Пьеса предоставлена Ольгой Амелиной

(Библиотека драматургии - http://lib-drama.narod.ru)

 

С.Мрожек. Стриптиз

Перевод с польского 3.Шаталовой

Москва, изд-во "Искусство", 1991

OCR & spellcheck: Ольга Амелина, октябрь 2005

 

 

На сцене необходимы только два стула. Хорошо видны двери с правой и левой сторон. Когда занавес поднимается, на сцене никого нет. Слышен грохот, странные стуки, неопределенные звуки, конкретные и не конкретные. Дверь слева открывается, вбегает Пан I — мужчина средних лет, старательно, но обыкновенно одетый, с дипломатом в руках. Он вбегает на сцену так, словно его впихнули сюда силой, словно его инте­ресует не помещение, в которое он попал, а то, что происходило с ним секунду назад за кулисой. Лишь спустя минуту он оглядывает все вокруг, поправляет одежду. Дверь за собой он не прикрыл. Еще через ми­нуту через правую дверь  точно  таким  же  образом  вле­тает  на  сцену  Пан II — он одет так же,  как и Пан I,  в руках тоже держит

дипломат, ведет себя на сцене точно так же, как и Пан I, дверь за собой тоже не закрывает.

 

Пан I. Это что-то неслыханное!

Пан II. Невероятно!

Пан I. Я как раз шел, как обычно...

Пан II. Самым обычнейшим образом.

Пан I. И вдруг...

Пан II. Совершенно неожиданно.

Пан I (словно только теперь заметив Пана II). А вы откуда появились?

Пан II. Я появился?!! Скорее, меня сюда «появили».

Пан I (возвращаясь к своим мыслям). Возмутительно!

Пан II. В высшей степени! (Вроде бы слегка передразни­вает Пана I.)

Пан I. Я просто шел... Нет, скорее, я стремился...

Пан II. Да, это точное определение. Кроме того, вы, наверное, стремились к какой-нибудь цели.

Пан I. Откуда вы знаете?

Пан II. Это понятно. Я тоже шел с целью достигнуть...

Пан I. Я как раз собирался это сказать. Итак, я направ­лялся к цели, когда вдруг...

Пан II. Кстати сказать, эта цель была намечена лично вами.

Пан I. Разумеется. И при этом с полным сознанием, проше пана, с полным сознанием...

Пан II. На основе всех ваших знаний и убеждений. Ве­ры и разума.

Пан I. Вы читаете мои мысли. Итак, я шагаю по избран­ному мной пути, как вдруг...

Пан II (конфиденциально). Били?

Пан I (тоже конфиденциально). А вас?

Пан II. Боже упаси! То есть я ничего не знаю. Только это я и могу сказать.

Пан I. Что это было?

Пан II. Трудно определить точно. Иногда мне кажется, что это огромный слон перегородил улицу. Или что это беспорядки. Хотя поначалу мне казалось, что это наводнение, потом — что это пикник. Вокруг такой туман...

Пан I. Да-да, правильно, сегодня очень туманно, плохая видимость. Но я старался добраться до намеченного пункта.

Пан II. Который вы самостоятельно выбрали.

Пан I. Абсолютная правда, тут не было ничего непро­думанного, я сам все предусмотрел. Мы с женой не раз подолгу составляли план, на целую жизнь.

Пан II. Я тоже все точно продумал для себя. Еще будучи юношей.

Пан I (конфиденциально). Вы слышали звуки?

Пан II. А как же.

Пан I. Вроде как бы пила, господи боже... Протяжный такой звук... Хотя нет, скорее, отрывистый.

Пан II. Гигантский лобзик.

Пан I. Но что это за пила, черт подери?

Пан II. Может, это была и не пила. Не знаю что. Но что-то вдруг повергло меня на землю.

Пан I. А если не пила, то что?

Пан II. Вот именно! Хуже всего эта неизвестность. И на землю ли?

Пан I. Ха! А на что же, если не на землю?

Пан II. И повергло ли? Сплошная тьма загадок. Я даже не знаю, совсем ли я свергнут, хотя чувствую себя низверженным.

Пан I (с напряжением). ... Не полностью свержен­ным?

Пан II. Вот именно, но, честно говоря, я не могу жало­ваться. Вы видели каких-нибудь людей?

Пан I. А есть вообще какие-нибудь люди?

Пан II. Можно предполагать. Из-за этого тумана... весь­ма сомнительно.

