Соглядатай

Часть первая

Сцена первая

Отдаленная музыка. Входит ИОНАДАВ, мужчина средних лет в одежде своего племени. Сцена погружена в темноту.

ИОНАДАВ (зрителям). Вооламнон райах воошомов Йонадаб. «У Амнона был друг по имени Ионадав». В’Йонадаб иисе хохом м’од. «Ионадав был человек очень хитрый». Иными словами, «изворотливый» – так в моем племени называют тех, кого Бог наделил умом. А это, сами понимаете, большая редкость. Если кому интересно, я цитирую по каноническому изданию Библии – Вторая книга Самуила, глава тринадцатая. Я там удостоился двух упоминаний: первый раз «хитрый», второй раз «добрый»… а так меня как бы и нет совсем. Что весьма кстати. (Пауза.) История, надо сказать, препаршивая. Средневековые раввины, читая вслух священное писание, опускали ее целиком, а ведь они не знали и половины правды. Я один знаю всю подноготную, и беречь ваши уши я не стану. Не для того, милые мои, я столько лет пребываю между раем и адом, чтобы щадить чьи-то чувства. (Пауза.) Это история тотального обмана, где каждый одновременно обманщик и обманутый. История падения великого царя и всего «дома Давидова», и тут не обошлось без вашего покорного слуги. Я, презренный Ионадав, приживал в этом доме, человек без лица, обесславил могущественную семью, правившую Израилем.

Освещается внутренний круг – ДАВИД на троне.

Царь Давид, мой всемогущий дядя, главная фигура в мировом пасьянсе трехтысячелетней давности. Ревнивый, лживый, похотливый Давид, которого Бог Яхве поставил над избранным народом… избранным, добавлю от себя, за свою жестокость.

СЛУГИ ПРОСЦЕНИУМА – четыре раба – опускаются на колени перед Давидом; двое – священники – становятся сзади.

Мы вырезали всех подряд именем нашего Господа. Аммонитян, амаликитян, моавитян, рефаимов, зузимов, эмимов… всех этих на «ян» и на «ов», о которых вы, нынешние, ничего не знаете, а почему? Да потому, что мы их всех вырезали подчистую. Не могу сказать, что мне их очень жаль… дикари… Словом, не впадайте в ошибку, представляя себе Давида этаким пастушком, отдыхающим на травке. Он сидел в городе из камня, на вершине каменистого холма, и десять заповедей, тяжелые как каменные глыбы, перекатывались у него во рту.

ДАВИД (сурово). Эти люди молятся истуканам. Отведите их на площадь, и пусть их забьют камнями. Селб!

Священники поднимают вверх одну руку.

Говорю вам: благословен тот, кто ходит путями Господа. И проклят тот, кто уклоняется от путей Господних. Сердце его истечет кровью, а тело его – нечистотами. Так же сделай со мной, Господи, если я нарушу Твой закон. Селб!

Он ударяет в ладоши. Барабанная дробь. Священники «забивают камнями» осужденных, те замертво падают на землю. Зрительный зал заполняют выкрики толпы и трубный глас пастушеских рогов-шофаров. Перемена света. Священники уходят. Мертвые лежат.

ИОНАДАВ (зрителям). И так каждый день. Иерусалим пропах кровью. Человеческой, бежавшей по сточным канавам; жертвенной, заливавшей алтари. А из пустыни ветер приносил запах чужой крови, что вытекала в песок из порубленных тел врагов наших. От этой вони меня выворачивало наизнанку. Что поделаешь, тонкая натура. Такая вот белая ворона. Кстати, это единственное, что я, подлая душа, могу предъявить в свое оправдание. Да, я натура тонкая… чего не скажешь о Творце. И это Он создал меня по своему образу и подобию? Смотрите: вот я, трепетный Ионадав, и вот Он, свирепый Яхве, которого не умягчит ни женская ласка, ни спасительная самоирония. Не вижу сходства между мной и Им… если Он вообще есть. (Понизив голос.) При жизни я не смел даже намекнуть об этом, но не думайте, что меня не посещали сомнения. Знатоки Библии, если таковые среди вас найдутся, видимо, считают, что древние израильтяне, все как один, были истовыми верующими. Вранье! Вот перед вами я, червь пресмыкающийся. И таким становится всякий, кто падает ниц перед Единым Богом из страха быть забитым камнями. А сердце тянется к другому – к Богу, который не держит камня за пазухой.

Мертвые встают…

ДАВИД. Пусть подойдут мои сыновья. Подайте им угощенья.

…теперь это АДОНИЯ, ЕЛИСАМ, НАФАН и СОВАВ. Еще двое – СЛУГИ – вносят блюда с едой.

ИОНАДАВ (зрителям). Последуем за ними, ибо с этого застолья, в сущности, начинается наше повествование. Ваше счастье, что вас не пригласили разделить трапезу. Еду готовили под наблюдением раввинов, ничего не смысливших в кулинарном искусстве, так что можете себе представить, чем нас потчевали. Знаете, от чего больше всего страдали люди за тысячу лет до Р. Х.? От медвежьей болезни. (Переходит на внутренний круг.) Кстати, этот «Х», происходящий из рода Давидова, мой дальний родственник.

ДАВИД (с приветственным жестом). Адония. Елисам.

Они склоняют перед ним голову. Ионадав низко кланяется братьям, но они его игнорируют.

Нафан. Совав.

Тот же ритуал.

Все садятся. Слуги подносят еду для царского благословения.

ИОНАДАВ. У Давида были еще сыновья. Та еще свора: злые, горячие кобели, которые меня не замечали, зато со старого хозяина глаз не сводили … когда уже он подохнет?

Давид встает. Все, включая Ионадава, падают ниц.

ДАВИД (простирая руку над едой). Хвала Царю Небесному, который дает нам хлеб насущный! (С завуалированной угрозой). И благословен тот, кто мирно ест его с братьями своими, не имея тайного умысла в сердце своем. (Пронзает их тяжелым взглядом.) Ешьте и радуйтесь.

Слуги ставят блюда перед едоками и уходят на внешний круг. Братья приступают к трапезе. ИОНАДАВ запускает руку в общую миску.

ИОНАДАВ (зрителям). Когда-то Давид велел убить хеттеянина, чтобы завладеть его женой Вирсавией. Сказывали, что за это Господь поразил их сына-первенца и предсказал Давиду, что не отступит меч от дома его вовеки. Судите сами…

Перемена света. Двое слуг на внешнем круге принимают ритуальные позы египетских царей. На внутреннем круге братья низко склоняются над едой. Экзотическая музыка.

Сколько я себя помнил, мне всегда хотелось убежать без оглядки из этой скотобойни. Каждую ночь, засыпая в своей комнатенке вдали от дворца, я уносился в своих мечтах. Еще мальчиком я услышал легенду о Царстве Вечного Мира – это было давно, когда правили двое влюбленных. Боги даровали им красоту и бессмертие.

Царь и царица заключают друг друга в объятья.

Там воздух оглашали звуки флейты, а не крики баранов перед закланием. Там храмы украшались статуями добронравных божеств – не табличками с грозными запретами. Там небеса проливали золотой дождь благодати – не огонь и серу слепого возмездия.

Царь и царица, держась за руки, уходят со сцены.

Иногда я видел это так ясно: загорелые плечи царя, бирюзовые глаза царицы… Бредовая фантазия, согласен. С сексуальной подоплекой. Слишком красиво для этих мужланов. Но она помогала жить в атмосфере страха и палочной дисциплины.

Сцена вторая

Перемена света. Из противоположных кулис выходят АМНОН и АВЕССАЛОМ. Амнон, этакий здоровый, тугодумный бычок тридцати с лишним лет, кажется рассеянным. Юный Авессалом поражает своей красотой и статью; его необыкновенные, черные как смоль, волосы собраны в узел. На лице первого написана глуповатая наивность; лицо второго выдает пылкую натуру, еще незрелую и потому опасную. Здесь же другие ПРИНЦЫ. Авессалома сопровождают двое ТЕЛОХРАНИТЕЛЕЙ с посохами, которыми они ударяют об пол, выражая свои чувства.

ИОНАДАВ. К этим, в отличие от других сыновей, стоит приглядеться.

ДАВИД. А вот и солнце наше, Авессалом!

АВЕССАЛОМ (с горячностью). Да хранит тебя Господь вовеки, возлюбленный отец!

ИОНАДАВ. Любимчик Авессалом. Единственный, кому разрешена личная охрана. Отрада всех, кто хотя бы раз его увидел. Ярчайшая звезда… поневоле отвернешься.

ДАВИД. Амнон!

АМНОН (отделывается легким поклоном). Храни тебя Господь, отец.

ДАВИД. Что? Я тебя не слышу.

АМНОН (громче, угрюмо). Храни тебя Господь, возлюбленный отец.

ДАВИД. Благодарю.

ИОНАДАВ. Амнон, старший сын по кличке Бычок. Мой друг и высокий покровитель. Куда я без него? Как червя, раздавят.

АМНОН подзывает его кивком. ИОНАДАВ подходит.

Как все быки, он страшно похотлив. Но, в отличие от быков, с претензией. Забавное сочетание. Главное его желание – чтобы его воспринимали как человека думающего. Меня он считает ученым. На его фоне – еще бы! (Амнону, подобострастно.) Мой принц.

АМНОН (понизив голос, раздраженно). Где ты пропадал?

ИОНАДАВ. Семейные дела. Имение в Галилее. Вот уж дыра так дыра.

АМНОН. Ты был мне нужен.

ИОНАДАВ. Сожалею.

АМНОН. Приходи, как стемнеет.

ИОНАДАВ. Если смогу.

АМНОН. «Если»? Сегодня, как стемнеет! (Резко.) Ты меня понял?

ИОНАДАВ (удивившись). Да, мой принц. (Зрителям.) Что-то стряслось. Давно я его таким не видел.

ДАВИД. Амнон!

АМНОН. Ммм?

ДАВИД. Подойди. Что с тобой? Ты не заболел? Ну-ка… (Поворачивает его лицо к себе.) У тебя запой?

АМНОН. Нет.

ДАВИД. «Нет»! Ты с кем разговариваешь?

АМНОН. Нет, возлюбленный отец.

ДАВИД. Значит, шлюхи?

АМНОН. Нет, возлюбленный отец.

ДАВИД. Как бы не так. (Забавляясь.) Совсем они тебя заездили.

АМНОН. Ничего подобного, клянусь!

ДАВИД. Не боишься оказаться клятвопреступником?

АМНОН. Не был я с женщиной, отец!

ДАВИД. Давно ли?

АМНОН (огрызается). Давно! Месяц… два… не помню!

Братья издевательски цыкают. Он в ярости оборачивается к ним.

Это вы из постели шлюх не вылезаете, а у меня есть дела поважнее! У вас же не головы, а (постучал себя по темечку) пустые черепушки!

Братья и телохранители в восторге стучат посохами об пол.

ДАВИД. Тсс. Ты у нас бык, могучий бык! Мысли – это удел Авессалома. (Младшему сыну.) Что ты думаешь, солнышко? Он говорит правду?

АВЕССАЛОМ. Откуда мне знать, величайший из отцов? Он такой скрытный. Мы его совсем не видим.

АМНОН. Как это?

АВЕССАЛОМ. Когда ты был последний раз во дворе?

АМНОН. А чего мне здесь глаза мозолить!

Все смеются.

ДАВИД. Тсс! Довольно! Ты мрачный и скрытный, зато Авессалом у нас, как ясное солнышко. (АВЕССАЛОМУ.) Чего ты хочешь, свет моих очей? Чем вознаградить тебя за твою открытость?

АВЕССАЛОМ. Мне ничего не надо, возлюбленный отец!

ДАВИД. Будто бы. Всем что-нибудь да надо от царя!

АВЕССАЛОМ. Что ж, есть у меня одно желание.

ДАВИД. Так-так!

АВЕССАЛОМ. Чтобы ты, отец, посетил меня в Ваал-Гацоре. В следующем месяце праздник кущ. Ты уже много лет не покидаешь города. Простые люди хотят тебя видеть! Я правду говорю?

Телохранители с одобрением стучат своими посохами.

Если ты приедешь, я велю раскинуть шатры… сотни, тысячи шатров!

Одобрительный стук посохов. Авессалом почтительно склоняется перед Давидом. Вдруг все застывают.

ИОНАДАВ (зрителям). С этим приглашением в деревню он обращается каждый год, и всякий раз Давид придумывает новую причину для отказа. Он слишком подозрителен, чтобы покидать пределы столицы.

ДАВИД. Мой мальчик, царь себе не принадлежит. Когда он путешествует, его подданные ждут небывалого спектакля. Они хотят видеть своего правителя во всем блеске.

АВЕССАЛОМ. Так возьми с собой всю свиту! Мои владения благодаря тебе, самый щедрый из отцов, обширны и плодородны.

ДАВИД. Избави Бог, чтобы мои дети доказывали свою любовь, как нищие, выпрашивающие подаяние!

АВЕССАЛОМ. Не милостыни я прошу, отец.

ДАВИД. Нет, и весь разговор!

АВЕССАЛОМ. Не знаю, как мне доказать свою…

ДАВИД (грубо). Я сказал, ни слова больше! (Берет себя в руки.) Иди сюда. Дай прижать тебя к моей груди. Послушай, как бьется любящее сердце! (Заключает сына в объятья. Свидетели этой семейной сцены издают крики одобрения.) Красавчик, а? И с моей рожей можно расстараться!

АВЕССАЛОМ (смущен). Отец…

ДАВИД. Кто может похвастаться такими волосами? Какая женщина? Ну-ну, отцу можно! (Гладит его по волосам.) Знаете, сколько они весили, когда он их последний раз подстригал? Он у нас скромник, слова не вытянешь, так я послал своих людей узнать. Двести сиклей! Не волосы, чистое золото! Видел ли Израиль что-нибудь подобное?

Стучат посохи, рукоплещут принцы. Амнон отвернулся.

Что, Амнон, нахмурился? Ревнуешь? Зря! (Встает с трона, подходит к нему.) Ты мой первенец! Мой бесстрашный Бычок! (Изобразив рога на голове, делает выпады.) Ха!.. Ххххаа! (Роет «копытом» землю. Боднул Амнона «рогами», тот с досадой его оттолкнул. Зашипели братья. Повисла тишина.) Ого! (С угрозой в голосе.) Наш Бычок сегодня не в духе. Це, це, це. А где моя девочка? Вас я, вижу, захвалил. Того гляди, испорчу. Я хочу видеть Фамарь! Где Фамарь?

АВЕССАЛОМ. Она здесь. Ждет, когда ты ее позовешь.

ДАВИД (с притворным изумлением). Здесь? Ты не шутишь?

АВЕССАЛОМ. Как можно?..

ДАВИД. Нельзя. Впустите же ее! Пусть нас потешит! Фамарь! Фамарь, где ты? Мы жаждем тебя видеть! Ну-ка, мальчики!

Принцы давай стучать открытой ладонью по помосту – так нетерпеливые зрители требуют, чтобы начинали спектакль. Телохранители ударяют в пол своими посохами. Музыкальный аккорд. Все застывают.

ИОНАДАВ (зрителям). А сейчас, милые мои, она… какая же история без женщины? А здесь она – главное лицо, с нее эта буча началась, ею и закончилась. Умащенная и разодетая, приведенная из дворцового гарема для ублажения царя, родная сестра Авессалома и сводная сестра Амнона, любимая дочь старого греховодника, – Фамарь! Самое избалованное существо в царстве Давида!

Музыка. ФАМАРЬ, чье лицо скрыто покрывалом, приседает перед царем. Она юна и удивительно хороша собой.

Кукла, не удостаивавшая меня даже презрительного взгляда.

ДАВИД (открывая ее лицо). Совершенство! Я велю написать на скрижали из порфира: «Господь создал совершенство!» (Принцы согласно барабанят по помосту.) Моя радость, позволь мне усладить твое небо! (Протягивает ей восточную сладость.)

ФАМАРЬ. А благословить?

ДАВИД. А?

ФАМАРЬ. Еду надо благословить, разве ты не знаешь?

ДАВИД (забавляясь). Ну разумеется. Умница моя. (Держа кусок перед собой.) Хвала Царю Небесному, который дает нам хлеб насущный!

ФАМАРЬ (набожно). Аминь.

ДАВИД (кладет ей в рот деликатес). А теперь ты нам споешь.

ФАМАРЬ. Нет.

ДАВИД. Что?

ФАМАРЬ. Не сегодня.

ДАВИД. Но я все утро ждал этой минуты. Мы все ждали!

ФАМАРЬ. Прости. Нынче я не в голосе.

ДАВИД. Глупости! Ты хочешь, чтобы тебя уговаривали! Амнон, попроси свою сестру, для тебя она споет. (Тот словно не слышит.) Амнон!

АМНОН (не глядя на нее, тихим голосом). Спой, Фамарь.

ДАВИД. Что это? Не очень-то убедительно. Ты просишь о милости, за которую можно отдать все наше царство! Кто же станет петь для такого сухаря! Да, моя голубка?

АВЕССАЛОМ (вскакивает на ноги, с воодушевлением). Спой, Фамарь, я прошу тебя! Спой для меня, а я тебе подыграю!

ДАВИД (резко). Нет. Тебе еще надо поучиться. Дайте мне гусли!

Рукоплескания. Царю подают инструмент. ФАМАРЬ присела на ступеньки у подножия трона. Царь коснулся струн, девушка отозвалась мелодичным эхом. Но вот зазвучали уверенные переборы. Девушка поет и танцует, походя флиртуя с братьями. Сначала она заигрывает с Авессаломом, игнорируя Амнона, сидящего с низко опущенной головой. Вдруг, словно невзначай, она задевает его лицо покрывалом, и он едва не лишается рассудка. От яростного бессилия он вдребезги разбивает блюдо. Песня оборвалась. Пальцы царя замерли над струнами. Все уставились на Амнона, тот отводит глаза.

ДАВИД (с трудом сдерживая гнев). Кажется, я не ошибся: мой Бычок немного перебрал. От вина быки становятся еще более неуклюжими. Фамарь, не обращай внимания. Пой!

ФАМАРЬ (надулась). Не хочу. Он все испортил.

Топнув ножкой, она швыряет покрывало в лицо Амнону и убегает. ДАВИД, прошипев что-то в адрес старшего сына, уходит в сильном раздражении, за ним Авессалом и его телохранители. Слуги уносят царский трон. Перемена света. Сверху опускается балдахин с подобранными матово-белыми занавесями. Мы переносимся в…

Сцена третья

Дом Амнона. Садится солнце. АМНОН мечется по комнате, затем садится. Лицо его выражает страдание.

ИОНАДАВ (зрителям). Разумеется, вино здесь было ни при чем. Вдруг я все понял. Вы тоже? Глаза-то нам на что! Вот так сюрприз. Как это могло случиться?.. Я шел к Амнону, сгорая от нетерпения.

Слуги Просцениума – двое РАБОВ – проводят его к Амнону, на внутренний круг, и уходят.

Амнон?

АМНОН (тупо). Ммм?

ИОНАДАВ. Я пришел…

АМНОН. Подойди.

ИОНАДАВ с опаской подходит. У Амнона в руке обнаруживается нож.

Ну!

ИОНАДАВ. Что?

АМНОН. Смелее! (Насильно сует ему нож.) Бей сюда! Ну! Давай!

ИОНАДАВ (сопротивляясь). Нет, Амнон! Нет! (Отшвыривает нож подальше.) Я не за этим пришел. Изволь объяснить.

АМНОН. Я не могу… не смею…

ИОНАДАВ. Я тебя не понимаю.

АМНОН. Никто не смеет сказать об этом вслух! Никто и никогда!

