню! Дом выглядит отменно, ей-богу, — весьма старинный, но вызывает доверие.

Mapло. Обычная судьба больших, барских, домов. Вначале они разоряют старого хозяина большими расхо­дами на свое содержание, а потом приносят доходы но­вому, превратившись в гостиницу.

Хэстингс. Ты прав, а мы, приезжие, должны рас­плачиваться за всю эту пышность. Я частенько замечал как хороший буфет или мраморный камин хоть и не ставятся в счет, но зато чертовски раздувают его.

Марло. Путешественники, Джордж, должны рас­плачиваться повсюду; разница лишь в том, что в хоро­ших гостиницах переплачиваешь за роскошь, а в плохих  тебя все равно обирают и к тому же морят голодом.

Хэстингс. Ты ведь подолгу живал в них. По правде говоря,  я  часто удивлялся,  глядя  на  тебя. Ты так много странствовал по свету и все же, несмотря на свой природный здравый смысл и несмотря на то, что случай так часто благоприятствовал тебе, ты не смог приобрести столь необходимую в жизни уверенность.

Марло. Это недуг, свойственный всем англичанам. Но скажи мне, Джордж, где же я мог научиться самоуверенности, о которой ты говоришь? Моя жизнь протекала большей частью в колледже или в гостинице, в стороне от той прелестной части человечества, которая, собственно и учит мужчин уверенности в себе. Не знаю, был ли я когда-либо близко знаком хоть с одной скромной  женщиной, исключая мою матушку. Но с особами иного сорта, ты сам знаешь…

Хэстингс. Да, с ними ты смел до наглости...

Марло. Таковы они сами по отношению к нам.

Хэстингс. Но я еще не видывал, чтобы в обще­стве порядочных женщин кто-нибудь становился подоб­ным  идиотом,   подобным  трусом у  тебя  всегда  такой вид, будто ты только и ждешь возможности украдкой сбежать из комнаты.

Марло. Да ведь это потому, что я и впрямь стрем­люсь украдкой сбежать из комнаты. Право, я часто ре­шался пересилить себя и любой ценой начать непри­нужденную болтовню. Но — не знаю отчего — один лишь взгляд чьих-нибудь прекрасных глаз уничтожал всю мою решимость. Бесстыднику легко притвориться скром­ником, но будь я проклят, если скромный человек сумеет изобразить бесстыдство!

Хэстингс. Если б ты мог сказать им хотя бы половину тех приятных слов, которые ты расточал при мне буфетчице в трактире и даже служанкам, убирающим спальни в колледже...

Марло. Да не могу я, Джордж, говорить приятные слова порядочным женщинам; они меня леденят, я каме­нею перед ними от страха. Б книгах рассказывают вся­кие ужасы о кометах, об огнедышащих вулканах и про­чих безделицах, но для меня скромная женщина, во всей красе своих нарядов, самое страшное явление во вселен­ной.      

Хэстингс. Ха-ха-ха! Как же ты, друг мой, предпо­лагаешь жениться?

Марло. Я и не женюсь. А если и женюсь, то на ма­нер какого-нибудь короля или принца, который оказы­вает должные знаки внимания невесте через своего посла. Вот если б, по восточному обычаю, меня предста­вили жене, которую я раньше в глаза не видал, это еще было бы терпимо. Но пройти через все ужасы церемонии сватовства, со всякими тетушками, бабушками и кузи­нами, чтобы под конец выпалить в упор; согласны ли вы быть моей женой, мадам?  Нет, нет, право, это мне не  под силу.

Хэстингс.   Мне   жаль тебя. Но как же ты собираешься держать себя с леди, для встречи с которой прибыл сюда по настоянию своего отца?

Марло. Так же, как со всеми другими дамами. Кланяться весьма низко, отвечать «да» или «нет» на все вопросы... Что до остального, вряд ли я осмелюсь взглянуть ей в лицо раньше, чем увижу снова моего отца.

Хэстингс. Удивляюсь, как это человек, способный быть таким пылким другом, может быть так холоден в любви.

Марло.   Если   хочешь   знать,   любезный   Хэстингс, главной   причиной  моего   приезда   сюда   было   желание помочь  устройству  твоего   счастья,   а   не   своего.   Мисс Нэвилл любит тебя, с ее семьей ты не знаком; в каче­стве моего друга ты можешь быть уверен в радушном приеме, а остальное — пусть подскажет тебе твоя честь

Хэстингс. Дорогой мой Марло! Однако ж я сдержу свои чувства. Если б я был негодяем, пытающимся низким  способом  заполучить  невесту с состоянием, ты был  бы  последним,  к кому я  обратился  бы за  содействием. Но мне нужна лишь сама мисс Нэвилл, а она моя — как с согласия ее покойного отца, так и по собственной склонности.

Марло. Счастливец! У тебя есть талант и уменье пленить любую женщину. А я обречен на то, чтоб обожать прекрасный пол и тем не менее беседовать лишь с той частью его, которую я сам презираю. Моя запинающаяся речь, моя нескладная, неказистая внешность  никогда не позволят мне иметь дело с кем-нибудь повыше начинающей белошвейки или герцогини из театра Дрюри-Лейн. Тьфу! этот человек не даст нам закончить беседу!

Входит   Хардкасл.

Хардкасл. Джентльмены, еще раз сердечно приветствую вас. Кто из вас мистер Марло? Добро пожаловать, сэр. Как видите, принимать друзей, стоя у камина, не в моем обычае. Я люблю радушно встречать на старинный манер у ворот. Я люблю сам проверять, позаботились ли об их лошадях и поклаже.

Марло.  (в сторону). Он уже узнал от слуг наши имена.   (Хардкаслу.)   Мы ценим  вашу   внимательность и гостеприимство, сэр.  (Хэстингсу.)  Я думаю, Джордж, нам не мешало бы утром сменить наше дорожное платье. Мне уже становится дьявольски стыдно за свою одежду.

Хардкасл. Прошу вас, мистер Марло, не цере­мониться в этом доме.

Хэстингс. Пожалуй, ты прав, Чарлз; первый ре­шительный натиск — и сражение наполовину выиграно! Я намерен открыть военные действия в белом с золотом.

Хардкасл. Мистер Марло... мистер Хэстингс... джентльмены, прошу вас не стеснять себя ничем. Это, так сказать, Зал свободы, джентльмены. Можете де­лать здесь все, что вам будет угодно.

Марло. И тем не менее, Джордж, если мы начнем кампанию слишком рьяно, нам может не хватить амуни­ции до ее окончания. Я намерен приберечь золотое ши­тье, чтобы обеспечить отступление.

Хардкасл. Ваши слова об отступлении, мистер Марло, напомнили мне о случае с герцогом Мальборо, когда он осадил крепость Денэн. Он начал с того, что предложил гарнизону...

Марло. Как ты полагаешь, золотистый жилет по­дойдет к гладкому коричневому камзолу?

Хардкасл. Он начал с того, что предложил гар­низону — а там было тысяч пять человек...

Хэстингс. Вряд ли: коричневое с желтым плохо сочетается.

Хардкасл. Итак, джентльмены, как я вам уже го­ворил, он предложил гарнизону — а там было тысяч пять человек...

Марло. Девушки любят все нарядное.

Хардкасл. Тысяч пять человек, изрядно снабжен­ных   провиантом,   оружием   и   прочим   военным   снаря­жением.    Ну-с, — говорит   герцог   Мальборо   Джорджу Бруксу, стоящему рядом с ним, — вы, вероятно, слыхали  о Джордже Бруксе, — я  готов  побиться об заклад на свое герцогство, что возьму эту крепость, не пролив и капли крови. И вот…

Марло. А что если вы дадите нам тем временем по стакану пунша, друг мой? Это поможет нам энергичнее провести осаду.

Хардкасл.   Пунша,   сэр?   (В сторону.)   Впервые встречаюсь с таким удивительным   проявлением скромности!

Марло. Да, сэр, пунша. Стакан горячего пунша после нашего путешествия, весьма подбодрит нас. Ведь это Зал свободы, как вы сами сказали.

Хардкасл. Могу предложить вам кэп, сэр.

Марло (в сторону). Этот человек в своем Зале свободы  намерен  давать   нам   только  то,   что  угодно  ему самому.

Хардкасл  (наливает кэп). Надеюсь, он придется вам по вкусу. Я сам, собственноручно, приготовил его, полагаю, что вы признаете его состав сносным. Не откажите в любезности чокнуться со мной, сэр. Пью за более близкое знакомство, мистер Марло! (Пьет.)

Марло (в сторону). Какова, однако ж, бесцеремонность! Но все же этот чудак забавен, доставим ему немного  удовольствия. (Хардкаслу.)  Ваш  слуга, сэр!(Пьет.)

Хэстингс (в сторону). Видимо, этот человек хочет навязать нам свое общество и, еще не научившись быть джентльменом, забывает, что он содержатель гостиницы.                                                                                                             Марло. Судя по вашему превосходному кэпу, старина, дела ваши в этой местности не столь плохи. Бывают, вероятно, горячие денечки, особливо во время выборов, а?

Хардкасл. Нет, сэр, я уже давно отказался от этого занятия. С тех пор, как наши знатные особы нашли способ избирать друг друга, нам, «торговцам элем», делать тут нечего.

Хэстингс. Стало быть, у вас нет склонности к политике, как я вижу?

Хардкасл. Ни малейшей. Было, правда, время когда меня тревожили ошибки правительства, но заметив, что сам я день ото дня становлюсь все раздражительнее, а правительство не становится лучше, я представил ему исправляться самому. С тех пор мне решительно все равно, кого изберут в парламент. Ваш покорнейший слуга, сэр!

Хэстингс. Что ж, ежели вам приходится есть на верху, пить внизу, принимать друзей в доме и развлекать их вне дома, вы, видимо, ведете отменно приятную деятельную жизнь.

Хардкасл. Да, хлопот у меня, несомненно много, половина разногласий в приходе улаживается в этой самой гостиной.

Марло (выпив свой бокал). И в вашем кэпе, мои старый джентльмен, у вас заключены более убедитель­ные доводы, чем все те, что приводятся в Вестминстер-Холле .

Хардкасл. Да, мой юный джентльмен, довод сильный, но прибавьте к  нему еще и  немного  философии.

Марло (в сторону). Впервые в жизни слышу о фи­лософии трактирщика!

Хэстингс. И вы, как опытный полководец, ата­куете их со всех сторон. Если вы почитаете их ум податливым, вы атакуете его своей философией, а если вы  находите, что ум у них отсутствует, вы атакуете их вот этим. Ваше здоровье, друг философ!

Хардкасл. Отлично, превосходно, благодарю! Ха-ха-ха! Возведя меня в полководцы, вы напомнили мне о принце Евгении, когда он сражался с турками под Белградом. Послушайте только...

Марло. Вместо битвы под Белградом, я полагаю, самое время потолковать об ужине. Что ваша философия приготовила сегодня на ужин?

Хардкасл. На ужин, сэр? (В сторону.) Обраща­лись ли когда-либо к человеку с подобным вопросом в его собственном доме?

Марло. Да, сэр, на ужин, сэр. У меня начинает разыгрываться аппетит. Сегодня я обещаю вам опусто­шить вашу кладовую.

Хардкасл. Такого бесстыдника я еще в жизни не видывал. (К Марло.) Что касается ужина, сэр, толком не могу вам ничего сказать. Моя Дороти и кухарка ре­шают это сами. Тут я им предоставляю полную свободу.

Марло. В самом деле?

Хардкасл. Да, полную свободу. Кстати, они, ка­жется, сейчас совещаются в кухне по поводу ужина

Марло. Тогда я попрошу их дозволить мне участ­вовать в тайном совете. Такова моя привычка. Когда я путешествую, то всегда предпочитаю сам составлять карту своего ужина. Распорядитесь позвать кухарку. Надеюсь, вы не обидитесь, сэр?

Хардкасл. О нет, сэр, ничуть; не знаю только, как это сделать — наша кухарка Бриджет не очень-то общительна в подобных случаях. Если мы пошлем за ней; она может всех нас выжить из дома своей бранью.

Хэстингс. Посмотрим тогда перечень содержимого вашей кладовой. Прошу об этом, как об одолжении, Я всегда приноравливаю свой аппетит к карте.

Марло (Хардкаслу, который смотрит на них с уди­влением). Он совершенно прав, сэр это и в моих пра­вилах.

Хардкасл. Вы вправе распоряжаться здесь, сэр, Эй, Роджер, принеси нам карту сегодняшнего ужина; она уже написана, я полагаю. — Ваше обыкновение, ми­стер Хэстингс, напоминает мне о моем дядюшке, полковнике Уоллопе. Он, бывало, говорил, что никто не может быть спокоен за свой ужин, покуда не съест его.

Хэстингс. (в сторону).  Все на благородный лад! Его дядюшка — полковник!  Скоро мы услышим о том, что его матушка была мировым судьей! Но давайте-ка  почитаем карту.

Марло (разглядывая меню). Что тут есть? На первую перемену; на вторую перемену; на десерт. Чорт возьми, сэр, вы полагаете, мы прихватили с собой всю лондонскую гильдию плотников или всех бедфордских выборщиков, чтобы съесть подобный ужин? Два или три легких блюда, чисто и аппетитно приготовленных,  и достаточно.

Хэстингс. Но ты все же прочти.

Марло (читает). Первая перемена начинается с поросенка под сливовым соусом.

Хэстингс. К чорту  вашего  поросенка, я вам говорю!

Марло. А я говорю — к чорту ваш сливовый coyс

Хардкасл. Однако же, джентльмены, для людей проголодавшихся поросенок под сливовым соусом — превосходная еда.

Марло. А под конец — телячий язык и мозги.

Хэстингс. Выбросьте-ка ваши мозги, дорогой сэр они мне не по вкусу.

Марло. Или можете вывалить их на отдельную тарелку.

Хардкасл. (в сторону). Я и вправду теряюсь от их нахальства.  (К, Марло и Хэстингсу.) Джентльмены, вы мои гости, вносите все угодные вам изменения. Есть еще что-либо, что вы желали бы отбросить или заменить, джентльмены?

Марло. А кроме того: свиной паштет, тушеный кролик, сосиски, слоеный пирог с мясом, бланманже и взби­тые сливки.

Хэстингс. Будь проклята ваша тонкая кухня. Я так же растеряюсь за вашим столом, как на обеде у французского посла, где подают жареных лягушек. Я- за простые блюда.

Хардкасл. Очень сожалею, джентльмены, что у меня нет ничего, что пришлось бы вам по вкусу, но если вы питаете к чему-либо особую склонность...

Марло. Право, сэр, ваша карта столь изысканна, что любая часть ее не уступит другой. Пришлите нам то, что сами пожелаете. На этом с ужином покончим. А теперь надо пойти проследить, чтобы наши постели были проветрены и согреты.

Хардкасл. Прошу вас, предоставьте все это мне. Вам не надобно хлопотать ни о чем.

Марло. Предоставить это вам! Уж вы извините меня, сэр, но я всегда сам забочусь об этом.

Хардкасл. А я настаиваю, сэр, чтобы вы были по­койны в этом отношении.

Марло. Я так решил, и так оно и будет. (В сторо­ну.) Вот уж докучливый человек — никогда подобного не встречал.