Пан I. Хуже всего — отсутствие убеждения.

Пан II. А какой был цвет?

Пан I. Цвет чего?

Пан II. Ну, трудно что-нибудь сказать. Вроде бы какой-то блеск, что-то розовое с оловянными блестками.

Пан I. Вздор!

Пан II (подойдя к Пану I и выдержав паузу). А все-таки вы получили по морде.

Пан I. Я?

Пан II. Я тоже. (Пауза.)

Пан I. Ну, я уже и так не успеваю.

Пан II. А что если мы сейчас отсюда уйдем? Возьмем и уйдем. Сейчас. Как ни в чем не бывало.

Пан I. Нет, нет!

Пан II. Боитесь?

Пан I. Да нет, что вы! Просто я разнервничался. До того все неизвестно, что...

Пан II. Это все из-за тумана...

Пан I. А они говорили, чтобы мы отсюда не выходи­ли?

Пан II. Кто?

Пан I. А вы кого имеет в виду?

Пан II. Ну ладно уж, ладно.

Пан I. Я убежден, что надо сидеть здесь. Ситуация выяснится.

Пан II. Почему? Не исключено, что мы можем совер­шенно свободно выйти отсюда и продолжать стре­миться. В конце концов, мы не знаем точно, в чем дело.

Пан I. Может, это мы сами сбились с пути?

Пан II. Хотите обвинить себя? Нас? Мы оба знали путь и шли к определенным целям.

Пан I. Значит, это, пожалуй, не наша вина.

Пан II. Пожалуй?

Пан I. Да кто ж его знает. Лучше не будем об этом. Я решительно настаиваю на том, что нам не надо выходить.

Пан II. Если вы так решительно настаиваете...

Пан I. Решительно. Надо поступать разумно. (Садятся.)

Пан II. Может, вы правы. (Прислушивается.) Там никого нет.

Пан I. Собственно говоря, нет причин бояться, правда?

Пан II. Явных причин нет.

Пан I. Вы хотите, таким образом, сказать, что... есть не явные?

Пан II. Понимайте как хотите.

Пан I. Давайте установим факты.

Пан II. Пожалуйста, давайте.

Пан I. Ну-с, хорошо. Мы оба вышли из своего дома, как и собирались, и начали идти, а скорее, стремиться, как вы правильно уточнили. Утро было ясное, погода хо­рошая, дети и жена вполне контролируемы. Мы от­лично знали, как и что. Разумеется, мы не знали точно строения молекул, не говоря уже об атомах, из кото­рых построены наши ночные тумбочки, но для этого у нас есть специалисты. Так что, в конце концов, все было в порядке. Побрившиеся, с дипломатами, столь необходимыми и привычными, мы целеустремленно двигались вперед. Адреса были прекрасно усвоены нашей памятью, впрочем, на всякий случай они были также записаны где надо. Правильно?

Пан II. Абсолютно.

Пан I. А теперь внимание. В некий момент, когда мы находились на трассе, которая была результатом всех разумных расчетов, и это был единственно правильный путь, произошло нечто — и я считаю необходимым подчеркнуть это, — нечто, полностью от нас незави­симое.

Пан II. Я должен высказать по этому вопросу сомнение. Поскольку мы не можем определить природу того, что произошло, и даже не пришли к согласию касательно его внешних проявлений — в результате ли тумана или еще по каким-то причинам, — в силу этого мы не мо­жем утверждать наверняка, что оно полностью неза­висимо от нас, существующее вне нас, самостоятельно.

Пан I. Вы меня сбиваете.

Пан II. Не расслышал.

Пан I. Я говорю: мешаете мне.

Пан II. А-а... Извините.

Пан I. К сожалению, мы не можем точно определить природу этого явления.

Пан II. Я же говорил!

Пан I. Пожалуйста, может, вы хотите взять слово? Прошу вас.

Пан II. Это у меня просто вырвалось. Больше не буду.

Пан I (продолжая). Мы не можем даже установить с с какой-либо достаточной точностью, каковы были его отдельные элементы. Вы что-то сказали?

Пан II. Нет, я ничего не говорил.

Пан I. Я, например, видел как бы фигуру животного, но в то же время я не уверен полностью, что это не был минерал. Думается, тут имеет место скорее энергия, чем материя. Легче всего определить это как явление, находящееся на границе измерений и определений, на стыке цвета, формы, запаха, веса, длины, ширины, контура, тени, света, тьмы и т. д. и т. д.