ИОНАДАВ. Я скажу.

АМНОН (пауза). Ты?

ИОНАДАВ. Поклянись, что ты не причинишь мне вреда. (Амнон подносит пальцы ко лбу.) В Израиле есть закон: не обнажай наготы сестры своей, хотя бы даже сводной. (Пауза.) Угадал?

АМНОН (едва слышно). Да.

ИОНАДАВ. Когда это случилось?

АМНОН. Давно.

ИОНАДАВ. А точнее?

АМНОН. Месяц назад! Во дворце. Она пела ту же песню, и пальцами так: щелк, щелк. Понимаешь? Щелк, щелк. И теперь она сидит у меня в голове. Днем и ночью! Только глаза закрою: «Я здесь, Амнон!.. я с тобой, Амнон!.. чего ты ждешь, Амнон!..» Я был у кудесника. Я его спросил: «Разве щелканье пальцев может разбудить демона?» – «Может». – «Так прогони его!» Он взял краски и нарисовал мне на груди вот это. Смотри! (Обнажает грудь, показывая каббалистический знак, играющий яркими цветами.) Сказал, чтобы я семь дней это не трогал. А толку! Еще хуже стало. С каждым днем все хуже и хуже…

ИОНАДАВ. Ш-ш-ш! Ну что ты, Амнон. Я с тобой. Твой верный друг. (Прижимает его к себе. Амнон застыл. Зрителям.) В ноздри мне ударил запах: свалявшейся бычьей шерсти… и страха. И в эту минуту во мне проснулся демон! Тот, что так чутко спит в кишках всех презренных и презираемых. Демон жажды похлеще той, что мучила Амнона: жажда разрушения, катастрофы, вселенского хаоса! Уничтожить великих мира сего, вытирающих об меня ноги! Уничтожить «дом Давидов», для которого я не существую! Уничтожить его Бога! Почему бы нет? Пусть защищается! Пусть доказывает, что Он есть! Пусть попробует меня остановить всесокрушающий Яхве! (Пауза.) Я открыл рот, и это было начало конца…

АМНОН зашевелился, застонал.

Нет, Амнон, это не демон. Кажется, тут сокрыт великий смысл.

АМНОН. Что ты хочешь сказать?

ИОНАДАВ. Трудно… страшно об этом говорить… но все сходится.

АМНОН. Что? Да говори же! Ну?

ИОНАДАВ. Я часто рассказывал тебе старинную легенду. О Царстве Вечного Мира.

АМНОН. Которым вместе правили юные Царь и Царица.

ИОНАДАВ. Влюбленные друг в друга.

АМНОН. Им было даровано бессмертие.

ИОНАДАВ. Да.

АМНОН. И что же?

ИОНАДАВ. Они были братом и сестрой. (Пауза.) Эту легенду так чтят в Египте, что брак между братом и сестрой разрешен там по сей день.

АМНОН. Нет!

ИОНАДАВ. Только в царских семьях. Не просто разрешен – предписан.

АМНОН. Предписан?

ИОНАДАВ. Египетские цари являются богами, разве ты не знал? Наши священники об этом помалкивают, поощряя невежество… для нашего же блага, разумеется.

АМНОН. Продолжай!

ИОНАДАВ. В долине Нила люди верят, что царский отпрыск несет в себе свет божественности.

АМНОН (испуганно). Тише ты!

ИОНАДАВ. Наш Бог, понятно, светом ни с кем не делится. В Египте все иначе: бессмертие дается новорожденному царскому сыну как обетование. Остается лишь дождаться обряда консуммации.

АМНОН. Консуммации?

ИОНАДАВ. Когда с ним на ложе возляжет его сестра.

АМНОН. Молчи!

ИОНАДАВ. На священном ложе.

АМНОН. Мерзость! Какая мерзость!

ИОНАДАВ. Мне не стоило говорить об этом.

АМНОН. Да! Не стоило! Продолжай.

ИОНАДАВ. Переменим тему. Я слишком многим рискую.

АМНОН (вскочил на ноги). Я сказал: продолжай! (Спокойнее.) Ты у нас ученый. То, что простые люди называют богохульством, у тебя – предмет исследования. Это дозволено. Я тебе дозволяю. Я тебе «предписываю»! (Смеется.)

ИОНАДАВ (после паузы). «Избранник» – тебе это что-нибудь говорит?

АМНОН. Это как?

ИОНАДАВ. В старинных легендах сестра среди всех братьев должна указать на своего избранника – как Самуил когда-то указал на твоего отца. Она открывается ему в видении и приглашает разделить с ней вечную жизнь.

АМНОН. В видении!

ИОНАДАВ. Да. Это устраивают боги, а ей самой и невдомек. Я читал папирусы. Это похоже на чудо. Лишь один из сотен тысяч удостаивается этой великой чести. Другие просто не вынесли бы такого испытания.

АМНОН. Почему?

ИОНАДАВ. Принцесса поселяется в голове несчастного принца. Она терзает его денно и нощно. Кому под силу вынести подобные муки? Он вожделеет… катается в судорогах… теряет сознание. Иные умирают.

АМНОН. Вот-вот!

ИОНАДАВ. Но в конце концов он побеждает – если достоин ее выбора. И в обладании друг другом… о, эта неземная нежность нам, простым людям, неведома… они достигают бессмертия! Когда земной их путь заканчивается, они вдвоем уходят в иной мир, где их любовь длится вечно.

АМНОН (молчит под впечатлением услышанного; с нервным смешком). Неужели ты веришь этому, Ионадав?

ИОНАДАВ. Я, как ты сам сказал, ученый. Просто пересказываю дела минувших дней. А Египет, что бы там ни говорили наши священники, величайшее царство. От его сокровенных тайн, мой дорогой, смехом не отделаешься. (Помолчал.) Твой кудесник прав: скорее всего это демон, которого можно выгнать молитвами и постом. Но если, паче чаяния, это не демон… значит, мы имеем дело с чудом. Ты Избранник! Невероятно, но факт.

АМНОН (переварив его слова). А как можно проверить?

ИОНАДАВ. Путь один – самопознание.

АМНОН. Самопознание?

ИОНАДАВ. Это когда человек заглядывает в себя. Я не уверен, что ты способен это выдержать.

АМНОН. Я старший сын Давида! Нет такого, чего бы я ни выдержал!

ИОНАДАВ. Ты можешь провести неделю затворником в этой комнате?

АМНОН. Спрашиваешь!

ИОНАДАВ. Загляни в себя, и ты увидишь притаившихся старых богов. Спроси у них: «Это демон или судьба?»

АМНОН. И спрошу!

ИОНАДАВ. Они ответят – ее устами. То, о чем ты мечтаешь, да будет священнодействием – или пусть не будет совсем.

АМНОН (раздраженно). Никогда этому не бывать! А то ты не знаешь, что ее держат взаперти!

ИОНАДАВ. Сначала выясни, судьба ли это. Запри все двери. Разрисуй тело знаками каббалы. Одного знака, если это демон, пожалуй, мало.

АМНОН. Еще он дал мне оберег. (Показывает.) Сильнее не бывает.

ИОНАДАВ. Носи его – тут лишняя предосторожность не помешает. И никому ни слова! Если это демон – схватись с ним. Если судьба – положись на меня. Я придумаю, как выманить ее из дворца. Клянусь. (Касается лба кончиками пальцев.) И Божий промысел порой требует земного вмешательства.

АМНОН. Вот уж не думал, что ради меня ты готов на все!

ИОНАДАВ. Не забывай, мы, простые смертные, можем мечтать, но осуществить мечты дано только царям.

АМНОН. Хорошо сказал!

ИОНАДАВ. Неделя затворничества! (Зрителям.) С этими словами я отбыл в наше имение у черта на куличках. За неделю этот болван потеряет остатки разума!

Сцена четвертая

Перемена света. АМНОН опускается на колени, целует амулет и надевает его на шею. НОСИЛЬЩИКИ входят с портшезом и уносят в нем ИОНАДАВА на внешний круг.

АМНОН. Защити меня от всех демонов и духов! Селб и аминь!

ИОНАДАВ (зрителям). В носилках, по пути в наше именьице, я был как пьяный. Все! Это конец! Мне ли тягаться с помазанником Божиим и царскими выродками? Хуже – с самим Всевышним? Зарвался! Не таких обламывали! (Задирает голову к небу.) Что Ты молчишь?

АМНОН. Фамарь! Приди ко мне, Фамарь!

ИОНАДАВ. Всю неделю меня терзали видения… его тоже.

АМНОН. Явись, спаси меня, или я издохну как пес!

ИОНАДАВ. Мои были похабнее. Фамарь, невинная голубка, недотрога, опрокинутая навзничь.

АМНОН. Где же ты? Заговори со мной!

ИОНАДАВ. Не в боли дело. И не в насилии. Просто грязь и бесчестье. То, что всегда было моим уделом, изволь теперь хлебнуть ты… породистый зверек!

АМНОН (бьет поклоны). Громче! Я тебя не слышу!

ИОНАДАВ. Всех презирающая Фамарь и всеми презренный Ионадав – на одной доске! Испытай разок, каково это, жить среди царских плевков!

АМНОН (раскачивается как одержимый). Да!.. Да!.. Еще!.. Еще!..

ИОНАДАВ. Но сначала надо было придумать, как выманить ее из дворца. Всем известно: чем проще, тем вернее. Мой план был гениален в своей простоте.

АМНОН. Я твой слуга! Я твой раб! Еще! Еще! Еще!

ИОНАДАВ сходит на землю. Портшез уносят.

ИОНАДАВ. Его первая догадка была, разумеется, верна. Охватившая его похоть – что это, как не демон... чьи зубы раздирают плоть… чей язычок змейкой вползает в ухо… чей бред заставляет человека поверить чему угодно. Да, милые мои, чему угодно – лишь бы загасить этот пожар.

АМНОН. Да!.. Да!.. Да!..

Он разворачивается всем телом навстречу Ионадаву, который ступает на внутренний круг. Перемена света.

Сцена пятая

АМНОН. Я знаю!

ИОНАДАВ. Что?

АМНОН (в сильнейшем возбуждении). Все как ты сказал! Что я пережил! Я думал, умру. Еще день, и меня разорвало бы на клочки. Боги укрепили меня – видишь, ты прав – кто, как не они! Их много… сотни сотен! Они говорили со мной через нее! Я сам долго не верил! Она произносила слова, которых знать не знает. «Внемли!» Ничего, да? «Внемли! Я твоя сестра! Запретная связь, Амнон, не распространяется на богоизбранных! Только она способна разрывать цепь, которой скованы смертные! Они знают страсть, заставляющую их повторять одни и те же телодвижения, но не знают, во имя чего! Ты избран причаститься божественному знанию! Ты узнаешь (многозначительный жест) смысл желания!» Ну, что скажешь?

ИОНАДАВ. Невероятно.

АМНОН. «Ты унаследуешь трон, – сказала она. – Ибо скоро наш отец умрет. Тогда мы станем царствовать вдвоем как муж и жена. Новое светило взойдет над землей обетованной! Солнцеликий – так будут впредь называть Амнона, не Авессалома! Когда же закончатся наши земные дни, мы перейдем в другой мир, ты и я, и будем вечно счастливы!»

ИОНАДАВ. Она все это сказала?

АМНОН. Слово в слово! Я слышал ее так же ясно, как я слышу тебя.

ИОНАДАВ. Я тебе верю! Просто… у меня нет слов.

АМНОН застывает. Зрителям.

Я правда растерялся. Я не верил ушам своим. Мой ручеек мистицизма превратился в бурную реку, сметающую все преграды! «Ночь любовных утех сделает его бессмертным» – как вам это понравится? И это говорил человек, который перепробовал больше женщин, чем иные из вас горячих блюд… в сущности, они и были для него едой: проглотил и забыл. Но ведь он не играл! О, игру я вижу за версту. Нет, тут серьезно. Связь с сестрой, по примеру древних, освободит нашего Бычка от оков, коими опутаны мы с вами! Как куколка, он сбросит кокон и бабочкой улетит высоко-высоко! Туда, где нет ни тлена, ни страданий. В рай небесный. На полном серьезе! У вас это в голове укладывается? (Презрительно тычет пальцем в Амнона.) Он! В раю! Грязное, тупое животное – в золотой попоне!

АМНОН. Перед тобой Божий избранник! Меня ждет награда! Тебя тоже.

ИОНАДАВ. Меня?

АМНОН. Ну да. Спутники «бессмертных» тоже могут обрести бессмертие. Кто это говорил, рассказывая о фараонах?

ИОНАДАВ (зрителям). Было такое. Я сделал вид, что у меня нет слов.

АМНОН. Ты что-то сказал?

ИОНАДАВ. У меня нет слов.

АМНОН. По-твоему, я сошел с ума?

ИОНАДАВ. Нисколько. Я ведь предчувствовал это, если ты помнишь.

АМНОН. А я о чем! Один к одному!

ИОНАДАВ. Скажи… тебе не страшно?

АМНОН. Страшно? Со мной боги!

ИОНАДАВ. Ну да.

АМНОН. Тебе только осталось выполнить свое обещание: помочь им.

ИОНАДАВ. То есть привести ее сюда.

АМНОН. Ты придумал – как?

ИОНАДАВ. Да.

АМНОН. Правда?!

ИОНАДАВ. Я не бросаю слов на ветер.

АМНОН. Ты потрясающий друг! Лучший со дня сотворения мира! Когда я стану царем, заявлю это во всеуслышание.

ИОНАДАВ. Право же, я того не стою.

АМНОН. Еще как стоишь! (Деловито.) Как же ты это сделаешь?

ИОНАДАВ. Только царь может отпустить ее из дворца.

АМНОН. Ну?

ИОНАДАВ. Пошли сказать ему, что ты на смертном одре. Ты неделю не был при дворе – это прозвучит убедительно. Он поспешит сюда. Здесь ты его попросишь прислать к тебе Фамарь – как сестру милосердия.

АМНОН. Он откажет.

ИОНАДАВ. Почему?

АМНОН. Он любит отказывать.

ИОНАДАВ. Его тронет твоя просьба. Он увидит в ней смирение и сыновнюю почтительность.

АМНОН. Глупая затея. Ничего не выйдет.

ИОНАДАВ. Почему?

АМНОН. Слишком просто.

ИОНАДАВ. Чем проще, тем вернее. Послушай, сегодня ты будешь держать ее в своих объятьях! (Обнимает его за плечи, доверительно.) Амнон. Ты должен обойтись с ней как можно ласковее. Будь с ней таким же нежным, каким ты будешь с Израилем. Пусть ваш союз скрепит любовь. Во имя Вечного Мира.

АМНОН (со вздохом). А… а…

ИОНАДАВ (зрителям). Пока я говорил с ним, я понял одну вещь: я должен это видеть. Спрятаться… где-нибудь поблизости… и увидеть все воочию. Легко сказать!

АМНОН (вздохи сменяются стонами). А!.. А!.. А!.. (Согнулся пополам.)

ИОНАДАВ. Что с тобой?

АМНОН (сотрясаемый конвульсиями). Ааа!.. Ааа!..

ИОНАДАВ. Амнон! Что случилось? Скажи мне!

АМНОН. На помощь! Эй, слуги! (Хлопает в ладоши.) Ко мне!

СЛУГИ ПРОСЦЕНИУМА – два раба – прибегают на крики.

В постель! Ааа!

Они подхватывают его под руки. Вдруг все застыли.

ИОНАДАВ (зрителям). Невероятно. Не успел я заикнуться о мнимой болезни, как он и вправду заболел. Да как! Опять же, никакого наигрыша. Горячка, рвота, обильный пот! Только диву даешься.

Слуги приносят целый ворох подушек, из которых обустраивают царское ложе. Сверху опускается балдахин. Рабы укладывают хозяина в постель.

АМНОН. Дай мне умереть, Господи! Убей меня! Смерти хочу! (Срывает с шеи амулет и отшвыривает подальше.)

ИОНАДАВ (слугам). К царю! Кто-нибудь! Живо!

Двое слуг убегают за кулисы.

Сцена шестая

Спальня. Вокруг АМНОНА суетятся СЛУГИ. Один готовит лекарство, другой вытирает испарину со лба больного.

АМНОН (бредит). Согрешил! Нет мне прощения! Убей, убей меня! А!

ИОНАДАВ (зрителям). Это в нем говорил ужас перед предстоящим. Бросить двойной вызов – Отцу Небесному и столь же грозному, земному!

Быстро входят ДАВИД, АВЕССАЛОМ, СЛУГИ и СВЯЩЕННИК с молитвенным покрывалом и царским тюрбаном, на котором по-древнееврейски написано «Посвящается Яхве».

ДАВИД. Амнон! Что с тобой? Что происходит? (ИОНАДАВУ.) Говори!

ИОНАДАВ. Я не знаю… Все так неожиданно…

ДАВИД. Его отравили? Кто-то чужой присылал ему еду?

ИОНАДАВ. Нет, господин мой царь.

ДАВИД (увидел знак на груди Амнона). Что это? Кто нарисовал? Ты?

ИОНАДАВ (испуганно). Нет, господин мой царь!

ДАВИД. А кто?

ИОНАДАВ. Не знаю… наверное, он сам… обратился за помощью…

ДАВИД. Помочь может только Бог Единосущный.

ИОНАДАВ. Да, мой господин.

АМНОН (бредит). Все открылось!

ДАВИД. Что? Что он сказал? (Склоняется над больным.) Говори, мой мальчик. Я тебя слушаю.

АМНОН. Все открылось! Моя низость…

ДАВИД. Ты о чем, Амнон?

ИОНАДАВ. Он в горячке. Сам не знает, что говорит.

ДАВИД. Помолчи. – Открой мне свое сердце, Амнон.

АМНОН. Черная душа! Грязные мысли!

ДАВИД. Ну, что ты, мой мальчик. Грязные мысли – это про меня.

АМНОН. Низкий, неблагодарный!

ДАВИД. Ш-ш-ш. Это я заслужил такие слова. Всю эту неделю, что ты не появлялся во дворце, я говорил: «Он запил! Он таскается по шлюхам!» А в это время ты корчился от боли. Вот я и наказан!

АМНОН. Злобный, грязный пес!

ДАВИД. Неправда! Ты добрый. А бежишь от меня, потому что я недостоин собственных детей! Но ты поправишься. Я вылечу своего любимого Бычка. Милосердный Господь услышит мои молитвы и вернет тебя к жизни. Он не накажет тебя за мои грехи. Авессалом!

Младший сын облачает его в молитвенное покрывало, надевает на голову царский тюрбан.

А теперь все молитесь, чтобы Всемогущий Господь восстановил Амнона!

Все, как по команде, падают ничком на пол.

ИОНАДАВ. И тотчас все пали ниц в порыве слепой веры, лицо же Давида обратилось к небу. И вновь, как это часто бывало, когда я заставал его в молитве, я ощутил непреодолимое желание оказаться на месте Того, к Кому были обращены эти слова.

Тихий аккорд на струнах арфы.

ДАВИД. Царь Небесный, яви свою милость!

Общий стон.

Отведи Свой гнев от безвинного сына и его недостойного отца!

Общий стон.

Обрати к нам Свой пресветлый лик и даруй нам радость!

Все тихо бубнят молитву.

ИОНАДАВ (встает с колен и подходит к Давиду). Одно из двух: или он говорит в пустоту, или там, наверху, есть Синедрион, перед которым ему дано ходатайствовать за себя… и за всех нас. Лежа на пыльном ковре, я изо всех сил пытался постичь великую загадку… как может человек, этот слепец, не знающий даже себя, объясниться с Высшим Разумом, да вдруг прозреть? Ведь это было бы чудом – стать инструментом, послушно звучащим в Его руках!..

