ШЕСТЕРО ЛЮБИМЫХ

Комедия

в двух действиях,

с прологом

Действующие лица

Алехина Настасья Петровна

начальник политотдела МТС.

Богачева Лена

трактористка из соседней МТС.

Саввишна

уборщица при политотделе.

Семеркин Михаил Михайлович

начальник политотдела соседней MТС.

Степан Гайдар

тракторист-бригадир.

Белка

тракторист, его друг.

Место действия — комната в доме политотдела в селе Самойлове, на берегу Волги, близ Самары. Время действия - ночь на десятое октября 1934 года, между тремя и шестью часами.

ПРОЛОГ

На сцене появляются актеры. Их шестеро. Они ведут себя перед нами так, словно занавес закрыт и мы их не видим.

Актриса, играющая Лену. Ой... как я волнуюсь...

Актриса, играющая Алехину. Сказать честно — я тоже...

Актриса, играющая Саввишну. Еще бы! Когда зрители узнают правду...

Актер, играющий Гайдара (перебивая ее). Вот, вот!.. Когда они поймут, как их обманули... Представляете?

Актер, играющий Семеркина. Нда... Положение сложное.

Актер, играющий Белку. А вы знаете — мне даже жаль их. Сидят себе в зрительном зале. Шелестят программами, шушукаются и даже не подозревают, что их ожидает.

Гайдар. Дайте-ка я погляжу на них в щелочку. (Делает вид, что смотрит в щелку в зрительный зал.)

Все. Ну что?.. Что?.. Как?..

Гайдар. Пока ведут себя спокойно. Ни о чем не догадываются, бедняги. В четвертом ряду сидит очаровательная девушка...

Белка. Друзья!.. Друзья, мне пришла в голову замечательная идея... Давайте скажем им всю правду.

Все. Что?..

Алехина. Всю правду? Ты сошел с ума! Ведь они уверены, что увидят новую пьесу, а мы скажем, что вместо этого сыграем им пьесу пятидесятилетней давности, игранную-переигранную.

Гайдар. И что некоторые роли будут исполнять неизвестные молодые актеры? Ты это им хочешь сказать, безумец?

Лена. Погодите!.. А что, если, узнав правду, они проникнутся к нам симпатией и...

Саввишна. Не проникнутся они к нам симпатией. Когда они узнают правду, они спустятся вниз, отыщут администратора и потребуют деньги обратно.

Семеркин (ухмыльнулся). Ну положим, у них ничего из этого не выйдет.

Гайдар. Почему?

Семеркин. Потому что наш администратор прихватил кассира и они где-то спрятались,

А л е х и н а. Тогда они отыщут директора и...

С е м е р к и н. Директор у нас тоже не дурак — он еще утром ушел из театра.

Лена. Бедные зрители... Значит, их положение безвыходно?

Гайдар. Не кричи об этом так громко, а то они услышат.

Алехина (помолчав). Ну что же нам делать?..

Лена. По-моему, им надо сказать всю правду.

Гайдар. Это невозможно. И потом эта девушка в четвертом ряду — она только что так доверчиво кушала конфету...

Семеркин (размышляя). Погодите... Зрителям можно открыть не всю правду... Нам следует позолотить пилюлю, понимаете?

Саввишна. В конце концов, зрителей так часто обманывают, что к этому привыкли все — и мы и они.

Белка. И критики. Если правда непривлекательна — она нетипична. (Подмигнув.) Не так ли?

Алехина. Молодец!.. Сразу видно, что ты выписываешь театральную газету.

Лена. Ну, а кто же произнесет это вступительное слово?

Семеркин (указывая на Белку). Он. Это была его идея.

Белка. Братцы, я боюсь... Не оставляйте меня один на один с ними...

Семеркин. Ладно, мы выйдем на авансцену все вместе, но говорить будешь один ты.

Белка. Согласен... Но, если я запутаюсь, выручайте.

Лена. Подожди, тебя надо привести в порядок... (Причесывая его.) Он весь измазался, ему следует придать более солидный вид.

Все хлопочут вокруг Белки.

Семеркин. Ну, ты понимаешь, что тебе надо им сказать?

Белка. Более или менее.

Семерки н. А чего тебе не надо говорить, знаешь?

Белка. Не совсем.

Алехина. Во-первых, не говори, что пьеса старая-престарая и написана много лет назад, когда Арбузов был молод и легкомыслен и не боялся пресловутой ложной занимательности.

Гайдар. Смотри не брякни, что у нас в театре затирают молодежь и не дают ей хороших ролей.

Саввишна. Не проболтайся, что в пьесе всего одна декорация — и то уж не ахти какая...

Белка. Братцы, но что же я им тогда скажу?

Семеркин. Все остальное. Внимание — я открываю занавес. (Подходит к краю сцены и открывает воображаемый занавес.)

Актеры мгновенно преображаются и с подобающей грацией раскланиваются перед зрителями.

Белка (выходя вперед). Добрый вечер, дорогие друзья! Прежде всего мы должны вас огорчи... То есть очень обрадовать. Сейчас вы увидите спектакль, в котором некоторые роли будут сыграны молодежью. Но что такое молодой артист? Обычно в театре так называют тех, кто не играет больших ролей... И это вполне естественно, ибо, если молодой актер начинает играть большие роли, он автоматически перестает быть молодым и делается заслуженным.,,

Общее замешательство.

Семеркин (шепотом). Что ты там мелешь?

А л e x и н а. Он нас погубит!..

Белка. Но это, конечно, отдельные, случайные явления. Обычно же молодежь затирают, выпускают только в массовках... И это так всюду!..

Гайдар (шепотом). Что ты говоришь, опомнись..,

Белка. Да — всюду. (Значительно.) Всюду, но не в нашем театре. У нас молодежь любят, лелеют. Дирекция только и думает, как бы нас... в главных ролях занять. Захотел, скажем, Гамлета сыграть — ступай к режиссуре и проси: дозвольте Гамлета изобразить. Они подумают, подумают и дадут... Обязательно дадут! Вот мы как-то собрались вечерком и думаем: а не сыграть ли нам что-либо существенное, а то надоело каждый день... Кхм-кхм... гамлетов всяких изображать... Сегодня — Гамлет, завтра — Отелло, надоест ведь... Ой, братцы, я, кажется, заврался!..

На Белку сыплется град упреков, все стыдят его.

Лена (выходит вперед и, улыбаясь, обращается к зрительному залу). Дорогие зрители, то, что вы сейчас слышали, не совсем верно... (Очень сердечно.) Но не сердитесь на нас, пожалуйста, — нам очень хотелось сыграть веселую комедию, ведь в театре нас не балуют ролями, вот мы и решили поставить спектакль на свой страх и риск. У нас не было ни декораций, ни костюмов... только один бутафор пожалел нас и подарил вот этих смешных, старых рыцарей..,

Гайдар и Белка выносят па сцену фигуры рыцарей.

Видите, какие забавные фигуры! Но для чего они нужны нам — ведь мы хотели сыграть современную комедию! Мы прочли много пьес — и вдруг наткнулись на комедию, для которой как раз были нужны два этих старинных рыцаря. Это была старая комедия Арбузова «Шестеро любимых». Вот тогда-то мы и решили сыграть старую пьесу по-новому!

Гайдар. Разве не актер главное лицо на сцене? Разве не обязан он силой своего таланта представить нашему воображению все, что его окружает?

Белка (с жаром). Зачем нам эти вечно незакрывающиеся двери, нелепые потолки, надоевшие занавесочки на окнах?

Лена. А зритель? Разве мы не верим в его воображение, в его фантазию?

Первый удар гонга.

Алехина. Слышите? Вот и сигнал к началу. Представление придется начать мне. (Набрасывает на себя тужурку.) Я — Алехина, начальник политотдела МТС, Настасья Петровна. Я уже немолода и за последнее время несколько располнела — это меня печалит. Что поделаешь — я женщина.

Саввишна (накидывает на себя платок). А меня зовут Саввишна. Я уборщица при политотделе. Мне за шестьдесят, я старая-престарая...

Белка (напяливает на себя кепчушку). Мое прозвище — Белка. Мне восемнадцать лет. Я тракторист... Эта работа мне по душе. (Показывает на остальных.) Я люблю своих друзей. (Смотрит в зрительный зал.) Вы мне тоже симпатичны. (Подмигивает.) В этой жизни мне многое нравится.

Гайдар (надевает на себя куртку). Меня зовут Степан Гайдар. Я тракторист, как и он... И я не многим его старше. Сейчас я разгневан и раздосадован. Отчего? Вы скоро это узнаете. Но одного я не стану скрывать (показывает на Лену) — я люблю эту девушку.

Лена (повязывает на голове платочек). А я не скажу вам, как к нему отношусь. Я боюсь, вы ему расскажете об этом, и тогда нам не удастся доиграть пьесу. Да!.. Я совсем забыла сказать — меня зовут Лена Богачева... Я очень молоденькая...

Семеркин (надевает шапку и заматывает шею шарфиком). Я — Семеркин, Михал Михалыч, начальник политотдела соседней МТС. Вот уже двадцать лет я женат на этой женщине… (показывает на Алехину) и все-таки ужасно люблю ее. Не правда ли, странно? Мне сорок пять лет. Когда автор писал пьесу, он считал меня стариком, а сейчас, когда он стал старше меня, я кажусь ему молодым человеком.

Второй удар гонга.

Алехина. Когда начнется комедия, я буду сидеть в кресле и перебирать свои старые письма... (Садится в кресло.)

Саввишна. А я, не глядя на поздний час, буду, как обычно, стараться навести порядок в этом шумном, вечно беспокойном доме.

Белка (указывая на Гайдара). А мы с ним, когда начнется комедия, будем недалеко от этого дома. Я уже скачу верхом на лошади и скоро буду здесь.

Гайдар. А я брожу под дождем где-то вокруг да около. Я совсем-совсем близко.

Исчезают оба.

Лена. А я в эту минуту еду на телеге по размытому полю. И думаю, что заблудилась. Мне сейчас холодно и страшно. Но я тоже скоро появлюсь здесь. Мне осталось ехать до этого дома километра три, не больше. (Тихонько уходит.)

Семерки н. А я не скоро сюда приеду. До моей соседней МТС не близко — особенно в такую дождливую ночь. Но я уже оседлал лошадь. Когда я сюда успею приехать? К концу второго действия — не раньше. (Уходит, стараясь не шуметь.)

Действие первое

Дом политотдела.

Алехина. А случилось все это в тысяча девятьсот тридцать четвертом году. Как я запомнила эту осеннюю, темную ночь! В степи за Волгой шумел ветер. Приближаясь к саду, он срывал с деревьев пожелтевшие листья, и они бились в окна дома, прилипая к мокрым от дождя стеклам. Было три часа ночи.

Часы медленно бьют три.

Одно из писем задержалось в моей руке, и я почему-то стал читать его вслух... «Милая Настенька, вот уж и три месяца прошло, как ты уехала с фронта. Мне очень недостает тебя, ведь это наша первая разлука так надолго. Не грусти, Настюша, скоро мы встретимся и никогда уж больше не расстанемся. Мы дошли до Мелитополя, еще один удар — и Врангелю капут. Наступила осень, но здесь теплая погода и ночи, полные звезд. Сегодня я вспоминал далекую Волгу, тебя, наши милые края, и мне взгрустнулось малость. Пиши мне свои хорошие письма и не тревожься за мою жизнь. С каждым днем я люблю тебя все сильнее. Мишук». (Откладывает письмо в сторону и тихонько повторяет.) «С каждым днем я люблю тебя все сильнее...» (Улыбается, достает из букета один из пожелтевших листьев и опускает его в конверт.)

В дверях показывается Саввишна.

Саввишна. Все не спишь? Ишь ведь как размечталась на ночь-то глядя! Время четвертый час ночи. (Слютрит в окно.) Ну и дождь, вторые сутки, как скаженный! По Волге- то нынче не покатаешься, ветер волны так и крутит. Ну, буря, ну, буря... Небось и в степи все дороги размыло.

Алехина (тихо). Да... непогода...

Саввишна. Ты спать бы шла, Настя Петровна, а то разложила письма и сидишь, как гадальщица с картами.

Алехина. Этим письмам много-много лет, Саввишна. Старинные это письма — видишь, как пожелтели...

Саввишна. От мужа небось?

Алехина кивнула головой.

Скучаешь все?

А л е х и н а. Похоже на это.

Саввишна (снова заворчала). Спать, спать иди! Небось завтра вставать рано?

Алехина. Завтра? Смешной у меня день завтра. Двадцать лет как замужем (посмотрела на письма), вот и вспомнилось.

Саввишна. Двадцать лет — срок немалый. За такое время не то что разлюбить — полюбить можно.

Алехина. Двадцать лет! Двадцать!.. Выговорить даже страшно... (Пауза.) Тоже вот, помню, дождик был, как нынче, тучи шли низко-низко, а мы с Мишей из Самары на телеге ехали под брезентом. Помню, руки у меня очень замерзли, он гладил мне их, целовал и вечно любить меня обещался...

Саввишна. А как же вы познакомились-то? Ведь он был человек городской, мастеровой.