Пан II. У вас еще болит? У меня уже помаленьку проходит.

Пан I. Не вульгаризируйте, пожалуйста.

Пан II. Да я только спрашиваю.

Пан I (продолжая свою мысль). Неоспоримым фактом является то, что мы были бессильны против этого яв­ления и в поисках убежища, частично по собственной воле, а частично по принуждению, оказались вот в этом помещении — самом близком в критический момент. К счастью, мы нашли двери открытыми. Нет нужды добавлять, что наши предыдущие стремления были полностью нарушены и остановлены.

Пан II. Согласен со всем вышесказанным. Какие будут выводы?

Пан I. Я как раз приступаю к выводам. Нашим глав­ным заданием сейчас является: сохранить спокойствие и личное достоинство. Ибо, по моему мнению, мы — хозяева ситуации. Наша свобода, по сути дела, про­должает оставаться ничем не ограниченной.

Пан II. Вы называете свободой то, что мы все еще сидим здесь?

Пан I. Но мы можем уйти в любую минуту. Двери от­крыты.

Пан II. Тогда пошли. Мы и так потеряли слишком мно­го времени.

 

Слышны снова странные неразборчивые звуки, как в начале пьесы.

 

Пан I. Что? Что это такое? Что?

Пан II. Я говорю, надо уходить.

Пан I. Как? Вот так, сразу?

Пан II. Вы боитесь?

Пан I. Отнюдь.

Пан II. Вы утверждаете, что следует сохранить личное достоинство, сохраняя свободу, а уйти отсюда, пока можно, не хотите.

Пан I. Вот именно, уходя отсюда сейчас, сразу, я огра­ничил бы понятие свободы.

Пан II. Это как же понимать?

Пан I. Но это же совершенно ясно. Что такое свобода? Это возможность совершения выбора. До тех пор, по­ка я тут сижу и знаю, что могу выйти через эти двери, я свободен. Но в тот момент, когда я встану и выйду, я тем самым совершу выбор, а следовательно, ограни­чу свои возможности поступать так или иначе, то есть утрачу свободу. Я стану рабом своего ухода.

Пан II. Сидя здесь и не уходя, вы также совершаете выбор.

Пан I. Неправда. Я сижу, но я могу еще уйти, а уходя, я исключаю возможность сидеть.

Пан II. И при этом вы себя хорошо чувствуете?

Пан I. Самым лучшим образом. Полнота внутренней свободы — вот мой ответ на таинственные события.

 

Пан II встает.

 

Что вы, что?

Пан II. Я ухожу. Мне все это не нравится.

Пан I. Вы шутите!

Пан II. И не думаю. Я сторонник внешней свободы.

Пан I. А что будет со мной?

Пан II. Прощайте.

Пан I. Пожалуйста, подождите! Вы с ума сошли! Ведь неизвестно, что ТАМ!

 

Обе двери медленно закрываются.

 

Пан II. Э-гей! А это еще что такое!

Пан I. Не закрывать! Не закрывать!

Пан II. Вот вам результат вашей болтовни. Надо было сразу решиться.

Пан I. Вы меня несправедливо упрекаете. Если бы вы сидели спокойно, двери не закрылись бы. Это вы их спровоцировали.

Пан II. Ну уж тут-то мы никогда не найдем решения.

Пан I. Все из-за вас. Из-за вашего поведения мы утра­тили возможность возврата.

 

Пан II подходит к двери, пробует открыть ее — все безрезультатно.

 

Пан II. Эй, немедленно откройте!

Пан I. Тихо, тихо...

Пан II. Почему это я должен сидеть тихо?

Пан I. Не знаю.

Пан II (переходит ко второй двери, пробует открыть ее, стучит, прислушивается). Заперта.

Пан I. Сядьте, умоляю вас!

Пан II. Ну-с, как теперь выглядит ваша свобода?

Пан I. Мне не в чем себя упрекнуть. Моя свобода осталась ненарушенной.

Пан II. Но выйти-то уже нельзя, а?

Пан I. Потенциал моей свободы остался таким же, как был. Я не выбрал, и я не ограничил себя. Двери закры­лись по причинам от меня независящим. А я лично остался таким, каким и был. Вы заметили, я даже не поднялся со стула.

Пан II. Раздражают меня эти двери.

