Айрис Мердок  (Iris Murdock)

ЧЕРНЫЙ ПРИНЦ

Перевод с английского
Андрея Гасюка
Тел. 446-28-59

 

Действующие лица в порядке появления:

Брэдли Пирсон, писатель-неудачник
Фрэнсис Марлоу, бывший врач
Арнольд Баффин, известный писатель
Рейчел Баффин, его жена
Джулиана Баффин, их дочь
Присцилла, сестра Брэдли Пирсона
Кристин, бывшая жена Брэдли Пирсона
1-й полицейский
2-й полицейский
Полицейский-женщина или 3-й полицейский

Действие первое

Картина первая

Гостиная в квартире БРЭДЛИ ПИРСОНА. Чемоданы собраны для отъезда. БРЭДЛИ напевает веселую песенку. Снимает телефонную трубку.
БРЭДЛИ. Я хотел вызвать такси до вокзала «Кингс Кросс». Пирсон. Пенроуз Корт. Прямо сейчас. Спасибо.
Звонок в дверь. БРЭДЛИ идет открывать, возвращается с ФРЭНСИСОМ.
БРЭДЛИ. Кто вы?
ФРЭНСИС. Фрэнсис, ваш шурин, знаете…
БРЭДЛИ. У меня нет жены, а, следовательно, не может быть и шурина.
ФРЭНСИС. Она вернулась!
БРЭДЛИ. Кто?
ФРЭНСИС. Ваша жена, Кристин, моя сестра, знаете…
БРЭДЛИ. Кристин уже давно не моя жена. Слава Богу, мы расстались много лет назад.
ФРЭНСИС. Она возвратилась из Америки, у нее умер там муж, и теперь она жутко богата. Хотите с ней повидаться?
БРЭДЛИ. Нет.
ФРЭНСИС. Простите, что давно у Вас не появлялся. Видите ли, меня лишили сана, если можно так выразиться.
БРЭДЛИ. Я уж и забыл, что Вы священник. Извините, но мне надо спешить на поезд. Я жду такси.
ФРЭНСИС. Конечно же, не священник! Я врач – или был врачом – меня лишили лицензии. Вы, что меня совсем не помните?
БРЭДЛИ. Совсем. (Вдруг). Это она Вас сюда прислала. Не так ли?
ФРЭНСИС. Да нет же. Мы с ней враги. Не сердитесь на меня, Брэд.
БРЭДЛИ. Прошу Вас не называть меня Брэдом!
ФРЭНСИС. Простите, Брэд. Видите ли, мне нужны деньги, и когда она придет к Вам…
БРЭДЛИ. Что?
ФРЭНСИС. Она действительно Вас любила. По-настоящему. Она обязательно у Вас появится.
БРЭДЛИ. Не появится! Я уезжаю загород.
ФРЭНСИС. Сейчас она богата. Знаете, такая веселая вдова.
БРЭДЛИ. Меня не будет все лето. Я буду писать новую книгу.
ФРЭНСИС. Она все равно до Вас доберется. Ей же надо будет покрасоваться. Торжествовать свою победу над Вами.
БРЭДЛИ. «Торжествовать»? Что Вы имеете в виду?
ФРЭНСИС. Вы мне всегда были симпатичны, Брэдли. Я всегда восхищался Вами. Я прочел одну из Ваших книг.
БРЭДЛИ. Но у меня ведь нет ни одной напечатанной!
ФРЭНСИС. Не помню названия, но она была просто замечательна. Послушайте, я по уши в долгах, и когда вы встретитесь с Кристин, Вы могли бы…
БРЭДЛИ. Нет!
ФРЭНСИС. Теперь, когда Крис вернулась, можно все начать заново, простить все грехи.
Звонок в дверь.
БРЭДЛИ. Нет! Уходите!
Звонит телефон. БРЭДЛИ берет трубку. Указывает ФРЭНСИСУ на дверь. ФРЭНСИС уходит.
Алло, Арнольд, что случилось?.. ЧТО?.. Не может быть… Ты ее убил!? Не говори глупости… Ну как ты мог ее убить, ты же не можешь… Ты вызвал врача? Нет?.. Что произошло?.. Хорошо, сейчас приеду… Да, прямо сейчас…
Возвращается ФРЭНСИС. БРЭДЛИ кладет трубку.
ФРЭНСИС. Вас ждет такси… Что-то случилось?
БРЭДЛИ. Нет.
ФРЭНСИС. Но перед господом я все еще врач.
БРЭДЛИ. …Ну, ладно… хорошо. Идите в такси.
Автоматически берет чемоданы, затем ставит их обратно.
БРЭДЛИ (во время того, как меняется сцена). Арнольд Баффин. Известный писатель. Склонен все преувеличивать. Я его нашел, я ему помог. Теперь он – автор лучшей книги года. Конечно же, я ему не завидую, я просто принадлежу к категории бумагомарателей, к которой принадлежит он.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Гостиная в доме Арнольда Баффина. В комнате беспорядок, стулья перевернуты, на полу разбросаны книги.
БРЭДЛИ. О, Господи!
АРНОЛЬД. Она так на меня орала!
БРЭДЛИ. Доктор Марлоу – Арнольд Баффин. Он случайно оказался у меня, когда ты мне позвонил.
ФРЭНСИС. Вы именно тот Арнольд Баффин?
БРЭДЛИ. Да, это именно тот Баффин.
ФРЭНСИС. Я просто восхищен Вашими книгами. Я прочитал…
АРНОЛЬД. О, спасибо Вам.
БРЭДЛИ. Арнольд, тебе надо успокоиться
Н
а диване лежит РЕЙЧЕЛ. Вид у нее действительно как у мертвой – голова запрокинута, рука бессильно повисла.
АРНОЛЬД (в ужасе). Она лежит вот там и не движется, а уменя нет даже сил на нее взглянуть
БРЭДЛИ. Арнольд, сядь.
ФРЭНСИС наблюдает за всем с большим интересом. АРНОЛЬД садится, закрывает лицо руками. БРЭДЛИ подходит к РЭЙЧЕЛ, становится на колени, берет ее руку.
Рейчел, Рейчел… Это я… Брэдли. О, Господи. У нее такая холодная рука и…
АРНОЛЬД (со стоном). Лишь бы с ней ничего не случилось…
БРЭДЛИ. Рейчел… это Брэдли… Она шевелится, она смотрит на меня! (Рейчел стонет.) Послушай, она что-то хочет сказать!
АРНОЛЬД (вскакивая). Дорогая, как ты?
БРЭДЛИ. Уйди отсюда.
АРНОЛЬД. Прости меня… О, моя дорогая…
БРЭДЛИ. Рейчел, не волнуйся, сейчас тебе будет лучше. (К ФРЭНСИСУ.) Идите сюда, теперь Ваша очередь.
БРЭДЛИ возвращается к АРНОЛЬДУ. ФРЭНСИС суетится вокруг РЕЙЧЕЛ, которая показывает все больше признаков жизни.
АРНОЛЬД. Этот парень – врач?
БРЭДЛИ. Да.
АРНОЛЬД. Я просто подумал, что он похож на литератора. Давай лучше немного выпьем. Господи, какой же я идиот.
АРНОЛЬД наливает себе виски трясущейся рукой. Начиная с этого маленького момента, он постепенно приходит в себя, возможно, даже сожалея, что так рано запаниковал и вовлек БРЭДЛИ в эту семейную сцену.
БРЭДЛИ. Ну, так что же произошло?
АРНОЛЬД. У нас разгорелся чертовски глупый спор по поводу одной из моих книг… она считает, что все мои книги о ней – карикатуры на нее.
ФРЭНСИС (подходя к ним). Где аптечка? Горячая вода, тазик, полотенца?
АРНОЛЬД (указывая). На кухне. Ну, как? С ней будет все в порядке?
ФРЭНСИС. Надеюсь.
АРНОЛЬД. Я решил, что я ее прикончил. Глупо было так паниковать. У нее мания преследования… сначала я что-то сказал, а потом мы уже не могли остановиться. Она начала орать, а я этого не выношу, и я ее оттолкнул, а она расцарапала мне лицо – видишь вот здесь – я влепил ей пощечину, а она набросилась на меня как тигрица, и тогда я взял вот эту кочергу, только чтобы от нее защититься. Я не хотел ее ударить, я хочу сказать, что я ее вообще не трогал, а потом вдруг откуда-то взялась кровь…
ФРЭНСИС (вытирая руки полотенцем). Ничего серьезного. Небольшой порез на голове. Кровоподтек, здорово она упала. С носом все в порядке.
АРНОЛЬД. Я Вам так благодарен…
ФРЭНСИС. Небольшое сотрясение и шок. Вам лучше вызвать Вашего врача. (К БРЭДЛИ.) Она хочет поговорить с Вами, а не с ним.
АРНОЛЬД. Солнышко мое, не сердись на меня!
БРЭДЛИ. Пожалуйста, оставьте нас с нею наедине.
ФРЭНСИС и АРНОЛЬД уходят. ФРЭНСИС забирает с собой бутылку виски. БРЭДЛИ направляется к РЕЙЧЕЛ, которая встает и делает несколько шагов навстречу
В
се в порядке, дорогая, все будет хорошо, ты поправишься.
РЕЙЧЕЛ являет грустную картину – остатки крови, синяк под глазом. Она осторожно ощупывает нос, глаза. Больше уже не плачет. Говорит злым холодным тоном, не глядя на БРЭДЛИ.
РЕЙЧЕЛ. Нет, ничего хорошего больше не будет.
БРЭДЛИ. Что за ерунда!
РЕЙЧЕЛ. Стыд и позор – и он еще пригласил тебя сюда всем этим полюбоваться!
БРЭДЛИ. Он дрожал как осиновый листок. Он так испугался, что причинил тебе боль.
РЕЙЧЕЛ. Причинил мне боль! Он украл у меня всю мою жизнь, очернил ее и описал в своих гнусных и лживых книгах. Он обсуждает меня с другими женщинами, они его все обожают, они ему льстят. Вокруг него одни только бабы. Призываю тебя в свидетели, я никогда его не прощу, никогда, никогда, никогда, даже если он всю оставшуюся жизнь будет ползать у моих ног. Он тонуть будет, я пальцем не пошевелю.
БРЭДЛИ. Рейчел, пожалуйста, давай без этого ужасного театра. Ты же так не думаешь! И, конечно же, ты его простишь!
РЕЙЧЕЛ. Ведь я не глупее его – но я не могу работать, не могу думать, не могу существовать – и все из-за него. Я никогда не жила своей жизнью, я всегда его боялась, вот почему все это прошло. Все мужчины в сущности презирают женщин, а женщины в свою очередь боятся мужчин. Мужчины просто физически сильнее, в этом-то все дело. Они могут поставить точку в любом споре! Он поставил мне синяк под глазом, как обыкновенный хулиган, заурядный пьяница.
БРЭДЛИ. Я уверен, что Вы оба по-своему не правы.
РЕЙЧЕЛ. Но пострадавшей в результате оказалась я.
БРЭДЛИ. Да, но ведь ты первая набросилась на него.
РЕЙЧЕЛ. Ах! Он бил меня и раньше! Я никогда ему этого не говорила, но когда он ударил меня в первый раз, я решила, что наш брак закончился. Он отнял у меня всю мою жизнь, все испортил, все разбил, живого места не оставил. Все уничтожил, все погубил.
БРЭДЛИ. Рейчел, перестань. Я не хочу этого слушать.
РЕЙЧЕЛ. Он не разрешал мне работать. И я ему подчинилась, я всегда ему подчинялась! У меня нет ничего своего. Ему принадлежит мир. Это все его, его! Я не стану его спасать. Пальцем не пошевельну, пусть тонет. Пусть огнем горит.
БРЭДЛИ. Ну, Рейчел…
РЕЙЧЕЛ. Но я не прощу и тебя за то, что ты увидел меня в синяках и слезах.
БРЭДЛИ. Рейчел, зачем ты меня расстраиваешь?!
РЕЙЧЕЛ. А теперь иди, утешай его, пособничай ему и передай ему все те «ужасные» слова, которые я только что произнесла.
БРЭДЛИ. Я не собираюсь этого делать!
РЕЙЧЕЛ. Я наполнила тебя своим негодованием и презрением – я избитая, рыдающая женщина средних лет. А теперь я иду наверх спать. Просто передай Арнольду, чтобы он ко мне даже близко не подходил. Я вернусь позже, и буду вести себя как обычно. Я опять буду сама собой. Собой, ха-ха!
БРЭДЛИ (пока она идет). Не сердись на меня, я здесь не причем!
РЕЙЧЕЛ уходит. Слышно как в отдалении хлопает дверь.
Бедная старушка Рейчел.
Поворачивается к публике.
Моя жизнь до того, как ее несколько оживили эти события, протекала вполне безмятежно. Иные могли бы назвать ее даже скучной. А по правде говоря, если позволительно употребить это красивое и сильное слово в его эмоциональном значении, моя жизнь была «возвышенно» скучной. Какая же это скука – всю жизнь проработать налоговым инспектором. Великий голландский философ однажды заметил, что по-настоящему добродетельный человек должен «выглядеть как налоговый инспектор». Обычно же сборщик налогов является объектом для насмешек. Люди еще одной профессии чаще всего высмеиваются – это дантисты. Но, как мне кажется, смех этот какой-то натужный. Оба и налоговый инспектор, и зубной врач символизируют для нас подспудные ужасы нашего бытия – они говорят о том, что за удовольствия платить, что средства, на которые мы существуем, даются нам в долг, а не даруются, что наши богатства гниют уже в процессе роста.
Моя жизнь, несмотря на все это (показывает жестом) продолжала оставаться изолированной и уединенной. Мое монашеское затворничество делало меня более счастливым и даже мудрым… Я обращаюсь к Вам, чтобы облегчить душу, снять напряжение, позволяя мыслям проносится как молния сквозь череду событий, не давая забыть о прошлом, но, не позволяя заглянуть и в будущее. Я – писатель. Серьезный писатель, а значит творец. Кто-то может возразить, но у Вас же нет ни одной опубликованной книги! Я отвечу: а в этом-то и заключается весь смысл. Я не останавливаюсь на достигнутом, я все время стремлюсь к совершенству – я раб черных сил, которые единственные позволяют красоте стать правдой. В искусстве, также как и в человеческой жизни легко теряется самое главное. Все это происходит из-за того, что в наиболее ответственные моменты, когда Ваше воображение готово сделать последний шаг, мы все пускаем на самотек, мы думаем, что вроде бы и так неплохо, и останавливаемся так и не достигнув вершины. Как же распознать эти моменты? Только великим дано их познать, прикоснуться к ним, растянуть их (показывает жестом). Священная обязанность каждого художника – ждать. Писательство сродни женитьбе. Ни в коем случае не делайте предложения до тех пор, пока сами не изумитесь своему счастью.
С бутылками и бокалами возвращаются АРНОЛЬД и ФРЭНСИС.
БРЭДЛИ. Она ушла наверх. Просила оставить ее одну. Она спустится немного попозже.
АРНОЛЬД. Ну и славненько. Прямо от сердца отлегло. Надеюсь, что ужинать мы будем уже вместе. Приготовлю ей чего-нибудь вкусненького.
БРЭДЛИ. Все же, как я понял, она отнеслась ко всему довольно серьезно.
АРНОЛЬД. Доктор сказал, что она быстро поправится. Выпьешь еще?
БРЭДЛИ. Ничего не пил сегодня кроме воды. (К ФРЭНСИСУ.) Не будем Вас больше задерживать, спасибо за помощь.
АРНОЛЬД. Нет, доктор, не покидайте нас!
БРЭДЛИ (твердо). Прощайте.
АРНОЛЬД. Я Вам так благодарен, я Вам должен что-нибудь?
БРЭДЛИ. Ты ничего ему не должен.
ФРЭНИСУ очень не хочется уходить. Он опустошает свой стакан до конца, а БРЭДЛИ начинает его выпроваживать.
ФРЭНСИС. Ей лучше побольше лежать в постели. (К БРЭДЛИ.) Возвращаясь к нашему с Вами разговору – когда Вы встретитесь с Кристин…
БРЭДЛИ. Я с ней не встречусь.
ФРЭНСИС. Вот мой адрес. (Сует его БРЭДЛИ.)
БРЭДЛИ. Прощайте, прощайте.
ФРЭНСИС уходит. АРНОЛЬД наливает себе виски.
Ты уверен, что она спустится к ужину?
АРНОЛЬД. Вполне. Она никогда не дуется слишком долго. Эти стычки ведь не боевые действия, мы любим друг друга. Рука у меня дрожит – взгляни, как подрагивает бокал – это происходит совершенно непроизвольно – странно, да?
БРЭДЛИ. Тебе тоже не мешало бы вызвать завтра своего врача.
АРНОЛЬД. Завтра все будет в порядке. Знаешь, я думаю, она просто разыграла здесь комедию, хотела меня попугать.
БРЭДЛИ. Не будешь возражать, если я немного здесь приберу?
БРЭДЛИ расставляет стулья, ставит книги на место в шкаф.
АРНОЛЬД. У нас счастливая семья. И я никакой не деспот. Но брак это весьма долгое плаванье в одной каюте. Естественно нервы иногда сдают. Любой женатый человек – это одновременно и доктор Джекил и мистер Хайд. Ты же знаешь, Рейчел может запилить кого угодно. Как начнет твердить до бесконечности одно и тоже, одну и ту же фразу.
БРЭДЛИ. Тогда ей нужно показаться психиатру.
АРНОЛЬД. Ты ничего не понял! Ведь пройдет полчаса, и она уже будет напевать на кухне веселенькую песенку.
БРЭДЛИ. Она жаловалась, что ты ее обсуждаешь с другими женщинами. У тебя есть кто-то на стороне?
АРНОЛЬД. Да нет же. Я образцовый муж! Что, я не имею права разговаривать с другими женщинами, но они ведь могут быть просто друзьями. Нет, в этом вопросе я ни на какие уступки не пойду – это будет слишком серьезная жертва. Если принесение жертвы ведет к сумасшествию, то приносить ее ни в коем случае не следует!
БРЭДЛИ. Можешь быть уверен, что о происшедшем никто не узнает.
АРНОЛЬД. (взглянув на БРЭДЛИ, слегка раздраженно.) Делай, как считаешь нужным. Почему ты так быстро выставил этого доктора? Он представился твоим другом.
БРЭДЛИ. Неужели! Он явно преувеличил!
АРНОЛЬД. Он что-то говорил о Кристин – так кажется звали твою жену?
БРЭДЛИ. Бывшую. Он ее брат.
АРНОЛЬД. Как это интересно! Разве она не в Америке? Она ведь, по-моему, вышла замуж за американца. Мне бы так хотелось с ней познакомиться.
БРЭДЛИ. Она сейчас в Лондоне. Причем богатенькая вдовушка.
АРНОЛЬД. Ты с ней увидишься?
БРЭДЛИ. Нет, а зачем? Она мне не симпатична.
АРНОЛЬД. В тебе говорит уязвленное самолюбие!
БРЭДЛИ. Уязвленное самолюбие! Да нет, это я оставил ее.
АРНОЛЬД. Тогда чувство обиды.
БРЭДЛИ. Ненависти. Мой дорогой Арнольд, обычной взаимной ненависти.
АРНОЛЬД. Я не верю в существование ненависти. Мне кажется, ее практически не бывает. На твоем месте я бы уже давно умер от любопытства. Значит доктор – ее брат…
БРЭДЛИ. Он не доктор, его лишили лицензии.
АРНОЛЬД. Бывшая жена и бывший врач! А что же он совершил?
БРЭДЛИ. Не знаю, он мне собственно тоже не особо приятен.
АРНОЛЬД. Не будь таким суровым. Мне он понравился. Я его даже пригласил в гости.
БРЭДЛИ. О, нет!
АРНОЛЬД. Людьми надо интересоваться, узнавать о них, как можно больше. Справедливость требует знания деталей, а любопытство – это своего рода милосердие.
БРЭДЛИ. А я считаю, что любопытство – это разновидность зависти.
АРНОЛЬД. Знание подробностей – вот что делает писателя…
БРЭДЛИ. Может, быть, в отношении таких писателей, как ты, это и справедливо, но что касается меня…
АРНОЛЬД. Ну, вот опять началось!
БРЭДЛИ. Заранее заготовленные наброски и списки предметов, на которые некто обратил свой взор, это еще не искусство!
АРНОЛЬД. А я никогда этого не утверждал – я никогда не описывал жизнь, какой она есть!
БРЭДЛИ. Твоя жена считает иначе.
АРНОЛЬД. О! (Делает жест, как будто хочет от себя что-то оттолкнуть.)
БРЭДЛИ. Журналистский репортаж – это не искусство, что впрочем, относится и к зыбким романтическим фантазиям! Искусство – это правда, искусство – это воображение, это метаморфозы, без которых остаются лишь бессмысленные детали или эгоистические мечтания.
АРНОЛЬД (повысив голос). Я знаю, ты…
БРЭДЛИ. Искусство возникает из бесконечного самоотречения и безмолвия.
АРНОЛЬД. Если безмолвие будет вечным, то не будет никакого искусства!
БРЭДЛИ. Художник должен ждать совершенства…
АРНОЛЬД. Я публикую свои романы и не жду, когда они станут совершенными, потому что знаю, что они никогда таковыми не будут. Любые другие отговорки – это лицемерие, в этом-то и состоит профессионализм писателя. Почему не считать себя просто человеком, который иногда что-то пишет, который, возможно, в будущем сможет и написать что-нибудь более стоящее? Зачем из этого делать трагедию всей жизни?
БРЭДЛИ. Ты хочешь сказать, что я – дилетант?
АРНОЛЬД. Хорошо, я знаю, что я второсортный писака, меня преследуют неудача за неудачей, каждая следующая книга – крушение очередного великого замысла! Но почему я должен делать из этого трагедию – как только книга напечатана, она уже может постоять сама за себя. Не думаю, что я стал бы писать лучше, если бы писал реже. Я бы лишь был более несчастным человеком. (БРЭДЛИ делает гримасу.) Мне нравится писать, это для меня естественный процесс. А альтернатива – это стать тобой, ничего не написать до конца, ничего не опубликовать, иметь зуб на весь мир и чувствовать себя выше тех, кто, несмотря на все неудачи, пытается сделать хотя бы что-нибудь.
БРЭДЛИ, Ну, мой милый друг, вот ты и разложил прямо все по полочкам.
Входит ДЖУЛИАНА. На ней спортивный костюм, в руках плеер с наушниками. БРЭДЛИ и АРНОЛЬД обмениваются знаками.
ДЖУЛИАНА. Привет, Брэдли.
АРНОЛЬД. Как дела, дорогуша? Ты еще не виделась с матерью? Сбегаю-ка я быстренько к ней наверх, она что-то себя не очень хорошо чувствует. (Уходит).
ДЖУЛИАНА. Они опять начали друг на друга орать, и я ушла на улицу. Уже успокоились?
БРЭДЛИ. Да, конечно.
ДЖУЛИАНА. По-моему, в последнее время они стали ругаться гораздо чаще, чем раньше.
БРЭДЛИ. Да нет. Ты преувеличиваешь.
ДЖУЛИАНА. Я так рада, что ты здесь, мне нужно тебя кое о чем спросить. (Рвет какое-то письмо).
БРЭДЛИ. Что ты делаешь?
ДЖУЛИАНА. Это признание в любви моего бывшего бойфренда.
БРЭДЛИ. Вы поссорились?
ДЖУЛИАНА. Да, надеюсь, это была последняя точка. (Бросает клочки в мусорную корзину.) Так-то лучше. Мне нужен твой совет по одному вопросу.
БРЭДЛИ. Какому?
Входит АРНОЛЬД.
АРНОЛЬД. Она заснула.
ДЖУЛИАНА. Я решила стать писательницей, и хочу, чтобы ты мне в этом помог.
Оба, БРЭДЛИ и АРНОЛЬД, издают стон.
БРЭДЛИ (показывая на АРНОЛЬДА.) У тебя же под боком есть специалист!
ДЖУЛИАНА. Отец не может быть хорошим учителем, и более того я хотела бы стать писателем твоего стиля, а не папиного.
БРЭДЛИ (удивленно). И каков же мой стиль?
ДЖУЛИАНА. Неторопливый.
БРЭДЛИ и АРНОЛЬД смеются. ДЖУЛИАНА выбегает из комнаты.
АРНОЛЬД. Брэдли, мы не должны становится врагами, не должны. И не только потому, что лучше жить в мире, но и потому, что мы можем сделать друг другу слишком больно – мы точно знаем, где находятся наши самые уязвленные места.
БРЭДЛИ (встает, собираясь уходить). Я не собираюсь делать никому больно. Я просто хочу дописать свою книгу.
АРНОЛЬД (тоже встав). Кстати, вот мой последний роман, как всегда с благодарственной надписью. Мне кто-то сказал, что ты пишешь на него рецензию? (БРЭДЛИ, приняв книгу, кивает в знак согласия.) А почему бы тебе ни прийти на следующей неделе к нам на обед? Рейчел очень будет рада тебя видеть.
БРЭДЛИ. Ой, ли? На следующей неделе я уже буду отсюда далеко. Я оставил службу в налоговой инспекции и теперь совершенно свободный человек!
АРНОЛЬД. Ах, да, конечно же, ты едешь в этот свой домик на берегу моря, где и собираешься написать величайшую книгу. И где же находится этот дом?
БРЭДЛИ. Это секрет!
К публике.
Время от времени я предпринимал мучительные попытки взглянуть на «творчество» Арнольда с точки зрения обыкновенного читателя. Я думаю, что больше всего мне не нравилось то, что он был трепач. Да и писал он в целом довольно небрежно. Но этот треп не был чем-то несерьезным или случайным, он составлял, если можно так сказать, «метафизический» смысл его писательства. Арнольд вечно пытался завладеть миром, как бы «выливая» себя на него, причем вода обычно напоминала ароматную пену для ванны.