Алехина. Его в Самаре полиция искала — он ведь нелегальный был,— вот и пришлось ему уйти из города. Он у нас на мельнице у дяди Егора хоронился. Мне в ту пору еще и восемнадцати не стукнуло, совсем девчонкой была... (Улыбнулась.) А теперь вон двадцать лет как замужем,— вот жизнь-то и обернулась.

Саввишна. На мужа тебе, Настя Петровна, обижаться нельзя — он глубокой души человек. Вы у нас с Михал Михалычем самая подходящая пара. (Снисходительно улыбаясь.) Небось увидитесь завтра?

Алехина. У него праздник в Шатиловской МТС, утром еду. (Пауза.) Да, пожаловаться на него нельзя, муж он хороший...

Саввишна. Да уж куда лучше.

Алехина. К двадцатилетию подарочек мне преподнес.

Саввишна. Смотри, какой заботливый...

Алехина. Просто удивительно!

Саввишна. Не забывает, значит?

Алехина. Да, помнит...

Саввишна. А какой подарок-то?

Алехина. Знамя забирает.

Пауза.

Саввишна (отступая). Да ты... ты это что, Настя Петровна? Как же это? Цельный год ведь держали...

Алехина. Вот бумажка вчера пришла. (Читает.) «Политотделу Самойловской МТС. Проверка работы тракторов...». Нет... дальше... Вот! (Снова читает.) «Этой бригаде и присуждено знамя «Комсомольской правды», которое до сих пор держала бригада товарища Гайдара вашей МТС. Предлагаю товарищам Алехиной и Гайдару явиться десятого октября тысяча девятьсот тридцать четвертого года на праздник к начальнику политотдела Шатиловской МТС Михаилу Михайловичу Семеркину для передачи знамени».

Саввишна. Да... вот тебе и двадцатилетие! На весь Союз опозорил!

Алехина. И ведь что противно — небось жалеет он меня у себя, в Шатиловской. Знамя отнял, а сам жалеет — знаю я его...

Саввишна. Это конечно, Михал Михалыч — человек сердечный...

Алехина. А тут еще с телефоном что-то случилось. Знамя у трактористов в Мохове, к утру оно должно быть здесь, а Гайдар не едет, и телефон молчит.

Саввишна. А ведь я так полагала, что Гайдар до конца жизни наше знамя не отдаст, два раза ведь брал... Хоть буйный парень, но в деле орел.

Звонок телефона.

Алехина (подбегая). Алло!.. Да... Начполитотдела говорит, Алехина... Киреева, милая, почему Мохово не отвечает?.. Что?.. Ветер провода сорвал?.. А когда почините?.. Да что вы, дорогие товарищи, мне до утра ждать никак невозможно!.. Да нет, я понимаю... Ладно, когда исправят, немедля звони! (Вешает трубку.) Ну, Саввишна, разговором до Мохова не доберешься, придется самой ехать.

Саввишна. Да что ты, Настя Петровна! В такую ливню никакая лошадь, которая себя уважает, с места не тронется... Да ты себя-то пожалей!

Стук в окно.

Алехина. Стучат!.. Отпирай, Саввишна,— может, Гайдар приехал!

Саввишна быстро уходит.

(Укладывает письма; подобрала одно с полу, читает.) «Уж ты как хочешь, Настя, а к осени знамя мы заберем. Крепко целую. Мишук».

Слышны шаги. Отворяется дверь. Саввишна вводит Лену Богачеву, несколько угловатую, по все же красивую девушку лет двадцати. Лена вымокла до нитки. Волосы на лбу спутаны, на лице дрожат капельки дождя, золотистая коса почти распущена.

Саввишна. Вот хозяйка-то, у нее и спрашивай.

Лена (у нее зуб на зуб не попадает). Здравствуйте... Простите... я... то есть мы... (Неожиданно разражается слезами.)

Алехина. Да она плачет, вот чудак! Саввишна, подвинь-ка табурет к печке. Ну, садись, девушка, об чем слезы?

Лена (всхлипывая). Заплутали мы.

Алехина. Ну, горе небольшое. Издалека?

Лена. Со станции я... с поезда... Прислали за мной лошадь, а дороги никакой нет... И парнишка дурной, пути не знает, забрался под овчину и на руки дышит. Я ему говорю: «Брось горевать, Семен». А он отвечает: «Это я не горюю, это я спать хочу!» А кругом темень, дождь хлещет, колеса увязают...

Алехина. Да ты куда едешь-то?

Лена. В Шатиловскую МТС.

Алехина (с интересом смотрит на нее). Вот как?

Лена (утирая слезы). До чего продрогла — пальцы не слушаются, как чужие. Я уж думала, не доедем. В степи ветер... чуть телегу не опрокинул.

Алехина. Ничего, переспишь у нас, а утром я тебе до Шатиловской МТС попутчик, вместе поедем. К тому времени авось и погодка разгуляется. А пока суд да дело, Саввишна тебя чайком побалует, согреешься,

Л е н а. А парнишка, провожатый мой?

А л е х и н а. Ну, чая у нас и на парнишку хватит. А лошадь Тимофей к месту определит. Буди его, Саввишна, заодно пусть и мне лошадь оседлает, я в Мохово верхом поеду.

Саввишна. Толста ты больно, Настя Петровна, верхами-то по лужам скакать. (Уходит.)

Алехина (улыбаясь). Ты ее не слушай, хоть она у нас и ворчунья, но чаем угощает заманчиво... с вареньем! Тебя как звать-то?

Лена. Леной.

Алехина. Колхозница?

Лена. Трактористка я, с MTС.

Алехина, По-пустому плавать нехорошо, девушка. Слеза свое время любит.

Лена. Когда грустно, я не плану, я тогда книги читаю,

Алехина (расхохоталась). Забавная ты. Книги… (Покачала головой, снова засмеялась»)

Лена, А вы Алехина?

Алехина. Говорят.

Лена. Я вас знаю, на собрании слышала, голос у вас очень приятный. (Увидела рыцарей.) А это кто ж такие?

Алехина. Это... как бы тебе сказать... рыцари, феодалы.

Лена (трогает латы). Старинные небось! (Пауза.) А зачем они?

Алехина. Дом-то этот раньше помещику принадлежал, вот они и остались.

Лена (оглядывает рыцарей). С мечами... тоже боевые были. Да, а вот одежка тяжелая, в таком костюме за трактор не сядешь.

Алехина. Они, девушка, этим не занимались, они больше друг с другом дрались.

Лена. Безобразили, значит?

Алехина (улыбнулась). Зачем же? Счастье они искали...

Лена (чуть помолчав). Счастье и мы ищем.

Саввишна (входя). Ну, идем чаевничать, а то не останется— парнишка у тебя до чаю больно ретив.

Лена. Что ж, я с удовольствием! (Алехиной.) Вы извините... (Саввишне.) Лошадь-то мою определили?

Саввишна. Позаботились...

Лена. Вы ей побольше сена дайте... (Засмеялась.) Она у нас сластена. (Уходит.)

Саввишна идет за ней.

Алехина (одна, подходит к зеркалу, смотрит на свое отражение). Толста... Вовсе, положим, не толста, вот вздор какой!.. Ну, располнела немножко, и все... Эх, Настя, Настя, а красота-то кончается. И подбородок какой-то лишний выпирает, и под гдазами черточки ехидные... Что на это скажете, Михал Михалыч? Была у вас жена-красавица— и нет таковой... Как будете реагировать на этот печальный факт, а, Михал Михалыч? Ведь вы-то еще не старик, а вот жена у вас... Да, тридцать семь, а через три годика пойдет пятый десяток... Старушество подходит. (Тряхнула головой.) А я все еще глупая. (Задумалась.) Как это она сказала: и мы счастья ищем… Забавная!

Вбегает Саввишна.

Саввишна. Скачет кто-то... и с невозможной большой дубиной!

А л е х и н а. Что ты, Саввишна!

Саввишна. Я вышла на крыльцо, а он скачет и дубиной размахивает!

А л е х и н а. Да кто размахивает?

С аввишна. Человек, который верхом.

Стук в окно.

Так и есть, к нам!

Алехина (открывая форточку). Это кто?

Голос: «Я, Белкин. Открывайте, я вроде окоченел».

Сейчас. (Закрывает форточку.) Ты, Саввишна, совершенно паническая старуха, говоришь — человек с дубиной, а это Белочка.

Саввишна. Значит, Белочка с дубиной... Шляются тут по ночам! (Уходит.)

Алехина. В такой час... Зачем это он?

В комнату врывается Белка. Это юркий, проворный паренек, в руках у него знамя, он тяжело дышит и восторженно поглядывает то на знамя, то на Алехину.

(Смотрит на эту несуразную, вымокшую фигуру с нелепо поднятым знаменем и, не выдержав, хохочет.) Белка!.. Откуда это ты?

Белка. Вот — украл!

Алехина. Что украл?

Белка. Знамя украл.

Алехина. Зачем?

Белка. Таково положение. *

Алехина. Где Гайдар?

Белка. Ушел в темную ночь! Но какой был крик... У Гулкиных как раз девочка родилась… дождь хлещет! А я думаю, только бы стекол не бил!

Алехина. Ты, Белочка, милый человек, поставь знамя в угол, сядь к печке, постепенно просыхай и говори толком.

Белка (подскакивая). Стойте! Стойте, товарищ Алехина! Что я у вас вижу на столе! Что я у вас вижу!

Алехина (испуганно). Что такое?

Белка. Гоголь. «Мертвые души». Забираю, товарищ Алехина!

Алехина. Ну хорошо, хорошо... Только рассказывай обо всем медленно и толково.

Белка. Степа взбесился. Я прихожу, а он кулаком стучит. Я говорю: «Степа, опомнись!» А он — раз! — и ломает на моих глазах граммофонную трубу... Каково? Я говорю: «Степа, ты мне друг, плюнь, мы свое всегда возьмем!» А он — два! — берет табурет — и в мелкую крошку... Главное, без помощи предметов, голыми руками. Поразительный факт! Однако я не сдаюсь, несу ему воды и говорю: «Степа, забудь, наша бригада гремела и будет греметь!» А он — три! — хватает женскую статуэтку и неоднократно стукает меня ею по голове. Это ж удивительно!

А л е х и н а. Белка, не ври!

Белка. Ежели и вру, то самую малость, остальное — чистая правда. У вас Тургенев на полке, забираю, товарищ Алехина.

Алехина. Сейчас-то он где?

Белка. В погоду скитаться пошел. Узнал, что знамя не удержали, и вспыхнул, да как вспыхнул — без огня, а здорово. Я было за ним, уговариваю. «Конечно, говорю, жалко, а знамя отдавать надо». А он ни в какую. Идет и камнями кидается. Так и ушел в дождь... Я убивался, убивался, а потом забрал знамя — и к вам. Еле доехал... Но Степа... ежели он дознается, что я знамя-то... убьет! Дело мое пропащее, а у вас, я вижу, Маяковский валяется, забираю, товарищ Алехина.

Алехина. Ну спасибо тебе, Белка, Только Гайдар сам должен передать завтра знамя,

Валка, И не надейтесь, товарищ Алехина, он как узнал, что там в бригадирах женщина, так еще пуще осерчал. « Не потерплю, говорит, такого позора, пусть лучше смерть приходит...»

Алехина. Так... женщина ему, значит, не понравилась?

Белка. Вот и я ему говорю: «Степа, а может, она хорошая?» А он не сознает. «Не может того быть, кричит, женщина передо мной слабое существо и не в состоянии...»

Алехина (помолчав). Ну что ж, идем, Белка, чаю на дорожку хлебнем — говорят, помогает.

Белка. Что? На какую дорожку? Это куда же вы собрались, Настасья Петровна?

Алехина. Степана искать.

Белка. Ох, не советую.

Алехина. Что так?

Белка. Да он... Он убьет меня... определенный факт.

Алехина. Убьет — выздоровеешь. Ты живучий. Он вот тебя неоднократно по голове статуэткой стукал, а ты жив-здоров, книги у меня клянчишь!

Белка. Смерти вы моей хотите, товарищ Алехина. Это с вашей стороны грубая политическая ошибка.

Алехина. Пойдем, Белка, чай пить, пойдем. Чай горячий, пышный... У меня варенье яблочное есть, на меду...

Белка. Перед смертью накормить хотите! Ладно, не сопротивляюсь. Только пойду лошадь на конюшню поставлю, устала она у меня.

А л е х и н а. А потом приходи чаем угощаться,

Б елка. Да уж мимо чая я никогда не пройду, товарищ Алехина, не такой характер.

Уходят. Под окном слышна возня, за стеклом мелькает чье-то лицо, наконец оконные дверцы распахиваются и в комнату влезает Степан Гайдар; костюм его перепачкан мокрой дорожной грязью, он тяжело отдувается, он устал, он взбешен, он сущий леший.