Пан I. Мы, почтеннейший, не имеем влияния на внеш­ние события, так что мы должны заботиться только о сохранении достоинства и внутреннего равновесия. А тут мы всегда будем иметь неограниченное поле дея­тельности, даже если из бесчисленного множества аль­тернатив перед нами оставили бы только две. Разумеет­ся, при условии, что в этом случае мы не выберем ни единой.

Пан II. Это еще может произойти!

Пан I. Вы считаете, что может быть еще хуже?

Пан II. Попробую постучать по стене. Может, за ней кто-нибудь есть?

Пан I. Сожалею, что вы не заботитесь о сохранении вашей личной свободы. Я тоже мог бы стучать по сте­не, но я не сделаю этого. Если бы я сделал это, я бы, к примеру, лишил себя возможности читать газету, которая лежит у меня в дипломате, или не мог бы сосредоточиться на мыслях о прошлогодних скачках.

 

Пан II стучит по стене, перестает, снова стучит — и так несколько раз. В перерывах прислушивается. По­том снимает с ноги ботинок и ударяет им по стене. Одна из дверей медленно открывается. Из нее выле­зает сверхъестественной величины рука, а точнее — кисть руки с вытянутым вперед символическим указу­ющим перстом, как его любили изображать в графи­ческих произведениях минувших времен. Кисть руки должна быть яркого   цвета,  чтобы  ее  было  четко  видно  на  фоне  декорации.  РУКА  однообразным  движением  согнутого

указательного пальца манит к себе Пана II.

 

(Первым замечает РУКУ). Тссс!

 

Пан II, который еще не видит РУКУ, продолжает стучать ботинком по стене и прислушиваться.

 

Перестаньте, пожалуйста! Тссс! Вы что, не видите?

 

Пан II поворачивается. Пан I указывает ему на ОГРОМНУЮ РУКУ.

 

Пан II. Что-то новенькое.

 

РУКА продолжает призывать его. Пан II приближается к ней. Тогда РУКА указывает на ботинок, который он держит в руке, и не то просит, не то требует его. Пан II, колеблясь, кладет все же ботинок в ОГРОМ­НУЮ РУКУ, которая исчезает и появляется снова, уже без ботинка. Пан II снимает с ноги и отдает ей второй ботинок. РУКА исчезает и возвращается. На сей раз она настоятельно требует чего-то, тыча Пану II в живот. Пан II догадывается,  вытаскивает  из  брюк  пояс и отдает его РУКЕ.  Та  исчезает, оставляет пояс за кулисой и тут же,

вернувшись, начинает манить к себе Пана I.

 

Пан I. Я? (Двигается в сторону РУКИ, то и дело оста­навливаясь и продолжая говорить, хотя РУКА не пе­реставая манит его.) Но я же не стучал... Прошу вас понять меня... Я не совершил выбора, никакого выбо­ра. Я не стучал, хотя, должен признаться, что, когда коллега стучал, я надеялся, что кто-то это услышит и придет, а тогда все выяснится и мы, может быть, уйдем. Да, в этом я признаюсь, но стучал не я.

 

РУКА указывает на его ботинки.

 

Не понимаю, почему я должен отдать ботинки? Я протестую. Еще раз повторяю, стучал не я. (Нагиба­ется, чтобы развязать шнурки.) Я ценю мою внутрен­нюю свободу. Сейчас! Сейчас! Вы же видите, что у меня узелок получился... Лично к вам, пани РУКА, у меня нет никаких претензий, поскольку я остаюсь в согласии с самим собой. Я исполнен решимости сохранить внутреннюю свободу даже ценой свободы внешней... в противоположность моему коллеге. Я при­держиваюсь полностью противоположного мнения... Нет, у меня к нему также нет никаких претензий, это его дело, я только требую, чтобы к нам подходили индивидуально, соответственно воззрениям каждого из нас. Уже, уже, сейчас, пожар, что ли. (Отдает ботин­ки РУКЕ.) Пожалуйста!

 

РУКА тычет ему в живот.

 

У меня нет пояса, я ношу брюки на подтяжках. Хо­рошо, хорошо, могу отдать свои подтяжки, раз это так необходимо. (Снимает пиджак и отстегивает под­тяжки.) Что за методы, ей-богу! Пожалуйста, вот они, подтяжечки. А грязь из-под ногтей, между про­чим, могли бы и почистить, очень даже неплохо бы­ло бы.

 

РУКА исчезает, дверь медленно закрывается.

