Paines Plough представляет
Автор и исполнитель - Марк Равенхилл
перевод Татьяны Осколковой
Copyright © 2005 Mark
Ravenhill
Офис.
Кинопродюсер Джеймс и актриса Оливия.
Джеймс: Значит, нож.
Ты видишь нож, и глаза твои
округляются.
Он вытаскивает его из-под…
нож появляется из-под…на нем такая м-м-м-… рубаха до полу.
Высокий такой парень, он
высокий такой , смуглый парень и –
И тут он берет нож, он берет
нож, и он вспарывает этим ножом целлофановую обертку на круасане, и кладет
круассан в рот, и кладет нож в этот, ну
как его… веревочный кармашек впереди стоящего кресла.
Ты хочется кричать, - ты сейчас
закричишь:
У него нож. У этого высокого
смуглого парня нож.
Но что-то – тебя удерживает. Ты
принимаешь решение в сотые доли секунды, и ты не кричишь. Ты видишь в проходе
загорелых, светловолосых и откровенно женоподобных стюардов, и ты не кричишь.
Почему? Почему? Почему?
Потому что…
Давай поймем, кто она такая,
давай? Давай потихонечку разбираться, кто такая Эми.
«Простите, - говоришь ты
высокому смуглому парню, – это мое
место» - Ты с детства сидишь у окна, и
он встает, чтобы тебя пропустить, и ты открываешь багажный отсек, расположенный
над сиденьями – а багаж у тебя весь от Гуччи, Гуччи снаружи, Гуччи внутри, это будет великолепно смотреться, ты
открываешь багажный отсек и видишь…
Коврик. Маленький восточный
аккуратно свернутый коврик.
Ты – крупным планом. Удивление,
ужасное предчувствие, не знаю, я просто хочу … просто сыграй это.
Это ваше?
Да.
Вы занимаетесь йогой?
Нет. Это молельный коврик. Я
на нем молюсь.
О!
И ты сидишь и ты… ты смотришь
в окно и ты…страх…ты в самолете, самолет в воздухе, а рядом высокий смуглый
парень, у тебя над головой его молельный коврик, а в кармашке перед тобой - его
нож.
Дамы и господа. Будьте любезны
выключить все имеющиеся у вас электроприборы.
И ты открываешь сумку, и ты достаешь
свой мобильный, и ты выключаешь мобильный и тут мы – твой крупный план – ты
смотришь на телефон, и что-то в тебе обрывается…задеты какие-то струны души и
тут мы видим – о! это же рана, у Эми душевная рана, и это как-то связано с
мобильным, что-то такое м-м-м-… понимаешь, тут такой эмоциональный якорь, в
общем, надо, чтобы тебе посочувствовали.
Ты полюбишь ее, я уверен. Я
надеюсь, ты ее полюбишь. Она такая настоящая. Я так хочу, чтобы ты, наконец,
сыграла настоящую женщину, после этих твоих последних трех - четырех…
И тут этот парень
поворачивается, он поворачивается, этот высокий и смуглый, этот парень
поворачивается, и вдруг его голова оказывается на плече твоего пиджака – это
Версаче, ты летишь в Версаче, это костюм
от Версаче – его смуглая голова лежит на великолепном плече твоего шикарного Версаче
и он засыпает.
А ты глядишь на, ты глядишь
на него… ты… а пахнет он совсем по-другому.
И знаешь, что ты хочешь сделать?
Знаешь, что ты хочешь сделать? В общем…
Ты хочешь… короче, ты хочешь…
ты хочешь дотянуться до ножа… дотянуться до ножа, и ты хочешь схватить этот нож
- да? - и выхватить его из веревочного кармана, и ты хочешь ощутить в руке его
тяжесть, а потом ты хочешь вонзить в него этот нож, вот тебе, и вот, и, и вот
тебе, вот тебе, пока кровь, пока кровь не захлещет из этого смуглого тела,
кровь, которая забрызгает тебя всю, и вот у тебя уже почти не видно лица, одна
кровь, и ты хочешь закричать
Это за башни. Это за
цивилизацию. Это за нас за всех, сволочь.
Ты этого не скажешь. Ты этого
не сделаешь. Это внутренний монолог. Сыграешь? Я хочу, чтобы ты сыграла это
глазами. Ты умеешь играть гла…? Ну конечно, конечно, умеешь. Я просто обожаю
твою работу.
Это за нас за всех, сволочь.
Понимаешь? Ты меня понимаешь?
У Эми рана. Она… она есть у каждого, у каждого своя рана. Банально, конечно, но
это я, это то, что я говорю моим сценаристам…покажите мне рану… и…прошу тебя…Я
расскажу тебе про ее рану, если ты - да? да? да?
Господи, какое счастье, что
ты здесь.
В общем, Эми не трогает нож,
она его не берет, он там, где лежал, и самолет приземляется, и смуглый парень
прячет нож под рубаху, и он достает с багажной полки молельный коврик и это
такой… они больше никогда не встретятся, но… это мир страстей, кино – это мечта,
это территория кино, поэтому, поэтому, поэтому…
Ночь, дождь, гроза в
аэропорту, у твоих Джимми Чу сломался каблук, на стоянке только одно такси, и
это его такси, и вдруг он говорит:
Пожалуйста - садитесь
Страшно, но ведь заводит.
Приключение началось. В машину с незнакомцем.