Хардкасл. И все же, сэр, я намерен хотя бы сопутствовать вам.  (В сторону.) Может быть, это и есть нынешняя скромность, но я не видал ничего более по­хожего на прежнее нахальство.

Марло   и   Хардкасл   выходят.

Хэстингс. (один). Предупредительность этого человека, право, становится надоедливой. Но как можно сердиться на внимательность, если она проявляется из желания угодить вам? — Ба! Что я вижу? Мисс Нэвилл, клянусь счастьем!

Входит  мисс   Нэвилл.

Мисс Нэвилл. Мой милый Хэстингс! Какой неожиданной удаче, какому случаю я обязана этой прият­ной встрече?

Хэстингс. Дозвольте лучше мне задать этот жэ вопрос — ведь я никак не мог рассчитывать, что встречу свою дражайшую Констэнс в гостинице.

Мисс Нэвилл. В гостинице! Вы ошибаетесь, здесь живет моя тетушка, мой опекун. Почему вы предполагаете, что этот дом гостиница?

Хэстингс. Нам — моему другу, мистеру Mapло с которым я прибыл сюда, и мне — указали на этот дом как на гостиницу, уверяю вас. Нас направил сюда один молодой человек, которого мы встретили неподалеку от сюда в трактире.

Мисс Нэвилл. Уж, конечно, это одна из выход моего многообещающего кузена, о котором я вам так часто рассказывала. Ха-ха-ха!

Хэстингс. Того самого, за которого вас прочит ваша тетушка? Того, кого я столь справедливо опасаюсь?

Нэвилл.  Право, вам незачем бояться его. Вы станете   обожать его, когда узнаете,  что он презирает меня всей душой. Моей тетушке это тоже известно и она решила сама ухаживать за мной, вместо него, она даже полагает, что одержала победу.

Хэстингс. Моя дорогая притворщица! Так знай же, Констэнс, милая, что я ухватился за эту счастливую возможность — поездку  моего друга, — чтобы  получить доступ в вашу семью. Лошади, доставившие нас сюда, утомились  от  путешествия,   но  они   скоро  отдохнут; и тогда, если моя дорогая девочка доверяет своему преданному Хэстингсу,  мы вскоре высадимся во  Франции там, будь ты даже рабом, никто не посмеет расторгнуть брачные узы.

Мисс  Нэвилл.  Я   много  раз  говорила  вам, хоть  и  рада   вам   повиноваться,   но  все  же   мне  жаль оставлять тут свое маленькое состояние. Большую часть его  я  унаследовала  от дядюшки,  директора  одной из индийских   компаний,   оно   заключается   в   драгоценных камнях. С некоторых пор я все упрашиваю тетушку позволить    мне    их    носить.    И, кажется,   мне   это   скоро удастся. Как только она передаст их в мое распоряжение, я буду готова вручить вам их и себя.

Хэстингс. Да пропади они пропадом, эти побрякушки!   Мне нужны только вы   сами.   Однако же   нам лучше не разъяснять моему другу, мистеру Марло, его ошибки. Он так удивительно застенчив, что если ему сообщить обо всем внезапно, он тотчас же покинет дом и мы не успеем привести наши планы в исполнение.

Мисс Нэвилл. Но как сделать, чтоб его заблуждение не рассеялось? Мисс Хардкасл сейчас вернулась с прогулки; а если нам поддержать обман?.. Отойдемте сюда…

Они совещаются. Входит   Марло.

Марло. Усердие этих добрых людей надоедает донельзя. Мой хозяин, вероятно, считает признаком дурных манер оставлять меня одного и посему навязывает  мне не только себя, но и свою старомодную супругу. Они даже поговаривают о том, чтобы поужинать вместе с нами; тогда, я полагаю, придется предстать и перед всем остальным семейством... А это еще что такое?

Хэстингс. Чарлз, дорогой мой! Я должен поздра­вить тебя!.. Какое удачное совпадение обстоятельств! Как ты полагаешь, кто только что прибыл сюда?

Марло. Не представляю себе.

Хэстингс. Наши повелительницы, дружок, мисс Хардкасл и мисс Нэвилл. Позволь мне представить тебя мисс Констэнс Нэвилл. Они обедали в гостях по сосед­ству и заглянули сюда по пути домой, чтобы сменить лошадей. Мисс Хардкасл ненадолго вышла в соседнюю комнату и сейчас вернется. Ну, не счастливый ли это случай? а?

Марло (в сторону). По совести говоря, меня и так достаточно раздосадовали, а тут уж я совсем не буду знать, что делать.

Хэстингс. Нет, ты скажи, можно ли придумать что-либо удачнее?

Марло. О да... большая удача... приятнейшая встреча... Но наше платье, Джордж, ведь оно в полном беспорядке, ты же знаешь... Что если мы отложим это счастье до завтра? Завтра, в ее собственном доме... это будет столь же удобно... и лишний раз покажет наше уважение... Остановимся на завтрашнем дне. (Собирается уходить.)

Мисс Нэвилл. Ни в коем случае, сэр. Ваша церемонность  лишь  огорчит  ее.  А  беспорядок  в  вашем платье докажет весь пыл вашего нетерпения. К тому жэ она знает, что вы здесь, и, наверно, не откажется увидеться с вами.

Mapло. О дьявол! Как я это снесу?.. К-ха... К-ха...  Хэстингс, не уходи. Ты должен помочь мне... Я буду чертовски смешон. Ну, провались всё! Наберусь храбрости... К-ха!

Хэстингс. Полно, друг мой! Стоит лишь решиться а там, глядишь, уже все позади. Она только женщина.

Марло. И из всех женщин та, с которой мне страш­нее всего встретиться!

Входит  мисс   Хардкасл,  вернувшаяся  с  прогулки,  в  соответствующем наряде.

Хэстингс. (знакомит их). Мисс Хардкасл — мистер Марло. Я горжусь возможностью познакомить двух столь заслуживающих уважения людей. Вам достаточно по­знакомиться, дабы оценить друг друга по достоинству.

Кэт. (в сторону). Что же, встретим моего застенчивого джентльмена со скромным видом, под стать ему самому. (После паузы, во время которой он стоит неловкий и растерянный.) Я рада, что вы бла­гополучно прибыли, сэр... Говорят, у вас в дороге были всякие происшествия.

Марло. Ничего особенного, мэдэм. То есть кое-какие происшествия были. Да, мэдэм, множество проис­шествий, но я сожалею... мэдэм... или, вернее, рад любым происшествиям... которые заканчиваются столь счастли­во... К-ха!

Хэстингс. (к Марло). В жизни ты еще так хорошо не говорил. Продолжай в том же духе, и я ручаюсь за победу!

Кэт. Право, вы мне льстите, сэр. Вы часто бываете в самом избранном обществе и вряд ли найдете что-либо занимательное для себя в нашем уединенном уголке.

Марло (собравшись с духом). Да, я живал в свете, мэдэм; но я очень мало предавался развлечениям. Я только наблюдал жизнь, мэдэм, в то время как другие ею наслаждались.

Мисс Нэвилл. Но это, как я слышала, наилучший способ насладиться ею.

Хэстингс (к Марло). Цицерон не превосходил тебя в красноречии. Еще немного, и ты навсегда обре­тешь уверенность.

Марло (к Хэстингсу). К-ха! Так ты меня не поки­дай, а когда увидишь, что меня теснят, вставь два-три словца, чтобы я снова мог идти в атаку.

Кэт. Такой наблюдатель жизни, как  вы, я полагаю, испытывает мало радости; ведь вам при­ходилось, вероятно, куда больше порицать, нежели одоб­рять.

Марло. Прошу прощения, мэдэм. Я никогда не отказывал себе в удовольствии повеселиться по поводу того, что видел. Сумасбродство многих людей может скорее вызвать смех, чем возмущение.

Хэстингс.(к Марло). Браво, браво! Никогда ты так хорошо не говорил. (К Кэт.) Итак, мисс Хардкасл, я вижу, что вы с мистером Марло бу­дете добрыми друзьями. Я полагаю, наше присутствие может лишь стеснить вашу беседу.

Марло. Ничуть, мистер Хэстингс. Нам необыкно­венно приятно ваше общество. (К Хэстингсу.) Послушай, Джордж, неужто ты уйдешь? Как ты можешь оставить нас?

Хэстингс. Наше присутствие только помешает вам вести разговор;   мы  лучше удалимся  в соседнюю  ком­нату. (К Марло.) Ты забываешь, друг мой, что нам тоже  надобно устроить себе небольшой tete-a-tete.

Хэстингс   и   мисс   Нэвилл   уходят.

Кэт. (после паузы). Но мне думается, что вы были не только наблюдателем, сэр; надеюсь, что дамы не были совершенно лишены вашего внимания?

Марло (снова оробел). Извините, мэдэм, я... я... до сих пор старался... только... быть достойным их.

Кэт. А это, говорят, наихудший спо­соб добиться их расположения.

Марло. Быть может, мэдэм. Но я люблю беседовать лишь с наиболее серьезными и рассудительными представительницами   прекрасного   пола...   Однако ж   я   боюсь наскучить вам.

Кэт.  Нет, нет, сэр; я сама ничего так не люблю,   как   серьезные   речи;   я   готова   без   конца слушать их. Право, я часто удивляюсь, как может чувствительная   натура    прельщаться  этими  легковесными пустыми забавами, где ничто не трогает сердца.

Марло. Это... болезнь... ума, мэдэм. Ведь вкусы столь различны, что должны найтись и такие люди, которые, не имея склонности  к… э…

Кэт. Я понимаю вас, сэр. Должны найтись и такие люди, которые, не имея склонности к наслаждениям изысканным, делают вид, что презирают то, что неспособны оценить.

Марло. Вы выразили мою мысль, мэдэм, но несравненно лучше, чем я сам. И я не могу не заметить... э-э…

Кэт. (в сторону). Ну, можно ли предположить, что этот человек способен при случае  быть дерзким. (К Марло.) Вы собирались сказать, сэр...

Марло. Я намеревался сказать, мэдэм... прошу извинить меня, мэдэм, я позабыл, что я собирался сказать..

Кэт. (в сторону). Я тоже, клянусь (К Марло.) Вы говорили о том, сэр, что в наш лицемерный век... что-то о лицемерии, сэр.

Марло. Да,  мэдэм.  В  наш лицемерный  век мало найдется людей, которые   при   более   строгом   подходе не... м... м... м...

Кэт. Вполне понимаю вас, сэр.

Марло (в сторону). Значит, она понимает меня лучше, чем я сам.

Кэт. Вы хотите сказать, что в наш лицемерный век мало найдется людей, не осуждающих во всеуслышание то, чем они сами занимаются втайне, и  полагающих,  что  они  отдают достаточную  дань  до­бродетели, восхваляя ее.

Марло. Истинно так, мэдэм. Кто наиболее добро­детелен на словах, менее всего добродетелен в душе. Но я утомляю вас, мэдэм.

Кэт. Нисколько, сэр; в вашей беседе есть нечто столь приятное и возвышенное, в ней столько жизни и силы... прошу вас, сэр, продолжайте.

Марло.  Да, мэдэм.  Я  говорил... что бывают случаи... когда  полное отсутствие мужества,  мэдэм,   губит все, что... и подвергает нас... э-э...

Кэт. Совершенно согласна с вам; в некоторых случаях  отсутствие мужества уподобляется невежеству и предает нас именно тогда, когда мы более всего  хотели бы отличиться. Продолжайте, сделайте милость.

Марло.  Да,  мэдэм.  Рассматривая  вопрос с  нравственной точки зрения... Но я вижу, мисс Нэвилл ожидает вас в соседней комнате. Ни за что на свете не хотелось бы мне мешать вам...

Кэт. Что вы, сэр, мне никогда еще не было так интересно. Я слушаю вас.

Марло. Да, мэдэм, я намеревался... Но она подает нам знак, чтобы мы шли к ней. Мэдэм, могу ли я... ока­жите мне честь проводить вас...

Кэт. Я тотчас же последую за вами.

Марло (в сторону). Эта приятная и непринужден­ная беседа доконала меня! (Выходит.)

Кэт.  (одна).   Ха-ха-ха!   Навряд  ли у кого-нибудь была более благонравная и высоконазидательная встреча!  Я уверена, что он и не взглянул на меня за все это время. Однако ж, если б не эта непонят­ная робость, он был бы совсем не плох. Он умен, но так погружен в свои страхи, что это утомляет более, чем невежество. Если б я могла научить его держаться хоть немного увереннее, это оказало бы одной известной мне особе немалую  услугу.  Но  кто  сия  особа? — На  этот вопрос я затрудняюсь ответить, честное слово! (Уходит.)               Входят   Тони   и   мисс   Нэвилл,   за   ними   миссис Хардкасл  и  Хэстингс.

Тони. Зачем вы бегаете за мной, кузина Кон? И не стыдно вам так приставать?

Мисс Нэвилл. Мне думается, кузен, что каждому разрешается говорить со своими родственниками и не подвергаться за это осуждению.

Тони. Да, но я-то знаю, каким родственником вы желаете меня сделать; а этому не бывать. Не бывать, кузина Кон, понимаете? А посему прошу вас держаться подальше, более близкого сродства мне не надобно.

Она идет за ним вглубь сцены, продолжая кокетничать.

Миссис Хардкасл. Право, мистер Хэстингс, мне весьма интересно беседовать с вами. Ничего я так не люблю, как потолковать о Лондоне и о светской жизни, хотя я никогда сама там не бывала.

Xэстингс.  Никогда не бывали?  Удивительно! По вашему виду и обращению я заключил, что вы воспитывались   в   Рэнелей,   Сент-Джеймсе   или    на   Тауэрской верфи.

Миссис Хардкасл. О сэр, вы говорите это лишь из любезности.  Откуда  могут быть  приличные  манеры у нас, деревенских жителей? Я влюблена в столицу, и это позволяет мне не опускаться до уровня некоторых наших соседей, что попроще. Но кто же может иметь надлежащее   обращение,   не   видав   Пантеона,   Гротто   Гарденс, Боро и прочих мест, которые более всего посещаются знатью? Мне остается наслаждаться Лондоном лишь из вторых рук. Я стараюсь не упустить ни  одного tet а tete' из «Журнала сплетен» и узнаю  о всех новейших модах  из  писем  обеих  мисс  Риккет  из   Кривого переулка. Скажите, мистер Хэстингс, как вы находите  мою прическу?

Хэстингс. Необычайно изящна и degagee, мэдэм, даю слово! Ваш парикмахер, я полагаю, француз?

Миссис Хардкасл. Что вы, сэр, я сама сделала себе прическу по картинке в «Дамской памятке» за прошлый год.

Хэстингс. Неужто? Если б такая головка появилась в театральной ложе, она привлекла бы не меньше любопытных, чем супруга лорд-мэра на балу в муниципалитете.

Миссис Хардкасл. Право, с тех пор, как стали прививать  оспу,  некрасивых  женщин  более  не видать; вот и приходится одеваться несколько оригинальнее, а не  то затеряешься в толпе.

Хэстингс. С вами, мэдэм, этого никогда не произойдет, в каком бы наряде вы ни появились. (Отвешивает ей поклон.)