ДАВИД. Селб и аминь!

ИОНАДАВ. Так просто?

ДАВИД. Амнон, на тебе благодать Всевышнего, дарующего жизнь!

ИОНАДАВ. Смотрите! – что это? – я не сплю?

АМНОН (садясь на постели, тянется к Давиду). Отец!

ИОНАДАВ (снова простерт). Здоров! Словно из него весь яд вышел!

АМНОН. Величайший из отцов!.. Ааа…

ДАВИД. Отдыхай. Восстанавливай силы.

АМНОН. Одна просьба…

ДАВИД. Все, что ты хочешь. Говори.

АМНОН. Хочу, чтобы меня навестила сестра.

ДАВИД. Фамарь?

АМНОН. У нее добрая душа. Она вдохнет в меня новые силы. (Давид отворачивается.) Ты сердишься? Прости, это горячка.

ДАВИД. Ты прав, вот кто исцеляет! Однажды ее лепешки поставили меня на ноги. Что ж… я ее пришлю. Сегодня же.

АВЕССАЛОМ (вскочил). Нет!

ДАВИД. Что?

АВЕССАЛОМ. Она не должна… она не может… (запутался)

ДАВИД. Это почему?

АВЕССАЛОМ. Она еще никогда не выходила из дворца.

ДАВИД. Вот и выйдет. Маленькое приключение.

АВЕССАЛОМ. По-моему, это… нехорошо…

ДАВИД. По-твоему? Ты сказал «по-твоему»? Ты смеешь мне возражать?

АВЕССАЛОМ (шепотом). Нет.

ДАВИД. Не слышу?

АВЕССАЛОМ (громко). Нет, возлюбленный отец.

ДАВИД (глядя ему в глаза). Надеюсь. (Возвращает тюрбан. Амнону.) Сегодня вечером твоя сестра придет и позаботится о тебе. (Ионадаву, резко.) Ты! Немедленно сотри с его груди эту мерзость!

ИОНАДАВ. Слушаюсь, господин мой царь.

ДАВИД (раздумчиво). Ионадав… все видит, все знает…

ИОНАДАВ. Прости. Я тебя не понимаю.

ДАВИД (свите). Пойдем. Ему нужен отдых. (Амнону, ласково.) Мой Бычок снова станет сильным и еще наведет шороху в наших угодьях. А?

По-свойски цапнув сына между ног, с хохотом выходит. За ним священник. АВЕССАЛОМ, с тюрбаном в руках, задерживается.

АВЕССАЛОМ. Похоже, отец тебя вылечил.

АМНОН. Его могущество безгранично.

АВЕССАЛОМ. Я зайду к тебе завтра.

АМНОН. Нет!.. Мне лучше отдохнуть денек-другой.

АВЕССАЛОМ. Как тебе угодно. (ИОНАДАВУ.) Смотри, береги мою сестру как зеницу ока.

ИОНАДАВ. Да, мой принц.

АВЕССАЛОМ испытующе глядит на него, на брата. Зрителям.

У меня внутри все похолодело. Что это было, ревность? Или воистину лучи «нашего солнышка» просвечивали насквозь?

АВЕССАЛОМ. Мы еще увидимся, Ионадав. (Выходит.)

АМНОН хлопком отпускает слуг. ИОНАДАВ смачивает тряпку в тазу и стирает магический знак с груди Амнона.

ИОНАДАВ (в радостном возбуждении). Ну? Что я тебе говорил!

АМНОН. Ты о чем?

ИОНАДАВ. Сработало. Как я и думал.

АМНОН. Не надо…

ИОНАДАВ. Что такое?

АМНОН. Не сейчас. Я устал... Не всякий выдержит такое испытание.

ИОНАДАВ. Да, но все уже позади. Сегодня ты ее увидишь!

АМНОН. Прошу… посиди со мной, как друг. Я подремлю, а ты не спи. Вдруг что понадобится…

ИОНАДАВ. Конечно.

АМНОН. Я никому не доверил бы свою жизнь. Но ты – другое дело.

ИОНАДАВ. Я польщен.

АМНОН. Вздремну немного. Ты удивительный человек, Ионадав. Да… удивительный…

Он уже спит. Ионадав застыл с тряпкой в руке.

ИОНАДАВ (зрителям). Уснул. Счастливый как младенец. (Перемена света. Мрачноватая музыкальная тема.) Мне же было не до сна. Чем спокойнее звучала предвечерняя разноголосица, тем тревожнее становилось у меня на душе. Скоро она будет здесь, в этой комнате! Пора уже Богу вмешаться! Как далеко Он позволит этому зайти? И какой будет расплата?

День окрашивается в закатные тона. Музыка нарастает, становясь все более зловещей. Входит АВЕССАЛОМ и с ним четверо ТЕЛОХРАНИТЕЛЕЙ. Он указывает им перстом на виновника, и они, выполняя молчаливый приказ, проделывают в замедленной пантомиме, не прикасаясь к Ионадаву, все то, о чем он рассказывает.

ИОНАДАВ. Тут я почувствовал страшную слабость. Веки сами закрылись, и грозное видение пронеслось в моем отуманенном мозгу. Авессалом, окруженный своими цепными псами, кого-то выискивал диким взором, и в руке у него был карающий меч правосудия! Вдруг меч указал на меня, и в следующую секунду я уже извивался в когтях его прихвостней, тащивших меня куда-то. Они швырнули меня в канаву с нечистотами! Надо мной издевались оборванцы. Какая-то дворняга цапнула меня за ногу. (По залу прокатывается волна издевательского смеха.) В ушах стоял устрашающий крик…

АВЕССАЛОМ молча разевает рот, а из динамиков грохочет:

ГОЛОС. Справедливый суд!!! Справедливый суд!!!

ИОНАДАВ с криком очнулся и невольно разбудил Амнона. Перемена света.

АМНОН. Что такое?

АВЕССАЛОМ и телохранители медленно покидают сцену.

Который час?

ИОНАДАВ. Не знаю…

АМНОН. Я же велел тебе не спать.

ИОНАДАВ. Да…

АМНОН. Что с тобой?

ИОНАДАВ. Ничего. Все хорошо. Отлично. Лучше не бывает.

АМНОН. Ты боишься. Это мне не нравится. Страх – он как зараза.

ИОНАДАВ. Прости.

АМНОН. Успокойся, Ионадав. Посмотри на меня. Я спокоен. Ничто не тревожило мой сон – это ли не знак? Взгляни в окно: какой покой! Небеса улыбаются. Один ты – не пришей к звезде рукав.

ИОНАДАВ. Планида такая.

АМНОН. Ерунда! Где слуги? До сих пор во всем теле слабость.

ИОНАДАВ. Позвать?

АМНОН. Пусть принесут новый хитон. Белый!

ИОНАДАВ (хлопает в ладоши). Белый хитон для принца!

АМНОН (кричит). Да поживей! (Ионадаву.) Я тебя не виню. На такое дело пойти – тут кого хошь прихватит.

ИОНАДАВ. Спасибо.

АМНОН. Сяду-ка я к окну. Говорят, закатное солнце полезно для здоровья. (Слуги приносят белый хитон.) Одними царскими молитвами выздоровел. Одевайте, что стоите! (Слугам, пока они его одевают.) Нынче ко мне сестра придет. Передайте всем, что они мне не понадобятся. Вы тоже. Проводите принцессу – и с глаз долой. До утра как-нибудь один справлюсь. Я понятно выражаюсь? (Слуги молча кланяются.) Ступайте. (Захватив таз с водой, слуги уходят. Амнон подсаживается к «окну».) Ты все еще не в себе.

ИОНАДАВ. Может, теперь я заболел?

АМНОН. Царская болезнь к простому человеку не прилипает.

ИОНАДАВ. Ну да. Это я не подумав.

АМНОН. Не все так просто, дружище. Я занимался самопознанием. Я был в руках богов. Их пальцы… я их нутром чуял. Флакон с духами видишь? Побрызгай, братец, простыни.

ИОНАДАВ выполняет его просьбу.

В самом деле, что с тобой? Говори прямо. Может, ты ревнуешь?

ИОНАДАВ. Ты бы не ревновал! Сегодня ты узнаешь великую тайну. Испытаешь то, что и вообразить невозможно. А мне остается только наблюдать!

АМНОН (с важным видом). Я понимаю.

ИОНАДАВ (втирая духи в голову, шею). Скажи… если я проявлю благоразумие… ты мне разрешишь?

АМНОН. Что?

ИОНАДАВ. Наблюдать.

АМНОН. В каком смысле? Глядеть, что ли?!

ИОНАДАВ. Не для удовольствия, ты понимаешь. Это было бы кощунственно. Тебе предстоит стать другим человеком… (Растирает ему ноги.) Позволь мне быть свидетелем твоего преображения! Так обыкновенный смертный следит за восходом солнца.

АМНОН. Это священный акт. Она и я. Неужели непонятно?

ИОНАДАВ. Да. Глупый вопрос. (Зрителям.) Напыщенный индюк!

АМНОН. Вообще, тебе лучше не мозолить ей глаза. Сам знаешь, она тебя недолюбливает. Пожалуй, еще взбрыкнет… Ничего, после этой ночи подобреет. Мы оба станем другими. Не обижайся.

ИОНАДАВ. Ну что ты. (Зрителям.) Должен, должен быть выход. Думай!

АМНОН. Это путешествие каждый совершает в одиночку.

ИОНАДАВ. Я понимаю. Деревенщина! Мне не с принцами водиться, а…

АМНОН. Ерунда! Ты потрясающий друг. А сейчас прощай. Пожелай мне что-нибудь на прощание.

ИОНАДАВ. Бессмертия!

АМНОН (растроганно). Спасибо. Спасибо тебе, дружище! (Хлопает в ладоши, и тут же из динамиков раздается: «Дорогу! Дорогу!») Что такое?

НОСИЛЬЩИКИ вносят закрытый портшез и ставят его на внешний круг. Портшез сопровождает МИЛХА.

ИОНАДАВ (выглядывая в «окно»). Это она!

АМНОН. Нет!

ИОНАДАВ. Можешь сам убедиться.

АМНОН (бросается к «окну»). Так рано? Я не готов! А с ней кто?

ИОНАДАВ. Я полагаю, служанка.

АМНОН. Какая служанка?! Она должна была прийти одна! О чем ты думал?

Из портшеза выходит ФАМАРЬ, ее лицо скрыто под покрывалом.

И что нам теперь делать? А? Что молчишь?!

ИОНАДАВ. Я не знаю!

АМНОН. Он не знает! Прекрасный ответ! Ионадав, великий стратег! «Чем проще, тем вернее»!

ИОНАДАВ. Амнон, тебя услышат.

АМНОН. Пусть слышат! Все пропало! Это конец!

ИОНАДАВ. Тише! Прошу тебя!

В спальню входит ВЕСТНИК и склоняется перед Амноном.

АМНОН (раздраженно). Знаю, знаю! Принцесса здесь! Скажи ей, чтобы она поднялась сюда одна. Ты понял? Одна! (Протестующий жест в ответ.)

ИОНАДАВ (спешит успокоить вестника). Принц счастлив видеть принцессу… и ее свиту. Так и передай своей госпоже.

Вестник возвращается и передает приглашение. Носильщики выгружают фрукты и муку.

Амнон, постарайся взять себя в руки.

АМНОН. Зачем, когда все пропало!

ИОНАДАВ. Ничего еще не пропало.

АМНОН (срывается). Все к черту! Вот она, твоя дальновидность!

Приближающиеся Фамарь и Милха, за которыми следуют носильщики с провиантом, с удивлением реагируют на ссору.

ИОНАДАВ. Амнон, если ты не возьмешь себя в руки, то все действительно пропало.

АМНОН. Избавься от этой гусыни, слышишь? Это по твоей части!

ИОНАДАВ. Я сделаю все от меня зависящее.

АМНОН. От тебя зависящее? Не-ет! Ты сделаешь все! Если ты ее не спровадишь, считай, что это был твой последний гениальный план! Я понятно выражаюсь?

Прибывшие входят в спальню. Отвесив поклоны, Милха открывает лицо своей госпожи, чью красоту подчеркивает искусный грим.

ФАМАРЬ. Что за крики? Мне сказали, что ты серьезно болен.

АМНОН. Ионадав любит меня подначивать, пока не выведет из себя.

ФАМАРЬ. Очень остроумно. Что он вообще здесь делает?

ИОНАДАВ. Я хожу за принцем.

ФАМАРЬ (с холодной учтивостью). Может, у меня это тоже получится? Можешь идти. (АМНОНУ.) А почему ты на ногах? Немедленно ложись в постель! (Повелительно хлопает в ладоши. Он подчиняется, изображая внезапную слабость. ИОНАДАВУ.) А ты куда смотришь?

ИОНАДАВ. Семья Давида отличается своенравием, принцесса.

ФАМАРЬ (АМНОНУ). Укройся! (ИОНАДАВУ.) Я расскажу царю, как ты ходишь за своим другом!

Ионадав смиренно кланяется. Брату.

Ты быстро поправишься, Амнон. Я угощу тебя своими лепешками. Отцу после них сразу полегчало. Где кухня?

ИОНАДАВ. Вон там, принцесса.

ФАМАРЬ. Проводи слуг и вели разжечь огонь,

ИОНАДАВ (с трудом сдерживаясь, слуге Амнона). Проводи их.

Слуги уходят.

ФАМАРЬ (Милхе). Иди, замеси тесто.

АМНОН. Нечего ей здесь делать!

ФАМАРЬ. То есть как?

АМНОН. Пусть уходит.

ФАМАРЬ. Ты хочешь, чтобы я месила тесто? (МИЛХЕ.) Иди на кухню.

АМНОН. Но отец мне обещал!

ФАМАРЬ. Милха замешивает тесто, я кладу айву. Не вмешивайся в женские дела.

ИОНАДАВ. Тысяча извинений, принцесса, но твой отец выразил пожелание, чтобы ты все приготовила для принца сама, без всякой помощи.

ФАМАРЬ. А я желаю, чтобы она осталась!

ИОНАДАВ. Прискорбно, но я должен буду известить царя, что его ослушались.

ФАМАРЬ. Что ты сказал?!

ИОНАДАВ. Это мой долг. Я бы предпочел проводить служанку домой. Принцесса наверняка не захочет вызвать царский гнев.

МИЛХА. Как он мог отдать такой приказ, не понимаю!

ИОНАДАВ. Это его воля. Да, мой принц?

АМНОН. Вот именно!

ИОНАДАВ. Болезнь принца такова, что только член царской семьи, в одиночку, может ее одолеть. Простому человеку тут не место.

ФАМАРЬ (польщена). Вот оно что… Это меняет дело.

МИЛХА. Госпожа, приличия не позволяют мне оставить вас одну.

ФАМАРЬ. Такова воля царя.

МИЛХА. Но это невозможно.

ФАМАРЬ. Я, кажется, ослышалась?

МИЛХА. Как хотите, одну я вас здесь не оставлю.

ФАМАРЬ. Возвращайся во дворец!

МИЛХА. Не могу, госпожа.

ФАМАРЬ. Немедленно. Сию же минуту! Милха, ты меня слышишь?

МИЛХА. Не гневайтесь, моя госпожа. Я не могу. Нет! Нет!

ФАМАРЬ наотмашь бьет ее по лицу.

ФАМАРЬ (ИОНАДАВУ). Отведи ее во дворец.

ИОНАДАВ. С радостью. (Хлопает в ладоши. Входит слуга.) Скажи носильщикам, что служанка ее светлости возвращается во дворец. (Слуга с поклоном уходит. АМНОНУ.) Желаю вашей светлости скорейшего выздоровления. Хотел бы я, принцесса, быть сейчас на месте принца. (МИЛХЕ.) Сударыня.

МИЛХА и двое носильщиков выходят на «улицу», а с ними ИОНАДАВ, прихватив флакон с духами.

(Зрителям.) За это время я придумал, как мне остаться.

ФАМАРЬ. С помощью твоих слуг я как-нибудь управлюсь. Даже интересно.

АМНОН. Отец сказал: «Никого кроме тебя!» Пришли сюда моих слуг.

ФАМАРЬ. Как это «никого»? Вот еще глупости!

АМНОН. Его приказ должен быть исполнен. Ты забыла его присказку? «Прежде чем научиться править, надо научиться служить».

ФАМАРЬ. Черт бы вас побрал! Еще с горшками возиться!

Уходит на «кухню», провожаемая отчаянным взглядом. За окном темнеет. На «улице» носильщики стоят возле портшеза.

ИОНАДАВ. Сударыня, я сожалею о том, что произошло.

МИЛХА. Пустяки.

ИОНАДАВ. Твоя госпожа, уверяю тебя, может чувствовать себя спокойно.

МИЛХА. Хочется верить.

ИОНАДАВ. Эта безделица тебя утешит, а заодно снимет камень с моей души. Это духи принца Амнона.

МИЛХА. Нет-нет, сударь. Я не могу.

ИОНАДАВ. Твоя красота достойна большего. Я тебя прошу.

МИЛХА. Что ж… вы очень любезны.

ИОНАДАВ (вкладывая ей в руку флакон). Прошу прощения, но мне необходимо отлучиться по неотложному семейному делу. Если бы ты согласилась вернуться во дворец одна, я был бы тебе крайне признателен.

МИЛХА. Разумеется…

ИОНАДАВ. Как ты великодушна! Тебя, кажется, зовут Милха?

МИЛХА. Да, сударь.

ИОНАДАВ. Великодушная Милха… прощай!

Она садится в портшез, и носильщики ее уносят. В спальне двое слуг ставят по бокам кровати горящие факелы.

АМНОН. А теперь идите к себе и не возвращайтесь под страхом смерти.

Слуги с поклоном уходят. ИОНАДАВ возвращается.

ИОНАДАВ (зрителям). Я дождался, пока эти двое скроются в пристройке для обслуги, и спокойно прошмыгнул обратно в дом. Между спальней и передней стояла кадка с разросшейся сосной, наполнявшей воздух своим терпким ароматом. Лучшего места не придумаешь! За этой сосной я простоял до самого рассвета… Ионадав, бессмертный соглядатай! Благодаря мне вы станете свидетелями величайшего скандала в истории царственных особ.

Сцена седьмая

ИОНАДАВ. Сначала были только запахи. Оливковое масло. Перетертые фиги. Мед и кориандр. У меня засосало под ложечкой. Подозреваю, что нашего больного терзал голод совсем другого рода. (Стоны Амнона.) Потом я различил звук: шипение горячего масла, в которое опускались сладкие лепешки! (Стоны делаются громче. Из «кухни» доносится пение.)

АМНОН. Фамарь!

ИОНАДАВ. Шипение, запахи и женский голос…

АМНОН. О!.. О!..

ИОНАДАВ. Шипение, запахи и женский голос…

АМНОН. Фамарь… (Кричит.) Фамарь! (Пение оборвалось.)

ФАМАРЬ (входя). Что случилось? Снова боли?

АМНОН. Да… нет… да…

ФАМАРЬ. Наберись терпения, я еще не закончила.

АМНОН. Я не голоден. Посиди со мной. Сядь рядом.

ФАМАРЬ. Но я должна закончить…

АМНОН. Скажи, ты ее ударила нарочно?

ФАМАРЬ. Нарочно?

АМНОН. Чтобы она поскорей ушла.

ФАМАРЬ. Зачем?

АМНОН. Потрясающе…

ФАМАРЬ. Ты о чем?

АМНОН. О тебе. Ты потрясающая девушка. (Смущенно смеется.)

ФАМАРЬ. Мне надо перевернуть лепешки.

АМНОН. Нет!

ФАМАРЬ. Они сгорят!