Картина третья

Квартира БРЭДЛИ. БРЭДЛИ говорит по телефону.
БРЭДЛИ. Я хотел бы вызвать такси до вокзала «Кингс Кросс». Пирсон. Пенроуз Корт. Прямо сейчас. Спасибо.
Звонок во входную дверь.
Черт возьми!
БРЭДЛИ уходит открывать и впускает ПРИСЦИЛЛУ. Она входит в комнату и начинает плакать.
Присцилла! Что случилось? Скажи мне, ради Бога, в чем дело?
ПРИСЦИЛЛА. Я ушла от мужа.
БРЭДЛИ. Чертов Роджер! Но ты меня совсем ни удивила! Да нет же, удивила! Не говори ерунды, ты не могла его бросить, Вы просто немного повздорили – это все из-за жары.
ПРИСЦИЛЛА. Нашему браку пришел конец, жизнь моя закончена. Я умерла, иссякла и увяла от горя и страданий, от долгих лет горя и страданий.
БРЭДЛИ. Присцилла, мне очень жаль, но прямо сейчас я уезжаю из Лондона. Я только что вызвал такси.
ПРИСЦИЛЛА. Ты же мой брат, ты должен мне помочь. Не понимаю, как может всю жизнь человек так страдать и все еще оставаться в живых. (Всхлипывает.) Роджер превратился в дьявола, он хотел меня убить, пытался отравить.
БРЭДЛИ. Что за чушь!
ПРИСЦИЛЛА. Когда живешь с человеком, который тебя ненавидит, начинаешь потихоньку сходить с ума. А он говорит, что сумасшедшая – это я и что меня надо отправить в психушку. И я со всем этим мирилась, а что мне еще со всем этим оставалось делать.
БРЭДЛИ. Присцилла, и ты еще спрашиваешь, что делать. Роджер, конечно, большой эгоист и весьма отвратительный тип, но ты должна его простить! Ты не можешь его бросить, тебе ведь некуда больше идти.
ПРИСЦИЛЛА. Я избавилась от ребенка только потому, что он жаловался, что у нег нет средств, чтобы поставить его на ноги. А потом оказалось, что я вообще не могу больше иметь детей.
БРЭДЛИ. Пожалуйста, только не начинай эту старую песню! Послушай, я спешу на поезд.
ПРИСЦИЛЛА. С тех пор я никогда больше не была счастлива. Никогда. Мне кажется, у меня рак. У тебя есть что-нибудь выпить? Я начала пить. Это еще один повод для его упреков.
БРЭДЛИ приносит бутылку хереса и бокал, наливает ей. ПРИСЦИЛЛА снимает туфли, затем пиджак и юбку. БРЭДЛИ с отчаянием смотрит на то, как она устраивается на диване.
Ты не мог бы накрыть меня пледом?
БРЭДЛИ накрывает его. ПРИСЦИЛЛА пьет херес, а затем раздраженно возвращает бокал БРЭДЛИ.
И не смей ко мне прикасаться, я не выношу, когда до меня дотрагиваются, я как прокаженная. Я чувствую, как гноится мое тело. Лучше бы я была трупом, мертвой, а не живой. Он выкорчевал мою магнолию, ведь сад – это его сад, дом – это его дом. Я отдала ему всю свою жизнь. Мне так страшно.
БРЭДЛИ (к публике). Мои родители держали в Кройдоне небольшой магазин канцтоваров. Присцилла и я иногда спали прямо под прилавком. Нет, конечно же, не спали, но я все равно помню, как мы туда забирались. У некоторых людей вся их жизнь складывается крайне неудачно. Почему Господь возлюбил Иакова и возненавидел Исава? Кто может ответить мне на этот вопрос! Возьмите, например, Присциллу. Моя мать ее ненавидела. Впрочем, она ненавидела и меня, но я отвечал ей тем же, и, следовательно, это не тот пример.
Послушай, Присцилла, я уезжаю, ты не можешь здесь оставаться!
ПРИСЦИЛЛА. Роджер не выносит даже моего вида, он мне сам это сказал. И я частенько плакала, сидя прямо перед ним, сидела и часами плакала от горя и отчаяния, а он продолжал читать свои газеты.
БРЭДЛИ. Я уже начинаю ему сочувствовать!
ПРИСЦИЛЛА. Я знаю, что выгляжу уже не так, как раньше…
БРЭДЛИ. Как будто это имеет значение!
ПРИСЦИЛЛА. Ах, ты считаешь, что я выгляжу ужасно? Для него я создавала дом, день и ночь, не покладая рук, а когда он на меня орал, просила прощения! Я все время пытался создать вокруг него уют, чтобы в доме все было красиво, и теперь я все бросила, все свои вещи, все свои милые вещицы, - мою шубу, мой жемчуг, мое янтарное ожерелье, мои украшения, мои китайские вазочки и мое серебряное зеркальце – все милые мне вещицы, все пропало.
БРЭДЛИ. У тебя дома они в полной безопасности!
ПРИСЦИЛЛА. Ошибаешься! У меня нет больше дома. Пожалуйста, прошу тебя, сходи за ними и принеси сюда. Он их все разобьет мне назло. Какая же я дура, я просто взяла и убежала – ненавижу Роджера, ненавижу его, взяла бы и воткнула ему прямо в печень раскаленную спицу.
БРЭДЛИ. Присцилла!
ПРИСЦИЛЛА. Прочитала об этом в одном детективе. В результате наступает медленная и мучительная смерть.
БРЭДЛИ. Прекрати!
ПРИСЦИЛЛА. Ты не понимаешь, ты не осознаешь всего ужаса. Не удивительно, что из тебя не получился писатель. Жизнь у тебя была легкая, ты никогда не переживал такую боль, как я. О, эта боль, если бы ты только мог хотя бы на миг почувствовать то, что чувствую я, часами выть от этой боли…
ПРИСЦИЛЛА в истерике стонет.
БРЭДЛИ. Прекрати немедленно! Ты не можешь здесь оставаться!
ПРИСЦИЛЛА. Я убью себя – это будет лучшим выходом: все будут говорить, что мертвой она выглядит лучше – она слишком много страдала, а теперь все кончено – она умерла, УМЕРЛА.
Звонок в дверь.
БРЭДЛИ. О, Господи, такси…
БРЭДЛИ уходит открывать дверь. ПРИСЦИЛЛА достает из сумочки пузырек с таблетками и, запив хересом, глотает целую пригоршню. Возвращается БРЭДЛИ.
Давай, заканчивай все это и…
ПРИСЦИЛЛА (спокойно). Не волнуйся – я только что выпила все свое снотворное.
БРЭДЛИ. Я тебе не верю…
ПРИСЦИЛЛА. Выпила все – видишь? (Показывает пустой пузырек.) А теперь можешь убираться. Оставь меня здесь одну – я усну, а ты забудь обо всем – навсегда. Это конец, это конец.
Она роняет пузырек на пол и закрывает лицо пледомю
БРЭДЛИ. О Господи – Присцилла!
Носится по комнате. Берет телефонную трубку. Судорожно ищет номер в телефонном справочнике.
БРЭДЛИ. Теперь из-за тебя я опоздал на поезд.
Звонок в дверь. БРЭДЛИ убегает открывать и возвращается с ФРЭНСИСОМ.
ФРЭНСИС. Надеюсь, вы ничего не имеете против моего визита.
БРЭДЛИ. Конечно же, нет!
ФРЭНСИС. Неужели?
БРЭДЛИ. Моя сестра только что приняла большую дозу снотворного – она лежит вот под этим пледом.
ФРЭНСИС откидывает плед и осматривает ПРИСЦИЛЛУ, которая тихо стонет.
ФРЭНСИС. Давайте попытаемся ее посадить. Что она приняла? Где пузырек?
БРЭДЛИ. Он был где-то здесь. Секундочку…
ФРЭНСИС (пытаясь усадить ПРИСЦИЛЛУ, которая стонет и падает обратно.) Позвоните в больницу и вызовите скорую. Сколько штук она приняла? Скажите мне, какие таблетки Вы приняли?
ПРИСЦИЛЛУ тошнит. Звонок в дверь. Входят АРНОЛЬД и РЕЙЧЕЛ. На них шикарные костюмы, и они выглядят, как рекламные модели, только у РЕЙЧЕЛ остался еще небольшой синяк под глазом. Стоят вместе и, улыбаясь, приветствуют БРЭДЛИ.
АРНОЛЬД. У тебя была открыта настежь дверь, поэтому мы вошли. Решили тебя навестить в этот чудесный жаркий денечек и сказать, что у нас все отлично, а также пожелать тебе счастливого пути и творческих успехов в отношении новой книги!
ОБА (хором). Bon voyage и творческих успехов!
БРЭДЛИ. Присцилла только что пыталась покончить жизнь самоубийством.
Возгласы ужаса и сострадания.
ФРЭНСИС. Где пузырек?
БРЭДЛИ. Извините, мне нужно искать пузырек. (Начинает ползать по полу.)
АРНОЛЬД. Какой пузырек? Мы поможем! (Присоединяется к нему.)
ФРЭНСИС. Позвоните в больницу!
БРЭДЛИ. Рейчел, позвони ты. Позвони в Мидлсекскую больницу, вызови скорую и скажи, что…
РЕЙЧЕЛ. Хорошо, хорошо…
ПРИСЦИЛЛА. Дайте мне умереть, дайте мне спокойно умереть.
ФРЭНСИС. Никто Вам этого не позволит.
РЕЙЧЕЛ хватает телефонную книгу. Во время следующей сцены ее голос слышен, иногда его заглушают другие голоса. Эффект – как будто все говорят одновременно.
АРНОЛЬД. Фрэнсис, мой старый добрый друг, ты всегда там, где что-то происходит!
РЕЙЧЕЛ. Скорую, пожалуйста. Да, срочно.
ПРИСЦИЛЛА. Дайте мне умереть, дайте мне спокойно умереть.
РЕЙЧЕЛ. Большая доза снотворного.
Входит ДЖУЛИАНА.
ДЖУЛИАНА. Что здесь происходит? Папа, что случилось?
АРНОЛЬД (ищет). Пузырек, где ты?
ДЖУЛИАНА (к БРЭДЛИ). Кому плохо?
БРЭДЛИ. Нет. Да, моей сестре, вон моя сестра. Нам нужно найти пузырек!
ДЖУЛИАНА. О Господи! Какой еще пузырек?
ПРИСЦИЛЛА. Пожалуйста, неужели никто не может дать мне спокойно умереть?
АРНОЛЬД (найдя пузырек). Это он?
ФРЭНСИС подходит к нему и берет пузырек.
ФРЭНСИС. Брэд! Мне нужно немного воды и соды.
БРЭДЛИ уходит за водой.
РЕЙЧЕЛ. Неслышно… (Остальным.) Потише! (Кричит БРЭДЛИ.) Когда она их выпила?
БРЭДЛИ (за сценой). Только что.
РЕЙЧЕЛ. Только что. Да… Да…
ПРИСЦИЛЛА. Брэдли, ты не бросишь меня, да? Ты пойдешь и принесешь мои вещи…
РЕЙЧЕЛ. Пенроуз Корт… Да…
ПРИСЦИЛЛА. У меня никого кроме тебя нет, ты не оставишь меня одну, да?
БРЭДЛИ (за сценой). Конечно, дорогая.
РЕЙЧЕЛ. Правильно, это совсем рядом.
ПРИСЦИЛЛА. Я такая несчастная
В
озвращается БРЭДЛИ.
БРЭДЛИ. Прекрати буянить, ты можешь просто тихонечко полежать?
ПРИСЦИЛЛА. Полежать!
РЕЙЧЕЛ (завершая звонок). Да… Спасибо большое. (К ФРЭНСИСУ.) Я Вам так благодарна.
ФРЭНСИС (польщен). Не за что, я всегда к Вашим услугам.
Звонок в дверь.
РЕЙЧЕЛ. Вряд ли это скорая так быстро приехала.
ПРИСЦИЛЛА. Не оставляй меня!
АРНОЛЬД. Я открою.
АРНОЛЬД и РЕЙЧЕЛ уходят в прихожую. ФРЭНСИС возвращается к ПРИСЦИЛЛЕ. БРЭДЛИ выходит вперед, обхватив голову руками.
ДЖУЛИАНА. Брэдли, мне жаль, что все так получилось. Бедная Присцилла. Господи, как же ужасно стареть.
БРЭДЛИ (подняв брови, резко). Да. Ты права.
Погруженный в свои мысли, наводит порядок в комнате, складывает плед, берет юбку и туфли ПРИСЦИЛЛЫ.
ДЖУЛИАНА. Но ведь с ней все будет в порядке?
БРЭДЛИ. Да, да.
ДЖУЛИАНА. Брэдли, прости, что тебя беспокою, но можно мне тебя кое о чем спросить?
БРЭДЛИ (отрешенно). Что?
ДЖУЛИАНА. Ты мог бы для меня кое что сделать?
БРЭДЛИ. Господи, почему все это должно было произойти именно сегодня!
ДЖУЛИАНА. Ты не мог бы мне уделить немного времени и поговорить о «Гамлете»?
БРЭДЛИ. «Гамлете»?
ДЖУЛИАНА. Я имела в виду не сейчас. Что ты скажешь по поводу вторника в 11, здесь, у тебя. Видишь ли, это обязательно произведение для экзаменов. А эта пьеса может сбить с толку кого угодно. Ты считаешь, Гертруда была за одно с Клавдием, когда он убивал короля?
БРЭДЛИ. Нет, не была.
ДЖУЛИАНА. А мне показалось, что у нее возможно, уже был роман с Клавдием еще до смерти отца Гамлета.
БРЭДЛИ. Нет, не было.
ДЖУЛИАНА. Я пришла к выводу, что все женщины в определенном возрасте испытывают сильное желание изменить своему мужу…
БРЭДЛИ. Нет, не все.
Слышна сирена скорой помощи. Возвращается РЕЙЧЕЛ. Она помогает ФРЭНСИСУ поставить ПРИСЦИЛЛУ на ноги и проводить ее до входной двери.
РЕЙЧЕЛ. Скорая приехала.
ПРИСЦИЛЛА. Никто меня не любит. Никому я не нужна. Моя мать меня ненавидела, мой отец меня ненавидел. Они сломали меня, они меня уничтожили.
БРЭДЛИ. Господи, хоть бы все обошлось.
ПРИСЦИЛЛА (в дверях). Меня не существует, и никогда не существовало. Я – ничто… Ничто…
РЕЙЧЕЛ и ФРЭНСИС уводят ее, завернутую в плед. Ее причитания затихают в отдалении.
БРЭДЛИ. Подождите, а одежда!
Бросается к ДЖУЛИАНЕ с пиджаком, юбкой и туфлями ПРИСЦИЛЛЫ в руках. ДЖУЛИАНА уходит, взяв вещи. Во время этого переполоха, незамеченный БРЭДЛИ, возвращается АРНОЛЬД вместе с КРИСТИН.
БРЭДЛИ (к АРНОЛЬДУ). Что с тобой? (Заметив Кристин.) Кристин!
КРИСТИН выглядит моложаво, одета изящно. Говорит с легким американским акцентом.
КРИСТИН. Брэдли… Прошло так много времени, а ты совсем не изменился. Думала увидеть тебя старым и седым, а ты все такой же молодой… Не правда ли, он выглядит очень молодо…
РЕЙЧЕЛ (входя). Фрэнсис уехал вместе с ней. Все будет хорошо.
КРИСТИН. Вечно несчастная Присцилла, я ее помню… Бедняжка. А, может быть, это был просто крик о помощи, а Рейчел?
Входит ДЖУЛИАНА.
А это Ваша красавца-дочка. Привет, Джулиана?
ДЖУЛИАНА. Привет.
БРЭДЛИ (полностью сбитый с толку). Но… Вы, что все друг друга знаете?
КРИСТИН. Конечно! Мы только что познакомились прямо в дверях. Мне понравились твои друзья. Я прочла все его книги. (Указывает на АРНОЛЬДА; обращаясь к нему.) Когда я заканчивала университет, я написала о Вас очерк.
АРНОЛЬД. Обязательно приходите как-нибудь к нам в гости.
РЕЙЧЕЛ. Да, обязательно приходите!
КРИСТИН. С удовольствием… В Лондоне у меня совсем не осталось друзей. Никого не знаю кроме него (указывает на БРЭДЛИ) и моего погрязшего в долгах братца. Вчера он был у меня, просил денег, а теперь оказывается он Ваш общий друг. Наш мир тесен. Это точно. Брэдли… (смотрит на него с искренней симпатией, склонив голову на плечо.) Да… Совсем как раньше…
АРНОЛЬД. Может быть, предложим Кристин что-нибудь выпить?
Берет из буфета бокалы и бутылку хереса.
ДЖУЛИАНА. Брэдли, мне надо идти. Итак, во вторник. (Уходит.)
КРИСТИН. Брэд, тебя же всего трясет!
БРЭДЛИ (к КРИСТИН). Прошу тебя, оставь меня в покое и уйди отсюда.
КРИСТИН. Брэдли, к чему этот тон. Я многое передумала за это время… Я пришла с миром.
АРНОЛЬД. Расслабься, старина, прими все, как есть, это должно было произойти…
КРИСТИН. И происходит. Меня саму трясет. Тысячи раз я рисовала в своем воображении нашу встречу, я мечтала о ней, думала, что упаду в обморок! И вот – это чудо свершилось. Брэд, дорогой, ну скажи же что-нибудь – скажи что-нибудь доброе и приятное!
БРЭДЛИ. Я написал тебе письмо. Вот оно.
Протягивает КРИСТИН письмо, она его читает.
КРИСТИН. Не слишком учтиво!
Отдает письмо АРНОЛЬДУ.
АРНОЛЬД (читает). «Мне не хотелось бы видеться с тобой ни при каких обстоятельствах. Не пытайся, подстегиваемая любопытством либо нездоровым интересом… В течение долгих лет нашей благословенной «разлуки» я забыл о твоем существовании…»
КРИСТИН. Неправда, ты не мог меня забыть!
Тоже читает письмо.
АРНОЛЬД (дотронувшись до ее рукава, продолжает читать). «Я почувствовал огромное облегчение, когда избавился от тебя. Я тебя совсем не люблю. Но так как твои воспоминания обо мне, несомненно, столь же неприятны, как и мои о тебе…»
КРИСТИН. Напротив, именно за тем, чтобы сказать тебе это, я и приехала! Ты не должен меня боятся.
БРЭДЛИ. А я тебя не боюсь!
КРИСТИН. Но ты возбужден… Посмотрите, как он взволнован!
АРНОЛЬД (радостно). Брэдли, ты настоящий писатель, твое письмо – образец подлинной литературы! Вы только послушайте.
БРЭДЛИ. Заткнись!
КРИСТИН. Господи, я сейчас рассмеюсь – я всегда смеюсь, когда меня так вдруг пугают. Вы меня рассмешили! (Показывает на АРНОЛЬДА.) О, Боже!
АРНОЛЬД тихонечко смеется над письмом БРЭДЛИ. КРИСТИН разражается громким смехом. Их смех сливается.
РЕЙЧЕЛ (неловко). Прости, Брэдли. И не волнуйся по поводу Присциллы. Арнольд, перестань, пошли, нам уже пора.
АРНОЛЬД. Я останусь с Брэдли, ему необходима дружеская поддержка!
КРИСТИН. Я могла бы присмотреть за Присциллой. О самоубийствах я знаю все. В свое время я прошла целый курс по этой теме. Я ее навещу.
БРЭДЛИ. Не надо.
КРИСТИН. Что ты так ерепенишься! Давай поговорим спокойно.
БРЭДЛИ. Я уже все тебе написал.
КРИСТИН (к АРНОЛЬДУ). Ну, скажите же хоть Вы ему.
АРНОЛЬД, все еще смеясь, отмахивается от нее. КРИСТИН смеется, затем поворачивается к БРЭДЛИ.