Гайдар. Увезли! Увезли знамя — и нет его! Кто? Ох, если бы узнать кто, если бы узнать! Был бы разговор, да какой разговор, на чистую совесть, как есть, под ясным небом! Куда ж его увезли? Нет! Здесь оно, всем чувством чувствую—здесь. (Оглядел комнату, увидел знамя.) Оно! Оно... Вымокло-то как... и грязь налипла... (Счищает налипшие комья грязи.) Как сейчас помню: утро, а в небе ни облачка, справа стоит Белка, слева — Игнат; я в голубой рубашке, и дрожат руки... Играет музыка, стоит народ, кричат девчата, а парни махают кепками, кто-то стеклышком пускает зайца... И вот поют песню и передают мне знамя. (Пауза.) Справа стоит Белка, слева — Игнат; а я в голубой рубашке... Я держу знамя. Вот, так вот! Вот так! (Резко.) Отдать? Самому отдать, под музыку, в чужие руки? Какой-то девчонке, которая, может, и не чувствует, что это за такое за знамя! Не будет этого дела! Из рук не выпущу, пока стукает сердце. (Берет знамя, идет к окну.)

Входит Белка.

Белка (увидав Гайдара, замирает от неожиданности). Степа! Смотри пожалуйста, Степа знамя привез... Ай да Степа!

Гайдар. А ну, отойди от двери!

Белка (пятится). Я что ж, я отойду...

Гайдар. А ну, подойди сюда!

Белка. Да нет, я уж лучше здесь постою.

Гайдар. Отвечай — ты?

Белка. В каком смысле?

Гайдар. Знамя ты увез?

Белка. Степа, давай войдем в наше положение...

Гайдар. Не желаю! Я тебя спрашиваю, а ты начистоту отвечай!

Белка. Ты, Степа, вроде не в себе. Может, тебе чаю? Принести? С вареньем...

Гайдар. Ты что же это, зубы заговариваешь? Говори, зачем сюда приехал?

Белка. Я? Так, для прогулки... чаю, то есть попить... Погода соответствует, ну я и приехал... Свободная вещь...

Гайдар. Ах ты гадина худая, мышь ты низкая, а не человек!

Белка. Но-но! Ты не очень-то...

Гайдар. Что-о?

Белка. Не очень-то расстраивайся. Эх, Степа, обойдется, наша бригада гремела и будет греметь.

Гайдар. Ты что же это, опять агитировать? (Хватает его за шиворот и трясет.) Говори в открытую — ты или не ты?

Белка. А драться не будешь?

Гайдар. Буду!

Белка. Какой же резон говорить?

Гайдар. Так. Значит, ты. Ну погоди, книжная душа! Я тебе покажу, как приятелей обманывать! (Бросает его на табурет, приподнимает и снова бросает.) Я тебе покажу, как бригаду позорить, я тебе покажу, как над сердцем издеваться!

Белка. Степа, не надо! Мне что, а тебе опять выговор дадут... Ты негромко меня стукай! Ты постепенно, а то люди прибегут... Ты шепотом, шепотом дерись! Вот это правильный удар — и больно и без шума... Опять верно!

В дверях Алехина.

А л е х и н а. Это что за драка? Гайдар, в чем дело?

Б елка. Да какая же это драка, Настасья Петровна! Это ж разговор... Веселый разговор!

Г а й д а р. Товарищ Алехина! Белку — его стереть с лица земли надо, потому он есть самое худшее существо,

Б елка. Ну уж и худшее.

А л е хин а. А ты помолчи! Тоже хорош красавец, нашел приятеля: он тебя бьет, а ты доволен, за счастье считаешь.

Белка. Ну уж и бьет — стукнул два раза...

Гайдар. И не два, а больше!

Белка. Да не смотрите вы на него, Настасья Петровна, шутит он...

Алехина. Ах, шутит? Двадцать лет парню стукнуло, уж он в дверь еле пролезает, верзила здоровый — и все шуточки? Что молчишь? Совестно небось?

Молчание.Ну ладно... ты, Гайдар, хорошо сделал, что пришел: завтра на рассвете едем в Шатиловскую на праздник, знамя будешь передавать...

Гайдар (яростно). Никогда! На куски меня режьте, а не будет такого дела!

Алехина. Ты что же это, Степан, вправду взбесился? Да ты понимаешь, что говоришь?

Гайдар. Все понимаю, все чувствую. Весь на ладошке перед вами, какой есть...

Алехина (подходит к Гайдару, нежно гладит его мокрую, вихрастую голову). Пойми, Степа, друг мой хороший, и мне это нелегко... (Тихо.) Там... там, видно, работали лучше нашего.

Гайдар (тихо). Не может того быть!

А л е х и н а. Это так, Степан?

Г а й д а р. Неправда это! Никогда тому не поверю. У них же девка бригадиром! Баба. Разве ж она может мужицкую работу побить?

Алехина. Так.

Молчание.

Значит, я всему виной.

Гайдар. Что?

Алехина. Я женщина... а у вас я начальником политотдела, вот отчего мы знамя отдаем. (Резко.) У них начальником мужчина, а я «баба»! Прости, я виновата, Гайдар!

Гайдар. Да вы... вы это что, товарищ Алехина? Какая же вы баба? Вы большой руки человек, вы на весь свет лучший боец, Настасья Петровна! Мы за вами всюду... Да говори же, Белка!

Белка. Вы не женщина, товарищ Алехина, вы нам лучший в мире человек!

Алехина. Это знамя не наше, Степан, оно принадлежит шатиловцам, об этом поздно спорить. Нам осталось одно...

Гайдар. Говорите, Настасья Петровна! Мы за вами всюду... Слово молвите — звезды с неба повынимаем.

Алехина. Знамя это... его работой надо взять у шатиловцев! Нашей работой.

Гайдар (медленно). Чтобы не взять, о том речь не идет. Всю зиму над планом просижу, каждого человека с каждой минутой урегулирую, и так мы землю подымем, что пшеница до самого неба взойдет... как ни у кого на свете! Плюньте мне в лицо, ежели я от этого слова отступлю, и пусть эта балаболка свидетелем будет!

Белка. Ну уж и балаболка!

Гайдар. Есть у меня от государства подарок — черная кожанка на малиновой подкладке, вы видели. Я ее на Первое мая и Седьмое ноября надеваю, а так лежит она в сундуке. (Пауза.) Не скрываю, был грех, хотел я знамя с кожанкой схоронить. Теперь вижу свою неправду—сдаюсь. Но когда будете знамя шатиловцам передавать, скажите: «Нате, подержите до весны, потому в июне Гайдар за ним придет».

Алехина (твердо). Ты сам отдашь знамя их бригадиру, Степан. А кожанкой тебя премировали, чтоб ты носил ее, а не в сундуке держал.

Гайдар (сдержанно). Я, Настасья Петровна (у него дрогнул голос), как родился, портянки своей не имел... а тут кожаный костюм! Это мое чувство понимать надо.

Молчание.

А знамя... Не могу я, товарищ Алехина... освободите вы меня... Ну, пусть Белка... Ну, я Игната пришлю, он красивый парень, ежели его в пальто одеть, он вид будет иметь... он лучше меня подойдет.

Пауза.

Алехина. Ложитесь-ка вы лучше спать часика на два. Рассвет уже скоро. А утром мы все обговорим...

Б елка. Я тут Лермонтова нашел, забираю, товарищ Алехина!

А л е х и н а. Идите наверх, к Водному. Там одна кровать свободная, как-нибудь устроитесь.

Б е л к а. Идем, Степа. Главное — не унывать: наша бригада гремела и будет греметь...

Гайдар. Уйди ты от меня! (В дверях.) Только знайте, товарищ Алехина, я все равно не поеду.

Алехина. Завтра, завтра!

Парни уходят.

Поедет. (Улыбаясь.) Да, кровь еще горяча, бунтует парень... но сила и в голове и в руках огромная. Отойдет и будет мудрый мужик... Профессор. А сейчас бродит еще... Молодостью-то все карманы набиты.

Входят Лена и Саввишна с матрацем.

Саввишна. Вот тут и устраивайся.

Алехина. Ну, почаевничала, девушка? Теперь отсыпаться ложись. Время-то у нас считанное, скоро уже петухам петь.

Лена. Что это кричали у вас больно громко? Случилось что?

Алехина. Так... (Улыбаясь.) Два чудака спорили, а один слушал.

Лена. Уж я думала, драка тут... Перепугалась вся.

Саввишна (уложила матрац па стол). Ну, залезай сюда, девушка! Хоть и не очень с удобством, но спать вроде можно.

Лена. Спасибо, бабуся. Да ты не тревожься, я уж устроюсь.

Саввишна. Пойду мальца твоего на ночь определю. От чая его дюже разморило, еле на ногах стоит... (Смеется.) Совсем разомлел, сердешный... (Уходит.)

Лена (кивая в сторону ушедшей Саввишны). Заботливая она у вас.

Алехина (подходит к Лене). Значит, домой, в Шатиловскую, едешь?

Лена. Домой... В гостях хорошо, а дома все лучше. Так умные люди-то сказывают.

А л е х и н а. А далеко ездила?

Лена. В Москву. Меня на слет делегаткой посылали! Вот город, вот город! Очень архитектура великолепная. Музеи, театры, гиганты промышленности — я всюду побывала. Знаете, в центре города метро строят, будет такая подземная дорога необычайной красоты... А на Тверском бульваре Пушкин стоит, Александр Сергеевич,— как живой, и шляпу снял, чудеса просто!.. Вот в зоологическом саду мне не повезло — у меня слон вместе с морковкой варежку съел... А больше всего мне в планетарии понравилось! Созвездия, миры, кометы — и все вертится: мне даже грустно сделалось... А напоследок нас в Кремль возили, и с нами Калинин разговаривал, Михаил Иванович. «Здравствуйте, говорит, молодые герои, сельская молодежь, вам, говорит, предстоит сделать жизнь счастливой и цветущей». А потом вопросы стал задавать, а мы ему отвечали очень нужные сведения. Я все, что он говорил, запомнила до последней буквочки... А в конце мы снялись все вместе — я от него третья сижу,— очень красиво получилось... Вы что улыбаетесь?

Алехина. Хорошо рассказываешь и... Словом, завидую я тебе немножко... Ну, спи, времени-то уж полчетвертого...

Лена (укладываясь). Шумный у вас политотдел, и ночью вот не спите... У нас не так.

Алехина. Начальника-то своего знаешь?

Лена. Михал Михалыча? Еще бы! Вот человек-то!

Алехина. Хороший?

Лена. Ну, это мало сказать, что хороший. Из городских ведь, а про нашу деревенскую жизнь большое понятие имеет. А мне — лучший друг. (Помолчав.) Вы ему знакомая будете?

А л е х и н а. Да... вроде.

Л е н а. Жизнь у него сложная была, а он через все препятствия прошел. Как гражданская началась, он с первого дня против белых воевал, за что почетное оружие имеет. Учился потом долго, оттого ему и жизнь как на ладошке — все видит. А теперь вот второй год у нас начальником политотдела. Его все ребята любят... а я больше всех.

Алехина. Вот как? А он что же?

Лена. Он? Он тоже меня любит. (Расчесывает волосы.) Я к нему чай вечером хожу пить... Один ведь он, жена где его, не знаю. Да ведь и жеиаты-то они двадцать лет, она небось уже старая....

Алехина (усмехнулась). Да... это верно.

Лена. Вот я и думаю: горько ему бывает одному-то... Другой раз до ночи мы с ним сидим, а он мне все об жизни толкует. Только редко — ведь он все в разъездах, занятой все...

Молчание.

Что это вы на меня так смотрите?

А л е х и н а. Так, ничего... Волосы у тебя красивые,

Л е н а. Коса. (Улыбаясь.) Я ее состричь хотела, а Михал Михалыч не позволил. Ему до всего дело есть... Он так меня и зовет: «Коса-лиса, скоси глаза». (Хохочет.) Верно, верно!

Алехина. Да... А у меня уж с сединой волосы, Лена...

Лена. Значит, у вас мудрости больше.

Алехина. А скажи... Скажи мне, Лена, я очень толстая?

Лена. Вы? (Недоумевая.) Зачем же? На ваш возраст вы в самой норме.

Алехина. Возраст... Слово какое ты выбрала злое! Старая я, значит!

Лена. Почему старая? Вы еще вполне... вполне замечательная женщина.

Алехина (тихо). И очень глупая.

Лена. Странное вы что-то говорите...

Алехина. А ты не обращай внимания, это так, пустяки. Ну, что ты на меня смотришь? Ты трактористка, я начальник политотдела, а разговор у нас самый бабий.

Лена. Зачем же бабий? Очень задушевный разговор. Только вы не думайте, вовсе вы не толстая, а глаза у вас очень даже хорошие. Глубокие такие... красивые. Зачем, зачем же вы плачете, товарищ Алехина?

Алехина. Разве? Да, две слезинки... Видишь, какая я...

Лена. Экономная.

Обе улыбнулись.

Алехина. Так, говоришь, очень он тебя любит?

Лена. Очень. Уважает тоже. «Ты, говорит, умная, профессором будешь».

Алехина. Знаешь, поцелую я тебя, пожалуй... Да, да, конечно, поцелую. (Крепко целует Лену.) Если ему тяжело будет или еще что, ты приходи к нему. Одному ведь трудно, я-то знаю. Очень одному трудно... (Гладит пышно рассыпавшую косу девушки.) Тебе сколько времени-то?

Лена. Девятнадцать.

Алехина. Ну, живи счастливо... (Смеется.) Как ты говоришь: «Коса-лиса, скоси глаза»? Утром разбужу, поедем к твоему Михал Михалычу, и сдам я тебя ему в полном порядке. А сейчас — спи, спи... (Уходит.)