АМНОН (осторожно берет ее за кисть). После этой ночи ты больше никогда и никого не ударишь. У тебя даже не возникнет такой мысли.

ФАМАРЬ. Глупости. Слуг надо наказывать, если они этого заслужили.

АМНОН. Я о другом. Сегодня все изменится, понимаешь?

ФАМАРЬ. Изменится?

АМНОН. Это трудно себе вообразить. Но мы научимся… ты и я.

ФАМАРЬ. Чему мы должны научиться?

АМНОН (притягивает ее ближе). Какие у тебя зеленые глаза!

ФАМАРЬ. Отец говорит: два малахита.

АМНОН. Это знаки.

ФАМАРЬ. Как это?

АМНОН. Тело – это карта судьбы. Ты показываешь мне путь.

ФАМАРЬ. Я тебя не понимаю.

АМНОН. Чистая посылает нечистому благодать. Сбывается пророчество.

ФАМАРЬ. Ты болен и говоришь всякие глупости.

АМНОН (трогая ее глаза). Если я умру, из них потекут малахитовые слезки. А вот у меня глаза всегда красные, а слезы не льются.

ФАМАРЬ. У тебя глаза красные из-за бессонных ночей. Ты познал слишком много женщин, так все говорят.

АМНОН. Ты знаешь, что это такое – познать женщину?

ФАМАРЬ. Я не ребенок! (Высвободившись, уходит на «кухню» и через минуту возвращается.) Я хочу помолиться.

АМНОН. Что?

ФАМАРЬ. Это молитва об исцелении. Я прочитаю ее, а потом ты поешь.

АМНОН. Фамарь, не надо…

ФАМАРЬ. Молчи! Ты думаешь, нас в гареме ничему не учат? Если хочешь знать, мы обращаемся к Богу, наверное, чаще, чем ты!

АМНОН. Наверняка.

ФАМАРЬ. Издеваешься? Наслышана я о твоих подвигах! Ну-ка, закрой глаза и слушай меня внимательно. (Принимает молитвенную позу. Говорит с простодушной горячностью.) «Благословен Царь Небесный, посылающий болезни и изгоняющий их. Прогони хворь из раба Твоего. Укрепи его дух, дабы он мог славить имя Твое.

АМНОН подглядывает.

Селб и аминь!»

АМНОН. Когда ты молишься, у тебя глаза точь-в-точь как у отца.

ФАМАРЬ (испуганно). Ш-ш-ш.

АМНОН. Если б мы жили в Египте, я бы велел поставить тебе статую: фигура, застывшая в молитве.

ФАМАРЬ. Тише ты!

АМНОН. Я бы поставил ее в пустыне, чтобы ее было видно отовсюду.

ФАМАРЬ. Прекрати. Ты знаешь, наша вера запрещает ставить идолов.

АМНОН. Люди будут идти через пустыню на блеск этих глаз, искрящихся, как горный хрусталь. «Коленопреклоненная Фамарь» – новое чудо света! Перед тобой будут падать ниц. (Польщенная девушка хихикает украдкой.) Они будут целовать твои стопы. Маленькие ножки в голубых прожилках… только они будут уже не маленькие. Каждый ноготь величиной с ладонь. Египет – страна колоссов.

ФАМАРЬ. Ненавижу Египет.

АМНОН. Почему?

ФАМАРЬ. Там страдали наши предки.

АМНОН. Все причиняют друг другу страдания, Фамарь. Кроме нас. Мы будем другими.

ФАМАРЬ. Да?

АМНОН. Да. Нам на роду написано быть нежными… вдвоем! (Касается ее ступни.) Я загадаю тебе загадку. «Те, кто возлягут, скрытые от мира, принесут в него мир». Догадалась?

ФАМАРЬ. Нет.

АМНОН. Подумай.

ФАМАРЬ. Я не понимаю!

АМНОН. В чем природа моей болезни? Ты пришла, потому что я твой избранник! Ты поселилась в моей голове – и ничего не чувствуешь? (Девушка отдернула ногу. Амнон привстает на постели.) В чем дело?

ФАМАРЬ. Ни в чем.

АМНОН. Спой.

ФАМАРЬ. Что?

АМНОН. Ты знаешь. Я тебя прошу.

ФАМАРЬ. Я забыла мелодию, Амнон.

АМНОН. Я тебе напомню. (Щелкает пальцами и напевает, стараясь казаться беззаботным.) Хай-ла. Хай-ла. Хай-ла. Пой! Ну же! (В глазах девушки появился испуг. Она поет.) Вот так! Вот так! А кто будет щелкать пальцами? Давай-давай! (Щелкая пальцами, она начинает пританцовывать.) Хай-ла! Хай-ла! Их музыка! Их песня! Это они поют вместе с нами! (Остановившись, она смотрит на него испуганным зверьком.) Не бойся.

ФАМАРЬ (слабым голосом). Я не боюсь.

АМНОН (встает с кровати в сильнейшем возбуждении). Мы в их руках! Они этого хотят! Это предначертано! Даже если бы мы не хотели, нам пришлось бы подчиниться! Мы им нужны, Фамарь. Мы им нужны. Ты не думала, что боги могут в чем-то нуждаться? Могут! Чтобы утвердиться на земле, им нужны мы! (С лихорадочной горячностью.) Фамарь, мы войдем в их круг… ты только себе представь! Мы будем править на земле вдвоем – изливая свою любовь – и нежность – на всех, на всех! И по завершении земного пути мы будем неразлучны – ты и я – бессмертные Амнон и Фамарь! (Она ужаснулась.) Люди будут нам молиться, и мы будем воздавать им по их молитвам! «Услышь меня, великий Амнон! Услышь меня, великая Фамарь!» Бог и богиня! (Она вскрикивает, и это возвращает его к реальности.)

ФАМАРЬ. Это говоришь не ты, Амнон… это в тебе говорит демон!

АМНОН. Неправда.

ФАМАРЬ. Это не твои слова!

АМНОН. Ты сама мне их нашептала. «Я твоя, Амнон! Я здесь, Амнон!»

ФАМАРЬ. Я не знаю, о чем ты говоришь! Я не понимаю, чего ты хочешь! Мне страшно. Ты болен! Я хочу домой!

АМНОН (спокойно). Иди ко мне. Не надо слов. Пора!

ФАМАРЬ. Пора?

АМНОН. Скажи: «Я выбрала тебя!» А дальше – молчание и нежность.

Он надвигается, она отступает. Кружат по комнате.

ФАМАРЬ. Амнон...

АМНОН. Фамарь…

ФАМАРЬ. Господи, ты создал небо и землю, ты мой щит, моя твердыня…

АМНОН. Иди сюда! Иди ко мне!

ФАМАРЬ (скороговоркой). Ради всего святого, спаси и сохрани…

АМНОН (отчаянно). Ты сама меня выбрала! Ты не можешь это отрицать!

ФАМАРЬ (после короткого замешательства). Да!

АМНОН. Да?

ФАМАРЬ. Я сама тебя выбрала. Это правда. Только не сейчас. Завтра мы пойдем к отцу. Ради нас он изменит закон, и мы открыто сможем любить друг друга. Все будет, как ты хочешь. А сейчас отпусти. Не оскверняй нашу любовь.

ИОНАДАВ (наблюдая за ними). Сообразительная девушка!

ФАМАРЬ. Докажи, что ты меня любишь. Отпусти!

АМНОН стоит в нерешительности, опустив голову, как бык.

ИОНАДАВ (Фамари). Главное, не двигайся. Пока он не успокоится.

ФАМАРЬ. Позови слуг. Вели отвести меня во дворец. Тогда я поверю, что ты действительно меня любишь.

АМНОН. Я всех отпустил. Никто не должен видеть это великое таинство. (Делает неуверенный шаг к ней, и тут у нее сдают нервы. Она бросается к выходу, он ее перехватывает.) Ш-ш-ш. Только мы. Фамарь и Амнон.

ФАМАРЬ. Нет…

АМНОН. Мы, и больше никого. (Сжимает ее в объятьях. Она не сопротивляется – как кролик, загипнотизированный удавом.)

ИОНАДАВ (зрителям). Прошла вечность, а он все прижимал ее к себе, вздыхая, как ветер в пустыне. Потом тиски разжались…

АМНОН размыкает объятья

Но она даже не шевельнулась. Окаменела… от ужаса, от изумления. Он поднял ее, как пушинку, и перенес на ложе – так священник кладет на алтарь драгоценный свиток, перед тем как его раскрыть.

АМНОН опускает ее на подушки и склоняется до земли.

Поклонившись ей с благоговением, которое невозможно было предположить в этой грубой душе, он несколько раз, наверняка впервые в жизни, выкрикнул слово…

АМНОН. Святая! Святая! Святая!

Он зарывается лицом в ее ноги, и это выводит ее из оцепенения. Она отползает; он, стоя на коленях, медленно надвигается. Сбрасывает хитон. Она оторопело его разглядывает.

ФАМАРЬ. Амнон, посмотри на меня. Это я, Фамарь… твоя сестра…

АМНОН. Моя сестра, которую я люблю. (Он стоит перед ней нагой, спиной к зрителям. Рука его потянулась к висящему над кроватью шнуру.)

ИОНАДАВ. И вдруг, словно повинуясь внутреннему голосу, он потянул за шнур, и балдахин опустился прямо перед моим носом!

Закрепленные деревянными кольцами легкие занавеси обрушиваются белым каскадом и скрывают ложе от посторонних глаз.

(Взбешен.) Почему?! Тупой бык! Который ни разу в жизни не опускал полог! (Исступленно.) Проклятье! Тысяча проклятий! (Зрителям.) Я едва удержался, чтобы не сорвать его к чертовой матери! Все мои планы, все мои интриги в один миг перечеркнуты… чем?.. занавесками! Какая злая шутка! Неужто он сам до этого додумался? (Неожиданная догадка заставляет его поднять взор к небу. За пологом вскрикивает Фамарь.)

ФАМАРЬ. Не надо!.. Амнон, ты слышишь!

АМНОН. Да, Фамарь. Да… Так надо!

ИОНАДАВ (с горечью). Не так! Нет! Нет! (Громче вскрик. Ионадав закрывает глаза ладонями.) Не этого я хотел, клянусь! «Будь с ней нежен», - вот что я сказал ему.

Вступает музыка, варварская, зловещая. На занавесях, в свете факелов, пляшут гигантские тени.

Но кончилось этим, так что смотри! Довольствуйся тенями! Смотри же, Ионадав!

Все более отчетливые, пляшут на занавесях черные, изломанные тени, похожие на таинственные иероглифы.

(Зрителям.) Эта картина стоит передо мной по сей день: дерганые паучьи ноги, как искаженные буквы, складывающиеся в какую-то похабщину! Деформированные кружки, набухшие стрелы. Знаки боли и унижения. Иероглифы сиюминутного блаженства. Живое послание из Книги Похоти! (Горловой крик Амнона.) Кто это? Человек, тянущий руку к несуществующему Богу, или марионетка, которую слишком резко дернули за ниточку? (Бледнеют отсветы факелов, спокойнее становится голос.) Что там, за чертой? Дальше, дальше, дальше. Пока нить не оборвется.

АМНОН издает агонизирующий стон и падает без сил.

(Пауза. Горько.) Говоря по-простому, это был обыкновенный трах! (Неожиданно рассвело.) И закончился он на рассвете безобразной истерикой.

АМНОН. И это все?! И это все?! (Рванул белые занавеси, которые вместе с деревянными кольцами падают на пол. На подушках лежит нагишом Фамарь. Еще чадят потушенные факелы.) Обыкновенный трах – и ради этого стоило городить огород?! (Угрожающе.) Ты приворожила меня? Признавайся! Околдовала, да? Молчишь, ведьма? (Приподняв, отшвыривает ее, словно щенка. Она лежит, как мертвая.) Вставай и убирайся! Или позвать моих людей? Ты не первая шлюха, которую они вышвырнут на улицу! Ну!

Он стоит над ней, тяжело дыша. ФАМАРЬ медленно встает и, не зная, чем прикрыть наготу, поднимает с пола занавесь.

ФАМАРЬ (тихо). Это зло больше первого, которое ты сделал со мною.

АМНОН заносит руку для удара, да так и застывает, только в горле клокочет бессильная ярость. В конце концов он плюет ей в лицо и убегает. Оставшись одна, ФАМАРЬ заворачивается в белую занавесь, которая стелется за ней шлейфом, этакая пародия на подвенечное платье. Она переходит на внешний круг и там застывает. Внутренний круг погружается в темноту, балдахин уплывает вверх. Всхлипнул тихий аккорд.

Сцена восьмая

Улицы Иерусалима. Светлеет. ФАМАРЬ медленно ступает по внешнему кругу. За ней по пятам, на почтительном расстоянии, идет ИОНАДАВ.

ИОНАДАВ (зрителям). Я выскользнул за ней, как тень. Утро было зябким. Мы сразу попали в лабиринт кривых улиц, улочек и переулков, которых она, затворница, совершенно не знала. Но шла она так, будто видела конечную цель. Невероятно! Хрупкая девочка, в этой стелющейся белой занавеске похожая на новобрачную, идет через незнакомый город с уверенностью старожила! (Вступает музыка.) Проходы, один другого уже. Лавки еще заперты, ставни закрыты. Она двигалась как слепая, точно знающая свой ежедневный маршрут. Вперед, вперед! И за ней я – шпион, вечная тень. Вдруг она остановилась. (Над внутренним кругом опускается зубчатая башня.) Знаете, куда привели ее ноги? К дому ее любимого брата Авессалома. Но как могла это знать она! Чья незримая рука привела ее к этой двери? Не для того ли, чтобы вся правда выплыла наружу? Сердце сжалось. Сейчас она постучит и…

ФАМАРЬ запрокидывает голову в беззвучном крике.

Хуже! Она разбудит своим криком весь город! Она хочет, чтобы о ее позоре узнали все! Остановись, Фамарь, пока не поздно! Иди домой, Фамарь. Ты можешь сказать все, что тебе взбредет на ум. Все, что угодно, кроме правды! Подумай о браке! О своем будущем! Еще ничего не потеряно. Только молчи! Ни слова правды! (Девушка опускается на колени.) Дурочка. Сама себя губишь. Ох уж эти идеалисты! Почему в любом, самом заурядном событии надо искать какой-то высший смысл?! (Ее рот снова открылся...) Что ж, давай! Тебя ведь не остановишь! (…и закрылся. В руках пригоршни земли.) Ах да, сначала ритуал. Посыпать голову пеплом – это святое! (Пантомима: посыпание главы пеплом.) Хорошо. Теперь ты готова. Приговори себя публично. Дай обет безбрачия. Ну? Что же ты? (Раздается слабый крик. Безжалостно.) Нет, так дело не пойдет! Ты ведь хочешь докричаться до потомков? Стать легендой? Так набери в легкие побольше воздуха! Уж кричать, так кричать! (Крик звучит громче. На башне появился ГОРОЖАНИН.) Уже лучше. А если еще поддать! Давай, милая, у тебя получится! (Еще громче крик. На башне показалась ГОРОЖАНКА.) Громче, Фамарь! Громче! Твой крик будет всегда звучать у нас в ушах! Отныне и вовеки!

ФАМАРЬ (поднявшись и запрокинув голову). Аааааааааааааааааааа!!!

ИОНАДАВ. Да! Да! Расскажи об этом всему миру! (Еще двое перепуганных ГОРОЖАН выбежали на башню.)

ФАМАРЬ. Я дочь царя, Фамарь! Мой брат Амнон надругался надо мной и выгнал на улицу! (По залу прокатывается вздох ужаса.) Я дочь царя, Фамарь! Мой брат Амнон надругался надо мной и выгнал на улицу!

Толпа на башне растет. Динамики разносят голоса: «Что она говорит? Слыханное ли дело?» Фамарь, как заведенная, повторяет две фразы. Лица горожан изображают ужас и возмущение. Общий шум достигает пика. Лучи солнца подбираются к внутреннему кругу, и мы видим спящего АВЕССАЛОМА. Люди настойчиво выкрикивают его имя. Он встает, набрасывает хитон и выходит к толпе, которая падает ниц перед своим любимцем. Увидев сестру, он застывает в замешательстве, затем укрывает ее своим хитоном, а она к нему доверчиво прижимается. В толпе прокатился ропот одобрения.

АВЕССАЛОМ. Да свершится правый суд! Селб! (Толпа подхватывает его слова, а он уводит сестру со сцены.)

ИОНАДАВ (зрителям). Прах «дому Давидову»! Позор всему его роду! А чьих рук дело? Ионадава, человека-невидимки. «С нами Бог!» Где Он, ваш Бог? Или вам мало доказательств Его блистательного отсутствия? Если бы был Он, не было бы меня! Массовый психоз. Всеобщая иллюзия. Вы поклоняетесь пустому месту, милые мои. Это я, Ионадав, открыл вам глаза! (Выходит вперед, один в луче света. Остальные покидают сцену.) Кажется, я должен был бы от радости прыгать козликом, но нет. Радости я не испытывал. Ни радости, ни триумфа. Скандальная молва уже облетела город, потрясла самые устои, а у меня из головы все не шел этот крик.

Освещается внутренний круг, на нем АМНОН – рука занесена для удара, рот изрыгает неслышимую брань.

Крик отчаяния в предрассветной мгле. Вопль «Божьей твари», вдруг не обнаружившей Творца. (Внутренний круг погружается в темноту.) А почему, собственно, это меня так задело за живое? Разве я ожидал чего-то другого? Женщина, подмятая мужчиной… пустые небеса… вот и вся музыка. Уж я-то знаю. Тогда на что я надеялся, стоя за деревом, как истукан, всю ночь напролет, завороженный этими «живыми картинками»? Что после этого скотства случится «маленькое чудо»? Что в результате заурядного совокупления двух заурядных людей родится новый Бог? Ионадав, прожженный циник, вдруг поверил в бессмертие? Ха! Нет, конечно. Притом что в каждом из нас живет росток веры, веры в последнее, спасительное чудо, – нет! Я не надеялся на чудо. Нет. Нет. Нет. И еще раз нет.

Долго, печально смотрит в зал.

Да.

Часть вторая

Сцена первая

На внутреннем круге трон, на нем сидит ДАВИД, закрыв лицо талесом (молитвенным покрывалом). У него в ногах сидят перепуганные сыновья – АДОНИЯ, ЕЛИСАМ, НАФАН и СОВАВ. Младший, АВЕССАЛОМ, стоит перед царем в вызывающей позе, за его спиной ТЕЛОХРАНИТЕЛИ с посохами. На полу лежит скомканная занавесь, в которую заворачивалась Фамарь. На внешнем круге, в луче яркого света, ИОНАДАВ.

ИОНАДАВ (зрителям). Мне кажется, что моя история – это история двух демонов. Один, демон мщения, искушает презираемых и униженных. Другой, демон веры, подстерегает прожженных циников и атеистов. Так уж получилось, что они проснулись во мне одновременно. Первый разобрался с моим другом; жертвой второго стал я. Вы спросите, как я мог, с моим-то умом, поверить, что две посредственности, полночи почирикав, вспорхнут в рай, как воробьи на подоконник, а заодно и меня прихватят за компанию? Отвечу вопросом на вопрос: а на кого, по-вашему, должен пасть Божественный выбор? Правильно: на тех, кому трудней подняться из грязи. На грубых, бесталанных, завистливых, жалких… вроде нас с вами. Пошли дальше? (Переходит на внутренний круг.)

АВЕССАЛОМ (кричит). Я требую справедливости!

ИОНАДАВ (зрителям). Тот же день. Город как на вулкане. В голове одна мысль: унести ноги.