В страхе и возбуждении ты
садишься, и на сиденье между вами молельный коврик, и на сиденье между вами
нож, и ты, и ты:
В какую сторону вы едете?
Я не знаю. В какую сторону вы
едете?
Я – я – я –
Поедем к вам?
К тебе? К тебе? Ты повезешь
его к себе?
Твой крупный план. Крупный
план ножа. Крупный план молельного коврика. Его крупный - здесь нужно, нужно такое правильное
освещение – да? Свет какой-то такой – в общем, тебе вдруг кажется, что он
красивый.
А ты, а ты, а ты – это надо
сыграть, она нестерпимо сексуальна. И ты, я просто уверен…
Ты нестерпимо сексуальна, он
красив, и наплевать на молельный коврик с ножом, и ты говоришь таксисту
В Доклендс, пожалуйста
А он говорит
Конечно, дорогуша, сейчас
сделаем Доклендс
И вы выходите на Трафальгарской
площади.
Ты живешь в здании скотобойни,
старая переделанная скотобойня, у тебя неимоверно стильная квартира типа студия,
как приятно быть дома, как странно, как тревожно впускать в свой мир этого
смуглого парня, но ты открываешь дверь и ты впускаешь его, и он кладет на пол
свой нож и молельный коврик, и ты предлагаешь ему вина, а он не пьет, а ты
очень даже -
И ты нервничаешь, и ты выпила
больше полбутылки, время от времени тебе на глаза попадается нож и молельный коврик, и вот ты
уже выпила всю бутылку и ты…
Меня зовут Эми. Я открываю
кол-центры, я везде открываю кол-центры, я время летаю, летаю, летаю, кругами,
наша планета такая маленькая.
Мужчина, высокий смуглый
мужчина у тебя в квартире.
Твоя сексуальность настолько…
она так пронзительна, так пронзительна… она распаляет и ты – ты сама себе
удивляешься – но ты его хочешь, ты хочешь его, ты хочешь этого смуглого парня и
ты прижимаешься к нему.
Мохаммед
Но ему страшно. Он
девственник, он ничего не знает о мире пронзительной сексуальности, и ему страшно.
Эми, я боюсь.
Мохаммед, не бойся. Не надо...
Ш-ш-ш-ш-ш. Ш-ш-ш-ш-ш.
И ты ведешь его к кровати, и
- как это красиво – у тебя будет
дублерша, Беата, твоя дублерша – и ты ведешь его к кровати, и ты раздеваешь
его, его тело выскальзывает из одежды, и, наконец, ты можешь, ты можешь, ты
можешь … утолить свою нестерпимую сексуальность.
Сначала он медленный,
неуверенный, неловкий, но вот вы начинаете двигаться в такт, тела и души, и вы
находите музыку вашей…и ты кончаешь, кончаешь, кончаешь, кончаешь, кончаешь, и
это лучший оргазм твоей жизни.
Как это странно, ты – Эми -
ты, у которой такая рана, вдруг вдруг вдруг сливаешься воедино с этим смуглым
парнем. Мы должны… мы должны прочесть это на твоем лице. Сыграешь? Можешь…?
Конечно. Я обожаю твою работу. Обожаю. Я видел, как ты умеешь из ничего сделать
конфетку. Ненависть. Любовь. Р-р-аз. Уже властность. Р-р-аз. Уже покорность. Ты
это делала даже с говняным сценарием и с партнерами, которых и в сериал-то взять
стыдно. Ты - чудо, история - чудо, надо только пробить.
Но потом – ночь идет – ночь
идет, и может быть, ты спала, но ты просыпаешься, ты просыпаешься – как будто
тебя толкнули - ах – ты протягиваешь руку – ты протягиваешь руку – ты
протягиваешь руку – ты – и как это уже неоднократно бывало – ты в постели одна.
Он - ? Он ушел?
Воспользовался тобой и ушел?
Глаза привыкают к темноте.
Нет. Он не ушел. Он не… нож и молельный коврик лежат на полу, где он их
оставил, значит он не ушел, он просто, он…
И тут ты видишь его. Ты
видишь его смуглое тело. Ты видишь смуглое тело, которое движется по твоей офигенно
стильной квартире в стиле студия – которая когда-то была скотобойней – и ты
видишь его, и он ходит по квартире, и разглядывает твои вещи, черные и белые,
хромированные и матовые, плазменный телевизор и blue tooth, и твои тренажеры,
и ты понимаешь, ты понимаешь, ты понимаешь, что он делает, и ты вскакиваешь, ты
вскакиваешь голая – голое тело Беаты выпрыгивает из кровати – и слова просто вырываются,
просто вырываются из тебя слова, и ты кричишь:
Хватит ко мне прицениваться. Блядь,
хватит прицениваться. Да, моя жизнь ничего не стоит. Да, я у меня полно дел, но
это ничего не значит. Да, все эти вещи – просто хлам и барахло. Да, я никогда
не верила в Бога. Да, я совершенно одна, и я впускаю в себя первого встречного,
который проявит хоть чуточку.
Да да да да
(Над этим куском у нас
работает настоящий театральный драматург)
А ты, а ты кто такой? Кому ты
подчиняешься? Имаму? Диктатору? Аллаху? Да
ты посмотри на меня, посмотри на меня. Что бы ты сделал со мной? Если бы мог? А?
Паранджу бы надел? Забил бы камнями. Не можешь?