Лена (одна). А славная... Чудная только. А к чему это про старость она сказала! И заплакала потом... Не поймешь... А глаза у нее хорошие, верные глаза. Михал Михалычу бы такую жену. Вот ведь счастье никогда людей не столкнет. (Посмотрела на рыцарей.) Феодалы, а тоже счастье искали. Пусть... Они искали, а мы найдем.

Входит Саввишна.

Саввишна. Не спишь еще?

Лена. Да не спится что-то, бабуся.

Саввишна. На новом месте это всегда. Ишь, грязи-то, грязи сколько нанесли! Ну и дом, скажу я тебе! Всю ночь напролет люди ходят, и не уберешься никогда. Все ездиют, ругаются, планы всякие развертывают, руки жмут, клятвы дают разные. Со всех сторон едут — и все к нам. Вот намедни из городу один приезжал, в очках, кооператор какой, что ли... так, веришь ли, горькими слезами рыдал, головой об стол бился! А Настя Петровна его ругает и так и эдак, на все фасоны. Ну, в полное уныние пришел человек. И в конце не сдержался — кинул портфель об пол и полчаса страшные клятвы давал, вспотел весь. А как обратно в город уезжал, так калоши перепутал и очки забыл. Вот он какой дом, политотдел этот.

Лена. А сама-то как?

Саввишна. Хороша. Криком не берет, внушительность у нее в голосе большая. Решительную силу имеет. А уж как ее жизнь пытала — горе. Она у помещика, у Чулкова, в судомойках служила, а теперь вот любой вопрос у жизни разрешить может. Научная женщина. И, не глядя на то, двух детей выходила.

Лена. Смотри пожалуйста! А где они сейчас-то?

Саввишна. Разлетелись. Машенька, дочка наша, в Казань уехала, в самый главный медицинский университет, а старшенький, Юра, второй год в военной школе состоит, как красной артиллерией командовать изучает.

Лена. Молодчики, значит, ребята-то?

Саввишна. Молодчики. И все от нее, от матери. (Заулыбалась.) Эх, что скрывать — люблю я ее. Ведь до чего дотошная, и меня грамоте обучила. Вот я теперь и читаю: «Последний могикан» — Фенимор Купер. Вот только в одном баба — мужа своего любит, тоскует в другой раз.

Лена. В том греха нет, сердце-то у каждого есть.

Саввишна. Сегодня вот расстроилась — обида у нее большая.

Лена. А в чем обида-то?

Саввишна. Знамя отдаем. Видишь, в углу стоит? Цельный год держали, а завтра к вам в МТС повезут... передавать, значит.

Лена. К нам? В Шатиловскую?

Саввишна. А ты и не знаешь? Тут такое дело заварилось, крику не оберешься. Я думала, ты об этом наслышана.

Лена. Нет! Я в Москву ездила. Как кончили уборку, я и поехала... (Пауза.) А чьей бригаде знамя присудили? Фамилии бригадира не помнишь?

Саввишна. Бумажка тут была... (Ищет.) Там все проставлено. Вот. (Поправила очки, читает.) «Политотделу Самойловской МТС. Проверка работы тракторов во время уборочной выдвинула на первое место в области бригаду Елены Богачевой».

Лена (вскакивая). Что?

Саввишна. Елена Богачева... Знаешь такую?

Лена. Нет... да. (Словно в первый раз слышит свою фамилию.) Е-ле-на Бога-че-ва... Нет, нет, погоди! Как же это? Дай! Дай сюда бумажку! (Читает.) «Елена Богачева, Елена, Елена Богачева. Бо-га-че-ва». (Роняет бумажку.) Как же это?

Саввишна (растерянно). Да ты успокойся! Воды тебе, может, дать? Вот ведь дом какой скаженный, каждого человека за собой увяжет...

Лена. Ничего... Нет... Это пройдет.

Саввишна (тихо). Подруга она тебе или так, знакомая просто?

Лена. Нет... да... Знакомая подруга...

Саввишна. Верно, орел девка-то?

Лена. Орел? Нет... не знаю. Почему — орел? Ах да... Дождик, кажется, пошел.

Саввишна. Да уж он вторые сутки идет. Не в себе ты что- то, девушка, соснуть бы тебе.

Лена. Идет дождик... А я не знала, ничего не знала... Ходила в Москве в Большой театр на «Бориса Годунова» и не знала... Что же это будет? Не пойму, ничего не пойму...

Саввишна. Спи, спи, девушка! Утром проснешься и все поймешь, авось и дождик уймется. Ну я пойду. Ох, нашаркали-то, нашаркали как! (Уходит.)

Лена (одна). Вот оно, вот... стоит в углу... мокрое... как живое. (Соскакивает с матраца, остановилась у знамени.) Что ж это я дрожу вся, будто больная? Ленка, Ленка, опомнись, дура глупая! (Беззвучно смеется.) Перепугалась я, что ли? Нет, нет, это другое... Только что? Ой! (Испуганно.) Ой, я, кажется, гордая! Это ж плохо, если человек делается гордецом. А я... я делаюсь. Ребята мои — Николай, Ксанка, Ленчик! Они же знают. Они думают про меня! (Пауза.)

Завтра, завтра мне передадут его в руки. Ой, какое оно тяжелое! Но я буду его держать вот так, вот... вот так... Завтра, завтра!.. Только бы уснуть скорее, чтобы больше не думать, только бы уснуть, уснуть... (Пауза.) А как же, как же я поеду с ними? Они повезут знамя и не будут знать, что я... мне... А товарищ Алехина? Она ж и не думает. Нет, нет, так нельзя! (Бежит к двери.) Бабуся! Бабуся! Ты не спишь?

Саввишна (входя). Все не угомонилась? Да что ж ты босиком-то по холодному полу? Ложись, ложись, девушка... (Заботливо укладывает Лену.)

Лена. Скажи, бабуся, Настасья Петровна сама знамя повезет?

Саввишна. Сама-то сама, да вот ведь трудность: тут один бригадир есть, громкий такой, скандальный, так тот вовсе взбесился — знамя отдавать не хочет.

Лена. Постой, постой, я что-то не пойму... Ведь я... Да ведь она же работала.

Саввишна. Обидно ему, видишь, что у вас бригадиром женщина. Как же — баба, а его перебила!

Лена. Ах вот что...

Сквозь шум дождя и рев ветра слышны звуки балалайки, Кто это?

Саввишна. Кочетов. Политотделец один, наверху живет...

Лена. Что ж он ночью-то?

Саввишна. Бессонницей болеет. Проснется средь ночи — и за балалайку. Поиграет, поиграет и уснет. Помогает это ему, что ли... (Пауза.) А сама-то что не спишь?

Лена. Думается мне все.

Саввишна. Хочешь, расскажу чего — вот дума-то и пройдет. Я к ночи всегда дочке рассказывала, она у меня тоже вот, как ты, беспокойная, а расскажешь ей на сон — она и уснет, крепко так...

Лена. А где она, дочь-то твоя, бабуся?

Саввишна. В Москве. Людей с неба прыгать учит. Парашутка!

Балалайка звучит громче.

Беспокойный нынче пошел человек. Вот Кочетов этот по ночам на балалайке играет, а о чем он думает, сказать того невозможно. А ведь много книг прочитал, ученый. Рассказал он мне как-то про одну книгу — вроде сказка, но очень там значительная судьба. Жил в некотором царстве, в неизвестном государстве один доктор, жил-поживал да добра наживал и был на весь белый свет первейший мудрец. Пришло время доктору помирать, а он не хочет, не хочет, милая моя, и мыслями мучается. А почему? А потому, что, проживши всю свою мудрую жизнь, не понял он, что к чему и что такое есть жизнь, которую он прожил. Тут расступилась перед ним мать сыра земля, и выходит оттуда черт в богатых штанах и при вострой шашке, и говорит он живописным голосом: «Слушай, доктор, продай мне свою душу, а я тебе предоставлю все, что пожелаешь». «Ладно,— отвечает доктор,— хочу понять, какое такое есть на свете счастье, а души мне вовсе не жалко». И стал тот черт показывать доктору разную жизнь, но доктору все было скучно. И начал тут черт отчаиваться. «Что это,— думает,— за доктор чудной, ничего ему не нравится». И вдруг этот мудрый доктор нашел наконец свое счастье, нашел и закричал невероятным голосом: «Остановись, минута, ты очень хорошая»,— и захотел доктор то счастье рукой пощупать, на вкус попробовать, потянулся... и вдруг помер. Помер возле самого счастья. Вот, значит, и выходит, что, ежели найдет человек свое счастье, тут ему и конец.

Лена (сквозь сон). А я не умру, не умру, бабуся... Того бы доктора к нам. У нас как раз в районе врача не хватает... И Михал Михалыч говорил... счастье... завтра... не хотят... (Засыпает.)

Саввишна. Заснула. Вот ведь молодые — и сказку на свой лад оборотят. Пусть! (Уходит.)

В комнате тишина. Только слышен шум дождя да неизвестный Кочетов все еще не может уснуть, оттого и слышна его грустная балалайка. Дверь отворяется. Стараясь не шуметь, крадучись, идет Гайдар. Часы медленно бьют четыре.

Гайдар. Будто уснули все! Эх! Только бы до крыльца добраться! А там... (Остановился у двери.) Что ж это я, как вор, потихоньку, не простившись? Гордый я, выходит. Только нынче вот гордиться нечем. (Подходит к знамени.) Весной увидимся. Слово мое...

Вдалеке все еще слышна балалайка Кочетова. Гайдар у порога. Скрипнула дверь. Лена мгновенно проснулась, вскрикнула.

(Увидев ее, замер у порога.) Ленка!

Лена. Степан, ты?.. Степа...

Гайдар. Пропащая! Глазам не верю... Ты и не ты... Да откуда взялась?

Лена. Случаем я здесь: со станции ехала, да дождь с дороги сбил.

Гайдар. Дай посмотреть на тебя, полтора года ведь не видались... Ох ты, какая стала — сразу-то и не признаешь. Ох какая!

Лена. Какая была.

Гайдар. Нет, совсем другая. Будто уж и не та.

Молчание.

Что ж писать-то бросила, бумагу жалеешь?

Лена. Зачем жалеть! Занятая я все. На МТС дел много, меня ведь в бригадиры выдвинули.

Гайдар. С нашего выпуска почти все в бригадирах: полтора года как курсы-то кончили, старики уж в тракторном деле.

Лена. Да, ребята по всей области разбрелись, верховодят. У нас Званец, Коркина, Ленчик... Кошелев еще, помнишь, был толстый такой, в Первый май чуть в Волге не утопился?

Лена. У нас в Шатиловской

Гайдар. В Шатиловской?

Л е н а. Да.

Оба посмотрели на знамя, потом молчат.

Гайдар. Чудно!

Лена. Что — чудно?

Гайдар. Встретились как. В дождь да в бурю, в чужом доме... Не об этом я думал. (Тихо.) Небось забыла?

Лена. Зачем забывать?

Гайдар. Человек хорошее забывает. Память-то у нас только на худое.

Молчание.

Лена. Ты тоже другой стал, Степан. Мальчишество-то прошло. Ишь лапищи какие, что у медведя. А глаза вот как были — серые, с задоринкой... Небось хулиганишь все? Не смирился.

Гайдар. Бросил. Зажимаю характер. Да, полтора года... (Помолчав.) Я о тебе крепко помню, Лена. Крепко. Может, зря?

Молчание. Слышна балалайка.

Лена. Дождь-то... не унимается.

Гайдар. Когда прощались, думали — на месяц, на два, а вышло по-другому... Помнишь, весной, перед выпуском, по Волге на плес ездили? Ты, Белка, Ленчик, Фрося, Тарпан с гитарой... Ночь тогда шла, вся звездами усыпанная. А Волги-то сколько было... без конца и края — как песнях. Нет, такого не придумаешь, и рассказать про то невозможно. У плеса ты платок в воду уронила. Я как доставал, чуть лодку не утопил.

Лена. Голубой, с цветочками... Он и сейчас у меня.

Гайдар. А у плеса весь берег в огоньках. Костры, и на воде огоньки. Волга была в ту ночь тихая. Эх, и пели ж мы тогда!

Лена (поет негромко).

«Этот аленький цветочек Я дарю тебе навек.

Вспоминай меня почаще,

Мой любимый человек.

Пароход плывет по Волге.

Помню я твои слова,

У меня от них, мой милый,

Закружилась голова.

Я стою у двух березок И смотрю тебе вослед.

Огоньки вдали пропали,

Лишь на Волге лунный след.

Ты уехал, но с тобою Неразлучны мы вовек.

Помни аленький цветочек,

Мой хороший человек».

(Помолчав.) Очень я люблю эту песню... Помнишь, Степа?

Гайдар. Вот гляжу я на тебя — и ты такая же, как тогда, совсем такая. Точно стоим мы с тобой у лодок на плесе и смотрим, как идут по Волге пароходы.

Лена. Все в огнях, будто игрушечные... И слышно, как там поют песни... Вот уж прошел пароходик, исчезли огоньки, и только гитара издалека слышится...

Гайдар (тихо). Ленок...

Лена (шепотом). Что?

Гайдар. А потом, помнишь, от ребят мы убежали, а в роще соловьи — целая бригада! Весной-то на песню они голодные, как люди на любовь.