АВЕССАЛОМ. Видит Бог, душа моя противится тому, чтобы требовать смерти брата. Но ради Закона, который поставил нас над скотами и зверями земными, ради ангельской чистоты, что была втоптана в грязь, я требую смерти для Амнона! (Одобрительный стук посохов.)

ИОНАДАВ (зрителям). И так битый час! Мне бы его красноречие!

АВЕССАЛОМ (братьям). Что вы как воды в рот набрали? Речь идет о вашей сестре! (Братья молча опускают головы.) Почему вы молчите?

ДАВИД. Наверно, они ждут решающего слова.

ИОНАДАВ (зрителям). Ну, наконец! За все это время царь не проронил ни слова. Каким он себя покажет, слабым или сильным? Выбор тот еще!

ДАВИД. Скажи – без крика, если можно, – где сейчас Фамарь?

АВЕССАЛОМ. В моем доме.

ДАВИД. Почему она не пришла ко мне?

АВЕССАЛОМ. Я подобрал ее на улице, отец.

ДАВИД. Почему вы не пришли ко мне вместе?

АВЕССАЛОМ. Она предпочитает не выходить из дома. Ее можно понять.

ДАВИД. Она сомневается в моей справедливости? Рука дрогнет, да? Совсем одряхлел?

АВЕССАЛОМ. Ну что ты!

ДАВИД. Я понял… ей с тобой лучше. Что я! Всего лишь отец, выполняющий любую ее прихоть! Но лучше держаться поближе к тебе. Или это была твоя идея? Что ты ей сказал? «Царь слишком слаб, я сам буду вершить суд». Да?

АВЕССАЛОМ. Пусть я ослепну, если сказал что-либо подобное!

ДАВИД. Так это ее почин? «Мой брат, герой, будет мне щитом! Что можно ждать от слабого царя?»

АВЕССАЛОМ. Величайший из отцов, клянусь, это чистая случайность! Она не искала встречи со мной!

ДАВИД (взрывается). Она меня опозорила! В глазах всего народа! Все наверняка шушукаются за моей спиной: «Вот идет царь Давид, которым пренебрегает его собственная дочь! Пусть возвращается к своим овцам!»

АВЕССАЛОМ (в отчаянии). Ей стыдно пройти по улице, неужели не понятно!

ДАВИД. «Козлы и овцы, больше он ни на что не годен! Мээ-эээ! Мээ-эээ!»

АВЕССАЛОМ. Причем тут ты? Это ее опозорили! Ты все выворачиваешь наизнанку, вместо того чтобы видеть вещи как они есть!

ДАВИД. Я же говорю – старость.

АВЕССАЛОМ. Так послушай, что тебе говорят молодые! (По комнате пробежал шепоток ужаса. Спохватившись.) Прости меня, великий царь.

ДАВИД. Ничего, продолжай.

АВЕССАЛОМ. Зло, причиненное тебе, отец, не сравнимо с тем, что причинили ей. Вот все, что я хотел сказать.

ДАВИД. Тебя избрали новым судьей над Израилем?

АВЕССАЛОМ. Я человек! Чтобы увидеть беззаконие, не нужно быть судьей или царем. (На него зашикали братья.)

ДАВИД. А ты сегодня невоздержан на язык.

АВЕССАЛОМ. Совершено злодейство, оно должно быть наказано! Судить по закону – твоя прямая обязанность!

ДАВИД (закипая). Что ты сказал?

АВЕССАЛОМ. Почему подданные должны исполнять закон, когда царь его не исполняет? Если ты не чтишь закон, то и тебя…

ДАВИД. Ну? Что «меня»?

АВЕССАЛОМ. Не будут чтить!

Братья в ужасе затыкают себе рты.

ДАВИД. Пока я царь, в Израиле правит любовь, а не страх. (Переступив через занавесь, подходит к нему вплотную.) Амнон мой сын, я сам решу его судьбу. Поклянись, что ни один волос не упадет с его головы. (Оробевший юноша бормочет клятву.) Поклянись!

АВЕССАЛОМ (трогая свои роскошные волосы). Клянусь.

Смерив его холодным взглядом, Давид выходит.

(Братьям.) Не долго ему править Израилем, помяните мое слово! И не надейтесь сменить его на троне, жалкие трусы! Презираю!

Принцы быстро ретируются, прихватив с собой трон. Ионадав тоже хочет улизнуть, но не тут-то было.

(Ему вслед.) Ионадав!

ИОНАДАВ. Да, мой принц?

АВЕССАЛОМ. Пойдем ко мне, поговорим.

ИОНАДАВ. Я очень сожалею, но сейчас не могу. Неотложные семейные дела.

АВЕССАЛОМ хлопает в ладоши. ИОНАДАВ оказывается зажат между рослыми телохранителями.

А впрочем, дела могут подождать.

Его ведут к внутреннему кругу, над которым опускается зубчатая башня. Авессалома встречает ФАМАРЬ, ее лицо скрыто покрывалом. Он нежно берет ее за руку. Перемена света.

Сцена вторая

Дом Авессалома.

ФАМАРЬ (нетерпеливо). Ну? Что он сказал?

АВЕССАЛОМ (смущен). Не здесь. Потом.

ФАМАРЬ. Нет, сейчас!

АВЕССАЛОМ (показывая на Ионадава). Иди в дом. Поговорим позже.

ФАМАРЬ. По крайней мере, отец обещал наказать его? Что ты молчишь?

АВЕССАЛОМ (прорвало). Я сказал, потом! Иди в дом, Фамарь. Я приказываю! (Она подчиняется. Ионадаву.) Ну? Все как на духу!

ИОНАДАВ. Ты о чем?

АВЕССАЛОМ. Твоя роль в этом деле?

ИОНАДАВ. Моя… роль?

АВЕССАЛОМ. Ты был с Амноном прошлой ночью.

ИОНАДАВ. Я ушел сразу, как пришла принцесса. Спроси у слуг.

АВЕССАЛОМ хлопает в ладоши. Входят два ТЕЛОХРАНИТЕЛЯ.

АВЕССАЛОМ. Всю правду, Ионадав!

ИОНАДАВ (струхнул). Он заболел. Твоя сестра пришла помочь. Это все, что я знаю.

По кивку хозяина телохранитель обрушивает удар. ИОНАДАВ с криком падает.

АВЕССАЛОМ. Я сказал, всю правду.

ИОНАДАВ. Это правда!.. Теперь я понимаю, что болезнь была только предлогом, но я ничего не знал о его планах! (Удар.) Ааа! Я клянусь! (Удар.) Не надо… я ни в чем не виноват… Ааа!.. пожалуйста… (Следуют новые удары, пока хозяин не дает сигнал остановиться.)

АВЕССАЛОМ (склоняясь над Ионадавом). Я все равно узнаю правду. (Телохранителям.) Вышвырните его на улицу. (Уходит.)

Все происходит, как в его кошмарном видении: та же музыка, те же оскорбительные выкрики толпы. Ионадав, поднявшись, бежит по внешнему кругу, уворачиваясь от «камней». Перемена света. Гул толпы стихает.

ИОНАДАВ (зрителям). Пока добежал до дома, успел получить свою порцию камней и ослиного помета. Остался цел, и на том спасибо. Но унижение! В конце концов, я родственник царя, пускай дальний. Бросить меня в канаву, на радость псам и нищим! Одно меня успокаивало. Обратили внимание? В том видении, когда мне явился разгневанный Авессалом, его слуги вот так же бросили меня в канаву. Не иначе природа наделила меня пророческим даром! Вы люди современные и во все это не верите. Тогда как вы это объясните?

Снова шум толпы, на этот раз приглушенный. Башня уплывает вверх. На внутренний круг, спотыкаясь, ступает пьяный АМНОН с кувшином вина в руке и растягивается на полу.

Неделю я не высовывал на улицу носа, а в это время толпа, осаждавшая дом Амнона, кричала: «Побить его камнями!» У нас все проблемы решались этим проверенным способом. Кончилось тем, что Давид послал солдат.

СОЛДАТЫ разгоняют толпу и берут дом под охрану.

Только после этого я рискнул проведать моего несчастного друга. (Прокрадывается к дому Амнона. Солдаты его пропускают.) Н-да… Сказать «несчастный» – значит, ничего не сказать!

Сцена третья

Луч света находит лежащего на полу АМНОНА.

ИОНАДАВ. Амнон?.. Дорогой…

АМНОН. А?

ИОНАДАВ. Ты в порядке?

АМНОН (желчно). А, отсиделся в своей норе? Хорош друг!

ИОНАДАВ. Видел бы ты, как меня избили по приказу твоего братца.

АМНОН. Избили, большое дело. Меня толпа чуть не растерзала!

ИОНАДАВ. Отец не допустит. Здесь ты в безопасности.

АМНОН. Надолго ли?

ИОНАДАВ. На твоем месте я бы прямо сейчас пошел к царю, упал к его ногам и не вставал, пока он не простит. Простит, никуда не денется. Ты ему нужен. Слава Авессалома не дает ему покоя.

АМНОН. Не могу!

ИОНАДАВ. Ерунда. Покричит для порядка и объявит: «Бог простил, и я прощаю».

АМНОН. Ты не понимаешь. Это судьба!

ИОНАДАВ. Судьба?

АМНОН. Я думал, ты умнее, а ты дальше носа своего не видишь.

ИОНАДАВ. Так объясни, сделай милость.

АМНОН. Одни мостят дорогу, другие по ней ходят. Понимаешь?

ИОНАДАВ. Видимо, ты прав: обделил меня умом Господь.

АМНОН. Скажи, где сейчас эти голубки, мои брат и сестра?

ИОНАДАВ. В доме Авессалома.

АМНОН. И что они там делают?

ИОНАДАВ. Откуда мне знать…

АМНОН. Так я тебе скажу. (Таинственно.) Сидят в яйце!

ИОНАДАВ. Не понял?

АМНОН. Яйцо треснет, и орлы воспарят над миром.

ИОНАДАВ. Красиво, но непонятно.

АМНОН. Ты вспомни, как они всегда переглядывались! как держались за руки! А я-то губы раскатал! Нет, это они! Речь всегда шла о них!

ИОНАДАВ. «Они», «о них»… по-моему, ты малость перебрал.

АМНОН (вдруг совершенно трезво). Авессалом и Фамарь – Божьи избранники. Я могу это доказать. Есть неопровержимые знаки.

ИОНАДАВ. Ах, «знаки»? Ну, тогда я молчу!

АМНОН. Ты сначала послушай…

ИОНАДАВ. Байку для старух и деревенских дурачков? Нет уж, уволь. (Хочет уйти.)

АМНОН. Куда?! Ишь ты, прыткий! Постоишь чуток. Небось, не растаешь.

ИОНАДАВ. Хорошо. Я тебя внимательно слушаю. Какие знаки?

Амнон принимает «позу пророка» и застывает.

(Зрителям.) И он начал вещать. Что эти двое рождены стать богами. Что у них на лбу написано «бессмертие». У вас еще будет возможность послушать этот бред сумасшедшего. А сейчас вы не возражаете, если мы его опустим?

АМНОН (оживает). Ну, что ты на все это скажешь?

ИОНАДАВ. Да… Впечатляет.

АМНОН. Мне страшно, Йонни. Меня мучают кошмары.

ИОНАДАВ (поежившись). Не тебя одного.

АМНОН. Они приходят ко мне, Фамарь и Авессалом, в золотых коронах! По их приказу меня связывают веревками и выводят на улицу…

ИОНАДАВ. Амнон, довольно!

АМНОН. Давид бежит из города, а они садятся на престол. Венценосные супруги. И всех, кто стоял у них на пути…

ИОНАДАВ. Все! Я пошел. Твои слуги донесут, а на меня потом всех собак повесят!

АМНОН. Сходи к Авессалому.

ИОНАДАВ. Что?!

АМНОН. Я сделаю все, что он скажет. Съесть землю, по которой она прошла? Я съем! Дать ей на меня помочиться? Изволь! Нет, это уже слишком. Посоветуй что-нибудь! Это ведь по твоей части!

ИОНАДАВ. Ума не приложу.

АМНОН. Скажи, что я от стыда слег в горячке…

ИОНАДАВ. По-моему, это уже было.

АМНОН. Так придумай что-нибудь! Хватит скалиться!

ИОНАДАВ. К нему я не пойду! И не проси!

АМНОН. Зачем просить? Достаточно, если он, а заодно и Давид, узнают, кто заварил эту кашу.

ИОНАДАВ (после паузы). Ты этого не сделаешь.

АМНОН. Ну, разумеется! Я пошутил. Сам знаешь, юмор у меня грубоватый. Я просто тебя прошу. Как друга. Не бросишь же ты меня в такую минуту! Йонни, лучший из друзей со дня сотворения мира! (Подполз, прижался к его ногам.)

ИОНАДАВ. Амнон, не надо…

АМНОН. Ты видишь, принц у твоих ног. Неужели ты откажешь?

ИОНАДАВ (с брезгливостью). Хорошо.

АМНОН. Спасибо! Спасибо, Йонни! Господь тебе этого не забудет, а уж я и подавно!

ИОНАДАВ. Прощай.

Переходит на внешний круг. АМНОН, оставшийся в темноте, прикладывается к кувшину. Солдаты уходят.

(Зрителям.) Я пообещал, лишь бы от него отвязаться. А впрочем… почему не попробовать? Помириться с Авессаломом – это было бы куда как кстати. Мне нужен был новый покровитель. Вы видели Бычка… тряпка для ног! Я спрятал свой страх подальше и отправился к нашему красавчику.

Сцена четвертая

Опускается зубчатая башня. В дверях, на внешнем круге, СТРАЖНИКИ, перед ними ИОНАДАВ. В дом входит АВЕССАЛОМ за руку с ФАМАРЬЮ, чье лицо по-прежнему закрыто. Их сопровождают ТЕЛОХРАНИТЕЛИ.

ИОНАДАВ (стражникам). Я должен видеть принца. Меня послал Амнон.

АВЕССАЛОМ. Пусть войдет. (Стражники, впустив Ионадава, становятся у него за спиной. Он нервно озирается, кланяется.) Что скажешь?

ИОНАДАВ. Твой брат просит, чтобы ты назначил ему любое наказание, но сохранил ему жизнь.

АВЕССАЛОМ (насмешливо). Наш смельчак! – Сестра, что ты на это скажешь?

ФАМАРЬ. Тебе решать.

АВЕССАЛОМ. Тогда я говорю «нет». Так своему дружку и передай.

ИОНАДАВ. Он мне не друг.

АВЕССАЛОМ. Вот как?

ИОНАДАВ. Он вызывает у меня отвращение.

ФАМАРЬ. Неужели что-то может вызвать отвращение у Ионадава?

АВЕССАЛОМ. Не опускайся до разговора с ним. Служить чудовищу может только такое же чудовище.

ИОНАДАВ. Я – это не он!

ФАМАРЬ (подходит ближе). Вот как? Нельзя ли поподробнее?

АВЕССАЛОМ. Фамарь! Я, кажется, предупредил. Возвращайся в дом.

ФАМАРЬ (с напускным смирением). Да, брат мой. (Открывает лицо.)

ИОНАДАВ (зрителям). Я остолбенел. За неделю она изменилась до неузнаваемости! Вместо смазливого юного личика – само совершенство, которое могло поспорить с красотой ее брата. Взошло еще одно солнце. – Принцесса, ты прекрасна!

АВЕССАЛОМ (слугам). Уведите ее в дом!

ФАМАРЬ. Я знаю дорогу.

Не удержавшись, ИОНАДАВ целует ей руку. Она закрывает лицо и уходит. Он провожает ее восхищенным взглядом. Взбешенный АВЕССАЛОМ подходит и с размаху бьет его по лицу.

АВЕССАЛОМ. Больше ты с ней не заговоришь! (Схватив за волосы, запрокидывает его голову.) Я зарежу тебя, как барана! Думаешь, тебе это так сойдет с рук? Я узнаю всю правду!

ИОНАДАВ. А-а!

АВЕССАЛОМ. По-твоему, я болван. Такой же, как мой брат. Так вот, Ионадав, нет для меня большей радости, чем выпустить тебе кишки! Ты понял?

ИОНАДАВ (вырвался; с не меньшей яростью). Отлично! Валяй! Ты такой же, как они: еще один дикарь из «дома Давида»! (Они стоят, как два бойцовых петуха.) Режь, что же ты? Мне моя жизнь не дорога. И тебя – Господи, тебя! – он считает избранным! (Хохочет, срываясь на фальцет.) Авессалом – принц мира!!!

АВЕССАЛОМ (после паузы). Ты о чем?

ИОНАДАВ. Ни о чем. Это даже не смешно!

АВЕССАЛОМ застывает.

(Зрителям.) Что дало мне смелость так с ним разговаривать? Отчаяние, милые мои. Я ведь сказал чистую правду: мне моя жизнь не дорога.

АВЕССАЛОМ. Что значит «избранный»?

ИОНАДАВ. Амнон считал, что, познав сестру, он станет божеством.

АВЕССАЛОМ. Принцесса мне сказала. Богомерзкая ересь!

ИОНАДАВ. А теперь считает, что не он, а ты.

АВЕССАЛОМ. Не понял?

ИОНАДАВ. Не он, а ты станешь божеством, если совершишь известный ритуал. Интересный поворот, не правда ли? Он даже перечислил мне все знаки.

АВЕССАЛОМ (брезгливо). Какие еще «знаки»?

ИОНАДАВ. Не все ли равно. Человек не в себе, что с него возьмешь.

АВЕССАЛОМ. Я должен знать, что у него на уме.

ИОНАДАВ. Сплошные бредни. А сейчас, извини, я должен идти.

АВЕССАЛОМ (резко хватает его за плечо). Ты уйдешь, когда я тебя отпущу! (Телохранители угрожающе поднимают свои посохи.)

ИОНАДАВ (глядя сопернику в глаза). Я твой кузен, а не твоя шавка, Авессалом. Если хочешь что-то узнать, будь со мной повежливей.

Тот в ярости кусает губы, затем разжимает хватку. Стража тут же берет Ионадава в кольцо.

Спасибо, я знаю дорогу.

АВЕССАЛОМ хлопком отпускает телохранителей, и те неохотно покидают сцену.

АВЕССАЛОМ. Итак, знаки?

ИОНАДАВ. Не относись к этому всерьез. Это всего лишь… Ну, хорошо. Три знака. Первый – твои волосы.

АВЕССАЛОМ. Что?

ИОНАДАВ. Единственные и неповторимые.

АВЕССАЛОМ. Шутить со мной изволишь?

ИОНАДАВ. Нисколько. Люди избранные отличаются особой внешностью.

На внешнем круге ярче высвечивается АМНОН. Он говорит, стоя в той же «позе пророка». Прошлое и настоящее разворачиваются одновременно.

АМНОН (с пьяным напором). Подумай сам! Даже у Самсона, Божьего избранника, не было таких волос! И это только первый знак!

АВЕССАЛОМ (с сарказмом). Потрясающе. Какой же второй?

АМНОН (предъявляет козырную карту). Как она нашла его дом? А? То-то! Она миновала лабиринт улиц, ни разу не сбившись, и это притом что она вообще не знает города!

АВЕССАЛОМ. Ей подсказали, только и всего.

ИОНАДАВ. Если бы…

АМНОН. Ионадав, ее направляла невидимая рука!

АВЕССАЛОМ (издевательски). Ну, разумеется. Как я сразу не догадался!

АМНОН. Ты пойми, это задумано не нами! Я выставляю ее на улицу, он забирает ее к себе. Меня убивают, они воцаряются. Как по писаному! Самая красивая пара! Брат и сестра… не сводные… настоящие! Вот тебе и подтверждение старинной легенды. Царство Мира, которым правит красота… двое влюбленных, связанных кровными узами! Бог и Богиня!