Он останавливается. Стоит,
как вкопанный, он стоит и он слушает.
Да с какой стати ты ощущаешь
свое превосходство? Я – свобода, я – прогресс, я – демократия – а ты – страх и
тьма, и зло, и я ненавижу тебя.
Его сперма еще стекает у тебя
по ноге. Это между нами, деталь такая. Мы это не будем снимать.
И тут ты, тут у тебя
выступают слезы, да, слезы, и ты – да, твоя рана – тут ты, повинуясь какому-то
импульсу, мгновенно хватаешь свой мобильный и включаешь давнишнее сообщение, голосовое
сообщение из прошлого, полученное – тогда, когда в тебе возникла эта рана,
когда вся эта боль начала болеть.
И ты – включаешь громкую
связь и кладешь телефон на пол рядом с молельным ковриком и рядом с ножом, и ты
кладешь телефон, и ты стоишь голая, и Мохаммед стоит голый - как Ева, как Ева –
и вы слушаете
О Господи о Господи о Господи о Господи о Господи (мы пробьем
это)
О Господи, Эми, что-то
случилось с башней. Они… вторая башня горит.
И – Эми, любимая, по-моему,
нас они тоже достали. Любимая, по-моему, они врезались в нашу башню. Мы горим. Черт.
Мы горим. Детка, мне придется прыгать – и я хочу, чтоб ты знала, я люблю тебя,
я люблю тебя, я люблю тебя всем – а-а-а-а-а-а.
И сообщение кончается, и Эми
падает, падает на пол и рыдает, ты сможешь, конечно, я знаю, ты сможешь…
Я получаю кучу сценариев. Это
моя работа. Я получаю…у меня на столе сотни тысяч историй, и, они, в основном,
они, они, они…
Экскременты души.
Никто не понимает главного,
не понимает правду…, рану.
Но этот сценарий, эта
история, я – я был тронут. Я был потрясен. – Когда я – я ее прочел, я бросился
на пол в офисе и заплакал, понимаешь? Понимаешь ты?
И я хочу…
Есть силы более влиятельные,
чем я. Есть Главная Власть. Зеленый свет включаю не я. Я был у Главного и я
сказал: Вот наконец, вот настоящий… я хочу сделать это кино, я плакал, как
женщина, когда я читал сценарий, теперь я должен рассказать эту историю людям,
и Главный сказал мне: найди большую звезду.
И я – и я – и я – вот честно,
веришь – нет – я о тебе подумал. Ты - Эми. Ты мой первый, ты мой единственный
выбор для Эми -
Потому что также как и она,
ты …Я знаю, ты носишь в себе боль, я знаю… это видно, видно с экрана, в тебе столько боли, и я это вижу, все это
видят, поэтому…
Я восхищаюсь тобой, ты меня
волнуешь.
Поэтому давай… сделаем кино.
сообщение кончилось. Послание
из прошлого, послание из башен, и Эми падает на пол своей роскошной квартиры, и
она рыдает, и она, она кричит:
Троя больше нет. Я никогда не
увижу Троя. Трой погиб в башнях, и я Троя больше никогда не увижу.
И к тебе подходит Мохаммед, и
он тебя обнимает.
Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш.
И на какое-то мгновенье это
утешает, утешает, но тут мы видим твоими глазами молельный коврик и нож, и ты
говоришь:
Мохаммед, я должна знать. Я
должна знать, Мохаммед.
Ш-ш-ш-ш-ш. Не сейчас, Эми, не
сейчас.
Нет, Мохаммед, я должна – ты
из Аль Каиды?
Не сейчас, Эми, не сейчас.
Ш-ш-ш-ш-ш. Ш-ш-ш-ш-ш. Ш-ш-ш-ш-ш.
И он кладет тебя на кровать,
и он держит тебя в объятьях, и, Боже мой, как утешает это смуглое тело.
Значит так, давай не будем
играть Эми с какой-то оценкой, давай не будем судить… давай просто… давай
просто сыграем женщину, женщину, которая, лежа здесь в эту ночь, влюбилась,
влюбилась в мужчину, в мужчину с ножом и молельным ковриком, женщину, которая в
эту ночь, заснув в объятьях Мохаммеда, в объятьях его смуглых рук, забыла,
впервые после 11 сентября 2001 года забыла, забыла дым и смятение, забыла
звонки, забыла, как рушились башни, забыла падение Троя.
И давай – час за часом, день
за днем – она все больше погружается в мир Мохаммеда, час за часом, день за
днем, и вот уже другие мужчины начинают собираться в ее квартире, другие мужчины
в длинной одежде, с ножами и молельными ковриками – их приходит семь, потом
восемь, потом девять, потом сразу десять, они раскладывают коврики на полу, они
звонят в Мекку, беседуют, планируют.
Это что - ячейка? Это – это
фундаменталистская террористическая угроза в самом сердце твоего мира?
Ты должна спросить, ты должна
потребовать ответа, но ты не, ты влюб – это любовь– безумная, глупая, слепая – Сердце
– более крупный орган, чем Мозг, как говорят в нашем бизнесе, который называется
шоу,.
И вот однажды они собираются
- Мохаммед и другие мужчины с ножами и
молельными ковриками в твоей шикарной квартире в стиле студия, и ты готовишь для
них напитки, неожиданно открывается дверь, дверь открывается, и ты видишь, ты
видишь, ты видишь, видишь у себя, в своей собственной квартире его, он у тебя в
квартире, он идет по твоей квартире, по твоей квартире, у тебя в квартире Усама.