Лена (тихо). Будет, Степа, не надо!

Гайдар. Трава в ту пору еще молодая, а земля от весны теплая, будто кровь. Я сказал, только что — не помню, ты ответила — и про это забыл! А когда обратно шли, ты плакала. А зачем — не пойму! Разве об этом плачут? Об этом песни поют... и не забывают!

Лена. Как давно это было! Точно в какой другой жизни, и не здесь, а далеко-далеко...

Гайдар. Домой на рассвете ехали. Волга будто в тумане, ребята парами, глаза у всех пьяные, и только Тарпан, как всегда, один с гитарой... Эх, где-то теперь Тарпан со своей музыкой? Вот ведь парень!

Лена. Был парень — теперь нету... Убили его в прошлую осень.

Гайдар. Гришу?

Лена. Гришу.

Гайдар. Кто?

Лена (негромко). Известно кто. Враги.

Тихо в комнате.

Вот она какая, жизнь-то, Степан.

Гайдар. Да, жизнь... ее не сразу поймешь. Только ведь легкая-то жизнь не счастье. Человек через горе растет, через трудности жизни.

Лена. Так-то оно так, только есть еще у нас люди, из-за которых ни счастья, ни радости не видать. Слушай, Степа!

Гайдар. Ну?

Лена. Что это за человек ваш бригадир?

Гайдар. Какой бригадир?

Лена. А тот, кто знамя шатиловцам отдал, что он за человек?

Гайдар (не сразу). Да парень... такой.

Лена. Какой?

Гайдар (с трудом). А кто его разберет, вроде ничего, неплохой вроде...

Лена. Ошибаешься, Степан.

Гайдар. Разве?

Лена. Худой он человек... Нестоящий!

Гайдар. Что?

Лена. Худой человек. Негодный. Вот от таких-то и жить не радостно.

Гайдар (усмехнувшись). А я и не знал... Вот он какой, значит. А прикидывался, будто хороший.

Лена. То-то и есть, что прикидывался! Мне тут бабка все про него рассказала. Женщина его в работе побила, а он хорохорится...

Гайдар (прерывая). Да не хорохорится он вовсе, не хорохорится, а... Ну понимаешь, как бы тебе сказать...

Лена. Нет, хорохорится, знамя отдавать не хочет! Ты пойми, Степан, — когда она об этом узнала, знаешь, какая она счастливая стала! Дыхание у ней захватило и... Ведь, может, она о том ночи думала, а тут вдруг такое... Это ж больно, Степан!

Гайдар. Ты, Лена, в этом деле человек сторонний, ты не можешь этого понимать. Нет, ты лучше в его, в его сердце взгляни, — может, и ему не легче.

Лена. Ты, Степан, этому делу тоже человек сторонний, ты тоже этого дела не можешь понимать!

Гайдар. Я не могу этого дела понимать? Ну, знаешь, ну, Ленка...

Лена. Не можешь! И тебе должно стыдно быть такого человека защищать! Никудышный он и низкого сердца человек. Вот!

Гайдар. Что?

Лена. Подлец он!

Гайдар. Ты! Ты! (Стоит, покачиваясь, словно пьяный, и вдруг, резко повернувшись, бежит к двери.)

Лена. Подожди, Степа. Куда же ты?

Гайдар (у двери). Прощай, Ленка! Долго я ждал, что встретимся, а теперь кончено! Все!.. Счастливо тебе!

Лена. Да что ты, Степушка, милый?

Гайдар. А я говорю — прощай навеки.

Лена. Куда ж ты в дождь-то, Степа?

Гайдар. Теперь мне одна дорога, и дождь ей не в счет!

Лена. Ох, наказание мое, да я ж ничего тебе худого не сказала!

Гайдар (яростно). Слушай, товарищ Богачева, уж одно к одному, скажу напоследок! Знаешь ты, кто этот бригадир?!

Лена. Не знаю.

Гайдар. Не знаешь?

Лена. Нет...

Гайдар. Моей бригады знамя. Это я, Степан Гайдар, есть тот краснознаменный бригадир...

Лена. Степан... Нет! Что ты! Неправда это, неправда! К чему ты на себя такое говоришь?

Гайдар. Это есть сущая прискорбная правда! Но того еще мало...

Лена. Ты врешь, Степан!

Гайдар. Но того еще мало...

Лена. Неправда!

Гайдар. Ия скажу больше. Я измучился по тебе, Ленка, с того дня, как простились, я ночи по тебе не спал, каждое письмо твое у меня в кожанке лежит. Думал, встретимся, счастье у нас будет общее, а на это мое чувство ты и писать бросила. Я с тоски ходил как потерянный. Пить начал. В Таловке на вечерке милицейского избил... И тогда Настасья Петровна взяла меня, как малого ребенка, и поставила на правильный путь. Но все одно, я по тебе ночи не спал — ты же одна у меня на весь свет, Ленка. Больше никого у меня нет. (Пауза.) Ну... что молчишь? Думаешь, я от своего чувства к тебе сдамся в убеждении? Нет, товарищ Богачева, что я тебя люблю — это одно, а то, что наше знамя я не передам бабьему бригадиру, кто бы он ни был,— это другое!

Лена. Врешь, Степа! Если бы этим бригадиром была я, ты отдал бы мне знамя?

Гайдар. Ни в жизнь, товарищ Богачева. Свою любовь я в дело не мешаю. И не может того быть, чтобы женская работа побила нашу, оттого что женщина перед мужчиной есть слабое существо...

Лена. Ах вот как?

Гайдар. Безусловно! Ну, да что говорить! Все одно не поймешь ты моего чувства! Ухожу я. Больше не встретимся. Только скажи, скажи на прощанье, что ты помнишь ту ночь на плесе, что ты не забыла ту дорогу!..

Лена (обрывая). Я... с прошлой осени... замужем я, Степан.

Гайдар. Что?

Мгновенное молчание. Гайдар с яростью швыряет табурет об пол, шатаясь подходит к окну, распахивает его, и в комнату врываются дождь и ветер. В углу лежит сломанный в куски табурет, по комнате кружатся поднятые ветром бумаги. В дверях показывается заспанный, испуганный Белка. Не замечая Лены, он подбегает к Гайдару.

Белка. Степа, ты что? Степа! Опять табурет? Так и есть — в мелкую крошку... и все без помощи предметов, голыми руками.

Лена. Белка, Белочка, уведи его... не в себе он.

Белка. Ленка! Откуда ты? И что это за дом такой?

Гайдар. Не подходи к ней, она замужем, Белка!

Бел ка. Кто?

Гайдар. Она.

Белка. Лена? Поздравляю...

Гайдар (бешено). Я тебе голову оторву!.. (Бросает в него книгу.)

Белка (оцепенев). Ты что? Ты что это кинул, я тебя спрашиваю? Книгу? Да ты знаешь, что такое есть книга? Ну погоди, черт здоровый! (С остервенением бьет Гайдара.) Я тебе покажу, как книгами кидаться! Я тебе покажу, как литературу портить!..

Гайдар. Бей, бей меня, Белка! Все одно пропадать.

Лена (разнимает их). Белка, перестань! Говорю тебе — перестань!

Гайдар. Оставь его, Ленка! Пусть! Все бейте, всем позволяю.

Белка (испуганно). Да ты... Ты что, никак плачешь, Степан?

Брось, брось, Степа, наша бригада гремела и будет греметь!

Гайдар (обнимает его). Агитируй, агитируй меня, Белка! Ты один мне остался, хороший ты мой...

Белка. Степа, я за тобой всюду... Только ты книгами не кидайся!

Гайдар (плачет, обнимая Белку). Белка, друг!

Белка (целует Гайдара). Степаша!

В дверях Алехина.

Алехина. Это еще что за ночной базар? Люди за день намучились, а вы тут опять драку затеяли?

Гайдар. Эх, Настасья Петровна!..

Белка. Степа, мой Степа...

Гайдар. Эх, Настасья Петровна!..

Алехина. Что же ты ревешь, чудак человек? Поломал табуретку и плачет. Да перестаньте вы обниматься!

Белка. Это я табуретку поломал. Гайдара уговаривал.

Алехина Врешь, Белка!

Белка. Я буйный в ярости.

Алехина. Опять врешь.

Белка. Очень буйный. Табурет мне что!

Гайдар. Замужняя она, Настасья Петровна!

Алехина. Кто?

Гайдар. Она, Ленка!

Лена. Степа, перестань, не надо!

Белка. Наша бригада гремела и будет греметь!

Алехина. Да что вы, совсем взбесились, что ли? Что тут случилось?

Гайдар. Она скрыла, что замужем. Она из Шатиловской МТС... Я люблю, я люблю ее, товарищ Алехина!

В двери и окна стучат. Вбегает Саввишна.

Саввишна. Настя Петровна, Сельцов с пристани прибег... Там лодку ветром унесло, а в лодке с городу груз присланный — запасные части к тракторам...

Алехина. Что же он сразу лодку-то не разгрузил? Вот разиня! А где катер?

Саввишна. Говорит, катер в город угнали. Под рукой и лодки нет.,,

Алехина. Буди наверху людей, пусть бегут на пристань.

Саввишна быстро уходит.

(Подходя к окну.) В такую погоду и с гребцом лодка опрокинется.

Гайдар. Я побег, Настасья Петровна! Ох, все одно, прощай, Ленка. (Убегает.)

Алехина. Осторожнее, Степан!

Лена идет к двери.

Ты-то куда, девушка?

Лена. Пустите, товарищ Алехина.

Алехина. Да куда же ты, Лена?

Лена, не отвечая, убегает.

Вот глупая, она и плавать-то, верно, не умеет...

Белка (кричит в окно). Степа! Степа, подожди меня! Да обожди же, Степан, как же без меня-то? Ничего не получится, (Бежит к двери.)

Алехина (поймала его за рукав). Куда?

Белка. Туда, туда, Настасья Петровна...

Алехина. Ну, там и без тебя обойдутся.

Белка (подбегает к окну). Степа! Степа! Я вроде в ловушке... Ну пустите меня, товарищ Алехина... Я... я буйный в ярости!

Появляется Саввишна.

Алехина. Саввишна! Саввишна! Сюда. Не выпускай этого огольца, пока я не вернусь. Смотри, бабка, ты головой мне за него отвечаешь! (Убегает.)

Саввишна (грозно). А ну, отойди от двери, молодой человек!

Белка. Да там же Степа мой... (В отчаянии.) Я ж ныряю! Вот так — головой вниз — и как рыба в воде...

Саввишна (берет табурет и садится у двери). Ты что мне показываешь-то? Чай, я волжанка, сама в детстве ныряла. Только это к делу не касается. Настасья Петровна не велела пускать,— значит, и сиди у печки...

Белка. Но я не могу у печки... (Захлебываясь.) Да ты... ты, Саввишна, бесчувственная старуха, каменная ты баба, вот что! Ты понимаешь или нет, что жизнь ты человеческую губишь?

Саввишна. Что ты, что ты, бог с тобой!

Белка. Явный факт!

Саввишна. Это чью ж я жизнь гублю?

Белка. Степину. Ведь пропадет он без меня... в волнах-то.

Саввишна. Ври ты! Гайдар до смерти не умрет, парень здоровый. А ты — так, мелкота одна.

Белка. Чего такое?

Саввишна. Тщедушный — вот чего.

Белка. Я тщедушный?

Саввишна. Недоразвитый вроде.

Белка. Недоразвитый? Да ты знаешь, что я правой рукой вполне свободно Федьку Ерохина подымаю, а левой в этот момент...

Саввишна. Врешь ты!

Белка. Нет, не врешь! Это все видели.

Саввишна. Куда тебе! Суслик ты еще.

Белка. Я — суслик? Да ты понимаешь, что говоришь? Вон табурет лежит в мелкую крошку... Ты лучше меня не зли: тот табурет есть страшный признак.

Саввишна. Какой же это признак?

Белка. А такой признак, что на меня накатывает.

Саввишна. Накатит — водой окатим.

Белка. Да я... да меня вся МТС боится. Другой раз встречные с дороги сворачивают. При одной мысли дрожат... А ты мне вдруг такие слова! Ах, неосторожная ты старуха!

Саввишна. Вот что, сказочник, ложись-ка ты лучше спать, а то вот разложу я тебя да выдеру, как при старом при режиме.

Белка. Не выдерешь — я селькор, тебя за такой вредный акт перековывать будут.

Саввишна. А кто узнает-то? Сам ведь не расскажешь. Ты у нас больше про свое богатырство сказки-то любишь. Ну и люби их на здоровье, а меня не проведешь, я женщина старая...

Белка. Оттого и прощаю.

Саввишна. За прощение спасибо, а к дверям не приближайся.

Пауза.

Белка. Саввишна, накатывает! Ты на табурет, на табурет посмотри! Главное, обрати внимание, в какую мелкую крошку... Это же яростный удар!.. Стой! Накатило. (Пауза.) Честное слово, накатило!

Саввишна. Бесноваться будешь?

Белка. Обратное.

Саввишна. Замрешь?

Белка. Не совсем.

Саввишна. Что ж делать-то станешь?

Белка. Интересуешься?

Саввишна. Малость.

Белка. Тогда гляди.