Ну, все хватит. Я рада тебя видеть. Думала, что и ты обрадуешься, увидев меня. Я представляла твои улыбающиеся глаза, наполненные теплотой. Я – что ненормальная? А сейчас я просто счастлива. Я получаю от жизни кайф, я обожаю этот мир. Каждое утро, когда я просыпаюсь, я кричу «Аллилуйя». (Повернувшись к АРНОЛЬДУ.) Это, что ужасно? Я теперь абсолютно свободна, я свободная женщина. Как в дзэне, на меня нашло озарение.
АРНОЛЬД. Сатори. А я знаю все о буддизме.
КРИСТИН (к АРНОЛЬДУ). Изучение дзэн-буддизма у меня прошло как по маслу. Но сейчас я увлечена настоящей философией – Этикой добра.
АРНОЛЬД. А разве не всякая этика – это этика добра?
КИСТИН (загибая пальцы). Конечно же, нет. Существует Этика долга, Этика целомудрия, Этика накопительства – но только Этика добра – это новое воплощение Христианства. Бога больше нет, он покинул нас, с ним покончено. А Иисус стал таким же как Будда, он легко доступен, и нет нужды верить во весь этот древний вздор. (Указывая вверх.) Он здесь и прямо сейчас! Иисус наш спаситель, но Иисус и есть само добро, значит Вы просто верите в добро. Как у Платона!
РЕЙЧЕЛ. Платона!
АРНОЛЬД. Звучит прекрасно, мы должны это обсудить, мне очень нравиться обсуждать вопросы, связанные с религией.
КРИСТИН (к БРЭДЛИ). Он смеется надо мной, но это же все правда!
БРЭДЛИ. Ты пришла сюда выставлять напоказ свое самодовольство, свой затейливый американский акцент и свои деньги. А теперь, когда ты все это так успешно продемонстрировала, не будешь ли ты наконец любезна понять, что я не желаю тебя видеть.
КРИСТИН. А что плохого в богатстве? Оно дает тебе новое качество жизни, оно привлекает. Богатые люди более приятны в общении, менее нервозны, они тихи и невозмутимы. Послушай, я вернулась обратно и сразу же отправилась к тебе. Поразмысли над этим. Я не легковозбудимый подросток, ищущий от чего бы потащиться. Я женщина средних лет с устойчивой психикой. Мне очевидны мотивы твоего поведения. В Иллинойсе я не один год посвятила занятиям по психоанализу. Мне нужно реальное счастье, мне нужна дружба, я хочу знакомиться с разными людьми, я хочу им помогать. Думаю, обсуждение нашей прошлой совместной жизни поможет и нам и позволит исправить ошибки.
БРЭДЛИ. Меня от тебя тошнит.
КРИСТИН. Скажи, а ты когда-нибудь ходил к психоаналитику?
БРЭДЛИ. К психоаналитику?!
КРИСТИН. Лечь, расслабиться и бесконечно долго рассказывать о самом себе обходительному мудрому еврею, это великолепно. Это то, что тебе необходимо! (к АРНОЛЬДУ.) Вы согласны?
БРЭДЛИ. И оставь в покое моих друзей!
КРИСТИН. Будет тебе, Брэд, они же не твоя собственность. В тебе уже опять заговорила ревность! (к АРНОЛЬДУ.) Он такой ревнивый. (к БРЭДЛИ.) Сколько книг ты опубликовал? Я думала, что ты уже стал крупным писателем. В нашем литературном кружке состоял один английский литератор, но он о тебе даже ничего не слышал. А об Арнольде Баффине знают все, и это большая честь с ним познакомиться. Ты все еще служишь в налоговой инспекции?
АРНОЛЬД. Нет, он уволился.
КРИСТИН. У меня кое-какие весьма щекотливые проблемы с налогами. И я рассчитывала на твою помощь. (к АРНОЛЬДУ.) Ему никогда не следовало становиться налоговым инспектором, а надо было лучше отправить повидать мир. Неудивительно, что он не может писать. Лично я видела многое и еще больше увижу. Я всегда хотела стать писательницей, я прошла целый курс по литературному творчеству и…
БРЭДЛИ (указывая на дверь.) Ты уберешься или нет?
КРИСТИН. Брэдли, не будь со мной так жесток – разве ты не понимаешь, что я могла стать совершенно другим человеком?
БРЭДЛИ. Мне абсолютно неинтересно кем ты стала.
АРНОЛЬД. Конечно же, ему интересно! Брэдли, не будь таким мстительно напыщенным!
БРЭДЛИ указывает на дверь.
КРИСТИН. Ну, хорошо, приятель, раз ты так этого хочешь. Я думала, что мы могли бы неплохо проводить время друг с другом, ты и я. Я сейчас богата. Я хочу быть счастливой и хочу сделать счастливыми близких мне людей. Смотрю я на тебя, Брэдли Пирсон, и вижу, что до счастья тебе далеко.
БРЭДЛИ. Может быть я и несчастлив, но я не товар, выставленный на продажу. Убирайся отсюда, я тебя ненавижу. Я тебя просто ненавижу.
КРИСТИН. Брэдли, ненависть – плохое чувство, оно вызывает негативные эмоции.
БРЭДЛИ опять указывает на дверь. КРИСТИН криво улыбается и безнадежно машет рукой. Повторяет жест в сторону АРНОЛЬДА. Прощается с РЕЙЧЕЛ, которая сидит на диване.
Пока!
КРИСТИН уходит. АРНОЛЬД, словно загипнотизированный, идет за ней, затем возвращается обратно.
АРНОЛЬД. Брэдли…
БРЭДЛИ бросает на него суровый взгляд. АРНОЛЬД, быстро взглянув на РЕЙЧЕЛ, убегает вслед за КРИСТИН. Пауза. БРЭДЛИ и РЕЙЧЕЛ, несмотря друг на друга, тяжело дышат.
РЕЙЧЕЛ (все еще сидя в отдалении на диване.) Занятная сценка.
БРЭДЛИ. Ненависть ужасна, разрушительна…
РЕЙЧЕЛ. Не думаю, что она разрушительна. Она естественна. Это источник энергии.
БРЭДЛИ (поглощенный гневом). Эта женщина попыталась залезть прямо внутрь меня. Словно проткнуть меня шпагой. Но никто, кажется, не верит, что я ее действительно ненавижу!
РЕЙЧЕЛ. Я тебе верю. Я знаю, что такое ненависть.
БРЭДЛИ. Она единственный человек, которого я ненавижу. Только благодаря ей я знаю, что такое ненависть. Если же меня приводит в бешенство Арнольд, то это совсем иное. Господи, мне надо успокоиться! Я написал довольно злую рецензию на его последний роман, не могу решить, стоит ли ее печатать или нет. (Достает из кармана рецензию и читает ее.) Послушай. «Новый роман Арнольда Баффина предоставляет его многочисленным почитателям то, чего они от него хотят, а именно, такую же мешанину, как обычно. Центральный герой романа, биржевой маклер сорока лет, решает стать монахом и уходит в монастырь. Героиня, сестра настоятеля, яркая женщина, только что вернувшаяся из поездки по Востоку, пытается обратить его в буддизм. Роман изобилует скучными поверхностными сопоставлениями различных религий. (Отдадим должное тому, что они все же вносят некоторое разнообразие в действие романа.) Настоятель (конечно же, подобие Христа) гибнет от упавшего ему на голову массивного бронзового распятия. Был ли это несчастный случай? И т.д. и т.д. (Перескакивая дальше.) Мистер Баффин пишет много и быстро, эта способность, которую он ошибочно принимает за силу воображения, - и есть его главный враг. Хороший писатель должен обладать мужеством уничтожать написанное и ждать своего часа. Судя по объемам произведенного, мистер Баффин не способен ни на то, ни на другое. Только гений может позволить себе никогда не марать бумагу. В отношении этого романа мой вопрос заключается не в том, насколько он развлекателен, а насколько он является произведением искусства. И ответ на этот вопрос, увы, отрицателен. Права на экранизацию романа, само собой разумеется, уже куплены!»
РЕЙЧЕЛ (пробегая рецензию). Зло и отвратительно, ты не должен ее публиковать!
БРЭДЛИ сначала сминает рецензию, затем расправляет и кладет обратно в карман.
РЕЙЧЕЛ. На самом деле Арнольд тебе симпатичен, впрочем, как и все остальные. Ты – мазохист, тебе нравится, когда он ставит тебя на место.
БРЭДЛИ. Я не мазохист!
РЕЙЧЕЛ. Он очень хорошо к тебе относится. И Джулиана тоже. Она восхищается тобой потому, что ты так непохож на Арнольда. Она мне призналась, что уже несколько лет пытается привлечь твое внимание. Мне бы хотелось, чтобы вы иногда виделись. Она ведь так несчастна, моя бедная девочка.
БРЭДЛИ. У нее несчастливый возраст, хочется все время в кого-то влюбляться. Слава Богу, у меня это давно в прошлом.
РЕЙЧЕЛ. Неужели? Мне кажется, ты вполне готов заново влюбиться в Кристин.
БРЭДЛИ (сдерживая себя). Рейчел, дорогая, не буди во мне зверя!
РЕЙЧЕЛ. Она чертовски умна и привлекательна. Думаю, Арнольд уже в нее влюбился.
БРЭДЛИ. Не может быть!!!
РЕЙЧЕЛ. А что же ты думаешь он сейчас делает? Наверняка сидит с ней в каком-нибудь баре, потом угостит ужином. Затем они отправятся к ней домой, и он заставит рассказать о вашей совместной жизни практически все.
БРЭДЛИ. Святые небеса! Только бы не сойти с ума, только бы не сойти.
РЕЙЧЕЛ (дразня его). Арнольд может разговорить кого угодно. Он прирожденный исповедник. Она будет сгорать от нетерпения, посвящая его в мельчайшие подробности, о том какая ужасная жизнь у нее была с тобой.
БРЭДЛИ. Если Арнольд… с Кристин…
РЕЙЧЕЛ. Я знаю, ты его убьешь. Возможно, нам надо иногда отдаваться воображению для того, чтобы в действительности мы не убивали своих родных и близких. Успокойся, Брэдли, не забывай, что ты, в принципе, тихий и застенчивый человек. Все остальное порождает только твое воображение.
БРЭДЛИ. Я живу в воображаемом мире.
БРЭДЛИ внезапно хватает последний роман Арнольда, который лежит на столе и рвет книгу на части.
Извини.
РЕЙЧЕЛ (отбрасывая ногой обрывки книги). Не беспокойся. Мне понравилось и даже стало немного легче. Давай сделаем по глоточку.
БРЭДЛИ. В последнее время я слишком много пью. Обычно я пью не так много. Господи, а как же там бедная Присцилла, надо бы позвонить…
РЕЙЧЕЛ наливает себе и БРЭДЛИ.
РЕЙЧЕЛ. Брэдли, сядь рядом со мной.
Садятся рядом друг с другом.
БРЭДЛИ. Я думал, что тебе будет неприятно меня видеть после того, как я тогда пришел… Знаешь, в тот день…
РЕЙЧЕЛ. Нет, эти объяснения даже сблизили меня с тобой. Я всегда хотела узнать тебя получше, но испытывала рядом с тобой некую робость. Ты очень непрост.
БРЭДЛИ (последние слова доставили ему удовольствие). Неужели?
РЕЙЧЕЛ. Мне кажется, ты довольно давно не занимался любовью с женщиной.
БРЭДЛИ. Ты права. (Многозначительная пауза.) Послушай, мне действительно надо позвонить в больницу
В
то время как он протягивает руку к телефонной трубке, звонит телефон.
Да… (к РЕЙЧЕЛ.) Это Фрэнсис. Да, Фрэнсис. С ней все в порядке? Нет совсем никакой опасности?.. Слава Богу… Да, я принесу ее вещи… Она составила список? Уже!.. Хорошо… Спасибо… Я приду. (Кладет трубку.) Я лучше… схожу к ней в больницу…
Очевидно, БРЭДЛИ не уверен, чего он больше хочет – сесть обратно к Рейчел или идти в больницу к Присцилле. РЕЙЧЕЛ несколько раз постукивает по дивану, и БРЭДЛИ садится обратно.
РЕЙЧЕЛ. Брэдли, с ней ничего не случится. Ты не будешь против, если я тебя поцелую? Мне всегда хотелось поцеловать тебя по-настоящему, а не по-дружески. (Целует его.) Брэдли… Дорогой…
БРЭДЛИ. Спасибо. Но… Видишь ли… Я одинокий волк…
РЕЙЧЕЛ. Я всего лишь тебя поцеловала! Что ты так взбеленился! Или ты считаешь, что все женщины моего возраста испытывают сильное желание…
БРЭДЛИ. Как Гертруда.
РЕЙЧЕЛ. Кто такая, эта Гертруда?
БРЭДЛИ. Одна моя старая пассия. Я просто хотел сказать, что не хочу никаких интрижек.
РЕЙЧЕЛ. Как, например, влюбиться в меня?
БРЭДЛИ (спокойно). Да. Просто, сейчас мне надо работать. Мне необходимо побыть одному. Я собираюсь писать книгу, к которой шел всю жизнь.
РЕЙЧЕЛ. Не говори так торжественно о своей книге, ни к чему хорошему это не приведет! Ты не должен думать о себе как о писателе, как это делает Арнольд, ты должен просто писать. Тебе нужно больше жизни. И мне тоже. Дай мне руку. Вот так. Брэдли, я не причиню тебе никакого вреда. Все очень просто. Мне нужна любовь, мне нужно любить как можно больше, мне необходимо любить тебя. И мне кажется, что и тебе я необходима именно для этого. Я так устала… я как бы застыла… я должна двигаться, мне необходимы новые чувства. Но мы не причиним боли Арнольду, он будет только рад… Я превратилась в зануднейшую жену. Послушай меня, ты идеально для меня подходишь, ты единственный человек, с которым я естественна и не играю никакой роли!
БРЭДЛИ. Я рад… Но…
РЕЙЧЕЛ. А, возможно, мы даже найдем ключ к счастью… После сорока мало кто счастлив. Дорогой мой, не смотри так, я не имею в виду разыгрывать драмы, погони или скандалы. Мы просто должны стать друг другу ближе, ты должен мне позволить полюбить тебя.
БРЭДЛИ. Но это все будет тайным? Я не люблю тайн.
РЕЙЧЕЛ. Нет же, Арнольд обо всем будет знать, все будут знать о наших «несколько особых» отношениях… Но… Но… Ведь любая близкая дружба – это всегда тайна. Ты ведь меня немного любишь?
Конечно, всегда любил, но я не могу точно определить…
РЕЙЧЕЛ. Не надо ничего определять! В этом то и вся прелесть!
БРЭДЛИ. Рейчел, я не хочу чувствовать себя виноватым, это повлияет на мою работу.
РЕЙЧЕЛ (со смешком). О, какой же ты пуританин! (Сбрасывает с себя жакет.)
БРЭДЛИ. Меня ужасает сама мысль, что я буду к чему-то сейчас привязан, мне надо писать книгу и мне необходимо ей соответствовать.
РЕЙЧЕЛ. Брэдли, я восхищаюсь тобой, ты настолько серьезнее относишься к творчеству, чем Арнольд. Но почему же ты не сможешь писать? Это все потому, что ты подавлен. Я имею в виду в духовном плане.
БРЭДЛИ. В духовном… Возможно… Но…
РЕЙЧЕЛ. Тебе надо наслаждаться своей свободой, иначе она постареет и закостенеет, как моя. Больше свободы, больше любви, - вот, что нужно твоей книге. (Снимает с БРЭДЛИ галстук.) А теперь поцелуй меня еще раз. Просто, чтобы доказать, что ты все еще это умеешь.
БРЭДЛИ целует ее.
БРЭДЛИ. Мы должны понимать, чем мы сейчас занимаемся. Мне не хотелось бы вести себя непристойно.
РЕЙЧЕЛ. А кто вообще что-либо говорит о непристойности?
БРЭДЛИ (слегка отодвигаясь). Ты это, случайно, делаешь не для того, чтобы только досадить Арнольду?
РЕЙЧЕЛ. Нет. А ты не для того, чтобы досадить Кристин?
БРЭДЛИ. Не говори ерунды. Более того, я ничего такого не делаю.
РЕЙЧЕЛ. Ты уверен?
БРЭДЛИ. Неужели он мог увлечься Кристин?
РЕЙЧЕЛ. Не знаю, это не имеет значения. В тот ужасный день… Когда он позвал тебя… Как свидетеля… Я могла бы тебя возненавидеть. Но все оказалось наоборот, я решила, что все оказалось наоборот. Я знаю тебя очень давно, и теперь… На тебя возложена особая роль – роль рыцаря, моего рыцаря, моего возлюбленного благородного рыцаря.
БРЭДЛИ. У нас будет рыцарская любовь?
РЕЙЧЕЛ. Да.
В ходе дальнейшего диалога РЕЙЧЕЛ снимает с БРЭДЛИ его пиджак, расстегивает пуговицы на рубашке. Она также снимает с себя блузку.
БРЭДЛИ. Рейчел, рыцарская любовь, это совсем иное.
РЕЙЧЕЛ. Ты, что боишься Арнольда?
БРЭДЛИ. Да, немного.
РЕЙЧЕЛ. Ты не должен его бояться. Я должна видеть тебя бесстрашным. Мой рыцарь не может быть трусом. Ты освободишь меня и освободишься сам. Я всегда видела в тебе дух свободы, святого мудреца.
БРЭДЛИ. Все это крайне неразумно. Более того, я этого не хочу! Мы оба – обыкновенные консерваторы средних лет.
РЕЙЧЕЛ. Я не обыкновенная. И это я только что обнаружила.
БРЭДЛИ. Но я совсем обычный человек. А ты жена моего лучшего друга. Так что, пожалуйста, не надо ничего затевать.
РЕЙЧЕЛ. Но на попятную идти уже поздно и мне уже даже нравится с тобой препираться.
БРЭДЛИ. Ты знаешь, чем заканчиваются подобные споры.
РЕЙЧЕЛ. Знаю.
Сидят напротив друг друга и внимательно друг на друга смотрят.