И он подходит к тебе, и он
тебе улыбается – улыбка жестокая – и он
Мир тебе
Почему ты не -? вот ножи, вот – почему ты не бросаешься на
него? ты бы могла, ты должна, ты –
Это внутренний конфликт, ты
переживаешь, ты играешь внутренний конфликт. Всё так … ради Троя, ты должна отомстить, ты должна броситься
на него, ты должна отомстить, но ты не делаешь этого – и тут тебя целуют, тебя
целуют - теплый легкий поцелуй - Усама целует тебя в лоб.
Теперь план ясен. Ты знаешь,
как работает ячейка. Теперь ты знаешь, что эти люди несут зло.
Европа будет разрушена. Гаага.
Рейхстаг. Тейт Модерн. Они шахиды. Они будут нагружены, опутаны взрывчаткой, и
завтра, завтра в полдень они взорвут здания и людей, неся горе и разрушение.
И сейчас они обсуждают
Мохаммеда. Что он будет делать? Какая задача у Мохаммеда?
Ты хочешь крикнуть: «Мохаммед
нет нет нет нет. Я люблю тебя». Твои губы шевелятся, но слов не слышно.
И тут ты узнаёшь, ты видишь, Усама поворачивается, он
поворачивается к Мохаммеду и он дает Мохаммеду задание: Евродиснейленд.
И тогда ты делаешь шаг
вперед, и ты слышишь свои слова, как будто за тебя говорит кто-то другой:
Если ты это сделаешь, Мохаммед,
я этого не переживу. Я не могу тебя потерять. Я уже потеряла Троя. И я не стану
терять тебя. Я – женщина и я люблю этого мужчину.
И тут ты обращаешься к Усаме.
Позволь мне пойти вместе с
ним. Опутайте меня взрывчаткой, пусть я пойду вместе с ним, пусть я погибну
вместе с моим мужчиной в полдень, посреди континента в Евродиснейленде.
Ни одна женщина никогда
Умоляю, великий Мулла,
умоляю. Я женщина, но я люблю этого мужчину, и хочу умереть вместе с этим
мужчиной.
Текут минуты, камера на лица
джихадистов, ждущих решения муллы Усамы. Крупный план Мохаммеда – глаза его увлажнились.
Твой крупный план – ожидание, ожидание.
И тут Усама улыбается, и он
кивает.
«Да».
Ты умрешь вместе со своим мужчиной.
Этой ночью ты лежишь в объятьях
Мохаммеда, ты лежишь и ждешь звонка, который скажет «пора на задание, садись на
поезд, экспресс Евростар», ты лежишь в темноте, и он говорит:
Я люблю тебя, Эми, я люблю
тебя всем сердцем и благодарю Аллаха за твое мужество, за то что ты совершаешь
самоубийство вместе со мной.
Я просто должна это сделать
Мохаммед.
Но мне страшно. Когда с
двенадцатым ударом часов тело мое разорвется на части, я отправлюсь в Рай. Мне
легко покинуть этот мира и оправиться в Рай. А ты? Куда отправишься ты?
Я…я…я…я… не знаю Мохаммед. А
где… а я, я смогу попасть в Рай?
Нет. Тебе не суждено попасть
в Рай.
Ах!
Это наши последние часы.
Тогда возьми меня. Возьми
меня. Возьми меня. Будь во мне все эти последние часы. Заполни меня всю, везде,
где только можно, пока мне не станет больно, и я не смогу больше этого вынести.
Иди сюда, Мохаммед, иди.
И он берет тебя, берет тебя,
и ты хочешь, хочешь, хочешь, и, наконец, ваши слившиеся воедино тела настигает
сон, а потом начинается, начинается этот кошмар.
Вы приехали, вы в Диснейленде,
и вы нагружены и обвязаны всеми известными видами взрывчатки, и ты глядишь
вокруг – без одной минуты двенадцать, и ты глядишь вокруг – и ты видишь людей, и
ты не понимаешь… хорошие люди, хорошие, толстые, счастливые веселые люди. Стоят
в очередях, едят, пьют, катаются. Это твои люди. Что ты делаешь? Что ты
делаешь?
Через сорок секунд ты
отнимешь у них жизнь. Через сорок секунд ты в клочья разорвешь все живое.
Как ты можешь? Почему ты это
делаешь?
Avez vous vu ma mere? (фр.яз.Вы не
видели мою маму? – прим.пер.)
Ты видишь маленькую девочку с
шариком в руках и с ушками Микки Мауса на голове, сколько ей – года три?
Avez vous vu ma mere? Je veux ma mere. S’il vous plait – je cherche ma
mere (фр.яз.Вы не видели мою маму? Я хочу к маме. Пожалуйста – я ищу маму. – прим.пер.)
И ты хочешь крикнуть:
Нет смысла, лапочка. Никакого,
блядь, смысла. Она – уже труп. И я – уже труп. И ты – уже труп. Мы все - трупы
в Волшебном Королевстве Жизни.