Саввишна. Гляжу.

Белка. Гляди, гляди, Саввишна! (Выпрыгивает в окно.)

Саввишна (ошарашена). Ах ты, селькор... в окно ушел! Часы медленно бьют пять.

Занавес

Действие второе

Часы медленно бьют пять,

Саввишна. В окно ушел! Ну и порода! Гляди, говорит, а сам в окно... Ну и шельмец!

Вдали слышны крики.

Кричат что-то на берегу, не разобрать...

В дверях показывается С е мер кин. Это крепкий, широкоплечий мужчина с крупной, начинающей лысеть головой. Он в брезентовом дождевике и в высоких охотничьих сапогах, через плечо надета кожаная военная сумка.

Семеркин (запирая за собой дверь). Интересно, весьма интересно!

Саввишна. Михал Михалыч! Ты откуда взялся?

Семеркин (смотрит на часы). Пять утра, а у вас из окошек люди прыгают.

Саввишна. Это действительно... Прыгают.

Семеркин. Представляешь, чуть меня с ног не сбил. Бежит к Волге и кричит: «Ну и дура!..»

Саввишна. Ну и дура? Это не про тебя.

Семеркин. Благодарю, утешила! А про кого?

Саввишна. Тут про одну...

Семеркин. Про одну? Так, так! Весьма интересно! Ну-с, а почему он прыгнул в окно?

Саввишна. Накатило на него.

Семеркин. Что?

Саввишна. Накатило. К реке он побежал. Нырять.

Семеркин. Только и всего? Ну, бог ему на помощь. А это что такое?

Саввишна. Табурет сломанный.

Семеркин. Весьма интересно. Настя спит?

Саввишна. Какое там! К реке побежала.

С е м е р к и н. Тоже к реке?

Саввишна. Да как же! Сначала Гайдар тут буйствовал, а потом Сельцов с пристани прибег, потому — ветер и все, значит, гибнет. Ну и побежали ловить...

Семеркин. Нет, уж лучше ты ничего не рассказывай! Тебя все равно понять невозможно.

Саввишна. Чего ж тут не понять? Говорю, ветер...

Семеркин. И не спорь ты со мной, я злой нынче.

С а в в и ш на. Да разве ты умеешь злым-то быть?

Семеркин. Еще как умею!

Молчание.

Ну, что смеешься?

Саввишна. Да уж больно ты смешной, Михаил Михалыч, всю лысину промочил.

Семеркин. Но, но, но! Никакой лысины нет! Просто... редкие волосы.

Саввишна. Вот это верно, что редкие.

Семеркин. А смешного тут ничего нету. Ты еще скажи при Насте, что я лысый,— да я тебе тогда...

Саввишна. Ну? Что ты мне сделаешь?

Семеркин. А вот увидишь. Ох, смотри, попадешь ты у меня тогда в беду, старая!

Саввишна. Хоть и старая, да авось помру не скоро.

Семеркин. Это откуда же у вас такие сведения?

Саввишна. Жизнь-то небесную вы отменили, куда ж мне деваться?

Семеркин. Да, положение затруднительное. (Хохочет.) Ну ладно, давай мириться. Иди сюда, иди, поцелуемся!

Саввишна. Стара я с мокрыми-то мужчинами целоваться.

Семеркин. Иди сюда, иди, не бойся! (Поднимает ее на руки и целует.) Ах ты моя милая бабуся, золотая ты моя, драгоценная старуха.

Саввишна. Будет тебе, совсем ведь закружил...

Семеркин (покосился на рыцарей). Ну-с, а эти что же, все стоят?

Саввишна. Дожидаются своего часа.

Семеркин. Надоели, выбросить пора! И в чем только душа держится? Вон у этого и руку кто-то унес. Беспорядки!

Саввишна. Да ты что, Михал Михалыч, разве же сердце подымется на такую старинность? Пускай стоят, федалы ведь... А торопиться к чему? Ты человек немолодой, тебе не к лицу торопиться-то.

Семеркин (неожиданно серьезно). Немолодой, говоришь?

Хм... А что, я действительно не того... староват, что ли?

Саввишна. Да ведь уж молодым тебя не назовешь.

Семеркин. Это точно. Прискорбная картина. (Пауза.) А? Как скажешь? А Настя-то еще молода и красавица, ведь верно? Ну что я для нее за фигура? Вот ты говоришь — лысый. Правильно! И вообще, вероятно, вид у меня чертовски скучный... Ну, что скажешь, мудрая старуха? Саввишна прыскает в ладонь.

Смеешься? Стало быть, плохо мое дело.

Саввишна. Ну и потешный вы народ! Вот умора-то!..

Семеркин. Это кто же такие «вы»?

Саввишна. Ты да Настя Петровна. Чисто комики, ей-богу! (Машет рукой и смеется.)

Семеркин. Будет смеяться-то. (Помолчал.) В доме есть кто- нибудь?

Саввишна. Ни души.

Семеркин. А где же все?

Саввишна. К реке побежали.

Семеркин. Нырять?

Саввишна. Вроде.

Семеркин. Тьфу ты, пропасть! А спать у вас не полагается?

Саввишна. Сам-то ты вот не спишь?

Семеркин. Я? Я, милый друг, другое дело.

Саввишна. За столько верст прискакал, да в такую погоду. Ох, неспроста это, неспроста!.. Али беда какая стряслась? Молчание.

Саввишна. Михал Михалыч, может, случилось чего?

Семеркин. Случилось.

Саввишна. Ох, чуяло мое сердце! (Помолчала.) Неприятное, что ли?

Семеркин. Неприятное.

Саввишна.Очень неприятное?

Семе р к и н. А ты знаешь, что с любопытными в древности делали?

Саввишна. Нет.

С е м е р к и н. Посадят на костер и поджаривают.

Саввишна. Насмешник!

Семеркин. Серьезно говорю. (Помолчал.) Расскажи-ка ты мне лучше такую историю. Получила Настя извещение, что знамя следует передать нашей МТС?

Саввишна (сокрушенно). Получила!

Семерки н. Ну и как же она... реагировала?

Саввишна. Сокрушалась очень, печалилась потом... в общем, в таком роде реагировала.

Семеркин. Меня-то не бранила?

Саввишна. Было.

Семеркин. Смотри какая неприятность! И очень она меня ругала?

Саввишна. Что-то я запамятовала, Михал Михалыч, что с любопытными делают?

Семеркин. Ну что смеешься? Что смеешься? Тут серьезное дело!

Саввишна. Да уж куда серьезнее! (Конфиденциально.) Вообще слыхала я, будто Настя к тебе собиралась завтра ехать, со знаменем-то...

Семеркин. Может остаться.

Саввишна. Как? И знамя тебе везти не надо?

Семеркин. Не надо.

Саввишна. Ну, слава тебе господи! Есть все-таки на небе правда!.. А я и не сомневалась, я так и знала.

Семеркин. А что ты, собственно, знала?

Саввишна. Что не отдадим мы вам знамя.

Семеркин. Увидим! (Неожиданно рассердился.) И не приставай ты ко мне. Я злой нынче!

Слышится шум. В комнату стремительно вбегает Белка. Ого! Опять он.

Белка. Саввишна... Да что же это будет, Саввишна?

Саввишна. Обратно прибег? Вот не думала! Нырял? Да что ж ты сухим-то из воды вышел?

Белка (неожиданно). Водки давай!

Семеркин. Ого!

Белка (властно). Спирту!

Семеркин (возмущенно). Ну, знаете... (Махнув рукой, быстро выходит из комнаты.)

Белка. Давай водки!

Саввишна. Новое дело! Водки ему еще!

Белка. Серьезно говорю — давай.

Саввишна. Иди-иди, тут тебе не питейное заведение!

Белка. Все пропало... Да что же это будет? Степушка мой! Степаша!

Саввишна. Ну вот, заревел! Да ничего не случится с твоим Степой.

Белка. Уже... случилось!

Саввишна. Да что? Что случилось-то?

Белка. И не спрашивай, все равно нехорошо.

Пауза.

Саввишна. Да что ж ты смолк, человек безумный? Что со Степаном-то?

Белка. Утопся он...

Саввишна. Да что ты говоришь такое, человек безумный?

Как утопся-то, взаправду?

Белка. Взаправду.

Саввишна. До смерти?

Белка (сквозь слезы). Он, как добежал до берега, сразу разулся — и в реку... А лодку уж на середину Волги унесло. Ветер, дождина хлещет, волны здоровые с головой накрывают. Настасья Петровна кричит: «Обратно!» А Степан плывет, как в песнях плывет. Героически! Его, как щепку, волнами кидает, во все стороны крутит, а он держится. И вдруг видим, занемог. Голосом-то о помощи не кричит — гордый он, но, по всей видимости, обессилел. Политотдельцы на плот взошли, к нему гребут, а плот ветром относит. Я ему кричу: «Степа, держись!» А он не сознает. Вынырнул напоследок, и не видать его больше. Тут я не сдержался, разуваться стал, только нацелился прыгать, а Настасья Петровна заметила и за шиворот меня. Уж я вырывался, да нет, вижу, конец — мертвая хватка. Ну что станешь делать? Погиб Степан, и нет другого исхода. Тогда Ленка, ни слова не говоря, снимает туфли и прыгает в воду! Это ж надо понимать — наперерез стихии плывет стилем брасс, как у себя дома... Тогда Настасья Петровна не сдержалась и тоже норовит в воду, тут уж я схватил ее и не пускаю — толстая она в такую-то погоду плавать. Я ее держу, она — меня, я плачу, она ругается, дождь хлещет, а Ленка плывет. Потом чего было — не знаю. Я вроде до бесчувствия дошел, только помню, как Ленка на берег вылезла, а в руках у ней Степа... весь... целиком...

Саввишна. Да жив он, Гайдар-то?

Белка. Ясно, жив, откачали. Настасья Петровна водки велела принести. Его для жизни натирать надо.

Саввишна (обозлилась). Тьфу, глупый ты умом парень! Что ж ты прямо не сказал? Закоченеет ведь он на холоду-то!

Белка. Да нет, они у сторожа в хате...

Саввишна (передает ему бутыль). На! Беги скорей! А лодка-то как?

Белка. Политотдельцы поймали. (Бежит к двери.) Только бы не захворал... И что это тогда будет? Степа! Степа мой! (Сталкивается с входящим Семеркиным.)

Семеркин. Опять он! А почему не через окно, друг?

Белка (оторопел). А?.. А вы думаете, через окно? Да, да, этак скорее. (Прыгает в окно.)

Семеркин. Восхитительно! Но здорово смахивает на сумасшедший дом. Люди прыгают в окна, пьют водку, сбивают с ног, ныряют... До которого часа у вас это обычно продолжается ?

Саввишна. А ты не шути, там человек утопся.

Семеркин. Не удивляюсь. (Ходит по комнате.) Настя вернулась?

Саввишна. Да нет, она Белочку присылала, водки просила принести.

Семеркин. Настя? Водки?

Саввишна. А ты не расстраивайся, и ничего тут нет худого... Ну, пойду я. Ежели Настя вернется, позову. (Уходит.)

Семеркин (один). Дурацкая ночь... (Обращаясь к рыцарям.) Ну, что скажете, господа хорошие? Будто в детстве — снится глупый сон, а проснуться нет силы... Впрочем, все это пустяки, а вот как я ей скажу про главное? (Задумывается.) Все лето письма посылал, что возьму знамя, и на словах грозился, а теперь... Ну как я ей об этом скажу? Как? И зачем, дурак, хвалился? Засмеет она меня, безжалостно засмеет. Да, вот тебе и праздник!..

В дверях показывается Алехина, она ведет Г айдара. Тот еще слаб; чтобы крепче держаться на ногах, обнял Алехину. Семеркин в углу — его не замечают.

Алехина. Ты крепче на меня обопрись, Степан. Ну! Смелее, смелее шагай! Сейчас мы тебя согреем...

Гайдар. Ничего, Настасья Петровна, обойдется.

Они проходят в соседнюю комнату.

Семеркин (недоумевая, смотрит им вслед). Странно, он ее почему-то обнял. Гм... Очень странно.

Вбегает Лена. Она в мужском костюме, широких брюках и огромных ботинках. Увидев Семеркина, она замирает от неожиданности.

Лена. Товарищ Семеркин!..

Семеркин. Богачева?

Лена. Михал Михалыч, вот уж не думала!

Семеркин. Лена! Ты как сюда попала? Дурацкая ночь!

Лена (обиженно). Зачем же дурацкая? Очень счастливая ночь!

Семеркин. Да ты понимаешь, косоглазая, что без тебя праздник не может состояться? Я же тебе Кошелева с утра навстречу выслал, а ты почему-то здесь и... в таком виде. Да что случилось?

Лена. Заплутали мы, парнишка дороги не знал.

Семеркин. Ну, а почему ты в брюках, косоглазая?

Лена. Да вымокла я в реке-то, а у сторожа ничего женского. Холостой потому что.

Семеркин. Что? Ты тоже ныряла?

Лена. Думала, не доплыву...

Семеркин. Ну, это уж из рук вон!