Миссис Хардкасл. Но что толку в моем наряде если подле меня такая древность, как мистер Хардкасл? Как ни убеждай его, он не расстанется ни с одной пуговицей на своем камзоле. Ведь сколько раз я высказывала ему свое желание, чтобы он сбросил этот огромный белый парик и зачесывал на плешины собственные волосы наподобие милорда Пэйтли!

Хэстингс.  Вы правы, мэдэм; как нынче среди дам нет уродов, так среди мужчин нет стариков.

Миссис Хардкасл. И знаете, что он мне ответил? Со своей обычной бесцеремонностью он заявил, будто я хочу, чтобы он сбросил парик, дабы я могла сделать из него себе шиньон.

Хэстингс. Это нестерпимо! В ваши годы вы мо­жете носить все, что вам вздумается, и все будет вам к лицу.

Миссис Хардкасл. А скажите, мистер Хэстингс, какой, по-вашему, самый модный возраст в столице?

Хэстингс. Не столь давно в моде были сорок лет, но говорят, что нынешней зимой дамы собираются вве­сти пятьдесят.

Миссис Хардкасл. Неужто? Тогда я буду слиш­ком молода для моды.

Хэстингс. Ни одна дама не носит теперь драго­ценностей, покуда ей не минет сорок. Вот, к примеру, эту мисс в светских кругах сочли бы ребенком, которому еще надлежит сидеть дома и заниматься рукодельем.

Миссис Хардкасл. Однакож госпожа племянни­ца уже воображает себя взрослой женщиной и так же любит драгоценности, как самые пожилые дамы.

Хэстингс. Ах, это ваша племянница? А тот мо­лодой джентльмен, я полагаю, ваш брат?

Миссис Хардкасл. Мой сын, сэр. Они помолв­лены. Обратите внимание на их невинные забавы. Они то ссорятся, то нежничают по десять раз на дню, будто они уже муж и жена. (К мисс Нэвилл и Тони.) Тони, дитя мое, какие сладкие словечки ты там нашептываешь кузине Констэнс?

Тони. Никаких сладких словечек я не говорил, ска­зал только, что мне уже кисло оттого, что она вечно ходит за мной по пятам. Ей-богу, во всем доме нет места, где бы меня оставили в покое, разве что на конюшне.                       Миссис Хардкасл. Не обращай на него внима­ния, Кон, дорогая моя! Он толкует совсем иное, когда тебя нет.

Мисс Нэвилл. В обращении моего кузена много великодушия. Он ссорится со мной на людях, чтобы по­лучать прощение наедине.

Тони. Вот предательский удар в спину! (Это самая наглая ложь, которую…)

Миссис Хардкасл. Ах, он такой плутишка! Не находите ли вы у них сходства в линии рта, мистер Хэстингс? Рот Бленкинсопов, точь в точь. К тому ж они и одного роста. Встаньте спиной друг к другу, деточки, чтобы мистер Хэстингс мог взглянуть на вас. Не упрямься, Тони!

Тони. Лучше бы вы этого не затевали!

Они  меряются.  Тони  ударяет  мисс  Нэвилл  локтем.

Мисс Нэвилл.  О господи, он так   ударил меня в спину, что чуть не проломил ребра!

Миссис Хардкасл. Вот чудовище! Постыдись Тони! Ты мужчина и так ведешь себя!

Тони. Если я мужчина, отдавай мне мое наследство! Нет уж, довольно строить из меня дурака!

Миссис  Хардкасл.   И  это  вся  награда  за то, что я так усердно занималась твоим  воспитанием, не­благодарный   мальчишка!   Мне, качавшей тебя в колыбели и кормившей с ложечки этот хорошенький ротик. Разве не я вышила этот жилет, чтобы принарядить тебя? Разве не я прописывала тебе каждый день лекарство и плакала,  покуда оно действовало?

Тони. Еще бы вы не плакали, ведь вы пичкали меня лекарствами со дня моего рождения! Я испробовал на себе по десять раз все рецепты из «Полного руководства для домашней хозяйки», и вы еще намереваетесь заста­вить меня -нынешней весной пройти курс лечения анги­ны по какой-то другой книжке! И не пытайтесь, не по­зволю больше делать из себя дурака!

Миссис Хардкасл. Разве не для твоего же блага это делалось, змея? Разве не для твоего же блага?

Тони. Как бы я хотел, чтобы вы оставили в покое и меня и мое благо! Так приставать к человеку, когда он в хорошем расположении духа. Если мне суждено какое-то благо, пусть оно придет само, и незачем вкола­чивать его в человека, да еще с таким шумом!

Миссис Хардкасл. Неправда, Тони, я совсем не вижу тебя, когда ты в хорошем расположении духа. Тогда ты идешь в трактир или на псарню. Ты никогда не даешь мне насладиться прелестным звоном твоих песен.

Тони. От вас, маменька, куда больше трезвона, ей-богу!

Миссис Хардкасл. Видали вы что-либо подобное? Но я понимаю — он хочет разбить мое сердце; он этого хочет.

Хэстингс. Дозвольте мне, мэдэм, прочесть моло­дому джентльмену небольшую нотацию. Я уверен, что смогу убедить его проявлять больше почтительности.

Миссис Хардкасл. А я тем временем удалюсь. Пойдем, Констэнс, душенька. Вот видите, мистер Хэ­стингс, как печально мое положение: ну есть ли где-либо бедная женщина, столь же замученная своим драгоцен­ным, милым, хорошеньким, несносным, непочтительным мальчиком? (Уходит вместе с Констэнс.)

Тони. (поет).

Он был не робкого десятка,

Сумел поставить на своем...

Рэнг ду дидло ди...

Не обращайте на нее внимания. Пусть поплачет. Этим она себя только тешит. Я видел, как она и моя сестрица вдвоем полный час проливали слезы над книжкой... Они сказали, что чем больше они плачут над книжкой, тем больше она им по душе.

Хэстингс. Я  вижу, вы недолюбливаете дам, мой милый юноша!

Тони. Смотря каких.

Хэстингс. А в их числе и избранницу вашей ма­тушки, осмелюсь ответить за вас? Мне показалось, что она хороша собой и приятного нрава.

Тони. Это потому, что вы не знаете ее так близко, как я. Уж я-то вижу ее насквозь: на всем божьем свете нет более противной, сварливой жабы!

Хэстингс.(в сторону). Весьма ободряющие све­дения для влюбленного жениха!

Тони. Я ее знаю с тех пор, как она была вот такой. Так и жди от нее всяких неожиданностей, как от зайца в кустах или как от необъезженного жеребенка.

Хэстингс. Мне она показалась рассудительной и совсем не болтливой.

Тони. Да, на людях. А когда она со своими подруж­ками — она поднимает больше шума, чем свинья, за­стрявшая в подворотне!

Хэстингс. И все же в ней есть какая-то робкая сдержанность, которая пленяет меня.

Тони. Да, но не вздумайте обуздывать ее — тотчас же встанет на дыбы и сбросит вас в канаву.

Xэстиигс. Признайтесь, однако ж, что ей нельзя отказать в красоте. Да, признайтесь, она хороша собой.

Тони. Модная финтифлюшка!.. Да ведь в ней нет ничего натурального! Эх, видали бы вы Бет Баунсер, из наших краев, — вот тут вы могли б толковать о красоте. Глаза у нее — черные, как терновая ягода, а щеки круглые, красные, будто подушка на епископской кафедре! Из   нее одной можно выкроить две таких, как эта!

Хэстингс. А что вы скажете, если найдется друг который избавит вас от этого тягостного сговора?

Тони. Так вот сразу и найдется!

Хэстингс. Будете вы признательны тому, кто же­нится на мисс Нэвилл и предоставит вам быть счастли­вым с вашей драгоценной Бетси?

Тони. А то как же! Да где ж найти такого друга, который бы женился на ней?

Хэстингс. Он перед вами. Если вы мне поможете, я обещаюсь увезти ее во Францию, и вы никогда больше не услышите о ней.

Тони. Помочь вам! Да я буду помогать вам до последней капли крови, клянусь! Я впрягу вам в карету пару добрых лошадок, которые умчат вас в один миг, а может статься, добуду вам и кое-что из ее состояньи­ца — такие камешки, какие вам и не снились!

Хэстингс. Дорогой сквайр, да вы чудеснейший малый.

Тони. Ну идемте тогда; вы еще увидите не такие чудеса, до того как мы расстанемся.  (Запел.)

Мы в бой идем,

И пушек гром

Не  страшен   бравым   парням!

 

 

 

 

ДЕЙСТВИЕ     ТРЕТЬЕ

Входит Хардкасл, один.

Хардкасл. И что только думал мой старый друг, сэр Чарлз,  рекомендуя своего сына как самого скромного молодого человека в столице? А вот мне кажется, что ему и язык-то дан только для того, чтобы говорить дерзости. Он уже завладел креслом у камина, снял свои башмаки в зале и потребовал, чтобы я проследил за тем, как они будут начищены. Хотелось бы мне знать, как  принимает его дерзости моя дочь. Уж она, наверно, будет потрясена.

Входит   мисс   Хардкасл,   просто   одетая.

А-а, моя Кэт, я вижу, ты сменила платье,  как я тебя просил; но ведь в этом не было, я полагаю, особой необ­ходимости.

Кэт. Мне столь приятно выполнять ваши приказания, сэр, что я стараюсь не оспаривать их правоту.

Хардкасл. И все же, Кэт, иногда я даю тебе по­вод оспаривать мою правоту, особливо сегодня, когда я рекомендовал  тебе  в   женихи   своего   «скромного» джентльмена.

Кэт. Вы сулили мне нечто необычайное, однако ж оригинал превзошел свой портрет.

Хардкасл. Да-да, ничто меня в жизни так не по­ражало! Я уже начинаю не верить сам себе!

Кэт.  Ничего подобного  я  не видывала — а ведь он светский человек!

Хардкасл. Этому он, видимо, научился за границей. Как я был глуп, полагая, что путешествия могут привить юноше скромность. С тем же успехом он мог бы набраться ума-разума в маскараде.

Кэт. Все это кажется ему вполне  натуральным.

Хардкасл. Тут еще приложило руку дурное общество, да учитель танцев — француз.

Кэт. Вы ошибаетесь, батюшка. Учитель танцев — француз не смог бы обучить его этому смущенному виду... этой неловкости в речах, этой за­стенчивости в обращении...

Хардкасл. Чей вид? Чье обращение, дитя мое?

Кэт. Мистера Марло. Его mauvaise honte, его робость поразили меня с первого взгляда.

Хардкасл. В таком случае твой первый взгляд ввел тебя в заблуждение; я нахожу этого джентльмена столь бесстыдным, что мой взгляд еще не сталкивался ни с чем подобным!

Кэт. Надеюсь, вы шутите, сэр. Я не­когда не видела более скромного человека.

Хардкасл. Неужто ты говоришь серьезно? С са­мого дня рождения не видал я столь хвастливого фанфа­рона, как этот молокосос. Задира Даусон  — дитя пе­ред ним.

Кэт. Удивительно! Он встретил меня учтивым поклоном, говорил прерывающимся от смуще­ния голосом, уставившись в землю.

Хардкасл. Со мной он говорил крикливо, с занос­чивым видом и с такой непозволительной бесцеремонно­стью, что у меня кровь в жилах застыла.

Кэт. Со мной он был скромен и почтителен в обращении, осуждал нынешние нравы, вос­торгался благоразумием девиц, которые никогда не сме­ются, надоел мне извинениями за то, что докучает мне, а затем вышел из комнаты с поклоном, заявив: «Мэдэм, я ни в коем случае не хочу вас задерживать».

Хардкасл. Со мной он говорил так, словно знал меня всю свою жизнь, задал двадцать вопросов, ни разу не дождавшись ответа, прерывал мои самые остро­умные замечания глупейшими шутками и в то время, как я рассказывал ему лучший из моих анекдотов о герцоге Мальборо и принце Евгении, спросил, не мастер ли я приготовлять пунш. Да, Кэт, он спросил твоего отца, не готовит ли он пунш!

Кэт. Кто-то из нас несомненно оши­бается.

Хардкасл. Если он таков, каким проявил себя, я твердо решил ни за что не давать ему своего согласия.

Кэт. А если он и впрямь такое унылое создание, каким мне показался, моего согласия он тоже никогда не получит.

Хардкасл. Итак, мы сошлись в одном — он будет отвергнут.

Кэт. Да, но с условием. Если вы не найдете его менее дерзким, а я — более самонадеянным, если он не покажется вам более почтительным, а мне более настойчивым... Не знаю... он довольно хорош со­бой для мужчины... Таких, конечно, у нас редко встре­тишь, даже когда все графство соберется на скачки.

Хардкасл. Если мы найдем, что он таков, как ты говоришь... Но это невозможно. Первое впечатление ре­шило для меня этот вопрос. Я редко обманываюсь...

Кэт. И все же, несмотря на ваше первое впечатление, у него может оказаться много до­стоинств.

Хардкасл. Стоит мужчине понравиться девушке своею наружностью, как она начинает гадать и о прочих его свойствах... Для нее смазливое лицо заменяет здра­вый смысл, а стройная фигура — любую добродетель.

Кэт. Надеюсь, сэр, что наша беседа, начавшись с похвалы моему здравому смыслу, не окон­чится насмешкой над моим умом.

Хардкасл. Прости меня, Кэт. Но если этот юный мистер Бесстыдник сумеет найти способ примирить не­примиримое, он может, пожалуй, понравиться нам обоим.

Кэт. А так как один из нас оши­бается, то не лучше ль будет заняться дальнейшими открытиями?

Хардкасл. Не возражаю. Но прав-то я, можешь быть покойна.

Кэт.  И  можете  быть  покойны,  что, я не столь уж неправа.

Уходят.   Вбегает  Тони   с  шкатулкой   в   руках.

Тони. Ага! Я достал их. Вот они. Ожерелья кузины Кон, ее серьги и все прочее. Не удастся матушке отнять  у  бедняжек  их  состояние.  А-а,  братец  мой  любезный, это вы?

Входит Хэстингс.

Хэстингс. Ну как, дорогой друг, удалось вам уго­ворить вашу матушку? Вероятно, вы ублажали ее, при­кинувшись влюбленным в свою кузину и заявив, что согласны наконец помириться с ней? Наши лошади скоро отдохнут, и мы будем готовы к отъезду.

Тони. А вот вам кое-что на покрытие издержек в до­роге. (Дает Хэстингсу шкатулку.) Драгоценности вашей возлюбленной. Возьмите их и будь проклят тот, кто посмеет отобрать у вас хоть одну из них.

Хэстингс. Но как вы получили их от вашей матушки?

Тони.  Если не хотите, чтобы  вам врали, не задавайте вопросов. Своя рука владыка. Если б у меня небыло  ключей  к каждому  из  ящиков  матушкиной  конторки, разве я мог бы так часто ходить в трактир? Честный человек имеет право тащить свое собственное добро   когда ему угодно.

Хэстингс.  Тысячи  людей  поступают  так  каждодневно. Но я должен сказать вам, что в эту самую минуту мисс Нэвилл пытается получить драгоценности от своей тетушки. Если ей удастся, это будет все же наи­более приличный способ их добыть.

Тони. Тогда держите их у себя, покуда не узнаете, чем это кончилось. Но мне-то хорошо известно, как оно будет — она скорее расстанется со своим последним здоровым зубом!