Но ты не – ты берешь ее за
руку – осталось двадцать секунд, но ты берешь ее за руку –
Ты ты, шахидка, берешь за
руку маленькую хорошенькую девочку с шариком и ушками Микки Мауса, и ты идешь с
ней по главной улице, потому что ты думаешь:
пусть эти последние несколько секунд она будет не одна, разыскивая маму,
чем умрет в одиночестве, страхе и отчаянии.
Время подходит, подходит –
десять, девять, восемь, семь, шесть –
Взрывчатка на твоем теле
пульсирует и вибрирует, как будто рвется выполнить свою смертельную задачу –
Пять
Mama mama ou est mama? (фр.яз. Мама мама где моя мама? – прим.пер.)
Четыре
К вам приближается фигура.
Bonjour – J’m’appelle Mickey. Vous est ma amie. Comment t’appelle tu? (фр.яз.Привет – меня зовут Микки. Ты – мой друг. Как
тебя зовут? – прим.пер.)
Я – Смерть. Я – Смерть. Беги,
Микки. Бегите, жители Волшебного Королевства. Я – Смерть.
Три
Bonjour – fille jolie. Quelle balon jolie. (Привет. Какая красивая девочка. Какой красивый
шарик.)
Ou est mama? (Где
моя мама?)
Два
Je ne
Один. Осталось мгновенье – нет,
этого не, этого не может быть – а вдруг судьба и ошибка компьютера все-таки спасли
мир, и тут –
Бууум!
Из твоей спины, из груди, из
влагалища вырывается сила, раздается взрыв, и в последний миг своей жизни ты
видишь, голову ребенка оторванную от тела -
кровь хлещет тебе в глаза - голову ребенка швыряет на тебя, и когда ты умираешь, ты слышишь ее голос:
Мама
Ты вздрагиваешь и просыпаешься.
Три часа утра, три часа утра в твоей шикарной квартире в стиле студия, и ты
смотришь на Мохаммеда, и вдруг тебя переполняет отвращение.
Что это? Что ты делаешь?
Его не должно быть здесь. Не должно
быть – он должен сидеть за решеткой. Плевать
в него, пинать его, унижать его.
Свинья. Собака. Ты хуже
животного. Чтоб ты в говне валялся. Чтоб ты в обоссаных штанах ходил. Чтоб ты
жрал свои фекалии, ублюдок.
Ты полна решимости, и ты
берешь трубку, и ты звонишь в Войска Специального Реагирования.
И ты рассказываешь обо всем –
то с гневом, то со слезами – ты рассказываешь всю эту ужасную историю.
И вот уже к вам едет машина
забрать… Мохаммеда и взрывчатку.
Опять одна. Еще один человек,
который, как выяснилось, тебе не подходит. С каждым годом становится чуточку больнее,
и однажды станет так больно, что ты не сможешь любить.
Последний раз, только один
раз взглянуть на Мохаммеда перед тем, как он исчезнет
Он совсем мальчик – кто бы
мог подумать, что он окажется…? – он совсем мальчик.
И ты идешь к нему, и ты
садишься на кровать, и ты гладишь его темные, темные волосы.
Прости меня Мохаммед, прости.
И ты наклоняешься, и ты нежно
целуешь его в спящие губы.
Сука.
Он вдруг открывает глаза, его
рука поднимается и бьет тебя в челюсть.
Сука. Сука. Сука.
А-а-а-х-х-х!
Сука. Ты предала нас.
Его гибкое тело выпрыгивает
из кровати, и он бьет тебя в живот, у тебя перехватывает дыхание, во рту –
сгустки крови.
Ты предала Аллаха.
Я не буду этого делать. Я не
стану убивать невинных детей.
И ты боишься за свою жизнь.
Ты боишься, что Мохаммед убьет тебя - расчлененное
тело в собственной квартире - ты вспоминаешь
про нож. И что-то тебе подсказывает – хватай нож - хватай нож – вот он лежит, он
раскроит меня сверху до низу. Ты кидаешься к ножу, ты хватаешь нож – и кидаешь
взгляд на Мохаммеда. Но он не пытается завладеть ножом.
У него в руках канистра с бензином.
Откуда она взялась?
Он смотрит на тебя. Смотрит
прямо в глаза. Проходят секунды. По ночной улице проезжает грузовик,
доставляющий мясо в Дувр. ( Это деталь).
И тут вдруг печаль наполняет
его глаза, и он говорит:
Я слаб. Я ничтожен. Похоть толкнула
меня к женщине. Я предал джихад.
И он выливает бензин из
канистры на свое смуглое тело, встряхивая волосами, словно девушка под душем
после хоккея.
Мир есть юдоль страданий и
горя. Да?
Да. Да. Да.
О Аллах, пусти меня в Рай, молю
тебя, Аллах. Я предал Джихад, но я умоляю, Аллах.
И он подходит к плите, и он
берет спички, и ты понимаешь, что он сейчас сделает.
Мохаммед – нет.
Я предал муллу, я предал наше
дело. Прощай.
Он чиркает спичкой.
Но Мохаммед я люблю тебя я
люблю тебя я люблю тебя всей душой больше чем Троя больше чем Башни люблю твою
силу твое страдание твою душу я – Бежим, бежим, пока не приехали войска, давай
начнем все с начала, у меня есть домик в деревне –
Нет. Я любил тебя, Эми. Но мы
всего лишь люди.
А что же еще есть на свете? Люди.
Одинокие, израненные люди и их любящие сердца.