Картина четвертая

БРЭДЛИ один. Выходит на авансцену.
БРЭДЛИ (к публике). Я получил письмо от Арнольда. (Читает.) «Мой дорогой Брэдли, я влип по уши и чувствую, что должен все выложить тебе до конца. Кристин и я, мы полюбили друг друга. Я знаю, ты не веришь в романтическую любовь, но уверяю тебя, она существует. Конечно же, мне не безразлична и Рейчел, но иногда ты можешь просто от кого-то очень устать, наш брак нежизнеспособен, мы почти что притворяемся. И мне пришлось искать что-то новое. Конечно же, я не брошу Рейчел, но я не могу расстаться и с Кристин тоже. И если это означает, что мне придется работать на два «фронта», ну что же, слава Богу, я могу себе это позволить. Я рассчитываю, что ты поможешь Рейчел со всем эти смириться. Кристин тоже нужно от тебя кое-что. Она хотела бы, чтобы ты «благословил» наши с ней отношения. Ты не мог бы с ней увидеться в ближайшее время, и сказать, что с твоей стороны никаких возражений нет? Прошу тебя, Арнольд?»
По мере того, как он читает, становится видна его квартира. Входит ДЖУЛИАНА. В руках у нее томик Шекспира.
БРЭДЛИ (удивленно). Джулиана!
ДЖУЛИАНА. Ты оставил открытой дверь. Как у тебя здесь жарко. Ты, что забыл? Я пришла на консультацию по «Гамлету». Ты же сказал, что вторник тебя устраивает.
БРЭДЛИ. Я сказал? О, Господи.
ДЖУЛИАНА. Как Присцилла?
БРЭДЛИ. Лучше. Она вернется сюда.
ДЖУЛИАНА. Бедняжка. Она выглядит намного старше тебя. Брэдли, я так рада тебя видеть. Ты действуешь на меня успокаивающе. Все меня раздражают до чертиков, кроме тебя. У тебя есть свободная минутка?
БРЭДЛИ. Да, да, конечно.
Садятся за стол напротив друг друга.
ДЖУЛИАНА. Брэдли, как это все здорово!
БРЭДЛИ. Еще ничего не произошло. Может быть выйдет совсем не так здорово.
ДЖУЛИАНА. Я буду задавать вопросы, а ты отвечать. Хорошо? У меня их тут целый список! (Размахивает листом бумаги.)
БРЭДЛИ. Ладно, давай. Но учти, что у меня не так много времени.
ДЖУЛИАНА (читая по списку). Почему Гамлет медлит с убийством Клавдия?
БРЭДЛИ. Потому что он мечтательный и совестливый молодой человек, который не склонен совершать убийство только потому, что ему привиделся какой-то призрак. Следующий вопрос.
ДЖУЛИАНА. Но ведь призрак был настоящий?
БРЭДЛИ. Да, но Гамлет этого не знал.
ДЖУЛИАНА. Но должна же быть и другая причина его нерешительности, разве не в этом смысл пьесы?
БРЭДЛИ. Я не говорил, что не было другой причины.
ДЖУЛИАНА. Какая же?
БРЭДЛИ. Он отождествляет Клавдия со своим отцом.
ДЖУЛИАНА. А-а. И поэтому он, значит, колеблется, что любит отца и в итоге не может убить Клавдия?
БРЭДЛИ. Нет, отца он ненавидит.
ДЖУЛИАНА. Но тогда почему же он сразу не отправляет Клавдия на тот свет?
БРЭДЛИ. Но ведь его отца он все-таки не убивал.
ДЖУЛИАНА. Нет, не понимаю, каким образом отождествление Клавдия с отцом мешает Гамлету его убить.
БРЭДЛИ. Ненавидя отца, он страдает от этого. Он чувствует себя виноватым.
ДЖУЛИАНА. Значит, его парализует чувство вины? Но он нигде этого не говорит. Он ужасно самодоволен и высокомерен. Посмотри, как отвратительно он ведет себя с Офелией.
БРЭДЛИ. Это следствие одного и того же.
ДЖУЛИАНА. Что ты имеешь в виду?
БРЭДЛИ. Он отождествляет Офелию с матерью.
ДЖУЛИАНА. Но я думала, он любит мать?
БРЭДЛИ. Вот в этом-то и вся суть.
ДЖУЛИАНА. Не поняла, растолкуй.
БРЭДЛИ. Он не может простить матери прелюбодеяния с отцом.
ДЖУЛИАНА. Подожди минутку, я что-то совсем запуталась…
Время от времени ДЖУЛИАНА пытается
делать записи.
БРЭДЛИ. Клавдий идентифицируется у Гамлета с отцом на подсознательном уровне.
ДЖУЛИАНА. Но ведь невозможно совершить прелюбодеяние с мужем, это нелогично.
БРЭДЛИ. Подсознание не знает никакой логики.
ДЖУЛИАНА. То есть Гамлет ревнует? Ты хочешь сказать, что он влюблен в свою мать?
БРЭДЛИ. В этом-то и заключается основная идея. И, как я полагаю, довольно часто встречаемая в жизни.
ДЖУЛИАНА (после паузы). А, вот в чем дело.
БРЭДЛИ. Да, именно в этом.
ДЖУЛИАНА. Понятно. (Быстро записывает в блокнот.) Это все очень интересно. А почему Офелия не смогла спасти Гамлета?
БРЭДЛИ. Потому, моя дорогая Джулиана, что невинные и невежественные молодые девушки не способны «спасать» сложных, невротичных, чересчур образованных менее молодых мужчин от гибели. Как бы они не тешили себя подобными иллюзиями.
ДЖУЛИАНА. Ну, хорошо, я невежественна и молода, но я ведь не отождествляю себя с Офелией!
БРЭДЛИ. Разумеется. Ты отождествляешь себя с Гамлетом. Как и все.
ДЖУЛИАНА. Я полагаю, каждый стремится отождествить себя с главным героем.
БРЭДЛИ. Для великих литературных произведений это необязательно. Разве ты отождествляешь себя с Макбетом и Лиром?
ДЖУЛИАНА. Нет, но все-таки…
БРЭДЛИ. Или с Ахиллом, или с Агамемноном, с Раскольниковым, с Фанни Прайс, с мадам Бовари…?
ДЖУЛИАНА. Постой, постой. О некоторых я вообще никогда не слышала.
БРЭДЛИ. Своеобразие «Гамлета» заключается в том, что это великое произведение, каждый читатель которого отождествляет себя с главным героем.
ДЖУЛИАНА. Подожди, я тут не успела записать по поводу Гамлета, размышляющего о прелюбодеянии матери с отцом… Черт, какая сегодня жара… Ты не будешь возражать, если я кое-что скину?
ДЖУЛИАНА сбрасывает туфли, поднимает повыше юбку, снимает жакет, под ним надето платье с узенькими бретельками на плечах.
Моя благодарность не знает границ.
БРЭДЛИ. А ты позволишь мне снять пиджак? Сможешь увидеть мои подтяжки.
ДЖУЛИАНА. Как это обворожительно!
БРЭДЛИ снимает пиджак, и расстегивает на рубашке несколько верхних пуговиц.
БРЭДЛИ (нахмурившись). Но все дело в том, что Гамлет – это сам Шекспир.
ДЖУЛИАНА. Брэдли, Шекспир был гомосексуалистом?
БРЭДЛИ. Конечно.
ДЖУЛИАНА. А-а, понимаю. Значит на самом деле Гамлет был влюблен в Горацио…
БРЭДЛИ. Помолчи минуточку. «Жизнь серьезна, искусство весело». Витгенштейн. Но если величайший гений выбирает себя в качестве главного героя одной из своих пьес, случайно ли это?
ДЖУЛИАНА. Нет.
БРЭДЛИ. И, стало быть, вот о чем вся эта пьеса.
ДЖУЛИАНА. Так, о чем же?
БРЭДЛИ. О личности самого Шекспира. Какие произведения наиболее загадочны в творчестве Шекспира?
ДЖУЛИАНА. Сонеты?
БРЭДЛИ. Шекспир наиболее сложен и загадочен, когда он обращается к самому себе. Почему «Гамлет» – его самая прославленная пьеса и самое широко известное литературное произведение во всем мире?
ДЖУЛИАНА. Не знаю, ты мне скажи.
БРЭДЛИ. Потому что Шекспир благодаря лишь силе размышления о себе самом создал новый язык – риторику самосознания. Слова – это существо Гамлета. Так же, как и Шекспира.
ДЖУЛИАНА. «Слова, слова, слова».
БРЭДЛИ. Какое еще литературное произведение столь часто цитируется.
ДЖУЛИАНА. «Быть или не быть – вот в чем вопрос».
БРЭДЛИ. «С тех пор, как для меня законом стало сердце…».
ДЖУЛИАНА. «Какой же я холоп и негодяй
БРЭДЛИ. «И всякую любовь рождает время, и время же, как подтверждает жизнь, решает, искра это или пламя». (Эта цитата приводит его в некоторое смятение.) Что-то мы увлеклись.
ДЖУЛИАНА. «Какого обаянья ум погиб!»
БРЭДЛИ. «Гамлет» – это монумент из слов, самая риторическая и длинная пьеса Шекспира. Взгляни, как легко, с каким непринужденным изяществом он закладывает фундамент всей современной английской прозы.
ДЖУЛИАНА. «Какое чудо природы человек…»
БРЭДЛИ. Как благородны его поступки, как бескрайни его умственные способности, как выразительны и восхитительны формы и действия. Он, как ангел, царит над происходящим. Он, как Бог, способен все постичь и воспринять! «Гамлет» – это книга, в которой он бесконечно размышляет о себе, не между прочим, а по существу. Это конструкция из слов наподобие китайских коробочек, высотою в Вавилонскую башню, это размышление об искупительной роли языка. Сама пьеса «Гамлет» – это слова, и главный герой Гамлет – это тоже слова. Он остроумен, как Иисус Христос, но Христос говорит, а Гамлет – это сама речь. Он – это измученное, грешное человеческое сознание, опаленное ярким лучом искусства, жертва Бога, сдирающего с него кожу и пляшущего танец творения. Шекспир обнажает себя перед творцом своего существа, Бога любви и искусства, черного Эроса, Черного Принца, пред чьим ликом недостойные превращаются в прах как мотыльки от пламени. Самопожертвование, чистая любовь создают здесь свой собственный язык, словно первый день творения, превращая муку в поэзию, а оргазм – в полет мысли. Шекспир в «Гамлете» разыгрывает очищение языка, обожествление речи. И единственное наше искупление заключается в том, что речь в конечном счете – божественна.
ДЖУЛИАНА. Один раз я тоже играла Гамлета.
БРЭДЛИ. Что?
ДЖУЛИАНА. Однажды я играла Гамлета, еще в школе, мне тогда было шестнадцать.
Она улыбается. БРЭДЛИ внимательно на нее смотрит. Она хихикает.
БРЭДЛИ. Спектакль окончен.
ДЖУЛИАНА. Ну, пожалуйста! Ты говорил такие дивные вещи. Мне хотелось бы все это записать.
БРЭДЛИ. Эти премудрости на экзамене тебе не пригодятся. Итак, ты играла Гамлета. Опиши свой костюм.
ДЖУЛИАНА. Ну, вполне обычный костюм. Все Гамлеты одеты на сцене одинаково, если только это не стилизованная под современность постановка.
БРЭДЛИ. Сделай то, что я тебя попросил, пожалуйста.
ДЖУЛИАНА. Что?
БРЭДЛИ. Опиши свой костюм.
ДЖЛИАНА. Ну, я была в черных колготках и черных бархатных туфлях с серебряными пряжками и в облегающей черной курточке без рукавов и с низким воротом. На мне также была белая шелковая рубашка и толстая золотая цепь… Что с тобой, Брэдли?
БРЭДЛИ. Ничего.
ДЖУЛИАНА. Мне очень нравилось играть, а в особенности фехтовать в самом конце.
ДЖУЛИАНА, погрузившись в себя, делает небольшую паузу, воображая себя Гамлетом. БРЭДЛИ внимательно на нее смотрит.
БРЭДЛИ. «Так на же, самозванец-душегуб!»
ДЖУЛИАНА. Ты читаешь мои мысли! Послушай, ты не мог бы просто рассказать мне…
БРЭДЛИ. Нет, нет, довольно. Как поживают родители?
ДЖУЛИАНА. Как же ты любишь подразнить! С ними все в порядке. Папа целыми днями торчит в библиотеке и что-то там все время строчит. Мама сидит дома, переставляет периодически мебель и предается размышлениям. Жаль, что у нее нет никакого образования, ведь она такая способная.
БРЭДЛИ. Твой снисходительный тон крайне неуместен.
ДЖУЛИАНА. Прости, это прозвучало ужасно. Я, наверно, вообще ужасная. Молодые все довольно-таки ужасны.
БРЭДЛИ. «Во имя Бога, бросьте ваш бальзам!»
ДЖУЛИАНА. Мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь, наконец, написал большую и действительно критическую рецензию на одну из папиных книг, может быть это его хоть немного отрезвит.
БРЭДЛИ. Итак, ты хочешь стать писателем.
ДЖУЛИАНА. Да, но не похожим на меня саму. И, конечно же, я буду подписываться Джулиана Баффин!
БРЭДЛИ. Возможно, к этому времени ты уже выйдешь замуж… И у тебя будет… другая фамилия… Джулиана, а теперь тебе лучше уйти.
ДЖУЛИАНА (поднявшись). Мне было так приятно и интересно. Не могли бы встретиться еще раз? Не хотелось бы только тебе надоедать. Можно я тебе как-нибудь позвоню?
БРЭДЛИ. Можно, ну, ну, ступай.
ДЖУЛИАНА. Ты не забудешь обо мне?
БРЭДЛИ. Давай, давай! Ступай!
ДЖУЛИАНА уходит, оставив своего «Гамлета» на столе. БРЭДЛИ берет книгу и подносит ее к лицу. Затем он падает на колени
О
, Господи! (Простирается ниц.)