Лена. Михал Михалыч, я такая счастливая! Ведь я только сейчас узнала... добились мы своего! (Показывает на знамя.) Вот оно... Видите какое? Завтра мы его принимать будем. Наше оно теперь... Все, все, о чем мы мечтали, все сбылось!.. Михал Михалыч... Михал Михалыч, можно, я вас поцелую? (Целует Семеркина.)

Вбегает Белка.

Белка. Лена, одолжи три рубля! (Смутился.) Ой, простите...

Семеркин. Ну вот, опять он.

Пауза.

Белка. Так, так... А я тогда не поверил, думал, врет Степан... Ну что ж, теперь, конечно, не воротишь... В общем, поздравляю, Лена, от всего сердца... Вас тоже, товарищ. (Жмет руку Семеркину.) Конечно, простите, ухожу. (Скрывается.)

Семеркин (окончательно разозлился). Что это такое, черт возьми?

Лена (быстро). Не в себе парнишка. Вы внимания не обращайте, Михал Михалыч. Пустое! (Улыбаясь.) Я как узнала про знамя-то, так до испугу обрадовалась. Сердце чуть не выскочило. Счастливая нынче ночь. Праздник! (Пауза.) Да что это вы будто и не рады?

Семеркин (неуверенно). Разве? Нет, я рад. Я, понимаешь, очень рад, только... Вот ты говоришь — праздник. У меня, косоглазая, завтра тоже... (Посмотрел на дверь, в которую прошла Алехина.) Вот что, Лена, погляди-ка ты на меня внимательно.

Лена. Гляжу.

Семеркин. Что я действительно такой уж старый?

Лена. Что вы, что вы, Михал Михалыч! Никакой вы не старый, вы вполне представительный мужчина.

Семеркин. Ну вот, еще не легче, представительный!

Лена. В общем, не дряхлый, а такой солидный, вполне интересный.

Семеркин. Интересный? Смотри пожалуйста... (Помолчав.) А скажи, Лена, я очень лысый?

Лена (недоумевая). Зачем же? У вас очень поразительные, мягкие волосы.

Молчание.

А ребята небось рады? Званец, Ленчик, Коркина... Ведь мы все лето о том думали — и вдруг такое счастье...

Семеркин (неуверенно). Да, да...

Лена. Вы не уходите, мы с вами в Шатиловскую вместе поедем. Хорошо? А сейчас мне надо... Парень тут один захворал, то есть занемог немножко. Так уж я к нему пойду... Как же ему теперь без меня-то? Правда? Нет, нет, вы не смейтесь, это, в общем, один старинный знакомый. Мы с ним полтора года не виделись... Так уж я пойду, хорошо, Михал Михалыч? Вдруг ему что-нибудь понадобится, а меня нет... Нельзя, правда? Он такой гордый, такой сердитый! (В дверях.) Только вы без меня не уезжайте, ладно? А сейчас, простите, мне к нему надо! (Убегает.)

Семеркин (смотрит ей вслед). У-у-у! Да тут дело на серьез пошло...

В дверях Алехина

Алехина (всплеснула руками), Мишук!

Семеркин. Здравствуй.

Алехина. Милый мой! Ты-то откуда? (Целует его.) Вот уж не ждала!

Семеркин. Между прочим, это чертовски заметно.

Алехина. Да ты что ерепенишься? Я нынче весь вечер о тебе думала.

Семеркин. Весьма признателен!

Алехина. Да что с тобой, Мишук? Ты простудился? Бог знает какой на тебе легкий плащ. А этот шарфик... Откуда ты его выкопал? Где твой полушубок? Уже холодно, Миша, можно носить зимние вещи.

Семеркин. Скажи на милость, что у тебя тут происходит?

Алехина (недоумевая). А что случилось?

Семеркин. Пять часов утра, но никто не спит. Из окон прыгают какие-то люди, ты ходишь в объятиях мокрого мужчины и водки требуешь, Саввишна говорит какой-то вздор, а девушки почему-то ходят в брюках... В чем дело, дорогие товарищи?

Алехина (засмеялась). Уважаемый Мишук, ты стареешь.

Семеркин. Ну вот, опять!

Алехина. Ты стареешь и чуточку ревнуешь — это от старости, Миша, по себе знаю.

Семеркин. По себе? Смешно! Я не ныряю по ночам в Волгу. Алехина хохочет. Ну ладно, ладно, будем считать ревность несостоявшейся... Но скажи ты мне, что у вас тут стряслось?

Алехина. Неприятная история. Ветром унесло лодку. Парень хотел ее спасти и чуть сам не утонул, еле вытащили. Ну вот и все.

Семеркин (расхохотался). А я не знал, что и думать!

Алехина. Бедняга! Чаем тебя надо поить, вот что. Только зря ведь ты ко мне не приезжаешь, я это знаю. А завтра мы должны были встретиться... Зачем ты приехал?

Семеркин. Есть одно дело, но об этом после. (Помолчав.) Завтра у нас такой день... ты не забыла?

Алехина улыбнулась.

И я хотел провести начало этого дня вдвоем. Ведь завтра двадцать лет...

Алехина (обнимает его). Мишук, мой милый!

Семеркин (в ужасе). Что ты делаешь? Тише! Ты все изомнешь.

Алехина (удивленно). Но это же старый костюм, Миша!

Семеркин. Видишь ли, я ехал верхом, но лил проливной дождь и был очень сильный ветер. Ну, и у меня совершенно закоченели руки. (Осторожно вынимает из внутреннего кармана измятые цветы.) И потом я боялся их потерять. Было темно, а лошадь все время спотыкалась, вот я и спрятал их в кармам. (Передает ей цветы.) Они измялись. Видишь? (С огорчением.) Черт... Они теперь никуда не годятся...

Молчание.

Алехина. Спасибо тебе... Спасибо. (Целует его, а потом пристально смотрит на его лицо.) Только вот зачем ты похудел? И мешки под глазами... За тобой никто не смотрит там, в Шатиловской. И галстук не выглажен, и на рукаве пуговицы недостает... Эх ты, казанская сирота...

Семеркин (помолчав). А помнишь, Настя, двадцать лет назад ночью тоже шел дождь...

Алехина. Да. (Улыбнулась.) Только теперь я уже старая, Мишук, старая, толстая, некрасивая женщина!

Семеркин (горячо). Неправда! Ты красивая, Настя! Ты самая красивая, умная... и единственная. И ты по-прежнему слишком хороша для меня. Мне всегда кажется, что рядом с тобой я ничего не стою...

Алехина. Хочешь, я открою тебе один секрет, Миша? И мне это тоже всегда кажется — я ничего не стою рядом с ним...

Пауза.

Семерки н. Знаешь, Настя, я очень редко тебя вижу, но люблю так, словно мы встретились с тобой только вчера.

Алехина. Любишь? (Улыбнулась.) А знамя все-таки забираешь?

Семеркин. Делаю что могу. (Пауза.) В углу — это оно?

Алехина. Оно самое.

Посмотрели па знамя. Молчат.

Семеркин. Тебе это очень... тяжело?

Алехина. Отдать тебе знамя?

Семеркин. Да.

Алехина. Так ведь не на веки вечные... Весной рассчитаемся. А завтра... Завтра я буду чуточку счастлива, когда передам тебе это знамя.

Семеркин. Этого не будет.

Алехина. Что?

Семеркин. Не передашь ты мне завтра знамя.

Алехина. Почему, Миша?

Семеркин. Комиссия вторично проверила все данные и..

Алехина. Ну?

Семеркин. Решение изменено.

Алехина. Нет!

Семеркин. Да. Работа обеих бригад признана высококачественной... и равноценной.

Алехина. Ты... ты врешь, Мишук?

Семеркин. Ничуть, Настя.

Алехина захохотала неожиданно.

А ты что это смеешься?

Алехина. Ого! Ты, кажется, сердит?

Семеркин. Малость. А ты, кажется, рада?

Алехина. Тоже малость. (Усмехнулась.) Да, твои чуточку не дотянули до полной победы.

Семеркин. Твои, собственно, тоже чуточку не дотянули.

Алехина. Постой, постой! А как же будет обстоять дело со знаменем завтра?

Семеркин. Чтобы это узнать, я и приехал к тебе, Настя.

Алехина. Разве комиссия не обсудила этот вопрос?

Семеркин. Обсудила.

Алехина. Ну? Говори же, Миша!

Семеркин. Вопрос со знаменем должны решить мы сами, совместно с бригадирами.

Молчание.

Алехина. Тонко!

Семеркин. Тоньше не придумаешь.

Они стоят у знамени, друг против друга. Молчат.

Алехина. Что же делать?

Семеркин. Решать.

Алехина. Ну?

Семеркин. Ну?

Снова молчание.

Алехина. Знаешь, мне кажется, что знамя должно перейти к твоей бригаде.

Семеркин. Ты говоришь это из жалости.

Алехина. Ты дурак, Мишка!

Семеркин. Я похудел, у меня шарфик, я простудился, у меня оборвалась пуговица, я лысый... Нет, нет, не нужны мне ваши благодеяния!

Алехина. Врешь! Врешь, милый человек! Я говорю как друг, который знает цену твоей работе. Ну... Ты веришь мне, Михаил?

Семеркин. Вот уже двадцать лет я только и занимаюсь этим, Настенька.

Алехина. Скажи, я когда-нибудь ошибалась?

Семеркин. Да. Два раза. Когда мы ждали с тобой дочку, ты родила Юру, а когда мы ждали сына, ты родила Машеньку.

Алехина. Ну, не валяй дурака, Мишук, я говорю серьезно.

Семеркин. Я верю тебе, Настя.

Алехина. Вот и ладно! Не дуйся на меня, когда я тебя ругаю, и верь, когда хвалю.

Семеркин. Завтра у меня праздник, весь район съезжается в Шатиловскую... О том, что решение изменено, знают только в райкоме.

Алехина. Ладно. Последнее слово оставим за бригадирами — пусть решают.

Семеркин. Быть посему. Кстати, мой бригадир здесь — Елена Богачева.

Алехина. Где — здесь?

Семеркин. У тебя в доме.

Алехина. Странно... Я ее не видела.

Семеркин. Умнейшая дивчина. Но сегодня она почему-то ходит здесь в очень странном виде.

Алехина. Гайдар тоже здесь. (Задумалась.) Да, Гайдар, с ним будет трудно.

Входит Саввишна.

Саввишна. Я чайку подогрела, может, выпьешь с дороги, Михал Михалыч?

Семеркин. А яблочное варенье-то у тебя осталось?

Саввишна. Да уж я твой характер на сласти знаю, полную банку на стол выставила.

С е м е р к и н. Тогда нет слов, тогда сдаюсь, веди к зажиточной жизни!

Саввишна. Идем, идем, уж я тебя про запас на месяц вперед накормлю!

Алехина. А после чая поговорим с ребятами... На дворе-то светает.

Алехина и Семеркин уходят. Саввишна вешает около печки плащ Семеркина. Вбегает Белка.

Белка. Саввишна, одолжи три рубля!

Саввишна. Иди, иди, нету тебе заему!

Белка. Три рубля — жизнь зависит! На волоске, Саввишна..

Саввишна. Опять накатывает? Эх, беспутной ты души человек!

Белка. Три рубля, Саввишна... А насчет окна ты не сомневайся: ото я по любви, от чистого сердца.

Саввишна. А дурой меня называл от чистого сердца или как?

Белка (возмущенно). Я? Тебя? Дурой? (Пауза.) Действительно называл. А отчего? От волнения. Теперь вижу — ошибся. Ты — старуха громадной мудрости, справедливая... Три рубля, Саввишна! Три, а?

Саввишна. Пошел, пошел... Хоть и есть деньги, а не дам.

Белка. Это просто обидно: в сознательном человеке — и такое кулачество... Эх, и когда мы только завершим этот процесс перевоспитания — ну совершенно неизвестно! (Уходит.)

Саввишна (вдогонку). Не имею я тебе сожаления, не имею — и все... (Пауза.) А может, выдать? Пойду поищу... «Жизнь, говорит, зависит»... Суслик еще... (Уходит.)

Из окна падает свет туманного осеннего волжского утра. В дверях Лена и Гайдар.

Лена. Ты на матрац ляг, Степан. Что же ты в кресле-то уснул? Так ведь не отдохнешь.

Гайдар (ложась). Да я уж будто выспался, голова вот только трещит.

Лена. Я окно чуть приоткрою, а то душно тут.

Гайдар. Утро. Ишь петухи-то заливаются...

Лена (у окна). Дождь стихает, и ветра уже нет. Волга серая, как в тумане...

Гайдар. Где ж Белка-то?

Лена (улыбаясь). Соскучился?

Гайдар. Привык. Он всюду за мной, так и ходим на пару. (Помолчав.) Не спасли бы меня сегодня, один бы он остался. Да, Белка... он у меня единственный человек. Я без него все одно как без себя. Тебе того не понять, у тебя ведь муж есть...

Лена. Не надо об этом, Степа.

Гайдар. Эх, зря меня вытащили. Узнаю кто — не скажу «спасибо».

Лена (быстро). А ты, ты... не знаешь?

Гайдар. Какое там! Я только у сторожа в хате опомнился.

Ты-то видала?

Лена. Видала.

Гайдар. Кто же этот герой-то?

Пауза.

Лена. Не знаю... незнакомый человек.

Гайдар. Гордится небось, насмехается.

Лена. Зачем же, Степа?