Нет. Есть Рок, есть воля
Аллаха, есть наше Дело. И это больше, чем человеческая жизнь. Любимая, мне жаль тебя с твоим
маленьким миром людей. Нет цели… Как ты можешь с этим жить? Моя печаль с тобой.
Он поднимает глаза.
О, Аллах, пусти в Рай раба твоего.
И тут – раз! – и он горит,
пламя побежало по его телу, по коже, по волосам, слышен треск, и какой-то сладковатый
запах заполняет твою квартиру, бывшую скотобойню.
И тогда – это надо глубоко
прочувствовать - ты кричишь:
О, возьми меня, возьми меня
Мохаммед. Обними меня этими сильными руками. Я люблю тебя. Я не знаю тебя. И никогда
не узнаю. Я никогда не поверю в то, во что веришь ты. Но обними меня этими огненными
руками, прижми ко мне свою пылающую грудь, обожги меня горящими чреслами.
И ты – как будто в рапиде –
твою мать, да точно в рапиде – ты кидаешься к горящему мужчине.
И тут – жизнь, страшащаяся смерти,
бегущая, бегущая от нее – кстати о мотивации: умирающая от рака мать,
самоубийство лучшего друга, отец, уплывающий в забытье Альцгеймера – всю свою жизнь
ты боялась, твое отрицание смерти, а теперь
- в момент когда ты призываешь
Ангела Смерти забрать тебя - свобода
абсолютная опьяняющая
Йес Мохаммед Йееееесссс!
Ты… ты совсем рядом, ты тянешь
к нему руки, пламя всего в нескольких сантиметрах от тебя, твои волосы уже издают
треск и шипенье и тогда, тогда, тогда твои руки обнимают его, и его кожа
начинает сплавляться с твоей.
Йееееесссс!
И вдруг звон стекла – знаешь,
кто за тебя будет делать трюки? Лиз, эта офигительная лесбияночка - звон стекла, и вы оба падаете падаете падаете,
четыре этажа и в бассейн
Под водой тела, эти
извивающиеся тела, пламя становиться дымом, мокрым и черным, ваши тела,
извивающиеся под водой одно над другим.
И, наконец, вы всплываете – восемьдесят
процентов ожогов у него, двадцать у тебя, но
Тут любовь, это типа как
огромная волна облегчения, вдруг у вас случается любовь, любовь прямо в
бассейне, и вы целуетесь, вы ласкаете друг друга, вы трахаетесь в воде, наслаждение
от секса и боль от ожогов – все сливается воедино.
Но они уже здесь. ФБР,
мусора, ОМОН – все войска спецназначения, какие только бывают в природе – и они
вырывают Мохаммеда из твоих объятий, и ты кричишь:
Пожалуйста, не надо – я люблю
его. Вы должны – любовь победит это. Я знаю. Да, это ужас и страх, он творил
злодеяние, да – но сегодня ночью мы обрели любовь и я –
Последнее, что ты видишь. Ты
последний раз видишь Мохаммеда – обожженное тело, запах хлорки, ты все еще
чувствуешь его внутри себя – а приклад винтовки толкает тебя на землю, и
открываются двери автомобиля, свирепый лай собаки, на руках и ногах любимого
защелкиваются наручники.
Ты выбегаешь на улицу – ты
кидаешься наперерез автомобилю – ты на грани безумия – я очень хочу увидеть, как
ты сыграешь эту грань – ты преграждаешь дорогу автомобилю – они, конечно же,
остановятся, раз ты стоишь? – но автомобиль несется прямо на тебя – в последний
момент нервы у тебя не выдерживают – раз! – ты отпрыгиваешь с дороги.
Струсила. Как ты презираешь себя
за трусость. Если восемнадцатилетний мальчик может взорвать себя, почему ты не можешь
встать на пути машины, чтобы спасти жизнь любимого?
Ты с трудом поднимаешься. У
тебя уже выступают кровоподтеки. Ты видишь бригаду телевизионщиков, в темноте к
тебе бежит какой-то рыжий с микрофоном, а тебе мокро, холодно и очень одиноко.
Нет. Он не плохой человек,
говоришь ты телевизионщикам. Он хороший, и я его люблю.
Тут тебя начинает тошнить,
колени подгибаются, и ты теряешь
сознание.
Пару дней ты без сознания. За
тобой ухаживает Мать. Мать или соседка, или тетя какая-нибудь, не важно. Она любит
поучать, понимаешь? Трахаться уже не может, задницу надрать никому не может, но
такие люди тоже нужны.
И эта мудрая старая женщина,
эта женщина, которая в смысле секса уже умерла и поэтому может думать о более
высоких вещах, эта женщина говорит:
Успокойся, деточка,
успокойся. Его надо забыть. Ты должна отпустить Мохаммеда. Всему свое время,
время Мохаммеда кончилось, пора начинать новую жизнь.
А ты лежишь в постели, и ты
чувствуешь тепло ее мудрости, и ты говоришь:
Да маматетясоседка да.
И наступает пустота. Пустота,
которую заполнял он. И ты опять начинаешь
жить. Ты опять начинаешь
летать вокруг глобуса. Неистовое желание находить все новых клиентов в странах
с развивающейся экономикой. Ты проводишь несколько недель в Китае.
А когда возвращаешься, опять появляется Нейтан.
Нейтан, который был влюблен в тебя в школе. Нейтан, который женился на
инструкторе по фитнесу, но потерял ее в железнодорожной катастрофе. Нейтан,
который тебя все время любил.