Действие второе

Картина первая

Звучит музыка. БРЭДЛИ сидит на стуле. Вид у нее спокойный и невозмутимый, руки сложены, дышит глубоко. Он выглядит как умиротворенный счастливец. Рядом находятся вещи Присциллы. БРЭДЛИ говорит, как бы погрузившись в себя.
БРЭДЛИ. Итак. Я все еще жив. Молния пронзила меня. Но я не погиб. Меня не охватывает отчаяние. Я не сошел с ума. Наоборот, я обрел разум. Ясный, правдивый, искупленный. Мой ум трезв, как никогда. Я стал сильнее, мудрее, лучше. Я привел в порядок свою жизнь. Я забрал из больницы Присциллу и поселил ее здесь. Я принес от Роджера ее вещи, все, что она хотела – шубу, янтарное ожерелье, серебряное зеркальце, китайские вазочки, ее маленьких зверушек. Я буду ухаживать за Присциллой. Я встречусь с Кристин, Рейчел и Арнольдом. Я установлю между всеми мир. Теперь мне все легко.
Звонок в дверь. БРЭДЛИ идет открывать, возвращается с КРИСТИН.
БРЭДЛИ. Кристин!
КРИСТИН (как бы защищаясь, выставляет руку вперед). Только без скандалов! Я в курсе, что ты не выносишь даже моего вида!
БРЭДЛИ. Да нет же… Напротив… Я рад тебя видеть!
КРИСТИН (с удивлением рассматривает БРЭДЛИ). Неужели? Ты выглядишь совсем иначе. Что случилось?
БРЭДЛИ. Я только вернулся от Роджера и принес все, что просила Присцилла…
КРИСТИН. С тобой что-то произошло. Ты вновь выглядишь молодо и привлекательно. Ты, что принимаешь какие-то таблетки?
БРЭДЛИ. Только глотки чистой и бескорыстной любви. Когда ты ни на что не надеешься и просто радуешься тому, что существует что-то еще – вот, как, например, эта ваза.
Берет одну жуткого вида вазу Присциллы.
Разве она не прелестна?
КРИСТИН. Не уверена, но в том, что ты стал значительно лучше, уверена на все сто.
БРЭДЛИ. Мир так прекрасен. И если ты попытаешься перестать думать только о себе, и сможешь начать думать о других, то повсюду увидишь красоту, она струится вокруг нас, как рои золотых пчел. Я дал обет молчания, но тебе я могу сказать, что я полон любви и буду жить вечно.
КРИСТИН. Брэдли!
БРЭДЛИ. Мой роман будет начинаться так: «Он никогда не рассказывал о своей любви, но эта священная тайна породила искусство, прикрытое темной завесой».
КРИСТИН. Боже милостивый! Ты что, сошел с ума?
БРЭДЛИ. И да, и нет. Я достиг наивысшей степени сознания – абсолютной бескорыстной любви – это случается крайне редко, это сначала ужасает, а потом полностью захватывает тебя – забирает тебя из твоей оболочки. И ты вдруг обнаруживаешь, что истина где-то совсем в другом месте – ты можешь обозреть весь мир сразу, ты видишь, как все естественно, ясно, красиво, полно света. А ведь раньше ты этого никогда не замечал. Ты счастлив, ты свободен, ты чист сердцем, ты любишь все и всех! И все вокруг существует для тебя, для тебя открыт весь мир, и лишь одна вещь исчезла, исчезло то, что заслоняло тебе взор – исчез ты, у тебя больше нет своего я. Исчезновение этого я – вот в чем секрет нашего спасения. Я спасен! И все потому, что я люблю, и ничего не требую взамен. Единственное, что может уничтожить твое я – это абсолютная любовь.
КРИСТИН. Ты имеешь в виду Иисуса Христа?
БРЭДЛИ. И его тоже!
КРИСТИН. Мой учитель по дзэну часто говорил мне о разрушении своего эго, но я так никогда не смогла этого достичь. Думаю, что никогда и не хотела. Мне кажется, тебе необходимо сходить к психоаналитику.
БРЭДЛИ. Крис, ты была права по поводу Присциллы. Это был просто крик о помощи.
КРИСТИН. Подожди минутку. Ты ничего не заметил? Ты назвал меня «Крис». Совсем как раньше. Кто говорит, что чудес не бывает?
БРЭДЛИ. Я должен тебе кое-что рассказать. Когда я пошел к Роджеру за всем этим, то обнаружил, что у него уже обосновалась его секретарша.
КРИСТИН. О, Господи.
БРЭДЛИ. Совершенно очевидно, что она была его любовницей вот уже несколько лет. Ее зовут Мэриголд, и она беременна – они пили по этому поводу шампанское! Неудивительно, что он пытался избавиться от Присциллы.
КРИСТИН. Бедная Присцилла. Ей всегда хотелось иметь ребенка. Лучше ей пока этого не говорить.
КРИСТИН рассматривает вещи Присциллы. Некоторые ей кажутся очень трогательными.
КРИСТИН. Ах, ты только взгляни.
БРЭДЛИ. Кстати, с минуты на минуту должен прийти Фрэнсис.
КРИСТИН. Ты хочешь сказать этот гнусный проходимец…
БРЭДЛИ. Будет тебе!
КРИСТИН. Что на тебя нашло? Ты весь светишься и такой умиротворенный словно окатившаяся кошка. Брэдли, ты получил письмо от Арнольда?
БРЭДЛИ. Да… Конечно… Я тебя благословляю… Благословляю!
Делает соответствующий жест рукой. Затем начинает аккуратно раскладывать принесенные вещи Присциллы, чтобы сделать ей сюрприз.
КРИСТИН. Ну что же, спасибо. Только скажи мне одну вещь. Скажи, что простил меня и что между нами снова мир. Когда мы расстались, я думала, что навсегда стану циником. Когда я жила в Америке, единственное, что удерживало меня на плаву – это были деньги. Не рисование, не занятия керамикой или литературой. Не психоанализ или дзэн-буддизм. Только деньги были важны. И я чертовски в этом преуспела, я ведь женщина по натуре деловая. Но я всегда знала, что существует другой мир, более высокий, мир духовный. Мне столько раз снилось, что мы опять вместе. Снилось по ночам. А потом я просыпалась и вспоминала, с какой ужасной, безумной ненавистью мы расстались. Господи! И когда я возвращалась сюда, я надеялась, что возвращаюсь ради тебя, к себе домой. А теперь… Знаешь… Мне кажется, что твое сердце открыто для меня… Я могла бы в него войти, туда, где на коврике написано: «Добро пожаловать». Брэд, скажи мне эти замечательные слова, скажи, что ты прощаешь меня, скажи, что мы помирились, скажи, что мы снова близкие друзья.
БРЭДЛИ. Конечно же я прощаю тебя, конечно же мы помирились, конечно же мы друзья. Видишь, как все легко получилось.
КРИСТИН. Ты красив, ты похож на святого. Я никогда не переставала о тебе думать. В конце концов, ведь нас венчали в церкви, и я «должна служить тебе и душой и телом» и всякое такое прочее. Ты славный человек, Брэдли Пирсон. Давай откроем сердца навстречу друг другу.
БРЭДЛИ. Крис, дорогая, я…
КРИСТИН. Поцелуй меня, Брэдли. Пусть это будет поцелуй примирения.
Целуются. Одетая в платье, входит ПРИСЦИЛЛА. Увидев эту сцену, она вдруг начинает громко рыдать.
КРИСТИН (подходя к ПРИСЦИЛЛЕ и целуя ее). Присцилла, дорогая, я так рада, что тебе уже лучше.
БРЭДЛИ. Посмотри, что я тебе принес…
ПРИСЦИЛЛА. Ах, моя шубка.
БРЭДЛИ. И все остальное тоже.
ПРИСЦИЛЛА. Мои китайские вазочки, мое серебряное зеркальце. Мои маленькие зверушки! (Звонок в дверь.) Мое янтарное ожерелье, мой жемчуг.
Входит ФРЭНСИС.
БРЭДЛИ. Фрэнсис!
ПРИСЦИЛЛА. Мои уточки!
БРЭДЛИ. Присцилла, пришел твой друг – доктор. Крис, будь, пожалуйста, повежливей с Фрэнсисом. Он нам так помог. Неправда ли, Присцилла? Он ведь хороший малый?
ПРИСЦИЛЛА (крепко обняв ФРЭНСИСА). Отличный, отличный!
БРЭДЛИ. Крис, скажи ему что-нибудь хорошее, он же твой брат и мой друг. Я объявляю декаду всеобщего примирения!
КРИСТИН. Брэдли сошел с ума, он стал святым!
ФРЭНСИС. Крис, дорогая, не сердись на меня…
КРИСТИНА (несколько удивившись). Ну ладно, разбойник, иди сюда!
Обмениваются рукопожатием.
БРЭДЛИ. Я так рад. Присцилла, ты только посмотри. Все друг с другом помирились. Давайте устроим по этому поводу праздник, мы должны это отметить. Крис, выпиши ему чек, а то он совсем на мели. Выпиши, ну, пожалуйста!
БРЭДЛИ носится в эйфории. Достает херес, наливает и разносит бокалы.
КРИСТИНА (рассмеявшись). Хорошо, хорошо! (Достает свою чековую книжку.)
ФРЭНСИС (подглядывая). Не могла бы там стоять цифра пятьсот?
Входит РЕЙЧЕЛ и с удивлением смотрит на их веселье.
БРЭДЛИ. Моя дорогая Рейчел, я так рад, что ты пришла. У нас праздник, праздник в честь Присциллы!
РЕЙЧЕЛ. Присцилла! Ты отлично выглядишь. Какая дивная шуба!
КРИСТИН. Она просто великолепна
ПРИСЦИЛЛА. Это серебристая лиса. Взгляните, здесь есть ярлык.
РЕЙЧЕЛ (приветливо). Здравствуй, Кристин.
КРИСТИН (наиграно). Здравствуй, милая Рейчел.
БРЭДЛИ. Рейчел, передай Арнольду, что я собираюсь заново прочитать все его книги, причем должным уважением и совершенно непредвзято!
РЕЙЧЕЛ. Он, что слишком много выпил?
КРИСТИН. Нет, он просто преобразился в лучшую сторону. Может быть, нам всем стоит попытаться сделать тоже самое!
БРЭДЛИ. Давайте выпьем за Присциллу! За ее здоровье и счастье!
ВСЕ. Присцилла, будь здорова и счастлива!
ФРЭНСИС, дурачась, надевает клипсы и шляпку.
ФРЭНСИС. Брэдли, спой нам! Крис, ты помнишь, как часто раньше пел Брэдли.
БРЭДЛИ. Тогда споем все вместе.
«Отовсюду прогнан Том,
Но вот слышен колокольный звон –
Раз, два, три, четыре, пять, шесть,
И последним в церковь входит Том».
Сначала БРЭДЛИ поет один, затем, дирижируя, заставляет всех петь хором. Хор вскоре начинает петь в разнобой. Но все продолжают петь и смеяться. Сцена постепенно погружается в темноту. Звучит музыка – кафоническая смесь разных мелодий, голоса потихонечку затихают, по мере того, как поющие исчезают в темноте.
БРЭДЛИ остается один. Он обхватывает руками голову. Весь ужас своего положения до него доходит только сейчас. Музыка постепенно меняется. Сцена вновь освещается


Картина вторая

Входит ДЖУЛИАНА.
ДЖУЛИАНА. Я забыла у тебя свою книгу.
БРЭДЛИ протягивает ей книгу. Пауза.
БРЭДЛИ. Я сейчас уезжаю. Так что вынужден с тобой попрощаться.
ДЖУЛИАНА. Я… Мне захотелось поговорить с тобой еще раз. (Кладет книгу на стол.)
БРЭДЛИ (лаконично, резко). Извини. Я уезжаю загород. Меня не будет некоторое время. За Присциллой присмотрит Фрэнсис.
ДЖУЛИАНА. Жаль, что ты уезжаешь. Мне хотелось бы тебя поблагодарить.
БРЭДЛИ. Очень мило с твоей стороны. А теперь, боюсь, тебе пора, а то иначе я опоздаю на поезд. (Смотрит на наручные часы.) Не смею тебя больше задерживать. (Идет к телефону.)
ДЖУЛИАНА. Не сердись на меня.
БРЭДЛИ. А я вовсе на тебя не сержусь.
ДЖУЛИАНА (расстроившись, на грани слез). Не сердишься. Ты холоден и недружелюбен. Ты же знаешь, как ты мне нравишься, и как я восхищаюсь тобой. Мне просто захотелось тебя увидеть.
БРЭДЛИ. Спасибо, что пришла. Извини, что я так спешу. Я просто не могу с тобой видеться… Я… Я не хочу с тобой видеться.
ДЖУЛИАНА. Но почему? Должна же быть какая-то причина. (Пауза.) И кажется, она мне известна.
БРЭДЛИ (протягивая ей «Гамлета»). Не забудь свою книгу.
ДЖУЛИАНА. Брэдли, я все знаю… Судя по тому, как ты на меня смотрел в последний раз, и как ты ведешь себя сейчас…
БРЭДЛИ. Если ты думаешь, что я собираюсь удовлетворять твое тщеславие, выставляя на показ свои чувства, ты будешь разочарована.
ДЖУЛИАНА. А ты и так выставляешь их на показ.
БРЭДЛИ. Ты пришла действовать мне на нервы?
ДЖУЛИАНА. Я хотела удостовериться. Ты не хотел бы об этом поговорить?
БРЭДЛИ. Нет, конечно же, нет. Здесь не о чем говорить.
ДЖУЛИАНА. Но это касается и меня. Я тоже вся взвинчена. Ты меня расстроил. Ты говоришь, будто во всем этом замешан только ты и никто кроме тебя.
БРЭДЛИ. Но только я здесь и замешан. Ты существуешь только в моем подсознании!
ДЖУЛИАНА. Нет, я не сон, я живая, я здесь. Тебе неинтересно, что думаю я?
БРЭДЛИ (с горечью). Моя дорогая Джулиана, конечно же мне неинтересно, что ты там думаешь! Ну, а теперь будь хорошей девочкой и беги по своим делам. Я должен вызвать такси.
ДЖУЛИАНА. Стой, не с места!
Пристально друг на друга смотрят.
БРЭДЛИ. Прямо как преступница.
ДЖУЛИАНА. А ты не думаешь, что можешь сделать мне больно. Ты не думаешь, что я тоже могу страдать?
БРЭДЛИ. Страдать? Ты?
ДЖУЛИАНА. Ты полностью поглощен только самим собой. Хорошо, ну, а я поглощена в свою очередь тоже собой. Но ты ведь первый все это начал. Ты же не можешь вот так вдруг остановиться, когда сам захочешь.
БРЭДЛИ. Из того факта, что я мог вообразить, что влюблен в тебя, не следует, что я мог забыть, что ты всего лишь маленькая глупенькая девочка. Это вещи – не игрушка. Твое любопытство останется неудовлетворенным, а тщеславие не утешенным. И я надеюсь, что в отличие от меня, ты будешь держать свой рот на замке.
ДЖУЛИАНА. Ну не будь таким. Поговори со мной. Пожалуйста. Разве ты не хочешь поговорить со мной о твоей любви?
БРЭДЛИ. Нет. Я представлял себе, как буду с тобой об этом говорить. Но все это происходило в мире фантазий. Я не могу говорить с тобой о любви в мире реальном. Что ты хочешь, чтобы я делал – восхищался твоими глазами?
ДЖУЛИАНА. Но ведь признание любви не означает ее конца. Или я не права?
БРЭДЛИ. Права. Но у моей любви нет слов… нет больше слов… ей вырезали язык.
ДЖУЛИАНА. Ты говоришь, будто здесь кроме тебя никого больше нет.
БРЭДЛИ. Так оно и есть.
ДЖУЛИАНА. Значит тебе безразлично то, что чувствую я.
БРЭДЛИ. Я просто знаю, что ты чувствуешь. Тебя приятно забавляет то, что некий немолодой мужчина делает из себя дурака.
ДЖУЛИАНА. Брэдли, а сколько тебе лет?
БРЭДЛИ (после короткого колебания). Сорок два.
ДЖУЛИАНА (слегка оторопев). О… Сорок два. Ну, это не так много. Брэдли, ну почему ты так со мной холоден? (Протягивает ему руку.)
БРЭДЛИ. Пусть я кретин, но тебе то зачем себя вести как продажной девке?
ДЖУЛИАНА. «Ступай в монахини, говорю тебе! И не откладывай…
БРЭДЛИ (указывая на дверь). Прощай!» (Направляется к телефону.)
ДЖУЛИАНА. А тебе не приходит в голову, что я могу ответить на твою любовь взаимностью.
БРЭДЛИ (убирая руку с телефона). Нет.
ДЖУЛИАНА. Я знаю тебя всю свою жизнь. И я всегда тебя любила. Я всегда радовалась, когда ты приходил к отцу, тогда я могла задавать тебе вопросы и рассказывать о том, что меня волновало. Многое становилось реальным только после того, как я тебе об этом рассказывала. Ты был для меня как бы мерилом реальности. Если бы ты только знал, как я всегда тобой восхищалась. Когда я была еще совсем маленькой, я частенько говорила, что выйду замуж только за тебя. Ты это помнишь? Ну, вот видишь, ты даже этого не помнишь! Ты был моим идеалом на всю жизнь. Это было не просто глупое ребячество, это было настоящее глубокое чувство. Конечно, это была любовь, о которой до недавнего времени я не задавалась вопросами, не думала о ней и даже не называла своим именем. Но вот теперь я спросила себя и стала о ней думать – теперь, когда я выросла. Ты видишь, моя любовь тоже выросла. С тех пор, как я стала женщиной, я все время хотела быть рядом с тобой, хотела узнать тебя получше. Почему ты думаешь, я хотела обсудить с тобой «Гамлета»? Я, действительно, хотела обсудить эту книгу, но еще больше я хотела твоего расположения, твоего внимания, я хотела на тебя смотреть. Все последние годы я мечтала о том, как дотронусь до тебя, как тебя поцелую. Только я не осмеливалась это сделать. И никогда даже не думала, что смогу осуществить свою мечту. Все время я думала только о тебе... Я люблю тебя, люблю.
БРЭДЛИ. Я не хочу обвинять тебя в неискренности, так как не имею ни малейшего понятия, о чем ты здесь говорила. Не прикасайся ко мне!
ДЖУЛИАНА подходит к нему. БРЭДЛИ отступает. Она хватает его за рукав. Он его выдергивает. Она стоит прямо перед ним. Они пристально смотрят друг на друга. Затем он нежно обнимает ее и, закрыв глаза и не целуя, прижимает к себе. Немного так постояв, БРЭДЛИ отталкивает ее в сторону.
Маленькая дьяволица.
ДЖУЛИАНА. Я люблю тебя.
БРЭДЛИ. Не лги и не говори ерунды.
ДЖУЛИАНА. Почему ты считаешь, что это невозможно? Ты думаешь, что я все еще ребенок, или полагаешь, что в тебя нельзя влюбиться?
БРЭДЛИ. По обеим причинам. Я намеревался запереть свою любовь в душном подвале до тех пор, пока она не иссохнет от жажды. Мы должны остановиться. Ты моложе, а я старше, чем ты думаешь.
ДЖУЛИАНА. Я люблю тебя. Я вся дрожу с момента нашей последней встречи. Я должна была прийти и увидеться с тобой. Я чувствую себя совершенно разбитой, но одновременно и абсолютно спокойной. Я словно ангел. Поцелуй меня, пожалуйста. Прошу тебя. (Крепко целуются.)
БРЭДЛИ. Господи. Давай сядем.
Садятся на диван.
ДЖУЛИАНА. Мы не делаем ничего плохого.
ДЖУЛИАНА начинает расстегивать рубашку Брэдли. БРЭДЛИ отводит в сторону ее руку. Возможно он не к месту вспоминает недавнюю подобную сцену.
БРЭДЛИ. Мы не должны быть вместе, нам не надо видеться друг с другом…
ДЖУЛИАНА. Я так хочу коснуться тебя, это чудесно, это восхитительно. (Нежно дотрагивается до его лица, ведет пальцами вниз.)
БРЭДЛИ. Ты сошла с ума.
ДЖУЛИАНА. Брэдли… дорогой… не бойся. Мы лишь потихонечку будем узнавать друг друга, будем рассказывать друг другу правду, будем рассказывать друг другу все-все и смотреть… и смотреть… и…
БРЭДЛИ. Хорошо Джулиана, давай поговорим… Нам надо уговорить друг друга все это бросить!
ДЖУЛИАНА. Если мы будем говорить… то только еще больше… еще больше…
БРЭДЛИ (в панике). Ты не должна чувствовать себя привязанной, нет никакой веревки, связывающей нас. Мы не должны ничего определять, мы не должны использовать такие слова, как «любовь».
ДЖУЛИАНА. Не говори глупости.
БРЭДЛИ. Я боюсь.
ДЖУЛИАНА. А я нет. Я никогда еще не чувствовала себя храбрее. Конечно, я еще ничего не говорила родителям. Я не могла, пока не была до конца уверенна, но теперь я им все расскажу.
БРЭДЛИ. Что! Что ты собираешься им рассказать?
ДЖУЛИАНА. Что люблю тебя и хочу за тебя замуж.
БРЭДЛИ. Джулиана… это невозможно… это сон… это неправда…
ДЖУЛИАНА. Брэдли, это правда, самая правдивая правда из всех.
БРЭДЛИ. Я слишком стар.
ДЖУЛИАНА. Многие девушки предпочитают более взрослых мужей. Ты ведь не хочешь просто переспать со мной, а потом сказать: «Прощай»?
БРЭДЛИ. Нет!
ДЖУЛИАНА. Настоящая любовь – это навсегда.
БРЭДЛИ. Да, я знаю… но, Джулиана, не надо… Мне бы не хотелось, чтобы ты обо всем рассказала родителям.
ДЖУЛИАНА. Ты считаешь, им это не понравится?