Хэстингс. И все же я опасаюсь последствий,  ведь она разгневается, увидя, что лишилась их!

Тони. А вы не обращайте внимания на ее гнев, предоставьте это дело мне. Когда она гневается — это для меня все одно   что шутиха   взорвалась!   О  чорт!   Они  идут сюда. Бегите! Живо! Галопом!

Хэстингс уходит. Входят миссис Хардкасл и мисс Нэвилл.

Миссис  Хардкасл.  Право,  Констэнс,  ты  меня удивляешь. Такой девочке, как ты, носить драгоценности! Еще  придет   время  для   драгоценностей,   милочка,   лет через двадцать, когда понадобится подновить твою кра­соту.

Мисс Нэвилл. Но то, что подновит красоту в со­рок лет, несомненно усилит ее в двадцать, мэдэм.

Миссис Хардкасл. Твоя красота, дорогая, в этом не нуждается. Твой натуральный румянец затмит тысячу украшений. И кроме того, дитя мое, драгоценности нын­че совсем не в моде. Разве ты не видишь, как половина наших знатных дам — милэди Килл-Дейлайт и миссис Крамп , и все остальные отвозят свои драгоценности в столицу, а привозят взамен лишь их копии из страза и марказита?

Мисс Нэвилл. Как знать, мэдэм, быть может, тому, чье имя мы не станем называть, я больше понрав­люсь во всех своих украшениях?

Миссис Хардкасл. Посоветуйся со своим зерка­лом, дорогая, и ты увидишь, нужны ли тебе еще какие-нибудь блестки подле таких глазок, как твои. Как ты находишь, Тони, дружочек? Надобны ли твоей кузине Кон какие-нибудь драгоценности, чтобы она казалась тебе еще красивее?

Тони. Потом, может статься, и будут надобны.

Мисс Нэвилл. Дорогая тетушка, если б вы зна­ли, сколь вы меня этим обяжете.

Миссис Хардкасл. Горсточка старомодных ка­мешков, круглых и плоских, без всякой грани! Ты бу­дешь похожа в них на придворных царя Соломона из кукольного театра. Да и навряд ли я сумею так быстро найти  их.   Быть  может,  они  и  пропали,  почем  знать...

Тони (в сторону, к миссис Хардкасл). Зачем не сказать ей тотчас же, раз она так мечтает о них? Скажите ей, что они потерялись. Иначе вы ее не успокоите. Скажите, что они потерялись, и призовите меня в сви­детели.        

Миссис Хардкасл. (в сторону, к Тони). Ты  знаешь, мой дорогой, что я берегу их только для тебя. И если я скажу, что их нет, ты будешь свидетелем? Хи-хи-хи!

Тони. Не бойтесь за меня. Да я скажу, что собственными глазами видел, как их вынимали из ящика.

Мисс Нэвилл. Мне бы хотелось взять их всего лишь на один день, мэдэм. Дозвольте только показать их, как сувенир, а потом их снова можно будет запе­реть.

Миссис Хардкасл. Скажу тебе откровенно, ми­лая Констэнс, если б я могла найти их, ты бы их полу­чила... Но их нет, уверяю тебя. Потерялись, видимо... Но мы не должны зря волноваться, где бы они ни ока­зались.

Мисс Нэвилл. Не могу этому поверить! Пустая отговорка, чтобы отказать мне. Они слишком ценны, чтобы хранить их так беспечно, я это знаю, а так как вы отвечаете за пропажу...

Миссис Хардкасл. Не бойся, Констэнс. Если они исчезли, я возмещу потерю. Но мой сын знает, что их нет и найти их невозможно.

Тони. Это я могу засвидетельствовать. Их нет и найти их невозможно,  могу в этом присягнуть.

Миссис Хардкасл. Тебе надо научиться покорно сносить удары судьбы, милочка; бывает, что мы теряем целые состояния, но все же мы не должны терять тер­пения. Погляди на меня, как я покойна.

Мисс Нэвилл. Да, чужая беда редко кого вол­нует.

Миссис Хардкасл. Удивительно, как это ты, такая здравомыслящая девица, можешь расстраиваться из-за каких-то побрякушек. Мы скоро все найдем, а по­куда можешь пользоваться моими гранатами.

Мисс Нэвилл. Терпеть не могу гранатов.

Миссис Хардкасл. Самая подходящая вещь, что­бы оттенить свежий цвет лица. Ты не раз видала, как хо­рошо они выглядят на мне; надень их обязательно. (Выходит.)

Мисс Нэвилл. Больше всего на свете не люблю я ваши гранаты. (К Тони.) А вам хоть бы что! Нет, этого никто бы не стерпел! Засунуть куда-то мои драгоценности, да еще принуждать меня носить свою негодную мишуру!

Tони. Не глупите! Дает она вам гранаты — берите, что можете взять. А ваши драгоценности уже у вас. Я выкрал их из ее конторки, а она этого не знает. Летите к своему милому, он вам расскажет все подроб­ности. Предоставьте мне управиться с ней.

Мисс Нэвилл. Дорогой кузен!

Тони. Сгиньте! Она идет сюда и, видимо, уже хва­тилась их.                          Мисс   Нэвилл   уходит.

Поглядите-ка! Так и ходит ходуном — трещит и шипит словно огненное колесо!

Миссис Хардкасл. Несчастье! Воры! Граби­тели! Обманули, обокрали, взломали, обобрали!

Тони. Что такое, что такое, матушка? Надеюсь, ни­чего не случилось с кем-нибудь из нашего любезнейшего семейства?

Миссис Хардкасл. Нас ограбили! Взломали конторку, украли драгоценности, обобрали!

Тони. Только и всего? Ха-ха-ха! Лучше никому не сыграть, клянусь! Ей-ей, я подумал, что вы и впрямь разорены, ха-ха-ха!

Миссис Хардкасл. Разорена, впрямь разорена, сынок! Взломали мою конторку и все оттуда взяли!

Тони. Вот так и продолжайте, ха-ха-ха! Так и про­должайте. Я буду свидетелем, вы же знаете; призовите меня в свидетели.

Миссис Хардкасл. Тони, клянусь тебе всем свя­тым, драгоценности исчезли, я разорена!

Тони. Да, я знаю, что они исчезли; так я и должен говорить.

Миссис Хардкасл. Тони, сокровище мое, вы­слушай меня. Они исчезли, понимаешь?

Тони. Ей-богу, матушка, никто меня еще так не смешил, ха-ха-ха! Я-то знаю, кто их взял, ха-ха-ха!

Миссис Хардкасл. Видали вы такого чурбана — не может отличить шутки от серьезной речи! Я не шучу, понял, олух?

Тони. Превосходно, превосходно — вы должны быть страсть как разгневаны, и тогда никто нас не заподозрит. Я засвидетельствую, что они исчезли.

Миссис  Хардкасл.   Видали  вы  такое  упрямое животное? Он не желает меня слушать. Можешь ты засвидетельствовать, что ты круглый дурак?  Ну, есть , еще на свете несчастная, которую так осаждают с одной стороны дураки, а с другой — воры?

Тони. Это я тоже могу засвидетельствовать.

Миссис Хардкасл. Еще раз засвидетельствуй что-либо, болван, и я немедля выгоню тебя вон отсюда! Бедная моя племянница, что станется с ней! Ужели ты, бесчувственное животное, смеешься потому, что рад моему горю?

Тони. Могу засвидетельствовать!

Миссис Хардкасл. Ты еще оскорбляешь меня, чудовище? Я тебе покажу, как досаждать своей матери, вот увидишь!

Тони. Могу засвидетельствовать! (Убегает; она бе­жит за ним.)

Входят  Кэт   и  служанка.

Кэт. Вот непонятное создание, мой братец, — послать их всех сюда, будто в гостиницу. Ха-ха-ха! Что же тут удивляться бесцеремонности мистера Марло.

Служанка. Но что еще лучше, мэдэм, молодой джентльмен, когда вы проходили мимо него в этом на­ряде, спросил меня, не прислуживаете ли вы в трактире? Он принял вас за буфетчицу, мэдэм.

Кэт. Неужто? Тогда я буду поддер­живать его в этом заблуждении, клянусь жизнью! Скажи мне, Пимпль, как тебе нравится это платье? Как, по-твоему, не напоминаю ли я Черри в «Хитроумной уловке  щеголя»?

Служанка. Платье это такое же, мэдэм, какое в наших краях носит любая лэди, разве только не для  выезда и для приема.

Кэт. И ты уверена, что он не запомнил меня, не помнит моего лица?

Служанка. Ну, конечно.

Кэт. Право, я так и думала... Хоть мы и говорили с ним, но он был объят таким страхом что ни разу не поднял глаз за все время нашей беседы. А если б он это и сделал, моя шляпка помешала бы ему увидеть меня.

Служанка. Но разве вы выиграете оттого, что не объясните ему его ошибку?

Кэт. Конечно. Во-первых, он по крайней мере будет смотреть на меня, а это уже немалая выгода для девушки, которая делает ставку на свое лицо. Далее, я, возможно, подружусь с ним, а это немалая победа над человеком, который решается разговари­вать только с самыми беспутными особами нашего пола. Но моя главная цель — принудить сего джентльмена забыть все предосторожности. Наподобие рыцаря-неви­димки из средневекового романа, я хочу распознать истин­ную силу великана, прежде чем вызвать его на бой!

Служанка. А вы сумеете сыграть свою роль и из­менить голос так, что он не узнает его, как не узнал вас самих?

Кэт. Не бойся. Думается, я сумею говорить языком трактирщицы: ваша милость изволили звать? Займитесь тем Львом... Трубки и табак для этого Ангела...   Наш  Ягненок  шумит  уже  добрых   полчаса...

Служанка.    Отлично,    мэдэм.   А  вот  и   он  сам.(Уходит.)

Входит   Марло.

Марло. Что за крик стоит во всем доме! Ни минуты  покоя. Иду в гостиную — тут хозяин со своими анекдо­тами; спасаюсь бегством на галерею — там хозяйка при­седает до земли. Наконец мне удалось улучить минутку и побыть одному; теперь надобно поразмыслить. (Ходит в раздумье взад и вперед.)

Кэт. Вы звали, сэр? Изволили звать, ваша милость?

Марло (в раздумье). Что до мисс Хардкасл, она для меня слишком серьезна и чувствительна.

Кэт. Изволили звать, ваша милость? (Все время старается встать на его пути, но он свора­чивает в сторону.)

Марло. Нет, малютка. (В раздумье.) К тому же, насколько мне удалось ее разглядеть, она, кажется, ко­сит.

Кэт. Но я, право, слышала коло­кольчик, сэр.

Марло. Нет, нет. (В раздумье.) Что ж, я доставил удовольствие своему отцу, приехав сюда, а завтра я доставлю удовольствие себе и вернусь домой. (Вынул свою записную книжку и что-то рассматривает в ней.)

Кэт. Быть может, это звонил другой джентльмен, сэр?

Марло. Нет же, говорю тебе.

Кэт. Мне бы хотелось знать, сэр. У нас такая уйма слуг.

Марло. Нет, нет, еще раз повторяю. (Поглядел ей  прямо в лицо.) Да, малютка, я, кажется, звонил. Я хотел... я хотел... да ты прехорошенькая, малютка, ей-ей.

Кэт. Что вы, сэр, мне совестно...

Марло. Никогда не видал таких блестящих, лука­вых глазок! Да, да, милочка, я звонил. Нет ли у тебя этого вашего... э... как оно тут у вас называется?

Кэт. Нет, сэр, вот уж дней десять, как у нас это кончилось.

Марло. В вашей гостинице бесполезно пытаться за­казать что-нибудь. А если я, к примеру, звал тебя, чтобы отведать — так, для пробы, — нектара твоих губок? Быть может, мне и в этом откажут?

Кэт. Нектар! Нектар? В наших краях такого напитка что-то не спрашивают. Что-нибудь французское, наверно? У нас французских вин не дер­жат, сэр.

Марло. Подлинно английского происхождения, уве­ряю тебя.

Кэт. Странно, коли так, что я его не знаю. В нашей гостинице мы изготовляем всякие вина; а я прожила здесь восемнадцать лет.

Марло. Восемнадцать лет! Можно подумать, ма­лютка, что ты прислуживала в трактире еще до своего .рождения. Сколько тебе лет?

Кэт. О сэр, этого я сказать не могу. Говорят, что женщины и музыка не имеют

возраста.

Марло. Поглядеть отсюда, так вряд ли тебе немного больше сорока. (Подходит к ней поближе.) Но если подойти поближе, то, пожалуй, дашь поменьше. (Подхо­дит еще ближе.) Некоторые женщины совсем вблизи ка­жутся значительно моложе, а уж если подойти вплот­ную... (Пытается поцеловать ее.)

Кэт.   Подальше,   сэр,    прошу  вас можно подумать, что вы хотите узнать мои годы, как у лошади — по зубам!

Марло. Ну что ты, малютка! Ты слишком дурно судишь обо мне! Если ты будешь держать меня в таком удалении, как же мы сможем познакомиться с тобой поближе?

Кэт. А кто это хочет с вами близко знакомиться? Мне-то уж такие знакомства вовсе не надобны. С мисс Хардкасл, когда она недавно была здесь, вы не столь бойко обращались, ручаюсь. Уж, конечно, при ней вы все робели, да низко кланялись, да говорили, ну точь в точь, как перед мировым судьей.

Марло (в сторону). Она угадала, ей-богу! (К ней.) Я оробел перед ней? Ха-ха-ха! Заурядная и неуклюжая девица; к тому же и косая. Нет, нет! Ты, оказывается, меня не знаешь. Я немножко посмеялся и подшутил над ней, но мне не хотелось быть слишком суровым. Нет, я не сумел быть слишком суровым, будь я проклят!

Кэт. А-а, так вы считаете себя сердцеедом, сэр?

Марло. Да, милочка, сердцеедом!.. И все же я никак не могу понять, чорт побери, что их так привле­кает во мне. В дамском клубе, в Лондоне, меня назы­вают «наша любезная Трещотка»,- Трещотка - это не мое подлинное имя, малютка, это только прозвище. Мое имя Соломонс, мистер Соломонс, милочка, к твоим услу­гам. (Раскланивается перед ней.)

Кэт. Постойте, сэр. Вы знакомите меня со своим клубом, а не с собою. Так вы у них там в любимчиках ходите?

Марло. Да, милочка. Миссис Мэнтрэп, леди Бетти. Блэклег, графиня Слайго, миссис Лэнгхорнс, старушка мисс Бидди Бакскин  и твой покорный слуга — мы душа тамошнего  общества.

Кэт. Да это, должно быть, превеселое местечко?

Марло. Такое веселое, каким его могут сделать карты, ужин, вино и старухи.

Кэт. И их любезная Трещотка, ха-ха-ха!

Марло    (в   сторону).   Однако ж!   Что-то   мне   эта штучка не очень нравится!  Она  мне кажется слишком искушенной!  (К ней.) Ты смеешься, малютка?

Кэт.  Как не смеяться,  когда подумаешь, много ли времени у них остается на рукоделие или на заботы о семье.

Марло (в сторону). Отлично! Она смеется не надо мной. (К ней.) А ты занимаешься рукоделием, малютка?

Кэт. Еще бы! Во всем доме нет ни одной ширмы или покрывала, которые не были бы ответом на ваш вопрос!