Вы сидите с ним в суши-барах,
в театрах и такси, и он держит тебя за руку, и он трогает тебя за коленку, и
все время говорит, какая ты необыкновенная, но ты этого не слышишь.
И ты берешь у Нейтана в рот.
Ты берешь в рот его толстый красивый член, и заводишь все глубже, глубже, пока
не начинаешь давиться, потому что ты знаешь, если начать давиться, можно что-то
почувствовать. Но ты ничего не чувствуешь.
И ты умоляешь Нейтана
стукнуть тебя по голове. Ты даешь ему палку и говоришь: ну давай же, давай,
ударь меня. Но он любит тебя так нежно, и он убегает в ночь, так уходит от тебя
Нейтан.
Ты ошиваешься на вокзале,
даешь тинэйджерам в сортирах и закоулках – ищешь запах, который отобьет запах
Мохаммеда.
(Это на грани, да? Это,блядь – это, блядь, реально на грани. Как
ты считаешь? Что ты об этом думаешь? Скажи что-нибудь. Просто, чтобы я
представлял, так ли я…
Я уж перед тобой и так, и
сяк, а ты
Ну, ты даешь. Ты даешь. Наслаждайся своей властью. Я бы на твоем месте тоже. Была бы у меня такая власть,
я бы тоже ей наслаждался.
Ах ты сука,сука. Я тебя
обожаю, сука ты этакая. Снимаю шляпу.
Нет стой стой стой. Стой.
Дослушай до конца. Дослушай до конца или я…
Спасибо.)
Бар. Бар с телевизором. Сраный
привокзальный бар с проститутками и алкашами, и ты вдруг видишь Мохаммеда на
экране. Их тайно вывезли из тюрьмы. Видно плохо – просто какая-то серая тень
движется по экрану. Но ты сразу чувствуешь. Человек, которого волокут за волосы
через весь экран, так что волосы вот вот оторвутся от черепа – твой любимый. Ты
видишь, как тюремщица прикладывает ему электроды к яйцам, ты видишь его лицо,
исполненное достоинства, ты видишь, как ржут и улюлюкают охранники, ты видишь, как
ему плюют в глаза, ты видишь его тело, танцующее под током, когда электроды
прижигают ему мошонку, которую ты так часто ласкала по ночам.
В этот вечер ты сидишь в
своей шикарной квартире в стиле студия, и эти кадры опять и опять прокручивают в
новостях, и ты слушаешь политиков, экспертов, юристов и знаменитостей, пытающихся
как-то объяснить происходящее, и каждый раз это новая версия, и каждый раз к
мошонке Мохаммеда прикладывают электроды, плевок летит ему в лицо, гогот и
ржанье, а потом его тело танцует под током.
И подобно тому, как твой
любовник вздрагивает под током, ты вздрагиваешь от внезапного прозрения. Ты
вскакиваешь со стула, бросаешь полотенце на пол, ты поворачиваешься обнаженным
телом к экрану и вскрикиваешь:
Держись. Держись. Потому что
я спасу тебя - любимый.
И камера отъезжает от тебя
вверх вверх вверх, как будто боги, небо, высшие силы слышат и одобряют тебя.
Монтажный кусок. Ты на
тренировках. Мужской боксерский клуб, где ты качаешься до изнеможения. Озеро с
ледяной водой, где ты часами плаваешь на рассвете, когда даже утки еще не
проснулись. Тибетский монастырь, где тебя учат дышать, бить, рубить. Горный
аул, ты с Калашниковым наперевес готовишься стрелять по взлетающим в небо мишеням.
И по мере того, как сменяются
кадры, мы обнаруживаем, что Эми на них уже нет. Она исчезла. Эми - чья жизнь
состояла из кофе, самолетов и тоски – Эми –
постоянно искавшая идеальную диету, идеального мужчину и психоаналитика,
которому можно доверять – эта Эми как будто сбросила кожу, и под ней оказалась
Эми, состоящая из мускулов, воли и силы.
Ты – герой. Рядом с тобой мы
– ничто. Рядом с тобой мы - о спасительница, о спасительница, о спасительница.
Если б только ты могла спасти меня, если бы
только – эта история была… в ней есть внутренняя правда, в этой ист… но… мы как
раз и хотим…
Нет. Ты права. Это, блять, тупо.
И я, блять, тупой. Чушь какая-то. Что
это за…? Что это за история? Что это за…больше трех миллионов за уикенд не
собрать. Что это такое? Говно.
Значит, тебе не… ты не…
Я вызову машину…
(в телефон) Машину для… да, да….. на наш счет.
Спасибо. Спасибо. Спасибо.
Послушай…
Осталось совсем… ладно?
Последняя ночь в твоей
шикарной квартире в стиле студия, где когда-то была скотобойня. И ты в своей
шикарной квартире берешь с пола коврик Мохаммеда, и ты благословляешь его, и
кладешь его в рюкзак, и берешь нож Мохаммеда, и целуешь лезвие, и ты вешаешь
его на перевязь к другому оружию.
И следующий кадр –
Буум! Дверь в коридор сносит
взрывом и входишь ты – фурия в камуфляже.
«Где он? Где он?»– орешь ты
охраннику-кубинцу, отшвыривая его к стене.
«Отвечай, твою мать, где?»