Картина третья

Квартира Брэдли и дом Арнольда одновременно. БРЭДЛИ и АРНОЛЬД разговаривают по телефону. РЕЙЧЕЛ рядом с Арнольдом, слушает по параллельной трубке.
АРНОЛЬД. Брэдли, спустись на нашу грешную землю. Ты летаешь где-то в иллюзорном мире. Тебе же скоро будет шестьдесят. Джулиане только двадцать. Она нам сразу сказала, что ты не стал скрывать от нее свой возраст, и что ей на это, в общем, наплевать, но ты не должен пользоваться чувствами ребенка, которому льстит твое внимание…
БРЭДЛИ. Он уже не ребенок.
РЕЙЧЕЛ. Она еще совсем дитя!
БРЭДЛИ. Я не хотел, чтобы она вам обо всем рассказывала.
АРНОЛЬД. Ты просил ее обманывать своих родителей?
РЕЙЧЕЛ. Мне кажется, что в действительности он любит Кристин, и эту любовь он подсознательно перенес на Джулиану.
АРНОЛЬД. Ты что любишь Кристин?
БРЭДЛИ. Нет! Мне начхать на Кристин! Кстати, премного благодарен за твое письмо.
АРНОЛЬД. Ну, хорошо. Ты находишь Джулиану привлекательной, испытываешь к ней вожделение. Но какого черта ты не держишь все это при себе, а вместо этого только ее раздражаешь и расстраиваешь?
БРЭДЛИ. Я ее не раздражаю и тем более не расстраиваю.
АРНОЛЬД. Судя по ее поведению сегодня утром, я бы этого не сказал.
БРЭДЛИ. Значит, расстроил ее ты. Совершенно очевидно, что ты не знаешь, что такое быть влюбленным. И я только сейчас понял, что тебе так никогда и не удалось по-настоящему описать это состояние в твоих чудовищных романах!
АРНОЛЬД. Что ты там себе понапридумывал о своих греховных чувствах и желаниях, это твое дело. Но совершенно уверен в том, что Джулиана в тебя не влюблена.
РЕЙЧЕЛ (выхватив телефонную трубку). Но ты ведь не спал с ней? Отвечай, да или нет!
АРНОЛЬД. Конечно, не спал, он же не уголовник какой-нибудь!
БРЭДЛИ. Не спал. Только прошу вас, не надо так распаляться. Вы меня пугаете… Я дам ей полную свободу… Она и так свободна… Но я не могу обещать, что больше с ней не увижусь.
АРНОЛЬД. Если ты будешь продолжать мучить ее, это приведет к непредсказуемым последствиям. Судя по всему, именно этого ты и добиваешься, но я этого не допущу. А теперь я надеюсь, у тебя хватит порядочности, чтобы немедленно покинуть Лондон!
БРЭДЛИ. Ты не понимаешь. Я не хочу никуда уезжать.
АРНОЛЬД. Что же ты тогда предлагаешь?
БРЭДЛИ. Останусь здесь, буду иногда видеться с Джулианой… буду лучше ее узнавать… Ведь, как оказалось, мы любим друг друга…
АРНОЛЬД. Брэдли! Предупреждаю тебя! Я ни перед чем не остановлюсь, чтобы это прекратить.
БРЭДЛИ. Что ты так злишься? Я не сделал ничего плохого.
РЕЙЧЕЛ (опять взяв трубку). Нет, сделал. Ты говорил с ней о своих чувствах. И ты позволил себе вообще их иметь!
БРЭДЛИ. Рейчел…
РЕЙЧЕЛ (тихо). Ты ведешь себя просто ужасно, и я никогда тебе этого не прощу.
РЕЙЧЕЛ уходит. АРНОЛЬД продолжает разговор.
АРНОЛЬД. Кстати, по поводу того письма, что я тебе написал. В настоящий момент необходимость что-либо делать в его связи полностью отпала.
БРЭДЛИ. А я и не собирался.
АРНОЛЬД. Мужчинам твоего возраста свойственно предаваться грехам молодости. Я решил увезти Джулиану куда-нибудь подальше, и ты даже не будешь знать, где она. Я буду прятать ее до тех пор, пока к тебе не вернется рассудок.
В квартиру Брэдли входит ДЖУЛИАНА.
БРЭДЛИ. А, значит, ты собираешься ее спрятать… и я даже не буду знать, где она… О, Господи…
АРНОЛЬД. Алло… Алло…
БРЭДЛИ кладет трубку и обнимает ДЖУЛИАНУ.
ДЖУЛИАНА. Ах, Брэдли, что же нам делать?
БРЭДЛИ (его эйфория исчезает). Я не знаю. (Указывая на ее чемодан.) Что это?
ДЖУЛИАНА. Я ушла из дома. Там такой кошмар.
БРЭДЛИ. Да, это все им вряд ли понравилось.
ДЖУЛИАНА. Я полная идиотка. Вчера вечером я с таким восторгом им обо всем рассказала… Никогда не видела своего отца настолько сердитым, он прямо весь взъерепенился, даже стукнул меня…
БРЭДЛИ. Ах, дорогая моя девочка…
ДЖУЛИАНА. А затем я легла на свою постель, расплакалась и никак не могла остановиться. А потом они сказали, что позвонили тебе, и ты согласился, что все это ерунда, и добавил, что собираешься уехать.
БРЭДЛИ. Но это же все неправда.
ДЖУЛИАНА. Я это знала и поэтому не стала обещать больше встречаться с тобой. И тогда опять начался кавардак – отец орал, мама плакала, я кричала и… Никогда не думала, что обыкновенные образованные люди, принадлежащие к среднему классу, могут вести себя так, как вела вчера наша семейка!
БРЭДЛИ. Это еще раз доказывает, насколько ты молода! Мне ведь так не хотелось, чтобы началась открытая война – «ты не можешь быть абсолютно уверена, тебя нужно запереть» - все это обычно заканчивается слезами.
ДЖУЛИАНА. А сегодня утром они решили сыграть в хороших и понятливых. А я сказала, что тоже во всем разобралась, и что все уже позади, а потом взяла, да и смоталась через черный ход.
БРЭДЛИ. О, моя героиня! Но, дорогуша, что же нам теперь делать? Скоро они будут здесь.
ДЖУЛИАНА. Давай сбежим куда-нибудь.
БРЭДЛИ. Куда, например?
ДЖУЛИАНА. Куда угодно, да хоть в отель.
БРЭДЛИ. Мы не можем сбежать в отель, нам вообще некуда бежать. ГОСПОДИ, У НАС ЕСТЬ ОДНО МЕСТО! Это мой коттедж, мой тайный коттедж у моря!
БРЭДЛИ звонит.
Я хотел бы вызвать такси до вокзала «Кингс Кросс». Пирсон. Пенроуз Корт. Прямо сейчас? Спасибо.
Входит ПРИСЦИЛЛА. Она собралась к отъезду – на ней ее шуба, в руках сумка.
ПРИСЦИЛЛА. Здравствуй, Джулиана. Брэдли, я решила вернуться к Роджеру. Ты был прав. Мы должны все друг другу простить и помириться. Ты не мог бы послать мои вещ вслед за мной?
БРЭДЛИ берет чемодан и уводит ДЖУЛИАНУ в соседнюю комнату. Затем возвращается.
БРЭДЛИ. Присцилла, ты не можешь вернуться к Роджеру, не можешь!
ПРИСЦИЛЛА. Но почему?
БРЭДЛИ (почти крича). Потому что Роджер живет не один, у него есть любовница, они вместе уже много лет. Теперь это их дом, ты уже не можешь туда вернуться! О, Господи, я совсем о тебе забыл. Фрэнсис обещал мне , что присмотри за тобой… Там уже поселилась любовница Роджера… Ее зовут Мэриголд, и она беременна.
ПРИСЦИЛЛА садится. Говорит очень медленно.
ПРИСЦИЛЛА. Беременна. Ты хочешь сказать, что Роджер со своей любовницей забрал себе дом и теперь он принадлежит им?
БРЭДЛИ. Да!
ПРИСЦИЛЛА. Ты их видел?
БРЭДЛИ. Да, она молода и красива. Они счастливы, они любят друг друга…
ПРИСЦИЛЛА. А я то вообразила себе, что Роджер совсем один, один-одинешенек, пытается что-то готовить на кухне, скучает обо мне, хочет, чтобы я вернулась обратно, винит себя за свою грубость…
БРЭДЛИ. Он себя ни в чем не винит! Они поют и пьют шампанское! Присцилла, ты не можешь вернуться обратно, уже слишком поздно!
Звонок в дверь. Возвращается ДЖУЛИАНА.
Джулиана, подержи немного такси.
ДЖУЛИАНА. С Присциллой все в порядке?
БРЭДЛИ. Да, конечно.
ДЖУЛИАНА уходит.
ПРИСЦИЛЛА. Ты с ними заодно. Все с ними заодно. Вы все обо мне забыли.
Входит ФРЭНСИС.
БРЭДЛИ. А это вы. Слава Богу. Фрэнсис обещал мне остаться здесь и присмотреть за тобой. Я уезжаю. Я тебе позвоню.
БРЭДЛИ бежит за чемоданами.
ПРИСЦИЛЛА. Брэдли, прошу тебя, не уезжай, не оставляй меня!
ФРЭНСИС. Вы мне оставите денег? Денег немного оставите?
БРЭДЛИ. Я вам выпишу чек. (Вырывает из чековой книжки чек и отдает его ФРЭНСИСУ. К ПРИСЦИЛЛЕ.) С тобой будет все в порядке. Здесь останется Фрэнсис.
Звонок в дверь.
ФРЭНСИС (взволновано размахивая чеком). Брэд, ты забыл подписать чек! Быстрее его подпиши! Просто подпиши!
ДЖУЛИАНА (заглядывая на секунду). Таксист больше ждать не может.
БРЭДЛИ торопливо подписывает чек.
ПРИСЦИЛЛА. Брэдли!
БРЭДЛИ. Бегу!
ПРИСЦИЛЛА. Не уезжай, не оставляй меня. Я покончу с собой!
Схватив чемоданы, БРЭДЛИ убегает. ФРЭНСИС с вожделение смотрит на чек, затем берет бутылку хереса и наливает два бокала. ПРИСЦИЛЛА начинает плакать. ФРЭНСИС садится рядом с ней и обнимает одной рукой. Затем предлагает ей бокал, который она отталкивает.
(Успокаиваясь.) Я… покончу… с собой.
ФРЭНСИС. Нет, не покончите. Наш мир ужасен. Мне он тоже не нравится. Этот старый проклятущий мирок – жесток и отвратителен, он весь прогнил. Он полон слез. О, океаны наших слез. Все, что мы можем сделать, это попытаться себя развеселить. Давайте, встряхнемся!
ПРИСЦИЛЛА берет бокал.

Картина четвертая

Гостиная в коттедже Брэдли. Большие окна. Яркий солнечный свет. Слышно, как БРЭДЛИ, в руках у него полотенца, а также различные камешки, ракушки, причудливые ветви деревьев. В руках у ДЖУЛИАНЫ овечий череп. Брэдли и Джулиана превратились в отдыхающих на море – Брэдли в шортах, Джулиана в купальнике, на который сверху накинут цветной халатик. Они сперва плавали, а потом бродили по побережью. Джулиана поднимает череп над головой.
БРЭДЛИ. Memento mori.
ДЖУЛИАНА. Что ты сказал? Это овечий череп, я разве не права? Посмотри, он такой гладкий и блестящий, как слоновая кость. Море превратило его в произведение искусства.
БРЭДЛИ. Но это ведь символ смерти, правда, очень красивый символ.
Несмотря на только что им сказанное, БРЭДЛИ, очевидно, очень счастлив. ДЖУЛИАНА начинает расставлять камешки.
ДЖУЛИАНА. Только не надо развивать эту тему дальше, дорогой. Мы так здорово поплавали, прямо как в раю.
БРЭДЛИ. Мы с тобой как два ангела.
ДЖУЛИАНА. Отсюда даже слышен шум моря. Послушай. (Никаких звуков не слышно.)
БРЭДЛИ. Сейчас ты ничего не услышишь. На море штиль. И совсем нет ветра.
ДЖУЛИАНА. А сегодня ночью мы его слышали. Слышали или нет?
БРЭДЛИ. Слышали, слышали!
ДЖУЛИАНА. Это самый счастливый день в моей жизни. Долгий великолепный день. Не беспокойся о Присцилле. Она вполне может жить вместе с нами.
БРЭДЛИ. Мы не будем жить вместе. У нас нет будущего. Не думай, что я жалуюсь. «Лишь только тот живет вечно, кто живет настоящим».
ДЖУЛИАНА. У нас есть будущее! Я купила черного хлеба, зубную пасту, кастрюлю и даже топор для колки дров.
БРЭДЛИ. Да. Но это как окаменелости, которые сотворил Бог-отец, создавая мир за четыре тысячелетия до Рождества Христова. Этим он хотел создать для нас иллюзию прошлого.
ДЖУЛИАНА. Брэдли…
БРЭДЛИ. А для нас иллюзией является будущее.
ДЖУЛИАНА. Не говори так, это самообман!
БРЭДЛИ. У нас нет языка, с помощью которого мы могли бы рассказать правду о самих себе.
ДЖУЛИАНА. У меня есть, я выйду за тебя замуж! Мы свободны, мы не состоим в каком-либо другом браке. Только подумай, как нам повезло! И ты напишешь свою великую книгу. Взгляни, вот твои записные книжки!
Показывает их ему.
БРЭДЛИ. Белые и чистые.
ДЖУЛИАНА. Брэдли, ты мучаешь меня, ты специально говоришь все это.
БРЭДЛИ. Возможно. Но для того, чтобы познать тебя, я должен совершать какие-то действия, даже причинять боль. И в тоже время я чувствую себя настолько связанным с тобой, что мне кажется, что я – это ты. Никогда раньше я не был таким, как сейчас.
ДЖУЛИАНА. Но мы нашли друг друга совсем недавно.
БРЭДЛИ. Мы нашли друг друга миллионы лет тому назад.
ДЖУЛИАНА. Тогда мы в безопасности.
БРЭДЛИ. Дорогая моя девочка, я нисколько не сомневаюсь в твоей любви и, стоя на коленях, хочу выразить свою признательность. (Встает на колени и целует край ее халата. Она поднимает его.) Просто какое бы чудо ни привело нас друг к другу, оно точно также может нас и разлучить. Мы созданы для того, чтобы нас разлучили. Гибель – вот, чем все это закончится.
ДЖУЛИАНА. Ты говоришь все эти ужасные вещи только потому, что боишься своего счастья.
БРЭДЛИ. Да, я боюсь прогневить богов.
ДЖУЛИАНА. Взгляни на эти прекрасные ракушки и камешки, на эту корягу со смешным узором, они ведь тоже что-то доказывают.
БРЭДЛИ. Присцилла тоже считала, что ее шуба, янтарь и жемчуга что-то доказывают.
ДЖУЛИАНА. Мы будем вместе заботится о Присцилле, мы сделаем ее счастливой. Дорогой, не отвергай счастья. Я не выпущу тебя отсюда до тех пор, пока ты его не обретешь!
БРЭДЛИ. Это не для меня. Вся проблема в том, что я уже никуда не гожусь.
ДЖУЛИАНА. Я знаю, что тебя беспокоит. Это то, что случилось сегодня ночью, а потом повторилось днем?
БРЭДЛИ. Ну, в общем да. Все закончилось неудачей. Я имею в виду моей неудачей.
ДЖУЛИАНА. Вовсе нет. Ты держал меня в своих руках, и я была совершенно счастлива. Никогда в жизни я не была так счастлива.
БРЭДЛИ. Это тоже самое, что разучиться писать. Нас покинул Бог, его просто с нами не было.
ДЖУЛИАНА. Он вернется… и ты опять сможешь творить. Сердце мое, не печалься, все встанет на свои места.
БРЭДЛИ. Господи, как же я тебя люблю. Но ничего хорошего из этого не выйдет, я слишком стар, я старше, чем ты думаешь.
ДЖУЛИАНА. Ерунда, посмотри на себя, ты молод и красив. Брэдли Пирсон, согласен ли ты на мне жениться?
БРЭДЛИ. Джулиана…
ДЖУЛИАНА. Согласен ли ты на мне жениться, да или нет?
БРЭДЛИ. Ты сошла с ума! Я твой раб, и что бы ты ни захотела, будет для меня законом.
ДЖУЛИАНА. Тогда все решено, и прекрати изводить меня своим возрастом!
БРЭДЛИ. «Как в зеркало, глядясь в твои черты,
Я самому себе кажусь моложе,
Мне молодое сердце даришь ты,
И я тебе свое вручаю тоже».
ДЖУЛИАНА. Это цитата?
БРЭДЛИ. Это довольно слабый аргумент в твою пользу.
Тишина. Пауза. Сцена немного темнеет, виден слегка красноватый отблеск заката. Сумерки. Теперь они говорят тихо, словно заколдованные.
ДЖУЛИАНА. Брэдли, как здорово, что сейчас самая середина лета. Мы пойдем еще раз смотреть на море?
БРЭДЛИ. Мечты летних ночей… нет… давай останемся здесь, моя сиятельная госпожа.
ДЖУЛИАНА. Мы обрели здесь свой дом. Я права?
БРЭДЛИ. Да. Если бы мы только могли остаться здесь подольше, мы были бы спасены… может быть… навсегда… (Пауза.) Посмотри, видишь, первая звезда появилась.
ДЖУЛИАНА. Мы внутри огромного сказочного дворца, который уносится ввысь до самых звезд, других галактик, других…
БРЭДЛИ. Сказочные дворцы – опасные дворцы.
ДЖУЛИАНА. Ты хочешь сказать, что они обычно исчезают? Но мы ведь тоже сказочные, это наша сказка. Где бы ни были, там всегда будет сказка.
БРЭДЛИ. Джулиана, хочу поблагодарить тебя за эти замечательные часы, которые мы провели вместе. Ничто не сможет изгладить их из памяти или отобрать их у меня. Никогда. В этом есть что-то вечное.
ДЖУЛИАНА. Спой мне, Брэдли, я слышала, как ты поешь для других, но ты еще никогда не пел только для меня.
БРЭДЛИ (поет). «Глубоко там отец лежит.
Кости стали как кораллы,
Жемчуг вместо глаз блестит,
Но ничего не пропало.
По-морски лишь изменилось,
В чудо-клады превратилось,
Нимфы шлют унылый звон,
Чу! Я слышу: динь-дон-дон.
(Песня Ариэля из «Бури» У. Шекспира, перевод М. Кузмина).
По окончании песни возникает пауза. Сцена еще более темнеет.
ДЖУЛИАНА. Спасибо. Замечательная песня. (Встает, готовая идти в спальню.) Приходи побыстрей.
БРЭДЛИ. Приду.
Оставшись один, БРЭДЛИ подходит к столу, на котором лежат его черновики и блокноты. Берет один из них.
Да, любовь – это открытие того, что ты всегда знал. И искусство – это открытие того, что ты всегда знал, и что единственное является правдой – запертой на замок пляской невидимых атомов в бескрайнем космосе. Я уже думал, что мое несчастное долготерпение, погруженное в грусть, так и останется всю жизнь невознагражденным. Но теперь моя любовь освободило мое искусство, а искусство в свою очередь дарует мне любовь. Как волшебник, который ждет десятки тысяч лет нужного расположения звезд, так и я ждал этой минуты.
Воздевает руки в молитве, затем начинает беспокойно метаться по комнате, терзаемый страхом и радостью одновременно. В конце концов, направляется к двери в спальню. В этот момент звонит телефон. БРЭДЛИ прыжком поднимает трубку. В ходе всего телефонного разговора он говорит тихо.
Алло. Да, это я. Кто это?… Фрэнсис! Как вы узнали, где я нахожусь?… Что? Что произошло? Арнольд тоже уже знает?… Фрэнсис, о чем вы говорите?… Что с Присциллой? О, Господи! Нет! Не может быть! Что?… Снотворное… Она не умерла, это опять ложная тревога… О, нет! Это моя вина. О, Господи… Прекратите хныкать. Расскажите, как вы меня нашли?… Понятно. А Арнольд знает, где я?… Никто не знает кроме вас? Подождите секундочку, только тихо, мне надо подумать.
БРЭДЛИ закрывает рукой микрофон трубки. Смотрит на дверь в спальню. Пауза. Убирает руку.
Послушайте, никому не рассказывайте, где я, и что вы мне звонили… Нет, я не могу приехать… Да, да я понимаю, что она моя сестра, но сейчас я приехать не могу. Я приеду… Вы же случайно нашли письмо от агента по недвижимости. Просто считайте, что этого телефонного звонка не было… Пусть Роджер займется похоронами. Делайте все то же, чтобы вы делали, если бы не нашли меня!… Почему вы только оставили ее одну?… Прекратите, делайте то, что я вам сказал. Мы уже ничем Присцилле помочь не можем. Ее с нами больше нет.
БРЭДЛИ кладет трубку, садится, обхватив голову руками, тихо стонет. Через какое-то время из спальни появляется ДЖУЛИАНА. Она надела на себя костюм Гамлета – черные колготки, черную короткую курточку, золотую цепь, белую рубашку и т.д. Она становится в позу, взяв в руку овечий череп. БРЭДЛИ поднимает голову и видит ее.
ДЖУЛИАНА. «Бедный Йорик…
Истлевшим Цезарем от стужи
З
аделывают дом снаружи.
Пред кем весь мир лежал в пыли,
Торчит затычкою в щели».
БРЭДЛИ. Что ты делаешь?
ДЖУЛИАНА. А как ты думаешь? Разве я не похожа на принца Датского? Не смотри на меня так. Что случилось?
БРЭДЛИ. Ничего.
ДЖУЛИАНА. Я сейчас сниму… Не сердись на меня…
БРЭДЛИ (встав). Я не сержусь.
ДЖУЛИАНА (все еще напугана). Брэдли, дорогой…
БРЭДЛИ. О, Джулиана
Х
ватает ее, начинает стягивать курточку, но запутывается в цепи. Джулиана пытается ему помочь, расстегивает пуговицы на рубашке.
ДЖУЛИАНА. Не будь таким грубым, мне же больно!
БРЭДЛИ (плача). Это Бог… Как это ужасно… О, Джулиана…
Прячет лицо в ее волосах, затем берет ее на руки и уносит в спальню. Слышна мелодия песни, сначала тихо, затем все громче и громче, после чего затихает, превращаясь в морской рев. На сцене темно.