Марло. Вот как! В таком случае ты должна показать мне свои вышивки. Я сам немного вышиваю и рисую узоры. Если ты желаешь, чтобы твое рукоделие оце­нили по достоинству, обратись ко мне. (Хватает ее за руку.)

Кэт. Да, но цвета не так хороши при свечах. Я все покажу вам утром. (Вырывается.)

Марло. Отчего же не сейчас, мой ангел? Подобная красота  столь  воспламеняет,   что   противиться   ей  нет сил. - Тьфу! Старик явился! Такое уж мое счастье: если мне  повезет  в  кости   и   выпадет  семерка,  то   потом

непременно три раза кряду кину по два очка!

(Уходит.)

Входит  Хардкасл;   он   останавливается  в изумлении.

Хардкасл. Так, мэдэм. И это ваш скромный поклонник! Это ваш смиренный вздыхатель, с потупленным взором, преклонявшийся пред вами на почтительном расстоянии?! Кэт, Кэт, и не стыдно тебе так обманывать своего отца?

Кэт. Можете мне не верить, батюш­ка, дорогой, но он все тот же скромный человек, каким показался мне впервые; вы вскоре убедитесь в этом так же, как и я.

Хардкасл. Отсохни моя рука, если его бесстыдство не заразительно! Неужто я не видел, как он схватил тебя за руку? Неужто я не видел, как он тащил тебя словно какую-то молочницу? А теперь ты твердишь о его уважении и  скромности!  Удивительно!

Кэт. Но если мне удастся вскоре убедить вас в его скромности, доказать вам, что у него есть лишь  недостатки,  которые  со  временем  пройдут, и достоинства, которые укрепятся с годами,  я  надеюсь, вы простите его.

Хардкасл. Эта девчонка кого угодно доведет до исступления. Меня не убедишь, повторяю тебе! Я уже убежден. Он не пробыл и трех часов в нашем доме, однако ж успел присвоить себе все мои хозяйские права. Тебе может нравиться его дерзость, которую ты назы­ваешь скромностью, но мой зять, мэдэм, должен иметь совсем иные качества!

Кэт. Сэр, я прошу об одном лишь нынешнем вечере, чтобы убедить вас.

Хардкасл. У тебя не будет и половины этого вре­мени, ибо я собираюсь выгнать его сей же час!

Кэт. Дайте мне в таком случае этот час, и я надеюсь, что вы будете удовлетворены.

Хардкасл. Ну что ж, пусть это будет всего лишь час. Но не вздумай обманывать отца. Чтобы все было честно и открыто, поняла?

Кэт. Вы знаете, батюшка, что я всегда гордилась возможностью сделать что-нибудь по вашему приказанию; вы ведь так добры ко мне, что мой долг до сего дня совпадал с моими желаниями.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Входят Хэстингс и мисс Нэвилл.

Хэстингс. Вы    меня    удивили — нынче   вечером ожидают сэра Чарлза Марло! Откуда вы это взяли?

Мисс Нэвилл. Из вполне достоверного источ­ника. Я только что видела письмо сэра Чарлза к мистеру Хардкаслю, в котором он сообщает, что намерен вы­ехать вслед за сыном, несколькими часами позже.

Хэстингс. Тогда, дорогая Констанс, нужно закон­чить все до его приезда. Он знает меня, н если встретит меня здесь, то откроет мое имя, а быть может, и мои намерения всем остальным членам семьи.

Мисс Нэвилл. Драгоценности, я полагаю, в на­дежном месте?

Хэстингс. Да, да. Я переправил их Марло; у него ключи от наших дорожных сундуков. А теперь я пойду подготовить все к нашему бегству. Сквайр обещал мне свежих лошадей, и если я больше не увижу его, то остав­лю ему письмо о том, как действовать дальше. (Уходит)

Мисс Нэвилл. Что ж, да сопутствует вам удача! А я тем временем займу свою тетушку, попрежнему при­кидываясь страстно влюбленной в своего кузена! (Уходит.)

Входит   Марло   в   сопровождении   слуги.

Марло. Что это Хэстингс вздумал посылать мне на хранение столь ценную вещь, как та шкатулка, зная, что единственное место, которым я' располагаю, — это си­денье в почтовой карете, стоящей во дворе. Ты передал шкатулку хозяйке, как я тебе велел?  В ее собственные руки?

Джереми. Да, ваша милость.

Марло. Она сказала, что шкатулка будет у нее в сохранности?

Джереми. Да, хозяйка сказала, что у нее шкатулка будет в полной сохранности, и спросила, где я ее взял. И еще сказала, что у нее есть сильное желание заста­вить меня отчитаться в своих поступках. (Уходит.)

Марло. Ха-ха-ха! Во всяком случае драгоценности в безопасности. Но в какое невообразимое общество мы попали! Удивительнейшее дело: эта маленькая буфет­чица не выходит у меня из головы; она даже заставила меня забыть о всей нелепости остального семейства. Она моя, она должна быть моей, или я жестоко ошибаюсь!

Входит  Хэстингс.

Хэстингс. О господи! Я совсем забыл сказать ей, что карета будет ждать у дальнего конца сада. Ба, да здесь Марло и притом в отличном расположении духа!

Марло.   Поздравь  меня,   Джордж!   Увенчай   меня, осени меня лаврами! Знаешь, Джордж, и нам, скромным молодым людям, дано пользоваться успехом у женщин.

Хэстингс. У некоторых женщин, хочешь ты ска­зать. Но какой же успех увенчал скромность вашей ми­лости, что она так нескромно похваляется перед нами?

Марло. Разве ты не приметил этакое соблазнитель­ное, живое, прелестное маленькое созданье, которое бе­гает по дому со связкой ключей у пояса? Хэстингс. Что ж из этого?

Марло. Она моя, ты, насмешник! Какой огонь, ка­кая стремительность, какие глаза, какие губки, — но увы! Она не позволила мне поцеловать их...

Хэстингс. А ты уверен в своем успехе, полностью уверен?

Марло. Еще бы, друг мой, у нас уже был разговор о том, что она покажет мне наверху свое рукоделие, а я ей подправлю узор.

Хэстингс. Но неужели ты, Чарлз, намереваешься похитить у женщины ее честь?

Марло. О-о! Знаем мы, какая бывает честь у трак­тирных служанок! И я не намерен что-либо похищать: за все, что я беру в этой гостинице, я плачу сполна.

Xэстингс. Сдается мне, что эта девушка добро­детельна.

Марло. А если это так, я буду последним, кто попытается сгубить ее добродетель.

Хэстингс. Надеюсь, ты позаботился о шкатулке, которую я послал тебе на сохранение? Она в надежном месте?

Марло. Да, да. В полной сохранности. Я позабо­тился о ней. Но как мог ты счесть надежным местом си­денье в карете,   стоящей   во   дворе?   Ах   ты,   дурень! Я проявил большую предосторожность, чем ты сам... Я...

Хэстингс. Что?

Марло. Я послал шкатулку хозяйке, чтобы она сбе­регла ее для тебя.

Хэстингс. Хозяйке!

Марло. Хозяйке.

Хэстингс. Ты это сделал?

Марло. Я это сделал. Она должна ее представить по первому требованию и будет отвечать за пропажу, сам понимаешь.

Хэстингс. Да уж, она ее представит, да еще и свидетеля в придачу!

Марло. Разве я не был прав? Я полагаю, ты не откажешь мне в осмотрительности в данном случае.

Хэстингс (в сторону). Он не должен видеть мое замешательство.

Марло. Но у тебя какой-то огорченный вид. На­деюсь, ничего не случилось?

Хэстингс. Нет, ничего. Никогда я не был в лучшем расположении духа. Итак, ты оставил ее у хозяйки, ко­торая, несомненно, с большой готовностью взялась хра­нить ее?

Марло. Даже слишком большой. Она не только оставила у себя шкатулку, но, из чрезмерной предо­сторожности, собралась задержать и посланца. Ха-ха-ха!

Хэстингс. Ха-ха-ха! Во всяком случае драгоцен­ности в сохранности.

Марло. Как гинея в кошельке скряги.

Хэстингс (в сторону). Итак, все наши надежды на состояние Констэнс рухнули; мы должны отправляться без него. (К Марло.) Что ж, Чарлз, оставляю тебя преда­ваться размышлениям о хорошенькой буфетчице и — ха-ха-ха! — желаю тебе быть столь же счастливым, в своих делах, сколь ты был в моих! (Уходит.)

Марло.  Благодарю,  Джордж;  большего  мне и  не  надо! Ха-ха-ха!

Входит Хардкасл.

Хардкасл. Не узнаю более своего дома. Все перевернулось вверх дном. Слуги Марло уже напились. Дольше я терпеть не намерен; и все же, из уважения к его отцу,  буду хранить   спокойствие.   (К Марло.)   Мистер Марло,  ваш слуга. Ваш покорнейший слуга.   (Отвеши­вает низкий поклон.)

Марло. Сэр, ваш покорный слуга. (В сторону.) Чем он теперь собирается меня удивить?

Хардкасл. Вероятно, сэр, вы вполне понимаете, сэр, что здесь никого не стали бы приветствовать так радушно, как сына вашего отца? Надеюсь, вы согласны

со мной?

Марло. Всей душой, сэр. Меня не надобно много уговаривать. Я обычно заставляю радушно приветство­вать сына моего отца всюду, где он бывает.

Хардкасл. Я в этом уверен, сэр, всей душой. Но хоть я и не говорю ничего о вашем собственном поведе­нии, — поведение ваших слуг недопустимо! Право же, они пьют так, что подают всем в доме очень скверный пример.

Марло. Извините, добрейший сэр, это не моя вина. Если они не пьют так, как должно, надо винить их. Я распорядился, чтобы они не щадили погреба. Распоря­дился, можете в этом не сомневаться. (Зовет.) Эй, позо­вите кого-нибудь из моих слуг! (К Хардкаслу.) Я реши­тельно приказал им — поскольку я не пью сам, они Должны возмещать этот недостаток в людской.

Хардкасл. Стало быть, вы приказали им так по­ступать? Я вполне удовлетворен.

Входит  пьяный  слуга.

Марло. Послушай, Джереми! Поди-ка сюда, без­дельник! Что  я  вам приказывал?  Разве вам  не было велено пить   сколько угодно и спрашивать то, что вам вздумается, на пользу этому дому?

Хардкасл (в сторону). Я начинаю терять терпение.

Джереми. Всегда к услугам вашей милости, и да здравствует свобода и Флит-стрит! Хоть я всего лишь слуга, я не хуже других людей. Уж меня, сэр, напиться перед ужином не заставите, будь я проклят! Хорошее винцо будет весьма кстати после хорошего ужина, а хороший ужин не ляжет камнем на... (икает) на мою со­весть, сэр.

Марло. Вот видите, дружище, он пьян насколько возможно. Не знаю, чего вы еще хотите, разве что уто­пить беднягу в пивной бочке.

Хардкасл. О чорт, если я буду дольше сдержи­ваться, то сойду с ума. Мистер Марло, сэр, я сносил вашу дерзость более четырех часов кряду, и не вижу этому конца. Но все же я решился быть у себя хозяи­ном, сэр, и я требую, чтобы вы и ваша пьяная свора немедля покинули мой дом.

Марло. Покинули ваш дом! Да вы шутите, друг мой! Как! Ведь я делаю все, что в моих силах, дабы угодить вам.

Хардкасл. Вы мне ничем не угодили, сэр, понимаете? И я требую, чтобы вы покинули мой дом.

Марло. Неужто вы говорите серьезно? В такой поздний час и в такую погоду? Вы, видимо, хотите по­смеяться надо мной.

Хардкасл. Я не шучу, слышите! А теперь, когда мне уже не унять гнева, повторяю вам, что этот дом мой сэр, этот дом мой, и я приказываю вам сей же час покинуть его!

Марло. Ха-ха-ха! Буря в стакане воды. И не по думаю, можете быть покойны. (Более серьезно.) Это ваш дом, приятель? Это мой дом! Этот дом мой. Мой, пока я изволю жить здесь. Какое вы имеете право приказывать мне уехать, сэр? Никогда я еще не встречал подобное нахальства, будь я проклят!  В жизни не встречал!

Хардкасл. Я также, провалиться мне на этом месте! Явиться в мой дом, спрашивать себе все, что вздумается, согнать меня с моего же кресла, оскорбить мою семью, велеть своим слугам напиться допьяна, а затем твердить мне: «Это мой дом, сэр»! При подобном бесстыдстве мне даже смешно. Ха-ха-ха! Прошу вас, сэр (издевательским тоном), поскольку вы берете себе дом, не возьмете ли вы и имущество? Вот пара серебряных подсвечников,   вот  экран  для   камина,   а   вот   и    мехи с медными наконечниками; быть может, они вам понра­вятся!

Марло. Подайте мне счет, сэр подайте мне счет и не будем более говорить об этом.

Хардкасл. Есть у нас и коллекция гравюр. Что вы скажете   о    «Похождениях   распутника» для    вашей спальни?

Марло. Подайте мне счет, слышите? И я тотчас же расстанусь с вами и с вашим проклятым домом.

Хардкасл. Есть еще стол из красного дерева, в котором вы можете лицезреть себя, как в зеркале.

Марло. Сэр, повторяю вам!

Хардкасл. Я позабыл о большом кресле, где ваша персона может почивать после обильной трапезы.

Марло. Подайте мне счет, чорт побери, и покончим с этим.

Хардкасл. Молодой человек, молодой человек, после письма ко мне вашего батюшки я рассчитывал увидеть у себя в гостях благовоспитанного, скромного юношу, но теперь он мне кажется попросту нахалом и хвастуном. Однако ж ваш отец скоро будет здесь и мно­гое узнает!   (Уходит.)

Марло. Что это значит? Не мог же я спутать дом? Все тут похоже на гостиницу: если вы зовете слуг, они отзываются: «Иду!» Прислуживают, правда, весьма не­уклюже, но зато к вашим услугам есть и буфетчица... А вот и она, быть может, она разъяснит мне... Куда ты так спешишь, малютка? Мне надобно сказать тебе словечко.

Входит Кэт.

Кэт. Только покороче. Мне некогда. (В сторону.) Он, кажется, начинает понимать свою ошибку. Но еще рано полностью выводить его из заблу­ждения.

Марло. Прошу тебя, малютка, ответь мне на один вопрос. Кто ты такая и что ты делаешь в этом доме?

Кэт. Я родственница хозяев, сэр.

Марло. Как, бедная родственница?

Кэт. Да, сэр; бедная родственница, которая хранит все ключи и следит, чтобы гости не нуж­дались ни в чем из того, что она может им предоставить.

Марло. Стало быть, ты на роли буфетчицы в этой гостинице?

Кэт. Гостинице?!. Вот те на!.. Да что вас навело на эту мысль? Одно из почтеннейших се­мейств в графстве содержит гостиницу... Ха-ха-ха! Дом старого мистера Хардкасла — гостиница!

Марло. Дом мистера Хардкасла? Это дом мистера Хардкасла, малютка?

Кэт. Разумеется. А чей же еще?