 

Слава Богу, у меня хоть носки чистые.

Пан II. Подлиза!

Пан I. Да оставьте вы! Чем это я вам помешал...

Пан II. Чем теперь стучать?

Пан I. А мне-то какое дело. Я сажусь. (Демонстратив­но садится снова.)

Пан II. Хорошо же вы теперь выглядите со своей внут­ренней свободой. Вон портки у вас падают.

Пан I. Вы тоже не лучше смотритесь. Без поясочка и ваши... гм... не держатся.

Пан II. И что вы на все это скажете?

Пан I. Повторяю то, что говорил раньше: эта РУЧКА лишила меня возможности сначала передвигаться в пространстве, а потом носить брюки. Это правда, охот­но признаю. Но что с того? Все это внешне, внутренне я остался свободным. Я не участвовал ни в ка­ких действиях, не делал никаких жестов. Я пальцем не пошевелил. Вот я сижу и могу сделать все, что еще остается в рамках моих возможностей. А вы нет. Вы сделали только одно — выбрали. Вы стучали и оскан­далились. Раб!

Пан II. Я бы мог съездить вам по уху, но есть более важные дела.

Пан I. Разумеется. С другой стороны, почему это у нас все забрали?

Пан II. А так всегда, в самом начале отбирают пояс, шнурки и подтяжки.

Пан I. С какой целью?

Пан II. Чтоб мы не повесились.

Пан I. Да вы шутите! Если я даже со стула не встаю, так я побегу вешаться? Мог бы, разумеется, но не желаю. Вам известна моя точка зрения. Мои принципы...

Пан II. Я уже сыт по горло вашими принципами.

Пан I. Это ваше личное дело. Как вы думаете, если уж эта РУЧЕНЬКА не хочет, чтобы мы повесились, зна­чит, она заинтересована в том, чтобы мы жили? Это хороший знак.

Пан II. Именно это-то меня и беспокоит. Это означает, что РУЧКА думает о нас в категориях «жизнь» и эта... как ее...

Пан I. Смерть?

Пан II. Вот-вот. Но это произнесли вы, а не я, не к ночи будь сказано.

 

Пауза.

 

Пан I. Я спокоен.

Пан II. А вот скажите, что бы вы сейчас могли сделать, если бы вам что-нибудь хотелось? Разумеется, учи­тывая, что у вас забрали ботинки и подтяжки.

Пан I. О, множество вещей. Например, я мог бы надеть пиджак наизнанку, закатать брюки и изображать из себя рыбака.

Пан II. А еще что?

Пан I. Мог бы петь.

Пан II. Достаточно. (Закатывает до колен брюки, выво­рачивает пиджак наизнанку, снимает носки.)

Пан I. Вы что, спятили? Что вы собираетесь делать?

Пан II. Изображать из себя рыбака и петь. Я хочу ис­пользовать хоть какую-нибудь возможность делать хоть что-нибудь. Желание прямо противоположное вашему. А может, РУЧКА испытывает симпатию именно к рыбакам? И выпускает их на свободу? Кто знает. Нельзя пренебречь ничем. Я вас расспрашивал, потому что у вас более богатое воображение, чем у меня. Я бы не смог, например, выдумать всего этого насчет внутренней свободы.

Пан I. Ладно. Но помните, пожалуйста, что я не сдви­нусь с места.

Пан II. А я вовсе этого и не требую. (Встает на стул и поет песню: «Ах, форель, форель».)

 

Дверь медленно открывается.

 

Пан I (который внимательно следил за дверями). Ну-с, вот вы и доигрались.

 

Появляется РУКА.

 

Пан II. А вы почем знаете? Может, меня как раз и вы­пустят, а вы будете дальше сидеть?

 

РУКА зовет его.

 

Иду, иду. В чем дело?

 

РУКА дает ему понять, что она хочет пиджак.

 

Да я же просто так... Что, рыбу ловить нельзя?

 

РУКА повторяет свои жесты.

 

Я же только изображал... Я же совсем не рыбак. (От­дает РУКЕ пиджак. РУКА исчезает, возвращается, указывает на брюки.) Ну нет, брюки я не отдам!

 

РУКА сжимает кулак и медленно подымает его.

 

Ладно. (Снимает брюки.)

Пан I (подымаясь со стула). И я тоже? (Ждет с мину­ту ответа и, не дождавшись его, начинает по собствен­ной инициативе снимать пиджак.)