Картина пятая

Ночь. Вдруг раздается оглушительный стук в дверь. Тишина. Затем стук повторяется еще несколько раз. Из спальни осторожно появляется, одетый в пижаму, БРЭДЛИ. В руках у него электрический фонарь, за ним в ночной рубашке крадется ДЖУЛИАНА.
ДЖУЛИАНА (шепотом). Кто это?
БРЭДЛИ. Не знаю.
ДЖУЛИАНА. Кто бы это мог быть?
БРЭДЛИ. Оставайся в спальне.
ДЖУЛИАНА. Только веди себя потише и не включай фонарь. Тогда они решат, что здесь никого нет. Ах, мне так страшно.
Снова раздается громкий стук. По двери колотят каким-то металлическим предметом, слышны звуки раскалывающегося дерева.
БРЭДЛИ. Иди в спальню и запри за собой дверь.
ДЖУЛИАНА. Нет, Брэдли, нет! Не впускай их!
БРЭДЛИ. Иди в спальню!
Выталкивает ДЖУЛИАНУ в спальню и закрывает за ней дверь. Включает свет. Дверь распахивается. Входит АРНОЛЬД. В руках у него топор, который он кладет на стол.
АРНОЛЬД (от гнева и захлестнувших его эмоций едва говорит). Джулиана здесь?
БРЭДЛИ. Да.
АРНОЛЬД. Я приехал за ней.
БРЭДЛИ. Она никуда не поедет. Как ты нас нашел?
АРНОЛЬД. Мне обо всем рассказал Фрэнсис. Включая телефонный звонок.
БРЭДЛИ. Какой еще звонок?
АРНОЛЬД. Вчера ночью он звонил тебе и рассказал о Присцилле. Ты не можешь вытащить задницу из своего любовного гнездышка, даже когда твоя сестра кончает жизнь самоубийством!
БРЭДЛИ. Я собирался завтра вернуться в Лондон, и Джулиана приедет со мной тоже… Мы скоро поженимся.
АРНОЛЬД. Я приехал на машине за дочерью. Мне нужна моя дочь.
БРЭДЛИ. Ты ее не получишь.
АРНОЛЬД. Где она?
Направляется к двери в спальню. БРЭДЛИ берет топор, затем открывает дверь и говорит через нее.
БРЭДЛИ. Приехал твой отец. Не волнуйся. Мы ему только все объясним, и потом он уедет обратно.
Входит ДЖУЛИАНА. На ней джинсы и рубашка.
АРНОЛЬД (пытаясь овладеть собой). Дорогая моя…
ДЖУЛИАНА. Привет.
АРНОЛЬД. Я приехал за тобой, чтобы забрать тебя домой.
ДЖУЛИАНА. Мой дом здесь.
АРНОЛЬД. Ты не можешь оставаться с этим человеком. Вот письмо, которое тебе написала мама. Прочти его, прошу тебя. (ДЖУЛИАНА автоматически берет письмо.) Мы так сильно волновались. Как ты можешь быть такой жестокой, оставаться здесь… Даже после того, что случилось с бедняжкой Присциллой?
ДЖУЛИАНА. А что с ней?
АРНОЛЬД (торжествуя). Он что, ничего тебе не сказал?
БРЭДЛИ. Присцилла умерла. Покончила с собой, приняв слишком большую дозу снотворного.
АРНОЛЬД. Он узнал об этом уже прошлой ночью. Фрэнсис позвонил ему.
БРЭДЛИ. Это правда.
ДЖУЛИАНА. Но ты мне ничего не говорил… а мы же… там…
АРНОЛЬД. О-о!
БРЭДЛИ. Для Присциллы я ничего уже сделать не мог. Но для нас… Я должен был остаться… Это не безразличие.
АРНОЛЬД. Это – похоть. Вот, что это. Разве ты не видишь, что он за птица?
ДЖУЛИАНА (в слезах). Брэдли, как это ужасно. Как ты мог. Ах, бедная несчастная Присцилла… А ведь мы так хотели сделать ее счастливой!
АРНОЛЬД. У него совершенно нет сердца. Его сестра скончалась, а он и не думает покидать свое пристанище распутства.
БРЭДЛИ. Я собирался тебе обо всем рассказать, а потом мы бы поехали в Лондон. Пожалуйста, выслушайте меня. Я решил, что если бы мы только могли остаться немного дольше… здесь… одни… ничто бы нас уже никогда не разлучило. Ты это понимаешь? Нам нужен был этот отрезок времени, именно этот отрезок. Я не стал ничего рассказывать только из-за тебя, только чтобы сохранить нашу любовь…
ДЖУЛИАНА. Ах, Брэдли…
БРЭДЛИ. Мы поедем в Лондон прямо сейчас, вместе и… Что же я наделал!
ДЖУЛИАНА. Это моя вина, все произошло из-за меня. Иначе бы ты остался с Присциллой, она ведь умоляла остаться с ней. Это случилось из-за нас… Почему ты мне не рассказал о звонке Фрэнсиса?
АРНОЛЬД. И все это ради того, чтобы престарелый мужичок мог удовлетворить свои сексуальные потребности. Подумать только! Ведь он на тридцать три года старше тебя.
ДЖУЛИАНА. Это не правда, ему всего сорок два.
АРНОЛЬД (с торжествующим смешком). Это он так тебе сказал? Ему пятьдесят три.
ДЖУЛИАНА. Не может быть.
АРНОЛЬД. Можешь проверить в «Кто есть кто».
БРЭДЛИ. Меня нет в «Кто есть кто».
ДЖУЛИАНА. Брэдли, сколько тебе лет?
БРЭДЛИ. Пятьдесят три.
АРНОЛЬД. Когда тебе будет всего лишь тридцать, он уже станет пенсионером. Ну, что, тебе достаточно? Пойдем, Джулиана, наплачешься в машине.
ДЖУЛИАНА. Тебе в самом деле пятьдесят три?
БРЭДЛИ. Да, Джулиана.
АРНОЛЬД. А что, и так не видно?
ДЖУЛИАНА. Да, видно… сейчас уже видно.
БРЭДЛИ. Ты же сказала, что тебе все равно, сколько мне лет.
АРНОЛЬД. Джулиана, пошли.
БРЭДЛИ. Ты не можешь вот так вдруг уйти, мне нужно с тобой все обсудить…
АРНОЛЬД. Я слишком расстроен и рассержен и я с трудом сдерживаюсь, чтобы оставаться спокойным. Я без тебя никуда не уеду. Прочти письмо твоей матери. Посчитайся и с ее чувствами.
ДЖУЛИАНА автоматически открывает конверт и достает письмо.
БРЭДЛИ. Я хочу тебе все объяснить…
ДЖУЛИАНА. Разве это можно объяснить!
Начинает читать письмо. БРЭДЛИ, в руке у которого все еще находится топор, преграждает выход.
БРЭДЛИ. Солнышко мое, не бросай меня, я умру без тебя… Я не могу тебя отпустить, я сойду с ума, останься со мной…
АРНОЛЬД. Разве ты не видишь, что все кончено? Поразвлекался с глупенькой девчонкой и все, хватит, пелена упала.
ДЖУЛИАНА явно расстроена письмом.
БРЭДЛИ. Джулиана, но мы ведь не потеряли друг друга? Я прав? Мне очень жаль, что я обманул тебя по поводу своего возраста. Я сделал это инстинктивно… Но ведь это не имеет большого значения? Или имеет? А что касается Присциллы, я должен был остаться с тобой и быть рядом с тобой… Я все это сделал, потому что люблю тебя.
ДЖУЛИАНА вся в слезах.
Дорогая моя, любовь моя, давай сядем, потолкуем, как мы будем жить дальше, как будем счастливы. И мы заснем, крепко обнявшись, и все будет хорошо.
ДЖУЛИАНА. Я не могу здесь оставаться. Я должна ехать домой вместе с отцом.
АРНОЛЬД. Слава Богу.
БРЭДЛИ. Не уезжай… Останься со мной!
БРЭДЛИ делает шаг вперед. АРНОЛЬД хватает ДЖУЛИАНУ и выталкивает ее за дверь. Брэдли бежит за ними, крича: «Джулиана, Джулиана!»

Картина шестая

Квартира Брэдли. Солнечные дни закончились. За окном темно. На сцене ФРЭНСИС и КРИСТИН. Они в плащах, в руках у них зонтики. Оба одеты в траур. Обмениваются взглядами, затем смотрят на входную дверь. Вещи Присциллы в беспорядке сброшены в кучу.
КРИСТИН. А чьи это были стихи, которые читал тот мужчина? (Не получив ответа, говорит громче.) Служба была великолепна. Кто написал те стихи?
БРЭДЛИ (за сценой). Томас Элиот.
КРИСТИН. Это был любимый поэт Присциллы? (Ответа нет.)
ФРЭНСИС. Брэд, если хотите, я могу пожить какое-то время у вас.
КРИСТИН. У меня ему будет лучше.
ФРЭНСИС. Он, наверняка, захочет остаться здесь на тот случай, если… ну, вы же знаете… она объявится.
КРИСТИН. Вот ты здесь и останешься. Брэдли, а тебе лучше переехать на время ко мне, пока Фрэнсис займет здесь оборону.
БРЭДЛИ (за сценой). Нет, спасибо.
КРИСТИН. Тебе нужен уход. (Ответа нет.) Я соберу вещи Присциллы и отправлю их обратно, тебе не надо об этом беспокоиться.
ФРЭНСИС. А что, Брэд не может оставить их себе?
КРИСТИН. Не может. Этот свинья Роджер подошел на похоронах к Брэдли и сказал, что он прямой наследник Присциллы, и чтобы Брэдли не забыл вернуть лисью шубу! (Поднимает шубу.) Думаю, что для Мэриголд она будет в самый раз.
КРИСТИН начинает приводить в порядок и аккуратно раскладывать вещи и украшения Присциллы. Входит БРЭДЛИ и садится на диван.
БРЭДЛИ (бесстрастно). Сумка – под лестницей.
ФРЭНСИС. Я принесу. А зонтики отнесу на кухню.
ФРЭНСИС уходит, взяв плащи и зонты. КРИСТИН подходит к БРЭДЛИ.
КРИТСТИН (мягко). Брэд, это я – твоя старушка Крис. Я так хочу тебе помочь.
БРЭДЛИ слабо улыбается, но, протянутую Кристин руку не жмет. С сумкой возвращается ФРЭНСИС. КРИСТИН начинает ее упаковывать, аккуратно заворачивая украшения в предметы одежды. ФРЭНСИС садится рядом с БРЭДЛИ.
ФРЭНСИС. Брэд, я отлучился ненадолго. Клянусь. Я просто случайно повстречался в пабе с одним своим старым приятелем, а он все болтал о чем-то и болтал.
БРЭДЛИ. Да. Вы мне это уже рассказывали.
ФРЭНСИС. А потом, когда я ее попытался разбудить…
БРЭДЛИ. И это тоже рассказывали.
ФРЭНСИС. Как же мне жить дальше… Брэд, Вы меня простили?
БРЭДЛИ. Да, да. Простил.
КРИСТИН. Фрэнсис, а ну-ка приободрись, прекрати хныкать и оставь этого несчастного развратника в покое. А что тебе сказала Рейчел, когда ты всех обходил?
БРЭДЛИ. Она сказала, что Арнольд увез Джулиану с собой.
ФРЭНСИС. Я буду ее искать, я ее найду!
БРЭДЛИ. Он удерживает ее силой, она его пленница. Как только она от него сбежит, то сразу же придет ко мне.
ФРЭНСИС и КРИСТИН обмениваются взглядами и качают головой. БРЭДЛИ явно себя обманывает. Звонок в дверь. БРЭДЛИ возбужденно вскакивает и несется открывать дверь. Это пришла РЕЙЧЕЛ.
БРЭДЛИ. Рейчел!
КРИСТИН. А, да это же Рейчел. Привет, Рейчел, надеюсь, что у тебя все в порядке.
БРЭДЛИ. Рейчел…
РЕЙЧЕЛ. Здравствуй, Кристин.
БРЭДЛИ.а где Джулиана?
РЕЙЧЕЛ (к КРИСТИН). Господь тебя не забудет. Я рада, что ты так о ней беспокоишься.
КРИСТИН. Спасибо, дорогая.
БРЭДЛИ. Где Джулиана?
КРИСТИН. Фрэнсис, пошли. Нам лучше побыть где-нибудь в другом месте.
ФРЭНСИС. Но я хочу остаться здесь.
КРИСТИН. Фрэнсис, пошли, я сказала!
Они вдвоем уходят.
РЕЙЧЕЛ (спокойно и с достоинством). Я хотела еще раз принести тебе свои соболезнования в связи со смертью Присциллы.
БРЭДЛИ. Рейчел, где Джулиана?
РЕЙЧЕЛ. Я же тебе сказала, уехала отдыхать с Арнольдом!
БРЭДЛИ. Она не могла никуда уехать. Вы ее заточили в темницу. Где она?
РЕЙЧЕЛ. Насколько я представляю, где-то в районе Больших Озер.
БРЭДЛИ. Больших Озер!
РЕЙЧЕЛ. Они уехали на машине. Джулиана в восторге от этого путешествия.
БРЭДЛИ. Путешествия!
РЕЙЧЕЛ. Вот, кстати, все те письма, которые ты ей отправил. Я не вскрыла ни одного. (Отдает БРЭДЛИ пачку писем.)
БРЭДЛИ. Как только она оттуда вырвется, она сразу же вернется ко мне.
РЕЙЧЕЛ. Брэдли, она бросила тебя по своей собственной доброй воле. Бедняжка, ты выглядишь ужасно, на все сто. Тебе надо успокоиться и оставить все эти свои фантазии.
БРЭДЛИ. Ты не считала это фантазиями в тот момент, когда Джулиана сказала вам, что любит меня.
РЕЙЧЕЛ. Ты выдумал себе некую Джулиану, которой вообще не существует. Это какая-то ошибка. Ты меня поражаешь! Совсем недавно ты так страстно целовал меня, а не ее! Что, уже забыл?
БРЭДЛИ. У нас с тобой ничего не было. Я ведь тебе ясно дал понять, что этого не хочу. Я, конечно, понимаю, что ты могла обидеться…
РЕЙЧЕЛ. Обидеться! Мне просто стало тебя жаль. И если ничего не произошло, то вовсе не из-за того, что ты этого не захотел! Я пошла на эти отношения только ради тебя.
БРЭДЛИ. У нас не было с тобой никаких отношений!
РЕЙЧЕЛ. Ну, они продолжались совсем недолго. Неудивительно, что Джулиана едва могла в это поверить.
БРЭДЛИ (потрясенно). Ты рассказала об этом Джулиане?
РЕЙЧЕЛ. Конечно. Сначала я обо всем рассказала Арнольду. О том, как ты на меня набросился прямо как лев. И это его весьма позабавило. Он решил, что это послужит действенным аргументом и предложил, чтобы я написала о наших с тобой отношениях Джулиане!
БРЭДЛИ (с ужасом). Так значит в том письме…
РЕЙЧЕЛ. Естественно она примчалась ко мне, чтобы узнать детали. И я ей обо всем рассказала.
БРЭДЛИ. Что ты ей сказала?
РЕЙЧЕЛ. Все. Было бы не этично продолжать это скрывать.
БРЭДЛИ. О, Боже!
РЕЙЧЕЛ. Брэдли, человек должен отвечать за свое прошлое, и ты можешь его зачеркнуть, удалившись в мир грез. Ты не можешь сделаться другим человеком за одну ночь. Даже, несмотря на всю ту любовь, которая переполняет тебя. Ты, что и вправду решил, что станешь для молоденькой девушки ее причалом на всю жизнь? Ее окончательным выбором?
БРЭДЛИ. Что ты ей сказала?
РЕЙЧЕЛ. Мне кажется, у тебя явно расшатаны нервы. Я рассказала ей о нас.
БРЭДЛИ. И что она ответила?
РЕЙЧЕЛ. Что она могла ответить, несчастное дитя, она ревела как безумная.
БРЭДЛИ. Что?
РЕЙЧЕЛ. Она заставила меня повторить ей все это несколько раз, в мельчайших подробностях, поклясться, что я ей сказала правду, и, в конце концов, она мне поверила.
БРЭДЛИ. Что она сказала? Ты помнишь точно, что она сказала?
РЕЙЧЕЛ. Она сказала: «Если бы это все произошло хотя бы чуточку раньше». Она, очевидно, имела что-то в виду.
БРЭДЛИ. Ты ввела ее в заблуждение, ты ее обманула!
РЕЙЧЕЛ. Брэдли, только не надо кричать! Она уже до разговора со мной начала понимать, что все это – глупая ошибка. Что ты одинокий, потерпевший крушение в жизни человек. Что ты неправильно истолковал мою попытку тебе помочь. Боюсь, что это правда, но счастливые семьи иногда делают своими жертвами людей, которых им жалко. Арнольд и я рассказываем друг другу все. Это составляет наши маленькие радости, мы так счастливы друг с другом.
БРЭДЛИ (изумленно). А я считал, что Арнольд ушел от тебя к Кристин. Он мне сказал, что…
РЕЙЧЕЛ. Что за чушь!
БРЭДЛИ. Я сойду с ума… Он же мне написал… (Идет к столу, вынимает из ящика письмо Арнольда и читает из него отрывок.) «Кристин и я, мы полюбили друг друга…»
РЕЙЧЕЛ выхватывает у него письмо и причитывает его.
РЕЙЧЕЛ. Это ты все специально подстроил.
БРЭДЛИ. Прости. Я не ведал, что творю. Я про него уже совсем забыл. Арнольд вовсе так не думает.
РЕЙЧЕЛ. Господи, какой же ты низкий и мстительный!
БРЭДЛИ. Ты же сказала, что вы с Арнольдом все друг другу рассказываете.
РЕЙЧЕЛ. Ты очень опасный человек. Ты – чудовище, живущее в своих грезах, ломающее все вокруг себя, разрушающее чужое счастье, потому что своего у тебя нет. Неудивительно, что ты не можешь писать, ты вообще существуешь в каком-то ином мире. Джулиана обратила на себя внимание и сделала тебя на мгновение настоящим. Я сделала тебя на мгновение настоящим, потому что мне было тебя жаль. А теперь все, что от тебя осталось, это всего лишь безумная злобная тень. Я ненавижу тебя и буду ненавидеть всю оставшуюся жизнь. Ты держал это письмо у себя как оружие против меня.
БРЭДЛИ. Рейчел, честное слово, у меня и в мыслях этого не было!
РЕЙЧЕЛ. А-а-а-а!
РЕЙЧЕЛ отворачивается от него и с криком выбегает. Ее крик постепенно стихает в отдалении. Сцена освещена красным светом.
БРЭДЛИ (словно читает молитву). Я заключу сделку с Богом. Я готов отказаться от всего.
Пусть никогда ничего не будет написано на этих чистых листах.
Забудь мои прежние молитвы, пусть я никогда так и не напишу своей книги.
Пусть только опять ко мне вернется Джулиана.
Я отказываюсь от всего, что я намеревался сделать.
От всего, о чем я Тебя когда-либо молил.
Только пусть она вернется и прекратит эти мучения.
БРЭДЛИ рвет свои записные книжки. Звонит телефон. В безумном порыве он бросается к телефону. Кричит в трубку.
Джулиана!… Ах, это ты, Рейчел… Джулиана вернулась?… Что? А с Джулианой все в порядке?… Что случилось?… Ты сделала что? Я не слышу… Да, да, я сейчас приеду.
БРЭДЛИ выбегает из комнаты.