Марло. Ну вот, все кончено; я был бессовестно обманут. Будь проклята моя глупая голова! Ведь надо мной станет смеяться весь Лондон! Карикатуры на меня будут выставлены во всех книжных лавках! «Dullissimo Maccaroni»!  Принять за гостиницу именно этот дом и старого друга моего отца — за ее содержателя! Каким же бесстыдным щенком должен он почитать меня! Ка­ким глупым щенком я кажусь самому себе! Не сойти мне с этого места, дорогая, если я не принял вас за бу­фетчицу!

Кэт. Боже мой! Боже мой! Надеюсь, в моем поведении не было ничего, что поставило бы меня вровень с подобными женщинами?

Марло. Ничего, дорогая моя, ничего. Но мне суж­дено было совершать один промах за другим, и по от­ношению к вам это тоже было неизбежно! Я все видел не так, как надобно, из-за своей глупости. Ваше усердие я принял за самонадеянность, а ваше простодушие за кокетство. Но теперь — конец всему, больше я в этом доме  не  покажусь.

Кэт. Надеюсь, сэр, что я ничем вам не досадила. Право, мне было бы жаль обидеть джентль­мена, который был так обходителен и наговорил мне столько любезностей. Я очень сожалела бы (делает вид, что плачет), если б он оставил этот дом из-за меня. Мне было бы тяжко. Ведь у меня нет никакого состояния, кроме моего доброго имени.

Марло. (в сторону). Клянусь небом, она плачет! Это первый знак нежности, когда-либо выказанный мне скромной женщиной, и он меня трогает! (К мисс Хардкасл.) Простите меня, моя прелесть; вы — единственный член семьи, с которым я расстаюсь неохотно. Но ска­зать вам по правде, различие между нашим происхожде­нием, состоянием и воспитанием делает невозможным почетный союз между нами; а я и в мыслях не могу позволить себе соблазнить невинное создание, доверив­шееся моей чести, навлечь позор на ту, чьей, единствен­ной виной было ее необычное очарование!

Кэт. (в сторону). Великодушный че­ловек! Я начинаю восхищаться им. (К Марло.) Ведь мой род не хуже рода мистера Хардкасла; допустим, я бедна, но тот, кто довольствуется тем, что имеет, не со­чтет бедность несчастьем. До этой минуты я никогда не думала, как плохо не иметь состояния.

Марло. А почему же это плохо, милое дитя?

Кэт. Потому что это отдаляет меня от того, кому бы я отдала хоть тысячу фунтов, если б я их имела.

Марло (в сторону). Ее простодушие околдовало меня. Если я останусь, я погиб. Надо сделать над собой усилие и расстаться с ней. (К Кэт.) Ваше рас­положение ко мне, дорогая, весьма меня трогает, и если б я мог жить так, как мне хочется, мой выбор был бы сде­лан без всяких затруднений. Ho я слишком зависим от мнения света и родительской власти и посему... мне труд­но говорить... столь я огорчен... Прощайте. (Уходит.)

Кэт. Я не подозревала и половины его достоинств. Он не уедет, если у меня хватит сил или уменья удержать его. Я по-прежнему буду играть роль до которой я унизила себя, чтобы победить, но зато от­крою все отцу, который, быть может, насмешкой выну­дит его отказаться от принятого решения. (Уходит.)

Входят Тони и мисс Нэвилл.

Тони. Да уж, в следующий раз крадите для себя сами! Я свое дело сделал. Что верно, то верно, драгоценности опять у нее, но она полагает, что это все напутали слуги.

Мисс Нэвилл. Но, дорогой кузен, неужто вы оставите нас в такой беде? Если тетушка заподозрит, что я собираюсь бежать, меня, несомненно, посадят под замок или отошлют к тетке Педигри, а это в десять раз хуже.

Тони. Еще бы, всякая тетка — чертовски скверная штука. Но что я могу поделать? Я достал вам пару ло­шадей, которые помчатся как на скачках; и уж вы никак не можете сказать, что я не любезничал с вами пре­мило на глазах у матушки. Вот она идет; придется нам еще немножко понежничать, не то она нас заподозрит. (Отходят в сторону и делают вид, что нежно беседуют между собой.)

Входит миссис Хардкасл.

Миссис Хардкасл. Однако ж я изрядно повол­новалась. Но мой сын говорит, что все это напутали слуги. И тем не менее я не успокоюсь, покуда они не поженятся; вот тогда я ей отдам ее состояние. Но что это? Милуются, клянусь жизнью! Никогда я еще не ви­дывала Тони таким веселым. А-а, я вас вспугнула, мои голубки? Как! Воркуют, переглядываются, перешепты­ваются? Ах!

Тони. Что до шепота, матушка, мы, конечно, вор­чим иногда, самую малость. Но сказать, что мы так уж любим друг друга — нельзя.

Миссис Хардкасл. Милые бранятся — только тешатся, Тони.

Мисс Нэвилл. Кузен Тони обещает почаще оста­ваться с нами дома. Он больше не будет убегать от нас. Не будете, кузен Тони, правда?

Тони. Экая красотка! Нет, я скорее оставлю свою лошадь одну на водопое, чем вас, когда вы так мило улыбаетесь. Ваш смех так украшает вас!

Мисс Нэвилл. Миленький кузен! Как не восхи­щаться этим природным юмором, этим славным, широ­ким, красным, бездумным... (похлопала его по щеке)…ах, какое мужественное лицо!

Миссис Хардкасл. Прелестная невинность!

Тони.  Да уж, мне всегда нравились карие глазки кузины Кон и ее хорошенькие, похожие на коклюшки, длинные пальчики, которые так и бегают взад и вперед по фортепьянам!

Миссис Хардкасл. Ах, он так сладкоречив, что манит птичку с дерева! Никогда я еще не была столь счастлива. Мой сынок весь в отца, бедного мистера Ламкина, ну точь-в-точь. Драгоценности, дорогая Кон, немедля будут твоими. Ты их получишь. Разве он не чудный мальчик, милочка? Завтра вы поженитесь, и мы отложим его дальнейшее образование, как проповеди доктора Драузи, до более подходящего случая.

Входит Диггори.

Диггори. Где сквайр? У меня письмо для вашей чести.

Тони. Дай его матушке. Она всегда первая читает мои письма.

Диггори. Мне было приказано отдать вам его в собственные руки.

Тони. От кого оно?

Диггори. Пусть ваша честь спросит об этом само письмо.

Тони. Однако ж мне бы хотелось знать. (Вертит письмо в руках и разглядывает его.)

Мисс Нэвилл. Все пропало! Все пропало! Это письмо от Хэстингса. Мне знаком его почерк. Если те­тушка прочтет его, мы погибли. Постараюсь отвлечь ее немного, если удастся. (К миссис Хардкасл.) Я не гово­рила вам, мэдэм, как остроумно ответил сейчас кузен мистеру Марло? Мы так смеялись... Позвольте мне рас­сказать вам, мэдэм... Отойдемте немного в сторону, он не должен нас слышать. (Они беседуют в стороне.)

Тони (все еще разглядывая письмо). Ну что за чертовы закорючки, в жизни таких не видал. Вот печатные буквы я отлично могу прочесть. Но здесь этакие зави­тушки и хвостики и черточки, не разберешь, где начало, где конец. «Антони Ламкину, эсквайру». Странно, сна­ружи я свободно читаю письма, там, где стоит мое имя. А когда распечатаю — сплошная неразбериха. Обидно, очень обидно; ведь внутри-то самые сливки.

Миссис Хардкасл. Ха-ха-ха! Отменно, отменно! Итак, мой мальчик оказался слишком крепким орешком для философа.

Мисс Нэвилл. Да, Мэдэм; но я должна вам рассказать, что было дальше. Отойдемте еще немного, не то он услышит нас. Вы только послушайте, как он опять поставил его в тупик!

Миссис Хардкасл. Что-то мне кажется, Тони сам сейчас в тупике.

Тони (все еще разглядывая письмо). Удивительно неровный почерк, будто после дюжины кружек... (Чи­тает.) «Дорогой сэр». Это правильно. А вот тут есть «м», «т» и «с», но какая дальше буква — «р» или «ф»,— убей меня бог, не понятно!

Миссис Хардкасл. В чем дело, мой дорогой? Не могу ли я помочь тебе?

Мисс Нэвилл. Прошу вас, тетушка, позвольте мне прочесть письмо. Никто так не разбирается в пло­хих почерках, как я. (Выхватывает у него письмо.) Вы знаете, от кого оно?

Тони. Понятия не имею, разве что от Дика Джинджера, дрессировщика петухов.

Мисс Нэвилл. Так оно и есть. (Делает вид, что читает.) «Дорогой сквайр, надеюсь, вы в добром здо­ровье, как и я сам в эту минуту. Джентльмены из клуба «Тряхни мешком» дочиста ощипали джентльменов из «Гусиной лужайки»... перевес... э-э... неравный бой... сра­жались долго... э-э... да тут все о петухах и петушиных боях. Ничего важного... нате, спрячьте его... спрячьте его... (Сует ему в руку скомканное письмо.)

Тони. Да что может быть важнее этого, мисс? Я и за гинею не откажусь узнать, что там было далее. Нет, матушка, разберитесь-ка вы! Ничего важного! (Дает письмо миссис Хардкасл.)

Миссис Хардкасл. Что сие означает? (Читает.) «Дорогой сквайр, я ожидаю сейчас мисс Нэвилл в конце сада, с наемной каретой и парой лошадей, но я нахожу. что они еще недостаточно отдохнули для подобного пу­тешествия. Я полагаю, вы выручите нас свежими ло­шадьми, как обещали. Надо спешить, иначе старая фурия...» — Что, старая фурия? — «...ваша матушка заподозрит нас. Ваш Хэстингс». Ниспошли мне терпение, боже, не то я сойду с ума! Я задыхаюсь от злости!

Мисс Нэвилл. Надеюсь, мэдэм, вы сдержите ваше недовольство на несколько минут и не припишете мне дерзость или коварные намерения, которые исходят от другого лица.

Миссис Хардкасл (приседая очень низко). Пре­красно сказано, мэдэм, вы чудо как вежливы и обходи­тельны, верх любезности и внимания, мэдэм. (Меняя тон.) А ты, ты, долговязый невоспитанный болван, у которого не хватает ума держать язык за зубами, ты тоже заодно с ними против меня? Но я мигом разрушу вашу подлую затею! Что касается вас, мэдэм, — по­скольку у вас есть наготове пара свежих лошадей, будет весьма жестоко не воспользоваться ими. А посему будьте добры, вместо того, чтобы бежать со своим вздыхате­лем, приготовьтесь немедля бежать со мной. У своей старой тетушки Педигри вы будете в надежном месте, за это я ручаюсь. И вы, сэр, можете сесть на свою ло­шадку и сопровождать нас в пути! Эй, Томас, Роджер, Диггори! — Я вам покажу, что желаю вам больше добра, чем вы сами!  (Уходит.)

Мисс  Нэвилл.  Теперь  я  окончательно  погибла!

Тони. Да уж, будьте покойны.

Мисс Нэвилл. Чего можно было ожидать, свя­завшись с таким тупицей!.. И это после всех кивков и знаков, которые я ему подавала!

Тони. Ну знаете, мисс, это все испортила ваша соб­ственная ловкость, а не моя тупость. Вы так славно тол­ковали о ваших «Тряхни мешком» и «Гусиных лужай­ках» — я никак не мог подумать, что вы притворяетесь.

Входит Хэстингс.

Хэстингс. Сэр, я узнал от своего слуги, что вы по­казали мое письмо и предали нас. Достойно ли это, молодой человек?

Тони. Теперь другой! Спросите-ка вон ту мисс, кто вас предал? Это ее рук дело, не моих.

Входит Марло.

Марло. Хорошо же тут со мной поступили! Осра­мили, заставили натворить глупостей, а теперь еще вы­казывают презрение, оскорбляют, высмеивают!

Тони. Кажется, скоро весь Бедлам  сбежится сюда!

Мисс Нэвилл. И вот джентльмен, сэр, которому мы все столь обязаны!

Марло. Что я могу ему сказать? Мальчишка, глу­пец, которого спасают лишь невежество и возраст!

Хэстингс. Несчастный, презренный олух! Он толь­ко опозорит тех, кто будет пытаться наставлять его на путь истинный!

Мисс Нэвилл. Хотя у него хватает ловкости и хитрости, чтобы посмеяться над всеми нашими затруд­нениями!

Хэстингс. Неразумный щенок!

Марло. Одни только глупые выдумки и озорство...

Тони. Черт бы меня побрал! Я буду драться с вами обоими, по очереди, — в нагруднике и сетке.

Марло. Гневаться на него — ниже нашего достоин­ства. Но ваше поведение, мистер Хэстингс, требует объ­яснений. Вы знали, что я был введен в заблуждение, и все же ничего не сказали мне.

Хэстингс. Время ли сейчас объясняться, когда я столь терзаюсь из-за собственных неудач? Это не по-дружески, мистер Марло.

Марло. Но, сэр...

Мисс Нэвилл. Мистер Марло, мы сначала не разъяснили вам вашей ошибки, а потом уже было позд­но открыть вам правду.

Входит   слуга.

Слуга. Хозяйка просит, чтобы вы собрались не­медля, мэдэм. Лошадей уже запрягают. Ваша шляпа и все ваши вещи в соседней комнате. Мы должны про­ехать до утра тридцать миль.  (Уходит.)

Мисс Нэвилл. Да, да, сейчас иду.

Марло. А хорошо ли вы поступили, сэр, помогая выставлять меня на посмешище, обрекая меня на презре­ние всех моих знакомых? Я буду ждать объяснений, сэр, не сомневайтесь.

Хэстингс. А хорошо ли поступили вы, сэр, — если уж на то пошло, — передав другому то, что я доверил вам?

Мисс Нэвилл. Мистер Хэстингс! Мистер Марло. Зачем вы усугубляете мое отчаяние беспричинными спо­рами? Прошу вас, умоляю...

Входит  слуга.

Слуга. Вот ваш плащ, мэдэм.- Хозяйка в нетерпе­нии.  (Уходит.)

Мисс Нэвилл. Иду! Прошу вас, успокойтесь. Если я оставлю вас в таком состоянии, я умру от страха. Входит  слуга.

Слуга. Мэдэм, вот ваш веер, муфта и перчатки. Лошади ждут.  (Уходит.)

Мисс Нэвилл. О мистер Марло, я уверена, что если б вы знали, какая неволя меня ожидает, у какой злой старухи мне придется жить, ваша досада обрати­лась бы в жалость.

Марло. Мои чувства в таком смятении, что я сам не знаю, что говорю. Простите меня, мэдэм. Джордж, прости меня. Ты знаешь, как я вспыльчив, не надо дово­дить меня до крайности.

Хэстингс. Мое единственное оправдание — тя­жесть моего положения.

Мисс Нэвилл. Дорогой Хэстингс, если вы дей­ствительно уважаете меня так, как я предполагаю, в чем я даже не сомневаюсь, ваше постоянство в течение трех лет лишь умножит наше будущее счастье. Если же...

Миссис Хардкасл (за сценой). Мисс Нэвилл! Констэнс, Констэнс, кому я говорю!

Мисс Нэвилл. Иду, иду. Итак, запомните: по­стоянство; наш пароль — постоянство!   (Уходит.)

Хэстингс. Моя любимая! Как я это переживу? Быть так близко к счастью, и к какому счастью!