АВЕССАЛОМ. И это говорит сын царя Давида! Невероятно!

ИОНАДАВ. Когда человеком овладевает навязчивая идея, его не остановишь.

АВЕССАЛОМ. Продолжай.

ИОНАДАВ. Может, не стоит? Ты же во все это не веришь.

АВЕССАЛОМ. Неважно. Третий знак?

АМНОН. Самый главный! Избранник должен быть чистым, это подтвердит тебе любой священник. На что я рассчитывал? Я, погрязший в блуде? Иное дело он! Ты когда-нибудь видел Авессалома рядом с девушкой? Вот тебе и знак! Молод, красив, женщины по нему с ума сходят… и до сих пор девственник!

АВЕССАЛОМ. Что-что?

ИОНАДАВ. Я не хотел говорить. Ты сам из меня вытянул.

АВЕССАЛОМ (с горьким смехом). Глупо! Как это глупо! А главное, неправда!

ИОНАДАВ. Я ему так и сказал.

АВЕССАЛОМ. Наглая, беспардонная ложь!

ИОНАДАВ. «Чтобы красавец принц, которому каждая израильтянка готова отдаться, только пальцем помани, до двадцати двух лет оставался девственником!»

АВЕССАЛОМ. А он?

ИОНАДАВ. Стоит на своем.

АВЕССАЛОМ (не слушает, глаза горят). Это задумано не нами! Не нами, да!

ИОНАДАВ. Я же говорю, если человеком овладевает навязчивая идея, его уже не…

АВЕССАЛОМ (грубо перебивает). Оставь меня. И больше не появляйся.

ИОНАДАВ. Совсем?

АВЕССАЛОМ. Совсем.

ИОНАДАВ. Я бы хотел сюда вернуться.

АВЕССАЛОМ. Зачем?

ИОНАДАВ. Чтобы служить тебе, если ты позволишь.

АВЕССАЛОМ. Тебе все равно кому служить.

ИОНАДАВ. Ты меня не знаешь.

АВЕССАЛОМ. И не желаю знать. Свободен! (Махнул рукой.)

ИОНАДАВ (с поклоном). Да будут тучны твои дни. (Отходит, но недалеко. Авессалом в рассеянности теребит волосы. Зрителям.) Странно, да? Шел, дрожал, а тут вдруг не захотел уходить. Когда-то таким передо мной предстал его отец, а сейчас он – сияющий дух! Не испытывая больше страха, я подглядывал за ним, стоя за дверью, и вот...

Музыка. АВЕССАЛОМ распускает волосы, и они обрушиваются сверкающим водопадом.

Так падает царский полог… не для того чтобы скрыть… а для того чтобы показать!

АВЕССАЛОМ перебирает пряди, словно демонстрируя редчайшую красоту.

Я никогда не видел их распущенными. Не будь я закоренелым циником, я бы наверняка счел это Божьим знаком. Вот и сейчас, через три тысячелетия, я, человек-призрак, вижу, как вчера, эту картину: Авессалом, с гордостью демонстрирующий свою черную «мантию»… и его обольстительная сестра…

Входит ФАМАРЬ и останавливается в шаге от брата. Он потянулся к ней, она с улыбкой убежала, он спешит за ней следом. Уплыла вверх зубчатая башня. ИОНАДАВ переходит на внешний круг, где сидит АМНОН.

АМНОН. Что он сказал?

ИОНАДАВ. Он отказывается тебя простить.

АМНОН. Все правильно. Боги этого не желают. Я должен умереть, чтобы он жил вечно.

ИОНАДАВ. Амнон, ты только послушай, что ты несешь!

АМНОН. Это задумано не нами! (Уходит нетвердой походкой.)

Свет делается приглушенным.

Сцена пятая

ИОНАДАВ (зрителям). На какое-то время наступило полное затишье. Все разошлись по своим норкам. Амнон вел безумные разговоры сам с собой. Авессалом и Фамарь наслаждались обществом друг друга.

На внутреннем круге появился ДАВИД.

А царь Давид метался по дворцу, вознося мольбы к небу. Однажды я засек его за этим занятием… ну да, с детства моя любимая игра – «подглядки». И вновь судьба подарила мне удивительное зрелище. Знаете, я всегда думал, что он обращается к Богу высокопарным слогом. Все эти «доколе» и «поелику». Ничего подобного! Он разговаривал с Ним, как честный работник со сволочным хозяином.

ДАВИД. Знак! Это все, что я прошу. Один-единственный знак! Неужели это так много? Да, я обделил ее теплом. Я виноват. Но к кому она пришла искать тепла? Ты все видел! Не ко мне – к нему! На виду у всего города! Это как, по-Твоему? А может, это была Твоя идея? Может, Ты ей внушил: «Иди к Авессалому, Давид человек конченый». Ты от меня отвернулся, так надо понимать? Или это все из-за Вирсавии? Отнял нашего первенца, теперь это. Неужели человека, который один раз оступился, Ты наказываешь снова и снова? Господи, а может, все это – Твоих рук дело? Может, это Ты внушил Амнону слепую страсть к сестре? Нет, не верю! Неужели Ты способен на такую низость? (Спохватившись, затыкает себе рот.) Прости, Господи. Что мы можем знать о путях Всевышнего? (С надеждой.) Ты только дай мне знак! Я хочу понять, чего Ты от меня хочешь. Милосердия или справедливости? Если помилую сына, то этим оскорблю мою девочку. А если стану на сторону закона, то должен буду убить моего первенца. Я, конечно, это сделаю. Я первый швырну в него камень. Я обмакну ладонь в его кровь и не стану смывать ее, как драгоценный елей. (Вздохнул.) Но если Ты еще не окончательно решил со мной расстаться, скажи: «милосердие». Раз в жизни поступись справедливостью. Оставь мне моего Бычка. (Помолчал.) Конечно, Тебе решать. Да будет так, как Ты хочешь. Аминь. (Затемнение.)

Сцена шестая

ИОНАДАВ (зрителям). Я поспешил домой и запер все двери. Не рано ли я успокоился? Вдруг небеса ответят: «Это сделал Ионадав! Справедливость требует, чтобы ты убил Ионадава!» (Странная музыка. Он ложится на пол.) Три ночи подряд я видел один и тот же сон – из тех, когда кажется, что можешь всех потрогать.

Громче музыка. На внутреннем круге, вся в золоте, царская процессия: над головами СЛУГ, словно верхом на лошадях, медленно скачут БРАТ и СЕСТРА, улыбающиеся, с простертыми к народу руками.

Авессалом и Фамарь, привстав на стременах, скачут в Иерусалим – золотые короны, золотые епанчи, из ладоней струится золотой свет. Я приветствую их, стоя на коленях, и они в ответ кивают. Они улыбаются. Языки их тоже из чистого золота, и, как звон колоколов, разносится над пустыней золотое слово…

Два голоса, мужской и женский, заполняют зал: «МИР ВАМ!..» Один из СТРАЖНИКОВ ударяет в землю посохом, и воцаряется тишина. Меняется свет. Всадники исчезли. ИОНАДАВ поднимается с земли.

Чего тебе надо?

Стражник показывает посохом на зубчатую башню, которая как раз опускается над внутренним кругом.

Авессалом хочет меня видеть?

Стражник кивает. Двое СЛУГ приносят факелы.

Среди ночи? Что бы это могло значить? (Следует за стражником.)

Входит АВЕССАЛОМ, чем-то сильно озабоченный.

Сцена седьмая

ИОНАДАВ. Мой принц! Чем могу служить?

АВЕССАЛОМ. Богохульство – вот что мы ему предъявим!

ИОНАДАВ (встревоженно). Ты о чем?

АВЕССАЛОМ. Царь обязан осудить его. Ты выступишь свидетелем.

ИОНАДАВ. Я не могу!

АВЕССАЛОМ. Ты, кажется, изъявлял желание служить мне.

ИОНАДАВ. Да.

АВЕССАЛОМ. Так служи.

ИОНАДАВ. Амнон был моим другом.

АВЕССАЛОМ. Амнон бросил вызов Богу. Это тягчайшее преступление.

ИОНАДАВ. Которое заслуживает смерти?

АВЕССАЛОМ. Закон говорит: «Не поклоняйся богу иному, кроме Господа».

ИОНАДАВ. «И народ отвечает: аминь».

АВЕССАЛОМ. Да.

ИОНАДАВ. А чего еще ждать от народа? Саул убил тысячи, Давид десятки тысяч. Сколько убьешь ты, когда придет твой черед?

АВЕССАЛОМ. Я не ищу для себя выгоды. Закон есть закон.

ИОНАДАВ. Повторяю: я не могу предать его смерти.

АВЕССАЛОМ. Он возжелал стать богом! И земным царем!

ИОНАДАВ. Уже не желает.

АВЕССАЛОМ. Что ты хочешь сказать?

ИОНАДАВ. Не будем играть в прятки. Тебе не хуже меня известно, кто унаследует трон.

АВЕССАЛОМ. Молчи! Это решит величайший из отцов.

ИОНАДАВ. Это решит народ, и ты догадываешься, в чью пользу.

АВЕССАЛОМ. Ни слова более! За такие речи мне следует предать тебя суду…

ИОНАДАВ (дерзко). «И душа моя истреблена будет из народа моего. Аминь!» (Под суровым взглядом Авессалома.) Прости. Я забылся. Мне лучше уйти.

АВЕССАЛОМ. И чем скорее, тем лучше. Чего же ты ждешь? Иди!

ИОНАДАВ, откланявшись, направляется к выходу.

Постой!.. Ты это серьезно?.. насчет возможного наследника?

ИОНАДАВ. «Возможного»? Все ясно, как день. Я даже видел это во сне.

АВЕССАЛОМ. Вот как?

ИОНАДАВ. Хотя, может, ты из тех, кто в них не верит.

АВЕССАЛОМ. Я тебя слушаю.

ИОНАДАВ. Право, не стоит. Ты подымешь меня на смех. «Что еще за бабьи сказки!»

АВЕССАЛОМ. Расскажи. Ну, я тебя прошу. Мне стать перед тобой на колени?

ИОНАДАВ. Что ты! Изволь. Я готов.

АВЕССАЛОМ застывает.

(Зрителям.) Еще бы! Принц-Солнце просит меня об одолжении! Когда я удостаивался такой чести? Я пересказал ему свой сон в ярчайших подробностях. Он слушал, не перебивая. Точно в трансе.

АВЕССАЛОМ (оживая). Из наших ладоней струился свет?

ИОНАДАВ. Золотой свет.

АВЕССАЛОМ. И мы раз за разом повторяли слово «мир»? Ты не ошибся?

ИОНАДАВ. Здесь не так часто слышишь это слово, чтобы можно было ошибиться.

АВЕССАЛОМ. Может, когда-нибудь оно будет звучать чаще, чем «война».

ИОНАДАВ (удивился). Ты бы этого хотел?

АВЕССАЛОМ. Да. Всем сердцем.

ИОНАДАВ. Твой отец – настоящий воин.

АВЕССАЛОМ. И величайший из людей. Как знать, может, в чем-то я даже сумею его превзойти! Говоришь, ты видел этот сон трижды? Это ведь не случайно?

ИОНАДАВ. Толкователи снов придают цифре три сакральный смысл. Кроме того, – не знаю, говорить ли? – однажды я уже видел тебя во сне, а потом это случилось наяву, точь-в-точь. Вот, у меня и шрамы остались на память.

АВЕССАЛОМ. Это после того случая? Когда я приказал вышвырнуть тебя на улицу?

ИОНАДАВ. Сначала я увидел это во сне. Во всех подробностях.

АВЕССАЛОМ. Не может быть!

ИОНАДАВ. Я не считаю себя пророком, но что было, то было.

АВЕССАЛОМ. Что ты за человек, Ионадав? Ты для меня загадка.

ИОНАДАВ. Ты тоже.

Входит ФАМАРЬ. Авессалом никак не придет в себя после услышанного.

ФАМАРЬ. Я приготовила лепешки, как ты просил. И стол накрыла в башне.

АВЕССАЛОМ. Да-да… хорошо… (ИОНАДАВУ.) Приходи завтра. В это же время.

ИОНАДАВ. Как тебе будет угодно. – Принцесса. (Отвешивает изысканный поклон.)

ФАМАРЬ (одаривает его улыбкой). Ионадав.

АВЕССАЛОМ (резко хлопает в ладоши). Мы желаем остаться вдвоем.

ИОНАДАВ. Прошу прощения. Я ухожу. (Переходит на внешний круг. Зрителям.) Но разве я мог уйти! В такую минуту! Он явно что-то задумал. А она… ее улыбка! Что бы это могло значить? Инстинкт соглядатая сработал безошибочно. В башню, скорей! Я взлетел по лестнице быстрее мысли. (Он перепрыгивает на внутренний круг.)

Тихая музыка. Двое СЛУГ приносят стойку с хитонами хозяина, среди них и тот, который он набросил на Фамарь в финале первого акта. Третий СЛУГА вносит блюдо за лепешками.

Я оказался в маленькой комнатке. В углу альков – там висели хитоны. Я шмыгнул под них, и сразу голова закружилась от пряных ароматов. Какой контраст после звериного логова Амнона! Сердце мое было, как колокол, – сейчас услышат!

Сцена восьмая

Входят АВЕССАЛОМ и ФАМАРЬ.

ИОНАДАВ (зрителям). Сейчас вы увидите, как все было на самом деле. Я вам показываю Историю без купюр. Не выборочные события в библейском пересказе, а механизм сцепления этих событий. Я, единственный свидетель, впервые рассказываю об этом. Вам, милые мои. Так вот, я проклинаю свое любопытство, из-за которого в тот день я оказался на башне. Каким же надо было быть глупцом! Не понимать, к чему все идет… к чему она все ведет! Увы, инстинкт соглядатая – это все, чем я могу похвастаться. В серьезных делах я был сущий ребенок. Я видел внешнюю канву, но не изнанку! А как ее увидишь? Кто ее видит? Может, вы мне скажете?

АВЕССАЛОМ садится, ИОНАДАВ выглядывает из укрытия.

АВЕССАЛОМ. Фамарины лепешки.

ФАМАРЬ. Если бы твои люди узнали, они выкинули бы их в окно. Вместе со мной.

АВЕССАЛОМ. Неправда.

ФАМАРЬ. Для них я ведьма.

АВЕССАЛОМ. Ведьмы уродливы.

ФАМАРЬ. Так и слышу, как они говорят между собой: «Амнон, бедняга. Она дала ему свои колдовские лепешки. Что после этого вы от него хотите!»

АВЕССАЛОМ. Невежественные люди.

ФАМАРЬ. Смотри! А то поешь моих лепешек и станешь, как твой брат.

АВЕССАЛОМ (с нервным смешком). Я хочу попробовать.

ФАМАРЬ (подносит ему блюдо). Попробуй.

АВЕССАЛОМ. С руки.

ФАМАРЬ (протягивает лепешку на ладони). Сначала помолись.

АВЕССАЛОМ (протестующе). Фамарь!

ФАМАРЬ. Помолись!

АВЕССАЛОМ. Хвала Царю Небесному, который дает нам хлеб из рук красивых женщин.

ФАМАРЬ. Не богохульствуй.

АВЕССАЛОМ. Прости меня.

ФАМАРЬ. Сегодня ты какой-то озабоченный.

АВЕССАЛОМ. Разве?

ФАМАРЬ. Часами ходишь взад-вперед. Это из-за него?

АВЕССАЛОМ. Ты ему улыбнулась.

ФАМАРЬ. Разве?

АВЕССАЛОМ. Ты улыбаешься другу Амнона?

ФАМАРЬ. Амнон ему больше не друг, ты сам слышал.

АВЕССАЛОМ. А в прошлый раз ты перед ним открыла лицо. Почему?

ФАМАРЬ. А ты его ударил. Думаешь, я не видела? Почему?

АВЕССАЛОМ. Мне казалось, ты его ненавидишь.

ФАМАРЬ. Было за что.

АВЕССАЛОМ. А теперь?

ФАМАРЬ. Сама не знаю. Он мне снится. Странно, да? Всегда один и тот же сон.

АВЕССАЛОМ. Плохой?

ФАМАРЬ. Замечательный!

АВЕССАЛОМ (встревоженно). Да? И что же в нем?

ФАМАРЬ. Сон удивительный. Мы едем верхом, ты и я, а лошади из золота! Все из золота! Короны, епанчи… даже языки у нас золотые! И разносят они, как колокольный звон, одно слово. Много, много раз!

АВЕССАЛОМ. «Мир».

ФАМАРЬ. Да! Откуда ты знаешь?

АВЕССАЛОМ. Продолжай.

ФАМАРЬ. Ты не можешь этого знать!

АВЕССАЛОМ. А что Ионадав?

ФАМАРЬ. Он встречает нас на коленях у городских ворот, лицо его светится счастьем! В нем нет ничего от скользкого червя, которого мы знаем!

АВЕССАЛОМ. И мы ему киваем в ответ.

ФАМАРЬ. Да! Невероятно! Откуда тебе все это известно?!

АВЕССАЛОМ. Тебе и ему снился один сон.

ФАМАРЬ. Но это невозможно!

АВЕССАЛОМ. Он мне его пересказал. Все совпадает, до последней детали! Он видел этот сон три ночи подряд. Если ты мне не веришь, спроси у него завтра сама.

Они молча смотрят друг на друга. ИОНАДАВ застыл в изумлении.

ФАМАРЬ. Что все это значит?

АВЕССАЛОМ. Ответь мне на один вопрос. В то утро, когда ты пришла к моему дому, ты знала дорогу? (У нее вырывается вздох.) Или тебе кто-то подсказал? (Она отворачивается.) Фамарь, ответь мне. Это очень важно. (Пауза.) Фамарь! Почему ты молчишь?

ФАМАРЬ. Я не говорила, потому что… я боялась, что ты поднимешь меня на смех…

АВЕССАЛОМ. Продолжай.

ФАМАРЬ. В то утро… оказавшись на улице… я знала только одно: я должна найти твой дом. Я не знала, куда идти, просто шла и все. Меня словно кто-то вел. Так странно. Как будто кто-то тащил меня за руку. Но не грубо. А я только послушно переставляла ноги. Или даже не я. Ноги были как будто не мои. (Пауза.) А почему ты именно сейчас про это спросил?

АВЕССАЛОМ находится в каком-то оцепенении. На Ионадава ее рассказ тоже произвел сильное впечатление.

Авессалом? В чем дело? Это плохой знак?

АВЕССАЛОМ. Я… мне тоже надо кое-что тебе рассказать…

ФАМАРЬ (встревоженная не на шутку). Что-то не так? Я что-то не то сказала?

АВЕССАЛОМ. Поклянись, что сохранишь это в секрете.

ФАМАРЬ. Да… Разумеется.

АВЕССАЛОМ. Поклянись по-настоящему. (Она подносит пальцы ко лбу. Авессалом в сильнейшем волнении расхаживает по комнате. Наконец с трудом начинает говорить.) Раньше… до этого ужасного дня… я никогда не искал встреч с женщинами. А сейчас… когда я увидел тебя… растерзанную… во мне тоже как будто… Была печать, ее сломали… и я словно ждал этого. (Глядя ей в глаза.) Случилось невероятное… такого еще не было. Эта сила привела тебя ко мне, чтобы я тебе помог. А я ждал тебя, чтобы мне помогла ты.

ФАМАРЬ. Я не понимаю.

АВЕССАЛОМ. Фамарь, ты только не пугайся. Мне кажется, мы – избранные.

ФАМАРЬ. Избранные?