 

Пан II в это время отдал брюки РУКЕ и стоит в ши­роких, в полосочку, трусах до колен. РУКА уносит

брюки за кулису, но тут же возвращается и подзыва­ет к себе Пана I.

 

Пожалуйста, пожалуйста, уже готово. Я не сопро­тивляюсь. Прошу вас принять это во внимание. (Отдает РУКЕ пиджак, та уносит его, через минуту возвра­щается.) Я всегда готов. Могу ли в связи с этим оставить на себе брюки?

 

РУКА показывает, что нет.

 

Хорошо, не буду протестовать. (Снимает брюки, оста­ваясь точно в таких же трусах, как и Пан II.)

 

РУКА исчезает, дверь медленно закрывается.

 

Чтоб вас разорвало за эту вашу идею с рыбаком.

Пан II. По-моему, это была ваша идея.

Пан I. Но вы ее осуществили! А здесь холодно.

Пан II. Не исключено, что нам велели бы отдать одеж­ду при всех вариантах, идея не идея...

Пан I. Нет! Я уверен, что это вы своим идиотским мас­карадом восстановили РУЧЕНЬКУ и против себя, и против меня. Вы обратили ее внимание на нашу одеж­ду. Если б вы хоть штаны не подворачивали... Может, тогда брюки не бросились бы ей в глаза.

Пан II. Что поделаешь, рыбаки всегда подворачивают штаны.

Пан I. Но зачем это вам было нужно!

Пан II. Вы могли бы уже заметить, что наши воззре­ния разнятся. Вы не делаете ничего, чтобы вам можно было сделать все, разумеется, в рамках того, что мож­но. А я стараюсь делать все, что только можно. Но, оказывается, в брюках тоже нельзя ходить.

Пан I. Вы сами навлекли все на свою голову.

Пан II. При чем тут голова, если речь идет о штанах! Анатомическая неточность. И вообще, повторяю еще раз, вовсе неизвестно, я ли спровоцировал то, что у нас отобрали одежду, или так было задумано по пла­ну.

Пан I. Теперь-то вы, по крайней мере, можете убедить­ся в превосходстве моих идей. Взгляните: я не стучал, не пел, не подворачивал брюки, а выгляжу точно так же, как и вы. Даже полосочки такие же.

Пан II. Так в чем же ваше превосходство?

Пан I. Меньший расход энергии, а результаты те же самые. Плюс, разумеется, ощущение внутренней сво­боды, которое...

Пан II. Еще одно слово о внутренней свободе, и я вас придушу.

Пан I (пятясь). Вы несправедливы. Каждый волен выбрать философию, какая ему нравится.

Пан II. Все равно я уже больше не могу.

Пан I. Предупреждаю — я не буду защищаться. Защи­щаться значило бы совершить выбор. Я не могу до­пустить этого, во имя...

Пан II. Ну, ну? Во имя чего?

Пан I (колеблясь). Во имя... внутренней сво...

 

Пан II набрасывается на него, Пан I убегает, кру­жит по сцене.

 

А руки не распускайте, не распускайте руки!

 

Открывается дверь, появляется РУКА, которая зовет их к себе. Оба пана останавливаются как вкопанные.

 

Пан II. Вы меня?

Пан I. Кто, я?

Пан II. Может, это вас...

Пан I. Это же вы затеяли скандал. Видно, вас и хотят покарать.

Пан II. Покарать? Вам все еще кажется, что ваша идиот­ская теория лучше?

Пан I. А вам кажется, что полное отсутствие теории и ваш вульгарный практицизм выдержат этот экзамен?

 

РУКА зовет их.

 

Пан II. Лучше пойдемте. Она опять чего-то хочет.

Пан I. Идемте. Сейчас увидим, кто из нас лучше.

 

Приближаются к РУКЕ, которая ловко надевает на них наручники, приковав их друг к другу. РУКА ис­чезает, дверь закрывается. Пан II тащит за собой Па­на I, прикованного к его руке, тяжело садится на стул. Молчит.

 

(Обеспокоенно.) Что случилось? Вам плохо? Думаете, на этот раз это что-то серьезное? Не молчите, пожа­луйста.

Пан II. Боюсь, что...

Пан I. Что, что... Чего боитесь?

Пан II. Пока что РУЧКА ограничила возможность на­шего передвижения в пространстве. Но кто поручит­ся, что не пришла очередь ограничить нас в чем-то более важном?

Пан I. Например?