И твой кулак – бум, бум, бум
– кубинцу по черепу.
«Я иду к тебе» - кричишь ты,
прорываясь через охрану, бегущую навстречу. Твои пули настигают их, вмазывают в
стену, и вот уже реки крови текут по коридорам тюрьмы Дяди Сэма.
Мохаммед! Мохаммед! Мохаммед!
Бум! Ты распахиваешь дверь
первой камеры. Щурясь от света, танцуя от радости и благодаря Аллаха, оттуда
высыпают мужчины и женщины в тюремных робах.
Но его нет. Так много лиц –
но нет среди них твоего любимого.
Ты распахиваешь вторую дверь,
третью, четвертую – они заполняют коридоры тюрьмы, великий карнавал
заключенных.
Вот он! Мохаммед! Ты бежишь к
нему, ты кидаешься к нему, хватаешь его за плечо –
Простите?
Незнакомый человек в страхе
смотрит на свирепого воина, прильнувшего к нему всем телом.
И… Ты продолжаешь поиски, ты
входишь в лифт – опускаешься ниже, ниже и ниже – и, наконец…
Тусклый свет. Там, наверху, над
тобой тюремные робы сражаются с охранниками, но здесь мертвая тишина. «Крадись,
словно кошка, нападай, словно тигр» - говорил тебе тибетский монах. И ты
крадешься в полумраке неслышно, как кошка – и нападаешь, как тигр, когда
охранник выходит из-за угла, перерезав ему горло одним точным взмахом ножа
Мохаммеда.
Наконец, ты видишь силуэт за
решеткой. Он рыдает.
О Мохаммед.
У него вырваны волосы, он
весь в ожогах, в синяках и –
Эми?
Да, Мохаммед
Уходи. Не хочу тебя видеть
Пожалуйста –
Сука западная. Ты разрушила
мою связь с Аллахом
Мохаммед
Сука западная. Ты развратила
мне тело и истерзала душу
Мохаммед
Сука западная. Не попасть
тебе в Рай
Умоляю, Мохаммед. Я была… та
Эми, какой я была – она мне отвратительна. Отвратительны ее метания, ее бесцельная жизнь,
ее болезненное упадничество. Да, отвратительна – и я молюсь о том, чтобы возродиться –
возродиться в глазах Аллаха. И не будет мне покоя, пока не освобожу этот мир от
неверных, и не очистятся люди перед Аллахом, любимый, мы сделаем это вместе, мы
будем сражаться, мы будем работать, чтобы очисть этот лживый мир и проложить
всем дорогу в Рай.
Эта тюрьма – настоящий ад
Я пришла забрать тебя отсюда.
Умоляю, Мохаммед, позволь мне…
Да, любовь моя
И ты вырываешь решетку, и он
выходит, твой истерзанный возлюбленный. Как нежно ты его обнимаешь. Как нежен, как
бесконечен ваш поцелуй, в котором сливаются ваши души.
(У нас за это будет куча призов,
наград – только бы не испоганить…)
Пойдем, - говоришь ты
Мохаммеду, ведешь его по коридору и тут –
Вжик! Одна-единственная
охранница – ты ее убиваешь, но она успевает выстрелить, пуля ударяется о стену
и рикошетом – мы видим, как медленно очень медленно летит пуля - прямо
Мохаммеду в голову. Он оседает на пол и - медленно-медленно - кровь толчками течет
у него из ушей, изо рта.
Нет Бога, нет Ангелов в этом
мире, и …
И тут принципиальный момент. Нужно
найти потрясающего оператора, тут вообще-то такой момент, когда душа отлетает
от тела. Ты когда-нибудь…? А я видел. Видел такое и – м-м-м-м – если удастся
заснять это на пленку… тогда, блин, все – поцелуйте меня в задницу.
В общем, душа Мохаммеда
покидает тело и летит в Рай.
И ты скорбишь, и ты взрослеешь
в этот момент утраты – в смысле, не постепенно – а сразу
И ты видишь, что все –
притворство и пустота.
И ты вынимаешь нож, и ты чувствуешь,
какой он тяжелый и острый, и ты наставляешь его на себя, о, сделай это, сделай
это, сделай это, с достоинством древнего римлянина. –
Но тут
Субъективная камера
И мы видим рюкзак с молельным
ковриком.
И ты достаешь молельный
коврик. И тут тебе надо сыграть: нож или молельный коврик? Молельный коврик или
нож. Что? Что же ты …?
Нож. Молельный Коврик. Лицо.
Нож. Молельный Коврик. Лицо.
И ты… ты опускаешь нож. Ты не
убиваешь себя.
И ты идешь и берешь коврик,
ты оглядываешься по сторонам – не зная, как правильно расположиться – и –
Внезапное озарение – это надо
как-то выделить – ты встаешь на колени, ты встаешь на колени на коврик и – она
потрясающий образ.
Аллах? Аллах, я отомщу.
Спасибо, что выслушала.
Спасибо, что пришла. Я счастлив, что рассказал тебе эту историю. И если – ты
хочешь вернуться ко всяким своим агентам, пиарщикам, менеджерам, к этим твоим
ребятам, и ну… поиздеваться, использовать это, чтобы… Ладно, хорошо. Главное, я
тебе рассказал, я тебе рассказал.
(Оливия выходит. Джеймс звонит по телефону).
Алё. Она в восторге. В восторге. Просто в восторге.