АВЕССАЛОМ. Я тоже вижу сны… один ужасный сон. В его спальне… он швыряет тебя на постель… а я ничего не могу сделать! Я кричу тебе «беги!», но ты не слышишь. Я кричу: «Иди ко мне. Войди в мой дом… хозяйкой!» И с этим криком просыпаюсь.

ФАМАРЬ. Я слышала, как ты кричал, но не разбирала слов. (Помедлив.) Ты можешь это повторить? Наяву?

АВЕССАЛОМ. Иди ко мне. Войди в мой дом хозяйкой.

ФАМАРЬ (делает шаг навстречу). Я пришла.

АВЕССАЛОМ. Я люблю тебя.

ФАМАРЬ. Я тоже. Я должна была прятать это так глубоко, чтобы никто, даже я сама, не докопался. Это судьба, я знаю. Нам это предначертано.

АВЕССАЛОМ. Любить?

ФАМАРЬ. И править! Вдвоем!

АВЕССАЛОМ. И даже больше! Да, да!

ФАМАРЬ. Что может быть больше?

АВЕССАЛОМ. Я не решаюсь сказать об этом вслух! Это выше человеческого разумения!

ФАМАРЬ. Авессалом…

АВЕССАЛОМ. Фамарь, любимая, да будет так!

Он жадно целует ее, она отвечает на его страсть. Музыка. Потрясенный ИОНАДАВ выходит из своего укрытия, в руке у него хитон Авессалома.

ИОНАДАВ (в сторону). Впервые в жизни, перед этой двоящейся, как в зеркале, красотой, я творил молитву. Из груди, хоть рот мой был закрыт, рвалась мольба: «Да будет так!» Я знаю, боги не снисходят до человека, но да будет так! Я знаю, двое любящих не смягчат жестокие нравы своей любовью, но да будет так! Дай мне это увидеть! Вдохни огонь в мою потухшую душу! Наполни мою жизнь смыслом! (Непосредственно зрителям.) Представляете? Я – я! – заклинаю Бога и этих лижущихся щенков: «Да будет так!» Орошаю слезами хитон, как будто это молитвенное покрывало! – А! (Двое оборачиваются на крик.) Простите, если можете. Я все слышал!

АВЕССАЛОМ. Так это правда? Мы избранные, как эти двое из легенды?

ИОНАДАВ. Человеку не понять Божий промысел. Но внутренний голос мне говорит: как Самуил что-то разглядел в вашем отце, так кто-то должен был разглядеть это в вас!

АВЕССАЛОМ. И этот «кто-то» – ты!

ИОНАДАВ. Я?

АВЕССАЛОМ. Ты наш добрый вестник.

ИОНАДАВ. Ты шутишь!

АВЕССАЛОМ. Шучу? Ты пришел, сам того не зная, чтобы открыть мне глаза, – как и она! Тебе снится один и тот же сон – как и ей! Тебя испытывают загадками о будущем Израиля – как и ее!

ИОНАДАВ. Я не могу быть вестником… Нет, это невозможно…

АВЕССАЛОМ. Почему?

ИОНАДАВ (вопль отчаяния). Потому что я – Ионадав! Я никто!

АВЕССАЛОМ. Если мы избранные, значит, и ты избранный.

Брат и сестра кланяются ему. Он, как в тумане, опускается перед ними на колени, соединяет их руки и прижимается к ним лицом.

Да, мы избранные, это ясно. Мы утвердим Царство Мира. Я ощущаю в себе… дар властвовать. Это чувство распирает меня. Я хочу кричать о нем с башенных стен!

ИОНАДАВ. Умоляю тебя, не делай этого.

АВЕССАЛОМ. Не делать?

ИОНАДАВ. При всей любви к тебе… народ может тебя не понять.

ФАМАРЬ. Он прав.

АВЕССАЛОМ. Что же делать? Дай мне совет.

ФАМАРЬ. Дай нам совет, Ионадав.

ИОНАДАВ. Обратиться к людям – это правильно, но не сейчас. Еще не время.

ФАМАРЬ. Когда же?

АВЕССАЛОМ. После смерти отца. (ИОНАДАВУ.) Да?

ФАМАРЬ. Мы должны его убить?

АВЕССАЛОМ. Зачем? Дни Давида сочтены. Когда мы въедем в Иерусалим, Давид падет! Боги сами пошлют ему смерть! Да, Ионадав? Боги расчистят нам путь?

ИОНАДАВ (уклончиво). Да… то есть не сразу…

АВЕССАЛОМ. Как он может устоять, если все знаки против! (Сестре.) Но сначала мы должны исполнить предначертанное. Сначала – наша любовь.

ФАМАРЬ. Нет.

АВЕССАЛОМ. Как – нет?

ФАМАРЬ. Сначала возмездие, потом любовь. Амнон должен умереть. От твоих рук.

АВЕССАЛОМ. Фамарь!

ФАМАРЬ. Престол – для справедливых. Народ должен увидеть твою силу.

АВЕССАЛОМ. Он и так видит. За это меня любят!

ФАМАРЬ. Пока они видят твою слабость. Даже слуги шепчутся за твоей спиной: «Когда он покажет себя настоящим мужчиной?»

АВЕССАЛОМ. Неправда!

ФАМАРЬ. Пока ты не свершишь правый суд, ты не будешь царем в глазах людей.

АВЕССАЛОМ. Я дал клятву, ты забыла?

ФАМАРЬ. И это день твоего бесславия.

АВЕССАЛОМ. Что?!

ФАМАРЬ. Да! Именно этого желал отец.

АВЕССАЛОМ. Фамарь…

ФАМАРЬ. Он связал тебя по рукам и ногам. Ты стал всеобщим посмешищем.

АВЕССАЛОМ. Довольно…

ФАМАРЬ. Его шутом!

АВЕССАЛОМ. Замолчи!

ФАМАРЬ. Скажи ему, Ионадав!

АВЕССАЛОМ (осторожно). Она права. Давида сменит тот, кто проявит волю.

ФАМАРЬ. Ты слышал?

АВЕССАЛОМ. Я дал клятву, что еще!

ФАМАРЬ. Я тоже дам клятву. (Подносит пальцы ко лбу.) Ты не познаешь меня, пока Амнон жив. Селá! (Пауза. Смягчаясь.) Одна жертва – это все, о чем я прошу.

АВЕССАЛОМ. По-твоему, я могу не сдержать обещания?

ФАМАРЬ. От царя не ждут обещаний. От царя ждут силы. Без сильного царя ничего не будет. Тем более мира. Скажи ему, Ионадав!

Напряженное молчание.

АВЕССАЛОМ (Ионадаву). Что я должен делать? Убить твоего друга, вы этого хотите? Скажи мне!

ФАМАРЬ. Иначе ничего не будет. Я свое слово сдержу, можешь не сомневаться.

АВЕССАЛОМ (раненое животное). И это – мир?! Это вы называете миром?! (В бессильной ярости убегает. Пауза.)

ФАМАРЬ. Ты должен убедить его.

ИОНАДАВ (вздрогнул). Я?

ФАМАРЬ. Мы видели один сон, теперь мы заодно.

ИОНАДАВ. В нашем сне не было крови.

ФАМАРЬ. Пока Амнон жив, нам не на что надеяться. Он придет к власти и уничтожит нас, «избранных». Тебя тоже.

ИОНАДАВ. Почему ты так…

ФАМАРЬ (обрывает его). Он тебе не простит, что ты присягнул его брату. Мы заговорщики, и будем уничтожены. (Пауза.) Одна жертва, которая все изменит. Миром будет править любовь. Ты сделаешься главным советником. (Нащупала слабое место.) Ты станешь его Самуилом… ты посадишь его на трон… об этом ты мог только мечтать.

ИОНАДАВ. Как ты переменилась.

ФАМАРЬ. Разве?

ИОНАДАВ. Не прошло и двух недель. Ты для меня загадка.

ФАМАРЬ. Еще одна клятва. Если ты сумеешь его уговорить, ты станешь для меня как брат. (Тронув лоб, она касается его губ кончиками пальцев.) Слово принцессы.

ИОНАДАВ (зрителям). Голова у меня закружилась! В этот миг я был готов на все! В один день, милые мои, Ионадав стал пророком Самуилом, который помазывает на царство! Не такой уж странный взлет для того, кто всегда жаждал обратить на себя внимание. Все, что нужно, это вкус к актерству и легкая вибрация (показал на голосовые связки) вот здесь.

Сцена девятая

Входит АВЕССАЛОМ в сопровождении ОХРАНЫ.

ИОНАДАВ (простирая руки). Я говорю тебе: «Все на земле начинается с крови! Жизнь человека и жизнь твари. Даже мир замешан на крови! Щадя Амнона, ты отвергаешь священное право на возмездие. На тебя смотрит Израиль. На тебя смотрю я, его друг. Человек жаждет справедливости. Благословен тот, кто утолит эту жажду! (Телохранители одобрительно стучат посохами.) Последняя казнь. Последний убитый во имя грядущего Царства Мира. Вонзи свой карающий меч – и навсегда вложи его в ножны!

ФАМАРЬ аплодирует. Вдруг все застыли.

(Зрителям.) Эффектно, да? Последний удар, и наступит рай земной. Последняя пуля… последняя бомба… последняя жертва…

ФАМАРЬ. Слушай его, Авессалом! Он знает, что говорит!

АВЕССАЛОМ. Я слышу! Слышу!

ФАМАРЬ. Вот он, выход!

АВЕССАЛОМ. Какой выход? Отец окружил его дом тройным кольцом охраны. Ты предлагаешь мне устроить резню? В священном городе?

ИОНАДАВ. Так сделай это за его стенами.

АВЕССАЛОМ. Легко сказать! Он давно уже не выходит из дома.

ИОНАДАВ. Пойди к царю и проси о помиловании. А в доказательство своей искренности пригласи его к себе в Ваал-Гацор, на праздник стрижения овец.

АВЕССАЛОМ. Он, как всегда, откажется!

ИОНАДАВ. А ты скажешь: по крайней мере пусть навестят меня мои братья. Я давно хочу помириться с Амноном.

АВЕССАЛОМ. Он мне не поверит.

ИОНАДАВ. Он мечтает положить конец этой истории. Он будет только рад.

АВЕССАЛОМ. Никогда.

ИОНАДАВ. Послушай меня. Уж я-то знаю.

АВЕССАЛОМ. Но ведь это ложь! Вот так, открыто, обмануть его!

ИОНАДАВ. Твой отец говаривал: «Ради правого дела и обмануть не грех».

ФАМАРЬ. Верно. Я сама слышала.

ИОНАДАВ. Одному Богу известно, как далеко завела его эта философия… Авессалом, все будет хорошо. Он молится о спасении своего Бычка. Он пойдет тебе навстречу.

АВЕССАЛОМ (после раздумья; охране, решительно). Мы идем в суд! (В ответ радостно застучали посохи.)

ФАМАРЬ. Нет! Ты пойдешь один. Покажи отцу, что твоя охрана – это закон Израиля.

ИОНАДАВ. Она права. Охрана может испугать его.

ФАМАРЬ (подходит к брату, ласково). Ты только добейся разрешения, остальное предоставь Ионадаву… и мне. (Целует его в губы, он жадно отвечает. Охрана в оторопи.)

ИОНАДАВ (шепотом). Вы забываетесь.

ФАМАРЬ (отстранилась). Могу я тебя о чем-то попросить?

АВЕССАЛОМ. Все, что угодно!

ФАМАРЬ. Когда все будет позади, отрекись от этих людей. Пусть народ видит, что ты пришел с миром. (Охрана замерла в тревожном ожидании ответа.)

АВЕССАЛОМ (ИОНАДАВУ). А ты что скажешь?

ИОНАДАВ. Это был бы красноречивый жест.

ФАМАРЬ. Пусть охраняют меня. Не расставаться же с такими молодцами!

АВЕССАЛОМ. Да ты, я вижу, умна не по годам.

ИОНАДАВ. Боль – самое действенное средство от глупости, мой принц.

АВЕССАЛОМ. Я чувствую, с тобой мы быстро станем мудрецами. (Охране.) После смерти Амнона вы переходите в распоряжение принцессы. Вы будете ее личной охраной. (Общий ропот.) Молчать! Вы получите голову Амнона, чего вам еще? (Яростно застучали посохи.) Бунтовать? За собственные головы не страшно? Поклянитесь, что будете служить принцессе верой и правдой. (Охрана колеблется.) Я жду! (Следует ритуальный жест.) Ну, то-то. Бог покарает того, кто нарушит клятву! (Сестра берет его руки в свои.) Все. Больше я не буду гневаться. Израиль увидит нового, доброго царя.

ФАМАРЬ. Так!

АВЕССАЛОМ (охране). Берегите ее как зеницу ока. Куда она, туда и вы.

Телохранители с видимой неохотой уходят за Фамарью. Уплывает вверх башня. Перемена света. Ионадав отходит в сторону. АВЕССАЛОМ один.

Сцена десятая

Дворец. Музыка. АВЕССАЛОМ лежит, распростертый, на полу.

ИОНАДАВ (зрителям). Полдня Авессалом пролежал под дверью отцовской спальни. По его лицу бежали слезы. Не могли удержаться от слез и свидетели этого зрелища.

Появляется ДАВИД. Он протягивает руку к сыну.

И возликовал Давид, увидев раскаявшегося грешника.

ДАВИД. Знак! Вот знак, которого я так долго ждал! Господи, Ты указал мне путь! (АВЕССАЛОМУ.) О милосердии ли ты пришел просить, заблудшая душа?

АВЕССАЛОМ. Да, возлюбленный отец.

ДАВИД. Быть посему! Человек жив не только справедливостью, что так больно ранит, но и милосердием, врачующим наши раны. Встань, сын мой. (Кричит.) Эй, мальчики! (Он помогает сыну подняться и прижимает его к груди.) Авессалом, возлюбленный сын мой!

Входят братья – АДОНИЯ, ЕЛИСАМ, НАФАН и СОВАВ.

Скажи своим братьям, что Амнон прощен! Его преступление очищено любовью. Вы все отправитесь к нему на праздник. И Амнон тоже. Будьте с ним поласковее. Бог устами младшего брата отпустил ему великий грех. (АВЕССАЛОМУ.) Тебя всегда отличало доброе сердце. Кто, как не ты, должен был заговорить о милосердии! Прими их у себя в Ваал-Гацоре. Накорми их, напои. А после приведи ко мне моего Бычка, чтобы я тоже его простил. – Идите с Богом! Благословляю всех, и первым – наше солнышко, Авессалома!

Все принимают благословение и уходят в одну сторону, а Давид, вне себя от счастья, в другую.

Сцена одиннадцатая

На внешний круг нетвердой походкой ступает АМНОН.

ИОНАДАВ. Ты бы видел, каким счастьем светилось лицо Давида!

АМНОН (мрачно). Без меня.

ИОНАДАВ. То есть как?!

АМНОН. Не верю.

ИОНАДАВ. Но это чистая правда!

АМНОН. Здесь что-то не так. Носом чую подвох.

ИОНАДАВ (едва сдерживаясь). Дело твое. Сиди здесь до самой смерти, мне-то что!

АМНОН (колеблется). Он меня простил? Без всяких оговорок?

ИОНАДАВ. А я тебе о чем!

АМНОН. Отчего же он не пришел сам? Как брат к брату?

ИОНАДАВ. Потому что я вызвался! Ты просил замолвить за тебя словечко, я замолвил. И вот решил сам тебя обрадовать… это такое преступление?

АМНОН (пристально на него смотрит). Ты лучший друг со дня сотворения мира.

ИОНАДАВ. Ты ошибаешься. «Сотворил Бог мужчину и женщину». Про друзей там ничего не сказано.

АМНОН. Когда я стану царем, я осыплю тебя благодеяниями. Увидимся в Ваал-Гацоре?

ИОНАДАВ. Нет.

АМНОН. Почему?

ИОНАДАВ. Приглашены принцы крови. Я там буду не ко двору.

АМНОН. Ах, Йонни, Йонни… ты всегда ко двору. (Идет к выходу.)

ИОНАДАВ. Знаешь…

АМНОН. Да?

ИОНАДАВ. В ту ночь, когда ты был с Фамарью… я наблюдал за вами.

АМНОН (после паузы). Большое дело!

ИОНАДАВ. Я, в сущности, ничего не видел. Ты опустил полог.

АМНОН неопределенно хмыкает.

Зачем ты это сделал?

АМНОН. Вроде как храм… Маленький храм. (Уходит на нетвердых ногах.)

ИОНАДАВ (зрителям). Что мне вам сказать? Когда я только мечтал о вере, я его предал… не без усилия над собой. Сейчас, когда я, кажется, поверил, сделать это оказалось еще проще. (Пауза.) Так принц Амнон отправился на праздник к брату своему в Ваал-Гацор.

Сцена двенадцатая

Ваал-Гацор. Тихие музыкальные переборы. На внутреннем круге СЛУГИ раскатывают роскошный ковер с изображением звезды Давида. На него ступает АМНОН, а ему навстречу АВЕССАЛОМ в золотом хитоне. Они заключают друг друга в объятья. АМНОН обнимает и других БРАТЬЕВ. Все садятся, слуги разливают вино. АМНОН с Авессаломом произносят молитву: «Хвала Царю Небесному, который дает нам вино для веселья!» Выпивают под одобрительный топот слуг. Оргиастическая музыка. Слуги уходят, а эти двое самозабвенно танцуют. Вдруг мелодия обрывается. Появляется ФАМАРЬ в золотом хитоне. Рядом ТЕЛОХРАНИТЕЛИ – на их посохах появились острые железные наконечники. Бессловесные братья в ужасе бегут. Заговорили тамтамы. АМНОН дико озирается. По молчаливому приказу Фамари охрана бросается на него с копьями наперевес. Пометавшись по сцене, АМНОН залезает под ковер. Здесь его и настигают безжалостные копья. В центре звезды Давида проступает кровавое пятно. АВЕССАЛОМ и ФАМАРЬ обнимаются на радостях.

Внутренний круг погружается в темноту. Ковер уносят. В зале звучат крики: «Убиты! Зарезаны! Измена!» На внешнем круге, в луче света, ИОНАДАВ. Мимо бегут запыхавшиеся ВЕСТНИКИ. Крики смолкают.

ИОНАДАВ (зрителям). Страшный слух полетел из Ваал-Гацора в Иерусалим: не только Амнон – все сыновья Давида перебиты! Адония, Елисам, Нафан, Совав… и самый младший, Соломон! Весь город содрогнулся. И слух этот достиг ушей старого царя…

Сцена тринадцатая

На внутреннем круге в позе отчаяния застыл ДАВИД. Его СЛУГИ, стоя на коленях, раскачиваются, как маятники, причитая по покойникам. К ним присоединяются ВЕСТНИКИ. Этот многоголосый хор усиливают все нарастающие стенания, звучащие в зале.

ИОНАДАВ (пытаясь перекричать хор). Царь! Не слушай их! Неправда это!

Его не слышат. ДАВИД тоже опускается на колени и ритуально разрывает на себе одежды. ИОНАДАВ, подойдя, берет его за плечи, кричит прямо в лицо. Эта неслыханная дерзость заставляет хор умолкнуть. Слуги шипят, как гуси. ИОНАДАВ говорит уже спокойно.

Пусть господин мой царь не тревожится. Живы твои сыновья. Я это знаю наверное.

ДАВИД. Что ты сказал?

ИОНАДАВ. Твои сыновья живы. Все, кроме одного.

ДАВИД. Живы? (Повисает у него на шее.) Говори… говори… говори!

ИОНАДАВ (зрителям). Оцените картину: царь Израиля беспомощно висит у меня на шее, а царевы слуги жадно ловят каждое мое слово.

ДАВИД. Что же ты замолчал?