Пан II. Например, во времени. Во времени нашего существования. (Пауза.)

Пан I. Сам не знаю... (Менторским тоном.) А все по­тому, что вы, будучи сторонником активных действий, быстрее исчерпываете свои силы... А я их сохраняю...

Пан II (прерывает его, умоляюще). Опять!

Пан I. Извините. Я нечаянно. У вас есть какой-нибудь план?

Пан II. Можно сделать только одно.

Пан I. Что?

Пан II. Извиниться перед РУКОЙ.

Пан I. Извиниться? За что? Мы ничего ей не сделали, скорее уж, она должна...

Пан II. Это не имеет значения. Надо извиниться перед ней на всякий случай, вообще, без причины. Чтобы спастись. Если это чему-либо поможет.

Пан I. Нет, я не могу этого сделать. Вероятно, нет нуж­ды объяснять почему.

Пан II. Конечно, я знаю это уже наизусть: извинение означало бы выбор, который ограничил бы вас и т. д.

Пан I. Именно поэтому!

Пан II. Как хотите. Я, во всяком случае, принесу изви­нения. Надо покориться. Может быть, она этого и ждет.

Пан I. Я бы очень хотел, но мои принципы...

Пан II. Я свое сказал.

Пан I. Мне кажется, я нашел решение: вы меня вынуди­те извиниться одновременно с вами. Тогда не будет никакого выбора с моей стороны. Просто я буду при­нужден вами.

Пан II. Хорошо. Считайте себя принужденным.

 

Двери открываются.

 

Пан I. Кажется, она уже идет.

 

Появляется РУКА.

 

Пригодились бы цветочки на этот случай. (Шепотом.) Вы первый.

 

Оба подбегают к РУКЕ. Пан II откашливается, гото­вясь заговорить.

 

Пан II. Дорогая РУКА! То есть уважаемая дорогая РУКА. Мы понимаем, что вы существуете не для того, чтобы нас выслушивать, однако мы жаждем сказать вам несколько сердечных слов, то есть, точнее, пере­дать, пользуясь вашим присутствием, свое призна­ние в том, что, хотя и с запозданием, но зато с пол­ным сознанием, мы просим извинить нас за то, что... что... (шепотом Пану I) за что?

Пан I. За то, что мы шли, что стремились, что вообще...

Пан II. Что мы шли, что стремились, что... У меня пло­хо получается, извините, пожалуйста, что вообще. Что мы были, что мы есть, мы самым сердечным образом просим... за все... за то, что вам известно, а нам нет, потому что... что же мы можем знать, что мы вообще знаем, собственно говоря. Так что если есть что-нибудь такое, то я ужасно извиняюсь, изо всех, можно сказать сил, позвольте приложиться к ручке-с. (Скло­няется для церемониального поцелуя РУКИ.)

Пан I. Я также присоединяюсь, хотя, разумеется, толь­ко в некотором смысле, принужденный коллегой... Мои принципы вы, конечно, знаете... Но хоть и по при­нуждению, однако искренне, принципиально, так ска­зать, я тоже приношу свои извинения. (Так же скло­няется для поцелуя РУКИ.)

 

В это время открывается вторая дверь, в ней появля­ется вторая РУКА — эта полностью закрыта красной перчаткой. КРАСНАЯ РУКА манит их. Пан II заме­чает ее первым. Оба поворачиваются к первой РУКЕ спиной.

 

Пан II. Там!

Пан I. Еще одна!

Пан II. Всегда бывают две.

Пан I. Зовет нас.

Пан II. Пошли?

 

Первая РУКА надевает на голову Пана II конусооб­разный колпак из жесткой бумаги.

 

Я ничего не вижу!

Пан I. Она нас зовет.

 

РУКА надевает такой же колпак на него.

 

Темно!

Пан II. Раз зовет, надо идти. (Спотыкаясь, прикованные друг к другу, с бумажными колпаками на головах, они добредают до середины сцены, медленно, но вер­но двигаясь по направлению к КРАСНОЙ РУКЕ.)

Пан I. Дипломат! Мы позабыли дипломаты!

Пан II. Правда! Дипломат, где мой дипломат? (Ощупью ищут свои дипломаты, позабытые около стульев, заби­рают их и уходят в сторону КРАСНОЙ РУКИ.)

 

Затемнение

 

 

Занавес.

 

 

Библиотека драматургии: http://www.lib-drama.narod.ru