Картина седьмая

Гостиная в доме Арнольда. В комнате такой же беспорядок, как и во второй картине первого действия. Стулья перевернуты. В книжном шкафу зияет огромная брешь. Книги Арнольда порваны и разбросаны по полу. Журнал со статьей Брэдли о последнем романе Арнольда лежит на столе. Тело АРНОЛЬДА, распростертое на диване, напоминает тело Рейчел из той же картины. РЕЙЧЕЛ сидит и стонет. Входит БРЭДЛИ. РЕЙЧЕЛ рукой показывает на АРНОЛЬДА. БРЭДЛИ встает на колени посмотреть, что с ним случилось.
БРЭДЛИ. О, Господи!
РЕЙЧЕЛ (шепотом). Он мертв.
БРЭДЛИ. Да… Кажется, да… Ах, Рейчел…
БРЭДЛИ встает и берет окровавленное «орудие убийства» - знакомую кочергу, лежащую рядом.
Ты это сделала… этим…
РЕЙЧЕЛ. Он мертв… мертв
БРЭДЛИ. Что произошло?
РЕЙЧЕЛ. Я была просто вне себя. Я начала рвать его книги. Он попытался меня остановить. Я его ударила… Мы ругались, кричали друг на друга… я не хотела… отболи он так громко стал орать… я не могла больше этого выносить… тогда я ударила его еще раз… только, чтобы он прекратил орать.
БРЭДЛИ (с кочергой в руках, лихорадочно). Мы должны ее спрятать. Ты должна сказать, что произошел несчастный случай… Что же теперь делать… Может быть, он еще жив… Арнольд! Арнольд! Очнись!… Ты позвонила в скорую?
РЕЙЧЕЛ. Он мертв… Это я его убила…
БРЭДЛИ. Ты звонила в скорую… а в полицию?
РЕЙЧЕЛ. Нет.
БРЭДЛИ. Это был несчастный случай… Он упал и ударился головой… Вот, что здесь произошло… Я вытру кровь и… не останется никаких отпечатков пальцев…
БРЭДЛИ берет из своего кармана носовой платок, тщательно стирает кровь и отпечатки пальцев с кочерги, затем кладет платок обратно. Продолжает держать кочергу в руках.
Надеюсь, что отпечатков не осталось… Надо бы навести здесь порядок… Рейчел, я сам позвоню… Запомни, это был несчастный случай.
РЕЙЧЕЛ. Ничего не выйдет.. ничего не выйдет… (В отчаянии покачивается из стороны в сторону.)
БРЭДЛИ (путано, в полу безумии). Ты должна сказать, что это был несчастный случай… или… или… самооборона! Он первый тебя ударил, а ты… Рейчел, прошу тебя, подумай о том, что ты будешь говорить!
РЕЙЧЕЛ. Ах, ангел мой, ах, любовь моя, любовь моя…
БРЭДЛИ (набирает номер). Алло, служба чрезвычайных происшествий? Один человек получил серьезные увечья. Нужна скорая помощь и полиция… Милфорд Хаус, Кент Гарденс… Моя фамилия Пирсон… Да… Хорошо… (Кладет трубку.) Рейчел, они уже едут, запомни, это произошло не по твоей вине… Ах!
Видит, что на кочерге еще осталась кровь.
Она вся в крови. Господи, мне ведь надо… здесь прибраться
В
се еще держа в руках кочергу, начинает безрезультатно наводить в комнате порядок. Слышен вой полицейской сирены.
Рейчел, ради Бога, подумай о том, что ты им будешь говорить!
Входят ТРОЕ ПОЛИЦЕЙСКИХ. Осматривают труп и комнату. Один, который то входит, то выходит из комнаты, оказывает помощь РЕЙЧЕЛ, которая сидит, истерично рыдая.
Боюсь, что произошел несчастный случай. Кажется, он мертв. Он упал и стукнулся головой. Его имя – Арнольд Баффин, писатель. А это миссис Баффин.
1-Й ПОЛИЦЕЙСКИЙ. А вы кто?
БРЭДЛИ. Меня зовут Брэдли Пирсон, я тоже писатель.
2-Й ПОЛИЦЕЙСКИЙ (у трупа). Проломил ему башку.
2-Й ПОЛИЦЕЙСКИЙ забирает у БРЭДЛИ кочергу.
БРЭДЛИ. На ней нет чьих-либо других отпечатков пальцев кроме моих. О, Господи, еще кровь осталась. Я уронил ее на пол.
БРЭДЛИ достает из кармана окровавленный носовой платок и пытается им вытереть кончик кочерги. 1-Й ПОЛИЦЕЙСКИЙ забирает у него платок. 2-Й ПОЛИЦЕЙСКИЙ берет со стола журнал и показывает его 1-ОМУ ПОЛИЦЕЙСКОМУ.
1-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Это Вы написали эту статью «Арнольд Баффин. С надеждой, что это конец»?
БРЭДЛИ. Да, но заголовок не мой. Я бы никогда такого не написал. Это решил редактор. Они всегда так поступают.
1-Й ПОЛИЦЕЙСКИЙ (указывая на книги на полу, которые осматривает 2-Й ПОЛИЦЕЙСКИЙ). А кто порвал эти книги?
БРЭДЛИ. Я… Я хотел сказать… (Тихо.) Нет, нет, именно эти…
3-Й ПОЛИЦЕЙСКИЙ, который успокаивает РЕЙЧЕЛ, стоит в дверях и обращается к кому-то вовне.
3-Й ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Миссис Баффин, там на телефоне ваша дочь. Вы хотите с ней поговорить?
БРЭДЛИ. Джулиана!
РЕЙЧЕЛ. Это он убил моего мужа!
3-Й ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Успокойтесь, пойдемте.
РЕЙЧЕЛ. Это он его прикончил!
3-Й ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Не беспокойтесь, с вами ничего не случится.
РЕЙЧЕЛ (рыдая, уходит с 3-ЬИМ ПОЛИЦЕЙСКИМ). Он мертв, он мертв.
3-Й ПОЛИЦЕЙСКИЙ (уводя РЕЙЧЕЛ). Пойдемте, там вам окажут помощь, успокойтесь, пожалуйста.
1-Й ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Мистер Пирсон, вам придется пройти с нами. Я должен вас предупредить о том, что любое ваше слово может быть использовано в качестве доказательства против вас.
БРЭДЛИ. Вы, что, считаете, что это я его убил? Я же его не убивал, не убивал! Он был моим лучшим другом.
БРЭДЛИ стоит в ужасе, только сейчас начиная осознавать всю серьезность ситуации.
1-Й ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Мистер Пирсон, прошу вас пройти вместе с нами.

ЭПИЛОГ

БРЭДЛИ. Общественность Великобритании получила массу удовольствия от суда надо мной. Все, включая и моего адвоката, безусловно, поверили в то, что именно я убил Арнольда. «Писатель убивает своего друга из зависти». У меня не было ни малейшего шанса выпутаться из этой ситуации. Книги Арнольда разорванные, предположительно мною, на куски, были на чайном подносе принесены в зал суда, и тщательно осмотрены присяжными. Я думаю, что именно они произвели на них наибольшее впечатление. Что касается Рейчел, то все, что ей осталось сделать, это одеться в черное и все время прикладывать к глазам платок. Каждый раз, когда она занимала свидетельскую стойку, она издавала глубокий вздох. Никому даже в голову не приходило, что у нее мог быть какой-либо мотив для убийства своего мужа. Брак – это всегда тайна.
РЕЙЧЕЛ. Я не хочу быть жестокой в отношении кого-либо вообще, даже если речь идет об убийстве моего мужа. Но поскольку жизнь Брэдли Пирсона в мире фантазий довела его до всех этих ужасов, я поняла, что должна рассказать вам все. Брэдли не был настоящим художником – он всего лишь несчастный, разочаровавшийся в жизни человек, который только строил из себя настоящего писателя. Он считал себя человеком, стремящимся к совершенству, но так ничего и не написал, а лишь только рвал написанное. Впрочем, я уверена, что и рвать ему особенно было нечего. Разве что только книги моего мужа. Мы же считали его не более, чем абсурдной фигурой, предметом для насмешек, кем-то, о ком без улыбки невозможно и вспомнить. Должно быть он это осознавал. Вы только задумайтесь, человек может совершить серьезное преступление лишь из-за того, что кто-то над ним посмеивается. Он патологически завидовал моему мужу и знал, что в действительности мой муж его презирал. Это, наверняка, было для него нескончаемой пыткой. Конечно же, вся эта история с влюбленностью в мою дочь не более чем плод его больного воображения. В действительности же он был влюблен в меня. Не мне, однако, судить, насколько повлияла на него эта страсть без взаимности, что он совершил это ужасное преступление.
БРЭДЛИ. Решение суда, согласно которому меня приговорили к пожизненному заключению, получило всеобщее одобрение. Убивать своего друга, исходя только из чувства зависти к его таланту, низко и подло. И несчастная Присцилла, поднявшись из своей могилы, тоже, наверняка, присоединилась бы ко всем моим судьям. Мое «бессердечное равнодушие» к ее смерти, которое, как утверждала защита, лишь только доказывало мое безумие, фактически выставило меня совершенным чудовищем. Возможно, и вы скажите, что это суждение имеет под собой определенные основания. Конечно, моя огромная любовь… к этой девочке… и послужила неким причудливым образом причиной смерти обоих – и Арнольда и Присциллы. В конечном итоге нам никогда не удается избежать пут моральной ответственности за причиненное зло, которое, как мы утверждаем, мы совсем не хотели причинять.
ФРЭНСИС. Не мне решать справедливый ли приговор вынесен моему другу Брэдли Пирсону. Но как человек, обладающий соответствующими профессиональными знаниями, я обязан объяснить причины его поведения. Перед нами классический пример эдипова комплекса. Сыновья любят своих матерей и не могут простить им то, что они занимаются сексом с их отцами. Это приводит к тому, что многие взрослые мужчины начинают питать к женщинам отвращение. Все просто, как дважды два. Брэдли, несомненно, - гомосексуалист. Я доказываю это в своей книге «Гамлет, или случай Брэдли Пирсона», которая готовится к выходу в свет.
Он якобы влюблен в одну девушку. Однако, смотрите, ему нравится, когда она переодевается в мужчину, он хочет заниматься с ней сексом, когда она предстает перед ним в облике принца. А кто же любимый автор Брэдли? Самый известный в мире гомосексуалист – Уильям Шекспир! А какой у Брэдли самый любимый образ? Образ юноши, переодетого в девушку, и девушки, переодетой в юношу. И кто же вообще эта его девушка? Дочь его врага и друга, соперника и его второго я – Арнольда Баффина. Творческие люди обожают, прежде всего, самих себя, их отношения с другими людьми складываются всегда несчастливо. Брэдли был благословен или же на него было ниспослано проклятие только в виде единственной настоящей привязанности. Возможно, мне не следовало бы приводить в пример его привязанность ко мне в качестве свидетельства его сексуальной ориентации. Но мне хотелось бы использовать эту возможность, чтобы сказать моему старому другу – я знал о твоих чувствах ко мне и высоко их ценил.
КРИСТИН. Мне бесконечно жаль бедняжку Брэдли. Он не хотел убивать своего друга, он сделал это, находясь в припадке безумия. В его памяти многое перепуталось. Это касается и нашего брака. Мы никогда не испытывали друг к другу ненависти. Я просто от него устала! По возвращении из Штатов я нисколько не удивилась, что он ничего не достиг и ничего не сделал. Ужасно, но мне это было даже приятно. Мне захотелось ему помочь. По правде говоря, я думаю, что в действительности это было не больше, чем любопытство. Когда я вдруг неожиданно появилась такая богатая, полная веселья и радости, он, конечно же, опять влюбился в меня, и мне пришлось поставить его на место во второй раз. Наверняка, это и послужило причиной его безумия. Вся его семейка была немного того, его мать была просто монстром, а сестру не мешало бы в свое время подлечить электрошоком. А его мания по поводу искусства. Он сравнивал его с религией! Лично я считаю, что мы вполне можем обойтись и без искусства. Что в нем уж такого особенного? Может быть, в его идее и есть некоторое утешение, но только для того, кто воображает себя настоящим художником. Надеюсь, что Брэдли не чувствует себя столь уж несчастным, находясь в тюрьме. А, возможно, безумие – это дар свыше. Тем более, если в результате ты думаешь, что счастлив, когда в действительности все наоборот.
ДЖУЛИАНА. Сейчас мне уже нелегко идентифицировать себя той девочкой, которая когда-то решила, что она любит Брэдли Пирсона. Возможно, что такая девочка когда-то и существовала, и возможно, что это была я. Я никогда не читала произведений Пирсона. Но что-то в его образе производило впечатление. Жизнь в борьбе и неудачах. Надо обладать большой храбростью, чтобы всю жизнь стремиться к совершенству. А может быть, для этого надо быть просто дураком. Теперь я тоже стала писателем. Я – поэтесса. Я пишу небольшие и изящные стихи. Пирсон ошибался, изображая какого-то божка в качестве правителя над искусством. Искусство – это холодный трезвый рассудок. Особенно, когда оно отражает страсть. Эротическая любовь никогда не вдохновляла на создание произведений высокого искусства. Любовь слишком озабочена необходимостью обладать. Задача же искусства состоит в правдивом отображении действительности. Пирсону не хватило трезвого рассудка. Он хотел быть жертвой темных сил, но их нет. У искусства нет хозяина.
БРЭДЛИ (сидя). Душа в поисках своего спасения обратилась в ночь. Я потерял свою Джулиану. Но я написал свою книгу. (Достает из ящика стола книгу и встает.) Я превратил свою любовь в искусство. Я сохранил ее внутри этих рамок. (Показывает жестом на тюремные стены, а затем и на сам театр.) Здесь ее бессмертие. Из этих объятий ей не вырваться никогда. Так говорит каждый художник. И все же, моя милая дорогая девочка, как бы страстно мой мозг не работал над созданием твоего образа, в действительности я не могу заставить себя поверить в то, что я тебя выдумал. В конце концов, ты от меня ускользаешь. Ни искусство не может поглотить тебя, ни мысль тебя вобрать. Я ничего не знаю, да и знать не хочу о твоей теперешней жизни. Хотя и осознаю, что где-то ты есть, ты смеешься, ты плачешь, гуляешь под солнечными лучами, читаешь книги, возможно, даже их пишешь, лежишь чьих-то объятиях. Я никогда не стану отрицать то, что произошло между нами, и я никогда не забуду, что я так сильно любил реального человека, а не вымысел. Эта любовь осталась, она видоизменилась, но нисколько не уменьшилась. Большая чистая любовь с незамутненной памятью. Замечательно, что она не причиняет мне много страданий и боли. Только иногда по ночам, когда я думаю, что сейчас ты жива и находишься где-то далеко, у меня на глазах появляются слезы.


ЗАНАВЕС