ИОНАДАВ. Господин мой царь, здесь много посторонних ушей.

ДАВИД. Все прочь! Прочь, кому я сказал! (Все уходят. В глазах царя надежда.)

ИОНАДАВ. Твои сыновья живы. Все, кроме Амнона. Авессалом поклялся убить его в тот день, когда тот обесчестил его сестру. Так он и сделал. А все другие живы. Ты их скоро увидишь. Вот, я клянусь.

ДАВИД (отстраняясь, ледяным тоном). Дальше?

ИОНАДАВ. Что, мой господин?

ДАВИД. Откуда тебе это известно? (Пауза.) Ты знал, что готовится убийство? А может, это твоих рук дело?

ИОНАДАВ. Мой господин!

ДАВИД. Ну да. Как я раньше-то не догадался! Я ведь давно чувствую на себе этот взгляд. Ты, кто ж еще. Рано или поздно, ты должен был воткнуть мне нож в спину.

ИОНАДАВ (струхнул). Мой господин, я к нему не прикоснулся! Клянусь Богом! Мои руки чисты!

ДАВИД. А помыслы? Ты ведь живешь по принципу: «все делаю чужими руками»?

ИОНАДАВ отворачивается.

У тебя, Ионадав, есть дети?

ИОНАДАВ. Сам знаешь, что нет.

ДАВИД. Поэтому можно отнять моих? Ты отнял моего первенца, которого Господь послал мне в знак своей особой милости. Кого еще? Кого еще ты у меня отнял? Фамарь? Уж не ты ли виновник ее бесчестья?

ИОНАДАВ. Не я.

ДАВИД. Ты. Теперь я вижу.

ИОНАДАВ. Нет!

ДАВИД. Я прочел это в твоих глазах. Какую смерть ты заслужил? Скажи сам.

ИОНАДАВ (с неожиданным вызовом). За что? За совершенное тобой преступление? Да, да! Не смотри на меня так! Это ты виноват! Не я!

ДАВИД. Что ты этим хочешь сказать?

ИОНАДАВ. Кто послал свою дочь к Амнону? Кто отправил сыновей в Ваал-Гацор? (Благочестивым тоном.) «Отправляйтесь, дети мои! Благословляю всех!» Кто, я это сказал? Великий Давид! Великий слепец Давид. (Царь молчит.) Да! Твою семью погубил я, Ионадав. Но где были твои глаза? Твой всевидящий, всепроницающий взгляд? (Молчание.) Бесчестие Фамари, убийство Амнона – все это моих рук дело, но разве ты меня остановил? Разве твой Бог меня остановил? Тебя Он поразил слепотой, а мне развязал руки! Теперь ты понял?

Потрясенный ДАВИД тихо оседает на землю. ИОНАДАВ выкрикивает с горечью и болью.

Царь Давид, щит Израиля! Какой ты, к черту, щит, если не способен защитить даже собственных детей!.. А сколько спеси! Сколько амбиций! Все это можно было бы стерпеть, будь ты взаправду помазанником Божьим. Тем, кто стоит между нами и Им. Кто ходатайствует перед Ним за нас, грешных. Но ты ничем не отличаешься от любого из нас! (Чуть не плача.) Почему ты меня не остановил? Не поразил на месте? Не доказал мне, что Он есть!

После паузы Давид зашевелился. Отвергнув помощь Ионадава, он сам встает.

ДАВИД. Проклинаю тебя. Не положит Господь предела страданиям твоим, и пребудешь ты на земле тем, чем был, – вечным Соглядатаем. Будешь видеть и не чувствовать, ходить среди живых и не согреваться их теплом. Как будто отделенный от всех прозрачным занавесом. И пусть моя дочь, которую ты заставил испить чашу горечи, сделает твою жизнь горше, чем смерть! (Направляется к выходу.)

ИОНАДАВ (с издевкой). Гром и молния! Я превратился в горстку пепла! Великий Давид сказал, и Ионадав, пылинка, исчез с лица земли! А какой смерти, скажи, ты пожелаешь себе, беспомощному слепому правителю?

ДАВИД уходит, провожаемый хохотом.

(Зрителям.) Старичок-то, а? Главное, красиво уйти! Ему бы в театре работать. Я стоял, словно пьяный. Я «сделал» его, как мальчишку! Вы сами все видели. Я не лгу. Призраки не лгут, милые мои. Я «сделал» самого царя Давида! Нет страха. Я не червь пресмыкающийся! Я поднялся! Скоро взойдет ярчайшая звезда Израиля. Царь любви и милосердия. Больше, чем царь! Руки, сжимавшие камни, радостно поднимут оливковые ветви. Вот, бог и богиня! Ионадав, что ты делаешь в этом мрачном дворце? Встречай новую зарю! Для тебя нет ничего невозможного! (Радостно ступает на внешний круг. Перемена света.) Я шел по улицам, с лица не сходила улыбка. Я вышел за городские ворота. Дорога из Ваал-Гацора была, как перст Божий. Все указывало на близкую цель. И кто вас вел по этой дороге? Кто низлагал одних и возвышал других? Ваш покорный слуга, готовый ко второму рождению! Последний знак: жених и невеста, золотой блеск, и слово «мир», летящее над пустыней! Из семени, брошенного в грязный навоз, вырос цветок невиданной красы! (Опускается на колени.)

За его спиной, двигаясь по внутреннему кругу, медленно приближается процессия – траурный портшез несут ТЕЛОХРАНИТЕЛИ.

Вот, кажется, и все. Кому ты хотел поклониться? Золотому тельцу, созданному твоим воображением? Жизнь еще гаже, чем ты думал, и не тебе ее изменить! Вот и лежи в дорожной пыли… плохие вести не заставят себя долго ждать.

Сцена четырнадцатая

Портшез ставят на землю. Раздвигаются занавески, и мы видим ФАМАРЬ.

ИОНАДАВ (встревоженно). А где он?

По знаку Фамари охрана помогает ей сойти на землю.

Где Авессалом?

ФАМАРЬ. Бежал.

ИОНАДАВ. Как? Куда?

ФАМАРЬ. После того как с Амноном было покончено, он пришел ко мне.

ИОНАДАВ. Да? И что?

Входит забрызганный кровью АВЕССАЛОМ с улыбкой на губах. Вновь встречаются прошлое и настоящее.

АВЕССАЛОМ. Я пришел, любовь моя! Моя сестра и возлюбленная! Моя царица!

Она выставляет перед собой руку. Превратно истолковав этот жест, он набрасывается на нее с бурными ласками. Она стоит как изваяние. Сбитый с толку, он выпускает ее из объятий.

В чем дело?

ФАМАРЬ (спокойно). Все кончено.

АВЕССАЛОМ. Ты хочешь сказать…

ФАМАРЬ. Между нами. Все кончено.

АВЕССАЛОМ. То есть как это?

ФАМАРЬ. Ты нарушил заповедь, ты убил человека. Отныне ты проклят.

АВЕССАЛОМ. Что?..

ФАМАРЬ. Беги в пустыню, пока не поздно.

АВЕССАЛОМ. Я нарушил заповедь из-за тебя!

ФАМАРЬ. Это ничего не меняет.

АВЕССАЛОМ. Ради тебя!

ФАМАРЬ. И стал преступником.

АВЕССАЛОМ. Ничего не понимаю…

ФАМАРЬ. У тебя есть выбор. Жизнь в изгнании или смерть, здесь и сейчас.

АВЕССАЛОМ (не веря своим ушам). Здесь и сейчас…

ФАМАРЬ. Ты взял клятву с моей охраны, что они выполнят любой мой приказ.

АВЕССАЛОМ (с нежностью). Я понял. Пролитая кровь не дает тебе покоя. Боль в сердце помутила твой разум. Я излечу тебя, Фамарь!

ФАМАРЬ. Ты сказал «боль»? В моем сердце – боль? (Хохочет.) Я не ослышалась?

АВЕССАЛОМ (срывается). В чем дело?! Я сделал то, о чем ты просила! Что нам мешает осуществить наш план?!

ФАМАРЬ. План?

АВЕССАЛОМ. Как подсказывают «знаки».

ФАМАРЬ. Какие знаки?

АВЕССАЛОМ. Сестра, не играй со мной! Твой сон. Твой путь ко мне, вслепую, через весь город. На свет любви!

ФАМАРЬ. Башни.

АВЕССАЛОМ. Что?

ФАМАРЬ. Над твоим домом, Авессалом, есть башня. Освещенная башня.

Входит МИЛХА.

МИЛХА. Видишь, госпожа? Самая высокая башня в Иерусалиме!

ФАМАРЬ. Моя служанка показала мне ее из портшеза.

МИЛХА. Это дом Авессалома. Красивый?

ФАМАРЬ (с улыбкой). Под стать хозяину.

МИЛХА. Это точно! Другой такой башни не сыскать.

ФАМАРЬ (брату, язвительно). Найти единственный дом с башней – вот где мистика! Особенно для тех, кто готов поверить в любую глупость.

АВЕССАЛОМ (осенило). Ты слышала! Ты слышала мой разговор с Ионадавом!

ФАМАРЬ. Разумеется.

ИОНАДАВ вскрикивает. Она смотрит на него с презрением.

Искусство подслушивания и подсматривания. Я оказалась хорошей ученицей?

АВЕССАЛОМ (цепляясь за соломинку). А его сон? Он ведь тебе тоже приснился?

ФАМАРЬ (жестко). Мне давно не снятся сны.

ИОНАДАВ тихо стонет, зажав рот ладонью. Милха выходит.

Неужели ты это серьезно? Мы с тобой – БОГИ? Да ведь это ересь. Бог един! (Помолчала.) С каким отвращением я это выслушивала. Улыбалась. Целовала тебя в губы.

АВЕССАЛОМ. Замолчи!

ФАМАРЬ. Лишь бы ты ничего не заподозрил. Господь меня простит – я исполняла Его волю.

АВЕССАЛОМ. Его волю!!! Что ты говоришь?

ФАМАРЬ. Я должна была сделать то, на что другим не хватило духу. Отцу. Тебе. Твоим братьям.

АВЕССАЛОМ. Уничтожить Амнона.

ФАМАРЬ. Да.

АВЕССАЛОМ. Используя меня.

ФАМАРЬ. Да.

ИОНАДАВ (срывается). А меня?! Как она меня использовала!!

ФАМАРЬ (брезгливо). Всех. Всех и каждого.

АВЕССАЛОМ. Фамарь… Фамарь…

ФАМАРЬ (гневно). Ты завернул меня в свой хитон, и какие были твои первые слова? «Да свершится правый суд!» Прошла неделя, другая… ты бездействовал. И тогда я услышала глас Господень: «Не должен Мой народ ходить кривыми путями. Ты, Фамарь, исполнишь Мою волю. Ты будешь Моим мечом!»

ИОНАДАВ стонет, как от зубной боли.

Его слова были, как удары колокола: «Очисть от скверны Мой народ!»

ИОНАДАВ (бормочет). Да… конечно… дочь своего отца… А я-то, болван!.. и этот тоже, влюбленный дурень… Ах, как же он тебя любил!

ФАМАРЬ. Не больше, чем я его.

ИОНАДАВ. Ты?! Ты – любила?!

ФАМАРЬ. Я боготворила землю, по которой он ступал!!! (Все молча ждут продолжения, вынуждая ее на мучительное признание.) Ты хочешь услышать, какую я заплатила за это цену? Не было ночи, чтобы я не рыдала, умоляя Всевышнего: «Не я! Поручи это другому!» Он был неумолим, но Он мне помог. Он превратил мое сердце в камень. Он открыл мне глаза. Я увидела: разницы нет. Что тот брат, что этот. Бычок, Красавчик – никакой разницы. (Делает заход вокруг Авессалома.) Все эти годы я не могла нарадоваться им. Его любовь ко мне была чиста, как лик ангела. А потом он увидел меня растерзанную, и все изменилось. Я это прочла в его глазах. В них была похоть. (АВЕССАЛОМУ.) Ты учуял кровь и возжелал меня. В этот миг твое лицо ничем не отличалось от его. Красавчик превратился в Бычка. Да, передо мной снова стоял бык!

АВЕССАЛОМ отводит взгляд.

Беги. Я не хочу быть твоим убийцей, но рука моя не дрогнет. Беги, Авессалом. Прошу тебя. (Он стоит, как пригвожденный. Охране.) Копья наперевес! (Команду неохотно выполняют.) Ниже! Я сказала «ниже»! (Охрана колеблется.) Вам напомнить? «Бог покарает того, кто нарушит клятву!» Вы не боитесь Бога?

Копья нацеливаются на жертву.

(Авессалому.) Ну? (Кажется, он все еще не верит в происходящее.) Беги!!! (И он бежит, а она в отчаянии простирает руки ему вслед.)

ИОНАДАВ. Ты не женщина. Ты чудовище.

ФАМАРЬ (охране). Я хочу видеть тело Амнона. (Она хлопает в ладоши, телохранители бросаются выполнять ее приказ.)

ИОНАДАВ. У него не злое сердце. Он был нашей последней надеждой.

ФАМАРЬ. Человек – это безнадежно. Я знаю его лучше, Ионадав. По большому счету у него была одна страсть – царский трон.

ИОНАДАВ. Это не так!

ФАМАРЬ. Вначале он требовал смерти Амнона. Не из-за меня, нет. Одним соперником меньше.

ИОНАДАВ. Я тебе не верю!

ФАМАРЬ. Ты вспомни, как блестели его глаза! «Дни Давида сочтены. Когда мы въедем в Иерусалим, Давид падет! Боги сами пошлют ему смерть!» Причем тут я? Ну, познал бы он меня, – что дальше? Он бы дал Израилю мир, как он мне дал свой хитон? Его безумной любви хватило бы на месяц. А то и на одну ночь – как у Амнона. Потом тоже выгнал бы на улицу… шлюху, которой попользовались оба брата! (Буднично.) В то утро башня была моим ориентиром, но вела меня рука Господня. Вела, чтобы очистить от скверны народ Израиля. И я очистила!

По внешнему кругу ТЕЛОХРАНИТЕЛИ несут АМНОНА, окровавленный голый труп, положенный на посохи, как на носилки. Тело опускают на землю. ИОНАДАВ отворачивается.

Что ж ты не смотришь? Весь город сбежался: лихач на ишаке! Сидит задом наперед, да еще норовит ишаку в зад заглянуть! «Смотрите! – говорила я им. – Вот что сделала с Амноном, сыном царя, Фамарь, дочь Справедливости! Как он меня растерзал, так его растерзали. Вот, его зубы отбивают чечетку о задние копыта ишака. Вы можете не помнить, как вас зовут, но этот день вы уже не забудете. Правый суд вернулся на землю обетованную. Я, Фамарь, пришла судить народ Израиля!» (Охране.) Идите и скажите: пусть встречают меня с гуслями и тимпанами. Я сложу для них новую песню, достойную Создателя. Я возвращаю Ему народ, очищенный от скверны. Идите! Идите! Идите!

Выхватив копье у одного из телохранителей, она делает угрожающие выпады, и охрана в панике бежит, бросив носилки с покойником. ФАМАРЬ издает победный вопль, ноги выделывают немыслимые па. Это танец воительницы, опьяненной властью. ИОНАДАВ взирает на это безумие с благоговейным ужасом. Вот она отшвырнула копье и рухнула в изнеможении. Входит МИЛХА с седым париком и бубном, который она протягивает своей госпоже.

ИОНАДАВ. Ударь в бубен. Собери своих любовников – слова заточенные. Положи их на тетиву – лад огненный. Вспомни Мириам! Вспомни Дебору! «Пророчица Фамарь взяла бубен и пела перед женами Израиля!»

ФАМАРЬ (повторяет, как эхо). «…и пела перед женами Израиля…»

ИОНАДАВ. Дальше!

ФАМАРЬ. «Повержен Амнон! Мертвым ртом глотал он дорожную пыль».

ИОНАДАВ. Так!

ФАМАРЬ. «Даже камни отторгали холодное тело».

ИОНАДАВ. Ты нашла верный тон! Дальше! Дальше!

ФАМАРЬ. «Трусил ишак с ненавистной поклажей… сестра танцевала, ударяя в бубен…»

ИОНАДАВ. Завтра это будет распевать весь город!

ФАМАРЬ (ударяя в бубен, «стареющим» голосом). «Трусил ишак с ненавистной поклажей! Сестра танцевала, ударяя в бубен!»

ИОНАДАВ. С каждым повтором – все чище легенда! Все ярче ореол!

МИЛХА надевает седой парик на свою госпожу.

ФАМАРЬ (старея). «Трусил ишак с ненавистной поклажей! Сестра танцевала, ударяя в бубен!» (Она бормочет все тише и тише, раскачиваясь взад-вперед.)

Входят ЖЕНЩИНЫ и садятся в кружок вокруг нее.

ИОНАДАВ (зрителям). Богиня! Хотя и самозванка. Из самых дальних мест приходили женщины, чтобы подержаться за край ее одежды. Не покидая дворца, в окружении восторженных паломников, со временем она поняла: в настоящей боли заключен великий смысл. Я же, для кого мир съежился до Богом забытого, захолустного имения, не видел смысла ни в чем! Один миг надежды – и потом мрак, навсегда. Оскорбления, разочарования, иллюзии были мне неведомы. Я был свободен. (Горько.) Абсолютно свободен.

ФАМАРЬ (голосом старой пророчицы). «Трусил ишак с ненавистной поклажей… Сестра танцевала, ударяя в бубен…» Селá!

Тихая музыка. Опускается труп АВЕССАЛОМА.

ИОНАДАВ (зрителям). Авессалом все пытался сколотить войско против царя, но терпел одно поражение за другим. Однажды, спасаясь на муле, он запутался волосами в ветвях дуба и повис между небом и землей. Так и висел, пока не подоспели преследователи. И принял он смерть от подлой стрелы.

Появляется ДАВИД, чье лицо закрыто молитвенным покрывалом. Женщины уходят.

О старшем сыне не плакал царь так, как плакал об Авессаломе. Сердце его разрывалось от боли и тоски.

ДАВИД воздевает руки к небу.

Я видел все несчастья, посланные на «дом Давидов»… и ничего не видел. Между ними и мной всегда был этот занавес.

ДАВИД. Сын мой, сын мой!

ИОНАДАВ. Вечное проклятье – видеть и не чувствовать – висело надо мной! Движения души, как и голос плоти, оставляли меня одинаково равнодушным. Я был прилежным наблюдателем человеческих страстей, но их сокровенный смысл оставался мне недоступен. Так, может, все же есть Бог, если Его верховный жрец наделен такой властью?

ДАВИД. Авессалом! сын мой, сын мой, Авессалом! Зачем я не умер вместо тебя?!

Все застыли.

ИОНАДАВ. Ты отмщен, Давид! Ты и твой Господь. И твоя безумная дочь, которая счастью матери предпочла торжество убийцы. Как я ее презирал! Как я ей завидовал! Ненавижу всех, от кого попахивает верой, а руки по локоть в крови. Религиозных фанатиков всех рангов и мастей. Но еще больше ненавижу себя и всех нас, бездушных, пустых… живых мертвецов, на которых «проклятье Давида»!

Свет начинает меркнуть. Входят СЛУГИ ПРОСЦЕНИУМА.

Что же это, спрашивается, за выбор? Между жаром фанатика и холодом скептика! Между верой крестоносца и безверием киллера! Кто предложил нам этот самоубийственный выбор? (Пауза.) Ионадав, человек без привязанностей, прикован цепью к Дереву Жизни. Кто ее разрубит? (Медленно уходит в сопровождении почетного эскорта, и сцена окончательно погружается в темноту.)

ЗАНАВЕc

Питер Шеффер