Гайдар. Еще бы! Гайдар вот ко дну пошел, а он и сам выплыл и человека спас. Лестно! Да... только зря постарался.

Лена. Отчего же?

Гайдар. А кому я нужен?

Лена. На свете людей много.

Гайдар. Есть, да не про меня в думе.

Лена. Может, и про тебя.

Гайдар. Белка разве да Настасья Петровна...

Лена (садится подле него). Уснул бы ты, Степа.

Гайдар. Ленок.

Лена (тихо). Ну?

Гайдар. Скажи только: почему ты так ни слова мне и не написала?

Лена. Я же говорю, очень занятая была. А потом — что письма? Так, слова одни. Вот мне, мне от тебя писем было не нужно, другого я от тебя хотела, Степа.

Гайдар (тихо). Чего же, Лена?

Пауза.

Лена. А того, что ежели любит один человек другого, так он его и на краю света найдет.

Гайдар. Ленка! (Хочет броситься к ней, но спохватывается, тихо.) Нет, ты не бойся, я помню твои слова... И зачем ты их сказала только? Уж лучше бы я и не знал, что ты замужем.

Лена (сидит молча и вдруг улыбается). А ты засни, Степан, бывает, уснешь с горем, а проснешься счастливый.

Гайдар. Смеешься?

Лена. Про счастье не смеются.

Гайдар. Счастье... (Задумался.) А какое оно? Его тоже сразу не поймешь.

Лена. Мне вот бабка про доктора сегодня рассказывала, от счастья он помер. Только старая это сказка. Это раньше люди думали, что счастье — конец; нам счастье — это начало. (Сидит возле Гайдара. Ее одолевает утренний сон, и голова ее медленно клонится к его руке.)

Гайдар. А ты счастливая, Лена?

Лена. Ага... (Начинает дремать.) Я сегодня стала счастливая. Только счастье у меня неразумное, глупое счастье — уйти от меня хотело, но я сильная, я не позволю, и схватила я его так крепко, так крепко... и не выпустила. Как давно я его ждала, мое глупое... (Засыпает, положив голову ему па руку.)

Гайдар. Уснула. (Гладит ее волосы.) Ленка... Ленка... имя-то какое... будто нарочно придуманное.

В комнату вбегает Белка с огромной связкой книг.

Белка. Степа, одолжи три рубля.

Гайдар. Человека только из воды вытащили, а он уж деньги у него занимает. Где шатался-то?

Белка. Книги вот у сторожа скупил. Сын у него в Саратове — книги без пользы лежат. Трешки не хватило.

Гайдар. На! (Дает деньги.) Книги вот читаешь, а разума-то все мало.

Белка. Ты мой разум не учитывал. Он тебе тайна. (Возится с книгами.)

Гайдар. Тише ты! Не видишь — спит.

Белка (подошел, смотрит па спящую Лену). Устала... Хорошая дивчина... Говоришь, замуж вышла?

Гайдар (яростно). Уйди ты от меня!

Белка. А ты тише! Не видишь — спит.

Гайдар (угрюмо). Вижу.

Белка. Ну, что сычом сидишь? Завидно на чужое счастье глядеть?

Гайдар. Это ты к чему?

Белка. Сам разбирайся.

Гайдар. Смотри, Белка, допрыгаешься ты у меня!

Белка (видя, что Гайдар не может пошевельнуться, не разбудив Лены). Не больно-то я тебя боюсь. (Уронил книгу.)

Гайдар. Да тише! Спит ведь.

Белка. А отчего спит? От счастья спит. Муж ее приехал.

Гайдар. Что?

Белка. Сам видел. В общем, лысый мужчина, но большой красоты. Я вхожу, а они целуются. Крепко.

Гайдар. Я тебе голову оторву!

Белка. Чего кричишь? Спит ведь!

Гайдар. Ну подожди, доберусь я до тебя!

Белка. Ты глазами-то не сверкай! Тоже герой... Девушка его из воды вытащила, а он разлегся, как магнат...

Гайдар (привскочил). Что?

Белка. Как магнат.

Гайдар. Какая... какая девушка?

Пауза.

Белка. Ты это что же, память потерял?

Гайдар. Без чувства я был, не помню.

Белка. А кто вытащил тебя, знаешь?

Гайдар. Нет...

Белка. Ух ты!.. (Перевел дыхание.) Это да...

Гайдар. Говори... Говори, ну!

Белка (шепотом). Она.

Гайдар. Кто?

Белка. Лена.

Гайдар. Ленка?!

Белка. Тише ты! Не видишь — спит!

Гайдар. Ленка!

Белка. Кто ты ей есть! Не более как посторонняя личность. А она жизнью за тебя рисковала, в самые волны кинулась... У, черт здоровый!

Гайдар (в отчаянии). Да не ори ты, разбудишь!

Белка. А еще граммофонную трубку сломал, женскую статуэтку прикончил, одних табуретов с дюжину погибло. «Я, говорит, герой. Не может того быть, чтобы меня женщина пересилила...». А Ленка тебя, как малого дитю, за волосы. Вот тебе и слабое существо!

Гайдар. Ленка!

Белка. Молчи! Спит ведь! У, черт здоровый!

Гайдар. Не ори — разбудишь!

Белка. Это ты орешь!

Гайдар. Нет, ты!

Лена (просыпается). А? Что это вы?

Гайдар. Разбудил, добился!..

Белка. Нет, это ты разбудил!

Гайдар. Ленка! Ленка!..

В дверях Алехина.

Алехина. Это что же вы, часа без драки просидеть не можете? Смотрите, ребята, отправлю я кого-нибудь из вас в соседнюю МТС. Порознь вы парни как парни, а только сойдетесь — сейчас и драка.

Гайдар (яростно). Товарищ Алехина! Настасья Петровна, слушайте меня, говорить буду. Везите меня в Шатиловскую, тотчас везите, и я передам той женщине свое знамя, хотя бы то и была самая дряхлая старуха из всех старух в нашем Советском Союзе!

Алехина. Ты малость запоздал, Степан. Комиссия изменила решение!

Гайдар. Чего такое?

Алехина. Работа обеих бригад признана равноценной.

Пауза.

Гайдар. Как же это? (Разозлился.) Нет, уж это вы бросьте, товарищ Алехина! Везите, тотчас везите в Шатиловскую, я должен передать ей свое знамя!

Алехина молча подходит к Гайдару и крепко его целует. Вошел Семеркин. Увидел. Кашлянул.

Алехина (заметила мужа, засмеялась). Ну, Мишук, тебе просто не везет.

Семеркин. Вижу.

Белка (Гайдару, тихо). Муж Ленки...

Алехина. Гайдар согласен, Миша. Где же твоя знаменитая Богачева?

Семеркин. Лена? По-моему, она здесь.

Алехина. Где? Я не вижу.

Семеркин. Стареешь, Настя, портится зрение.

Лена. Это я, Настасья Петровна.

Алехина. Ты?

Семеркин. Она самая. Елена Богачева — мой бригадир-победитель.

Белка. Вот тебе и самая дряхлая старуха во всем Советском Союзе!

Гайдар. Ленка! Опять ты? Всюду ты... Куда не поглядишь. Да что ж молчала?

Лена. И сама не знаю, как утерпела... Только хотелось мне, Степа, чтобы ты знамя не мне отдал, а женщине, кто бы она ни была... Ну как, Степан, не боишься теперь бабе знамя отдать?

Гайдар. Нет, не боюсь. И пусть играет музыка! Красиво я передам тебе знамя, громко, чтобы все видели! Ты забудь, что я тебе говорил... И пусть, пусть ты замужем... даже поздравить могу. От всего сердца. (Семеркипу.) И вас, товарищ, хотя, скрывать не буду, сильно вашу жену любил...

Семеркин. Как?

Алехина. Да ты что, Степан?

Гайдар. Зачем же скрывать, товарищ Алехина? Что было, то было.

Семеркин. Настасья... что это значит?

Алехина. Степан, что ты городишь? Когда ты меня любил?

Гайдар. Что вы, Настасья Петровна, зачем вас? Ленку я любил, а она замуж вышла (показывает па Семеркина) за него...

Алехина. Михаил... что это значит?

Семеркин. Чудеса! Без меня меня женили.

Алехина. Это мой муж, Степан...

Лена. Настасья Петровна, что же я вам наговорила-то... Ой, глупая!

Гайдар. Да за кем же ты замужем, Ленка?

Семеркин. Кто? Лена замужем? Ерунда! Закоренелая холостячка!

Лена. Степа, прости, не сердись, Степа, только я со зла тогда сказала... нарочно.

Гайдар. Что? (Хватает табуретку.)

Белка. Степа, остановись, последняя табуретка!

Гайдар (восторженно). Чего бы это сделать? Что бы это совершить?

Семеркин. По-моему, починить предыдущую табуретку.

Гайдар. Эх, пропадай все на свете!.. (Бешено кружится по комнате, наткнулся на латы, и рыцари с грохотом падают па пол.)

Алехина. Степа... (Ласково.) Медведь ты окаянный!

Белка. Добил феодалов.

Семеркин. Наконец-то! (Жмет руку Гайдару.) Вот одолжил! Благодарю покорно!

Белка (хвастая приятелем). И все без помощи предметов, голыми руками.

Лена (обращаясь к зрителям). Помните, перед началом спектакля я не хотела говорить, как отношусь к нему... Ну что ж, сейчас я открою вам этот секрет... (Выходит на авансцену, смотрит на зрителей.) Ой... Ой, а ведь, кажется, вы догадались об этом сами. (Улыбнулась смущенно.) Догадались? Правда?

Гайдар. Все они такие — никогда ничего не скажут прямо. Вот я ничего не скрыл от вас: еще до начала пьесы объявил, что люблю ее. И сейчас готов это повторить!..

Лена. А девушка в четвертом ряду?

Все смеются.

Белка (зрителям). Счастливцы. Я им так завидую. Неужели и меня когда-нибудь полюбит вот такая вот славная девушка. Но, увы, уже слишком поздний час. Пожалуй, это случится со мной только в новой пьесе... Надо будет попросить автора, чтобы он поскорее ее написал.

Саввишна появляется из-за кулис.

Саввишна. Я тоже, когда гляжу на влюбленных (показывает па Лену и Гайдара), очень им завидую... Эх! Попрошу- ка я себе в следующей пьесе роль молодой влюбленной. Я ведь в жизни еще хоть куда!

Семеркин. Ну вот хороши, заговорили о новой пьесе!.. Разве вы забыли, что мы еще не доиграли эту? Согласно автору сейчас должен позвонить телефон.

Звонок телефона.

Ну вот, видите?

Алехина (у телефона). Да, я... Киреева? Соединяешь с Моховом? Нет, теперь не надо...

Гайдар (вырывая трубку). Надо! Надо, дорогая Киреева! Доброе утро! Как жизнь? Справила крестины?.. А как назвала?.. Климом? Правильно сделала, вполне внушительное имя. На страх врагам!.. А теперь Мохово давай, живо!.. Вася, ты?.. Гайдар говорит. Слушай, Вася, в Шатиловскую едешь?.. Тогда будь друг, зайди ко мне, забери кожанку мою и что есть мочи скачи в МТС. Ключ у Игната возьмешь... Что?.. Зачем?.. Счастливый я... (Вешает трубку.)

Алехина. Солнце! Белка, открывай окна!

Белка распахивает окна. Слышна балалайка.

Лена (хохочет). Кочетов проснулся.

Саввишна. Тимофей лошадей запряг, можно ехать. На дворе погода разгулялась, как на свадьбу.

Гайдар. Счастливый я... Только бы никогда это не кончилось!

Семеркин. «Остановись, мгновенье... Ты прекрасно...».

Саввишна. Это сказал один мудрый доктор.

Белка. Фауст.

Лена. И умер, чудак.

Белка. А Степа не помрет.

Лена (обращаясь к зрительному залу). Дорогие зрители, если бы вы знали, как нам не хочется расставаться с вами, но ничего не поделаешь, сейчас закроется занавес... Правда, наша история на этом не закончится — когда вы в автобусах, троллейбусах и такси будете подъезжать к своему дому, мы пятеро будем на пути в Шатиловскую...

Саввишна. Только я одна останусь в этом доме и буду ждать их возвращения. (Зрителям.) Если будет досуг, заходите попить чайку с яблочным вареньем.

Лена. А что произойдет с нами после закрытия занавеса... Рассказать?

Семеркин. В Шатиловской нам навстречу выйдет наш знакомый духовой оркестр... Народ соберется со всего района!

Гайдар. А когда кончится торжественная часть, я возьму ее за руку (показывает на Лену), мы побежим на Волгу, и я поцелую ее. Поцелую, честное слово!..

Лена. А я буду такая счастливая, счастливая и скажу ему: «Не надо, Степа, не надо...» А он, умница, не послушает меня...

Белка. А потом в клубе начнется праздник и танцы под баян!

Алехина (показывая на Семеркина). И этот мудрый, хороший человек опять меня приревнует к кому-нибудь...

Лена. А когда вы заснете в своих постелях, у нас будет еще самый разгар веселья... Вот только тогда и кончится наша комедия.

В комнату падают лучи ласкового осеннего солнца. Часы медленно бьют шесть.

Занавес

1934 (редакция 1957 г)