Марло (к Тони). Вот видите, молодой человек, каковы последствия вашего безрассудства. То, что служит вам развлечением, другим приносит горесть и даже отчаяние.

Тони (задумавшись перед этим, как бы очнулся) Ага, придумал! Вот оно! Вашу руку! Вашу и вашу, несчастные вы злюки!—Эй, давайте сюда мои сапоги.— Встречайте меня через два часа в конце сада, и если вы не убедитесь в том, что Тони Ламкин куда добрее, чем вы полагали, можете забрать у меня мою лучшую ло­шадь и Бет Баунсер в придачу! Идемте! — Эй, где же мои сапоги?

Все уходят.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Входят   Xэстингс   и   слуга.                   

Хэстингс. Ты  говоришь,  что  видел,  как мисс Нэвилл и старая лэди уехали?

Джереми. Да, ваша милость. Они поехали в карете, а молодой сквайр верхом. Сейчас они уж верно миль за тридцать отсюда.

Хэстингс. Тогда конец всем моим надеждам.

Джереми. Да, сэр. Приехал старый сэр Чарлз. Вот уж полчаса как он потешается со здешним хозяином над ошибкой мистера Марло. Они как раз идут сюда. (Ухо­дит.)

Хэстингс. Тогда мне лучше не попадаться им на глаза. Что ж, пойду на бесплодное свидание в конце сада. Уже, видимо, пора. (Уходит.)

Входят сэр Чарлз и Хардкасл.

Хардкасл. Ха-ха-ха! Этот решительный тон, ка­ким он отдавал свои величественные распоряжения!

Сэр Чарлз. И эта сдержанность, с которой он, вероятно,  встречал твою предупредительность!

Хардкасл. И все же он мог бы понять, что я не­что выше обыкновенного трактирщика!

Сэр Чарлз. Разумеется, Дик, но он принял тебя за необыкновенного трактирщика, ха-ха-ха!

Хардкасл. Право, я в слишком хорошем расположении духа, чтобы думать о чем-либо другом, кроме приятного. Да, мой любезный друг, этот союз наших семей передаст по наследству и нашу с тобой дружбу; и хотя состояние моей дочери невелико...

Сэр Чарлз. Зачем ты говоришь со мной о ее состоянии, Дик? Мой сын обеспечен более чем достаточно, и ему нужна лишь хорошая, добродетельная девушка, чтобы разделить с ним его счастье. Если они судя по твоим словам, нравятся друг другу...

Хардкасл. Если, друг мой!.. Повторяю тебе — они нравятся друг другу. Моя дочь по сути уже призналась мне в этом...

Сэр Чарлз. Но ведь девушки способны порою питать ложные надежды...

Хардкасл. Я сам видел, как он весьма пылко схватил ее за руку. Да вот и он; сейчас он положит конец твоим «если», ручаюсь тебе!

Входит Марло.

Марло. Я пришел еще раз принести вам свои из­винения, сэр, за то, что так странно вел себя. Не могу без смущения вспомнить о моей дерзости...

Хардкасл. Ничего, мой мальчик, пустяки. Не при­нимайте это столь уж всерьез. Посмеетесь часок-другой с моей дочкой и все уладится. От этого она не станет хуже относиться к вам.

Марло. Сэр, я всегда буду гордиться ее хорошим отношением ко мне.

Хардкасл. Хорошее отношение — слишком холод­ные слова, мистер Марло; если я не ошибаюсь, тут нечто поболее хорошего отношения. Вы меня понимаете?

Марло.  По  правде,  сэр,  не имею этого счастья.

Хардкасл. Да, да, мой мальчик, я старик, однако ж разбираюсь во всем не хуже вас, хоть вы и помо­ложе. Я знаю, что произошло между вами, но... молчок!

Марло. Между нами не было ничего, сэр, кроме глубочайшего уважения с моей стороны и весьма при­стойной сдержанности с ее, смею вас уверить. Неужто вы полагаете, сэр, что мое бесстыдство распространилось и на остальных членов вашей семьи?

Хардкасл. Бесстыдство! Нет, я этого не говорю…не совсем бесстыдство... хотя девушкам и нравится, если с ними иногда пошалят и повольничают немножко... но она мне никаких небылиц не рассказывала, по­верьте...

Марло. Я и не давал ей ни малейшего повода.

Хардкасл. Хорошо, хорошо, я сам люблю скром­ность, когда она уместна. Но вы, однако ж, переусерд­ствовали, мой юный джентльмен. Можете говорить от­кровенно. Ваш отец и я будем только довольны этим.

Марло. Пусть я умру, сэр, если я когда-либо...

Хардкасл. Да ведь она отнюдь не против вас; и так как я уверен, что она вам нравится...

Марло. Дражайший сэр... извините меня...

Хардкасл. ...то я не вижу причины, почему бы не соединить вас так быстро, как это сумеет сделать священник.

Марло. Но я прошу вас выслушать меня, сэр...

Хардкасл. Ваш отец одобряет этот брак, я от него в восторге; каждая минута отсрочки может приве­сти к какой-нибудь неприятности, а посему...

Марло. Почему вы не хотите выслушать меня? Кля­нусь всем, что есть на свете честного и правдивого, мисс Хардкасл никогда не видела от меня хотя бы малейшего знака моей привязанности, хотя бы отдаленнейшего на­мека на нее, ничего, что позволило бы заподозрить меня в каких-то чувствах. Мы беседовали всего один раз, при­чем весьма церемонно, скромно и неинтересно.

Хардкасл. (в сторону). Извольте выносить подоб­ное церемонное, скромное бесстыдство!

Сэр Чарлз. И ты никогда не хватал ее за руку и ни в чем не уверял?

Марло. Небо свидетель, что я прибыл сюда, пови­нуясь вашему приказанию; я встретился с лэди без вол­нения и расстался с ней без сожалений. Надеюсь, вы не потребуете дальнейших доказательств моего послушания и не воспрепятствуете мне покинуть дом, где я испытал столько унижений. (Уходит.)

Сэр Чарлз. Меня удивляет это выражение искрен­ности, с которым он произнес последние слова.

Хардкасл. А меня поражает его деланная само­уверенность                                                               

Сэр Чарлз. Ручаюсь своей жизнью и честью, что он говорил правду.

Хардкасл. Вот идет моя дочь; не побоюсь отве­тить своим счастьем за ее правдивость!       

Входит  Кэт.

Кэт, поди сюда, дитя мое. Отвечай нам откровенно и без утайки: изъяснялся тебе мистер Марло когда-либо в своей любви и в своих чувствах?

Кэт. Какой внезапный вопрос, сэр! Но поскольку вы требуете полной откровенности; мне кажется, что изъяснялся.

Хардкасл (к сэру Чарлзу). Вот видишь!

Сэр Чарлз. И скажите мне, мэдэм, вы виделись с моим сыном не один раз?

Кэт. Несколько раз, сэр.

Хардкасл (к сэру Чарлзу). Вот видишь!

Сэр Чарлз. И он уверял вас в своей привязанно­сти?

Кэт. В вечной привязанности!

Сэр Чарлз. Он говорил вам о любви?

Кэт. Говорил, и много, сэр.

Сэр Чарлз. Удивительно! И все это совершенно открыто?

Кэт. Совершенно открыто.

Хардкасл. Теперь, я надеюсь, ты удовлетворен, друг мой?

Сэр Чарлз. А как он вел себя, мэдэм?

Кэт. Как большинство опытных дам­ских угодников: сказал несколько любезных слов о моей наружности, много толковал о ничтожности своих до­стоинств и о величии моих, упомянул о своем сердце, произнес короткую трагическую речь и закончил ее, сде­лав вид, что порвал со мной.

Сэр Чарлз. Вот теперь я ни в чем не сомневаюсь. Я знаю, сколь скромно и робко говорит он с женщинами; подобное дерзкое, жеманное, напыщенное обращение ему отнюдь не свойственно; я уверен, что не он послужил оригиналом изображенного вами портрета.

Кэт. А если я сумею при вас же доказать свою правдивость, сэр? Стоит вам и батюшке через полчаса встать за эту   ширму   и   вы   услышите, как   мистер   Марло   будет   объясняться   мне   в   своих нежных чувствах.

Сэр Чарлз. Я согласен. И если он окажется таков, каким вы его описываете, — моему отцовскому счастью придет конец.  (Уходит вместе с Хардкаслом.)

Кэт.   А если он не окажется таким, каким я его описала, — мое счастье, боюсь, и вовсе не начнется.

Сад,  Входит Xэстингс.

Хэстингс. Какой же я идиот, что дожидаюсь здесь человека, которому, видимо, доставляет удовольствие издеваться надо мной. Он и не собирался быть аккурат­ным; не буду дольше ждать. Но что это? Он! И, быть-может, с известиями о моей Констэнс!

Входит Тони,  в сапогах и  весь  обрызганный грязью.

Мой честный сквайр! Оказывается, вы человек слова. Это похоже на дружбу.

Тони. Да, я ваш друг и притом самый лучший на свете. Если б вы только знали все... Кстати, эта ночная езда чертовски утомительна. Меня растрясло похуже, чем на крыше дилижанса.

Хэстингс. Каким же это образом? Где вы оста­вили своих спутниц? Они в безопасности? Где-нибудь за­ночевали?

Тони. Отмахать двадцать пять миль за два с поло­виной часа не столь уж плохо. От бедных лошадей пар так и валит. Пусть меня загоняют, как зайца, но лучше проскакать сорок миль за лисицей, нежели десять с эта­ким зельем.

Хэстингс. Но где же вы оставили наших дам? Я умираю от нетерпения.

Тони. Оставил их? Где же еще я мог их оставить, как не там, где их нашел?

Хэстингс. Вы задали мне загадку.

Тони. Тогда разгадайте-ка мне еще вот это: что ездит вокруг дома и опять вокруг дома и никогда к нему не приближается?

Хэстингс. Тут уж я совсем сбит с толку.

Тони. Вот именно, приятель! Я сбил их с пути. Ей-ей, нет ни одного пруда, ни одного болота на пять миль в окружности, которого бы они не хлебнули!

Хэстингс. Ха-ха-ха! Понял! Вы повезли их по кругу, в то время как они полагали, что едут вперед, и таким образом привезли их обратно домой.

Тони. Да вы послушайте: сначала я повез их по Перинному проулку, где мы живо увязли в грязи. Затем они у меня тряслись по камням Крутой горы. Потом я завез их к виселице на Осиновой пустоши и под конец сделав круг, загнал карету в пруд в глубине сада.

Хэстингс. Но все обошлось благополучно, надеюсь?

Тони. Да, да, только матушка смертельно напугана Она думает, что уехала за сорок миль. Она сыта по горло путешествием, а лошадки, те едва ползут. Так что если ваши кони наготове, вы можете ускакать с кузиной, а я головой отвечаю, что здесь ни одна душа не двинется за вами вдогонку.

Хэстингс. Любезный друг, как мне отблагодарить вас?

Тони. А-а, теперь уже «любезный друг», «благородный сквайр»! Ведь только что я был идиотом, щенком, которому надо проткнуть брюхо. Будь они прокляты, ваши поединки! В наших краях мы после драки целуемся и расстаемся друзьями. Но ежели б вы мне проткнули брюхо, я был бы мертв, а вам пришлось бы целоваться с палачом!

Хэстингс. Справедливый упрек! Но мне должно поскорее освободить мисс Нэвилл; если вы займете старую лэди, я обещаю вам позаботиться о молодой.

Тони. Будьте покойны. Вот она идет! Проваливайте!

Хэстингс  уходит.

 Она вылезла из пруда и по пояс в тине, точно русалка!

Входит миссис Хардкасл.

Миссис Хардкасл. Ах, Тони, я умираю! Я вся разбита! Из меня душу вытрясли! Я этого не переживу. Тот последний толчок, — когда нас швырнуло на живую изгородь, — доконал меня!

Тони. Да ведь вы, матушка, сами виноваты. Ведь это вам понадобилось вдруг устраивать ночной побег, совсем не зная дороги!

Миссис Хардкасл. Как бы мне хотелось быть снова дома! Никогда еще у меня не было так много про­исшествий за столь недолгий путь! Утонули в грязи, опрокинулись в канаву, увязли в болоте, растряслись так, что обратились в желе, и вдобавок сбились с пути. Как ты полагаешь, Тони, где мы находимся?

Тони. Пожалуй, мы на Разбойничьей пустоши, ми­лях в сорока от дома.

Миссис Хардкасл. Боже мой, боже мой! Да ведь об этом месте идет самая дурная слава! Недостает только, чтобы нас ограбили, в довершение всего!

Тони. Не бойтесь, матушка, не бойтесь! Двоих из пятерых, что здесь скрывались, уже повесили, а осталь­ные трое могут и не найти нас. Не бойтесь! Никак это человек гонится за нами верхом? Нет, это всего лишь дерево. Не бойтесь!

Миссис Хадкасл. Я умру от страха.

Тони. Вам не кажется, что за кустами движется что-то вроде черной шляпы?

Миссис Хардкасл. Ох, смерть моя!

Тони. Нет, это всего лишь корова. Не бойтесь, ма­тушка, не бойтесь!

Миссис Хардкасл. Тони, к нам идет какой-то  мужчина, клянусь жизнью! Ну, разумеется, идет. Если  он заметит нас, мы погибли!

Тони (в сторону). Вот незадача! Это отчим — вышел на вечернюю прогулку. (К миссис Хардкасл.) Ой, это разбойник с большой дороги, у него пистолет длиной с мою руку. Чертовски свирепый вид у этого малого!

Миссис Хардкасл. Господь да сохранит нас! Он приближается.

Тони. Спрячьтесь-ка за те кусты и предоставьте его мне. Если будет какая-либо опасность, я кашляну и скажу «к-ха»! И не вздумайте высовываться, когда я стану  кашлять.

Миссис  Хардкасл  прячется  за  деревом   в  глубине  сцены.   Входит Хардкасл.

Хардкасл. Если я не ошибаюсь, мне послышались голоса, звавшие на помощь. А, Тони, это ты? Я не ожи­дал, что ты так скоро вернешься. Твоя мать со своей подопечной добрались благополучно?

Тони. Вполне благополучно, сэр, они у тетушки Педигри. К-ха!

Миссис Хардкасл (за деревом). Ох, смерть моя! Видимо, опасность есть...

Хардкасл. Сорок миль за три часа; не много­вато ли, мальчуган?

Тони. Сильные лошади и горячее желание всегда стремительны, как говорится. К-ха!

Миссис Хардкасл (за деревом). Надеюсь, он не причинит зла моему дорогому мальчику!

Хардкасл. Но я слышал тут какой-то голос; хо­телось бы мне знать, откуда он доносился.

Тони. Это я, сэр, я разговаривал сам с собой, сэр. Я говорил, что сорок миль за три часа — недурная ско­рость! К-ха! Что правда, то правда. К-ха! Я, кажется, простудился; долго, видимо, пробыл на свежем воздухе. Пойдемте домой, прошу вас. К-ха!

Хардкасл. Но если ты говорил сам с собой, ты же не мог отвечать сам себе. Я уверен, что слышал два голоса, и твердо решил (повысил голос) узнать, кто тут был второй.

Миссис Хардкасл. (за деревом). Ой, он сейчас найдет меня! Аи!

Тони. Зачем вам идти, сэр, если я вам скажу? К-ха! Я головой отвечу за правду — к-ха! Я все вам скажу, сэр! (Удерживает Хардкасла.)

Хардкасл. Не удерживай меня, слышишь? Я дол­жен посмотреть сам. Я настаиваю на этом. Не надейся, что я тебе поверю!

Миссис Хардкасл (выбегая из-за дерева). О боже! Он убьет моего мальчика, мое сокровище! По­слушайте, о добрый джентльмен, излейте свой гнев на меня! Возьмите мои деньги,  мою жизнь, но пощадите этого юношу; пощадите мое дитя, если в вас есть хоть капля милосердия!

Хардкасл. Да это моя жена, или я не христианин! Откуда она взялась? О чем она толкует!

Миссис Хардкасл (падая на колени). Сжальтесь над нами, добрый мистер Разбойник! Возьмите наши деньги наши часы, все, что у нас есть, только оставьте нам жизнь! Мы не будем обращаться к правосудию, право не будем, добрый мистер Разбойник!

Хардкасл. Эта женщина, кажется, сошла с ума! Дороти, разве вы меня не узнаете?

Миссис Хардкасл. Ей-богу, это мистер Хардкасл! Страх ослепил меня. Но кто же мог рассчитывать! встретить вас здесь, дорогой, в этом страшном месте! так далеко от дома? Что заставило вас последовать за нами?

Хардкасл. Неужто вы и впрямь потеряли рассудок, Дороти? Так далеко от дома — когда вы в сорока шагах от собственных дверей! (К Тони.) Это опять твои проделки, несносный мошенник! (К миссис Хардкасл.) Разве вы не узнаете калитку и шелковицу? Разве вы не помните нашего пруда для лошадей, дорогая?

Миссис Хардкасл. Да, этот пруд я буду помнить до гробовой доски;   я   в  нем   чуть   не   погибла. (К Тони.) Стало быть, это тебе я всем обязана, бесстыжий плут? Я тебя научу издеваться над матерью, вот  увидишь!

Тони. Да уж, право, матушка, весь приход твердит! что вы избаловали меня; вот и пожинайте теперь плоды!

Миссис Хардкасл. Я тебе покажу, как я тебя балую! (Уходит вслед за Тони.)

Хардкасл. Однако же в его ответе есть доля поучительной правды.  (Уходит.)

Входят Хэстингс и мисс Нэвилл.

Хэстингс. Констэнс, дорогая моя, ну почему так колеблетесь? Если мы будем медлить хотя бы минуту, все будет потеряно, и навсегда. Найдите в себе немного решимости, и мы вскоре будем недосягаемы для коварства  этой  женщины.

Мисс Нэвилл. Нет, это невозможно. Я так пала духом от пережитых волнений, что неспособна смотреть в лицо какой-либо новой опасности. Два-три года тер­пения в конце концов увенчают нас счастьем...

Хэстингс. Откладывать на столь долгий срок хуже, чем быть непостоянным. Прошу вас, моя волшеб­ница, убежим! Зачем нам отдалять счастье? Бог с ним, с состоянием! Любовь и покой сделают нас богаче лю­бого монарха! Позвольте мне решить за вас!

Мисс Нэвилл. Нет, мистер Хэстингс, нет. Бла­горазумие еще раз приходит мне на помощь, и я буду повиноваться его приказаниям. В минуту увлечения мож­но пренебречь богатством, но это всегда приводит к дли­тельному раскаянию. Я решилась искать сочувствия и справедливости у мистера Хардкасла, пусть он засту­пится за меня.

Хэстингс. Но даже если он и захочет, у него не  будет  права   помочь  вам.

Мисс Нэвилл. Однако ж я твердо рассчитываю, что он сможет проявить свое влияние.

Хэстингс. У меня нет подобных надежд. Но раз вы настаиваете,  я вынужден, хоть и с неохотой, повиноваться вам.    

                    

Гостиная. Входят   сэр   Чарлз   и   Кэт.

Сэр Чарлз. В какое я попал положение! Если произойдет то, о чем вы говорите, виновен будет мой сын. Если правда то, что говорит он, я потеряю ту, ко­торую больше всего желал бы видеть своею дочерью.

Кэт. Я горжусь вашим лестным мне­нием, и вы увидите, что я его заслужила. Если вы вста­нете там, где я вам указывала, вы услышите его откро­венные признания. Но вот и он сам!

Сэр Чарлз. Я  позову вашего отца, чтобы он не опоздал к условленному времени. (Уходит.) Входит Марло.

Марло. Хоть я и готов к отъезду, я пришел еще раз проститься; до сей минуты я не знал, какую боль причиняет разлука.

Кэт.(своим обычным, естествен­ным тоном). Мне кажется, эти страдания не столь уж велики, сэр, раз вы так легко избавляетесь от них. Не уезжали бы вы еще день-другой и вы бы стали куда покойнее. Вы бы увидели, как мало ценности для вас в том, о чем вы сейчас почитаете необходимым сожалеть.

Марло. (в сторону). Эта девушка производит на меня все большее и большее впечатление. (К мисс Кэт.) Этого не может быть, мэдэм. Я слишком долго играл со своим сердцем. Даже сама моя гордость начи­нает подчиняться моим чувствам. Различие в воспитании и богатстве, гнев родителя и презрение равных мне уже теряют свое значение. Ничто не может вернуть мне по­кой, — лишь это болезненное усилие быть твердым.

Кэт. Тогда уезжайте, сэр; я не скажу ничего, что принудило бы вас остаться. Хотя мой род не ниже, чем у той, к которой вы приехали, и воспитание, надеюсь, также не хуже, — что стоят эти преимущества без равного богатства? Я должна довольствоваться лег­ким одобрением приписываемых мне достоинств. На мою долю приходится лишь ваше обманчивое ухаживание; а вы всерьез стремитесь только к богатству.

На заднем плане появляются   Хардкасл   и   сэр   Чарлз.

Сэр Чарлз. Сюда, за эту ширму.

Хардкасл. Да, да; тише. Ручаюсь, что моя Кэт приведет его под конец в замешательство.

Марло. О боже, мэдэм, богатству я всегда прида­вал наименьшее значение. В первую же минуту мой взгляд был поражен вашей красотой; кто может видеть ее без волненья? Но когда я беседую с вами, каждое мгновенье открывает какую-то новую прелесть, которая возвышает ваш образ в моих глазах и придает ему еще большую яркость. То, что показалось вначале деревен­ской простоватостью, представляется мне теперь изящной простотой. То, что казалось бойкой самоуверенностью, поражает меня теперь как сочетание гордой невинности с сознательной добродетелью.

Сэр Чарлз. Что это значит? Он приводит меня в изумление!

Хардкасл. Я тебе говорил, что так оно и будет. Ш-ш!

Марло. И вот теперь я решил остаться, мэдэм; я слишком высоко почитаю способность моего отца разбираться в людях, чтобы сомневаться в его одобрении после того, как он увидит вас.

Кэт. Нет, мистер Марло, я не буду, я не могу вас удерживать. Неужто вы полагаете, что я соглашусь на брак, в котором останется пусть даже маленький уголок для сожалений? Неужто вы полагае­те, что я столь низким образом воспользуюсь преходящим увлечением, чтобы отяготить вас позднее стыдом? Неуж­то вы полагаете, что я смогу когда-либо насладиться счастьем, добытым за счет полноты вашего счастья?

Марло. Клянусь всем, что есть прекрасного на све­те, — я мечтаю лишь о том счастье, которое можете дать мне вы одна! И если я буду о чем-либо сожалеть, так только о том, что раньше не оценил всех ваших до­стоинств. Я останусь здесь даже наперекор вашему же­ланию, и если вы будете по-прежнему избегать меня, мое почтительное усердие искупит легкомыслие моего преж­него поведения.

Кэт. Сэр, умоляю вас, откажитесь от вашего решения. Как началось наше знакомство — с равнодушия, — так пусть оно и закончится. Я могла пожертвовать часок-другой легкомыслию, но неужто вы всерьез полагаете, мистер Марло, что я когда-либо со­глашусь на союз, который был бы доказательством моего корыстолюбия и вашего неблагоразумия? Неужто вы полагаете, что я способна попасться на удочку самона­деянных речей уверенного в успехе вздыхателя?

Марло. (падает перед ней на колени). .Разве это похоже на уверенность? Разве это похоже на самона­деянность? Нет, мэдэм, каждая минута, подтверждая ваши достоинства, лишь усугубляет мою робость и мое смущение. Позвольте мне продолжить...

Сэр Чарлз. Я не могу долее сдерживаться. Чарлз, Чарлз, как ты меня обманул! И это ты называешь рав­нодушием, это ты называешь «неинтересной   беседой»?

Хардкасл. «Холодное презрение»! «Церемонная встреча»! Что вы скажете нам теперь?

Марло. Одно лишь — я невероятно изумлен! Что это все означает?

Хардкасл. Это значит, что вы способны что угод­но утверждать и тут же отрицать по своему усмотрению, что вы говорите девушке наедине то, от чего вы потом отказываетесь на людях, что у вас одна песня для нас, а другая для моей дочери. 

Марло. Дочери! Эта лэди — ваша дочь?

Хардкасл. Да, сэр, моя единственная дочь, моя Кэт, кто же еще?

Марло. О чорт! 

Кэт. Да, сэр, та самая высокая, ко­сая лэди, за которую вам угодно было меня принимать (приседает), та, к которой вы обращались то как тихий, скромный, чувствительный, серьезный человек, то как дерзкая, бойкая, любезнейшая Трещотка дамского клу­ба, ха-ха-ха!

Марло.  О чорт, этого мне   не   снести,   это   хуже смерти!

Кэт. В каком же из ваших обличий прикажете обращаться к вам, сэр? К косноязычному джентльмену, который стоит, уставившись в землю, гово­рит столь тихо, что его едва можно услышать, и ненави­дит лицемерие? Или к шумному, самоуверенному суще­ству, которое засиживается с миссис Мэнтрэп и старой мисс Бидди Бакскин до трех часов ночи? Ха-ха-ха!

Марло. Будь проклят мой болтливый язык! Всякий раз, как только я пытаюсь вести себя поразвязнее, я терплю поражение в этом деле! Я должен уехать.

Хардкасл. Отсохни моя рука, если я допущу, чтобы вы уехали. Я вижу, все это было следствием ошиб­ки, чему я искренне рад. Вы не уедете, сэр, слышите? Она вас простит, я знаю. Разве ты не простишь его, Кэт? Мы все простим вас. Мужайтесь, молодой человек.

Они отходят на задний план; мисс Хардкасл продолжает дразнить Марло.  Входят миссис Хардкасл  и   Тони.

Миссис Хардкасл.  Так, так,  стало  быть, они сбежали. Ну и пусть. Мне все равно. 

Хардкасл. Кто сбежал?

Миссис Хардкасл. Моя племянница и ее джентльмен, мистер Хэстингс, из Лондона. Тот самый, что приехал сюда с нашим скромным гостем.

Сэр Чарлз. Кто? Мой честный Джордж Хэстингс? Достойнейший молодой человек, девушка не могла сде­лать лучшего выбора!

Хардкасл. Тогда я могу гордиться этим союзом, клянусь своей жизнью!

Миссис Хардкасл. Ну что же, лэди он увез, но состояния ее не взял; оно останется в нашей семье, чтобы утешить нас в нашей утрате.

Хардкасл. Дороти, неужто вы так корыстолю­бивы?

Миссис Хардкасл. Это мое дело, не ваше.

Хардкасл. Но ведь вы знаете, что если ваш сын, достигнув совершеннолетия, откажется жениться на своей кузине, все ее состояние переходит в ее собствен­ное распоряжение.

Миссис Хардкасл. Да, но он несовершеннолет­ний, а она не сочла нужным дожидаться его отказа. Входят Хэстингс и мисс Нэвилл.   МиссисХардкасл говорит в сторону.Как они уже вернулись! Что-то это мне не нравится!

Хэстингс (к Хардкаслу). Пусть мое теперешнее смущение будет мне наказанием за то, что я пытался убежать с вашей племянницей. Мы вернулись, чтобы, положившись на вашу справедливость, воззвать к ва­шим человеческим чувствам. Я открылся ей лишь с со­гласия ее отца, и поначалу наше взаимное влечение было основано на долге.

Мисс Нэвилл. После смерти батюшки мне при­шлось унизиться до притворства, чтобы избежать при­теснений. В минуту легкомыслия я даже готова была от­казаться от своего состояния, лишь бы обеспечить свой выбор, но теперь я поняла, сколь я была безрассудна. Надеюсь, что ваша нежность ко мне даст мне то, чего меня лишает более близкая родственница.

Миссис Хардкасл. Чепуха! Все это похоже на плаксивую развязку из нынешних романов.

Хардкасл. На что бы это ни было похоже, я рад, что они вернулись за тем, что им принадлежит по праву. Поди-ка сюда, Тони, мой мальчик. Отказываешься ты от руки этой лэди, теперь, когда я ее тебе предлагаю?

Тони. А что толку в моем отказе? Вы же знаете, батюшка, что я не могу отказаться от нее до совершен­нолетия.

Хардкасл. Когда я полагал, мой мальчик, что, скрывая твой возраст, я сумею исправить тебя, это со­впадало с желанием твоей матери сохранить все в тайне. Но поскольку я вижу, что она хочет этим злоупотре­бить, я должен объявить тебе, что ты достиг совершенно­летия три месяца тому назад.

Тони. Совершеннолетия? Стало быть, я совершен­нолетний, батюшка?

Хардкасл. Уже более четырех месяцев!

Тони. В таком случае вы увидите, как я использую свою свободу на первый раз. (Берет руку мисс Нэвилл.) Призываю всех присутствующих засвидетельствовать то, что я, Антони Ламкин, эсквайр, из такой-то местности, отказываюсь   взять   вас,   Констэнс   Нэвилл,   девицу,   из никакой местности, в законные жены. Посему Констэнс Нэвилл может выйти замуж за кого вздумает, а Тони Ламкин может снова сам распоряжаться собой.

Сэр Чарлз. Вот славный сквайр!

Хэстингс. Мой достойный друг!

Миссис Хардкасл. Неблагодарный мальчишка!

Марло. Поздравляю, дорогой Джордж, искренне поздравляю тебя. И если б мне только удалось убедить своего маленького тирана быть менее деспотичным, я был бы счастливейшим из смертных, услышав ответное поздравление.

Хэстингс (к мисс Хардкасл). Право, мэдэм, завя­занная вами интрига дошла уже до заключительной сцены. Я знаю, что он вам нравится, я уверен, что он вас любит; посему он должен и обязан быть вашим!

Хардкасл (соединяя их руки). Могу лишь повто­рить то же самое. И если она будет такой же хорошей, женой, мистер Марло, какою она была дочерью, не ду­маю, что вы когда-либо пожалеете об этой сделке. А те­перь идемте ужинать. Завтра мы соберем вокруг себя, всех бедняков нашего прихода, и пусть радостное утро увенчает ошибки этой ночи! Бери ее, мой мальчик; и вот тебе мое пожелание: хоть ты и обманулся в своей возлюбленной, надеюсь, что ты никогда не обманешься в своей жене!

(И пусть ночь ошибок перейдет в веселое утро)

Занавес